Ленч прошел достаточно приятно. Почти никого не было. Подавали чисто американскую пищу, ничего замысловатого, что, впрочем, устраивало мои плотоядные вкусы. Эмма Уайтстоун оказалась настоящей американкой, простой в обращении, что также соответствовало моим плотоядным вкусам.

Мы не обсуждали ни убийство, ни Тобина, ничего, что могло бы испортить аппетит. Она говорила только об истории, и я зачарованно слушал. Может быть, я преувеличиваю, но история из уст Эммы Уайтстоун легко доходила до меня.

Она рассказывала о его преподобии Янгсе, который привел свою паству сюда из Коннектикута в 1640 году, и я громко поинтересовался, переправлялись ли они на нью-лондонском пароме, чем заслужил холодный взгляд Эммы. Она упомянула капитана Кидда и менее известных пиратов, которые плавали в этих водах триста лет назад, затем рассказала мне о Гортонах, один из которых построил этот постоялый двор. Затем разговор перешел к генералу революционной войны Фрэнсису Мэриону, прозванному Лисой Болот, имя которого, утверждала она, сейчас носит место Ист-Мэрион. Я оспаривал это, утверждая, что в Новой Англии вряд ли найдется город под названием Мэрион. Но она знала свое дело. Она продолжала сыпать неизвестными мне именами.

Снова резкий звук в ушах. Если Пол Стивенс наводил смертельную скуку своим компьютерным голосом, то Эмма Уайтстоун заворожила меня придыханиями, с которыми она произносила некоторые слова, не говоря уже о серо-зеленых глазах. В любом случае результат получился тот же – я услышал нечто, замедлившее реакцию моего почти всегда бодрствующего мозга. Я прислушивался, ожидая, что она скажет это еще раз, все равно что, и пытался вспомнить, что же она такого сказала и почему мне это показалось важным. Напрасно. На этот раз я чувствовал это клетками своего мозга и был уверен, что скоро все прояснится.

Мы не заметили, что стрелка часов вплотную приблизилась к трем, и официант стал проявлять признаки нервозности. Терпеть не могу, когда в плавное течение событий вмешиваются женские юбки. Бесспорно, первые трое суток любого расследования являются решающими. Однако мужчине приходится реагировать на определенные биологические позывы, а мои становились все сильнее.

– Когда у вас найдется время, можем покататься на моем катере, – сказал я.

– У вас есть катер?

Честно говоря, у меня его не было, следовательно, я взял не совсем верный курс. Но у меня была собственность в районе порта и пристань, и потом можно сказать, что катер ушел на дно.

– Я остановился в доме своего дяди. Это в районе порта.

– В районе порта?

– Верно. Поехали.

Мы проезжали через район ферм и виноградников.

– Осень здесь скучная и тянется долго, – сказала Эмма. – В садах полно фруктов, и большинство овощей еще не убрано. В Новой Англии ко Дню благодарения случаются снегопады, а здесь в это время мы собираем урожай. Я болтаю без умолку?

– Нет. Ваши слова рисуют чудесную картину.

– Спасибо.

Мне почудилось, что уже пройдена первая лестничная площадка на пути к спальне.

В основном же мы вели себя непринужденно и весело, как люди, которые немного нервничают, зная, что все завершится постелью.

Мы приближались к длинному подъезду большого викторианского дома.

– "Большая накрашенная леди", – сказала Эмма.

– Где?

– Дом. Мы так называем старые викторианские дома.

– А! Верно. Между прочим, моя тетя когда-то была членом исторического общества Пеконика. Ее звали Джун Боннер.

– Знакомое имя.

– Она знала Маргарет Уили. Моя тетя родилась здесь, поэтому она и уговорила дядю Гарри приобрести этот дом.

– Как ее девичья фамилия?

– Не помню – может быть, Уайтспунгемптоншир.

– Вы смеетесь надо мной?

– Вовсе нет, мадам.

– Выясните девичью фамилию своей тети.

– Хорошо. – Я остановился перед "накрашенной леди".

