Сонный, удивленный голос Митча произнес ей в ухо:

— Это Национальная гвардия?

— А ты думал, что мы будем здесь торчать еще несколько недель? — пробормотала Гизелла.

— Я спрашиваю тебя, Гизелла, — рявкнул отец, — что здесь, черт возьми, происходит?!

— А на что это похоже, папа? — не сдержалась она.

Ей было двадцать шесть лет, а отец обращался с ней, как с подростком. Она была женщиной. Взрослой женщиной.

— Я знаю, на что все это, должно быть, похоже, мистер Грант…

Джордж Грант взглянул на Митча своими узкими глазками.

— А ты кто такой?

— Митчелл Салливан, сэр.

Он приподнялся на локте.

— Салливан? Фотограф? Что ты, подлец…

Огромный мужчина шагнул в тесную комнату.

— Ради Бога, Джордж! — Джойс Грант вытянула руку и удержала мужа. — Дай им по крайней мере возможность одеться, прежде чем набрасываться на них.

— Спасибо, мама.

— Одеться? Где, черт возьми, ваша одежда, юная леди?

— Папа, ты наступил мне на ногу, — простонала Гизелла, пытаясь вытащить ногу из-под его ботинка.

Икота.

— На этот раз ты меня не проведешь, Гизелла!

Хотя Митч находился у нее за спиной, Гизелла почувствовала, как в нем поднимаются недовольство и гнев. Он встал, увлекая ее за собой. Она боялась, чтобы с нее не слетело покрывало. Отец тогда наверняка устроил бы сцену.

Икота.

— Мистер Грант, наша одежда промокла, когда мы пытались спасти ваше проклятое бунгало.

Джордж ткнул пальцем в лицо Митчу:

— Я разберусь с тобой позже, Салливан! Как ты посмел прикоснуться к моей дочери? Ты можешь распрощаться со своим контрактом.

Митч с силой сжал ее плечи, его лицо стало каменным. Гизелла обошлась ему ценой шанса, который дается только раз. Она поняла, что он никогда не простит ее.

Одной рукой она удерживала покрывало, а другой схватила отца за руку и стала умолять:

— Нет, папа. Это не его вина. Я одна во всем виновата, во всей этой путанице только моя вина. — Она приподняла подбородок. — Если хочешь с кем-то разобраться, то разбирайся со мной, а не с Митчем.

Икота.

Ее отец скрестил руки.

— Я же тебе сказал, что твоя икота на меня не действует. — Он зло на нее посмотрел. — Продолжай же.

Икота.

— Это длинная история.

— Конечно, — прокомментировал из-за ее спины Митч. Потом он посмотрел Джорджу в глаза. — Когда вы ее услышите, уверяю вас, она вам покажется столь же увлекательной и невероятной, как и мне.

— Я же сказал тебе, заткнись!

Джойс крепко взяла мужа за руку.

— Пойдем, Джордж. Успокойся, пока тебя не хватил удар. Гизелла, мистер Салливан, извините нас. Мы будем в офисе, когда вы будете готовы.

Страх с любопытством смешались в душе Гизеллы. Она проводила родителей взглядом. Они, несомненно, были созданы друг для друга. Ее невысокая и худенькая мать уверенно и властно вела отца за руку через холл, как будто он был несносным мальчишкой. Да, когда ее отец был в таком состоянии, с ним невозможно было разговаривать. В такой момент он не стал бы ее слушать, что бы она ни говорила. В своем упрямстве он был похож на Митча.

Гизелла медленно перевела взгляд на Митча:

— И ты все еще мне не веришь? — У нее в горле встал ком. И, едва сдерживая слезы, она прошептала: — Даже после последней ночи?

Икота.

— Мисс Красивые Ножки, я…

Она заплакала.

— Для тебя это не имело никакого значения? Простое времяпрепровождение? Так? — Она всхлипнула. — Я думала, что, возможно… после этой ночи… ты изменил свое мнение и понял, что я люблю тебя. Но теперь я понимаю, что горько ошибалась в тебе.

