Глава 1.
Один разбойник – пятак, а двадцать, уже рубль.
Минуло три года с тех пор, как сел на московский стол Иоанн Иоаннович. Сел, не смотря на происки бояр и ненависть кромешников. Многим пришелся не по нраву молодой государь... Но оказались рядом с ним и те, кто готов был служить верой и правдой. Таким был и Борис Федорович...
- Аникейка, бесов сын! Свечи тащи. Ни зги не видать в горнице!
- Почто лютуешь, Борис Феодорович? Али снова какую-нито лжу в бумагах своих нашел?
- Ох, Марьюшка... Да иных-то бумаг дьяки мне и не приносят. С добрыми делами они и сами справятся, а вот коли вести дурные, тут же ко мне на поклон идут. Прими, дескать, батюшка, не с нашим разумением такое читывать. – Моложавый боярин в черном, шитом серебром кафтане, глянул на собеседницу, приятную лицом и фигурой девушку в богатом наряде, и тихо вздохнул. Марья как-то умела гасить гнев, иногда волнам накатывавший на главу посольского приказа. То ли ласковой улыбкой, то ли нежным светом васильковых глаз. Сколь ни пытался разобраться в причинах этого удивительного влияния, боярин, но так и не смог... пока.
- Аникейка! Где ты там?! – С новой силой крикнул Борис Федорович, осознав, что уже пару минут безмолвно смотрит на Марью, вгоняя девушку в краску своим немигающим тяжелым взглядом. Тоже загадка. От хмурого взора боярина, дьяков со страха шатает, а боярышня только алеет как маков цвет, да косу теребит.
Примчался дворовый Аникейка с двумя тяжелыми, италийской работы подсвечниками, шмыгнул мышью по комнате, только низкая дверь за ним хлопнула. И снова боярин да боярышня одни в комнате... Или, как уж и государь начал говаривать, в «кабинете».
- Так что за беда привела тебя ко мне, Марья свет Михайловна? – Откашлялся боярин.
- Беда? – Подняла тонкие брови та, и рассмеялась. – Ты, боярин меня с дьяками своими не путай. То они к тебе с кручиной приходят, а я по просьбе матушки заглянула. Она велела передать, что бы был ты сегодня у нас на пиру.
- Что ж она челядина не прислала? Как тебя, девицу, из дому одну отпустила? – Удивился боярин.
- Полно, Борис Феодорович. – Улыбнулась Марья. – Со мной целый десяток батюшкиных холопов, да и братец-непоседа, нынче провожал.
- И где же он? – Нарочито внимательно осмотрелся собеседник.
- А где ему быть? Довел меня до избы, а сам к огненному наряду побежал. – Кивнула в сторону небольшого витражного окна, боярышня. – Как возвертаться станем, так и он появится.
- Да уж братец твой, зело шустер! – Ухмыльнулся в свою небольшую бородку боярин. – Ну что ж... Благодарствую за приглашение, ввечеру буду у вас. Людмиле Захаровне от меня поклон.
Марья Михайловна легко улыбнулась, и звякнув колтами да монистами, выплыла из горницы.
Глава посольского приказа глянул ей вслед, и сделав зарубку в памяти, вернулся к чтению свитка, что с час тому, доставил гонец из Волоколамска. На чело государева ближника набежала туча. Странные, непонятные дела творятся на Ламском волоке, не к добру такие вещи, ох не к добру.
«Пишет тебе, Борис Феодорович, муж нарочитый, в Ламском волоке для пригляду тобой поставленный, Онфим. Ныне появился на торгу человек, в одеже незнаемой, говором странный... Не боярин с виду, не смерд. Но силен аки тур, а через то, нагл и весел. Третьего дня, не смотря на указ государев, сей человек в кружале требовал хмельного. Шесть стрельцов насилу его угомонили войлочной дубинкой, да по приказу воеводы свели в поруб. Так тот, ирод, выломал два венца, и был таков. Посланных на поиски людишек, беглец связал и бросил на погосте, наказав боле его не искать, так как худа он никому не делал. А что в кружале буянил, так то, дескать, не со зла, а от незнания. Сказал и ушел в сторону Москвы, о чем и сообщаю, как ты Борис Феодорович и наказывал. А боле новостей никаких нет. Слуга государев, Онфим».
Илья дернул головой, и кистень просвистел мимо уха. Парень ушел в перекат, и возникнув прямо перед ошалевшим от такой прыти разбойником, от души зарядил ему прямой в челюсть. Мелькнули перед носом изгвазданные в грязи лапти, и атаман, на глазах всей ватаги, рухнул наземь, подняв вокруг себя небольшой фонтан грязной осенней жижи, что на Руси считается дорожным покрытием. Под возмущенный рев пяти крепких мужиков, Илья взвился в воздух, и пошел молотить татей ногами и руками, изображая сумасшедшую мельницу. Через минуту, вся ватага лежала мордами в грязь, а Илья, методично обшарил невезучих разбойников, и собрал все, что могло представлять хоть какой-то интерес в плане возможного обмена на еду и кров. А затем, двинулся вперед по московскому тракту. В руке у Ильи позвякивала неплохая, хоть и запущенная сабля, а карманы приятно оттягивало некоторое количество серебра, и даже десяток тяжелых золотых монет.
