Андрей водил по заросшим щекам бритвой, выкашивая колючую щетину, и запоздало жалел, что так все случилось. Часы показывали пять минут девятого. Надо было поторапливаться.

Уходя, он мельком увидел портрет Светланы. Ему даже показалось, что она улыбнулась, как и раньше, провожая его в полет, но он быстро захлопнул дверь. Не стал ждать служебного автобуса, который обычно по утрам собирал испытателей и наземную службу ЛИС. У него был свой излюбленный маршрут: пешочком через парк — и на завод. Это занимало не более получаса, зато придавало бодрости и настраивало на рабочий лад.

Ноги размашисто отмеривали шаги, пальцы неутомимо сжимали и разжимали эспандер — своеобразная гимнастика для рук.

— Здорово, Андрей! О чем задумался?

Аргунов поднял глаза, увидел Волобуева.

— А, Жора, привет!

— Ты чуть не сбил меня. Или рассеянность — высшая стадия сосредоточенности?

— Вот именно.

— Над чем ломаешь голову, если не секрет?

Андрей бросил скороговоркой:

— «Как гибельны страсти! Это ветры, надувающие паруса корабля; они его иногда топят, но без них он не может плавать».

— Что-что? — Волобуев заморгал своими воловьими глазами. — Ты, кажется, заговорил стихами?

— Нет, это не я — Вольтер. И над его предупреждением стоит задуматься.

— Ты о Волчке? Да, бесшабашно летает.

Аргунов рассмеялся.

— Ты чего? — Волобуев недоуменно посмотрел на него. — Человека заносить стало, за Струевым тянется, а ты как бы в стороне!

— Да нет. Я о другом думал, а что касается Валеры, тут ты действительно прав: его нужно держать в узде.

Они заглянули в диспетчерскую. Там, как всегда с утра, было многолюдно: механики, испытатели, контрольные мастера. Белокурая диспетчерша Наташа что-то писала в своем рабочем журнале.

— Эх, Валера, такую девушку упустил! — скосив взгляд на диспетчера, с сожалением покачал головой Денисюк, любитель побалагурить.

— Везет откуда-то с Черниговщины, — поддержал его Суматохин. — Что, здесь своих не хватает? Правда, Наташа?

Лицо у Наташи медленно наливалось краской, хотя она делала вид, что усердно занята журналом.

— Теперь близок локоток, да не укусишь, — шумно вздохнул один из механиков.

И раздался общий сокрушенный вздох:

— Да-а!

— А ну, перестаньте, — прикрикнула девушка, — а то всех выгоню! А ты, Валера, не расстраивайся, еще не все потеряно.

Грянул оглушительный хохот.

— Да я не в том смысле, — смущенно оправдывалась Наташа. — Валера, не слушай их…

— В самом деле, — не унимался Федя Суматохин, — сам приехал, а жену не везет. Так нечестно, Валера. Какая она у тебя?

— Красивая, — признался Волчок.

— Потому и не везешь?

— Конечно, боюсь, что отобьете!

— Мы такие, мы могем! — прогудел Жора Волобуев и снова обернулся к девушке: — Как ты, Наташа, думаешь?..

— Ну хватит! — перебил его Аргунов. — Пошутили — и баста! А то с утра раскачка, к вечеру горячка. — Он подошел к диспетчерскому столу: — Наташенька, много сегодня машин?

Девушка благодарно взглянула на него.

— Под завязку, Андрей Николаевич.

— Готовые есть?

— Две.

— Где Востриков?

— Семен Иванович сейчас в ангаре. Что-то с «десяткой» не ладится.

— Тогда начнем полеты, — распорядился Аргунов.

— Еще синоптик не приходил, — возразила Наташа.

— Видимость миллион на миллион, а ты — синоптик. — Андрей присел рядом с девушкой, посмотрел в рабочий журнал. — Валера, — он повернулся к Волчку, — полетишь на «ноль восьмой», а ты, Жора, на «ноль девятой». Вопросы есть? Нет? Всем на старт!

