1
Стояло самое противное время года.
Завернувшись в шаль, Даша сидела у окна и смотрела на серую землю, серые деревья и такое же серое небо. С момента ее ссылки из Москвы прошла уже неделя, и почти все это время Даша пролежала в кровати, равнодушно слушая приемник.
Полетаев звонил всего пару раз, спрашивал, как здоровье, сам на вопросы отвечал расплывчато и обещал при случае заехать в гости, навестить. Даше это было безразлично. Она почти ничего не ела, даже чай не заваривала — просто пила воду. За всю неделю только два раза попыталась выйти на улицу, убеждая себя, что надо хоть немного проветриться, но, постояв на пороге, возвращалась обратно. Казалось, жизнь потеряла всякий смысл.
2
Это утро началось немного иначе. Даша посмотрела на чуть прояснившееся небо и подумала, что хорошо бы выпить кофе. И сразу же в голове отозвалось: ей чего-то хочется. Впервые за семь дней. Какое-то внутреннее чувство подсказало: это хороший знак. Заставив себя подняться, она отправилась на кухню.
Приготовление кофе, вопреки обыкновению, заняло более четверти часа. Поначалу у нее все валилось из рук, предметы оказывались в каких-то неожиданных местах. А сам кофе обнаружился в хлебнице. Рядом с хлебом, достигшим прямо-таки алмазной твердости. Зато когда коричневатая пенка задрожала, грозя выплеснуться наружу, а аромат кофе достиг носа, Даша словно ожила. Она громко вскрикнула и сдернула турку с плиты.
— Успела, — прошептала она и неожиданно расплакалась.
Это были слезы освобождения от непосильного бремени, которое давило на нее всю неделю.
В прихожей затренькал звонок. Даша рукавом вытерла слезы и прислушалась. Наверное, Полетаев. Пора бы ему ее навестить.
На пороге стоял Филипп Кервель. Вил у него был еще более жалкий, чем у самой хозяйки.
— Фи-фи! — воскликнула Дата, разом позабыв все прошлые обиды. Она раскинула руки, и они бросились друг другу в объятья. — Господи, как я рада вас видеть! Откуда вы здесь?
— Я только что с самолета.
Филипп также, как и хозяйка, с трудом сдерживал слезы.
— С самолета? — Даша на всякий случай посмотрела на небо. Но небо было абсолютно чистым. — Вы хотите сказать, что прилетели из Москвы на самолете?
— О нет-нет… Неделю, что мы не виделись, я провел дома. — Француз запнулся и отвел глаза. — Представлял матушке Богдана и его семью.
Возникла неловкая пауза.
— Ах вот как! Я не знала. — В глубине души Даша почувствовала небольшой укол, но тут же, устыдившись, снова обняла Филиппа, — Как я счастлива, что вы здесь. Да проходите же! У меня и кофе готов…
Француз семенил за нею маленькими шажками.
— Ди-ди, я приехал просить прощения. Я тогда с вами был отвратительно груб и несправедлив.
— Вам не нужно передо мной извиняться. — Даша с неожиданном для себя радостью принялась хлопотать на кухне. — Это все моя самонадеянность. — Слезы подкатили к горлу. — Если бы я только могла предположить, что все так кончится.
Филипп переминался с ноги на ногу, губы его дрожали.
— Мне так жаль, что мы поссорились, Ди-ди. Если бы вы знали, как я вас люблю, Я ведь тоже совсем, совсем один на всем белом свете. Позвольте мне стать… хотя нет, «стать» это не то слово. Позвольте мне попытаться стать близким для вас человеком.
— Ах Филипп, — Даша повернулась, — вы и так очень близкий и дорогой мне человек. — Простите, что держала на вас обиду. Кстати, — она нахмурилась, — а как вы сюда попали?
Француз махнул рукой за спину:
— Меня привез один загадочный человек.
— На синей машине? — засмеялась Даша.
— Да-да.
— Все ясно. А где наш общий знакомый?