– Если она из старинной семьи, я могу найти ее фамилию. У нас на всех достаточно много информации.

– Да? Много семейных тайн?

– Встречаются.

– Может быть, Джун из семьи, в которой занимались конокрадством и проституцией?

– Возможно. В моей родословной таких много.

Я рассмеялся.

– Может быть, ее и моя семья имеют родственные связи. Мы оба, возможно, тоже связаны.

– Не исключено. – Мысленно я стоял на верхней площадке в десяти футах от двери спальни. В самом деле я еще сидел в джипе.

– Вот мы и приехали, – сообщил я, выходя из машины.

Она тоже вышла и смотрела на дом.

– И это ее дом? – спросила Эмма.

– Был. Она умерла. Дядя Гарри хочет, чтобы я купил его.

– Он слишком большой для одного человека.

– Могу разделить его пополам.

Ладно, скорее в дом, надо обойти первый этаж, послушать автоответчик, там, конечно, ничего нет, затем на кухню выпить пива и на заднее крыльцо, где ждут два плетеных кресла.

– Я люблю смотреть на море, – сказала она.

– Это место как раз создано для этого. Я сижу здесь уже несколько месяцев.

– Когда вам надо возвращаться на работу?

– Точно не знаю. Во вторник мне идти к врачу.

– Как получилось, что вы занялись этим делом?

– Начальник Максвелл.

– Я не вижу вашего катера.

Я посмотрел в сторону запущенной пристани.

– А! Он, должно быть, потонул.

– Потонул?

– Ах да, вспомнил. Он в ремонте.

– А что у вас есть?

– Китобойное судно.

– Вы умеете управлять лодкой?

– Вы хотите сказать, парусной лодкой?

– Да. Парусной лодкой.

– Нет. Я интересуюсь моторными катерами. А вы управляете парусной лодкой?

– Немного.

И так далее и тому подобное.

Я снял пиджак, обувь и засучил рукава. Она сняла сандалии, и мы оба стояли босиком. Бежевые трусики сползли.

Я взял бинокль, и мы по очереди смотрели на залив, на лодки, заболоченные земли, которые в мои детские годы называли просто болотом, на небо. Я пил уже пятое пиво, и она держалась наравне со мной. Мне нравятся такие женщины. Она уже была слегка навеселе, но сохраняла ясную голову и твердый голос.

– Хотите осмотреть дом? – спросил я.

– Конечно.

Первая остановка произошла на втором этаже в моей спальне, это была и последняя остановка.

Эмма действительно сбросила свой скудный наряд за три секунды. Прекрасный загар, упругое тело, все было при ней в точности, как я и представлял.

К этому моменту я все еще расстегивал рубашку. Она наблюдала, как я раздеваюсь, и разглядывала прикрепленную к ноге кобуру с револьвером.

Многих женщин не интересуют вооруженные мужчины.

– Мне положено носить это по закону, – сказал я. Это было правдой в отношении Нью-Йорка, здесь же это было не обязательно.

– Фредрик тоже носит оружие, – сказала Эмма.

– Интересно.

К этому моменту на мне уже ничего не было, она подошла и дотронулась до моей груди.

– Это ожог?

– Нет, дырка от пули. – Я повернулся к ней спиной. – Видите, вот где она вышла.

– О Боже!

– Всего лишь поверхностная рана. А вот посмотрите на эту. – Я показал ей место, где пуля вошла в нижнюю часть живота, снова повернулся спиной и продемонстрировал выходное отверстие на ягодице. Рана на левой ноге оказалась менее интересной.

– Вас же могли убить! – воскликнула она.

Я пожал плечами.

– Пустяки, мадам.

Я был счастлив, что приходящая работница сменила постельное белье, что в тумбочке находились презервативы и мой детородный орган откликался на имя Эмма Уайтстоун. Я отключил телефон.

Я встал на колени рядом с кроватью, чтобы прочитать молитву. Эмма забралась в постель и обвила мою шею своими длинными ногами.