Вскоре в небо ушла первая машина, за ней — вторая. Аргунов решил взять себе «десятку» — очень уж капризная машина попалась. Несколько дефектов обнаружили на земле, а какой она окажется в воздухе? Аргунов направился в ангар. Самолет стоял, весь разлюченный, и наземники работали кто где — в кабине, в носовом отсеке, в куполе шасси.

— Э-э, так и к вечеру не успеете, — сказал Аргунов механику.

Механик, богатырь, под стать ему самому, заверил:

— Не пройдет и часа — машина выйдет на линейку.

Подбежал запыхавшийся моторист:

— Андрей Николаевич, звонили, у Волчка что-то…

Сердце упало.

— Что именно?

— Не знаю.

Аргунов вскочил и понесся саженными прыжками в диспетчерскую. В воображении уже вставали картины, одна страшней другой. Рванув дверь диспетчерской, он увидел прильнувших к динамику людей.

— Что у него?

— Не вырабатывается топливо из левого крыльевого отсека, — поспешно ответила Наташа.

— Фу! — облегченно выдохнул Аргунов, и с плеч будто сто тонн свалилось. — Где он?

— Возвращается на точку.

Прибежал Востриков, взъерошенный и напуганный.

— Что с Волчком? — растерянно мигая, спросил он.

— Ничего особенного, — успокоил его Аргунов. — Левый отсек не вырабатывается.

— Передайте Денисюку — пусть сажает! — приказал он и выскочил из диспетчерской.

Аргунов понимал его состояние: самолетов на ЛИС скопилось немало, месяц на исходе, а тут опять загвоздка.

Причина неисправности выяснилась сразу, как только Волчок зарулил на стоянку. Оказалась незакрытой горловина бака — отсюда невыработка топлива.

Востриков напустился на наземный экипаж:

— Куда вы смотрели, черт бы вас побрал? Или у вас глаз нет? Мало думаете о летчиках! — гремел его сорванный, рассерженный голос.

— Не доглядели, — жалко оправдывались механик и контрольный мастер.

Аргунов, не дослушав, ушел. Волчка он увидел в диспетчерской. Тот с невозмутимым видом заполнил в полетном листе: «Задание не выполнил». Аргунов выждал, пока он распишется, негромко позвал:

— Валера, пойдем со мной.

Они вышли в коридор.

— Иди раздевайся, сегодня больше не полетишь.

— Не полечу? — заволновался Волчок. — Но ведь у меня еще одна машина!

— На сегодня тебе отбой.

— Как отбой?

— Тогда расшифрую! — повысил голос Аргунов. — Я отстраняю тебя от полетов. В конце рабочего дня поговорим подробнее.

— Объясните, за что отстраняете?

— За халатное отношение к своим служебным обязанностям. Ясно? И приготовься сам объяснить: почему так случилось у тебя?

Через пять минут Аргунова разыскал обеспокоенный Востриков.

— Ты Волчка отстранил? — спросил он недовольно. — Но ведь техслужба виновата.

— С летчика тоже вина не снимается. Он должен осматривать машину перед вылетом, а если не осмотрел — грош цена такому летчику! — жестко отрезал Аргунов.

— Резонно, но пойми, Андрей Николаевич, план поджимает. Отмени свое наказание.

— Нет!

— Тогда отменю я.

— Пойду к директору.

Востриков нервно махнул рукой:

— Вечно ты мне подножку ставишь. А ведь повозку легче везти вместе.

Целый день гремел аэродром. Испытатели улетали, прилетали, записывали выявленные дефекты, вновь отправлялись в полет, а Волчок как потерянный слонялся по залам летно-испытательной станции.

Ровно в шесть вечера, одеваясь после душа, Аргунов сказал Суматохину:

— Покличь-ка всех пилотов в штурманскую.

