На следующий день, в пятницу 8 августа, в разделе писем «Таймс» Морс прочел следующее послание:
ОТ ПОЛКОВНИКА РЕДЖИНАЛЬДА ПОСТИЛЛА
Сэр, за несколько последних лет мы все стали свидетелями всевозрастающего влияния телевидения на суд. Мы видели, например, провал дела против "бирмингемской шестерки" и против "гилфордской четверки". Несомненно, что мы можем с уверенностью предположить оправдание в ближайшие годы "тоучестерской двойки" и "винчестерского одного".
Не приучают ли нас в настоящее время к проведению полицейского расследования с помощью крупных общенациональных газет (включая, разумеется, и вашу собственную, сэр)? Я узнал, что полиция управления "Темз-Вэлли" в настоящее время смогла выдвинуть обвинения против лиц, замешанных в деле о "шведской деве" – и главным образом благодаря стихотворению, опубликованному в вашем разделе писем. Конечно, мы все должны быть рады такому исходу. Но неужели только я один верю, что такие дела, как расследование, так и юридическое оформление, лучше оставить в руках тех людей, которые имеют соответствующую профессиональную подготовку?
Искренне ваш
Реджинальд ПОСТИЛЛ.
6 Байкер-лайн, Шанклин,
Остров Уайт
Льюис вошел в кабинет Морса, когда тот читал это письмо. Льюис тоже прочитал его.
– Немного жестковато написано, не так ли, сэр? А я так думаю, что газета нам здорово помогла. Не могу понять, что плохого в небольшой помощи со стороны простых людей?
– О да. Я согласен, – кивнул Морс.
– Возможно, нам не стоит слишком волноваться из-за какого-то отставного полковника с острова Уайт, сэр.
Морс понимающе улыбнулся своему старому другу.
– Почему ты думаешь, что он отставной? – спокойно спросил он.
* * *
В тот же вечер праздничное настроение не оставляло Морса. Он сходил в винную лавку сразу же после «Арчеров» и вернулся с четырьмя бутылками шампанского – следует признать, не самыми дорогими, но и не самыми дешевыми. Стрейндж, Джонсон, Льюис – и он сам. Четверо. Была приглашена и доктор Лаура Хобсон (а как же иначе?), но она позвонила в начале вечера и извинилась – срочное дело, извините, она очень огорчена, хотела бы поприсутствовать, но ничего не поделаешь, вы поймете?
Гарольд Джонсон ушел первым в 21.15. Один стакан шипучего и мольба – жена ждет. Следует заметить, что из всех гостей на этом вечере, наверное, Джонсон был самый благодарный. Процедуры, связанные с обвинением двух лиц, подозреваемых в убийстве – Дэвида Майклса и миссис Майклс, – были поручены ему, Джонсону, и его группе, поскольку Морс заявил, что намерен немедленно догулять свой безвременно прерванный отпуск, который начался (кажется, так давно) в отеле "Залив" в Лайм-Риджис.
После трех стаканов шипучки Стрейндж с усилием поднялся и провозгласил о своем немедленном убытии.
– Благодарю! И наслаждайся своими каникулами!
– Если отпустите.
– Куда ты собрался на этот раз?
– Я подумываю о Солсбери, сэр.
– Почему Солсбери?
Морс задумался.
– Там только что отделали заново кафедральный собор. И я подумал...
– Ты уверен, что не ударишься в религию, Морс?
* * *
Две бутылки шампанского были опустошены, и Морс взял третью, начав откупоривать проволоку на горлышке.
– Мне хватит, – сказал Льюис.
Морс поставил бутылку.
– Может быть, ты предпочитаешь "Ньюкастлское коричневое"?
– Честно говоря, сэр, предпочитаю.
– Тогда пошли!
Морс провел его через неубранную кухню.
– Вы делаете мою работу, сэр? – Льюис показал на древнюю портативную машинку, стоящую на краешке кухонного стола.
– А-а! Это! Я пытался написать письмо в "Таймс". – Он передал Льюису плоды своих трудов: мятый, неряшливо напечатанный листок с массой ххххххх-ов.
– Хотите, я перепечатаю, сэр? У вас немного...
– Да, пожалуйста. Я буду очень благодарен.
Льюис уселся за кухонный стол и перепечатал короткое письмо. Однако работа заняла у него гораздо больше времени, чем следует. Во-первых, Льюис сам был "полукомпетентен" в искусстве машинописи. Во-вторых, он застыл, внимательно, со все возрастающим изумленным интересом разглядывая первую же напечатанную им строчку. Затем вторую. Затем третью... Особенно тщательно он исследовал изношенный верхний сегмент "е" в нижнем регистре и слегка загнутый хвостик "t" опять же в нижнем регистре. Однако поначалу ничего не сказал. Когда же текст был полностью сравнительно чисто перепечатан, он вынул листок и передал его Морсу.
– Гораздо лучше! Молодец!
– Вы помните, сэр, самую первую статью в "Тайме?" В ней было сказано, что машинку довольно легко опознать, если ее найдут? По "е" и "t"...
– Да?
– Стихи о девушке вы написали сами, не так ли, сэр?
Морс медленно кивнул.
– Черт возьми! – Льюис затряс толовой от изумления.
Морс налил себе стакан пива.
– Шампанское – отличный напиток, но возбуждает жажду, как ты считаешь?
– Как вы думаете, еще кто-нибудь подозревает? – спросил Льюис, с усмешкой взглянув на пишущую машинку.
– Только один человек. Кое-кто из Солсбери.
– Вы, кажется, по вашим словам, собрались туда? В Солсбери?
– Может быть, Льюис. Как сложится.
Через полчаса после того как Льюис ушел, а Морс слушал медленные такты моцартовского концерта № 21 для фортепиано в исполнении Липатти, в дверь позвонили.
– Я знаю, немножко поздно, но...
Хмурое лицо Морса внезапно расцвело в совершенно безудержной улыбке.
– Глупости! Так случилось, что у меня как раз есть пара бутылок шипучего...
– Вы думаете, этого хватит?
– Входите! Я только выключу...
– Пожалуйста, не надо! Я люблю эту вещь. К 467? Правильно?
– Где вы остановили машину?
– А я не на машине. Я подозревала, что вы попытаетесь напоить меня.
Морс закрыл дверь.
– Все-таки я выключу, если вы позволите. Никогда не мог одновременно иметь дело с двумя прекрасными вещами.
Она последовала за ним в гостиную, где Морс повторно взял в руки бутылку номер три.
– Когда тебе надо уходить, любовь моя?
– Кто здесь говорит об уходе, главный инспектор?
Морс поставил бутылку и быстро прошел к парадной двери. Он повернул ключ и громко щелкнул засовами – и верхним и нижним.