Икота.

— Еще и эта дурацкая икота!

— Нет, ты забавная, — прошептал Митч, гладя ее ладонью по щеке. Его пальцы коснулись уголков ее губ. — Гизелла, я признаю, что хочу тебя. Очень хочу. Даже сейчас.

У него на лице появилась улыбка.

Он глубоко вздохнул и покачал головой.

— Прошлая ночь… ее не должно было быть. Но я так тебя хотел, что не мог сдержать себя. Я не мог себя сдержать. Извини, но я не могу забыть ложь. — Он помолчал и тихонько добавил: — Я хочу тебя, но правда в том, что… я не верю тебе.

— Нет… не говори этого, — всхлипывая, умоляла она.

Икота.

— Извини…

— А ты меня.

Он сбросил с себя покрывало и аккуратно обернул им ее. Потом он схватил полотенце, чтобы прикрыть им свои бедра, и вышел из ванной… и из ее жизни.

— Митч?

Он повернулся и посмотрел на нее, приподняв брови.

— Не беспокойся за свой контракт. Когда отец успокоится и выслушает то, что я ему скажу, он изменит свое решение. Я в этом уверена, — сказала она ему вслед, надеясь, что сможет вернуть то, что отняла у него.

— Я бы не был столь уверен, мисс Красивые Ножки.

И он исчез. Гизелле показалось, что она видела Митча в последний раз. Смешно. В первый раз, когда они встретились официально, на нем было полотенце. И сейчас происходило то же самое. Таким он запомнится ей навсегда, что бы ни случилось. Ей всегда будет сниться парень с рекламного щита с крошечным белым полотенцем на бедрах.

Ее сердце охватила невыносимая тоска. Гизелла задыхалась. Она винила себя. Интуиция ей подсказывала, что все так закончится. Прежде всего ей не стоило ввязываться в это пари. И потом, она должна была рассказать Митчу правду. Обман присутствовал в их отношениях с самого начала. И она проиграла. Причем не только пари. Какое ей было до него дело? Нет, она потеряла нечто более важное. Можно сказать, все: жизнь, любовь, надежду, Митча.

Икота.

Нет, не все. У нее еще остались вечное одиночество, ночи мучительных снов и эта дурацкая икота.

— Что ты натворила? — взорвался Джордж Грант. Он расхаживал взад и вперед по кабинету. — Из всех твоих глупых, безответственных, дурацких выходок…

Икота.

— Возьми, дорогая. Может быть, это поможет.

Мать дала ей ложку арахисового масла, зло посмотрев на мужа. Гизелла проглотила и масло, и ком в горле.

— Спасибо, мама, но мне кажется, что на этот раз ничего не поможет.

— Ты, вероятно, говоришь вовсе не о своей привычке, — мягко сказала Джойс.

От такой нежной заботы матери Гизелла разрыдалась.

— Он… он ушел?

— Да, дорогая. Он полетел на вертолете в Майами.

Гизелла опустила голову и кивнула. Отец продолжал метаться перед ними.

— Может быть, начнем?

Она вздохнула:

— Я не много могу рассказать. А все остальное — глубоко личное.

Джордж Грант рявкнул:

— Ты совершенно права, если думаешь, что я сваляю дурака и просто так дам тебе пять тысяч долларов за глупое пари! Еще никогда я не слышал, чтобы так бросались деньгами!

Джойс перебила его:

— А я говорю, что ты сейчас валяешь дурака. Вспомни, Джордж Грант, что трастовый фонд принадлежит Гизелле. И пора отдать ей бразды правления.

— Ты, должно быть, шутишь! После всего того, что случилось? Она обанкротится через неделю, — засмеялся отец. — Она промотает все, участвуя в пари. Из-за рекламных щитов, из-за чего угодно. О чем ты думаешь?

