Добравшись до резиденции Фоулера на Бетани-Хилл, мы позвонили в дверь.

Нам открыла сама миссис Фоулер, выглядевшая не намного лучше, чем в первый раз. Она провела нас в гостиную и предложила кофе или еще чего-нибудь выпить, но мы вежливо отказались. Тогда она села на кушетку, а мы — в кресла.

В соответствии с нашим планом, разговор с хозяйкой дома начала Синтия. Она поболтала с ней о жизни, об армии, о гарнизоне и, когда миссис Фоулер расслабилась, сказала:

— Прошу вас не сомневаться, что наша основная цель — обеспечить правосудие. Мы не намерены рушить чью-либо репутацию. Мы ищем убийцу, но при этом обязаны и позаботиться о том, чтобы не пострадал невиновный.

Миссис Фоулер понимающе кивнула.

— Вы знаете, что Энн Кэмпбелл имела сексуальные связи со многими офицерами этого гарнизона, — рассуждала Синтия. — И мне хотелось бы в первую очередь заверить вас, что имя вашего мужа не фигурирует в собранных нами по этому делу материалах.

Миссис Фоулер снова кивнула, несколько энергичнее, как мне показалось, и Синтия, вдохновленная этим, продолжала:

— Мы с пониманием относимся к положению полковника Фоулера как адъютанта и друга генерала Кэмпбелла. Мы весьма признательны ему за его честность и стремление помочь нам, выразившееся, в частности, в том, что он позволил нам побеседовать с вами, миссис Фоулер. Я не сомневаюсь, что он и вас просил быть с нами откровенной, поскольку знает наши добрые намерения.

Последовал сдержанный кивок головой.

Синтия продолжала говорить общими фразами, избегая прямых вопросов и всячески выражая свое сочувствие и понимание всей сложности проблемы. Именно так и следует держаться со свидетелями, если только они не вызваны к тебе в кабинет повесткой, и у Синтии это получалось лучше, чем у меня.

Наконец Синтия все же спросила:

— В ночь, когда была убита дочь генерала Кэмпбелла, вы были дома?

— Да, — ответила миссис Фоулер, — я была дома.

— А ваш муж вернулся из офицерского клуба приблизительно в десять часов вечера. Не так ли?

— Именно так.

— И в одиннадцать вы легли спать.

— По-моему, так оно и было.

— И где-то между двумя сорока пятью и тремя ночи вас разбудил звонок в дверь?

Ответа не последовало.

— Ваш муж спустился и открыл дверь. Потом он вернулся в спальню и сообщил вам, что пришел генерал Кэмпбелл и что ему необходимо отлучиться по какому-то срочному делу. Ваш муж оделся и попросил и вас сделать то же самое. Я права?

— Да, мы с ним оделись и вышли из дома, — ответила миссис Фоулер.

Наступила небольшая пауза, затем Синтия спросила:

— Значит, вы с мужем оделись и вышли из дома. А генерал Кэмпбелл остался здесь?

— Да, он остался у нас.

— Миссис Кэмпбелл была вместе с ним?

— Нет, ее не было.

— Итак, генерал Кэмпбелл остался в вашем доме, а вы и ваш супруг отправились на стрельбище номер шесть. Верно?

— Да. Муж сказал мне, что генерал обнаружил там свою дочь, Энн Кэмпбелл, совершенно голой, и поэтому попросил меня захватить с собой халат. Муж сказал, что дочь генерала связана по рукам и ногам, и поэтому он взял с собой нож, чтобы я перерезала веревки.

— Хорошо. Вы поехали по дороге вдоль стрельбищ и, не доезжая примерно милю до цели, выключили фары. Верно?

— Да. Муж не хотел привлекать внимание часовых. Он сказал, что дальше по шоссе есть на посту часовой.

— Так, понятно. И в точном соответствии с указаниями генерала вы остановились возле стоявшего там джипа. В котором часу это было?

— Это было приблизительно в половине четвертого.

— В половине четвертого, — повторила Синтия. — Итак, вы вышли из автомобиля и затем…

— И затем я увидела что-то на стрельбище, и муж велел мне пойти туда и освободить ее, и накинуть на нее халат. Он сказал, чтобы я позвала его, если понадобится помощь. — Тут миссис Фоулер запнулась и, помолчав, добавила: — Он сказал, чтобы я отшлепала ее, если она будет сопротивляться. Он был очень рассержен.

— И это вполне понятно, — согласилась с ней Синтия. — Итак, вы вышли на стрельбище. Что было дальше?