Государь принимал ближних воевод в Яшмовой палате, и главе посольского приказа пришлось провести некоторое время в соседних покоях, в обществе старого знакомого – Романа Васильевича Бельского. После казни Малюты, Бельский несколько подрастерял вальяжность, и многими был забыт, но, как и Борис Федорович, по-прежнему оставался одним из тех, кто своим плечом, не мозоля никому глаза, подпирал молодого государя, и удерживал в ежовых рукавицах Стрелецкий и Тайных дел приказы, официальному главе которых, боярину Брюхатому, на восьмом десятке лет было куда ближе до неба, чем до приказной избы.
Сегодня, Бельский был зол и весел.
- Борис Федорович, здравствуй боярин! – Улыбнулся он главе Посольского приказа. – А я тут своих дармоедов распекаю. Уж погоди минуту.
С этими словами, Бельский повернулся к склонившим перед ним головы дьякам, и хорошенько выматерив, выгнал их из покоев.
- Ишь, шельмы! – Хмыкнул он, когда закрылась дверь.
- И за что ты их? – Поинтересовался Борис Федорович.
- Ха! А ты смотри, что удумали! – Бельский протянул боярину свиток, по ходу рассказывая, - Нынче, какой-то молодец, ватагу Федьки Рваного на Волоколамском тракте по кустам раскидал. О чем мне стрелецкий воевода тамошний и отписал. Посылал он своих людишек в погоню за беглым варнаком, а те, вместо молодца указанного, притащили Федьку с татями. Так пара моих дьячков, решила вид принять, мне доложивши, что это их усердием, душегубов изловили. Не ведали хитромордые, что у меня от воеводы письмо имеется. Так-то.
- Ну и ушлые у тебя дьячки, Роман Васильевич. – Покачал головой глава посольского приказа, и замер, поглаживая бородку. – Постой, ты сказал, на Волоколамском тракте?
- Ну да. – Кивнул Бельский, и прищурился, зная повадки главы Посольского приказа, – Э-э, боярин. Да тебе никак о сем известно?
- Ну уж нет. О твоих делах, друже, лучше не знать. А то и оглянуться не успеешь, как на дыбе окажешься. – Открестился Борис Федорович, но боярин Бельский и ухом не повел. Поняв, что старого приятеля не провести, боярин Борис рассказал о своих известиях с Волоколамска. Тут уж и Роман Васильевич задумался.
- Думаешь, то твой «в незнаемой одеже» шалил? – Наконец поинтересовался он. И задумался вслух. – Два венца с поруба вынес, погоню с коней ссадил, да связав, на Москву ушел... А знаешь, Борис Федорович, пожалуй, я с тобой соглашусь. Такой мог ватагу голыми руками раскидать. Опять же и воевода в письме поминал, что по Федькиным признаниям, человек, что их в грязи купал, в странных одеждах был. На них, дескать, ватага и позарилась... Надо бы за тем человечком проследить... Что скажешь, боярин думный?
- Прав ты, Роман Васильевич. Уж зело шустрый тот «не боярин и не смерд», коли и тебе и мне уж о нем доложили. Согласен. Только... Ты ж знаешь, я в Москве много людей не держу, некого поставить для пригляду за ним. Уж ты подсоби разумниками из своего приказа, а? – Согласно покивал боярин Годунов.
- Да какие разумники, о чем ты. Видел же только что, как мои дьячки дело справляют! Ну да ладно... Поглядим, что за птаха, этот малый. – Подмигнул Бельский, и в этот момент, в комнату заглянул дворцовый служка.
- Государь ждет.
Бояре одновременно кивнули, и поправив высокие горлатные шапки, пошли на прием к Иоанну Иоанновичу, мерно постукивая об пол резными посохами. А после приема, оба и думать забыли о шустром человечке, что шел от Ламского волока в Москву. Ныне у бояр нашлись иные заботы. Вернулся из Франции сын главы посольского приказа, Федор Борисович, отправленный в начале года в посольство ко двору Генрика Третьего. Семнадцатилетний боярин в сопровождении нескольких умудренных в европейских делах мужей, привез много новостей, и самой главной оказалось известие, о послах короля Французского, выехавших следом за ним, к московскому государю. Генрик Валуа решил поговорить с московитами о Польше, на которую те точили зубы, и время от времени не слабо покусывали...
Растревоженный Борис Федорович, обнявшись прямо перед очами Государя, с сыном, которого не видел почти год, отправился вместе с ним готовиться к приему французов. А князь и думный боярин Бельский, выслушав требования Иоанна Иоанновича, в основном сводившиеся к простому: «Если что, я тебя!», колобком скатился с Красного крыльца, и раздавая подзатыльники слугам и приказным, отправился в Стрелецкую избу, наводить шорох среди дьяков, дабы те не попустили никакого конфуза по приезду послов (вроде украденных золотых блохоловок, или ларцов с ароматными водами для отбивания отвратного запаха немытых тел европейцев, как уже бывало с англицкими послами).
