Джулия вышла из отеля совершенно рассерженная и расстроенная. Больше всего потрясло, что Рэндал, ее собственный брат, смог предать ее. Конечно, сам он так не считал. Возможно, ему казалось, что он совершил, достойный порядочного человека, благородный поступок. Но Джулии было совершенно ясно, что она больше никогда не сможет доверять брату!
Гарлан рассказал, что во время приезда ее брата в Стайлз, он сообщил Рэндалу о своем желании жениться на Джулии. Джулия считала, что Гарлан завел преждевременный разговор об их возможном браке, ведь после похорон Эдварда прошло всего несколько дней.
А Рэндал, видимо, счел себя обязанным рассказать возможному жениху о позорном пятне на ее прошлом. Рэндал выдал Гарлану ее тайну, которую она старалась забыть.
Зачем он сделал это, Джулия была не в состоянии понять. Несмотря на недоумение и обиду, она понимала, что удивляться поступку Рэндала не следует. Он всегда был воинствующим моралистом, нетерпимо относился к заблуждениям людей, а, особенно — женщин. Хотя, вместе с тем, был блестящим хирургом.
Джулия медленно шла, направляясь в салун «Бон Тон», держа в руке медицинскую сумку. Она пыталась успокоить себя, что не стоит принимать близко к сердцу предательство Рэндала. Ей не под силу что-либо изменить. Она была благодарна Гарлану за сочувствие и понимание, с которыми он отнесся к ее рассказу. Он внимательно выслушал и успокоился, пообещав, никому не открывать ее тайны. Ей оставалось только молиться, чтобы Гарлан сдержал свое слово!
Ярко светило солнце. Мимо проехал фургон, подняв облако пыли. Джулия достала носовой платок и закрыла лицо, ожидая, когда облако рассеется.
Подойдя к салуну, поднялась по наружной лестнице на второй этаж и вошла в тускло освещенный коридор. Из-за дверей доносились женские голоса и ворчание мужчин. Она старалась не смотреть по сторонам, совершенно не хотелось стать свидетельницей какой-нибудь пикантной сцены.
Одна из дверей распахнулась, вышла Сарабет Браун, а следом — какой-то мужчина. Джулия отшатнулась, прижалась к стене, опустив глаза, тщетно надеясь, что ее не заметят.
— Здравствуйте, миссис Меткалф! Джулия заставила себя поднять глаза.
— Добрый день, Сарабет… — поздоровалась она и растерянно замолчала. Рядом с Сарабет стоял смущенный, но довольный Ли Тейбор. Джулия была изумлена. — О… Ли!
— Не сердитесь на него, — улыбнулась Сарабет. — Он такой застенчивый. Вы, наверное, ищете Берта Скоби?
— Да. Он ушел от миссис Кичен и, говорят, снял здесь комнату.
— Вторая дверь налево, — сказала Сарабет. — Кажется, он почти выздоровел. Но напивается, как и прежде, до полусмерти! — женщина улыбнулась вслед Джулии и вернулась вместе с Ли в комнату.
Джулия несколько минут стояла, пытаясь справиться с растерянностью и изумлением. Значит, Ли, все-таки, навещает Сарабет в «Бон Тоне»! И уж, конечно, они не салфеточки плетут, закрываясь в комнате!
Вышагивая дальше по коридору, она украдкой поглядывала на закрытые двери. Интересно, какие еще сюрпризы могут подстерегать ее? Наконец, она нашла комнату Скоби, постучала в дверь и окликнула:
— Мистер Скоби!
— Открыто, — откликнулся из комнаты мужской голос.
Джулия робко открыла дверь. Скоби лежал, развалившись на неубранной постели. Лицо у него было лилово-пунцового цвета и оставляло гнетущее впечатление. Такой цвет лица, обычно, бывает у любителей большого количества виски.
Скоби помахал бутылкой и громко икнул.
— Вы все еще отрабатываете пять долларов?
— Да, мистер Скоби, — вежливо отозвалась Джулия, поморщившись от запаха пота, грязной одежды и алкогольного перегара.
Она помогла раненому снять рубашку, обследовала его, убедилась, что раны почти затянулись, вопреки образу жизни Берта.
— Пожалуй, вам можно вернуться на работу, — сказала Джулия. — Вы можете пока работать неполную смену, но все равно, трудиться вы в состоянии. Кроме того, вам необходимо разрабатывать плечо!
