Мы поехали к резиденции генерала в гарнизоне.

— Мне начинает вырисовываться картина измученной, несчастной молодой женщины.

— Поправь зеркало заднего вида.

— Прекрати, Пол!

— Прости. — Я, видимо, задремал, потому что очнулся от тычка локтем в бок.

— Ты слышал, что я сказала? — спросила Синтия.

— Да, чтобы я прекратил.

— Я сказала, что, по-моему, полковник Кент что-то темнит.

Я потянулся и зевнул.

— Да, у меня тоже такое впечатление. Где мы могли бы выпить чашку кофе?

— Сейчас не до кофе. Скажи мне, ты подозреваешь полковника?

— В теоретическом смысле, да. Мне не понравилось, что некому подтвердить его алиби: ведь жена-то в отъезде. Обычно женатые мужчины по утрам спят с женами в постели. А когда их нет и происходит нечто подобное, невольно задаешься вопросом, случайно ли такое совпадение.

— А что ты думаешь о Ярдли?

— Он не такой глупец, каким кажется.

— Да, ты прав. Он далеко не прост. Год назад, после командировки в Европу, я вместе с ним расследовала одно изнасилование. Подозреваемым был солдат, а его жертвой — девушка из Мидленда. Вот так я и познакомилась с начальником местной полиции.

— Он хороший специалист?

— У него большой опыт работы, почти тридцать лет, и все эти годы он прослужил в Мидленде, так что знает территорию как свои пять пальцев. Он может быть любезен, когда ему это нужно, ну и хитер как лис.

— И демонстративно оставляет отпечатки своих пальцев везде, где побывал.

— Но ведь мы тоже наследили, и Кент.

— Верно. Но мы с тобой не убивали Энн Кэмпбелл. Ведь ты спала в это время, не так ли?

— Да, — холодно сказала Синтия.

— Одна. Это плохо. Лучше бы ты пригласила к себе меня, тогда у нас обоих было бы железное алиби.

— Уж лучше пусть меня подозревают в убийстве.

Прямое и узкое шоссе черной стрелой пронзало сосновую рощу, пахнущую горячей смолой.

— У вас в Айове так же жарко? — спросил я.

— Да. Но там сухой воздух, — ответила сна.

— Тебя не тянет порой вернуться домой?

— Бывает. А тебя?

— Я часто туда езжу, но каждый раз все меньше узнаю родные места. Южный Бостон меняется.

— Айова совершенно не меняется. Зато я стала другой.

— Ты еще молода и можешь начать гражданскую карьеру.

— Мне нравится моя работа.

— Почему бы тебе не поступить на службу в полицию родной Айовы? Тебя с удовольствием возьмут, им нужны опытные сотрудники.

— Последний уголовник сдох от скуки в Айове десять лет назад. В окружной полиции всего десять полицейских. Я нужна им разве только для того, чтобы варить им кофе.

— Это у тебя неплохо получается.

— Катись к черту, Пол.

Ловко я ее поддел. Что ни говори, трудно выбрать правильный тон разговора с женщиной, которую видел голой и с которой барахтался в постели. После этого невозможно соблюдать невозмутимость и делать вид, что между вами ничего не было. Но и фамильярничать нельзя, поскольку все это в прошлом. Так что приходится придерживать язык и руки, хотя порой так и подмывает отпустить сальную шутку, похлопать по попке или ущипнуть за щечку. Не следует, однако, избегать рукопожатия, можно даже потрепать по плечу или ткнуть пальцем бывшего любовника в живот, как это любила делать Синтия. Вообще следовало бы выпустить учебник по этому вопросу или же издать закон, запрещающий экс-любовникам приближаться друг к другу более чем на сто шагов. Конечно если они не намерены возобновить свои прежние отношения.

— Не могу избавиться от ощущения, что мы так и не выяснили наши отношения до конца, — сказал я.

— А я не могу избавиться от ощущения, что ты просто предпочел не выяснять отношения с моим… с моим женихом и исчез, — выпалила она. — Видимо, я не стою того, чтобы из-за меня наживать неприятности.

— Что за дикость! Этот парень грозился меня убить, поэтому я предпочел проявить благоразумие. Это вовсе не трусость.