Вся эта суета, позволила Илье беспрепятственно достичь Москвы. Увидев, что представляют собой улицы столицы, парень выматерился, и пошел искать лошадиного барышника, поскольку тонуть в этих грязевых ваннах ему совершенно не хотелось, а единственным приемлемым способом для «спасения утопающего» было перемещение по городу на лошади. Барышник был найден в кратчайший срок, и в Москву, Илья въехал на добротной кобылке степных кровей. Невысокая, непривередливая и выносливая, Сноль послушно довезла парня до постоялого двора, ни разу не уронив, чему Илья был до жути рад, поскольку в последний раз сидел на лошади года этак четыре назад, и было это в горах, на перевалах, где не понятно кто кого везет. То ли лошадь всадника, то ли наоборот.
Поев вчерашних щей, и закусив их пирогами с визигой, Илья впал в меланхолию. До Москвы он добрался, но что делать дальше, не представлял. Покосился на саблю. Идти на большую дорогу не хотелось, а к какому делу себя приложить, он не знал. Была б поблизости кузня, глядишь чего и получилось, но и в этом Илья сомневался, поскольку слишком многое из того, что для здешних кузнецов обычное дело, для него – темный лес. Взять хотя бы сырье. Если дома Илье нужна была сталь определенной вязкости, он просто заказывал ее, а местные, хоть и меряют сталь на глазок, так и варят ее сами! И кому здесь, спрашивается, нужен кузнец, не умеющий подобрать сплав для подковы или сошника? То-то.
Илья вздохнул, и пересчитав деньги оставшиеся после покупки лошади, оплаты жилья и стола, неопределенно хмыкнул. Как вариант, можно податься в стрельцы... но от этого воротит больше, чем от разбойного ремесла. Субординации Илюха наелся дома до мучнистой отрыжки, и возвращаться в армию желанием не горел... даже стрельцом в красном кафтане и с бердышем. Значит, будем придумывать что-то иное. Например, наняться телохранителем в купеческий обоз, благо подготовка позволяет. Нет, не пойдет. Так он в государевы люди не выбьется. Отвлекшись от мрачных мыслей, парень глянул на саблю, и вытащив ее из потертых ножен, гадливо сплюнул. Встреть он этих разбойничков еще раз, живо бы научил правильно репку чистить. Хорошо хоть ржи нет... Но уж изгваздан клинок в какой-то гадости по самое не хочу. Илья задумчиво покрутил саблю перед носом, и нахмурился. Метнулся на первый этаж гостиницы, и выпросив у хозяина ветошь, оселок и кое-какую мелочевку, вернулся в комнату, где сбросил со стола худой мешок, и принялся за приведение сабли в божеский вид. Через полчаса немалых усилий, уже никто не смог бы заявить, что это оружие годится лишь на лом. Илья встал, и повернув саблю к скудному свету, провел рукой по полотну клинка. Довольно слабо изогнутый, с небольшой елманью, и глубоким долом, он заворожил парня, золотистым отблеском струйчатого узора.
- Если это не булат, то я царица Савская. – Очумело качнул головой Илья, и принялся пристально изучать доставшийся ему клинок. – А грабителей тех, убить мало за такое обращение с оружием...
Илья на мгновение замер, и неожиданно весело ухмыльнулся. А почему бы и нет?
- Действительно, почему? – Вслух мурлыкнул он. Разбойничков по дорогам шалит немало. Если заняться малыми шайками типа недавних уродов, то можно неплохо подзаработать. Опасно? Ха! Не опасней чем голыми руками с медведем бороться, да и искать тогда никого не придется. Сами найдут, да в ножки поклонятся... Или на дыбу вздернут. Ну, уж последнего варианта, Илья постарается избежать. Ладно, поживем-увидим.
Глава 2.
Куда вас сударь, к черту, занесло...
Старый граф уже давненько отвык от дальних поездок. А уж таких как это путешествие, он и вовсе в жизни не совершал. И ведь последнему идиоту ясно, что смысла в этом посольстве к дикарям и схизматикам нет! А вот поди ж ты, нашептал кто-то Его Величеству... И де Фуа едет к варварам! Чертовы интриганы.
Граф де Фуа прибеднялся и ворчал по старой привычке, словно продолжал бессмысленный спор со своим королем, непременно желавшим, что бы посольство возглавил именно он.
Послу же было около сорока лет, и несмотря на то, что он не состоял ни в одной из существовавших при дворе партий, сковырнуть его с занимаемых постов было не реально. Поскольку ставил его на эти посты именно король Генрих, чьим неизменным покровительством, граф пользовался еще с того времени, когда Генрих Третий Валуа, волей Господа христианнейший король Франции, был всего лишь герцогом д’Анжу, а сам де Фуа еще не был графом.
Да и что касается посольства... Еще пятнадцать лет назад московиты действительно были дикими. Нельзя сказать, что они цивилизовались за столь короткий срок, но сейчас... Этот их новый царь круто начал свое правление. Не размениваясь на мелочи, оттяпал половину Великолитовского княжества, дал по загривку Речи Посполитой, и теперь облизывается на Крым. Никак не дает ему покоя парадное шествие татар к Москве, имевшее место при его батюшке, и остановленное им же, под самыми стенами столицы. И пускай бы царь намял этим дикарям холку, дело-то неплохое... Вот только издыхающее на глазах Великолитовское княжество было связано с Францией парой немаловажных договоров, а Речь Посполита, уже тридцать лет воспринималась французской короной как одна из провинций, пусть отдаленная, но своя. То есть, развив такую бурную деятельность, Иоанн посягнул на интересы Франции, а это уже нехорошо. Не по-соседски, можно сказать.