Штурманская — это небольшая комнатка, облепленная картами, схемами и всевозможными графиками. Здесь обычно собирались для получения задачи на очередной летный день. Если в летном зале можно было поиграть в бильярд, отдохнуть, расслабиться после полета, то здесь все — и большой стол с крупномасштабной картой под плексигласом, и книжный шкаф со справочниками и летными документами, и массивный железный сейф — все располагало к рабочей деловитости, дисциплинировало, подчеркивало главное, чем живут испытатели.

Волчок раньше всех пришел в штурманскую. Он сидел и наблюдал, как один за другим входили его товарищи-испытатели, немного усталые, молчаливые.

Аргунов оглядел товарищей, сидящих перед ним, по их лицам понял: ждут разговора.

А сам виновник чрезвычайного происшествия Волчок делал вид, что рассматривает на стене схему пробивания облаков, и ничто иное, казалось, не интересовало его в эти минуты.

Что это, выдержка или бравада?

— Валера, проанализируй свой полет, — предложил Аргунов.

— Полет — как песня, на одном дыхании! — воскликнул Волчок.

— Не юродствуй! — одернул его Суматохин.

— И встать бы надо, — напомнил Волобуев.

Волчок поднялся, поняв, что шуточками не отделаешься.

— Я бы попросил вести себя серьезней, — сказал Аргунов. — Вопрос не праздный. Сегодня ты допустил непростительную ошибку.

Волчок вспыхнул, точно кто отхлестал его по щекам.

— Что ж… я готов понести наказание! Наказывайте! Только в инструкцию летчику надо внести добавление: перед полетом закрыть горловины топливных баков…

— Лепет! — оборвал его Аргунов. — В инструкции черным по белому написано: осмотреть самолет! Ты осматривал его? Нет! Срыв задания произошел по твоей вине.

— Что вы на меня все шишки валите за какую-то несчастную пробку! — не выдержал Волчок. — Если на то пошло, есть техническая служба! Она не закрыла пробку!

— Ты что… серьезно?

— Какие тут могут быть шутки?! — возразил Волчок.

— Так… Тогда переходи на прием! — Аргунов круто повернул разговор. — Самолет тебе не конь. Это на коня можно вскочить на ходу. С механиков, разумеется, спросится, но главная ответственность — на тебе! Ты задумывался над тем, сколько стоит твой «конь»? Про жизнь испытателя я уж и не говорю.

Волчок подавленно молчал.

— Я сегодня лишь отстранил тебя от полетов, но если подобное повторится еще раз, придется принимать меры покруче. И позволь, Валера, тебе заметить: мы все-таки выполняем испытательные полеты. Заруби себе на носу: ис-пы-тательные! А с небом не шутят. В небе либо летают, либо… Дошло?

— Дошло, — чуть слышно отозвался Волчок.

— Все! — тяжелая ладонь Аргунова легла на стол. — С понедельника приступаем к изучению конструкции нового самолета. А теперь — по домам.

Волчок жил неподалеку от Аргунова.

— Ты не торопишься? — окликнул его Аргунов, когда они вышли из автобуса.

— А что такое? — В голосе Волчка послышалось отчуждение.

— Не сердись, оставим обиды на работе.

— Я не сержусь.

— Вот и отлично. Зайдем ко мне?

— Нравоучения будете читать?

Аргунов рассмеялся:

— Ох и ершист же ты!

— Приходится быть ершистым, — сказал Волчок, и лицо его посветлело и оживилось. — Да вы не думайте, Андрей Николаевич, я ведь ершист не от злобы, просто у меня характер такой. Знаю, за дело строгают, а все равно упрямлюсь, в бутылку лезу. Ну ничего, исправлюсь. Да?

— Это от тебя зависит.

Аргунов открыл дверь и легонько подтолкнул вперед оробевшего Валерия:

— Заходи и найди себе какое-нибудь занятие, а я сейчас…

Пока Аргунов возился на кухне, готовя кофе, Волчок, осмелев, заинтересовался книгами, что стояли на полках.

— Богатая у вас библиотека, — заметил он, когда появился Аргунов с двумя дымящимися чашками кофе.

— Это все от жены осталось. Запоем читала. Я только про авиацию собираю. — Андрей взял с полки книгу: — «Голубая моя планета» Титова. Читал?