— Возможно. Но иногда нужно сражаться за то, чего хочешь добиться. Разве тебя не награждали за храбрость?

Мне это начинало действовать на нервы, поскольку задевало мое мужское самолюбие.

— Да будет вам известно, мисс Санхилл, что я имею Бронзовую Звезду за личную доблесть, проявленную в бою за чертову высоту, до которой мне совершенно не было никакого дела. Но будь я проклят, если стану ломать комедию вам на потеху! — воскликнул я с яростью. — Во всяком случае, что-то не припомню, чтобы вы выражали подобное пожелание.

— Я тогда еще не знала, кто из вас мне нравится больше, — сказала Синтия. — Поэтому решила выбрать того, кто останется в живых.

Я покосился на нее: она улыбалась.

— Это совсем не забавно, Синтия, — сердито заметил я.

— Извини, — потрепала она меня по колену, — мне просто нравится заводить тебя.

Я промолчал, и до самого гарнизона мы не разговаривали.

Вскоре стали появляться первые строения, и на одном из старых бетонных зданий я прочитал надпись: «Школа психологических операций армии США. Посторонним вход запрещен».

— Мы можем заглянуть сюда после встречи с генералом? — спросила Синтия.

— Попытаемся, — ответил я, взглянув на часы.

Нужно было спешить. И не только для того, чтобы раскрыть преступление по горячим следам: у меня было ощущение, что очень скоро начальство в Вашингтоне и Форт-Хадли спохватится и начнет вставлять мне палки в колеса. В ближайшие трое суток здесь будет полно агентов ФБР и СКР, не говоря уже о пронырливых журналистах, которые наверняка уже прикидывают, как быстрее добраться сюда из Атланты.

— Что будем делать с материалами из подвала? — спросила Синтия.

— Не знаю, — ответил я. — Может быть, они нам и не понадобятся. На это я, собственно, и рассчитываю. Пока все пусть остается как есть.

— А если подвалом заинтересуется Ярдли? Если он обнаружит потайную комнату?

— Тогда это станет его проблемой, пусть сам и решает, что делать с подобной информацией. Нам хватит и того, что мы уже видели, чтобы сделать нужные выводы.

— Но там может быть след, который ведет к убийце.

Я уставился в окно на придорожные здания, помолчал с минуту и сказал:

— В этой потайной комнате достаточно компромата, чтобы разрушить жизнь и карьеру многим людям, включая ее родителей. Я уже не говорю о дурной славе самой покойной. Не думаю, что нам следует возвращаться к этой комнате.

— И это говорит Пол Бреннер?

— Да, это говорит Пол Бреннер, всю жизнь прослуживший в армии, а не Пол Бреннер — полицейский.

— О’кей, я поняла. Оставим этот разговор.

— Благодарю. Если бы такое случилось с тобой, я поступил бы так же.

— Спасибо, но мне нечего скрывать.

— Ты замужем?

— А вот это не твое дело!

— Верно.

Наконец мы подъехали к официальной резиденции генерала, большому кирпичному зданию в колониальном стиле, с белыми колоннами. Особняк располагался на восточной окраине гарнизона и был окружен парком, своеобразным оазисом среди убогости и запустения остальной территории: здесь были разбиты цветочные клумбы, росли старинные дубы и магнолии. Называлось это местечко Бомонт.

Раньше это было родовое гнездо клана Бомонт, все еще существующего в округе. Дом семьи Бомонт уцелел во время марша войск Шермана к океану, поскольку стоял в стороне от его маршрута, но был ограблен и разрушен бесчинствующими янки.

Местные жители рассказывают приезжим, что озверевшая солдатня изнасиловала всех женщин в этом доме, хотя в справочниках для туристов сказано, что семье Бомонт удалось ускользнуть из-под самого носа северян.

Дом некоторое время служил штаб-квартирой союзных оккупационных войск, затем вновь вернулся к своим владельцам, а в 1916 году был продан вместе с прилегающими к нему плантациями федеральному правительству и стал основой поселка Кэмп-Хадли. Таким образом, судьбе было угодно в конце концов опять сделать этот дом собственностью армии, а хлопковые поля вокруг него превратить в гарнизон. Приблизительно сто тысяч акров лесов, окружающих поля, теперь служили тренировочной зоной.

