Глава 1.

1 января 200* года

Новый год! Праздник, который встречают все. Кто-то начинает пораньше, суток за пять до того, как. Кто-то вовремя, а кто-то, как водится, опаздывает. Я приехал из командировки 31 декабря. Дорога была тяжелая, выехали в ночь, температура –20 С, буран. Иногда останавливались, ногами расшвыривали снег, убеждались, что под снегом асфальт, и только потом двигались дальше. Машину не глушили, как назло начались проблемы со стартером, но кое-как доехали. Приехали где-то в полчетвертого вечера, бросили машину на стоянке и пошли по домам. Я заявился как ясно солнышко, вонючий, пропахший бензином, заросший. Радостно стукнулся в дверь, обнял жену, раздал подарки детям и рванул мыться. Помылся и … поругался со всеми. Наорал на всех. Детей отправил спать, жена обиделась и тоже свалила, а сам нагло улегся в зало и не заметил, как заснул. В общем, это был один из самых плохих праздников в моей жизни. Наутро я проснулся, никто со мною не разговаривает, я, чувствуя себя немножко виноватым, все-таки попытался наладить контакт, но все гордо отворачивались и дулись на меня. Психанув, я отправился чинить машину. Вызвонил двух друзей, на буксире отволокли машину в гараж, достали бутылочку водочки, чтобы было веселее, я слазил в погреб за помидорами, огурцами и начали свое празднование Нового года. Вечером, починив машину, мы направились по домам. Цепляясь друг за друга, крича песни, весь мир казался чудесным. Мы были благородны и могли перевести через дорогу по десять старушек зараз. По дороге мы зашли в «Евроспар», взяли по банке пива, покатались на набережной с горки и разошлись по домам. Естественно со мной дома опять не разговаривали. Жена ушла спать к дочке, а я лег, с твердым намерением завтра со всеми помириться. Так что сам апокалипсис я пропустил, хоть и был он не одномоментный, а длился достаточно долгий период.

Будить меня никто не стал, я с трудом встал и поплелся в ванну. Потер морду лица гелем для бритья, пару раз поводил бритвой, сунул щетку в зубы и начал их чистить, стараясь при этом не заснуть. Приведя себя в порядок, даже брызнув какой-то туалетной водой, я поплелся на кухню, искать пути к примирению.

На кухне было тепло, негромко бурчал телевизор, почему-то новости. Новости в доме любил один я. С независимым видом и тоской ожидая разбора полетов: от – свиньи и до – «ты мне всю жизнь погубил», я уселся за стол. Жена встала, налила мне тарелку борща и уселась, опять уставившись в телевизор. Значит, разборка будет долгой, – подумал я, хлебая борщ.

– Что-то странное происходит, заметила жена, не отрывая взгляд от телевизора.

Действительно странное, я насквозь виноват (как она считает), а разговор начинает она. Но надо было пользоваться моментом пока не поздно и начинать мириться.

– Ммм, заинтересованно поднял я на нее глаза, облизывая ложку.

Она молча ткнула в телевизор. Там кто-то кого-то бил. Полиция применяла оружие на поражение, стреляя боевыми, а не резиновыми. Я бодренько заметил:

– Ну и что, всегда где-нибудь, что-нибудь происходит.

– Ты что тупой, или последние мозги пропил (все таки не удержалась), я же тебе говорю такое происходит везде. На плите закипел чайник. Я встал, достал чашки, налил чаю. Одну чашку отдал жене. Она машинально взяла. Мелочь прохлопала босыми ногами в зало и я услышал, как тупой волк грозит умному зайцу. Жена продолжила:

– Что-то странное. Такое впечатление, будто это происходит даже у нас. Вчера, пока ты пьянствовал (укол в мою сторону), у нас под окнами дрались. Причем дрались несколько раз, взрослые мужики и женщины.

На секундочку я пожалел, что этого не видел, но мир в семье дороже всего и заинтересованно подвинулся к ней со словами: « Не может быть, расскажи».

– Нет, ты действительно тупой,– и вышла из кухни.

Я остался один. Взяв в руки пульт, я начал перещелкивать каналы. Действительно, создавалось впечатление, что весь мир превратился в одну горячую точку. Сообщения из всяких намибий отсутствовали напрочь, но новостей из белого мира передавалось предостаточно. Подтянутый, молодцеватый диктор с непонятной гордостью вещал:

– Вчера в Мадриде прогремела серия взрывов, в ответ на заявление отказа проведения переговоров, с целью мирного урегулирования конфликта с басками. Уже сейчас количество жертв составляет порядка двухсот человек и их число постоянно растет. Группировка «Эдда», взявшая на себя ответственность за проведенные взрывы…

Я щелкнул другой канал, чуть лопоухая известная телеведущая на другом главном канале с хорошо скрываемым удовольствием говорила:

– В ответ на казнь Саддама Хусейна, исламистами были проведены теракты по всему миру. Наибольшее их число затронуло Соединенные Штаты Америки. Число проведенных террористических актов на территории этой страны уже перевалило за несколько сотен, количество известных жертв превышает тысячи, больницы заполнены раненными. Правительство Джорджа Буша выступило с заявлением, в котором призвало всех граждан соблюдать порядок и объявило о вводе Национальной гвардии в крупные города. Губернатор Калифорнии Арнольд Шварценеггер, ввел комендантский час и тотальную проверку документов по всему штату. Национальная гвардия, полиция и работники миграционной службы уже заполнили три фильтрационных лагеря. Количество людей попавших в лагеря не уточняется, но известно, что люди в них находятся в ужасающих условиях.

На экране Терминатор – 3 с суровым видом что-то вещал в камеру. По телевизору быстро бежали картинки, заполненные кадрами из больниц, улиц, где полицейские в кого-то стреляли, национальной гвардией, тоже стрелявшей в кого-то, трупы людей. Такое ощущение, что показывали не благополучную сытую Америку, а какую-нибудь африканскую страну, в момент переворота (почему африканскую? Негров слишком много.). Я поморщился и опять тупо щелкнул пультом.

Попал на Евроньюс, ноу комент. Показывали Россию. Опять замелькали картинки. Москва. Вот толпа с бешеными мордами мочит без всяких сортиров хачеков на рынке. Наезд камерой показывает лицо маленькой девочки, лет восьми – девяти, кавказской национальности, валяющейся под ногами, и я почему то понимаю, что девочка совсем мертвая; вот седая женщина, стоя на коленях над лежащим парнем, который весь в крови, воет, с перекошенным лицом, пока ей на затылок не опускается железный прут, и она молча тыкается лицом в лежащего парня. Озверевшие лица, перекошенные рты, безумные глаза, НО! Но самое страшное, что это не десантники и не нацисты, не гопота и не скинхэды, а обычные люди, прилично одетые, словно по мановению волшебной палочки, превратившиеся в зверей.

Тут же переключение и показывают Францию. Ну, хоть здесь ничего нового, те же африканцы и арабы из районов вокруг Парижа, стараются расцветить черно-белый Париж с помощью горящих машин, пламя от которых играет в разбитых стеклах магазинов. Где-то кого-то насилуют. От парней и девушек, с завязанными платками лицами, в сторону полицейских летят камни и бутылки с зажигательной смесью полиция организованно отступает. Тут же кадр. Эти же полисмены забивают ногами девушку с платком, сбившемся на шею. Могу отметить, что у девушки очень недоуменное выражение лица.

Переключаюсь опять на российский канал. Голос за кадром: «Незаконные бандформирования, с помощью отрядов смертников, захватили небольшой районный центр на юге нашей страны. Нашей съемочной бригаде удалось сделать эти кадры». Показывают местный белый дом. На фонарях болтается куча народа. Всюду бродят веселые бородатые фидели кастры и че гавары, чеченского разливу, с автоматами, зелеными повязками, постоянно орущие Аллах Акбар. Тут же несколько молодых пареньков с заплаканными рязанскими физиономиями стоят на коленях перед чехом с видеокамерой, а такого же возраста чеченские пареньки, весело сверкая зубами в камеру, как баранам, перерезают глотку славянам. Всем очень весело. Особенно славянам. Ещё несколько раз щелкаю лентяйкой:

– Папа осудил случившиеся сожжение ведьмы в небольшом городке на юге Италии…

– Арестована семья каннибалов в Монако. В различные годы её жертвами стали около сорока человек. Число жертв уточняется.

– Канцлер Германии Ангела Мелькер выступила с осуждением конфликта между турками и немцами случившегося…

Действительно, похоже, что пока я был в командировке, мир сошел с ума. Я положил пульт, оделся и собрался выйти на улицу. Все это нужно было хорошенько обдумать, а думается мне лучше всего на ходу. Пока схожу в гараж, возьму машину, потом можно будет съездить на площадь к елке или в Ледовый дворец, покататься на коньках. Жена с котом стояла около дверей, как афиша к блокбастеру «Мы с Мухтаром на границе»:

– Ты куда? – тревога в голосе определенно присутствовала.

– Дойду до гаража, заведу машину и пригоню сюда, – похоже, примирение все-таки состоялось.

– Ты бы лучше пока дома посидел, а потом когда все успокоиться…

– А вдруг не успокоиться ?,– пророчески пошутил я и продолжил:

– Не волнуйся, если что вызову милицию, да и кому я нужен, меня даже хулиганы не трогают.

– Милиция может и опоздать. Да и они тоже люди, тоже отмечают и тоже дерутся. (Так это уже серьезнее).

– Я везучий и незаметный,– и уже серьезно приказал,– самой на улицу не выходить, детей гулять не выпускать.

Вышел на лестничную площадку, дождался пока закрыли дверь, и сбежал вниз из подъезда.

* * *

На улице опять мела метель, я одел варежки и бодрым шагом пошкандыбал к гаражу. Такое ощущение, что дороги никто не убирает. Нет, я согласен сделать скидку на праздник, но все таки это странно… Или я нахожусь под впечатлением новостей? Непонятно.

Гараж у меня находится в частном секторе, надо идти мимо частных домов, дружелюбно кидающихся на тебя гавкающих собак, пьяной молодежи, уже не сельской, но ещё не городской, в общем, вечером, машину лучше ставить на стоянке. С утра же добираешься без всяких приключений, а всякая шваль выходит на поиски приключений с наступлением темноты. Поэтому я и удивился увидав вдалеке шумную компанию, провожающуюся из дома, с высоким крыльцом. Было это достаточно далеко и я не обратил бы на них особого внимания, если бы не мужичонка в женском пальто, старательно пытающийся взобраться на это самое крыльцо. Ну, в принципе, дело новогоднее. Я, проходя мимо, задушевно завопил: «Эй мороз…», и с удовлетворением услышал как за мной дружно, вразнобой заголосили: «…мороооз, не морозь меня….». Улыбнувшись, я проследовал дальше.

Наш российский гаражный кооператив. Нечищеные дороги, переполненная помойка, отсутствие света и вечно пьяный сторож. С трудом выехал на дорогу, слава богу у меня девятка, т.е. проехать я могу практически где угодно (или я думаю, что могу проехать где угодно).

После встречи с веселыми алконавтами я немножко успокоился, но береженого бог бережет и бейсбольная бита перекочевала из багажника в салон, что мне и не помогло. Медленно выезжая на мостик, я каким то чудом ударил по тормозам. Прямо под колеса мне бросился это самый мужичек, одетый в женское пальто, с воплем: «Водила, дай машину покататься». В это же время с разных сторон распахнулись дверки и меня буквально вытряхнули из машины, причем лезли в машину натуральные рыла, а не лица, причем различить мужчины это или женщины не представлялось возможным. Складывалось ощущения, что между собой они не разговаривают, так как слышались хрюканье, рычанье, какие то непонятные взвизги. Непонятно как уместившись в машине, они рванули с места, однако отъехав метров десять, они притормозили и выкинули биту. Весело, с деревянным стуком бита запрыгала ко мне на встречу. Видимо занимала много места.