Размышления ушлого фаворита были прерваны самым что ни на есть пошлым образом. Перед первой каретой его поезда рухнуло дерево, и из кустов полезли какие-то вооруженные людишки. Охрана было, похваталась за пистоли, но отсыревший по промозглой погоде порох, взрываться отказывался наотрез, и это послужило причиной, по которой граф почти моментально лишился двух доезжачих и трех охранников. Следом зазвенели шпаги, перекрываемые звериным воем разбойников. Де Фуа чертыхнулся, и вылез из кареты с двумя «чертовыми флейтами» наперевес. Уж они-то его не подведут.
Грохот выстрелов раздавшийся в версте от того места, где Илья остановился на обед, заставил его бросить готовку. Он третий день искал лиходеев, что озоровали на рязанском тракте... И кажется, нашел. Парень смутно представлял, как он будет биться с тремя десятками татей, но это же не повод что бы отказываться от разведки? Тем более, что подобные шайки обычно сбиваются из более мелких, ради какого-то большого дела, а значит есть шанс дождаться пока они это дело выполнят, и разбить их когда разойдутся... Все эти меркантильные и несколько циничные мысли, вылетели у него из головы, едва раздались первые выстрелы со стороны тракта. И теперь, Илья бешеным лосем перся сквозь кустарник, торопясь к месту боя. Успел.
Картинка открывшаяся перед парнем была не то что бы безрадостная, но и оптимистичной десяток трупов на фоне сражающихся с разбойниками европейцев, не назовешь. Илья неаккуратно высунулся из-за дерева, и тут же чуть не схлопотал топором по голове. Дюжий мужик, заметивший парня, снова замахнулся, и Илья еле успел присесть. От дерева только щепки полетели.
- Тебе помочь? – Высунулся парень с другой стороны ствола.
- Чо? – Не понял тать, притормаживая топор, и тут же получил удар сабли в грудь.
- Я говорил, может тебе помочь дерево срубить? Да видно уже ни к чему. – Пояснил он трупу, и скользнул вперед.
Де Фуа скрежетал зубами от злости. Пистоли уже разряжены, а против дубин шпагами особо не помашешь. Разбойники все увереннее теснили французов куда-то к краю дороги. Слава богу, что почти все из посольства пока целы... Пока. Граф прекрасно понимал, что отсутствие трупов среди посольских, явление временное, да и то, в этом больше заслуга не фехтовального мастерства дворян, а верности и упрямства телохранителей, на три четверти состоящих из швейцарских ландскнехтов, всегда отрабатывающих свое золото от и до.
- Эй, помощь не нужна? – Раздался голос рядом с графом. Тот на мгновение скосил глаза на говорившего, не переставая держать перед собой стальной веер защиты, и кивнул.
- От и ладно. Сейчас мы им покажем, как в лес по грибы шастать! – Весельчак, только сейчас граф понял что, спрашивали его на русском, с каким-то лихим гиканьем устремился вперед, умудрившись почти тут же располовинить двух нападавших, а следом за ним перешли в атаку и посольские. Через пять минут все было кончено. Граф вонзил шпагу в горло последнего из разбойников, и тут же удостоился укоризненного взгляда от нежданного русского помощника.
- Что ж ты, твое сиятельство творишь, а? И кто ж мне теперь расскажет, где у них была казна схоронена? – Вздохнул Илья, наблюдая, как собеседник невозмутимо вытирает окровавленный клинок.
- Казна? – Нахмурился граф, переводя слова русского на родной язык. (Ну не зря же он у короля толмачем был, доводилось и с русскими купцами беседовать, и с польскими и чешскими, и... с кем только не приходилось). – А... грабленное! То пусть тебя не беспокоит. Ты помог нам спастись, я тебе благодарность. Да и что за сокровища есть у этих людей?
- По-русски ты здорово изъясняешься, твое сиятельство. – Усмехнулся Илья. – А вот жизни не знаешь. Здесь же не Франция, какая. У этих лиходеев семеро по лавкам не скачут. Да и сам посмотри, какая на них одежда справная. И вооружены неплохо. Не-ет. Казна у них есть, и не малая, только не видать мне ее, как своих ушей.
Заметив как хмыкнул дворянин при слове «Франция», Илья усмехнулся. Угадал, выходит.
- Могу я узнать имя, того кто не побоялся выступить против этих...? – На почти чистом русском спросил де Фуа, посматривая за тем как возятся подручные, пытаясь сдвинуть дерево перекрывшее тракт.
- Имя сестра, имя! – Под нос пробормотал Илья, но вслух ответил иначе, умудрившись даже изобразить некое подобие куртуазного поклона (Жаль, что шляпы под рукой нет). – Илья Находник, вольный воин.
- Э... шевалье? – Не понял де Фуа.
- Ну, пусть будет шевалье. – Кивнул парень.
- Это хорошо, мой друг. Позвольте представиться, граф Огюст де Фуа, виконт Жерве, владетель Блазиента, личный посол Его величества короля Генриха Французского. Вы не представляете, как я благодарен есть, за вашу помощь. Если только у вас возникнут какие-нибудь затруднения, располагайте мной. – С этими словами, граф, виконт и прочая и прочая... полез обниматься.