— Да, я пошла, и муж решил пойти вместе со мной: мне думается, он опасался, что Энн неправильно отреагирует на мое появление. Он боялся, что она рассвирепеет.

— Вы приблизились к Энн Кэмпбелл. И что вы сказали ей?

— Я подошла и окликнула ее по имени, но она… она мне не ответила. Тогда я подошла вплотную и… Я опустилась на колени рядом с ней. Глаза ее были открыты, однако… Я закричала, подбежал муж… — Миссис Фоулер закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Синтия, похоже, была готова к этому: она вскочила с кресла и села рядом с ней на кушетку, обняв ее и предложив носовой платок.

— Благодарю вас, миссис Фоулер, — наконец сказала Синтия. — Больше ничего рассказывать не нужно. И провожать нас тоже. — Мы встали и ушли.

Когда мы отъехали от особняка полковника Фоулера, я сказал:

— Иногда пуля, выпущенная в темноте, поражает цель.

— Но я стреляла не наугад. Я хочу сказать, что я основывалась в своих логических построениях на вполне конкретных фактах, собранных нами, — объяснила Синтия. — И на том, что нам стало известно о причастных к этому делу людях.

— Правильно. И у тебя все отлично получилось.

— Спасибо. Но организовал все ты.

Это было действительно так, и я сказал:

— Да, в этом есть и моя заслуга.

— Мне кажется, тебе чужда излишняя скромность, — заметила она. — Ты не из робких мужчин.

— Все правильно. Ты на верном пути, — изрек я. — Как ты считаешь, полковник Фоулер на самом деле велел ей сказать все как было, или же она сама решилась на это?

Немного подумав, Синтия ответила:

— Мне кажется, полковник Фоулер знает, что нам уже немало известно. Поэтому он велел ей отвечать строго на поставленный вопрос, а если потребует ситуация, ничего не скрывать и выложить всю правду до конца, чтобы облегчить себе душу и больше не мучиться.

— Я тоже так считаю, — согласился я. — Кроме того, миссис Фоулер тем самым подтверждает, что ее муж не убивал Энн Кэмпбелл, потому что она была уже мертва, когда они оба приехали на шестое стрельбище.

— Правильно. И я ей верю. И не верю в то, что Фоулер убил Энн Кэмпбелл.

Больше мы не разговаривали, погрузившись в раздумья.

К дому генерала мы подъехали немного раньше назначенного нам времени, но это нас не смутило, и мы смело направились к парадной двери, возле которой часовой проверил наши документы и только потом нажал на кнопку звонка.

На наше счастье, дверь отворил симпатичный лейтенант Элби.

— Вы пришли на десять минут раньше, — заметил он.

На мундире лейтенанта я заметил знаки различия пехотного офицера в виде скрещенных винтовок, и, хотя иных свидетельств его участия в боевых действиях там не имелось, я решил считать его боевым офицером. Поэтому с должным почтением я сказал ему:

— Мы можем уйти и потом вернуться или же поговорить пока с вами.

Лейтенант Элби проявил дружелюбие и соблаговолил впустить нас в дом. Когда мы вошли в приемную, где уже бывали, я спросил у Синтии, не желает ли она воспользоваться удобствами.

— Как? Что? — не сразу поняла она. — Ах да, хорошо бы.

— Туалетная комната слева от фойе, — тактично подсказал лейтенант Элби.

— Благодарю вас, — произнесла Синтия и удалилась в указанном направлении.

— Лейтенант, — обратился я к молодому человеку, — мне стало известно, что вы встречались с капитаном Кэмпбелл.

Элби пристально посмотрел на меня и сказал:

— Это верно.

— А вам было известно, что она встречалась также и с Уэсом Ярдли?

Он кивнул, и по выражению его лица я понял, что ему все еще неприятно об этом вспоминать. Я понимал его чувства: ему, лощеному молодому офицеру, приходилось мириться с тем, что его любовница, дочь его босса, путается еще с каким-то неумытым городским разгильдяем в полицейской форме.

— Вы любили ее? — спросил я.

— На этот вопрос я отвечать не стану, — заявил он.

— Вы уже на него ответили. И у вас были благородные намерения?

— Почему вы задаете мне подобные вопросы? — вспыхнул лейтенант. — Ведь вы приехали поговорить с миссис Кэмпбелл!

— Но мы приехали раньше времени. Значит, вы знали о ее связи с Уэсом Ярдли. А о ее связях с другими, женатыми, офицерами из гарнизона вам было что-либо известно?

— Да что это вы себе позволяете, черт подери?