Тупо оглядевшись, я достал телефон и позвонил в дежурку гибэ два дэ. Объяснять ничего вам не буду. Не очень то приятно рассказывать, как здорового мужика с битой выкинули из своей машины. Зарегистрировав разбойное нападение и пообещав вскорости разобраться, меня отпустили восвояси. Идя пешком с Водопроводной (кстати, биту у меня реквизировали) я с удивлением обращал внимание на полутемные улицы с всегда погашенными фонарями, разбитые витрины маленьких лавочек и киосков, отсутствие людей на улице, стаи собак, роющихся в помойках. Во дворы лучше вообще было не заглядывать. Покачиваясь в свете редких фонарей, деревья кидали странные тени на снег. Естественно, что первым делом я зашел в круглосуточный магазин автозапчастей, и купил себе новую биту (до сих пор удивляюсь, что в магазине автозапчастей на почетном месте висит бейсбольная бита, как предмет автоаксессуаров, без которого невозможна эксплуатация автомобиля), как оказалось на этот раз, весьма кстати.

Явно я оставил мозги дома, если вечером решил срезать дорогу через больничный парк. Небольшая группка тинэйджеров ринулась ко мне наперерез, радостно погогатывая. Еще бы, вечер и одинокий мужик, значит – ожидается развлекалово. Ну конечно я немного преувеличил их интеллект. Скорее всего в их тупых головах с одной, или двумя извилинами, эта мысль была озвучена следующим образом: «Опа, п****ц чморю!!», хотя и это мне кажется слишком сложным для них. Я постарался остановиться на небольшой вытянутой полянке, где мамаши днем катают коляски с детьми. Кодла подвалила, стараясь обрезать возможные пути отхода.

– Эй мужик, дай закурить,– обратился ко мне самый мелкий.

Обычно эти мелкие в силу того, что в душе они считают себя обиженными природой, страдают комплексом Наполеона (это не коньяк, это был великий человек, и коньяк назвали в честь его, а не наоборот). Только у одних это проявляется в том, что они становятся отличными специалистами, директорами, банкирами и великими людьми, стремясь, чтобы их уважали не за рост, а за свои дела, а другие становятся мелкими шакалами (впроч$$ем, бывают и крупные шакалы). Обычно такие посылаются для завязки «разговора», во время которого остальные подтягиваются поближе, стараясь окружить жертву. Выглядел этот результат неплановой эрекции довольно прилично одетым, но желание утвердиться за счет других так и перло из него.

– Ну ты чё, мужик, не понял чё ли! Закурить есть?

Обратился уже другой, повыше ростом, в темной круглой шапочке, и мощной челюстью, заставляющей сомневаться, что Ламброзо был неправ. Также отличительной особенностью является исковерканный язык, с помощью которого они пытаются выражать мысли в своей стае. Хочу заметить, что все это время я старался двигаться так, чтобы за спиной у меня был достаточно глубокий снег, а эти подростки не могли приблизиться ко мне всей толпой. В идеале мне хотелось выбраться на освещенное место и заорать: «Милиция!!!».

– Не гля, оно подрастающему поколению сигарету пожилило, – заметило чээдное создание с породистым, злым лицом, очень хорошо одетое. Таких не люблю больше всего, понимая, что их гонит на улицу ощущение власти, которое они испытывают, командую, пока еще не совсем, отбросами человеческого общества.

– Я не курю,– пробормотал я, но они меня уже не слушали.

– Слышь мужик, – вполне миролюбиво предложил кто-то из них,– давай нам деньги, сотовик, гайки, цепочки, и вали отсюда.

Это тоже их стиль. Главное унизить, заставить почувствовать человека, что он никто и жизнь его не стоит ни копейки. Так бы я попробовал быстро-быстро убежать на людное пространство, но сейчас шансов у меня практически не было. Эта мелочевая кодла как раз перекрыла дорогу к людям. За мной пустынные улицы частного сектора.

– Ну ты чё, думай быстрей, а то морг вон он, – и ближний ко мне мотнул головой в сторону морга.

Момент показался мне очень удачным. Отпустив придерживаемую под длинной зимней курткой биту, я перехватил её и со всей дури, с разворота, врезал по мотнувшейся в сторону морга голове. Неприятный хруст. Мелкая жертва аборта радостно заверещала и попыталась выкинуть вперед руку с зажатым в ней ножом. Я сделал шаг в сторону и на обратном движении так же не сдерживая движения опустил биту ему на руку. Нож выпал и затерялся в снегу. Честно говоря, раньше я не понимал почему говорят, что вопли могут показаться музыкой. Так вот его вопль действительно показался мне музыкой. Глаза стали моментально простыми, жалобными, круглыми, как у совы, и он заплакал, опускаясь на колени и вопя что то вроде того что: «За что?». Вот это мне в них очень нравится. Они считают только себя вправе причинять боль другим. Двое других ломанулись в обход по глубокому снегу, это их немного задержало, причем один достал такую же биту как и у меня.. Напротив меня остался красавчик, лениво перетекший в какую то стойку.

– Мужик мы тебя за это здесь похороним.

Может быть и похоронят, а может и нет. Такие твари неплохо держат боль, но бояться увечий. Поэтому я ударил не по нему, а по воющему шкету, кинувшемуся на меня с ножом. Прямо по другой руке, стараясь попасть по локтю. Вой перешел в визг. Лицо красавчика чуть дрогнуло, а сзади раздалось шумное, хриплое дыхание. Делая шаг в сторону, я в полуприседе разворачиваясь ударил битой на уровне груди набегавшего. Как я и предполагал это был Ламброзо с битой, которую он занес над плечом, стараясь ударить с хорошим замахом. Захрипев он провалился вперед, нанося своей битой удар не по мне, а по красавчику. Тот естественно даже не попал под удар, чересчур легко отодвинувшись, что мне не очень понравилось. Поймав момент, я со всей силы саданул Ламброзо между ног со спины, стараясь держать его между собой и красавчиком. Плохой удар и наносить его следует либо когда ты рассчитываешь победить или тебе уже не важно, что с тобой будет потом. Если ты рассчитываешь проиграть, то лучше не рисковать. После всего мне было уже все равно, поэтому, когда воющий Ламброзо упал, зажав руками причинное место, я изо всех сил еще раз ударил туда, ломая ему пальцы рук своим аварийным ботинком, с окованными носами. Лицо красавчика ещё раз дрогнуло и он побежал в сторону дороги, смешно вереща и подпрыгивая. Я сделал несколько прыжков за ним и развернулся, чтобы встретить последнего из нападавших. Эта тварь тоже решила не связываться со мной и рванула по целине так, что и на снегоходе, я думаю, было бы догнать проблематично. Перевалив через забор парка, они исчезли из видимости. Меня начало трясти, причем не по децки. Подвывающие дети замолчали, стараясь не раздражать взрослого дядю, причем двое молчали нормально, а один как-то нехорошо. Приблизившись к первому, я концом биты аккуратно потыкал его, приговаривая какую то чушь. Поклонник быстрого обогащения не отзывался. Медленно я присел над ним, готовый в любой момент нанести удар, и приложил пальцы к шее, пытаясь нащупать бьющую жилку. Не нащупав, я поднялся с колен.

Здесь уже начинались проблемы. Выпивший мужик (банка пива с расстройства), с битой (только что купленной), напал на детей (средний возраст 14-16 лет), гуляющих в парке, с непонятной целью (от изнасилования до ограбления, на выбор следователя) и убил одного из них. Поневоле вспоминаешь песенку – круто ты попал… Оставшиеся в живых, по моему, даже пытались не дышать. Я быстро огляделся и попытался оценить обстановку; я не курил, не плевал, карманы застегнуты на молнии, улик, за исключением следов ботинок, оставить не должен, внешность самая обыкновенная, лицо особо я старался не показывать, курток таких в таможенные магазины привезли столько, что весь город ходил в них, даже один из этих уродов носил такую же. Все не так уж плохо, единственное ботинки и бита. На ботинки можно наплевать, на работе выдали точно такие же, но новые и с другим протектором, а вот от биты следовало избавляться. Хороший криминалист (даже не хороший, а плохой) мог элементарно доказать, что именно этим орудием был оборван грешный путь данного, конкретного херувима.

Я завернул биту в целлофановый пакет и завернул в гости к другу, живущему рядышком.

Миша встретил меня в дверях. Единственный свет в подъезде падал как раз через его открытую дверь.

– Здорово,– и о чудо! В руках он держал точно такую же биту, как и моя.

– Здорово, Мишань! Что у вас со светом стало,– вежливо поинтересовался я.

– Померла света. Вчера какие то уроды последнюю лампочку жахнули, подожгли картонку, закрывающую выбитое стекло и смотались.

– У вас же подъезд закрывается, – для поддержки разговора брякнул я.

– Да это кто-то из местных уродов постарался. Сами живут и здесь же гадят, а ты как здесь?, – к этому времени мы уже прошли в квартиру и уселись на кухне перед кружками чая.

Стараясь наиболее полно отразить информацию, я поведал об угоне и о неприятном инциденте, происшедшем со мной. Какое то время мы молчали, просто наслаждаясь чаем. День за окнами стремительно летел к концу. Уже ощутимо стемнело. На улице раздавались взрывы петард, фейерверков и тому подобных вещей. Народ радовался как-то уж очень отчаянно. Опять послышалась пьяная ругань, а за ней последовали глухие удары, взволнованные женские вопли, а после все перекрыло мяуканье патрульной сирены.

– Счас к тебе придут, – равнодушно заметил я.

– Плевать. Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю, – так же равнодушно ответствовал Мишаня, и продолжил:

– Делаем так: твою биту мы аккуратно приберем так, что её не найдут. Возьмешь мою. Я все равно её в том же магазине покупал. Она чистая. По поводу машины, я тоже думаю, что её найдут. Адрес, где ты этих козлов видел, они знают. А эта фигня с новостями… Не знаю. У меня мать болеет. Я телевизор последнюю неделю даже не включал. Сейчас выздоравливает, посмотрю, оценим. Давай встретимся после праздников где-нибудь. Четверо – пятеро, как обычно. В дверь решительно постучали.

– Биту оставь, возьми топор. Чтобы ассоциаций не было,– Мишка непонимающе посмотрел на меня, но биту оставил.

В прихожей звучали наглые, пропитые голоса, выспрашивающие подробности о случившемся под самыми окнами, напоминающие о гражданском долге и т.д. и т.п. Миша отвечал вежливо и индеферентно. Закончив разговор на высокой ноте пожеланием Нового Года и угрозой увидеться еще раз, непрошенные гости свалили с территории.

– Вот такие пироги с котятами, – сказал Миша, вернувшись на кухню,– замочил сосед сверху соседа снизу. Пошли шутихи пускать, из-за спичек поссорились, кому первому поджигать, и все. Все ясно, типичная бытовуха. Сосед сам и признался. Воет, что не хотел, что если бы этот козел ему сразу спички отдал, что если бы кирпичи под ногами не разбрасывали…

– А зачем к тебе пришли?

– Не знаю. Может, видел или знаю что-нибудь. Причина для смерти больно уж дебильная.

Я допил ставший безвкусным чай и с новой битой под полой, попрощался с Мишкой.

2 января 200* года.

