АЛЕКСАНДР ДЕМИН

ПАЛЬЦЫ

Кроссовки жали. Серые, на шнуровке, итальянские кроссовки жали невыносимо. Большой палец тихо, с остервенением, матерился.

- Мать вашу... - шипел он. - За что мучаете, сволочи?! - И пихал локтем в бок Указательного.

Указательный интеллигентно пытался отстраниться, но было тесно.

Приходилось терпеть. Указательный был самым забитым. Он хорошо осознавал свою ненужность на ноге и предпочитал не высовываться.

- Сволочи! - в очередной раз выдавил Большой.

- Там-то, наверху, хорошо, - поддержал Средний. - А здесь как в тюряге - темно, сыро и курить не дают. А теперь еще и режим ужесточается.

- Сыро - это потому, что носки хэбэшные, - робко заметил Указательный.

- Многоты понимаешь, придурок. В прошлый раз капроновые натянули - тебе легче было?

- Безымянному хорошо - у него там дырка, хоть подышать можно.

Безымянного уважали и боялись. Политических новостей при нем не обсуждали и анекдотов не рассказывали. Знаю я этих безымянных героев, - часто говорил тертый жизнью Средний, - безымянный-безымянный, а как стуканет куда надо - насидишься в кирзухе.

- В баню бы, - пробормотал Большой.

- В сауну, - робко поддержал Указательный.

- И пива, - помечтал Средний.

Безымянный промолчал, но что-то записал в маленькую красную книжечку.

- Эй, ты что там пишешь, гнида?! - не выдержал Средний. - Ты что там, сука, пишешь все время?!

Безымянный не ответил. Он с достоинством повернулся к дырке и подставил свой желтый ноготь под освежающий сквознячок.

- Ребята, что-то Мизинец давно молчит... Эй, малой, че примолк?..

Оглох, что ли?

Мизинец отнимался. Сознание временами возвращалось к нему, и тогда он, как сквозь марлевую повязку, втягивал в себя застоявшийся воздух кроссовки.

- Хана мне, парни, - отнимаюсь...

- Глянь - и впрямь отнимается... Мизинец, слышь, Мизинец? Ты погоди отниматься - может, разуют - оклемаешься...

- Гады, гады все!.. - сквозь рыдания простонал Мизинец.

- Жалко парня... Эй, Безымянный, ты бы подвинулся - пусть парнишка воздуха глотнет...

Но Безымянный притворился, что не слышит, и высунулся в дырку почти по пояс.

- Этот подвинется, как же! Мало на них в семнадцатом наступали...

- Были бы мы на руке - я бы ему показал! - прошептал Указательный.

- Указчик! - отозвался Безымянный, который все слышал. - А в носу ковырять не хочешь?

- Да, наверху тоже не сахар, - заметил Большой. - Куда только не суют...

- Слышь, Мизинец, ты не молчи, ты говори что-нибудь...

- Может, обойдется? На прошлой неделе нас вон как отсидели - ничего, оклемались.

- Не, не выдержать мне... Мозоль у меня, парни...

Кто-то присвистнул. Все замолчали.

Мизинец вспоминал свое детство: А и в детстве у меня ничего хорошего не было. То отдавят, то прищемят. Один раз в деревню поехали - гулять босиком побежали. Только все обрадовались - в коровью лепешку наступили. Эхх, жизнь...

Очень хотелось плакать и ругать кого-то, но рядом был Безымянный, а Мизинец его боялся до судорог.