Я понял, что он пребывал в святом незнании как относительно бесчисленных любовников своей возлюбленной, так и потайной комнаты в подвале ее дома.

— Генерал одобрял ваши отношения со своей дочерью? — задал я свой следующий вопрос.

— Да, одобрял. Послушайте, разве я обязан отвечать на все эти вопросы?

— Видите ли, лейтенант, еще три дня тому назад вы были не обязаны этого делать, — сказал я, — и вполне могли бы послать меня ко всем чертям. То же самое вы смогли бы сделать и через несколько дней после нашей сегодняшней встречи. Но вот именно в данный момент вам придется-таки ответить на мои вопросы. И вот вам следующий: миссис Кэмпбелл тоже одобряла ваши отношения с ее дочерью?

— Да.

— Вы с Энн когда-либо говорили о том, чтобы пожениться?

— Да, мы обсуждали этот вопрос.

— Расскажите об этом подробнее, пожалуйста.

— Ну, я знал, что она путалась с этим Ярдли, и меня это бесило, но дело было не только в этом… Я хочу сказать, что она мне говорила… что ей нужно убедиться в том, что ее родители одобряют наш брак, и, как только генерал даст свое благословение, мы объявим о нашей помолвке.

— Понимаю. А с генералом вы говорили об этом, как мужчина с мужчиной?

— Да, говорили, несколько недель тому назад. Он, как мне показалось, обрадовался, но сказал, что мне не следует торопиться и нужно все еще раз хорошенько взвесить и обдумать. Он сказал, что его дочь очень строптивая женщина.

— Понимаю. И потом вы вдруг получаете назначение в новое место службы где-то на краю света.

Он взглянул на меня с удивлением.

— Да. На остров Гуам.

Я с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. Хотя он и был выше меня по званию, но годился мне в сыновья, поэтому я потрепал его по плечу и сказал:

— Лейтенант, вы могли бы осчастливить Энн Кэмпбелл, но этому не суждено было сбыться. Вы стали жертвой схватки за власть между генералом и его дочерью, и они манипулировали вами в своих интересах, как пешкой. Подсознательно вы догадывались об этом. А на будущее вот вам мой добрый совет: если вам вдруг снова взбредет в голову жениться, примите две таблетки аспирина, лягте на кровать, погасив свет, и подождите, пока эта мысль вас покинет. Живите спокойно и делайте свою карьеру, лейтенант.

К сожалению, нашу беседу прервала, смерив меня сердитым взглядом, вернувшаяся в приемную Синтия.

Лейтенант Элби выглядел смущенным и несколько раздраженным, но мои слова, похоже, сдвинули что-то в его сознании.

— Миссис Кэмпбелл сейчас вас примет, — сообщил он, посмотрев на свои часы.

Мы прошли следом за ним по коридору, и он ввел нас в просторную залу в викторианском стиле.

Миссис Кэмпбелл встала со стула, на котором сидела, и мы приблизились к ней. На ней было просторное черное платье, и, подойдя поближе, я заметил, как они с дочерью похожи. В свои шестьдесят лет миссис Кэмпбелл превратилась из красавицы в женщину привлекательной наружности, но было очевидно, что пройдет еще не менее десяти лет, прежде чем люди станут употреблять в отношении нее бесполое выражение «миловидная дама».

Синтия поздоровалась с ней за руку и произнесла обычные в таких случаях формальные приветствия. Потом то же самое проделал и я.

— Присаживайтесь, — сказала миссис Кэмпбелл, указывая на двойное кресло возле окна. Мы сели, и она тоже села в такое же большое кресло напротив нас, за маленький круглый столик, на котором стояли графины и штофы с крепкими напитками и несколько бокалов. Сама хозяйка дома пила чай, однако осведомилась, не желаем ли мы хереса или портвейна.

Откровенно говоря, я был совсем не прочь чего-нибудь выпить, но только не хереса и не портвейна, так что я отказался. Синтия, однако, согласилась отведать хереса, и миссис Кэмпбелл наполнила ей бокал.

К своему удивлению, я отметил у миссис Кэмпбелл южный акцент, и тотчас же вспомнил, как однажды, когда во время войны в Персидском заливе ее показывали по телевизору, я подумал, что она и генерал Кэмпбелл — замечательная пара: несгибаемый уроженец Среднего Запада и цивилизованная уроженка Юга.