За машиной меня вызвали следующим утром. Её нашли на площади Ленина. Эти уроды, катаясь под «кирпичом» на площади протаранили лошадь, которая везла ребенка (кто не знает – это аттракцион такой), а уже потом, разгневанные, добрые прохожие выбили окна, погнули крышу (на ней, похоже, прыгали), бока и капот, когда извлекали шпроты, замуровавшиеся в моей машине. Магнитолу я и сам хотел поменять, а вот два колеса явно сняли сами работники доблестной милиции. Прикатив летние колеса, я тронулся в медленный и печальный путь к своему товарищу Паше, который помимо того, что был моим другом, по совместительству являлся одним из лучших жестянщиков нашего города. Паша встретил меня с радостной недовольной улыбкой на лице. Вместе мы походили вокруг машины, поохали. Я рассказал ему про угон, про теленовости. Про вчерашнее происшествие у Мишки во дворе. Он мне пожаловался, что буран повалил несколько столбов по их улице, и оставил их на новый год без электричества. Так что новый год они встречали при свечах, под потрескивание русской печки. Паша живет в своем старом, деревянном доме с огромным гаражом – мастерской, где его и напрягают друзья, попавшие типа как я. Договорившись за праздники починить мою колымагу, мы расстались. Я снова поехал домой, позвонив еще паре друзей и пригласив их чинить машину, на послезавтра. Особо о происходящем я не задумывался. Все вокруг было как обычно. Неприятно, что угнали машину, но тут уж ничего не поделаешь. Ничего все образуется.

3 января 200* года. Rambler-новости:

В Санкт-Петербурге 1 января произошло семь ДТП: пять человек погибли, пять получили травмы 02.01.200* 16:47 | NEWSru.com

За прошедшие сутки, 1 января, на дорогах Санкт-Петербурга и Ленинградской области произошло семь серьезных дорожно-транспортных происшествий, в результате которых пять человек погибли и пять получили травмы, в том числе один ребенок, сообщили РИА «Новости» в отделе пропаганды УГИБДД по региону.

В частности, в Пушкинском районе Петербурга около 12:30 по московскому времени автомобиль ВАЗ-2108 столкнулся с автобусом Otoyol. Трагедия произошла из-за нарушения водителем «легковушки» правил дорожного движения. В результате ДТП пассажир «Лады» скончался на месте происшествия, а водитель и пассажирка автомобиля госпитализированы с травмами различной степени тяжести.

Во Фрунзенском районе города около 19:30 по московскому времени неустановленный автомобиль вне зоны пешеходного перехода сбил 64-летнего мужчину, который скончался от полученных травм. Водитель с места происшествия скрылся.

За сутки нарядами ДПС задержаны 16 водителей в состоянии алкогольного опьянения, по подозрению в совершении преступлений задержаны 18 человек. «Пьяных водителей за сутки задержано меньше, чем обычно. В среднем, по статистике, задерживается около 30 человек», – заметили в ГИБДД.

В первый день Нового года в Петербурге и Ленинградской области угнано четыре автомобиля, задержано 15 транспортных средств, находившихся в розыске. «Четыре угнанных автомобиля это тоже значительно меньше, чем обычно», – подчеркнули в отделе пропаганды.

Комсомольская правда. Криминальная хроника.

На минувшей неделе столица Nской республики г.N была объявлена криминальной столицей Приволжья. Был зарегистрирован невиданный подъем уровня преступности – на 34,5%, о чем сообщило АНН. Увеличилось количество краж, грабежей, преступлений экономической направленности, наркопреступлений. Вечерами небезопасно выходить из дома: совершено 772 «уличных» преступления, их раскрываемость составила всего лишь 12,5%. Это значит, что N-цев грабят на улицах почти безнаказанно. Попытка властей навести порядок старым способом – с помощью народных дружин – положительного эффекта не имела: 12 предприятий выделили 783 дружинника, в основном, женщин, которых самих надо охранять.

Новогодние праздники протекают пока без особых эксцессов, на 10 % увеличилось число происшествий в этом году по сравнению с первыми 5 днями прошлого года. От пожаров погибло 37 человек. В ДТП, по вине пьяных водителей пострадало 20 человек, из них 12 со смертельным исходом. Из 26 изнасилований 6 девушек остались живыми. Убийств 160, из них на бытовой почве 90, с особой жестокостью 34. большинство убийц задержаны на месте. ОРТ-новости.

– Такое ощущение, что всех охватила волна безумия, во многих городах начинаются погромы. Причем они не носят узконаправленный характер. Невозможно выделить, против кого они направлены. Массовое безумие затронуло все слои населения…

4 января 200* года.

Я проснулся достаточно рано. Прошел на кухню, согрел чайник и стал намазывать себе маслом бутерброд. Шумно дуя в кружку скосил глаза в сторону и вздрогнул. В дверях, притулившись к косяку, стояла жена и смотрела на меня.

– Тебе обязательно идти?,– спросила она.

– В общем то нет, но Пашке нужно в машине все открутить и оставить голое железо. Кроме того он опять не возьмет денег, а ремонт одним днем не обойдется. И потом я всех позвал, а сам не приду. Не поймут ребята,– честно ответил я.

– Мне страшно.

Я не стал говорить, что мне тоже не по себе, и что у меня тоже кошки на душе скребут из-за всего, что на меня свалилось в последнее время, а постарался утешить, сказав как можно более твердо:

– Всё будет нормально. Иди, поспи еще.

Ничего не сказав жена отправилась в спальню, а я быстренько дожевал свой бутерброд и побежал ремонтироваться, предварительно закрыв квартиру на все обороты ключей. Немного подождал маршрутку, а когда она не приехала, то решил пойти пешком. До Паши я добрался сравнительно быстро. Настроение, несмотря на Новый год (а может быть благодаря ему), у всех было подавленное. Снимать мы ничего не стали, а просто проговорили часа четыре.

Обратно мы пошли втроем. Майкл, Саня и я. Разговор не клеился. При свете дня разрушения на улицах стали еще заметнее. Мы дворами прошли к остановке. Перед тем как выходить на улицу из дворов мы услышали шум. Аккуратно выглянув из-за угла мы увидели картинку, которая стала не редкостью в последующие дни. Толпа громила магазин. Тут же несколько человек ногами запинывали экипаж ППС. Автоматы были уже в руках толпы. Один из заполучивших оружие с оскалом передернул затвор и выпустил очередь по толпе. Толпа качнулась, как единый живой организм, чуть раздалась в стороны и, выплеснув отросток в сторону автоматчика, поглотила его. На снегу осталась бесформенная куча, окрасившая снег вокруг красным цветом. Мы переглянулись.

– Странно, – сказал Саня, – почему ничего не слышно.

Разговор продолжался уже на бегу. Оставаться рядом с универсамом нам не захотелось.

– Как не слышно, – возразил Майкл, – стекло бьют, стреляют.

– Да нет же. Воплей не слышно.

– Точно, – вступил я в разговор, – мата нет, песен нет. Никто не плачет, не разговаривает, не орет.

– Такое ощущение, – продолжил Майкл, – что это зомби.

– Надо обзвонить всех наших, кого сможем предупредить, мне кажется это только начало.

Слова Майкла о том, что это только начало, оказались пророческими, а в наш обиход вошло слово «зомби».

Памятка по действиям населения по сигналу оповещения гражданской обороны «Внимание, всем!».

Услышав звук сирен, прерывистый звук автомобильных и железнодорожных сигналов, что означает сигнал оповещения «Внимание, всем!», НЕОБХОДИМО включить приемники на местную радиовещательную волну, телевизионные приемники на местный телевизионный канал и выслушать сообщение Комитета гражданской защиты Республики … В дальнейшем действовать в соответствии с данным сообщением.

 

Глава 2.

Ударили морозы, на улицу стало небезопасно выходить. Погромы продолжались, вечерами на вокзале штурмовали вагоны, пытаясь покинуть наш гостеприимный город. Люди садились в машины и уезжали целыми семьями в никуда, в надежде, что где-то там жизнь лучше, чем здесь. Магазины закрылись, и обезумевшие толпы взламывали двери, калеча тех, кто пытался этому помешать. Власти по телевизору верещали о дестабилизации обстановки, о причинах нынешнего кризиса, Жирик «однозначно» предлагал вводить войска, что в принципе было бы правильно, если бы в войсках не было того же самого. В новостях передавали, о том, что солдатики на танке приехали за бухаловым, заехали прямо на танке в магазин и на просьбу продавщицы расплатиться, жахнули по ней из пушки. Знаете, как квалифицировалось это в разных телепередачах? От трагической неосторожности, до неоправданной жестокости. Причем происходило это не только у нас, такая петрушка происходила во всем мире. Все это напоминало лавину, оказалось, достаточно было какой то мелочи, чтобы снять со зверья тонкий слой лака цивилизации. Знать бы ещё, что это за мелочь…

Невозможно было дождаться приезда милиции, скорой или пожарных. Убивали прямо под окнами, вечерами раздавались дикие крики. Мы сидели в темноте, не зажигая свет. В нашем подъезде осталось две семьи. Мы и молодой парень с женой с пятого этажа. Когда, однажды мы пошли за продуктами, его загрызла свора одичавших и голодных друзей человека, которые огромными стаями в несколько десятков голов разгуливали по городу. У Мишки убили мать. Она вышла на улицу, подышать свежим воздухом, пока он ходил за продуктами, и пьяная шпана забила её ногами. Мишка вызвал скорую, которая так и не приехала. Мишка позвонил и попросил помощи. Мы собрались вчетвером и похоронили её на городском кладбище. Майкл переехал к нам в соседскую квартиру, в их доме он, судя по всему, оставался последним. Мы вынесли из квартиры мусор, оттерли кровавые пятна и там стало можно жить. Жена того парня перешла к нему, молодая и красивая. В действие начали вступать законы первобытно-общинного строя.

Мы собрались обзвонить всех наших и собраться, чтобы обсудить создавшуюся ситуацию.

Я смог дозвониться до шести человек из десяти. Ребята тоже отзвонились своим знакомым. Из всех, кому мы дозвонились, на встречу прибыло семь человек. Те. кто на машинах, заехали за теми, кто был безлошадный. Собрались на окраине, около выезда из города, во дворах у шестнадцатой школы. Там был очень неплохой скверик, в котором мы и встретились. Огромное его достоинство было в том, что он не просматривался, а из него все было видно очень хорошо. Мы сошлись, настороженно глядя друг на друга

– Ну что ж,– начал Саня,– судя по всему, мы в глубокой заднице. Спасать нас никто не собирается, поэтому нужно выкарабкиваться самим.

– Не спорю, – сказал Паша, – какие возможности у нас есть?

– Особо никаких.

– Ну не скажите джентльмены. На самом деле у нас набор очень даже неплохих профессий. В комплексе мы обладаем большинством необходимых профессий и навыков.

– В смысле поинтересовался Угрюмый (это фамилие такое).

– Во всех, ответствовал я. Начнем с тебя Угрюмый. Ты офицер ФСБ. Каким то навыкам обеспечения безопасности и общения с оружием тебя учили. Майкл – радиоинженер, электронщик божьей милостью. Паша – автослесарь, причем один из лучших, помимо этого охотник и рыболов. Андреич – энергетик, тоже неплохой. Серега – бывший боец, теперь строитель. Саня – химик плюс отличный организатор. Я – химик. Жены у нас тоже неплохие профессии имеют. Так что нам достаточно выработать общий план действий и постараться не пропасть в одиночку.

– Да, логично все делать коммуной, – так и прозвучала первый раз это слово.

– Нам нужно какое то здание, в котором бы поместились все мы, с неплохими подъездами к нему, с автономной котельной, гаражом и неплохой примыкающей территорией. Желательно, чтобы его достаточно легко было оборонять.

– Для чего, – хмуро поинтересовался Серега.