— Серж? Мы так и не успели встретиться. Он перепоручил меня своему товарищу, а сам обещал приехать попозже, но он не был уверен, сможет ли это сделать сегодня. По-моему, он очень занят.
— Хорошенькое дело, — пробормотала Даша. — А про меня-то он еще помнит? Этак я отсюда никогда не выберусь. Кстати, — она внимательно посмотрела на Кервеля, — а почему вы покинули Францию и свои дворец? Что с Богданом, как его приняла Мария Андреевна, как его дети? Вы их уже видели?
Голубые глаза француза вдруг стали отстраненными. Он прошел в комнату и сел в кресло, изящно скрестив ноги.
— Да, спасибо, с ними все и порядке. Маман они все очень понравились. — Его голос казался деревянным.
Даша взяла стул и присела рядом. Она пыталась поймать взгляд собеседники.
— Что-то случилось?
— Нет, все в порядке.
— Но я же вижу, что что-то произошло. Прошу вас, Фи-фи, не скрывайте от меня ничего.
— Я не скрываю. Ничего особенного не случилось… — Губы француза предательски задрожали. Сложив ладони перед собой, он запричитал: — Ах, Ди-ди, я больше так не могу! Я думал, все измениться к лучшему, все будут счастливы. Но такого я не мог предположить даже в самом страшном сне!
— Да что случилось? — Даша в самом деле не могла понять, отчего так убивается месье Кервель, Ведь, по его словам, все живы, здоровы и счастливы.
А Филипп продолжал заламывать руки.
— Маман совсем перестала обращать на меня внимание, с утра до ночи общается с Богданом и его детьми. Они, безусловно, прелестны, но… Это становится невыносимым. Только теперь я понял, что такое родная кровь. Меня словно и не существует.
Даша смотрела на бедного флориста во все глаза. Вот так номер!
— Вас… выгнали?
— О, Боже, нет, конечно. Тем более что у меня собственная квартира. Ди-ди, дело совершенно не в деньгах. Я прекрасно знал, на что шел, когда затевал все это дело. Но я никак не ожидал, что вдруг стану для маман чужим, совсем-совсем не нужным. — Голос француза опять стал слезливым. — Вы же понимаете: кроме Марии Андреевны, у меня нет ни единого близкого человека. Я не могу этого переносить. Мне больно. Мне плохо. Я даже не могу работать. — Он прикрыл лицо ладонью.
Даша тихонько вздохнула и покачала головой. Просто не верилось, что этому человеку больше сорока и что он владелец большой и во всех смыслах процветающей фирмы. Сейчас Филипп Кервель скорее походил на бедного маленького сиротку, до смерти боящегося осиротеть во второй раз. И все потому, что хотел доставить радость близкому человеку!
Она взяла Филиппа за руку, попыталась заглянуть в глаза:
— Фи-фи, дорогой, послушайте меня. Что бы ни случилось, я навсегда останусь вашей племянницей. И кровь, которая течет в наших жилах, никак не повлияет на достоверность этого родства. Обнимите меня, все будет хорошо…
Филипп, содрогаясь от рыданий, бросился ей на шею и так бы стояли они, наверное, еще недели дне, если б в дверь снова не позвонили.
— Кто это? — Француз поднял голову.
— Не знаю. — Даша смахнула его слезы со своей щеки, — Скорее всего, ваш московский товарищ господин Полетаев. Он обещал приехать.
— Серж? — Филипп оживился.
— Он самый.
— Боже, как я счастлив буду его видеть! — От недавней печали, казалось, не осталось и следа. — Открывайте же скорее, я пойду готовить еще кофе.
3
Даша не ошиблась. С аккуратной красной розочкой в руках за дверью стоял Полетаев.
— Привет. — Она улыбнулась, — Проходи. Рада тебя видеть,
У подполковника лицо приняло выражение безграничного счастья.
— Ты улыбаешься?
— У меня в гостях Филипп.
— Я знаю. Как он?
— Ужасно.