Трудно с достаточной степенью определенности судить, как история влияет на формирование характера местного населения, но в этих краях влияние это гораздо сильнее, чем может это себе представить парень из южного Бостона или уроженка штата Айова. Я стараюсь принимать этот факт во внимание в своей работе, но, когда сталкиваешься с таким типом, как Ярдли, не приходится рассчитывать на единство душ и мнений.

Мы вылезли из машины, и Синтия сказала:

— У меня дрожат коленки.

— Пойди погуляй по парку. Я все сделаю сам, — предложил я.

— Ничего, я постараюсь взять себя в руки.

Мы поднялись по ступенькам на веранду с колоннами, и я нажал на кнопку звонка. Дверь отворил симпатичный молодой лейтенант по фамилии Элби, как было напечатано на его нагрудной карточке военнослужащего.

— Уоррент-офицеры Бреннер и Санхилл к генералу и миссис Кэмпбелл, — отрекомендовался я и добавил: — По их просьбе.

— О да. — Он окинул взглядом одетую не по форме Синтию, отступил назад, и мы вошли в дом. — Я — личный адъютант генерала, — представился Элби. — Его старший адъютант полковник Фоулер хотел бы поговорить с вами.

— Но я приехал, чтобы увидеться с генералом, — сказал я.

— Мне это известно, мистер Бреннер. Но прошу вас сперва поговорить с полковником Фоулером.

Синтия и я прошли в просторное фойе, украшенное в духе эпохи постройки дома, хотя мне и показалось, что декор не натуральный, а всего лишь воссозданный из остатков былой роскоши, после того как здание купила армия. Лейтенант Элби провел нас в небольшую приемную со множеством стульев, глядя на которые, я подумал, что, хотя образ жизни плантатора и отличался от образа жизни современного генерала, и у того и у другого было много посетителей: торговцев, которых впускали с черного хода, знатной публики, которую сопровождали прямо в большую гостиную, и пришедших с деловым визитом, которых заставляли дожидаться решения вопроса в этой комнатке в течение времени, обратно пропорционального их рангу.

Элби вышел, и мы с Синтией остались в приемной одни.

— Это тот самый молодой человек, который ухаживал за мисс Кэмпбелл, — напомнила она. — Он довольно мил.

— Похож на слизняка и маменькиного сыночка, — поморщился я. — Такие в детстве мочатся в постель.

— А тебе хотелось стать генералом? — сменила тему Синтия.

— Мне бы удержаться в уоррент-офицерах, — усмехнулся я.

Она тоже улыбнулась, но улыбка получилась какой-то нервной. Мне тоже было не по себе.

— Может, нам ограничиться беседой с адъютантом? — не совсем уверенно предложила Синтия.

— Не бойся, генерал будет весьма предупредителен. Они все такие, — успокоил я ее.

— Меня больше пугает разговор с его женой. Мне следовало бы, вероятно, переодеться, — не успокаивалась Синтия. — Как ты считаешь, это скажется на его карьере?

— Это зависит от того, как все кончится. Если мы не найдем убийцу, и никто не обнаружит потайную комнату, и не всплывет вся эта грязь, то обойдется без особых осложнений. Если же дело завершится крупным скандалом, ему придется выйти в отставку.

— И тогда конец его политическим амбициям.

— А разве они у него есть?

— Так пишут газеты, во всяком случае.

— Меня это не волнует. Какое это имеет отношение к делу?

Хотя, если разобраться, это могло иметь к делу самое прямое отношение. Генерала Джозефа Кэмпбелла упоминали в числе кандидатов на пост вице-президента, его также прочили в сенаторы от его родного штата Мичиган или же в губернаторы этого штата. Кроме того, поговаривали, что он вскоре сменит нынешнего начальника штаба армии (а это означало четвертую звезду на погонах) либо станет личным военным советником президента.

Столь завидные перспективы открылись перед ним после успешной операции в Персидском заливе, во время которой он отличился. До этого о нем никто и не слышал. Однако со временем воспоминания об этих событиях блекли, все реже общественность вспоминала и генерала Кэмпбелла, что объяснялось либо хитроумным планом самого генерала, либо его нежеланием участвовать во всей этой возне.