– Для того, – немного резко ответил Угрюмый, – что пока работает отопление и сохранились остатки городских инфрастуктур и как только все это гавкнется (а оно гавкнется обязательно) и оставшиеся в живых немного придут в себя, как такие места станут на вес золота, и нас из него постарается выбить кто-нибудь посильнее. Следовательно, нам необходимо такое место. Это будет наша база. Причем с учетом возможного роста нашей, – он чуть поморщился,– коммуны.

– Имени Ильича, – мрачно пошутил Андреич.

– В принципе, можно у меня, – сказал Паша, – большинство соседей исчезло, мы на окраине города, отопление автономное, есть два охотничьих ствола.

– И ребенок, самый старший из наших, который уже может взять в руки оружие, – добавил я.

Паша недовольно глянул на меня. Кстати вопрос об правомерности применения оружия и его добычи даже не стоял, все понимали, что невооруженными нам не выжить.

– Значит, собираем все семьи у Паши. А там уже решаем, чем нам придется заняться в ближайшее время. И мы занялись переездами.

Самое интересное, что изменился стиль общения. Исчез легкий, ни к чему не обязывающий треп. Разговоры стали короткими, по существу. Как потом выразился Паша: «На сопли времени не остается».

На том и порешили. За безлошадными заехали и отвезли всех на окраину города, к Пашке. Нас набралось двадцать два человека. Андреич с женой и дочкой, Мишка с подругой, Угрюмый с женой и ребенком, Паша с женой и двумя детьми, Саня с женой и ребенком, Серега с женой и ребенком, я с женой и двумя детьми. Мы быстро перекусили и подвели итоги того, что мы имеем. На семь человек (из удобства я считаю только мужчин людьми) у нас было три машины: две девятки и одиннадцатая; два охотничьих ружья, и макаров Угрюмого. Никаких глобальных задач мы перед собой не ставили, нам нужно было просто выжить. Хотелось надеяться, что введут войска, прилетят инопланетяне, заграница нам поможет, в общем, случится такое, что кто-то нас спасет и все вернется на круги своя.

Еще раз повторюсь, что глобальных решений мы не принимали. Перед нами стояли задачи по обеспечению их продовольствием (набеги в продовольственные маркеты), по охране нас и наших семей (обеспечение оружием), обеспечение товарами первой необходимости. Никто, пока, не командовал. Просто у кого были машины сели за руль, оставшиеся трое сели рядышком и поехали. Паша, как хозяин дома, взял запас патронов, залез на крышу, а мы поехали первым делом за оружием. Особо рисковать не хотелось и ведешь себя спокойнее, когда в руках у тебя оружие, а не лом (хотя лом в умелых руках это тоже неплохо). Решили взять магазин «Охота», на бульваре. Загрузили в одну из машин газовый резак и поехали курочить магазин. Взломали мы его элементарно. На нем стояла очень хорошая сигнализация, которая нужна только тогда, когда есть вероятность, что милиция приедет на сработку. Но несмотря на то, что мы были уверены в обратном, решили не рисковать. Разбили оконное стекло и спрятались во двор, от маловероятного приезда ППС. Мы подождали минут двадцать, потом еще контрольные двадцать. Никто не подъехал, с воплем: «Хватай хулиганов!». Честно говоря, я был бы рад, если появился бравый экипаж ППС, но никого не было. Улица была пустынной.

Я привязал решетку тросом к фаркопу, Угрюмый страховал меня со стволом, спрятавшись за брошенными и изувеченными машинами. Все остальные заехали во двор. С первого раза выдернуть решетку не получилось, колеса прокручивались, привязанный зад машины мотало влево – вправо. Сдавая назад, и рывками двигаясь вперед, я все-таки вырвал её.

Пошел снег. Вначале зимы снега не было вообще, а сейчас… Как будто прорвало.

Подогнав к окну мою машину, мы по капоту влезли вовнутрь. С веселым матерком затащили ацетиленовый резак в помещение, взяли ломы и приготовились работать. Трое страховали на улице, трое были внутри. Пока Серый зажигал резак, попробовали отогнуть дверки оружейных сейфов ломами, естественно ничего не получилось. Пошли пошарится по внутренним помещениям магазина, где обнаружили склад добра, которое не было нужды засовывать в сейфы. Весело загудело пламя. Серега аккуратно срезал петли с железных ящиков, а мы пока передавали из взломанного склада маскхалаты, бушлаты, жилеты, теплые комбезы, башлыки, шапки и тому подобную белиберду, которую можно найти в охотничьем магазине. Пока загрузили одну из девяток, Серега вскрыл ящики. Никто не разговаривал разговоры. Слышалось только отрывистое: «Дай. На. Возьми».

– Готово, шепотом сказал Серега.

Угрюмый быстро подошел и начал просматривать добычу. Отобрав два чего-то, он сноровисто их разобрал, обтер, пробежался по вскрытым ящикам, достал патроны, снарядил два магазина и отдал их на улицу Майклу и Сане.

– Чё такое,– шепотом спросил я, кивая на оружие.

– Сайга – 12, полуавтоматический гладкоствольный карабин на базе Калаша, фактически это автомат Калашникова, без стрельбы очередями. При небольшой доработке получается автомат.

Говоря это, он подготавливал следующий карабин. Слав богу, что у нас начиная со школы, учат обращаться с оружием. Сайги оказалось пять штук, причем две из них со складным прикладом. Я себе прибрал шикарный, дорогой дробовик, который видел до этого в импортных боевиках. Моссберг. Угрюмый, увидев это, хмыкнул и бросил мне две пачки патронов.

– Если будешь стрелять, постарайся, чтобы мы оказались сзади тебя,– ехидно прокомментировал он мой выбор.

Не ответив я гордо рассовал патроны по карманам и повесил моссберг себе на шею. Работали мы тихо и быстро, стараясь не привлекать к себе особого внимания. Угрюмый отыскивал то, что нам нужно, я дотаскивал до Сереги, который подавал все на улицу. Саня и Андреич страховали с карабинами, спрятавшись за машиной. Миша аккуратно укладывал подаваемое оружие и боеприпасы в багажники оставшихся двух машин.

– Все сматываемся, – сказал Угрюмый, – и протянул мне две коробки, средних размеров.

– Этто что такое?, – поинтересовался я принимая их.

– Электрошокеры.

– На всякий случай, – опередил он мой вопрос.

– Ааа. Удачно получилось. Тихо и без шума, прошептал я.

– Не каркай, – и Угрюмый угрюмо посмотрел на меня. Я согласно кивнул и мы вывалились из окна, причем Угрюмый рыбкой перемахнул через подоконник, перекатился в сторону машины и только после этого приподнялся, стволом обнюхивая воздух вокруг. Я же высунул голову, посмотрел вокруг и только после этого спрыгнул на капот машины, а потом на землю, также держа дробовик наизготовку.

– Ну что,– спросил Майкл,– сейчас куда?

– К Пашке,– сказал Саня, и мы разошлись по машинам.

Немного подгазовывая, чтобы не заглохнуть, я съехал с тротуара. Светофоры не работали, вокруг пустынно, не видно не зги. Отсутствие стекол в машине не есть хорошо. Холодно. Мы медленно ехали по темнеющему городу. Автоматика пока включала фонари. Бульвар сиял так, что хотелось выйти и пройтись, нереальность происходящего давила так, что хотелось выть. Проезжая мимо салона Евросеть, где работала моя двоюродная сестра, я притормозил. Серега проехал вперед и встал у угла. Мишка встал боком, чтобы иметь более широкий угол обстрела. Ничего не объясняя я выскочил, вошел через окно, монтажкой открыл ящик с товаром, взял четыре упаковки раций и мы уехали прочь.

В доме было тепло. На волне всеобщей эйфории, мы хвастались, рассказывая, как быстро и легко мы «взяли» оружейный магазин. Оставив Майкла на крыше, мы под чутким руководством Паши и Угрюмого и Сереги разбирали добычу. Рассортировав, полученное оружие и боеприпасы, мы занялись остальной добычей. К вечеру мы укомплектовали экипажи. Угрюмый с Андреичем. Мишка с Серегой. Я с Саней. Назавтра был культпоход за едой. Мы обсудили меню, что брать в первую очередь, что во вторую, а что не брать вообще, и отправились спать.

Наутро мы отправились в супермаркет за покупками, одетые по последней моде, теплые комбезы, башлыки и бушлаты с капюшонами. У всех кроме меня по Сайге (у меня моссберг), по охотничьему ножу, по электрошокеру, а у меня еще и бита через плечо. Выглядели мы очень грозно. Как нам казалось. Но почему то, Пашкин ребенок, увидев нас, не удержался от улыбки.

– В наши таратайки много не влезет, сказал Саня,– надо бы что-нибудь посолиднее.

– Заедем на стоянку. Мало ли по городу машин, заметил Угрюмый.

– А заводить их как?

– Предлагаю поехать к автосалону и «купить» там ГАЗель.

Предложение пару секунд обкатывалось в мозгах присутствующих, но не вызвало особых возражений. Придя к консенсусу, мы опять разобрались по машинам и поехали на улицу строителей. Покупать грузовичок.

Доехав до входа в салон мы остановились так же как и вчера. Саня вышел из машины и пошел к дверям. Вдруг один из сугробов зашевелился и бросился на него. Какое то существо с диким визгом запрыгнуло и вцепилось в горло, пытаясь толи прогрызть, толи задушить. На секунду мы застыли, остолбенев и только Мишка не растерялся. Подскочив ко мне он выхватил у меня биту и нанес несколько ударов по существу. Оно визжало, но отпускать Саню не хотело. Саня же вертелся юлой, пытаясь стряхнуть это чудо со спины. Серега бросился ему под ноги, я толкнул, Саня свалился, а Мишка нанес два точных удара. Визг прекратился, будто его выключили. Тяжело дыша мы собрались вокруг тела. Миша растеряно опирался на биту. Концом ствола Саня приподнял спрятанное в длинных волосах лицо.

– Девчонка.

– Еще молодая.

Вдруг она приподняла голову и сделала движение вперед. Мы отскочили. Саня инстинктивно нажал на спусковой крючок. Пуля пробила висок. Мы ошарашено молчали.

– Ладно, нечего смотреть, – хрипло сказал Угрюмый, – пошли делом заниматься.

Больше эксцессов в этот день не возникало. В крытом салоне нашли готовую семиместную, тентованную газель с ключами. Как водится, выехали на ней через окно (потихоньку это становится привычкой). Доехали до маркета, набрали продуктов по списку и поехали к Паше.

На сегодня дел больше не было, поэтому мы решили заняться определением нашей политики.

Выбирали начальника. Долго махали руками, повышали голос, стучали по столу. Я предлагал Саню. Паша предлагал Угрюмого, Майкл предлагал меня, остальные меняли свое мнение. Выбрали все-таки Саню, что, в принципе, верно. Очень обязательный, ответственный, всегда держит свое слово, если определит направление (а он умеет делать правильный выбор), то попрет как танк, напролом. Угрюмый стал военным командиром, основным Санькиным замом.

