Эмма измучилась. Ее переполняли противоречивые чувства: хотелось наброситься хоть на что-нибудь с кулаками, разбить, услышать звон осколков — то были редкие и неприятные для нее эмоции.

Она сердилась на Уэйна, который вначале покинул ее, а потом погиб, вынудив заниматься всем этим; на себя — за то, что были задеты ее чувства; и, что совсем уж нелогично, на Харлана Маккларена, который открыл ей глаза на правду.

«Я говорю только о том, что видел. Может быть, вы были бы счастливее, не зная этого». Так вот в чем загвоздка! Она была бы счастливее, не зная этого, — отсюда ее неверие в правдивость услышанного и нежелание признавать такую правду.

— Катись ты ко всем чертям, Уэйн! — прошептала Эмма. Потом сказала это громче, еще громче, пока слова не превратились в вопль.

А потом она сделала то, что хотела, — подняла один из грязных стаканов и бросила. Стакан ударился о стену, потом об пол и отскочил, не разбившись. Она подняла другой стакан и швырнула его с большим усилием в сторону основания мачты, которая проходила через каюту. На этот раз стакан разбился вдребезги, и звук немного успокоил ее взвинченные нервы. Но этого было недостаточно, поэтому Эмма швырнула следующий стакан, потом другой, как вдруг услышала тихий голос рассудка, убеждавший, что она хватила через край, и остановилась.

Люк был открыт, и Эмма испугалась, заметив, что кто-то заглядывает внутрь.

— Какие-то проблемы?

Харлан Маккларен прибежал ей на помощь второй раз за день! Она почувствовала, как вспыхнули щеки.

— Разве мы уже не играли эту сцену однажды? — пробормотала она, пытаясь скрыть смущение из-за того, что ее застали в таком раздражении.

— Играли, но без дополнительных звуковых эффектов, — произнес Харлан. — Например, без звука бьющихся стаканов.

— А, — промолвила Эмма, взмахивая рукой в надежде придать своим словам оттенок скептицизма, я полагала, что для пущей убедительности нужно добавить кое-чего.

Эмме показалось, что уголок рта Харлана дернулся. На этот раз он уселся на верхнюю ступеньку. Было ли это предусмотрительностью — подальше от летящих стаканов — или он устал, как уже признался, Эмма не была уверена. Заметив, как Харлан смотрит на кучку битого стекла у основания мачты, она быстро заговорила:

— Я все еще не могу привыкнуть к тому, что Уэйн оставил мне парусник, зная, что я не люблю все, что связано с морем.

— Так я вам и поверил, — отозвался Харлан и пояснил: — Трудно поверить в это тому, кто вырос на воде.

— Вы выросли на корабле? — заинтересованно спросила Эмма.

— Я вырос не на одном корабле, а на нескольких. И с семи лет долго не задерживаюсь на суше — это меня раздражает.

— Должно быть, это необычная жизнь. А как вы ходили в школу?

— Я не ходил.

Эмма глядела на него в изумлении.

— Во всяком случае, не ходил в общепринятом смысле, — поправился он. — Мы никогда не задерживались в одном порту подолгу.

— Имеете в виду, что все время плавали? — спросила она. Он что, на самом деле был морским бродягой?

Харлан кивнул.

— Это было лучшее образование, которое может получить ребенок. Мне приходилось быстро привыкать к местным обычаям, ладить с людьми и еще изучать языки.

Она уставилась на него, не скрывая своего изумления.

— Языки? На скольких же вы говорите?

Харлан пожал плечами, что делал часто, как она заметила.

— Я свободно говорю на четырех или пяти, могу объясняться еще на нескольких и в состоянии выяснить, где найти ванную комнату или пищу, еще приблизительно на двенадцати. Все, что необходимо.

Помимо своей воли Эмма улыбнулась.

— А другие предметы? Чтение, математика, естественные науки?

На какое-то время Харлан замолк, и Эмма призадумалась, умеет ли он читать. На «Морском ястребе» она заметила много книг, которые, впрочем, могли принадлежать и владельцу корабля…

— Мой отец учил меня всему, что нужно.

Теперь Эмма поняла — Харлан был морским бродягой поневоле. Она вспомнила блеск начищенных деталей из хрома и латуни на яхте, где он жил, чистые палубы — не то что обшарпанный вид «Прелестницы». Может быть, он работал здесь за стол и жилье? Хотя, если подумать, «Морской ястреб» — слишком дорогое судно, чтобы его хозяин расплачивался со своими работниками таким образом.

— А вы ходили в колледж, как я полагаю? — спросил он тоном, который заставил ее волноваться еще больше.

— Да, — сказала Эмма, по привычке собираясь назвать колледж, так как следующий вопрос всегда был именно об этом. Но упоминать Стэнфорд именно сейчас было бы показухой, и она промолчала.

— Имеете степень магистра?

— Еще нет, — произнесла Эмма. — Я готовила работу, чтобы получить степень магистра делового администрирования, когда кое-что произошло в моей жизни.