Словом, если не вдаваться в подробности, у нас все получилось неплохо. Сон застал нас в объятиях друг друга. Она чувствовала себя хорошо и не храпела.

* * *

Когда я проснулся, солнечный свет угасал в окне, Эмма спала на боку, свернувшись калачиком. У меня появилось ощущение, что следует подумать о более серьезных делах, нежели секс после полудня. Но о чем? Меня со всех сторон обложили мешками с песком, и если Макс и Бет не поделятся со мной результатами экспертизы и вскрытия, придется обходиться без технических преимуществ полицейской науки. Мне нужны были записи телефонных разговоров, результаты дактилоскопии, больше информации об острове Плам, доступ к месту преступления. Похоже, что ничего подобного мне не видать.

Итак, приходилось идти крадучись, звонить, встречаться с людьми, которые могут что-то знать. Я решил продолжать в том же ключе, несмотря на то что это кому-то не нравилось.

Я посмотрел на Эмму в свете угасающего дня. По-настоящему красивая женщина. И умная тоже.

Она открыла глаза и улыбнулась.

– Я видела, как ты смотрел на меня.

– На тебя приятно смотреть.

– У тебя здесь есть девушка?

– Нет. Но есть кое-кто на Манхэттене.

– Манхэттен меня не волнует.

– А ты?

– Я в поиске.

– Хорошо. А что, если нам пообедать?

– Может быть, попозже. Я могу что-нибудь приготовить.

– У меня есть салат, горчица, масло, пиво и печенье.

Она села, потянулась и зевнула.

– Надо искупаться. – Она выкатилась из постели и оделась. – Давай искупаемся.

– Хорошо.

Я встал и надел рубашку.

Мы спустились вниз и по лужайке пошли к морю.

Она оглянулась.

– Сюда никто не зайдет?

– Вряд ли.

Она сбросила одежду и оставила ее у причала. Я сделал то же самое со своей рубашкой. Она осторожно прошла по каменистому пляжу и прыгнула в воду. Я последовал за ней.

Вода сначала показалась прохладной, у меня даже дух перехватило. Мы заплыли за причал в темный залив. Она плавала хорошо и энергично. Я почувствовал, как напряглось мое левое плечо и мое легкое захрипело. Казалось, что я поправляюсь, но такая нагрузка была мне не по силам. Я повернул обратно к причалу и ухватился за старую деревянную лесенку. Эмма присоединилась ко мне.

Мы болтали, целовались и обнимались, полупогрузившись в воду. Мне нравится соленая вода. Она придает ощущение чистоты и бодрости.

Пока мы целовались и обнимались, я держался одной рукой за ее фантастическую попочку, другой – за грудь. Давно мне не было так приятно. Она ухватилась одной рукой за мой зад, другой – за мой перископ, который тут же поднялся.

– Можно заняться этим в воде? – спросил я.

– Вполне. Только надо быть в отличной форме. Ведь приходится плавать стоя и набирать в легкие достаточно воздуха, чтобы не утонуть, и тем не менее... знаешь... попробуем.

– Никаких проблем. Мое плавательное устройство достаточно велико, чтобы держать нас обоих на поверхности.

Она засмеялась. Мы все же совершили эту водную процедуру, распугав много рыбы. Моему легкому стало лучше.

После этого мы плавали на спинах.

– Посмотри, мой руль выглядывает из воды, – комментировал я.

Она подняла голову и сказала:

– А я подумала, что это главная мачта.

Ладно, достаточно морских шалостей. Я немного приподнял голову и видел, как отлив уносит ее в море. По правде говоря, ее груди были похожи на два совершенно одинаковых вулканических острова в лунном свете.

Какая ночь – светлая, над головой почти полная луна, с берега дул мягкий ветерок, запах моря и соли, звезды мерцали в далеком фиолетовом небе, волны то поднимали, то опускали наши тела. Можно ли желать большего? С учетом всех обстоятельств, это было гораздо лучше, чем мое недавнее неприятное приключение, чуть не закончившееся смертельным исходом.