— У меня нет работы. Хьюз рассчитал меня вчистую и отправил с шахты. Потому что теперь я не могу размахивать молотом, как прежде.
— Очень прискорбно слышать об этом, — сказала Джулия, хотя не была очень удивлена. На шахте постоянно увольняли рабочих. И, конечно, Гарлану невыгодно держать человека, который не может проводить в забое полную смену.
— Он еще пожалеет об этом, — угрожающе заметил Скоби, надевая рубашку.
— Это почему? — поинтересовалась Джулия. Свирепо вращая слезящимися, воспаленными глазами, Скоби сказал:
— В свое время услышите об этом. Скоро вы о многом узнаете!
— Может быть, вам стоит отправиться в Бьютт? — посоветовала Джулия, застегивая замочки на сумке. — Там требуются рабочие руки.
— Хьюз говорил мне то же самое, — насмешливо ухмыльнулся Скоби. — Но Бьютт меня совершенно не интересует…
За день до крестин, в субботу, Гилберт отправился в город. Он взял с собой самую лучшую одежду. Почистил костюм, шляпу, чтобы иметь в церкви приличный вид. Зашел в парикмахерскую, постригся, побрился, принял горячую ванну. Когда он выходил из парикмахерской, возле дверей собралась внушительная очередь из ковбоев и шахтеров. Всем было известно, что мисс Лавиния не пускает клиента на порог публичного дома, если он давно не пользовался мылом и мочалкой. Поужинав в «Пикаксе», Гилберт зашел в «Бон Тон». В салуне было многолюдно. Все комнаты оказались занятыми. Делвуд предложил ему оставить пока вещи в кладовке. В субботние вечера салун посещала довольно разношерстная публика.
— Выпьешь что-нибудь? — прокричал Делвуд, потому что в зале было чересчур шумно, все оживленно разговаривали, перебивая и не слушая друг друга.
Гилберт поставил ногу на медную подножку.
— Нет. Мне завтра надо быть в церкви! — он произнес эти слова торжественно и горделиво.
— Наслышан, — Делвуд покачал головой. — Надеюсь, что малыш вырастет не таким, как ты!
Слова Делвуда задели за живое, Гилберт яростно взглянул на хозяина салуна, и тот поспешно добавил примирительным тоном:
— Конечно, я видел парней и похуже! Слышал о Сарабет и Ли? — спросил он, вытащил из-за пояса чистую салфетку, принялся старательно протирать стойку.
— А что я должен слышать?
— Они снова дружат.
— Правда? — оказывается, за две недели, которые Гилберт провел на руднике, жизнь в Стайлзе вовсе не остановилась.
— Ли приходит сюда каждый вечер, чтобы смотреть на Сарабет влюбленными глазами, — он кивнул в сторону комнаты для карточных игр. — Иди, посмотри сам!
Гилберт уже собирался пойти, когда раздался страшный грохот, который заглушил звуки банджо и пианино. Зазвенело разбитое стекло. Стул, опрокинувшись, перевернулся несколько раз. На пол полетели посуда и карты.
— Боже Всемогущий! — запричитал Делвуд и выскочил из-за стойки.
Скоби ругался на чем свет стоит, придерживая перевязанную руку. Возле него на одной ноге крутился ковбой. Видимо, ему отдавило столом ногу.
— Скоби, клянусь, — заорал ковбой, наконец-то, придя в себя, — ты самый тупой на свете!
Скоби рванулся к ковбою. Мужчины разъяренно осыпали друг друга проклятиями и ругательствами.
— Вы, прекратите! — приказал Делвуд.
Гилберт подумал, что сейчас ковбой свалит с ног Берта, и Джулии снова придется его зашивать. Он подошел к задирам, встал между ними. Скоби, размахивая кулаками, пытался через Гилберта дотянуться до противника.
— Остынь, Скоби, — попросил Гиб, слегка оттолкнув его. — Ты еще не в той форме, чтобы драться! — На него хлынул запах виски, словно испарения из болота!
Шахтер взглянул на Гилберта, и тут же потерял всякий интерес к своему противнику.
— Посмотри-ка сюда! — заорал он, покачиваясь. — Да ведь это сам мистер Гиб Бут! — глазами, остекленевшими от пьянки, он уставился на молодого человека. — Как поживает вдова? Ты все еще надеешься объездить красивую кобылку?