Как и почему боевой генерал Джо Кэмпбелл получил назначение в тихую гавань под названием Форт-Хадли, было одной из загадок Пентагона, ответ на которую могли бы дать только тамошние интриганы. Но меня вдруг пронзила догадка: может, вершителям судеб из Пентагона известно, что генерал сидит на пороховой бочке и называется эта пороховая бочка Энн Кэмпбелл? Неужели так оно и было на самом деле?

Высокий мужчина в зеленом армейском мундире с полковничьими погонами и нашивками адъютанта генеральского корпуса вошел в комнату и представился нам адъютантом генерала Кэмпбелла, хотя мы и без этих излишних формальностей могли догадаться, что перед нами полковник Фоулер. Мы поздоровались за руку, и полковник Фоулер сказал:

— Я знаю, что вас пригласил генерал, но я бы хотел предварительно побеседовать с вами. Может быть, присядем?

Мы расселись по стульям, и я повнимательнее присмотрелся к собеседнику. Полковник имел черный цвет кожи, и я мог себе представить, как переворачиваются в гробу жившие когда-то в этом доме рабовладельцы. Но так или иначе, Фоулер обладал безукоризненными манерами и выправкой, ухоженной внешностью и изысканной речью. Он был образцовым адъютантом, то есть в совершенстве владел навыками, необходимыми для этой должности: мог быть и распорядителем, и старшим советником, и секретарем, короче говоря, был мастером на все руки, таким замом, что выгодно отличался, скажем, от вице-президента США, у которого нет определенных обязанностей.

У Фоулера были длинные ноги, что, казалось бы, не имеет отношения к делу, однако следует иметь в виду, что адъютанту приходится много ходить, передавая приказы и распоряжения генерала его подчиненным и собирая их отчеты и доклады. Бегать при этом не принято, так что следует выработать особую адъютантскую походку, особенно для больших парадов, на которых короткие толстые ноги совершенно не смотрятся и портят впечатление от торжественного момента. Так или иначе, Фоулер был образцовым офицером и джентльменом до мозга гостей. В отличие от офицеров с белым цветом кожи, которые могут позволить себе некоторую небрежность, чернокожие офицеры, равно как и офицеры женского пола, постоянно должны быть на высоте. Любопытно, что чернокожие и женщины до сих пор равняются на белых офицеров, стараясь во всем подражать им, хотя на самом-то деле их нормы и идеалы всего лишь миф и далеки от совершенства. Однако это дисциплинирует и потому вполне приемлемо. Все равно армия на пятьдесят процентов состоит из иллюзий.

— Курите, если желаете, — предложил полковник Фоулер. — Может быть, выпьете что-нибудь?

— Благодарю вас, нет, сэр, — сказал я.

Фоулер похлопал ладонью по подлокотнику кресла и перешел к сути дела:

— Безусловно, случившееся — настоящая трагедия для генерала и миссис Кэмпбелл. Но мы не хотим, чтобы это стало трагедией для всей армии.

— Да, сэр, — коротко ответил я, понимая, что сейчас главное — дать ему выговориться.

— Смерть капитана Кэмпбелл, постигшая ее на посту, более того, в гарнизоне, которым командует ее отец, и при столь печальных обстоятельствах, несомненно, вызовет сенсацию, — продолжал полковник Фоулер.

— Да, сэр.

— Мне думается, нет нужды говорить вам, что следует воздержаться от бесед с журналистами.

— Безусловно, сэр.

— Насколько мне известно, это вы арестовали насильника медсестры, — обратился он к Синтии. — Нет ли какой-то связи между двумя этими преступлениями? Может быть, у того преступника был сообщник? Или арестован не тот человек?

— Могу ответить на все ваши вопросы только отрицательно, полковник, — сказала Синтия.

— Но ведь такое все же нельзя исключить. Может быть, вы займетесь этим?

— Нет, полковник. Это два разных случая.

Очевидно, эту версию выдвинул кто-то из окружения генерала: было бы очень удобно свалить все на шайку молодых курсантов, насилующих ничего не подозревающих офицеров женского пола.

— С этим ничего не выйдет, — сказал я Фоулеру.

Он пожал плечами и вновь обратился ко мне:

— У вас уже есть кто-то на подозрении?

— Нет, сэр.