Мои мысли снова вернулись к Тому и Джуди. Я посмотрел на небо и послал им свое пожелание, что-то вроде прощального привета, и пообещал сделать все, чтобы найти убийцу. Я умолял их подсказать, кто им мог быть.

Кажется, меня охватило чувство полного расслабления, сексуальной разрядки, возможно, его возникновению способствовало разглядывание созвездий на небосводе. Вся эта картина, резкие звуки в моих ушах, точки, линии, все в одно мгновение соединилось, и мои мозги работали с такой скоростью, что я не успевал за своими мыслями.

– Нашел! – закричал я и выдохнул так много воздуха, что очутился под водой.

Я вынырнул и стал чихать. Эмма оказалась рядом со мной и была озабочена.

– С тобой ничего не случилось?

– Со мной все отлично!

– Ты?..

– Деревья капитана Кидда!

– Что с ними?

Я схватил ее за руки, и мы плыли стоя.

– Что ты говорила мне про деревья капитана Кидда?

– Легенда гласит, что капитан Кидд спрятал часть своих сокровищ под одним из деревьев у бухты Маттитака. Их называют деревьями капитана Кидда.

– Мы ведь говорим о знаменитом пирате, правда?

– Да. О Вильяме Кидде.

– Где эти деревья?

– Прямо на север отсюда. На том месте, где бухта соединяется с заливом. Зачем тебе?..

– А что с капитаном Киддом? Какое он имеет отношение к этому месту?

– Разве ты не знаешь?

– Нет. Поэтому я и спрашиваю тебя.

– Я думала, все знают...

– Я не знаю. Расскажи мне.

– Считается, что эти сокровища запрятаны где-то здесь.

– Где?

– Где? Если бы я знала, то стала бы богатой. – Она улыбнулась. – И не сказала бы тебе...

О Боже! Это поражало воображение. Все сходилось... Может быть, я совершенно не прав. Нет же, черт побери, все совпадало. Абсолютно все. Все эти разрозненные факты были похожи на теорию хаоса в действии. Теперь каждый занял свое место, и все вместе они стали единым целым, объясняя все. Да...

– С тобой все в порядке? Ты бледен и посинел.

– Мне хорошо. Я хочу выпить.

– Я тоже. Ветер становится холодным.

Мы поплыли к берегу, схватили свою одежду и голые побежали домой через лужайку. Я достал два теплых халата, взял графин с бренди и два стакана. Мы сидели на крыльце, пили и смотрели на огни по ту сторону залива. Парусная лодка скользила по воде, белый парус в лунном свете был похож на призрак, затянутые дымкой облака проносились по звездному небу. Что за ночь. Я сказал Тому и Джуди: "Я их накажу. Я близок к разгадке".

Эмма взглянула на меня и протянула стакан. Я налил ей еще бренди и попросил:

– Расскажи мне о капитане Кидде.

– Что ты хочешь узнать?

– Все.

– Зачем?

– Ну?.. Я увлекаюсь пиратами.

Она смотрела на меня некоторое время и спросила:

– С каких пор?

– С детства.

– Это имеет отношение к убийству?

Я смотрел на Эмму. Вопреки нашей близости, я едва знал ее и не был уверен, что ей можно доверять. Я понял также, что капитан Кидд меня слишком сильно взволновал. Стараясь успокоиться, я спросил:

– Какое отношение может иметь капитан Кидд к убийству Гордонов?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Я тебя спрашиваю.

– Я сейчас не на службе, – ответил я. – Уж очень меня интересуют пираты и все такое.

– Я тоже не на работе. Оставим историю в покое до утра.

– Ладно. Ты останешься на ночь?

– Возможно. Дай подумать.

– Конечно.

Я поставил кассету с танцевальной музыкой, и мы танцевали на заднем крыльце босиком в халатах, пили бренди, любовались заливом и звездами.

Это был один из тех очаровательных вечеров или, как говорят, один из тех волшебных вечеров, которые часто предвещают беду.