Гилберт не понял, когда он ударил Скоби в подбородок. Только почувствовал, что от резкого выпада заболела рука от кисти до предплечья. Скоби зашатался, рухнул на пол и неуклюже растянулся.
Вокруг дерущихся собралась толпа. Мужчины подбадривали противников гигиканьем и улюлюканьем. Гнев и ярость, вызванные словами Берта, ударили в голову Гиба. Наклонившись, он поднял Скоби, подцепив за повязку. Тот ошалело вращал глазами, челюсть отвисла, он задыхался. Из рта задиры отвратительно несло перегаром.
— Брось, Гиб, — Ли положил руку на плечо друга. Гиб приблизил лицо к лицу Скоби.
— Если я когда-нибудь услышу от тебя подобные слова, ты простишься с жизнью!
— Похоже на угрозу, Гиб Бут, — послышался голос начальника полиции. И от грозных слов по спине у Гилберта побежали мурашки. Он отпустил Скоби и повернулся. Макквиг стоял, держа руку на пистолете, усы грозно торчали вверх.
— Думайте, как хотите, — устало пробормотал Гилберт и огляделся по сторонам. В салуне стояла напряженная тишина, нарушаемая только хныканьем Скоби. Гилберт вспомнил, как Джулия предупреждала его, чтобы он никому не позволял себя провоцировать. Ему и так достаточно неприятностей… Черт побери! Он устроил неуместную потасовку. Особенно, сегодня!
— Может быть, тебе стоит перейти на другую сторону улицы, — предложил Макквиг. — Посидишь в тюрьме, немного остынешь…
Гилберт в замешательстве молчал. Потом нашелся.
— Я должен быть завтра утром в церкви!
В салуне воцарилась тишина, а потом взорвалась оглушающим хохотом. Смех перерастал в оглушающий рев. Мужчины притопывали ногами, били себя кулаками в грудь. Казалось, над его словами хохочут даже стены! Начальник полиции, откинув назад голову, заливался противным тоненьким смехом, хлопам себя по бокам ладонями.
Гилберт опустил голову. Сначала он хотел принять непринужденный вид и самодовольно ухмыльнуться собственной шутке. Однако, услышав грубый гогот завсегдатаев салуна, почувствовал себя последним негодяем. Безудержный, жестокий смех напомнил ему, кто он на самом деле — сладкоголосый авантюрист, шулер, мошенник, обманувший женщину, которая искренне доверилась ему…
Наконец, веселье стихло. Возобновился мирный разговор посетителей. Никто не обращал больше внимания на Гилберта. Макквиг, все еще посмеиваясь, пристально посмотрел на молодого человека:
— Помолиться ты можешь и в тюрьме, — сказал он.
— В другой раз, — отказался Гилберт. Он прошел по салуну мимо ухмыляющихся посетителей, подошел к входной двери. Выходя на улицу, представил себе, как завтра будут пялиться на него все прихожане, думая о нем дурно!
Может быть, они начнут смеяться, как только он возьмет на руки маленького Гилберта. Станут улюлюкать и гоготать, как эти люди в салуне… Что же, на это у них есть причины: Гиб Бут — крестный отец. Это действительно очень смешно!
Он решил вернуться на «Змеиную Скалу». Воскресный день он проведет в шахте, взрывая породу.
Сзади скрипнула дверь.
— Послушай, Гиб?
Это был Ли. Гилберт обрадовался, увидев друга.
— Что скажешь, Ли?
— Пойми, то, что они смеются, еще ничего не значит.
Гилберт не хотел вспоминать о «Бон Тоне», а не то что говорить!
— К черту! Пусть смеются! — он хлопнул друга по плечу. — Я слышал, что ты вернулся к Сарабет! Действительно, отличная новость!
Ли поставил ногу, на стул у входа в салун, достал кисет.
— За это я должен благодарить тебя, Гиб.
— Меня? За что?
Ли насыпал табаку на бумажку, стал ее скручивать.
— После нашего разговора на крыльце, я задумался. Мне уже тридцать лет. И я отказываюсь от самой лучшей девушки на свете ради какой-то конюшни? Наконец-то, я понял, что мне ничего не нужно, если рядом не будет Сарабет!
Он зажег спичку о ноготь большого пальца, затянулся и выжидательно посмотрел на Гиба. Тот кивнул головой, показывая, что хорошо понимает друга.