— Хотя бы какие-то зацепки?

— Пока нет, сэр.

— Но у вас должны быть какие-то версии, мистер Бреннер.

— Я работаю над ними, полковник. Но пока это не более чем предположения, и вряд ли они вас обрадуют.

Полковник заерзал в кресле и несколько подался всем телом вперед, явно расстроенный.

— Меня огорчает тот факт, что изнасилована и убита женщина-офицер, а преступник на свободе, и ничего более.

«Я мог бы с вами поспорить, полковник», — подумал я и сказал:

— Мне сообщили, что генерал желает отстранить меня и мисс Санхилл от расследования данного дела.

— Я полагаю, что такое пожелание было сделано в порыве эмоций, — поспешил объяснить Фоулер. — Генерал консультировался кое с кем в Вашингтоне и теперь изменил свою точку зрения. Поэтому он и пожелал побеседовать с вами.

— Понимаю. Нечто вроде рабочей беседы.

— Возможно. Если только вы сами не желаете отстраниться от расследования. Если так, то никаких служебных неприятностей это для вас не повлечет. Мы даже готовы выразить вам письменную благодарность за активное участие в начале расследования, а также предоставить вам обоим месячный поощрительный отпуск, с настоящего момента, если вам угодно. — Он окинул нас взглядом и продолжал: — В этом случае необходимость встречи с генералом отпадает и вы можете быть свободны.

Не такое уж и плохое предложение, если подумать. Но вот именно этого делать было и не нужно. Так что я сразу же сказал:

— Мой непосредственный руководитель, полковник Хелльманн, назначил нас с мисс Санхилл дознавателями по этому делу, и мы приступили к расследованию. Так что это решенный вопрос, полковник.

Он кивнул. Этот Фоулер определенно малый не промах, его не так-то просто подцепить. За невозмутимой внешностью адъютанта скрывалась натура опытного и деятельного человека, вынужденного быть скользким и изворотливым, чтобы удержаться на своей должности, весьма незавидной по всем армейским меркам. Но не поработав в аппарате генерала, сам никогда не станешь генералом, а полковник Фоулер, несомненно, уже достаточно поднаторел на этом поприще, чтобы совершить последний рывок и прыжок к заветной первой Серебряной Звезде.

Фоулер погрузился в размышления, и в комнате воцарилась тишина. Сказав свое слово, я должен был ждать ответа. У высокопоставленных офицеров имеется неприятная привычка делать затяжные паузы, сбивающие с толку неопытных молодых подчиненных, которые теряются окончательно, когда за паузой следует холодный взгляд или суровое замечание. Это своего рода финт, если применить футбольную терминологию, или обманный маневр, говоря языком военных, но меня-то на подобный трюк полковнику Фоулеру было не купить, я достаточно повидал ему подобных типов. Меня прощупывали, испытывали на прочность мои нервы, возможно, чтобы выяснить, что́ я из себя представляю: тупоголового энтузиаста или прожженную бестию. К чести Синтии, она терпеливо сносила это тягостное молчание.

Наконец полковник произнес, обращаясь ко мне:

— Мне известно, почему в нашем гарнизоне находится мисс Санхилл. Но что привело сотрудника особого отдела СКР в Форт-Хадли?

— Мне было поручено провести тайную операцию, сэр. Один из ваших военнослужащих со склада оружия намеревался провернуть незаконную сделку. Вам следует ужесточить контроль в вашем арсенале. Лишь благодаря мне вы избежали серьезных неприятностей. Уверен, что начальник военной полиции уже доложил вам об этом случае, — сказал я.

— Да, он это сделал. Еще несколько недель назад, когда вы только прибыли к нам.

— Так вам было известно о моем нахождении здесь?

— Да, но не была известна цель вашей миссии.

— А как вы считаете, почему полковник Кент именно мне предложил заняться делом Энн Кэмпбелл? Ведь кроме него, мое участие в данном расследовании особого восторга ни у кого здесь не вызвало.

— Признаться честно, — подумав, сказал Фоулер, — полковник Кент не очень-то ладит с начальником местного отделения СКР майором Боуэсом. Вас все равно бы привлекли к этому делу ваши руководители в Фоллс-Черч. Полковник Кент поступил так в интересах дела.