«Господин дю Валлон, де Брасье, де Пьерфон... Мать моя женщина, ты бы хоть помылся, мусье. Разит же, как от выгребной ямы!» - С тоской подумал Илья, нацепив на лицо самую великосветскую улыбку (ну, как он ее себе представлял).
Наконец все предварительные расшаркивания были завершены, дерево с дороги убрано, мертвые растащены по канавам, и посольский кортеж двинулся к Москве. Но, не проехав и мили, Илья убедил графа свернуть на узкую дорожку, приведшую к его полянке. (Далее речь французов будет излагаться без акцента, дабы не утомлять читателя).
- Странный обычай, Илья. У нас, если ночь застает в пути, рядом обязательно найдется если не постоялый двор, то уж деревушка, наверняка. – Заметил де Фуа, когда его люди разбили на полянке бивак.
- Знаешь, сиятельство, у нас на подобный случай имеются станции. Как раз в дневном переходе. Да только на Руси такие поезда как у тебя, редкость. Так что, то что для наших - дневной переход, для твоих карет – полтора. Вот и получается, как не будешь ехать, а под открытым небом все одно ночевать придется. А села... Здесь, от одного села до другого сотня верст может набраться. А между ними лишь вот такой лес. Так-то. – С этими словами, Илья подвесил над своим костерком небольшой котелок, и принялся с любопытством наблюдать за приготовлениями слуги графа, и по совместительству повара. Уставший народ потихоньку тоже что-то кашеварил, даже железные швейцарцы, наполнили котел каким-то густым варевом. А повар графа, все старательно что-то шинковал, нарезал, заправлял.
- А что ж слуга, еду-то твою не приправит ничем? Только посолил, да и то... – Поинтересовался у графа Илья.
- Приправы... В походе не до роскоши, Илья. Она только развращает. – Отмахнулся тот.
- А ну да... Конечно. – Покивал Илья, наблюдая, как слуга выставляет на небольшой складной стол, накрытый накрахмаленной скатертью, серебряные приборы (небольшой нож, и писк сезона – двузубая вилка), кубок для вина, и тарелки. Илья хмыкнул, глянул на свой закипевший котелок с похлебкой, и развязав тесьму на мешочке, высыпал в варево щепоть смеси соли с молотым перцем. Так что б граф не заметил, и не обвинил в развращенности и роскошестве.
На ночь, наученные горьким опытом, французы выставили сторожу. Угрюмые швейцарцы маячили в лунном свете как какие-то призраки, но вели себя тихо, а потому Илья спокойно уснул.
Утро началось для Находника с умывания в холодном по осеннему времени ручье, и переодевания в чистое исподнее, на что посольские смотрели с некоторым офигением.
- И надо было тебе морозиться, Илья? – Поинтересовался граф, когда кортеж тронулся в путь. (Он единственный сошелся с Ильей, остальные посольские, числом два десятка старались его не замечать, да Находник и не стремился к общению с ними).
- А как же? – Улыбнулся Илья. Моя одежда, только моя. И никакой иной живности кроме меня, в ней быть не должно. Да и от болезней всяких, если правильно закаляться, подобные процедуры очень хорошо помогают.
- Не верю, уж прости. Как холодное обливание может помочь от болезни? – Воскликнул граф. – От него ж только быстрее сляжешь!
- Это как с ядом, твое сиятельство. – Усмехнулся Илья. –Слышал же наверняка, как люди себя настолько к отравам приучают, что те их и вовсе не берут?
- Да, конечно. – Кивнул де Фуа. Он хоть и недолюбливал подобные вещи, предпочитая честную сталь, но и с «тихой смертью» был знаком не понаслышке. Матушка Екатерина о подобных способах решения проблем не забывает, недаром у нее в гербе пилюли.
- Так и тут. Понемногу закаляя тело холодной водой, в конце концов, придешь к тому, что сможешь на снегу без шубы спать. – Закончил свое объяснение Илья, и дав Сноль шенкеля, отъехал от кареты посла, недоумевая, к чему было толкать такую речугу о гигиене.
По просьбе Огюста, как разрешил Илье называть себя граф, Находник сопроводил посольство в Москву. Точнее, в пригород, так называемые Беседы в Хорошево, где, как выяснилось, останавливались все послы ожидающие аудиенции у Государя. Да здесь же Илья и застрял. Стрельцы, охранявшие небольшой посольский городок наотрез отказались выпускать Находника.
- Ты, боярин извини. Видим мы, что ты наш. Да приказ у нас. Ныне из городка никому ходу нет, дабы людишки московские по недоразумению, послам обиды не чинили. А ты ж с немчурой этой прибыл... – Басил старший наряда, перед недоумевающим Ильей. – Вон, коли надобность какая имеется, ты к дьяку приказному обратись... а то и к князю Бельскому, как он сюда нагрянет. Князь-то человек с понятием, нешто не разберется?
- Ну спасибо, стрелец. – Фыркнул Илья. (Еще бы к Государю обратиться посоветовал, хохмач). – Слышь, служивый, а кружала-то в городке имеются?