— Этого следовало ожидать… — И уже бодро, через ее плечо: — Рад вас видеть в добром здравии, cher Filippe.
И хоть подполковник старался держаться на расстоянии, француз ухитрился-таки расцеловать его в обе щеки.
— Мой Бог, мне кажется, мы не виделись целую вечность! Даша деликатно рассматривала розу.
— Проходите в комнату, что же вы в коридоре толпитесь… Мужчины, пропуская друг друга вперед, добрались до гостиной Полетаев присел и сразу потянулся за сигаретой.
— Как дела, Филипп? В Москве не успел с вами толком поговорить, вы уж меня извините,
— Ах, что вы, Серж, я все понимаю, вам было неудобно, столько дел…
— Как баронесса? Как наследник вживается в новую роль?
— Вживается, — через силу выдавил Филипп и посмотрел на Дашу.
Наблюдательный Полетаев немедленно заинтересовался,
— Вы чем-то обеспокоены?
— Не знаю… — Француз теребил изящное сапфировое кольцо на мизинце правой руки. — Я уже рассказывал Ди-ди…
— Ну так расскажите теперь и мне.
— Это сложно…
— Хотя бы попробуйте.
— Понимаете, Серж, последнее время меня мучает какое-то странное предчувствие. Вокруг словно разворачивается некий спектакль.
— Спектакль? — Даша придвинула подполковнику пепельницу. — О спектакле вы мне ничего не говорили.
Полетаев наблюдал за французом сквозь синеву сигаретного дыма. Филипп неловко рассмеялся:
— Возможно, во мне говорит обида, но кажется, что дом наш в одночасье превратился в театр. Все двигаются странно, странно говорят… Даже лица у всех стали неестественными! Словно маски у актеров.
Сам француз, к слову, тоже походил на актера, перед самым сезоном лишенного ангажемента. Пальцы его беспрестанно двигались, будто что-то пытались нащупать, глаза выглядели больными, уголок губы подергивался.
Даша поспешила успокоить названного дядюшку.
— Фи-фи, дорогой, в вас безусловно говорит ревность, но, как мне кажется, напрасно. Баронесса просто приглядывается к новому семейству. Мне она показалась женщиной умной и сильной. Не думаю, что ее легко будет обмануть.
— Она уже не молода. — Галантный француз даже девяностолетнюю старуху не смог назвать старой. — Если эти люди что-то задумали, она не перенесет…
— Стоп! — Даша подняла руку. — Мне кажется или вы действительно говорите о Богдане, как о жулике, прокравшемся в дом?
Кервель осекся. Вид у него стал совершенно растерянный. Он нервно улыбнулся и пожал плечами:
— Нет, я не говорил так. Вам, верно, показалось.
— Ничего мне не показалось. — Даша не удержалась и кинула победоносный взгляд в сторону Полетаева.
Подполковник отсутствующим взглядом смотрел в угол комнаты. Молодая женщина настороженно посмотрела в том же направлении — не притаилась ли там мышь или подобная тому пакость.
— Скажите, — громче, чем следовало, произнесла она, вновь обращаясь к Филиппу, — вы ему не верите? Вы не верите, что Богдан — законный наследник семьи Вельбах? Так?
Филипп сглотнул и отвел глаза.
— Ответьте мне, Фи-фи.
— Нет.
— Что? Говорите громче. — Даша расслышала ответ, но хотела, чтобы его хорошенько расслышал и подполковник.
— Нет, Я не верю им. Но не спрашивайте почему. — Филипп проговорил эту фразу быстро, словно желая как можно скорее покончить с неприятной частью. И затем добавил уже более спокойно: — Богдан, безусловно, приятный и талантливый молодой человек. Он очень красив, прекрасно танцует. Я сейчас помогаю ему устроиться в лучшую школу танцев в Париже. Он очень старается, договорился о частных уроках. Практически все время на занятиях. Даша удивилась:
— Как же тогда он вас раздражает? Если его дома не бывает.