— Но и в своих интересах, — заметил я. — А какая кошка пробежала между ним и майором Боуэсом?

— Полагаю, они никак не могут поделить поле деятельности.

— Значит, трения между ними носят чисто служебный характер, не личный? — уточнил я.

— Не знаю, это они пусть сами вам скажут.

— Непременно спрошу у них при случае. Скажите, полковник, а капитана Кэмпбелл вы хорошо знали? — перешел в наступление я.

Он внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Да. Генерал поручил мне произнести надгробную речь.

— Понимаю. Вы давно служите адъютантом у генерала?

— Да. Я служил у него, еще когда он командовал бронетанковой дивизией в Германии. Мы вместе были в Персидском заливе. И вот теперь здесь.

— Он сам попросил перевести его сюда?

— Это не имеет отношения к делу.

— Полагаю, что и с его дочерью вы уже давно были знакомы.

— Да.

— Не могли бы вы поподробнее остановиться на характере ваших отношений? — невозмутимо спросил я.

Фоулер пристально посмотрел мне в глаза.

— Извините меня, мистер Бреннер, это что, допрос?

— Так точно, сэр.

— Черт бы меня подрал!

— Надеюсь, до этого не дойдет, сэр.

Он расхохотался и встал с кресла.

— Вот что, зайдите оба ко мне в офис завтра утром, и там поговорим. Условимся о встрече по телефону. А теперь прошу следовать за мной.

Мы прошли следом за полковником Фоулером назад в фойе, затем по коридору и очутились перед закрытой дверью.

— Честь отдавать не нужно, кратко выразите свои соболезнования, и вам предложат присесть. Миссис Кэмпбелл не будет. Она приняла успокоительное и спит. В вашем распоряжении пять минут. — Он постучал в дверь, отворил ее и вошел первым, чтобы доложить генералу о прибытии уоррент-офицеров Бреннера и Санхилл из СКР. Все было как в телесериалах.

Мы с Синтией вошли в кабинет и огляделись: несмотря на слабое освещение, нельзя было не заметить строгую роскошь обстановки — начищенный до блеска паркет, кожаную мягкую мебель и бронзу. Шторы были задернуты, горела только зеленая настольная лампа. За столом стоял генерал-лейтенант Джозеф Кэмпбелл в зеленом мундире, увешанном медалями. Впечатляла его высокая массивная фигура, широкая кость, унаследованная от предков — вождей шотландских кланов — вместе с пристрастием к шотландскому виски, стойкий запах которого я безошибочно уловил в помещении.

Генерал Кэмпбелл протянул руку Синтии, она пожала ее со словами:

— Примите мои глубочайшие соболезнования, сэр.

— Благодарю вас.

Я тоже пожал его огромную лапу, выразив свое соболезнование, и добавил:

— Сожалею, что приходится невольно беспокоить вас в такую тяжелую минуту, сэр, — словно бы инициатива принадлежала мне.

— Ничего страшного, — сказал он, — присаживайтесь, пожалуйста.

Мы сели лицом к нему в кожаные кресла. В приглушенном свете я внимательно всмотрелся в черты его лица. Он был совершенно сед, с волевым раздвоенным подбородком, резкими чертами и светло-голубыми глазами, такими же, как у Энн Кэмпбелл, красотой своей обязанной все-таки больше матери.

В присутствии генерала первым говорить не принято, но генерал молчал, уставившись в какую-то точку за нашими спинами. Наконец он кивнул — очевидно, полковнику Фоулеру, — и я услышал звук закрываемой двери и удаляющихся шагов.

Генерал Кэмпбелл посмотрел сперва на Синтию, затем на меня и произнес тихим голосом, совершенно не характерным для него, насколько мне было известно по теле- и радиопередачам:

— Как я понимаю, вы оба желаете продолжать порученное вам расследование.

— Так точно, сэр, — в один голос ответили мы.

— Смогу ли я убедить вас, что в интересах службы целесообразнее перепоручить это дело майору Боуэсу, начальнику СКР в Форт-Хадли? — спросил он, обращаясь ко мне.

— Сожалею, генерал, — сдержанно ответил я, — но данное дело выходит за рамки внутренней проблемы вверенного вам гарнизона и вашего семейного горя. Так что мы не вправе что-либо менять.