— Ради всего святого! — выпалила ее мать. — Ты, похоже, забываешь кое о чем, Джордж.

— Что же это?

— Есть вещи, которые важнее денег…

— Назови хотя бы одну, — возразил он.

— Твоя дочь осталась жива и здорова, хотя ураган разнес этот остров в щепки! Ты думал об этом? — Она ткнула ему в грудь пальцем. — Нет. Ты только и делаешь, что кричишь и ругаешься.

Гизелла с удивлением смотрела то на одного, то на другого. Она уже видела, как мать брала дело в свои руки, но чтобы так!

— Что ты за отец?

Джойс закончила свою лекцию и поставила жирную точку, еще раз ткнув его пальцем в грудь.

Джордж Грант не смел пошевелиться. Его лицо раскраснелось от стыда и удивления.

— Я… м-м… я просто… я не понимал, — пробормотал он и извиняющимися глазами посмотрел на Гизеллу.

— Ладно, папа. У тебя, как и у Митча, есть полное право негодовать. Только я не хочу больше об этом говорить, если вы не возражаете. Не надо меня ругать за то, что я сделала, — сказала Гизелла. — Мне и самой от этого нехорошо.

* * *

Грустно вздохнув, Гизелла прильнула к иллюминатору. С высоты полета Парадайз-Ки был похож на сплошные джунгли. Осколки и растительность скрывали под собой песчаные пляжи. К счастью, бунгало почти не пострадало. Удар стихии пришелся на другую часть острова. Она задумалась, выстоял ли ее укромный уголок перед натиском урагана…

«Возможно, и нет. Вероятнее всего, мой укромный уголок, где я вместе с Митчем открыла магию любви, теперь совершенно разбит, как и мое сердце», — подумала Гизелла. В душу ее проникла тоска. Она мучилась от желания, любви, чувства потери. Горькая обида сдавила ее сердце.

Лучи солнечного света прорывались сквозь облака. Трудно было поверить, что всего несколько часов назад небо было черным, зловещим и пугающим, лил дождь и бушевал ветер. Теперь же, когда солнце сияло на небосклоне, мир снова превращался в спокойный рай, словно ничего не произошло. Но это было не так. И дело тут не только в урагане. Все тело Гизеллы изнывало от невыплаканных слез и одиночества. Она хотела забраться в какой-нибудь темный уголок и все забыть. Но не представляла, как можно это сделать.

Мать обняла ее за плечи.

— Ты в порядке, дорогая? Тебе нужно еще масла?

— Не думаю, мама. — Она покачала головой. — Нет, на этот раз арахисовое масло не поможет.

Икота не покидала ее. Это был верный признак того, что нервы ее не выдерживали, а гормоны были в трауре.

— Ты любишь его? — спросила мать.

Гизелла задумалась, посмотрела в затылок отцу. Он сидел на месте второго пилота. Джойс Грант сжала ее руку.

— Не волнуйся, он ничего не услышит.

Глядя на свою мать, Гизелла спросила:

— Как ты поняла, что влюбилась в папу?

— О, дорогая, это не так-то легко объяснить. Ты просто понимаешь это. Тебе кажется, что все идет не так, когда его нет рядом. От его голоса у тебя по спине начинают бегать мурашки. И не из-за того, что он кричит и ругается. При виде его тебя охватывает слабость…

Ее голос утих.

— И у вас с папой до сих пор так же?

Джойс улыбнулась:

— Знаю, что в это трудно поверить, но я всегда волнуюсь, когда вижу и слышу его, несмотря на то что прошло уже столько лет.

«Волнение? И все?» — подумала Гизелла. Митч приводил ее в трепет. Она ощущала себя так, будто на нее вылили ледяную воду. Она прислонилась головой к иллюминатору и смущенно сказала:

— Тогда — да.

— Что да?

Икота.

— Да, я люблю его.

— Я так и знала.

— Но я потеряла его, мам. Прежде чем успела покорить его сердце, я его потеряла, — всхлипнула Гизелла.