Долго судили и рядили как нам жить дальше. Все понимали – в городе оставаться нельзя, но и уходить далеко от города тоже нельзя. Решили особо не дергаться, а подумать, какие варианты поселения у нас есть. Требования к поселению: не в городе (проблемы с зомби, трудность при захвате и обороне, постоянно на виду); не очень далеко от города (как не крути, а город – основной источник всего, по крайней мере пока); фактически мы должны стать чем-то вроде феодального замка, с полностью автономным снабжением. Решили попробовать взломать оружейку в каком-нибудь из силовых ведомств нашего города, и притащить цистерну с бензином к Пашиному дому. Кроме того из-за большой скученности у наших женщин начались ссоры. Надо переселяться, а то мы здесь в тесноте все перегрыземся. Саня моментально прочувствовав ситуацию распределил обязанности. Свою жену и жену Андреича, как учителей, поставил заниматься детьми; мою жену, как провизора, заобязали составить список лекарств, которые могут нам в дальнейшем понадобится; Серегина жена была в прошлой жизни поваром в ресторане и на нее естественно повесили раскладку продуктов и основную готовку. Мишкина подруга оказалась акушеркой, пока её услуги нам, Слава богу, не понадобились, но на будущее… Естественно, никто не отменял уборку по дому, помощь в приготовлении пищи, наблюдение за детьми и кучи других дел, которые женщины незаметно взваливают на себя и волокут в течении всей своей жизни. Единственный плюс, это то, что в прошлой жизни наши жены охотно делились с нами нашими повседневными заботами, а сейчас мы дистанциировались от них (от забот, а не от жен).

С утра, ради разнообразия, ясный, морозный день. Такое ощущение, что погода решила отдохнуть и побаловать нас солнышком. Дети выбежали во двор, пытались лепить из сухого снега снеговика. Получалось плохо, но, судя по всему, удовольствие они огребли немаленькое. Женщины тоже вышли во двор, пытаясь переделать мастерскую под частично жилое помещение. Мы же поехали потрошить оружейку нашего ГИБДД. Да, чуть не забыл, Паша взбунтовался и тоже поехал, но за рулем ГАЗели. Женщин мы вооружили и оставили под присмотром сына Паши, Шурика.

Медленно выползли с заснеженной улочки, и остановились. Порядок следования колонны был определен заранее. Впереди двигались мы с Угрюмым на битой девятке без стекол, за нами Майкл с Андреичем на одиннадцатой, потом Паша на ГАЗели, а потом, прикрывая нас, двигалась девятая с Серегой и Саней.

Двигатели натужно ревели, тишина разлеталась в клочья. Мы с Угрюмым вели беседу, стараясь переорать двигатель и друг друга.

– Если что-то случится, нам будет очень тяжело. Нас могут разнести на клочки, а мы даже ничего не сможем сделать.

– Ничего. Вскроем оружейку, заберем оружие и айда домой. Продуктами мы пока обеспечены. Вышлем несколько групп на поиски места постоянной дислокации. Найдем, а потом будем там устраиваться.

– Сначала бы надо его найти. И ещё меня пугает это тишина. Который день мы шаримся по городу, а всего одно нападение. Нет ни зомби, не таких же групп как мы. Вместе ведь гораздо легче отражать вероятную угрозу.

– Ты немного не понимаешь. Нам не выгодна группа. С ней придется сливаться. Нам не выгодны одиночки – они черезчур мобильны. Нам выгодней прием семей.

– Позиция заложников?

– Да.

– А почему ты думаешь, что ты сможешь на них воздействовать через их семьи?

– Элементарно. Надо их искать не сейчас, а дней через десять – пятнадцать. Если человек не бросил свою семью, а заботиться о ней, то его можно взять и можно на него воздействовать.

– Да уж, ты хитрый. А две недели это не мало?

– Сам сомневаюсь, но боюсь, что если дольше, то не выживут… Хотя и наша выживаемость под очень большим вопросом.

Мы помолчали, я бездумно следя за дорогой, а Угрюмый насторожено озирая окрестности. Никто не собирался стрелять в нас из-за угла, никто не устраивал засад. Кругом был красивый, занесенный снегом город, как на картинке про зиму из учебника начальной школы.

Показалось двухэтажное здание ДПС. Две машины ДПС, столкнувшиеся лоб в лоб прямо около входа в дежурку, с мертвым водителем за рулем одной из них, и полувыползшим мертвым же водилой из другой. Мы аккуратненько припарковались и выбрались на улицу. Мороз ощутимо пощипывал за открытые места. Я дернулся к дпсникам.

– Куудаа?!!,– остановил меня звериный рык Угрюмого. Я аж вздрогнул.

– Да вот. Хотел Гастелло и Кожедуба осмотреть, вдруг у них какие стволы в наличии имеются.

Угрюмый очень грязно выругался. Из его междометий следовало, что поскольку он отвечает за боевые операции, то я не должен высовываться и нарушать строй. Я стоял с покаянным видом, понимая, что любая попытка оправдаться ведет к дополнительной порции ругани. Саня с хмурым видом целиком и полностью поддерживал оратора, Пашу очень интересовала начинка здания, и он с интересом поглядывал внутрь, смирно дожидаясь, когда будет дана команда продолжать. Сереге на все было абсолютно …все равно. Он стоял и смотрел вдоль дороги, с опущенным стволом Сайги. Наконец Угрюмому надоело орать. Он распределил сектора наблюдения и обстрела, а потом Угрюмый, Майкл, Паша и я неспешно стали осматривать здание. Оружейку нашли и вскрыли. Нашей добычей стали 11 бронежилетов, десять АК-74М и 5 ПММ, ну и боеприпасы. Больше нас здесь ничего не интересовало. С удовольствием перевооружившись и пододев бронники под шубы мы собрались двинуться дальше. Каждый из нас навздевал на себя кучу оружия, не считая одежды и бронников. Угрюмый, весело поблескивая глазами, посматривал на наше воинство и ничего не говорил. Вернувшись к Паше домой, мы какое то время гордо, как павлины, расхаживали перед нашими дамами, но через какое то время поняли, что погорячились. Все таки Сайга весила около 4 кг, почти кило ПММ, 3 кило АК, да ещё одежда и снаряжение. Естественно каждый из нас походил на паровоз из-за пыхтенья, паренья и вонизмы. Пришлось нам экипироваться по новой. Каждый взял по автомату и по четыре снаряженных магазина, по ПММ с двумя обоймами, по охотничьему ножу, мотку веревки, рации и электрошокеру, я взял биту. На наши вопли, что боеприпасов надо брать больше, Угрюмый резонно возразил:

– Мы не собираемся вести бой, наше дело аккуратно подъехать, разведать, забрать то, что нам нужно и уехать.

– А в случае стычки?,– прозвучал вопрос из толпы.

– В случае стычки, мы организованно отходим, не ввязываясь в затяжной бой. Он обвел нас глазами. Особенно пристально посмотрел на меня.

– Всем все понятно?!!!

– Всем.

Я преданно ел его глазами. Он ещё раз подозрительно глянул в мою сторону и мы пошли готовить машины. Мы проложили оставшимися не удел тремя брониками двигатель у ГАЗели, и поехали в этот раз не на всех машинах. Первой двигалась моя девятка с тремя людьми, а за ней ГАЗель, с четырьмя в салоне. В этот раз мы постарались принять меры предосторожности. Естественно, что основное место сосредоточения враждебных элементов может быть в местах дислокации, т.е. нахождения…, короче запутался, в крупных продуктовых магазинах. Поэтому мы не стали подъезжать близко, а остановились где-то в двух кварталах от маркета. Там есть очень хорошее место, образованное двумя глухими стенами с одной стороны, и глухим же сквериком с другой. Оставив Андреича и Пашу на стреме с рацией, чтобы по нашему вызову, они мчались к магазину. Мы бы в это время аккуратно подготовим продукты к перевозке. Кроме того, мы должны были заглянуть в аптеку. Моя жена-провизор, написала нам списочек того, что желательно «приобрести».

Выгрузившись из машин, мы пожелали ни пуха, ни пера остающимся, они послали нас к известной личности и мы разошлись. Все-таки прошедшие дни достаточно сильно изменили наше мировоззрение. Ни один из нас не считал грехом убить ближнего своего, а особенно если он сидит и не дает то, что тебе очень нужно. Мы меньше болтали, передвигались очень осторожно, постоянно были готовы открыть огонь и нас не пугала сложившаяся ситуация. Я уже согласен, что человек ко всему привыкает. Вот и мы привыкли вести себя так, будто нас из-за каждого угла подстерегает опасность. Пусть, правда, у нас пока это не сильно получалось, но все-таки.

Прикрывая друг друга, мы добежали до нашего оперного театра. За большими колоннами чудесно не просматривалась площадь. Замусоренная, с неубранной елкой, с построенными и полуразрушенными снежными фигурами и горками. Угрюмый поднял верх кулак, мы послушно замерли. Потом он поднял один палец и махнул рукой вперед, на ту сторону. Так как я находился сразу за ним, то принял это как руководство к действию. Мысленно перекрестившись, я кубарем скатился по ступенькам и рванул по скверу, через площадь на ту сторону. Пробегая мимо дедушки Ленина, я вдруг остро представил, что будет, если по мне сейчас врежут из чего-нибудь стреляющего. Почему-то воображение нарисовало араба, замотанного в джимадан, с АКМ наизготовку. Но бог миловал. Площадь я проскочил на счет раз.

Целью была аптека на другой стороне площади. Матерно веселясь я добежал до аптеки. Ради разнообразия мне не пришлось бить стекла, кто-то это сделал за нас. Едва добежав, я припал к стене и стал сосредоточенно озираться вокруг, едва ли понимая так я это делаю и зачем. Фактически я просто повторял то, что видел в сотнях фильмов про крутых парней. Постепенно все перебежали через дорогу. Набрали лекарств, которые смогли найти, начиная с бинтов и кончая антибиотиками, потом сложили их в пакеты и вытащили во двор. Сначала мы хотели их оставить в аптеке и забрать на обратном пути, но я всех убедил донести их до помойки. Едой они не пахнут (запах наоборот может отпугнуть, например собак), а искать их там никто не будет. Зачем? Сейчас промежуток в эпохе бомжей. Спрятав пакеты за переполненными контейнерами, мы медленно и печально двинулись дальше. В супермаркете необходимо было опять набрать консервов, круп, макарон, муки, сахара, мыла и спичек. Согласитесь, что при всех катаклизмах, список необходимых вещей, которые стараются запасти в первую очередь, один и тот же. Честно говоря я был против того, чтобы идти в супермаркет. Спокойнее было бы шарится по небольшим павильонам, коллекционируя необходимые товары и не боясь наткнутся на группу больше, чем наша., а уж по поводу Евроспара у меня как то было нехорошо в душе. Угрюмый скомандовал:

– Идем парами. Первой буду командовать я, а второй Птицын (кстати, разрешите представиться, Птицын!). Мы идем перебежками с фронта, а пара Птицы с тыла. Серега, – он тяжело посмотрел на него:

– Ты остаешься за снайпера. Серега кивнул. Я кивнул тоже.

– Сверим часы. Рации настроить на прием.

Мы стали сверять и подводить стрелки. В принципе я считаю, что это дурдом. Мы люди не военные и вполне бы могли обойтись без этого. Угрюмый еще раз внимательно оглядел всех нас и скомандовал:

– Пошли.

Моя пара (заметьте с какой гордостью я произнес это) быстро перемахнула дорогу в сторону реки, подальше от здания маркета. Река наконец-то подмерзла, а высокая набережная превратилась в каток, по которому легко съезжать вниз и тяжело забираться обратно. Мы преодолели подъем и бросились вперед. Вот тут то нам и пришлось притормозить.

Возле маркета, со стороны служебного входа, стояло две работающие ГАЗели и два больших черных внедорожника. Все водилы радостно собрались около одной из машин и оживленно обсуждали чего-то. Мы притаились, но видно за эти дни эта группа тоже никого не встретила, поэтому вели они себя слишком смело. Оружия нигде не было видно, но это не показатель.

– Бинокли надо было взять,– пробурчал Мишка за спиной.

Я промолчал. Теперь то я тоже понимаю необходимость биноклей, но чего уж сейчас то орать. Поздняк метаться, надо что-то самому соображать.

– Рассредоточиться и разобрать цели.