- А как же. – Заулыбался стрелец. – Вона, аккурат в третьем доме по правой стороне. Там и вывеска, и прочее. Все как указано... Правда работает каждый божий день. Ну нам-то все одно, ни в пост ни в будни туда ходу нет, а послы нехай головой с утра помаются, глядишь и разговор с ними у Иоанна Иоанновича полегче будет.
- Да ты, служивый - дипломат! – Расхохотался Илья, и махнув на прощание стрельцам рукой, устремился к кружалу.
Глава 3.
Приказ приказу, люпус эст...
Ох, и тяжек ты, посольский хлебушек. Борис Феодорович с трудом разогнул спину, скрючившуюся от долгого изучения депеш из разных стран и городов. Были здесь и донесения послов, оказавшихся волей Господа при дворах сильных мира сего, а рядом с ними соседствовали записки вагантов, на свой кошт отправленных Государем для обучения, в Европу. А чуть далее, у самого краешка стола громоздились послания купчин и нарочитых мужей, что хоть и числились по Посольскому приказу, да ни в одном посольстве в жизни не бывали, да и в Москве нечасто появлялись.
Но не эти свитки тревожили главу Посольского приказа. Виной его дурного настроения была короткая запись, сделанная старшиной стрелецкой стражи проверявшего историю о нападении на французское посольство. По записке старшины выходило, что во время стычки, французы порубали два десятка татей, потеряв при этом убитыми пятерых своих людей. От двадцати одного (а именно столько людей насчитывало французское посольство, когда их приняли на Рясском волоке гуртовщики) отнимаем пять, получаем шестнадцать... А в Беседы приехало семнадцать. Откуда взялся еще один?! И ладно бы был французом... Так нет же, и стрельцы из охраны посольского городка, и кабатчик, в один голос твердят, что этот лишний - «наш». А никаких «наших» во французском посольстве быть не должно! Ну и кто он тогда, подсыл? Чей? Откуда взялся?
Борис Феодорович встал из-за стола и выглянул в приоткрытое низкое оконце. На Москву уже опустились сумерки, и город потихоньку засыпал, постепенно погружаясь в тишину. Боярин с силой потер ладонями лицо, и вздохнул.
- Аникей! Вели возок подавать. – Громыхнул голос думного боярина по Посольской избе, и в ответ тут же раздался топот ног служки, ринувшегося исполнять приказание начальства. Борис Феодорович прислушался к удаляющемуся звуку шагов, и уже значительно тише, буркнул под нос, - Бельскому завтра же подкину этого «лишнего». Глядишь, придумает что толковое. Да и про того молодца что с Волоколамска в Москву шел, тож напомнить не мешает.
Так, определившись с планами на следующий день, боярин накинул тонкую кунью шубу, и хлопнув тяжелой дверью, двинулся к возку.
Утром следующего дня, богато украшенные возки под охраной дюжих стрельцов, въехали в ворота посольского городка в Беседах, и лихо промчавшись по улицам, остановились у большого, просторного терема, пожалованного Борису Феодоровичу еще прежним Государем. Не успел небольшой поезд остановиться, как из переднего возка выпрыгнул служка, и заломив шапку понесся к дому отведенному французам, сжимая в руке засургученный свиток с приглашением. Пока Аникейка бежал до посольского терема, из последнего возка выкатился кругленький, веселый и пышущий здоровьем князь Бельский. Сладко потянулся, любуясь солнечным деньком подаренным Хорсом («Прости, Господи.» - мысленно перекрестился Роман Васильевич), и принялся осматриваться. Здесь ему еще бывать не доводилось, хотя докладов об услышанном и увиденном в этих палатах, написанных верными, хоть и незнаемыми им лично людьми, у главы приказа Тайных дел было в достатке.
Борис Феодорович усмехнулся, наблюдая, с какой жадностью осматривается его старинный друг. С каким любопытством поглядывает на шныряющих тут и там дворовых. Небось, своих послухов приметить пытается. Ну-ну. У боярина Бориса на это два лета ушло, а он вишь, с налету решил. Чем бы дитя не тешилось... Глава посольского приказа, взглянул на тридцатисемилетнее «дите» с густой курчавой бородкой, и непроизвольно фыркнул.
Прошло меньше минуты, и с крыльца спустился седой Тороп, управитель беседский. Чинно, как и положено, поклонился боярам, мигнул двум дворовым девкам, и те тут же поднесли гостям-хозяевам корцы с квасом. Неугомонный Бельский, опустошив сосуд с шипучим, крепким питьем, крякнул, и ухмыльнувшись, впился в губы девки, поднесшей угощение. Та на мгновение зарделась, а через секунду, следуя тихому приказу Торопа, исчезла вместе с подругой где-то за пристройками.
- Ох, плачет по тебе владычный острог, Роман Васильевич. – Деланно грустно вздохнул боярин Борис.
- Брешешь, боярин. Не он по мне, а я по нему. Ништо... Дай время и с ним разберемся. – Чуть нахмурившись, махнул рукой Бельский, и последовал за другом. Острог патриарха, иначе церковная тюрьма, давно не давала главе приказа Тайных дел покоя. Прежний Государь подмял под себя все судопроизводство, но никому и в голову не пришло, официально запрещать святым отцам вершить правосудие. А вот когда на стол сел Иоанн Иоаннович, долгогривые засуетились... да видать поздно. Сам Государь пока не вмешивался, но похоже и он видел, что к церковным судам возвращаться нельзя. Ну а раз их судов не будет, то на кой монасям тюрьмы?! Ни к чему они им. Разве что в кельи переделать... А какая славная тюрьма у владыки, м-м!