— Не говорите мне, что вы бросили колледж из-за какого-то парня и вышли замуж.

Она фыркнула.

— Я никогда не связала бы свою жизнь с мужчиной, желающим, чтобы я отказалась от своих замыслов ради брака.

— Похвально, — отозвался Харлан, выражая взглядом стремление сказать нечто другое, и торопливо поднялся, посмотрев на разбитое стекло еще раз. — Ну, если вы хорошо себя чувствуете…

— Все будет хорошо, — сказала ему Эмма. — Если бы я только могла понять… — Она обвела рукой каюту. — Почему Уэйн сделал это? Я даже не понимаю, почему он купил это старое судно, — он никогда не интересовался кораблями. Он что-нибудь говорил об этом? О том, что оставит это мне? Удивляюсь, что он составил завещание, в его-то возрасте! Уэйн был не из тех, кто строит планы на будущее.

Медленно и с явной неохотой, все еще стоя на ступеньках, Харлан повернулся и посмотрел на нее.

— Вы на самом деле озадачены этим?

— Я сбита с толку, — согласилась она. — Он знал, что я не люблю море и корабли. Мне интересно, говорил ли он что-либо об этом?

Харлан не ответил сразу, значит, наверняка что-то знает. Если Уэйн ничего не говорил ему, отрицательно ответить не составило бы труда.

— Пожалуйста, мистер Маккла… Харлан. Уэйн был немного сумасбродным, я знаю, но у него была причина. И мне на самом деле необходимо знать, почему он завещал мне этот парусник.

Устало вздохнув, медленно, будто терпя боль, Харлан присел на ступеньку. Неожиданно заволновавшись, Эмма начала тараторить:

— Я приготовила бы вам кофе, но не знаю, сколько времени он здесь хранится.

— Не уверен, что стал бы пить из посуды Уэйна, — отозвался Харлан и поморщился. — Вы можете подняться на «Морской ястреб»?

Она покачала головой, больше в ответ на нотки отвращения в его тоне, чем на слова.

— Я не хочу навязываться потому что это… нетактично.

— А если я просто боюсь, что этот парусник затонет?

Это шутка, подумала Эмма, но внутри все инстинктивно сжалось. Она быстро взглянула вокруг, уже почти приготовившись увидеть течь в корпусе парусника.

— Успокойтесь, — сказал Харлан, явно смягчаясь. — Я пошутил. Он не затонет или, по меньшей мере, затонет не сразу.

Эмма скривила лицо. Все ее старые страхи по поводу судов проснулись с новой силой.

— Как вы можете быть уверены?

— Я нырял по просьбе Уэйна, чтобы посмотреть корпус парусника. Есть проблемы, но ничего из того, что может вызвать скорое затопление.

— Это то, чем вы занимаетесь? Ныряете под корабли, которые нуждаются в ремонте?

— Когда не ныряю за сокровищами.

Ответ прозвучал как шутка, и Эмма задумалась: а следует ли ей доверять ему? Уэйн написал, что она может положиться на Харлана, но стоит ли верить уверению Уэйна? Может быть, он сказал это потому, что Харлан был его собутыльником? Хотя, нужно признать, она еще не видела, как Харлан пьет. Правда, она здесь всего один день…

— Вы собираетесь ночевать на борту? — спросил Харлан.

Вздрогнув, Эмма перевела взгляд с палубы на его лицо.

— Я… я не знаю. Я не думала об этом. Я думала, что найду мотель где-нибудь поблизости.

Харлан повел бровями.

— Желаю удачи. Единственный мотель в городе в три раза старше этого парусника и куда более обшарпан.

Эмма нахмурилась в замешательстве — так чувствует себя житель Южной Калифорнии, где все, что вы хотите, обычно находится через квартал.

— Уверена, что здесь имеется что-либо поновее.

Харлан пожал плечами.

— К югу, в Поулсбо, есть пара мотелей. Двадцать минут езды по хорошей дороге.

Эмма окинула критическим взглядом обстановку парусника. Могла ли она выдержать ночь на корабле, особенно на этом?

— Вы не шутили насчет того, что никогда не имели дела с кораблями?

— Нет.

— Пойдемте в таком случае на «Морской ястреб». Там вы сможете забыть, что находитесь на корабле, если захотите. Решайте. — Харлан поднялся.

Эмма последовала за ним.

Он, должно быть, спятил, чокнулся совершенно. О чем Харлан думал, приглашая ее в свое единственное убежище? Конечно, она так перепугалась, представив, что ей придется провести ночь на «Прелестнице», но это не значит, что он должен играть роль радушного хозяина.

Он все сделал: рассказал, что мог, или, вернее, что, по его мнению, ей необходимо было знать о двоюродном брате, а потом следовало спровадить ее обратно на парусник или в мотель — это уж как ей захочется.