Миша медленно и печально отполз в сторону, стараясь не высовываться, а я схватил рацию, нажал тангетку и зашептал:

– Угрюмый… Угрюмый, мать твою… Обнаружена группа противника на 2 газелях и двух джипах. Видим четырех человек. Оружие не наблюдаем, но возможно оно в машинах. Прием. Через мгновения треска в ушах раздался голос Угрюмого:

– Поздно, мы в маркете. Постараемся эвакуироваться тихо. Пока сидите там, если начнется и будет возможность, то прикроете. А если повезет и нас не заметят, то потом под мостом уходите по берегу в сторону. Мы вас подберем. До связи.

Я поудобнее устроился, передвинул переводчик на стрельбу очередями и взял на прицел среднего водилу. Оставалось только ждать.

В глубине маркета раздался выстрел. Честно говоря это больше походило на громкий треск ветки под ногой. Водилы насторожились и на секунду замерли. Очень хорошо, а то не с моим счастьем стрелять по движущейся мишени. Я выдохнул воздух и как можно плавнее нажал на спуск. Автомат подбросило в руках, но моя цель упала. Или бог помогает дуракам, новичкам и пьяным или одно из двух. В живых остался только один и тот свалился и старался заползти в машину, что в принципе ему удалось. С перекошенными, воплем «Ура», ртами, мы бежали, к машинам, глубоко проваливаясь в снег, но не забывая давить гашетку автомата. Не скажу за Мишу, но я старался стрелять короткими очередями. Водила завел Нисан и протаранив мусорные баки ушел на дорогу. Добежав до машин, мы парили не хуже паровозов. Я на всякий случай быстренько стрельнул каждому из водил в затылок и скомандовал:

– Миша держишь ворота.

Миша молчаливо поменял рожок и спрятавшись за джип выставил ствол в сторону открытых дверей черного хода. Внутри тоже стреляли. Я быстро обшарил машины. Газели стояли груженные всякой нужной и ненужной всячиной, зато в одной я увидел пару ящиков коньяка и мартини.

В джипешнике лежало три автомата серии ПП-19 «Бизон – 2Б» (я не умный, это потом мне Угрюмый объяснил), а так открываю дверь и вижу – лежат три пистолета – пулемета. Естественно я схватил один себе, один отдал Мишке со словами:

– Мишань на. Вдруг пригодится.

Пригодилось. Не успел я это договорить, как двери резко открылись, и оттуда выбежал мужик в камуфле с таким же Бизоном в руках.

– Быстрей. Орал он кому-то внутри коридора.

– Выгоняй это быдло и назад. Если не положим гастролеров, то Шерхан с нас головы снимет. Валет, прими скотину.

С этими словами он повернул голову в нашу сторону. Я когда представляю себе эту картину… Короче какой то человек в кроличьей шапке ушанке, маске, в зеленом камуфляжном бушлате (очень толстый, т.к. под бушлатом броник), джинсах и зимних тяжелых ботинках с АК в одной руке и бизоном в другой ошалело смотрит на него, а из-за капота джипа целится другой.

Больше он не успел ничего сказать. Из коридора. подгоняемые кем то внутри, показалось несколько человек. Мишка выстрелил. Комнатного орла с Бизоном в руках колбасило не по детски. Расстояние было маленькое и тело весело подпрыгивало, когда в него попадали пули. Я отбросил, ставший неудобным АК, и дал очередь из ПП. Те что бежали на нас повалились лицом вниз, но стрелять не пытались. Из коридора раздался топот убегавшего боевика. Я подскочил к лежащим вниз лицом и орущим людям и заорал:

– Лежать. Молчать, а то всех перестреляю. Они замолчали, только от кого-то исходили сдавленные всхлипы.

– Медленно встали, держа руки на виду, и помните! Резкое движение – я стреляю. Спрятанные руки – я стреляю. В общем шаг влево, шаг вправо – попытка бегства; прыжок на месте измена Родине!

Сказать, что я был на взводе – это значит не сказать ничего. Меня всего трясло изнутри. Палец на спусковом крючке плясал танцы народов Африки. Если бы кто-нибудь из них вякнул, то я пристрелил бы всех. Мишаня же внешне был спокоен как танк, только нервно блестевшие глаза выдавали внутренне напряжение. Оставшиеся и десятка четверо живых людей медленно вставали, стараясь ни словом, ни вздохом не рассердить нас. Остались стоять один мужчина наших лет и три женщины. Женщины всхлипывали. Мужчина мрачно и безнадежно смотрел на нас. Поставив их подальше, так чтобы не было видно из коридора я спросил

– Кто такие?

– Просто люди,– ответил мужик.

– Что здесь делаете.

– Продуктами разжиться хотели, а потом куда-нибудь в деревню рвануть. У жены там родственники. Он помолчал и добавил:

– Жили родственники, а сейчас даже не знаю. Сюда пришли, начали продукты собирать, вот, двух девушек встретили. Они тоже продукты собирали. Тут много с утра народу бродит. Как бродячие собаки. Постоим, посмотрим друг на друга, и расходимся. А тут эти. Налетели. Избили. Заставили продукты таскать. Пообещали нам райскую жизнь под крылом у какого то Шерхана и попутно объяснили для чего мы им нужны. Женщинам еще и показали, раза по три каждой. А тут ваши. Они их заметили, погнали нас назад, а старший хотел застрелить ваших, вдруг у мрачного такого рация заработала, и они уходить стали. Старший шепчет, пусть уходят, а какой то молодой, в норковой шапке, вдогонку выстрелил. Их двенадцать человек было, у всех пистолеты, а автоматы только у пяти человек, да у молодого охотничье ружье. А потом нас эти двое в коридор выгнали. Тут рация ожила:

– Птица, ответь мне.

– На связи, что у вас?

– Мы ушли. Отступайте. Мы вас прикроем.

– Угрюмый, у нас проблемы. У нас четверо нормальных гражданских и две груженных ГАЗели с продуктами, плюс джип. Рация тихо трещала.

– Смотри сам. Если решишь вытаскивать, то прикрою. Лишь бы хвоста не увязалась.

– Не увяжется. Все машины здесь. Гражданских брать?

– Бери. Там посмотрим, что за люди.

Сам не знаю откуда у меня вырвалось это: «Гражданских». Сам ведь не военный человек, а вот поди ж ты… взял в руки автомат и сразу почувствовал себя крутым, грозным и военным. Мягше надо быть, мягше… Люди смотрели на меня. Мужчина безразлично. Женщины со страхом и покорностью. Я прокашлялся.

– Вы машину водить умеете? Мужик пожал плечами:

– Как все. Вмешалась девушка:

– Я неплохо вожу машину. Меня брат учил.

Фамилию она назвала достаточно известную в нашей республике. Если она не врала, то она сестра одного из наших крутых автогонщиков.

– Хорошо,– принял решение я.

– Вы,– я указал в сторону мужчины, – садитесь в один грузовик. Миша ты в другой, девушка за руль джипа, я рядом. Ваша жена, поедет с Михаилом, а вы девушка с …

– Как вас зовут? , – обратился я к мужчине.

– Дмитрий.

– …поедете с Дмитрием.

Мы быстро разбежались по машинам и рванули. Первым поехал Майкл. Вторым Дмитрий и последними, замыкающими, рванули мы. Нам и досталось. Когда мы уже выруливали с заднего двора, нам вслед раздались выстрелы. Несколько раз машина глухо на них отозвалась. Поглубже пригнувшись в кресло и желая оказаться как можно дальше отсюда, я не заметил, как с визгом тормозов мы вырулили на дорогу.

Газели были уже у перекрестка и поворачивали в сторону музея, туда, где стояли наши машины. Перед капотом возникли две фигуры.

– Тормози, – крикнул я и тут же ткнулся лицом в лобовое стекло. Причем очень ощутимо ткнулся.

– Вперед, – прохрипел Угрюмый, вваливаясь в машину. С другой стороны впрыгнул Серега. Джип завизжал всеми колесами и рванул вперед. Угрюмый и я открыли огонь по появившимся в дверях бойцам Шерхана. Те посыпались в разные стороны, огрызаясь редким огнем. Джип с заносом прошел поворот и устремился к площади по проспекту Ленина.

Угрюмый связался с ребятами по рации и скомандовал уходить, Паша ответил, что он понял и исчез со связи.

– Куда? ,– спросила девица.

– Налево, – скомандовал Угрюмый. И опять меня на секунду приплющило к двери.

– Теперь проезжай двором и высунь морду с той стороны.

Мы проехали и остановились между углом дома, с одной стороны, и занесенным снегом Камазом, с другой стороны. Встав, мы стали наблюдать.

 

Глава 3.

Угрюмый пересел на переднее пассажирское сиденье и вперил свой взгляд в подступающие сумерки. Если будет погоня, то она должна проехать по нашим следам и мы должны их увидеть. Мы, в этом случае, аккуратно пристраиваемся им вслед и постараемся устранить появившуюся проблему. Все это нам растолковал Угрюмый, пока мы настраивались на долгое ожидание. Серега щелкал Бизоном, Угрюмый, довольно кривя губы и не отрывая взгляд от площади, набивал магазин ПП патронами от Макарова. Темнело. Повалил снег, причем такой густой, что буквально на глазах нарастали сугробы, издалека похожие на белковый крем на праздничном, новогоднем торте. Наконец послышался густой гул нескольких машин. На площадь выкатил Урал – вахтовка в сопровождении трех джипов. Из машин начали высаживаться боевики, вооруженные и опасные. Угрюмый сказал:

– Серега, походи аккуратно, посмотри, вдруг что увидишь.

Серега приоткрыл дверь и скользнул в темноту. Мы напряженно молчали, следя за поисками на площади.

– Скоро они и до нашего угла доберутся,– сказала девченка.

– Вернется Сергей и будем уходить.

– Потом может быть поздно. Сейчас они обратят внимание на те дворы, потом на наши, и даже если мы уедем следы мгновенно не занесет.

– Ждем Сергея, – с отчетливо – раздраженной интонацией ответил Угрюмый. Внезапно из темноты выплыла фигура:

– Ну как?

– Группа пришла со стороны вокзала. Похоже, те самые, которые контролировали посадку в вагоны в последние дни. Дальше не ходил.

Все опять задумчиво помолчали. Все больше темнело. Автоматика зажгла еще работающие фонари. На машинах включили прожектора и фары. Поиск медленно угасал не добравшись до своего логического конца, т.е. до нас. Вот все загрузились и поехали восвояси, причем напрямую, мимо нас. Осветив на секунду наш заснеженный джип колонна проследовала дальше. Едущий последним джип отстал и, раскидав колесами снег, заехал с другой стороны КамАЗа. Мы замерли. Развернувшись лицом к площади они тоже потушил огни, но в отличие от нас глушить двигатель и печку не стали. Через Камаз громко слышалась музыка, какие то переговоры. Основная колонна между тем уходила все дальше и дальше. Угрюмый жестом приказал нам сидеть и осторожно вышел из машины. Вернулся минут через пятнадцать.

– Их четверо. Двое впереди, двое сзади. Вооружены. Кажется выпившие. Подходим втроем с разных сторон. Встаем двое у дверей со стороны водителей. Один с автоматом страхует со стороны пассажиров. Если умудряются выскочить, то они на его совести. Мы с Птицей одновременно стреляем. Главное вывести из строя водителя, а потом планомерно убрать всех остальных. Вопросы, пожелания есть? Тогда пошли.

– Вопросов нет, – ответил я, – есть предложение. Угрюмый надо бы одного человечка взять живым да поспрашивать. Угрюмый скорчил рожу, но не возразил:

– Согласен, но которого брать?

– Того, который сидит на пассажирском сиденье впереди, – вмешалась девчонка. Я довольно скривил губы.