— Когда мама пыталась посадить тебя в тюрьму за ограбление сейфа, я понял, что сыт по горло ее вмешательством в мою жизнь! И мне понятно, что она обыкновенная эгоистка, — он еще раз глубоко затянулся, внимательно рассматривая колечки дыма, поднимающиеся вверх. — В тот день, выйдя из полицейского участка, я направился прямо в «Бон Тон», чтобы встретиться с Сарабет и поговорить обо всем.
Ли взглянул на кончик сигареты, на губах играла счастливая улыбка. По выражению его лица Гибу стало понятно, что Сарабет не заставила долго себя упрашивать.
— Вы собираетесь пожениться?
— Уже. Барнет Кейди на прошлой неделе скрепил наш союз. Со стороны Сарабет свидетельницей была Дотти, — Ли виновато посмотрел на Гилберта. — Если бы все случилось не так быстро, конечно, я обязательно приехал бы за тобой, — он затянулся еще раз. — Но Сарабет боялась, что я передумаю. А мне очень хотелось, чтобы в тот день ты был рядом со мной, Гиб. В честь нашей старой дружбы!
Гилберт судорожно сглотнул, чтобы избавиться от подкатившего к горлу кома. Приятно было видеть счастливым Ли, а, тем более, знать, что он хотел в день своей свадьбы видеть Гиба рядом!
— Ли, я чертовски благодарен тебе за добрые слова!
— Черт возьми, Гиб. Ты же знаешь, что я тебя очень люблю! Всегда любил.
Гилберту никогда не доводилось слышать, чтобы два мужчины так сентиментальничали друг с другом, признаваясь во взаимной любви. Оказалось, что выслушивать добрые слова, довольно приятно.
— Думаю, мне пора идти! — сказал Гилберт. — Передай Сарабет, что ей чертовски повезло!
— Только держи пока язык за зубами. Мама еще ничего не знает!
— Ни слова.
Отвязав Лаки, Гилберт сел в седло. Направившись к мосту по Мейн-Стрит, решил поехать к Джулии, объяснить ей, что завтра он не придет в церковь. Не хотелось, чтобы она волновалась зря, ждала. Он просто сообщит ей, что у него изменились обстоятельства.
Посыпав мукой стол, Джулия выложила тесто и раскатала его. Завтра после службы дамы устраивают в церковном саду чаепитие. Она испечет тоненькое хрустящее печенье с черной патокой — излюбленное лакомство участников приемов и выставок кондитерских изделий. Потом Гарлан отвезет ее на воскресный обед к Уиливерам. Луиза устраивает прием в честь доктора Бичема, который прибыл сегодня на последнем дилижансе.
Джулия сняла прилипшее к скалке тесто. При воспоминании о Гарлане, становилось не по себе. Она уже дважды виделась с ним в «Ригале» после того злосчастного обеда. Он вел себя безукоризненно. Ни разу не упомянул о неприятностях, которые они тогда обсуждали. Но иногда Джулия беспокоилась, а вдруг Гарлан начнет ее шантажировать. Может быть, узнав о позорном эпизоде ее прошлого, заставит ее принять его предложение и выйти за него замуж?.. А может, воспользуется тем, что ему известно и каким-то образом разлучит с Гибом?..
«Ерунда, — убеждала она себя. — Гарлан, конечно же, разочарован тем, что она не принимает его предложение. Возможно, его злит ее хорошие отношения с Гибом. Но ведь он — джентльмен! И конечно, не собирается выставлять напоказ ее позорное прошлое!»
Джулия снова принялась раскатывать тесто, думая о завтрашнем дне. Наверное, Гиб волнуется, как завтра будет стоять в церкви… Она представила его стоящим у купели, робеющего, смущенного. И не могла не улыбнуться.
В хирургической зазвонил колокольчик, отвлекая ее от мыслей. Джулия взглянула на часы — стрелки показывали половину одиннадцатого. Она надеялась, что вызов не займет всю ночь. Вытерла руки о фартук, взяла лампу, вышла в коридор, прошла через кабинет Эдварда и оказалась в хирургической. Снова зазвонил колокольчик. Джулия поправила складки на белой блузке и открыла дверь.
— О, Гиб! — она почувствовала, как встрепенулось от радости сердце. — Что ты здесь делаешь так поздно?
Взглянув на нее, он опустил глаза. Ей стало понятно — у него какая-то неприятность.