Ее слова были еле уловимы из-за шума пропеллера.

Мать тихонько засмеялась.

— Послушай, дорогая, нельзя останавливаться на полпути. Если ты его и потеряла, то лишь для того, чтобы снова найти.

Гизелла покачала толовой.

— Если бы это было так легко. А если он не захочет, чтобы его нашли? Кроме того, я и сама виновата, не была с ним честной.

— Похоже, здесь замешан кто-то еще. — Джойс на мгновение нахмурилась. — Я могла бы просто позвонить Аните.

Икота.

Через несколько минут вертолет приземлился в аэропорту Майами. Они пересели на самолет до Хьюстона. Гизелла не стала дожидаться, пока родители найдут последний чемодан. Она хотела побыстрее оказаться дома и взяла такси. Ей просто необходимо было побыть одной, без неодобрительных взглядов отца и его настойчивых вопросов, без нежной заботы матери. Она еле сдерживала слезы. Наконец-то Гизелла осталась одна. Едва она открыла дверь в квартиру, как дала волю чувствам и зарыдала. Она выплакала боль, обиду и страх, которые накопились у нее в душе. Выплакала ужас, который охватывал ее во время опасного урагана. Она оплакивала свою потерянную любовь к Митчу, свой потерянный рай. Этот мужчина полностью завладел ее сердцем, ее душой, ее телом. И с ним у нее был незабываемый секс. Истерзанная и изможденная, она наконец уснула.

* * *

Комнату залил красный свет. Митч работал без перерыва, обрабатывая пленку за пленкой. Каждая фотография, проявлявшаяся в растворе, отдавалась тупой болью в сердце Митча. Каждая фотография говорила ему о незабываемых моментах любви. А он хотел ее забыть. Но это было невозможно. Он смотрел на фотографии и думал… Воспоминания недавних дней не давали ему покоя. Митчу казалось, что он уже забыл весь обман. Почти забыл. Митч не заметил, как наступило утро. Все его тело ныло, а руки и ноги затекли. Но он продолжал работать словно одержимый. Одержимый идеей увидеть разбившую ему сердце женщину хотя бы на фотографии. Он достал последнюю пленку, снятую в лагуне. Руки тряслись от усталости. Он с грустью смотрел на появляющиеся образы. И с каждым снимком его сердце начинало биться быстрее. И вот последняя фотография появилась у него перед глазами. Та, сделанная в тот памятный день, когда он познал Гизеллу. На снимке была она. Ее голова запрокинута в экстазе, гладкие шелковистые волосы распущены. Ему удалось передать ощущение блаженства на ее лице. Он понял, что это будет лучшая его работа.

Жаль, что ее почти никто увидит. Он упустил свой шанс. Ни контракта, ни договора. Ни Нью-Йорка, ни Парижа. Назад с небес на землю. Каталоги домашних животных, семейные портреты, кастрюли и сковородки.

Он прислонился к стене и потер рукой горящие глаза. С самого начала, с того самого момента, когда он стал снимать Гизеллу, он повторял себе, что не должен поддаваться, ее чарам. Но не смог, им завладели чувства. «Какая ошибка, Салливан! Просто непростительная…» Он вдруг вспомнил, что она солгала ему, кем она была на самом деле. И он никогда этого не забудет. Никогда.

Он собрал фотографии, выключил красный свет и пошел в гостиную. Первые лучи солнца уже ползли по небосклону, но он этого не заметил. Ему грезились ее улыбки, ее обворожительные длинные ноги, ее естественная непринужденность. Она была мила даже на тех фотографиях, на которых Митч пытался запечатлеть ее икоту: ее раскрытый рот, выражение негодования, смирения. А вот и фотография, где она опускает палец в банку с арахисовым маслом… Митч подумал, что никогда больше не будет есть арахисовое масло, чтобы не вспоминать о ней. Не захочет он и любоваться ночным лесом, напоминающим ее темно-зеленые глаза.