– Почему этого? , – недоуменно спросил он.

– Потому что он главный над ними, – ответила она.

– С чего вы это взяли, что он главный? Может быть он сзади сидит.

– А ты сам где сидишь?, вопросом на вопрос ответил я.

– Это психология. Я её немного изучала, – извиняющимся тоном произнесла девочка. Угрюмый посопел и выдал план действий.

Мы тихо-тихо выбрались из машины. Алина (девочку звали Алина, как оказалось) с Серегой незаметно перебрались на ту сторону улицы, а мы засели сзади джипа. Алина должна была показаться на другой стороне из главного входа политеховской общаги, увидеть джип, испугаться и нырнуть обратно внутрь, а Серегу, вооруженного Бизоном, отправили её прикрывать. Мы рассчитывали, что за девочкой ломануться двое сзади, а водила и шеф останутся в машине. Так как улица узкая, а на бордюрах намерзли большие сугробы, то водила скорей всего не поедет и машина останется на месте. А мы с Угрюмым обезвредим водилу и возьмем шефа.

Все получилось нормально и в итоге, мы стали богаче на почти целый джип, четыре автомата, четыре пистолета и три одноразовых гранатомета, в нагрузку получив мычащее и барахтающееся связанное тело. Вернулись домой мы далеко заполночь. Нас ждали. На башенке торчал Саня. Все мужики, вооруженные так, словно собирались устроить вторую мировую войну, толпились у ворот встречая нас. Новенький Дмитрий тоже был здесь с охотничьим ружьем в руках.

– Так, – начал Угрюмый, – чего стоим, кого ждем.

– Вас, – пискнули нарисовавшиеся в толпе дети.

– Вы вообще брысь спать, остальные объясните мне тупому, что было бы если бы сейчас подъехали не мы?, – я никогда не видел Угрюмого таким злым.

– Я объясню вам. Большинство бы убили, а те кто остались в живых в скором времени бы завидовали мертвым. Вас здесь семь человек. Кто наверху? Никого?

– Так ведь никто не знает, – пробовал возразить Пашка.

– Угрюмый прав, – тяжело сказал Саня, – если бы были чужие, то мы бы попали.

– А что нам было делать…, – снова начал Пашка, но Угрюмый перебил его.

– Вам надо было, после сигнала с башни, что в вашу сторону идут машины, потушить все огни. Женщин и детей спрятать в непростреливаемом помещении, а самим рассредоточиться, по разным сторонам. Если машины проехали, то послать за ними наблюдателя и до его возвращения соблюдать маскировочный режим. Если же машины остановились и вы обнаружены, то в первую очередь воспрепятствовать прорыву машин и рассекречиванию объекта. В любом случае на данном этапе необходима эвакуация.

Все молчали. Угрюмый говорил правильно. К сожалению мы не были крутыми спецназовцами, но если мы хотели выжить, то нам нужно было стать бойцами и мы все это понимали.

* * *

В это время из багажника вытащили пленного. Связанный, с кляпом в зубах, он производил жалкое впечатление. От него воняло пивом, глазки бегали и он пыжился что-то сказать.

– А это кто?, – спросил Майкл в наступившей тишине.

– Бандит из той шайки, – коротко ответил Серега.

– А зачем он нам здесь, – снова спросил Майкл, – он не военнопленный, тюрьмы у нас нет, держать нам его негде, кормить тоже резону большого нет.

– Зачем, зачем, – скуксился Угрюмый, – затем. Идея Птицы, признаю, неплохая. Взять языка, для того чтобы узнать о банде Шерхана.

Судя по молчанию всем уже было известно про нашу сегодняшнюю стычку и про банду некоего Шерхана. Пленник перебегал глазами с одного лица на другое.

– Кто этим займется, – опять вмешался неугомонный Майкл.

– Ты!, – рявкнул Угрюмый.

– Я думаю тот, чья идея, – рассудительно добавил Саня.

Здрасьте, самолет летел, колеса терлися… Я то тут причем. Впрочем, нечего было лезть, хотя сейчас, если хочешь выжить, такая позиция не катит.

– А что потом с ним будет?, – неожиданно задала дурацкий вопрос Пашина жена.

Разговор прервался сам собой. Все сразу задвигались и стараясь не глядеть друг другу в глаза поспешили в дом. Около машины остались пленник, Саня, Угрюмый, Серега, Майкл, я и привалившаяся к капоту Алина. Саня повернулся к нам с Мишкой:

– Отвезете его подальше, допросите и потом возвращайтесь домой.

– Особо не цацкайтесь, – добавил Угрюмый, – Кого вам еще дать?

– Я поеду, – вмешалась молчавшая до сих пор Алина, – Водитель я хороший, сами убедились.

Саня подозрительно посмотрел на неё. Та встретила его взгляд невинным похлопыванием длинных ресниц.

– Хорошо. Я отвел Саню и Угрюмого в сторону и сказал:

– Когда вернемся, то машина остановится за четыре дома, потом выйдем мы с Мишкой, и одни зайдем в ворота. Если пойдем втроем, или подъедем, то стреляйте. Оставьте нескольких дежурных.

– У тебя в родне кэгэбэшников не было?, – спросил Саня, а Угрюмый с уважением посмотрел на меня.

Мы усадили пленника в машину на заднее сидение. Алина скакнула на место водителя, Мишка сел сзади, уткнув ствол ПП в бок трофею, а я (блин!) уселся на пассажирское «командирское» сидение спереди. Джипяра тихо заурчал двигателем и двинулся в город, подальше от базы.

* * *

В машине было хорошо. Шумела печка, нагнетая теплый воздух; светились огоньки на панели приборов, негромко играл музыка. Мы ехали по окраине ночного города и если автоматика до сих пор включала фонари в центральных районах, хотя бы аварийное освещение, то здесь и в до зомби было темно, а сейчас и подавно. Посмотрев на идиллию, царящую в машине, я вздохнул и приказал Алине:

– Давай-ка, солнце мое, выключай музыку и убери подсветку, а то фары выключили, а изнутри видно нас хорошо.

– Не видно, – возразила она, – стекла тонированные, – но подсветку послушно убрала.

– Ну и куда мы поедем?, – спросил Мишка.

Мы замолчали. Я напряженно соображал куда же ехать. Потом меня осенило. Перед Новым годом я заезжал на шиномонтажку в автосервис. Стояла она по дороге в Киров и была одной из комплексных услуг, предоставляемых автомобилистам. Там занимались мелким ремонтом. Для моих целей место подходило идеально.

– Поехали на Голдобский тракт, – скомандовал я.

– Куда там?, – послушно отозвалась Алина.

– Знаешь на выезде за леском авторемонт? Вот туда и поедем.

Алина подумала, согласно кивнула, аккуратно развернулась и мы поехали по адресу.

* * *

Место было спокойным и тихим, как раз таким, какое надо. Натужно взрыкивая двигателем, мы пересекли кусок снежной целины, в которую превратилась дорога, и остановились, чуть не доехав до дверей. Скорей всего никого не было, но рисковать не хотелось. Я вылез из джипа, оставив Мишку с пленником и Алиной, а сам прошел через шиномонтаж внутрь мастерской. Было холодно и пустынно. Я подошел к рубильнику и подсветив дисплеем сотового телефона начал разбирать надписи на щитке. Двор я трогать не стал, а бокс N 1 и бокс N2 включил. С негромким гудение голубовато засветились лампы дневного света. На левом подъемнике висели чьи то пятые Жигули. Я сгреб все на пол с верстака и начал выкладывать инструменты. Пассатижи, бокорезы, шило, пилу по металлу, несколько молотков, от маленького, до кувалды; ножи; зажег паяльную лампу; около тисков положил бинт, зеленку, иод, нашатырный спирт. Тут же, достав ПМ, выщелкнул из обоймы все патроны и оставил его на столе, рядом с инструментами. Оглядел стол, решил, что выглядит достаточно устрашающе, и пошел открывать ворота. В закуток снег особо не залетал, поэтому ворота открылись и закрылись достаточно легко. Джип заехал внутрь и заглушил двигатель. Двери открылись и мы втроем уставились на трофей. Судя по всему жутковато было не только мне. Подтащив его к подъемнику мы развязали ему руки и, пока у него не восстановилось кровообращение, подвесили на одну из лап сцепив руки за спиной. После этого я включил подъемник. Противно взвизгивая подъемник начал поднимать нашего пленника. Я дождался пока его вывернутые руки не вылетят из суставов и только после этого остановил подъем.

– Алина, вытащи кляп.

Алина, молча подошла и резко выдернула кляп из пасти. Если бы это транслировало телевидение, то раздавалось бы сплошное бип – бип – бип, поэтому я не буду излагать ту информацию, которой он одарил нас изначально, и в дальнейшем, я буду выдавать немного отредактированный перевод. Миша, вышедший на улицу вернулся весь заснеженный.

– Все чисто. Почти не слышно и 100% не видимость.

Пленник прислушался, порывы ветра били в окно, забитое фанерой. Надо постараться не дать ему очухаться и заставить говорить. Хотя вроде он и так не замолкает, но говорит явно что-то не то.

– Суки, вас же всех на куски порвут. Меня будут искать. Вы ещё не знаете нас. Вас же всех уроют. Ах вы пи….

Алина, не слова не говоря подошла и изо всех сил саданула его в солнечное сплетение. Трофей прервался на полуслове и закашлялся, пытаясь восстановить дыхание.

– Молодец девочка, – подумал я.

– Итак, – начал я допрос скучным тоном, – кто Вы такой? Как попали в банду Шерхана, место дислокации банды, кто такой Шерхан, количество боевиков, вооружение, посты охраны – вот первоочередные вопросы, интересующие меня. Я был бы Вам очень благодарен, если бы Вы удовлетворили мое любопытство. Трофей выругался и сказал:

– А теперь слушай меня, козел. Я старший лейтенант линейного отделения милиции. Вы сейчас, суки, выступили против представителей власти, единственной власти в городе. Поэтому я предлагаю вам сдаться, а вашу судьбу решит суд… Он явно хотел продолжить, но Алиночка опять врезала ему под дых.

– Что ж ты сволочь о законе не вспоминал, когда со своими орлами меня насиловал в магазине.

Мы недоуменно переглянулись с Мишкой. Заметив наши взгляды Алина пояснила, пока трофей опять глотал воздух:

– Это один из тех двенадцати, которые нас с подружкой пользовали в магазине. Он там тоже разговорчивым был, смеялся шутил. Товарищ страшный лейтенант…

– Хорошо, Алина, – мягко сказал я, – только пока я не разрешу ты его не трогай. А потом я отдам его тебе на полчаса.

– Суки, – выдохнул трофей, – а ты б***ь, тебе же тогда нравилось. Ты же с таким причмокиваньем отсасывала…

За что опять получил, но на этот раз в морду. Я быстро подошел к Алине и раскрытой ладонью хлестнул по щеке. Её отбросило в угол. Зашипев как кошка она вскочила, на лице отпечатался пятипалый след, взгляд сверкал.

– Ты что не понимаешь, что он специально старается завести тебя, непонятно на что рассчитывая. А ты ведешься, как маленькая девочка, – строго отчитывал я её. Безумный огонек в ее глазах не исчез, но как бы стал чуть глуше.

– Хорошо. Больше не повторится.

– Итак, – я повторил вопросы и застыл в ожидании.

Трофей ухмылялся, но ничего не говорил. Вернее говорил много и охотно, так мы узнали много интересного о нас, о взаимоотношениях между нами, о его отношениях к нам и нашим родственникам, о взаимоотношениях нас, наших родителей с животными и кто из животных, как он считает, является нашими родственниками. Я с интересом слушал, жалея, что не взял диктофон, такое не должно пропасть во тьме веков, но когда он начал повторяться я попросил Алину заткнуть ему пасть. К сожалению я не уточнил чем и Алина, натянув на руку толстую кожаную перчатку, заткнула его ударом в зубы.