— В таком случае я обещаю вам полное содействие, как свое личное, так и всех подчиненных, в расследовании этого преступления, — сказал генерал Кэмпбелл.

— Благодарю вас, сэр.

— У вас есть какие-либо версии?

— Нет, сэр. — А у вас?

— Могу ли я быть уверенным, что вы будете действовать быстро и сотрудничать с нами во избежание шумихи вокруг этого происшествия и что от вашей деятельности будет больше пользы, чем вреда?

— Уверяю вас, что наша единственная цель — как можно быстрее арестовать преступника, — изрек я, а Синтия добавила:

— С самого начала расследования, генерал, мы постарались ограничить круг лиц, имеющих доступ к этому делу. В частности, мы вывезли все имущество капитана Кэмпбелл на склад в гарнизоне. Но как мне показалось, это не совсем понравилось шефу местной полиции Ярдли; видимо, он и сам сообщит вам об этом. Поэтому мы были бы вам весьма признательны, если бы вы сказали ему, что мы действовали по вашему распоряжению. Это избавило бы от лишних проблем как гарнизон, так и армию в целом и несколько нейтрализовало бы ищущих сенсаций журналистов.

Генерал Кэмпбелл пристально поглядел на Синтию, видимо, вспомнив свою дочь. Что именно подумалось ему в этот момент, я угадывать не берусь, однако Синтии он сказал:

— Считайте, что я это уже сделал.

— Благодарю вас, генерал, — ответила она.

— Насколько мне известно, сэр, — сказал я, — вы намеревались сегодня утром встретиться со своей дочерью после ее ночного дежурства в штабе, не так ли?

— Верно, — кивнул он. — Мы собирались вместе позавтракать. Вот почему я забеспокоился, когда она не появилась в назначенный час, и позвонил полковнику Фоулеру на службу. Но полковник сообщил мне, что в штабе ее уже нет. Я попросил его позвонить ей домой.

— В котором точно часу это было, сэр?

— Точно не помню, но мы ожидали ее к семи утра. Так что в штаб я позвонил, видимо, в половине восьмого.

На всякий случай я сказал:

— Мы чрезвычайно признательны вам, генерал, за обещанную помощь и не преминем ею воспользоваться. Я был бы весьма благодарен вам, если бы вы смогли более обстоятельно ответить на некоторые мои вопросы. Например, завтра.

— Боюсь, что завтра мы с миссис Кэмпбелл будем заняты подготовкой похорон и прочими делами. Лучше было бы перенести нашу беседу на более подходящее время. Поговорим об этом после похорон.

— Спасибо, сэр, — оставалось сказать мне. — Сведения, полученные от родственников, обычно крайне необходимы для воссоздания объективной картины случившегося.

— Я вас понимаю, — кивнул генерал. — Вы полагаете, что это совершил кто-то, кого она знала? — помолчав, спросил он.

— Это не исключено, — ответил я, выдержав его взгляд.

Продолжая смотреть на меня, он проговорил:

— Мне тоже так кажется.

— Помимо полковника Кента кто-нибудь обсуждал с вами обстоятельства гибели вашей дочери? — спросил я его.

— Полковник Фоулер, доложивший мне о случившемся.

— Он сказал о возможном изнасиловании? Рассказал, при каких обстоятельствах было найдено тело?

— Именно так.

Наступила длительная пауза, и по своему опыту я догадался, что генерал считает нашу встречу законченной, а не ждет от меня дальнейших вопросов.

— Мы чем-нибудь можем быть еще вам полезны? — спросил я его.

— Нет… Просто найдите этого подонка. — Он встал и нажал кнопку звонка на столешнице. — Благодарю вас за сочувствие.

Мы с Синтией тоже встали, и я произнес:

— Благодарю вас, генерал. Еще раз прошу принять мои глубочайшие соболезнования вам и всей вашей семье. — Я пожал ему руку.

Он пожал руку Синтии и посмотрел ей в глаза.

— Не сомневаюсь, — сказал он, — что вы сделаете все от вас зависящее. Моей дочери вы бы понравились. Ей нравились уверенные в себе женщины.