Вот и болела душа у Бельского, как под идею светского правосудия, оттяпать у патриарха его острог. А то в своих-то казематах и не повернуться уж... С этими мыслями Роман Васильевич не заметил, как оказался за столом, накрытым расторопными служками боярина Бориса.
И потекла мирная беседа, щедро сдобренная тонкими фряжскими винами и легкими закусками. А там наступило и время чего посущественней. Служки вынесли небольшого осетра (на полпуда), свиной бок с гречневой кашей, пару жирных уток, соленья и огромное количество всех и всяческих пирогов и пирожков с самой разнообразной начинкой. Под эту еду вино пить, только смеяться. Опытный Тороп, мигом доставил из погреба стоялого меда, и полуштоф зелена вина. Под хорошую беседу, бояре тихонько приговорили все это великолепие, и перешли к чаю.
Ну а уж после чая, сыто отдуваясь, Роман Васильевич изволил отправиться почивать. Дождавшись пока приятель скроется в светелке, боярин Борис велел только что явившемуся Аникейке, сыскать спутника графа де Фуа, да предупредить, чтоб тот спрятался дня на два. Дескать, Бельский со стрельцами не просто так приехал...
- Да не таись особо. – Напутствовал паренька боярин. Увидев недоуменные глазенки служки, вздохнул. Борис Феодорович сильно надеялся выковать из этого хитроватого подростка, достойного помощника, а потому, вместо того, что бы просто рявкнуть, что бы тот пошевеливался, принялся растолковывать свою задумку. – Вот посмотри, Аникей. Прибыл с посольством непонятный человек. Вроде наш, а кто таков не ясно. Знаем лишь, что саблей машет на диво, да к французскому послу на раз подольстился. Коли боярин Бельский его к себе приберет, считай, не видать нам того воя, как своих ушей. А это не дело. Уж больно интересен. Да и пригодиться где-нито может. Значит что? Надо его привязать. Вот ты сбегаешь к нему, подробно обскажешь, зачем Таинец приехал... Он тебе уж благодарен будет. А ежели ты уговоришь воя на моем дворе спрятаться, так и вовсе славно. Тут уж он не отвертится.
- А ну как он тать шатучий, коим и благодарность-то и неведома? – Пискнул Аникей.
- Нет, шалишь. Коли кто благодарности не ведает, то и в чужую драку не полезет. А этот? И выгоды ж ему в том никакой. Так что, благодарен он будет, уж не сомневайся. – Усмехнулся боярин. – Дале... Приведешь его сюда. А на следующий день, я его вроде как найду. Там и глянем, что за птица. А ежели к нашим делам годен, то и привязки надежней, чем спасение от ката, нету. Понял ли?
- Понял, батюшка. Как есть, все исполню. – Закивал Аникейка, и нахлобучив шапку, выбежал из терема, на поиски указанного человека.
Борису Феодоровичу было жаль надувать старого друга Бельского, но... Чуял глава посольского приказа, что пригодится ему хваткий человек, быстрый на разговор и на драку. А в том, что спутник графа, именно таков, и сомневаться не приходится... Вот ежели он не подойдет, так можно будет и отдать смутьяна Роману свет Васильевичу, тот еще и спасибо скажет, что отловили. А что сразу не отдали... Так он, ирод, в старом колодце схоронился, да почитай три дня там и просидел. Как нашли, так и привели, уж не серчай боярин. Так-то.
Ох и умен боярин Борис, ох и хитер... Да все равно с человечком загадочным, промашка вышла. Уж прошел ужин с послом, служки, по фрязинскому обычаю, десерт подали, а весточки от Аникейки все нет и нет. Поговорили с графом за бокалом вина о разном, а во дворе тишина... Не пришел лис в курятник. Ну так и пропади ты пропадом! Пущай тебе Бельский Роман Васильевич, дружок мой драгоценный, косточки выламывает, да веничком огненным бока охаживает.
С такими мыслями, Борис Феодорович попрощался с де Фуа, и отправился почивать, наказав служке обязательно его разбудить, как только стрельцы лиходея на двор доставят.
А и здесь все не слава богу. Проснулся боярин только поутру, не разбудили дворовые. Разленились щучьи дети. Правда, как боярин узнал от того же Аникейки, что князь со стрельцами в ночи пустыми вернулись, призадумался.
- Аникей. Ну-тко, перескажи ответ, с коим ты ко мне вчера вернулся. – Потребовал боярин, едва Аникейка вошел в ложницу.
Помощник ответил.
- На днях, значит. Ай лис, ай да удалец... – Покачал головой боярин, и весело ухмыльнувшись, отпустил Аникея, продолжая бормотать себе под нос. – Рубль супротив копейки ставлю, что заявится он, как только Роман свет Васильевич в Москву отправится. Вот только где ж он все это время прятаться будет? Беседы невелики, и с полсотни дворов не наберется. А вокруг заборол, да валы, и стрельцы на страже... Ну-ну. Поглядим-посмотрим, что ты за птица такая, да как летаешь-бегаешь.