— Я возвращаюсь на рудник, — не глядя на нее, пробормотал он. — Меня не будет завтра в церкви. Думаю, что нужно было тебя предупредить. Ты должна знать…
Джулия уже открыла рот, чтобы возразить, уговорить его, но остановилась. Гилберт почему-то очень подавлен, угнетен. Видимо, произошло что-то серьезное.
— Зайди на минутку, — пригласила она.
— Пожалуй, не стоит, — он коснулся полей шляпы, слегка склонив голову. Джулия принюхалась.
— О, Боже! Печенье! — она схватила Гилберта за рукав и потащила за собой. — Знаешь, я пеку для завтрашнего чаепития печенье с патокой. Ты обязательно должен попробовать.
Гилберт сопротивлялся.
— Спасибо, не стоит… обо мне беспокоиться…
— У меня есть очень вкусный чай, китайский. Чарли Сун привозит замечательный сорт, — она отступила назад с лампой в руке, пытаясь завлечь его в комнату беспечной болтовней. — Сегодня целый день бегаю от одного дела к другому. Сначала у Луизы заседал комитет. Мы посвятили заседание Дню Независимости. Потом были вызовы, дела в городе, закончила статью для «Сентинел»… Потому-то и принялась за выпечку так поздно!
Она подошла к двери кабинета и позвала:
— Заходи, Гиб. Составь ненадолго мне компанию, — улыбнувшись, с мольбой в голосе добавила: — Пожалуйста!
Гилберт нерешительно переступал с ноги на ногу, неуверенно глядя на Джулию. Потом перешагнул порог и неохотно вошел в кабинет, наконец-то, согласившись:
— Ненадолго…
Джулия шла впереди него через коридор и кабинет, напряженно соображая, как ей поступить, как вести себя, что делать. Само собой разумеется, что не следует принуждать или запугивать его. Он станет только более непокорным и дерзким. Надо найти способ, чтобы привести его в церковь, действуя мягко и осторожно.
Решительно сдвинув миску с тестом и кувшин с патокой, освободила на столе место.
— Если ты собираешься на рудник, тебе надо поесть. Хочешь мясного рагу? — предложила она.
— Большое спасибо, я поужинал в «Пикаксе», — он стоял, прислонившись к дверному косяку и вертел в руках шляпу.
Джулия прибавила в лампе огня, чтобы лучше видеть его лицо. Он был аккуратно подстрижен и чисто выбрит.
Надев фартук, стала раскладывать на тарелки печенье.
— Знаешь, когда я была маленькой девочкой, — рассказывала она. — Это печенье было моим любимым лакомством. Особенно, зимой, — она открыла духовку, вытащила противень с готовым печеньем, поставила его на полку над плитой, чтобы остыло. — Я жевала печенье с удовольствием, но начинку выплевывала. Мне почему-то казалось, что это — табак!
Она взглянула на него, надеясь увидеть улыбку или хотя бы вопросительный, заинтересованный взгляд. Но Гилберт молча вертел шляпу, с напряженным и серьезным выражением на лице.
— Я сначала запихивала начинку в рот, а потом выплевывала на снег, — продолжала она. — Мне очень нравилось, казалось, что я похожа на мужчину. Отец был очень недоволен, а мама хохотала до слез, считая, что это смешно и весело!
Джулия заметила, что Гилберт слегка развеселился, улыбнулся, заинтересованно глядя на нее.
— Трудно представить, — задумчиво сказал он. — Как ты сплевываешь начинку…
— Такое желание возникает у меня и сейчас, когда я ем печенье с патокой и на улице только что выпал снег!..
Она стала быстро и ловко вырезать из теста кружочки и укладывать на противень. В кухне царил беспорядок, пахло сдобным тестом. Наблюдая за ней, Гилберт представил маленькую девочку, одетую в теплое зимнее пальто, шапку и рукавицы. Аккуратная маленькая девочка выросла в изящную стройную женщину. Внимательно оглядев ее, он заметил, что блузка слегка топорщится у нее на груди.
— Вот, — снова заговорила она, — последняя партия, — поставила противень в духовку и закрыла ее.
Заколола несколько выбившихся из прически прядей и предложила:
— Садись, Гиб, — она показывала на стул возле стола.