— Благодарю вас, генерал, — ответила Синтия. — Обещаю сделать все, что в моих силах. И еще раз примите мои соболезнования.

Дверь за нами открылась, и появившийся полковник Фоулер проводил нас по коридору до парадной двери.

— Я знаю, что у вас имеются особые полномочия на арест. Но прошу вас уведомить меня, прежде чем арестовывать кого-либо.

— Зачем? — спросил я.

— Видите ли, — несколько резко начал он, — нам не нравится, когда посторонние лица арестовывают наших служащих без нашего ведома.

— Такое случается довольно часто, — заметил я ему. — Например, как вам должно быть известно, я только что засадил за решетку вашего сержанта из арсенала. Но раз вам так угодно, я буду вас уведомлять.

— Благодарю вас, мистер Бреннер, — сказал полковник. — Знаете, можно ведь действовать разными способами: правильным, неправильным и военным. Мне кажется, что вы намерены избрать правильный способ, который на самом деле — неправильный. Вы меня понимаете, мистер Бреннер?

— Я вас понял, полковник. Мне и самому это приходило в голову.

Он обратился к Синтии:

— Если надумаете все же принять мое предложение насчет месячного оплачиваемого отпуска, дайте мне знать. Если нет, держите меня в курсе дел. Мне кажется, мистер Бреннер может увлечься работой и позабыть о правилах протокола.

— Да, сэр, — кивнула Синтия. — Постарайтесь, пожалуйста, устроить нам как можно скорее встречу с генералом и его супругой миссис Кэмпбелл. Нам потребуется не менее часа. И свяжитесь с начальником военной полиции, если вспомните что-то важное.

Он открыл дверь, и мы вышли на террасу. Прежде чем он успел захлопнуть дверь, я обернулся и сказал ему:

— Кстати, мы слышали запись вашего сообщения для мисс Кэмпбелл на автоответчике.

— Ах, да. Теперь это выглядит довольно нелепо.

— В котором часу вы ей позвонили, полковник?

— Около восьми утра. Генерал и миссис Кэмпбелл ожидали ее к завтраку к семи часам.

— Откуда вы звонили, сэр?

— Со службы, из штаба.

— Вы не проверяли, не задержалась ли капитан Кэмпбелл на дежурстве, прежде чем ей позвонить?

— Нет… Я был уверен, что она просто забыла, что ее ждут, и поехала домой. Такое уже случалось с ней раньше.

— Понимаю. А вы не посмотрели в окно, нет ли на парковочной площадке ее машины?

— Нет… Видимо, нужно было это сделать.

— Кто посвятил вас в подробности смерти капитана Кэмпбелл?

— Начальник военной полиции полковник Кент.

— И он рассказал вам, как ее обнаружили?

— Именно так.

— Значит, вам и генералу Кэмпбелл известно, что ее привязали, изнасиловали и задушили?

— Да. А разве было что-нибудь еще?

— Нет, сэр. Скажите, где я могу застать вас, когда вы не на службе?

— Я живу в доме для офицеров на Бетани-Хилл. Это в гарнизоне. Вы знаете, как найти это место?

— Кажется, знаю. К югу отсюда, по дороге к стрельбищам.

— Верно. Номер моего телефона указан в справочнике.

— Благодарю вас, полковник.

— До свидания, мистер Бреннер. Всего доброго, мисс Санхилл.

Он затворил дверь, и мы с Синтией направились к машине.

— Что ты думаешь о нем? — спросила она.

— Он не произвел на меня особого впечатления.

— Выглядит внушительно. Конечно, в какой-то степени это всего лишь профессиональная привычка, но в целом он, как мне кажется, и по характеру соответствует своей внешности: столь же аккуратен, гибок и решителен.

— Нам от этого вряд ли будет легче, — заметил я. — Он предан своему генералу, и только ему. От него зависит его дальнейшая карьера, а полковник сам мечтает о Серебряной Звезде.

— Иными словами, ради генерала готов и солгать.

— И глазом не моргнет. Он уже солгал нам, сказав, что звонил Энн Кэмпбелл домой в восемь утра. Мы приехали к ней домой до восьми, а запись уже была на автоответчике.

— Да, я это заметила, — кивнула Синтия. — Что-то здесь не то.

— Внеси его в список подозреваемых, — сказал я.