— Я не сказал «раздражает». Просто… Скажем, мне не нравится, как они хозяйничают в доме, который я всегда считал своим. Мне не нравится почтительность, его жена, его дети! — Выплеснув наружу то, что так долго мучило, Филипп взбодрился. — У него отвратительная жена. О Господи, никогда бы не подумал, что могу так сказать о женщине. Она похожа на Борджиа, мне все время кажется, что она хочет меня отравить…
Даша с Полетаевым переглянулись. Подполковник потушил сигарету и встал.
— Дашенька, не поможешь мне разобрать сумку? Я привез кое-что к столу. Вы позволите, Филипп?
— Да, конечно.
Выговорившись, Кервель обмяк в кресле, словно сдувшийся шарик. Лицо его стало пустым.
4
— Пришел ответ из Киева, — без всякого перехода начал Полетаев.
Даша застыла:
— И?..
— Третьего января Титаевской была проведена операция по искусственному оплодотворению. У нее действительно что-то было с… Ну эти ваши женские дела…
— Я поняла. — Даша решила не мучить подполковника выяснением точного диагноза. — Значит, я оказалась права — это Оксана!
Полетаев выглядел менее оптимистично.
— Думаю, ты рано радуешься. Пока в ее действиях ничего противозаконного нет.
— Ошибаешься. Это свидетельствует о том, что она знала о завещании!
— Какие-то иные доказательства у тебя есть?
— Будут, не переживай! — И тут Даша испугалась: — Слушай, а вдруг она и вправду его отравит?
— Кого?
— Да, Филиппа, кого еще…
— Прекрати. — Подполковник хоть и пытался казаться спокойным, но вид у пего был не ахти. — Зачем Оксане травить месье Кервеля?
— Например, чтобы старушка опять не передумала. А так убрать его и все — выбора больше нет.
— Не говори глупости. Она…
В дверях послышался шорох. Филипп заглянул на кухню.
— Я даже не спросил: вам помочь?
— Нет, — хором ответили Даша и Полетаев.
Увидев, как погрустнел француз, Даша поспешила передать ему корзинку с нарезанным хлебом и кофейник.
— Держите, мы сейчас принесем все остальное. Сергей Павлович, подайте мне ветчину.
Подполковник молча выполнил ее просьбу. Даша воровато посмотрела на дверь, за которой исчез Кервель.
— Теперь я могу вернуться в Москву?
— Теперь тем более нет. С тебя пока еще не снято обвинение в хранении наркотиков.
— Так что же мне — сгнить на этой даче? — растерялась молодая женщина.
— Надеюсь, что нет. Мне почти удалось все уладить.
— Каким образом?
— Не имеет значения. Но, видит Бог, чего мне это стоит.
— Значит, все обойдется?
— Надеюсь, что да.
— Вот спасибо! — Даша обрадовалась и засуетилась. — Как бы нам еще и Оксану прижучить?..
— Так. — Полетаев поднял враз потемневшие глаза. — Ты, кажется, обещала…
— Что я обещала?
— Сидеть тихо и не высовываться.
— Да, но если я буду сидеть тихо, то как же тогда поймаю убийцу?
Подполковник прикрыл дверь плотнее и заговорил яростным шепотом:
— Знаешь, чего мне стоит удерживать ситуацию под контролем? Повторяю в сотый раз: сейчас ты — единственный обладатель более или менее полной информации по этому делу. Убийца почти докончил свою работу. Ему или ей осталось устранить только тебя, после чего связать все нити преступления воедино уже никому не удастся.
— Так, может, в милицию? — пролепетала перепуганная Даша.
— В милицию? — Подполковник рассмеялся, — Вспомнила! В самый раз! А ты не забыла, что в свое время не поставила правоохранительные органы в известность? Это, между прочим, уголовно наказуемый проступок. Кроме того, преступления были совершены на территории трех или четырех государств, и пока будут проводиться следственные мероприятия, от тебя мокрого места не останется. Или ты думаешь, весь Интерпол соберется здесь, на этой даче, выставив оцепление?
— А что же делать?