В ответ он только покачал головой. Не было смысла задерживаться здесь. Он уже сообщил все, что хотел. Однако дело было в том, что он не мог так просто уйти. Неожиданно ему снова вспомнилась встреча с Джулией у Виски Крик. И снова охватила нежность и желание сделать счастливой эту женщину…
— Мне бы хотелось убедить тебя переменить решение. Ты должен пойти на крестины, — сказала Джулия. — Сожалею, если не смогла доказать тебе необходимость твоего присутствия в церкви…
— Не вижу смысла в том, чтобы быть крестным отцом для малыша. Что я могу сделать для него?.. — пожал он плечами.
— Можешь, Гиб. Ты должен помочь ему вырасти хорошим, сильным человеком, — она вдруг стала похожа на школьную учительницу. Высокий воротник, стройная фигура, красивые руки, скрещенные на груди. Гилберт подумал, что в ее чувствах к нему нет ни капли здравого смысла. Она ведет себя безрассудно. Ей хорошо известно его скандальное прошлое — карты, девочки, мошенничество и убийство… Тех слов, которые он о ней сказал Хьюзу, не должна прощать ни одна уважающая себя женщина. А Джулия стояла перед ним и с восхищением смотрела на него прекрасными сияющими глазами!
— Джулия, ты меня совершенно не знаешь!
— А мне кажется, знаю! — бесхитростно улыбнулась она.
Гилберт в смятении отвел глаза. Она действительно может свести с ума любого. Какой мужчина не потеряет голову, если женщина, которая находится рядом, так искренне верит ему!
— Сегодня вечером в «Бон Тоне» я подрался со Скоби. Он говорил о тебе оскорбительные вещи. Я его избил. Начальник полиции хотел снова упрятать меня за решетку. Но я вздумал объяснить ему, что завтра утром должен присутствовать в церкви. И все, кто был в салуне, смеялись надо мной! — он взглянул на Джулию. — Я просто не имею права быть крестным отцом малышу и даже появляться в церкви…
Выражение лица Джулии не изменилось. Гилберт не видел и тени неодобрения или осуждения.
— Так вот почему ты решил не ходить в церковь? Из-за того, что над тобой смеялись?
Неожиданно он подумал, раз она задала ему такой вопрос, значит, поймет все, что бы он ни рассказал ей. Она поймет и, может быть, простит если он расскажет, что хотел обмануть ее. Ему захотелось рассказать ей правду о деньгах и о своем желании уехать из города. Может быть, хотя бы таким образом он сможет отплатить ей за доверие, за понимание, за любовь?
— Да, потому. Я не создан для порядочной жизни. Когда ты узнаешь меня получше, то увидишь, что я способен на многое. Мои поступки шокируют горожан. Они не ждут от меня ничего хорошего!
Джулия посмотрела на него очень внимательно.
— Тогда и удиви всех: сделай то, чего от тебя не ожидают! — в глазах запрыгали озорные искорки. — Особенно, начальник полиции Макквиг!..
Об этом Гилберт как-то не подумал. Конечно, если он не придет в церковь, то его отсутствие, наверное, Доставит Макквигу огромное удовольствие.
— Кроме того, — продолжала Джулия. — Я знаю, что ты очень любишь Гилберта.
Молодой человек со злостью ударил кулаком по тулье шляпы, вспомнив глаза Гилберта — голубые, доверчивые, огромные, словно блюдца. До боли знакомой стала каждая черточка его личика, каждый завиток Шелковистых волос, каждая нежная складочка на ручках, невинный взгляд… Если он уедет из города, то будет скучать по мальчугану!
Гилберт вытер вспотевший лоб рукавом.
— Он хороший мальчик…
— Ну вот, — все еще мягко увещевала Джулия. — Приходи в церковь, держись гордо и уверенно!
От ее слов, у него немного потеплело на душе. Мрачное настроение понемногу рассеивалось. Сейчас он был почти уверен, что она его любит. По какой еще причине женщина могла бы относиться к нему с такой благосклонностью?
— Наверное, я пойду утром в церковь, — согласился он.
— Вот и хорошо.
Отвернувшись, она достала из духовки противень с готовым печеньем. Заскрипела жестяная лопаточка, когда Джулия принялась снимать печенье с противня. Гилберт, не отрываясь, жадно разглядывал ее — плечи, руки, талию, вплоть до нижней оборки на платье. Он помнил, как волновался, боясь, что Джулия слишком влюбится в него! Но сомнения обернулись против него. Он никогда не сможет забыть Джулию — ее стройную фигуру, вкус ее поцелуев, запах ее волос, ее доброту. У него потемнело в глазах от прилива желания. Больше всего на свете ему хотелось того, о чем он боялся подумать. Он сделает это, если Джулия позволит.