Предложив Эмме располагаться в любом месте кают-компании, Харлан отправился на маленький камбуз. Главный камбуз находился на один уровень ниже, рядом с каютой для шеф-повара, а в маленьком камбузе было только самое необходимое — небольшой холодильник, микроволновая печь, генератор пищевого льда и утварь для приготовления закусок и напитков.

— Вино? Пиво? Шампанское? Что-нибудь покрепче, чтобы «Прелестница» казалась более приятной на вид?

Эмма посмотрела на него, словно не веря, что он шутит, под ее взглядом все его шутки казались неудачными.

— Нет, спасибо, — ответила Эмма и, взглянув искоса, спросила: — Вы предлагаете шампанское каждому случайному гостю?

Харлан забеспокоился: уж не думает ли она, что он собирается заигрывать с ней? Потом решил, что, вероятно, она имела в виду не принадлежащую ему выпивку, которой он угощает.

— У парня, который владеет этим судном, не бывает случайных гостей.

— Видимо, он крупная шишка.

— Да, — ответил Харлан кратко, не желая вдаваться в подробности, и, заглянув в холодильник, спросил: — Хотите газировки?

— Если без кофеина, то с удовольствием.

Харлан кивнул и вытащил две жестяные банки.

— Вам не обязательно было меня приглашать, — сказала Эмма.

— Думаете, вы мешаете моему ночному кутежу? — спросил Харлан, ставя банку рядом с ней.

— Нет, я просто имела в виду…

— Не обращайте внимания, — произнес Харлан, когда ее голос замер. — К слову, ваш двоюродный брат мог выпить больше меня, сохраняя самообладание.

Эмма притихла, и Харлан почувствовал вину за то, что позорил образ ее двоюродного брата. Она сидела, гладя рукой плюшевую подушку сидения, словно пытаясь понять, что это за материал.

Харлан присел на низкий стол прямо напротив нее и глубоко вздохнул.

— Уэйн сказал, что вы были близки в детстве.

Эмма кивнула, не поднимая глаз.

— Я рассказывала вам: как брат и сестра.

— Я имел в виду, жили рядом, — поправился Харлан.

— О да, мы жили по соседству, поэтому проводили много времени вместе, — ответила Эмма, поднимая глаза и только сейчас понимая скрытый смысл в его первом вопросе. — Он рассказывал о нас?

— Мы говорили о вас… регулярно, — произнес он и подумал про себя: всякий раз, когда Уэйн напивался, то есть каждую ночь.

— Он каким-либо образом объяснял, почему завещал мне судно?

— Он сказал мне однажды ночью, что собирается оставить его вам, если с ним что-либо произойдет.

— Но почему? — спросила Эмма. — Почему судно?

— Потому что это все, что у него было.

Она моргнула.

— Но есть еще загородный дом в Сан-Франциско и старинные автомобили, которые он коллекционировал.

Проклятье! С какой стати он должен рассказывать об этом горьком пьянице? Харлан едва знал его и совершенно не знал этой женщины, поэтому не обязан отвечать. Но, казалось, выхода нет, и, поморщившись, Харлан начал говорить:

— Уэйн рассказывал, что некоторое время назад потерял дом, а последнюю машину продал несколько лет назад, — он был разорен.

Глаза Эммы расширились, потом сузились.

— Должно быть, поэтому он арендовал абонентский почтовый ящик в Сан-Франциско, а мне объяснял, что это связано с ремонтом дома.

«Так он и ей лгал! — подумал Харлан. — Интересно, был ли хоть один человек, кому Уэйн всегда говорил правду?»

Харлан больше не собирался обманывать Эмму — у него просто не было сил продолжать обсуждение. Пусть сама обнаружит правду. Лично ему до этого нет никакого дела.

— Но… что случилось? — спросила Эмма. — Он ведь занимался бизнесом по Интернету. Он доказал, что они не правы.

Харлан счел необязательным говорить, что у Уэйна компьютера не было больше года. И пока Эмма совсем не загонит его в угол, он не скажет о своих подозрениях, куда ушли все деньги. Харлан поспешно задал отвлекающий вопрос, хотя уже знал, кого она имеет в виду:

— Они были не правы?

— Его родители, — ответила она напряженно. — И я в сущности тоже. Они бросили его, когда ему было четырнадцать лет.

— Разве закон не запрещает подобное?

— О, я не имею в виду, что бросили буквально, выгнав пинками, когда он был еще несовершеннолетним. Они никогда бы этого не сделали, но морально они изолировались от него полностью.

— Звучит довольно жестоко.

— Они говорили, что Уэйн слишком часто попадает в неприятности, но на самом деле он был просто немного сумасбродным. Он не заслуживал такого отношения с их стороны. Я люблю свою семью, но я ненавижу их за то, что они сделали с Уэйном.

— Тогда все понятно, — произнес Харлан, не подумав.

— Понятно что?

Забрать бы свои слова обратно, но слишком поздно. Подчинившись, Харлан рассказал Эмме, что сказал ему пьяный Уэйн.

— Он сказал, что собирается оставить вам «Прелестницу» потому, что вы — единственная, кто будет переживать, когда он умрет.