— Тебе — ничего.
— Хорошо. А что будешь делать ты?
— Попытаюсь установить связь между Оксаной и твоим делом. — Подполковник сдержанно вздохнул. — Где-то она должна быть.
— А ты сможешь? — засомневалась Даша. Повисла небольшая пауза.
— Вообще-то на работе меня считают неплохим специалистом. — Полетаев поиграл желваками. — Нет, я, конечно, понимаю, что хорошо для лучшей разведки мира не обязательно подойдет для решения семейных проблем вашего превосходительства, но…
— А может, ты все-таки привезешь мне его дело? — прервала Даша. — Я понимаю, что именно на твоем животе находится пуп мира, но, во-первых, я все равно сижу здесь без толку, а во-вторых, действительно располагаю чуть большей информацией. В деле же моего деда может содержаться…
— Прекрати. — Полетаев распаковал сыр и принялся нарезать полупрозрачными ломтиками. — Как я могу из нашего архива что-то вынести?
— Ну хорошо. — Даша решила не настаивать. — Тогда отдай мне то дело, которое ты стащил в Минобороны.
— Прости, что ты сейчас сказала? — Подполковник поднял голову.
Даша отмахнулась:
— Ладно, сейчас-то уже можешь сказать. Личное дело моего деда, которое ты забрал перед самым моим носом.
— Я забрал дело перед твоим носом? — Нож замер в воздухе. — Откуда?
— Да из архива Министерства обороны!
Полетев изменился в лице. Нож, сыр, доска — все полетело в сторону.
— Кто тебе об этом сказал?
— Неважно. Важно, что ты это сделал, — Она аккуратно уложила разбросанный сыр на тарелку и хотела было отнести в комнату; но подполковник схватил ее за руку.
— Я никогда не обращался в Минобороны в связи с этим делом. У меня были совершенно иные источники, — произнес он гробовым голосом.
Даша смотрела на подполковника испуганными глазами:
— Так это не ты его взял?
— Нет. Кто тебе об этом сообщил? Когда это случилось? Тихо бормотал в углу радиоприем ник. Дрожащей рукой Даша заправила волосы за ухо.
— Сразу после нашего с тобой первого разговора. Я позвонила своему приятелю, он там работает… Миша Тишков.
— И что?
— Через день или два он перезвонил и сказан, что я опоздала. Что дело уже забрали.
— Почему ты мне об этом не сказала? — Подполковник грохнул кулаком по столу. — Черт побери, каждый день новые напасти…
— Я была уверена, что это ты его взял. — Даша чуть не плакала.
— Что случилось? — В кухню робко заглянул Филипп. Вместо ответа Даша бросилась в комнату за телефоном звонить архивисту.
Полетаев следовал за ней, словно Медный всадник.
— Алло, Тишка, привет. Это Кунцева… Я хотела у тебя кое-что уточнить. Да… Помнишь, ты сказал, что тебя опередили, что дело, которым я интересовалась, забрал кто-то другой? Когда это случилось? Да… Да…
По мере ответа лицо молодой женщины вытягивалось все сильнее.
— Что?! Ты уверен?
Филипп уже просто не находил себе места. Он вставал, садился, пересаживался с места на место и не спускал глаз с Даши. Полетаев курил, частыми щелчками стряхивая пепел и большую хрустальную пепельницу.
— …А ее имя так и не… Понятно. Спасибо, Миша, я еще позвоню.
Прижав телефон к щеке, Даша растерянно смотрела на Полетаева.
— Ну?..
— А дело-то, оказывается, давно пропало. Он тогда еще там даже не работал.
— Мило. И как же сие произошло?
— Тишков говорит, что подозревают уборщицу.
— Уборщицу?
— Да. Якобы некая особа устроилась в архив и проработала там меньше двух недель. Ее бы, наверное, даже и не хватились, если бы она просто уволилась, а то исчезла без всякого предупреждения. Стали разыскивать — указанный адрес оказался фальшивым. Трудовая книжка — чужой. И тут кто-то вспомнил, что видел, как она копалась в папках с личными делами. Проверили. Вроде все на месте, а дело Вельбаха пропало.