Решив так, Борис Феодрович оделся и двинулся в церковь.
За завтраком, князь Бельский был мрачен. Вокруг глаз его появились синие круги, белки украсились кровяной сеточкой, да и вообще, при взгляде на Тайнеца, создавалось впечатление, что все умерли.
- О чем печалишься, Роман Васильевич? – Поинтересовался глава посольского приказа, прекрасно представляя, из-за чего, вернее, из-за кого, его приятель пребывает в таком угрюмом виде.
- Да человечек этот, спаситель графов... Как сквозь землю провалился. В полдень еще видели его у кружала, а опосля обеда, ни одна сволочь уже не зрела... И ведь не покидал он Беседы, то наверняка известно. А куда делся неясно. Мы вчера, чуть не все дворы облазили, даже посол этот французский в терем к себе пустил... да все без толку. Утек, ирод.
Выговорившись, Роман Васильевич, невзирая на раннее время, засадил лафитник калганной, наскоро зажевал зелье кренделем, и тяжко вздохнув, поднялся из-за стола.
- Уж извини Борис Феодорович, но пожалуй, поеду я. Делать мне здесь более нечего, так что коли появится этот прощелыга, решай сам что с ним делать... Ежели что худое о нем проведаешь, отдай стрельцам, ну а нет... И бес с ним, хитрецом окаянным.
- Ну что ж, удерживать тебя, Роман Васильевич, я не стану. Ведомо мне, что дел у тебя в Москве невпроворот. Езжай с богом, да домочадцам своим, от меня поклон передавай.
Простучали по двору копыта, скрипнул возок. Вот и уехал князь по делам своим спешным, да тайным...
Борис Феодорович уж было собрался затворить окошко, да что-то его зацепило. Присмотрелся, да охнул. Стоит посередь двора, парень молодой в дорогой одеже, головой вертит, любопытно ему, как государевы ближники живут. Стоит, смотрит, да эфесом сабли поигрывает. А из-за уха еще один торчит... Ишь ты какой! Неужто, не солгал лис? Кошка со двора, и мышка в дом?
- Эй кто там! Аникейка! Проводи гостя в трапезную. – Ухмыльнулся боярин, и пошел навстречу человеку, коего Бельский так и не смог поймать.
- Ну... Так что же все-таки привело тебя в мой дом, Илья? – Поинтересовался Борис Феодорович на втором часу беседы.
- Да вот, решил к тебе наняться, боярин. – Улыбнулся во все тридцать два зуба Находник.
- О как! С чего бы это? – Покачал головой глава посольского приказа.
- Так ведь иначе ж не отвяжешься. – Откровенно ответил Илья, прихлебывая мед. От такой наглости, у Аникея прислуживавшего за столом, чуть глаза на лоб не полезли.
- Ну... ты мог бы сбежать. – Предложил боярин Борис.
- Да сбежать и сейчас не проблема. Только куда? – Пожал плечами собеседник. – В Сибирь разве что, так это скучно. А недалеко бежать, значит всю жизнь бегать... Муторно.
- Верно мыслишь... Да только, какой мне от тебя прок?
- Ты ж меня искал, не я тебя. А раз так, значит есть какая-то идея? Ну а как товар имеется, то почему бы и не договориться о цене?
- Уболтал, черт языкастый. Беру. – Расхохотался боярин Борис.
- Вот и ладненько... – Хмыкнул Илья. – Только, ты своему служке скажи, что б в следующий раз не пытался мне в питье всякую гадость подсовывать.
- Аникейка! – Окликнул стушевавшегося помощника боярин.
- Да я ничего, господине. Богом клянусь! – Залопотал тот. – Тож в кружале было, когда я его нашел, да и не подсыпал я ничего, подумал только.
- Ты что же, мысли чужие зришь? – Обернулся боярин к Илье, и во взгляде Бориса Федоровича не было ничего кроме любопытства. Ни малейшей искорки страха, что внушают попы своему стаду, перед колдовством.
- Окстись, боярин. – Возмущенно произнес Илья, и демонстративно перекрестился. – Просто, он так на мою кружку пялился, да перстенек на пальце крутил, что тут и умом скорбный догадается.
- Ну Аникей... Мало я тебя порол. – Покачал головой Борис Федоровича.
- Да я ж даже не сделал ничо, батюшка-боярин! – Протянул тот.
- Бьют вора не за то, что украл, а за то, что попался. – Важно произнес Илья.
- Слыхал, что разумный человек говорит? – Усмехнулся боярин. – Ведь прав он. Не за то батагов отведаешь, что усыпить его пытался, а за то, что намеренья сего скрыть не смог.
- Пощади, Борис Федорович! – Рухнул на колени Аникей.
- Вставай. Что, Находник, простим отрока? – Цепко глянул на Илью боярин.
- То тебе решать, Борис Федорович. Твоя власть, твое право. – Открестился Илья, понимая, что боярин устраивает ему очередную проверку на предмет понимания субординации. Но все же добавил, - а будь моя воля, я б его простил. Отрок же еще. Но это, коли тебе мои думки интересны.
- Ну-ну. – Покивал глава посольского приказа. – На том и порешим. Ступай, Аникей, да помолись ныне за спасителя своего. А ты Илья, слушай меня внимательно...