Гилберт положил шляпу и подошел к ней. Положил руки ей на талию.
— Джулия…
Она перестала снимать печенье, стояла неподвижно, замерла. Он обнял ее, неуверенно и осторожно коснулся ладонью груди, словно ждал, как она отнесется к его поступку. Женщина выронила из рук лопаточку и прижалась к нему спиной. Гилберт получил ответ на своей вопрос.
Гилберт обнял ее посильнее и поцеловал в шею, снова ощутив свежий лимонный запах.
— Ты должна знать, что я пришел сюда не ради этого.
— Знаю…
В кухне было тихо, в самом воздухе, казалось, витает таинственность. Гилберт зарылся лицом в ее волосы, поцеловал ухо. Джулия прерывисто вздохнула. Он хочет ее любви, хотел познать, хотя бы однажды, всю полноту обладания этой женщиной.
Руки нырнули под фартук, коснулись блузки. Он почувствовал, как напряглась ее грудь под его ладонями. На ней не было корсета. Ничего, кроме слоя тонкой ткани. Теребя складки на блузке, он ласкал ее грудь.
— Ты мне нужна, Джулия.
Она повернулась к нему и обняла его за шею. Наклонившись, он нерешительно поцеловал ее. Потом стал жадно, ненасытно целовать ее рот, проникая языком в каждый уголок. Ему казалось, что ночные мечты и грезы сбываются. Джулия была нежная, трепетная, страстная. И отвечала на его поцелуи открыто неискушенно, радостно. От ее близости, Гилберт совершенно обезумел. С силой прижав к себе, принялся теребить крючки и пуговицы на блузке, лихорадочно и торопливо стягивать лямки фартука. Он не мог больше ждать, он хотел ее.
— Подожди… — шепнула она.
Он замер, испуганно уставившись на нее.
Она взяла его лицо в ладони, почти касаясь губами, прошептала:
— Пойдем со мной.
Высвободившись из его объятий, сняла фартук, погасила лампу над столом, взяла лампу поменьше и протянула ему руку.
Взявшись за руки, они прошли по коридору и поднялись по лестнице на второй этаж. Мягкий, желтоватый свет озарил блестящую мебель, мягкие подушки и цветное покрывало. Джулия поставила лампу на тумбочку и принялась снимать покрывало с кровати. Гилберту захотелось спросить, понимает ли она, что делает, отдаваясь ему с готовностью и желанием. Может быть, надо объяснить, что он не всегда бывает джентльменом. Хотя сегодня будет очень стараться!
Внезапно он замер от мысли странно-нелепой, от которой немного растерялся и почувствовал себя неловко. Джулия была женой доктора. Не прошло еще и года, как Эдвард умер, а Гилберт уже собирается переспать с его вдовой.
— Я… — он запнулся. — А доктор? Джулия спокойно посмотрела на него, помолчала и ответила глуховатым глосом:
— Гиб, у нас с Эдвардом не было ничего такого. У нас не было ничего.
— Что ты имеешь в виду под «ничего»? — удивленно уставился Гилберт на жещину.
Она улыбнулась, печально, грустно, сожалеюще.
— Мы занимались этим поначалу… Мне кажется, он думал, что мне необходимо… А потом перестали… Это вышло как-то само собой… Мы никогда не обсуждали, почему все так сложилось.
— Но ты была его женой.
— Не совсем так. Была не такой, как его первая жена.
Гилберт был ошеломлен. Он очень уважал доктора, но теперь был неприятно поражен, узнав о нем такое. Гилберт всегда считал, что мужчина не имеет права жениться, если не собирается быть мужем женщины. Он не имеет на это никакого права!
— Я была с ним по-своему счастлива, — продолжала говорить Джулия. — Ты не должен думать иначе! — нагнувшись, стала расправлять одеяло. — Ты можешь сейчас уйти, если хочешь… Я пойму.
Она говорила так грустно, что у Гилберта от нежности и жалости заныло сердце. Сняв куртку, сорвал с себя рубашку. Джулия стояла у кровати напряженно, немного скованно. Он шагнул к ней, крепко обнял за талию.
— Забудь сейчас о докторе, — прошептал, глядя ей в глаза. — Существуем только я и ты, и все касается только нас двоих!