— Они заявили в милицию?
— Нет. Начальство испугалось: взяли на работу непроверенного человека. Кроме того, подумали, что дело могло пропасть и раньше. Поэтому просто замяли и все.
— И конечно, никто не помнил, как она выглядит?
— Скорее всего, нет. Кто же будет к уборщице присматриваться.
— Это в принципе тоже информация, — пробормотал Полетаев.
— Какая же это информация? — удивилась Даша.
— Можно как минимум утверждать, что «уборщица» была среднего возраста и не особо привлекательной внешности.
— Тоже мне информация!
— Не скажи. Если мы знаем, что она замешана в этом деле, то можно попытаться ее вычислить.
— А если ее просто наняли? Преступник нанял.
— Нет, — Полетаев покачал головой. — В то время все только задумывалось, проверялось. Эта уборщица и есть наш преступник.
— Значит, я могла с ней встречаться?
— Вполне возможно. Даша задумалась:
— Так, подожди… Женщина среднего возраста… Нет, среднего возраста она была лет десять назад, значит, сейчас ближе к старшему. Кто у нас подходит?
— Тебе лучше знать, — Полетаев потушил сигарету и посмотрел на часы.
— Может быть, это жена Алексея Скуратова — Лариса? Оксана, случайно, не ее дочь?
Полетаев отрицательно покачал головой.
— Тогда, может, вторая жена Константина, арфистка…
— У нее есть дети?
— Кто ж ее знает. Вдруг она сейчас в положении? Ребенок будет признан законным.
— Если родится мальчик.
— Может, она уже знает, кто у нее родится? Полетаев жевал ветчину. Его лицо выражало сомнение.
— Это больше походило бы на скоропалительную авантюру, а здесь игра задумывалась давно. У нее либо уже должен быть мальчик, либо… Ладно, — он вытер салфеткой пальцы и встал, — сидите здесь, я постараюсь все выяснить. Из дома ни шагу. Эх, скольких бы бед мы смогли избежать!
— Но я же…
Дверь, подхваченная сквозняком, захлопнулась.
— Ди-ди, дорогая, я прошу прощения, но не могли бы вы мне пояснить, что произошло? Какие уборщицы? Какие арфистки?
Даша неожиданно громко икнула. Филипп удивленно, казалось даже с некоторым осуждением посмотрел на нее. Набрав воздуха, Даша задержала дыхание. Пришла пора все рассказать французу — дольше скрывать не имеет смысла. Она снова икнула.
— Филипп, — говорить было тяжело в прямом и в переносном смысле, — я долго не хотела вам рассказывать. Ик! Но не потому, что не доверяла, а потому, что — ик! — не была до конца уверена.
— Да, я слушаю. — Флорист подал ей стакан воды. — Пейте маленькими глотками.
— Спасибо.
Даша выцедила целый стакан, но это не помогло. Пришлось продолжать с некоторыми паузами,
— Главное, не пугайтесь. Все равно исправить уже ничего нельзя. Убийца действительно существует. Ик!
Против ожидаемого, француз в истерику не впал. Он как-то весь подобрался и стиснул пальцы.
— Это… месье Титаевский? Даша помотала надутыми щеками.
— Мадам Титаевская? Неопределенные вращения шеей по кругу.
— Простите, я не понял. Это она или нет? С шумом выдохнув, Даша пояснила:
— Да. Но не она сама. За ней стоит еще один человек. Скорее всего, женщина. Именно она задумала и осуществила этот чудовищный план. Ик! Черт! Причем очень давно.
Икота не проходила, пришлось снова набрать воздуха. Филипп тонкими пальцами схватился за ворот свитера и оттянул, словно тот душил его.
— Что о вами? — испугалась Даша.