— Не успел.

— Ну, братец, за такими вещами надо следить, — мягко пожурил он Волчка. — Да, вот еще: «Один в бескрайнем небе» Бриджмена. Стоящая вещь! Жаль, что у нас мало об испытателях пишут.

— Да, — мечтательно вздохнул Волчок, — написал бы кто-нибудь про нас — заводских испытателей.

— В герои захотелось? — насмешливо спросил Аргунов.

— А что? Другим можно, а нам нельзя? — разгорячился Волчок, но, уловив едкую усмешку Аргунова, тут же поправился: — Не обязательно ж про меня. Вон Струев! Летает как черт!

— Летать-то летает, но иногда зарывается. Бесшабашничает.

— Андрей Николаевич, вы меня поражаете, честное слово. Смелость — это разве бесшабашность?

— Бывает смелость во имя чего-то и бывает — просто так.. Но тогда она уже не называется смелостью.

— А как?

Аргунов пожал плечами.

— Что-то вроде озорства. А мы ведь взрослые люди. — Он оглядел Волчка и рассмеялся: — Хотя о тебе этого, конечно, не скажешь…

— Скажите, Андрей Николаевич, а как вы испытателем стали? — спросил Волчок.

— Совершенно случайно. Не веришь? Дотащил однажды до аэродрома машину неисправную, а ко мне с предложеньицем: не хотите ли стать испытателем?

— Шутите вы все, Андрей Николаевич, — обиженно сказал Волчок.

Лицо Аргунова сделалось задумчивым.

— И все-таки это правда: мне помог случай. Там и начальник ЛИС сидел, не Востриков, другой. Он-то и предложил мне стать у них испытателем. Так что, Валера, никакая машина панибратства не любит. Особенно новая. С ней всегда держи ушки топориком.

— Да какая же она новая?! — возразил Волчок. — Вот на фирме — там действительно новая! Опытный образец! А здесь, — он махнул рукой, — серийная. — Андрей напряженно, точно впервые увидев, смотрел на него, а Валерий, войдя в раж, не замечал его взгляда, горячился еще больше: — Какие мы испытатели? Облетчики! Черновая работа! Прямо смех разбирает. Я-то думал: попаду в испытатели, а тут… Да мне и вас жалко, Андрей Николаевич!

— Все? — тихо спросил Аргунов. — Тогда слушай меня внимательно. На собрании я тебе не сказал, щадя твое самолюбие, а теперь скажу. Зазнайка ты! Легкодум. А еще хочет, чтоб про него книги писали…

Волчок пытался возразить, но Аргунов повысил голос:

— Слушай!.. Да, у нас черновая работа, а задумывался ли ты когда-нибудь над тем, что от этой работы зависит жизнь войсковых летчиков? Сотен. Тысяч. Ты лишь мелочь не доглядел, что-то упустил — и это может обернуться трагедией. «Облетчики»… Да, облетчики. Я бы даже не так сказал — мусорщики! Мусор выгребаем. Ну и что? Разве от этого меньше ответственность? Конечно, на фирме работа чище. Так сказать, в белых перчатках. Но кто-то должен выполнять работу и в рукавицах!

Андрей резко отодвинул от себя чашку с кофе, встал.

— Надеюсь, Валера, что это в тебе по молодости лет. А чуть повзрослеешь да осмотришься… — Он прошел к книжной полке, достал тонкую синюю книжечку с золотым тиснением: — Ты сказку Экзюпери читал?

— Сказку? — удивился Волчок.

— Да, именно сказку. Про маленького принца. А ты что, не знаешь, что известный летчик писал сказки?

— В первый раз слышу.

— Тогда тебе будет очень полезно почитать эту сказку. Особенно то место, когда маленький принц рассказывает летчику о своей крохотной планете. Понимаешь, каждое утро он начинает с того, что выпалывает баобабы. И если бы он не выполол хотя бы несколько баобабов, они бы разорвали его планету. Вот и нам надо выпалывать свои «баобабы».