Синтия начала светский разговор, и миссис Кэмпбелл в меру сил, подорванных постигшим ее горем, поддерживала его. Как выяснилось, она родилась в Южной Каролине в семье армейского офицера. Джун Кэмпбелл — так ее звали — являла собой, на мой взгляд, воплощение всего самого лучшего, что только было на Юге. Она была вежлива, обаятельна и предупредительна, и, вспомнив все то, что о ней говорил полковник Фоулер, я мысленно прибавил к ее достоинствам преданность, воспитанность и твердость характера.

Время шло, но Синтия, похоже, не торопилась приступать к неприятной части разговора, и я уже решил было, что она сочла вообще неуместным затрагивать теперь больные вопросы либо просто не решалась это сделать. Мне, признаться, трудно было винить ее за это. Однако она вдруг сказала:

— Я полагаю, что миссис или полковник Фоулер предупредили вас о нашем визите.

Это был недурственный выпад.

Миссис Кэмпбелл поставила на столик чашку с чаем и тем же бесстрастным спокойным голосом ответила:

— Да, мне звонила миссис Фоулер. Я рада, что она наконец поговорила с вами. Теперь ей стало значительно легче.

— Да, — согласилась Синтия, — обычно так и случается. Видите ли, миссис Кэмпбелл, я расследую главным образом сексуальные преступления и могу вам сказать, что люди, с которыми мне приходится беседовать в связи с этим, поначалу очень нервничают. Но потом, облегчив душу, они успокаиваются. Это случилось и в данном случае.

Таким оригинальным образом Синтия выразила мысль, что, нарушив обет молчания, каждый лезет из кожи вон и топит другого, лишь бы заслужить статус государственного свидетеля. Никому не хочется быть обвиняемым.

— Из сказанного миссис Фоулер, — продолжала между тем осторожно подбираться к сути дела Синтия, — а также из сведений, которые нам с мистером Бреннером удалось получить из иных источников, вытекает, что поздно ночью Энн позвонила отцу и попросила его встретиться с ней на стрельбище, чтобы поговорить о чем-то важном. Я права?

Это был еще один выстрел наугад, и тоже весьма удачный.

— Телефон экстренной связи на ночном столике возле кровати зазвонил без четверти два ночи. Генерал сразу же поднял трубку. Я тоже проснулась. Он молча выслушал Энн и начал одеваться. Я никогда не спрашиваю у него, кто ему звонит, но он всегда говорит, куда уходит и когда вернется. Знаете, — улыбнулась она, — с тех пор как мы обосновались в Форт-Хадли, ему не так уж часто звонят по ночам. Вот когда мы жили в Европе, он после таких звонков пулей выскакивал из постели, хватал сумку и вылетал срочно в Вашингтон, или на границу с Восточной Германией, или еще Бог знает куда. Но он всегда меня предупреждал… На этот же раз он сказал только, что вернется через час, оделся в гражданский костюм и ушел. Я видела в окно, что он уехал на моей машине.

— Какой марки у вас машина?

— «Бьюик».

— Затем часа в четыре или в половине пятого, — кивнула Синтия, — генерал вернулся домой и рассказал вам о том, что произошло.

Миссис Кэмпбелл молча уставилась прямо перед собой, и я впервые увидел, как она устала и как страдает. Можно было представить себе, сколько всего выпало за минувшие годы на ее нелегкую материнскую долю. Несомненно, как жена и мать, она не могла согласиться с тем, что сделал муж и отец ее дочери ради карьеры, ради сохранения своего лица в глазах общественности и ради «пользы», в его понимании, для самой Энн Кэмпбелл. Но в определенной мере она, должно быть, смирилась с этим.

— Итак, ваш супруг вернулся домой приблизительно в половине пятого, — подсказала ей Синтия.

— Да… Я ждала его здесь, в этой комнате. Едва он вошел, я поняла, что дочери больше нет. — Миссис Кэмпбелл встала. — Это все, что мне известно. Теперь, когда карьера моего мужа закончилась, единственное, что у нас осталось, это надежда, что вы найдете того, кто это сделал. Только тогда мы сможем обрести покой.

Мы тоже встали, и Синтия произнесла:

— Мы делаем все возможное, и я благодарю вас за то, что вы уделили нам время, несмотря на потрясшее вас горе.

Я попросил не провожать нас, и мы ушли.

Когда мы вышли из дома и направились к машине, я сказал:

— Карьера генерала закончилась еще десять лет назад, когда его дочь попала в военный госпиталь в Уэст-Пойнте. Просто расплата пришла несколько позже.

— Да, он предал не только свою дочь, но и себя самого и свою жену.

Мы сели в машину и уехали прочь от генеральского дома.