— Она убьет маман, — синеющими губами прошептал француз. — Мне плохо, помогите…
Пришлось помогать. Перевернув все шкафы в поисках лекарств и ничего не найдя, Даша прибегла к самому народному из средств — намочила полотенце холодной водой и приложила бедному Кервелю ко лбу. Себе она налила еще воды.
— Что нам делать, Ди-ди? — простонал Филипп.
— Не знаю! — Даша действительно не знала, что дальше делать. — Я даже представить не могу, с какого конца за это браться. Хотя… — Она помолчала. — Вы знаете, у меня все же существует какое-то странное ощущение, что я сталкивалась с духом Богдана где-то еще.
— С духом Богдана? — Несмотря на общую слабость организма, Филипп удивился формулировке. — Что вы имеете в виду?
— Я сама не знаю… — Молодая женщина пыталась ухватить постоянно ускользающую нить. — Где-то он был, где не должен был быть.
— Как, простите?
— Так… Его мне нашел вроде как Кудрявый… Нет, не то. — Она вцепилась зубами в кулак. — Совсем ведь рядом… Рядом. А как я вообще о нем узнала? Я пошла… Ах! — опустив руку, Даша сделала страшные глаза.
— Что?! — испуганно воскликнул Филипп.
Мысль, пришедшая в голову, показалась молодой женщине настолько шокирующей, что моментально прошла икота. Сначала Даша не поняла, отчего ей стало легче. Оттого, что перестала содрогаться всем телом, или оттого, что в полном мраке еле уловимо забрезжил свет.
— Ах ты старый козел! — Неожиданно для себя, последнюю фразу она произнесла вслух.
Филипп снял холодный компресс со лба и выпрямился.
— Как вы сказали?
Нимало не смутясь, Даша повторила:
— Старый козел. Послушайте, Фи-фи, мне кажется, я знаю, как все произошло.
Предположив, что предыдущее высказывание адресовалось, скорее всего, не ему, француз кивнул:
— Да, да, говорите…
— Наша ошибка в том, что все это время мы ошибочно полагали, будто об условиях завещания семьи Вельбах могли знать только люди, близко знакомые с ее членами. Друзья, родственники и так далее. Правильно?
— Да, наверное… Признаться, я не задумывался.
— А на самом деле существовал еще один, как минимум, человек, который с самого начала был в курсе всех деталей, только распорядиться он этим не мог: все были уверены, что последний барон Вельбах давно скончался. И вот! — Здесь она подняла палец. — Совершенно неожиданно судьба дает этому человеку невероятный, прямо фантастический шанс: он узнает, что Николай Андреевич не только выжил, но и совершенно точно имел потомков. Тогда-то он понимает: упускать шанс нельзя. Преступник задумывает сложную комбинационную игру. Первый этап заканчивается успехом: он находит Богдана. Кстати, знаете, почему он нашел именно его?
— Почему?
— Потому что этот человек располагал информацией только о втором браке. И ничего не знал о первом. Наверное впоследствии он разнюхал и о третьем: сделать это было несложно — на моей бабушке Николай Андреевич женился там же, на Дальнем Востоке. Да только мой отец в напарники преступнику не подошел: во-первых, у него не было сыновей, а во-вторых, при благоприятном стечении обстоятельств он и так получил бы наследство без посторонней помощи. Зато Богдан был идеальной кандидатурой — молодой, перспективный, неискушенный. И этот человек решает прибрать Титаевского к рукам. Для этого он прибег к помощи женщины, преданной ему душой и телом — Марьи Сергеевны. Внешность которой весьма подходит под наши требования.
— Подождите, подождите, Ди-ди… — Филипп протянул руку. — О ком вы говорите?
— Я говорю о господине Миллере. Человеке, которому я сама по глупости выложила все, что знала.
— Месье Миллер? — Филипп был потрясен. — Этот тот господин, который разбирается в генеалогии?
— Да. Именно он сообщил мне о втором браке моего деда.
— Но, как мне помнится, вы сами к нему обратились за помощью?
— Черта с два! — Даша грохнула кулаком по подлокотнику. — Я шла по улице, когда ко мне подошла женщина и весьма ненавязчиво поведала о Немецком музее, разве только что адрес его не сообщила. И произошло это именно в тот момент, когда я уже отчаялась что-либо найти.
— Хм… — Кервель все еще сомневался, — Мне кажется, это слишком сложно.
— Ничего сложного, они все верно рассчитали. Я вцепилась в этот музей, как только узнала о его существовании. Говорю вам — это Миллер. У него были все необходимые условия: он знал о завещании, имел обширные связи в Европе и средства для реализации задуманного. Кроме того, существует еще одно доказательство. Тапочки.
— Тапочки? — переспросил Филипп.
— Именно. Помните, я сказала, что почувствовала дух Богдана там, где быть его не должно?
— Да, конечно.
— Так вот, — Даша наклонилась к Кервелю и понизила голос, — у них в доме одинаковые тапочки.
— ?..
— Тапки, говорю, у них одинаковые. Очень редкие. Я таких больше нигде не встречала. Ручная работа.
Филипп выглядел несколько обалдевшим, но возражать рыжеволосому детективу все же не рискнул.
— Простите, но я не понял одного: зачем месье Миллеру понадобилось совершать столь сложное и дерзкое преступление. Ведь сам он ничего иметь не будет.
— А вот и нет! Я почти уверена, что Оксана — его незаконнорожденная дочь. Его и Марьи Сергеевны. А потом ее отдали на воспитание в деревню, чтобы скрыть грех.
Француз охнул:
— Не может быть!
— Может. Он знал, что я лечу на Тайвань выяснять родословную Богдана. Знал и пытался меня отговорить, а когда не получилось, попросил Оксану подложить мне в чемодан наркотики.
— Но почему ему понадобилось вас отговаривать? — робко чирикнул француз. — Напротив, месье Миллер должен был…
— Видно, в происхождении Богдана что-то не так. — Даша все больше воодушевлялась своим открытием. — Именно поэтому он и подходил преступникам больше, чем мой отец.
Каждая последующая информация повергала Филиппа в все большую растерянность.
— Но… откуда вы это знаете?
— В том городе, где проживали родители Богдана, недавно сгорел архив.
— Ну и что?
— А то, что в происхождении Богдана существует некое слабое звено, Миллер знал об этом и потому заранее уничтожили компрометирующие документы. Или, скорее всего, их спрятали. Таким образом, Титаевский попадает в вечную зависимость от него — одно его слово, обман раскроется и прощай деньги, прощай титулы.
— Что же нам делать? — Француз сидел бледный, как полотно. — Они в любую секунду могут убить маман.
Даша покачала головой:
— Они ни за что не станут этого делать. По двум причинам Смерть мадам Вельбах должна быть такой естественной, чтобы ни одна собака ни до чего не докопалась. Им уже не надо спешить — считайте, что своего они добились. И есть еще одна очень неудобная для них закорючка.
— Какая?
— Мои отец. Он, в отличие от Богдана, обладает стопроцентно чистыми документами. Малейшее сомнение — и все наследство достанется моему отцу.
— И вы так спокойно говорите об этом?! — вскричат Филипп. — Они же рано или поздно доберутся до него.
Даша усмехнулась:
— А вот это вряд ли. Место, где сейчас находится папа, окружено тройным кордоном врачей и армии. Там эпидемия, и на ближайшие две недели я могу быть абсолютно спокойна.
— Но мы не можем сидеть здесь и ждать!
— Конечно, не можем, — согласилась Даша. — Мы немедленно отправляемся к Миллеру. Или он отзывает своих архаровцев из Франции и пишет явку с повинной, или это сделаю я. Учитывая цену вопроса, думаю, что французское правосудие влепит им всем на полную катушку.
Месье Кервель вскочил:
— Но как мы отсюда выберемся? Там высокий забор, ворота закрыты. К тому же у нас нет машины.
— Положитесь на меня — Высоко вскинув рыжую голову, Даша указала рукой на дверь: — Вперед, мой друг. Труба зовет.