– Кляпом, пожалуйста, – сказал я.

Алина, мило улыбнувшись, затолкала ему в разбитый, окровавленный рот тряпку, обмотанную вокруг куска дерева. Трофей замычал, мотая головой. Мне кажется он до сих пор не верил, что мы будем добиваться от него правды силовыми методами. Ну, или он был беспробудно тупой, как вариант. Может быть он даже верил, что останется живым.

– Алина, ты можешь с ним немного поговорить.

Та ни слова ни говоря подошла к верстаку, что то выбрала и вернулась к трофею, который следил за ней обеспокоенными глазами. Расстегнув ему ширинку, она одним рывком стянула с него джинсы. Трофей забился в судорогах, но ничего страшного не происходило, а даже совсем наоборот. Ласковыми поглаживаниями она добилась того, что не только у трофея мужское достоинство воспряло ото сна и затвердело, но и мы, с пристальным вниманием и чуть прерывистым дыханием, наблюдали за процессом. Майкл даже передвинулся, чтобы лучше видеть. Алиночка раскраснелась, дыхание её тоже стало прерывистым. Медленно она отпустилась на колени и высунув острый красный язычок провела им по достоинству трофея, который аж прикрыл глаза и закинул голову и, судя по всему, совсем забыл о том, что висит с вывернутыми руками. Мне стало трудно дышать и я расстегнул воротник. Ритмично двигалась прелестная девичья головка, стоны трофея слышались аж сквозь кляп, не знаю как Майкл, а я был на последнем издыхании и поэтому когда раздался громкий вопль я ничего не понял. Вернее мысль то была, но по поводу … (короче замяли). Трофей, безжизненно обвиснув на веревках, не подавал признаков жизни, между ног хлестала кровавая струя, а маленький кусочек мяса валялся рядом с безжизненно стоявшей Алиной, державшей в правой руке большие ножницы по металлу.

– Ты что делаешь, заорал я на неё. Она испуганно зажалась.

Он же должен говорить, а не помереть от потери крови. Мой вопль вывел всех из ступора, Мишка бросился к столу, хватая аптечку. Втроем мы быстро перевязали трофей. Кровь продолжала течь, но, по крайней мере, это было больше не походило на водопад. Повязка напитывалась кровью, потом повисала капля, срывалась и, с дзенькающим звуком, разбивалась о пол. Алина находилась на грани нервного срыва, Мишка старался стоять так, чтобы между ним и Алиной находился я. Мне тоже, мягко говоря, было не очень хорошо. Быстро съездив Алину по физиономии, для предотвращения истерики, я отправил Мишку осмотреться, а сам выдернул кляп и поднес к носу трофея ватку смоченную в нашатырном спирте. Трофей дернулся, застонал открыл глаза и … увидел Алину. Он бился, сучил ногами, выл, пытаясь подальше отодвинуться от неё. Я дернул её за руку и вывел из сектора обзора трофея, а сам встал перед ним.

– Мне все таки хотелось бы получить от Вас ответы на интересующие меня вопросы, – мягким голосом проговорил я трофею, – И мне бы не хотелось прибегать к дальнейшим силовым воздействиям, Вы же понимаете, что насилие противопоказано цивилизованным людям.

Трофей обрадовано затряс головой, из уголка губ на одежду текла слюна, он был согласный на все. Мне показалось, что он сошел с ума. Дальше дело техники, я задавал вопросы, он охотно отвечал. При возникающих заминках я звал Алину, которая стояла там, где я её поставил, и не реагировала не на какие внешние раздражители. После упоминания её имени трофей начинал биться и начинал говорить с такой скоростью, что захлебывался словами.

Я узнал от него все, что смог придумать его спросить. Отойдя в сторону я глазами показал на него Алине, та отрицательно потрясла головой. Когда я повернулся к Майклу, тот вперил взгляд в потолок. Мотнув головой в сторону выхода, я дождался пока они выйдут, после чего подошел к столу и взял ПМ. Воткнув снаряженную обойму, я развернулся к трофею. Он молчал, слезы стекали по щекам. Он слабел от потери крови, но очень хотел жить. Я зашел сзади и тихо сказал:

– Надеюсь Вы понимаете, что я лично против Вас ничего не имею, но обстоятельства сложились не в Вашу пользу. И это все, что я могу лично для Вас сделать.

Я помолчал, приставив ПМ к затылку. Трофей окаменел. «Отпускаю тебе грехи твои», – неожиданно вырвалось у меня, и я нажал на курок.

* * *

Джип тихо полз в слабом свете звезд. Я сидел за рулем, Майкл сидел рядом, Алина, как пьяная валялась на заднем сиденье. Трупы валялись в багажнике на постеленном полиэтилене. Мы с трудом преодолевали снежную целину в сторону дубовой рощи, чтобы избавится от тел. Снег все не прекращался. В вождении я Алине явно проигрывал. Судя по всему, она действительно была отличным водителем. Мысли текли медленно и лениво:

– Надо записать сейчас все, что помним, – обращаясь к Майклу, проговорил я, – а то потом забудем, а пока воспоминания свежие надо записать.

– Запишем, – равнодушно ответил он. Потом добавил:

– Я тебя сегодня испугался. Это было, что-то новенькое. Я недоверчиво покосился на Мишу и уточнил:

– Мишаня, точно меня, а не эту бешеную стерву? Тот помолчал. И вдруг его как прорвало:

– Понимаешь, она бешеная. Её просто нужно опасаться и не поворачиваться к ней спиной, как к собаке, а вот тебя я до жути сегодня испугался. Ты был такой спокойный, такой участливый, так сопереживал Сергею, даже защищал его от этой стервы и тут же спокойно спускал на него её. Ты так же спокойно смотрел на неё и, мне кажется, ты знал, чем все это закончится. По крайней мере ты не казался шокированным и ты знал, что делать дальше. Он помолчал и добавил:

– Он у меня до сих пор перед глазами стоит. Ведь по сути он обычный парень. Ты уверен, что если бы вас поменять местами, то ты вел бы себя по другому?

Мы помолчали, у меня почему то стало горько во рту. Как все мы хотим остаться чистенькими. В груди зарождалась обида на Мишку; на Угрюмого с Санькой, которые послали нас на такую работу; на себя, что вылез с этим пленным; на весь мир. Я сглотнул подступивший к горлу ком, постарался абстрагироваться от ситуации и спокойно объяснил:

– Мишань, я что, должен был орать или падать в обморок? Ты говоришь, спокойно общался, но если Алину вырубило, а ты занял позицию, типа – я просто так здесь стою, что мне оставалось делать? И я прекрасно понимаю, что я мог попасть в банду Шерхана бойцом и вести себя так же, но, Миша, пойми, что в этом случае я бы точно так же висел на дыбе с отрезанным членом и это меня допрашивали бы участливым голосом. И это мне бы выстрелили в затылок, а не я.

К концу разговора я уже сорвался на крик. В машине воцарилась тишина. Даже Алина перестала всхлипывать на заднем сиденье. Уже спокойнее я продолжил:

– Все, что я хочу – это безопасность моей семьи, моих друзей, моего клана, наконец. И я сделал все это для того, чтобы у нас был завтрашний день, чтобы мы выжили. И я не получал удовольствия от того, что там происходило.

– А зачем мы везем трупы в дубовую рощу?, – вдруг подала с заднего сиденья голос Алина, – Почему мы не бросили их всех прямо в мастерской? Я замялся, пытаясь, выкрутится из этой ситуации.

– Действительно, почему?, – спросил Миша. Вдруг огонек понимания блеснул в его глазах:

– Не хочешь ли ты сказать, что мы еще будем кого то… Неет, это бред! Не могут же они нас заставить… Или… Он замолчал, уставившись на дорогу.

– Могут, – словно со стороны услышал я свой голос, – мы влипли и у них теперь есть прецедент. Так что готовьтесь, следующий пленник снова придет к нам. Глядите веселее вперед в будущее, мы становимся службой контрразведки, и, не дай бог, нас попытаются переквалифицировать в расстрельную команду.

– А если мы становимся инквизиторами, – безжизненным голосом проговорила Алина, – то нам нужно пыточное место.

– Место дознания, – перебил я её, – постарайтесь спрятаться за словесной шелухой. Не пытки, а допрос с применением силовых приемов. Не пыточная, а место дознания. Не расстрел, а устранение или ликвидация. Не палач, а дознаватель или следователь. Не пленник Сергей, допустим, а трофей, либо объект. Старайтесь не допускать работу в свою жизнь. Ничего личного. Не надо любить или ненавидеть объекты. Это работа, такая же, как другая. Мы не садисты. Мы не получаем удовольствия от работы с объектами, но нас заставят ими заниматься. Мы постараемся отмазаться от этого, но будьте готовы, что нас могут заставить. Кто-то же должен этим заниматься. Если будут все по очереди, то мы можем превратится в сборище садистов. В такую же банду Шерхана. Если же занимаются постоянно несколько человек, то их достаточно легко ликвидировать, как зараженный орган. Нам же нужно попытаться остаться людьми, а для этого нужно оставлять работу перед порогом дома. Они слушали меня затаив дыхание, вдруг Алина попросила:

– Останови машину.

Вывалившись из машины она побежала в сторону обочины. Я нажал кнопку на панели, стекло на двери пассажира загудело вниз. Холодный ветер со снегом хлестнул в машину.

– Если она побежит через газон, – сказал я Мише, выходя из машины, – стреляй.

Алину рвало. Согнувшись в три погибели она стояла на коленях и пыталась выдавит из себя остатки чего не знаю сам. Я подошел и положил ей руку на голову. Мотнув головой она сбросила руку.

– Успокойся, ничего уже не изменишь. Если это тебя утешит, то это я приказывал тебе.

– Ничего ты не понимаешь, – сквозь сдавленные хрипы послышался её голос, – я сама хотела сделать ему больно, мне было хорошо, когда ему было больно, я получила удовольствие, если ты понимаешь о чем я.

Я резко поднял её, развернул к себе и приобнял. Мы стояли довольно долго, ветер со снегом засыпал нас со всех сторон.

– Пойдем в машину, – мягко сказал я. – а то мы скоро превратимся в большой сугроб.

– Я думаю, что я сошла с ума, прошептала она, подняв лицо и заглядывая мне в глаза.

Я улыбнулся про себя. Нет это не мы сошли с ума – это весь мир превратился в дурдом. И развернувшись, мы направились к машине. С чувством глубокого удовлетворения я увидел, как в окне исчез автоматный ствол.

Доехав до дубовой рощи мы вывалили трупы из машины и постарались вытрясти из нее все, что напоминало о прежних хозяевах. Скрутили с разбитой неподалеку волги синие номера и прицепили их на свою тойоту. Прибрались как могли, рассовали оружие по бокам. На удивление быстро оправившаяся Алина уселась за руль и мы рванули домой. На подъезде нас ждали. Мы остановились у четвертого дома, дошли с Мишкой до ворот. Потом вернулись к машине и вместе въехали во двор. Поужинав, завалились спать. Следующий день было решено устроить отсыпным.

 

Глава 4.

Мне снился очень хороший сон. Там было что-то про парк, карусели, детей, мороженное для них, жену, меня, бутылочку пива и еще что-то очень хорошее. Помню, что хорошее, а про что – не помню. В итоге проснулся я в районе обеда, переспавший, с больной головой и злой, как собака. В доме практически никого не было, только в закутке за печкой раздавался душевный, переливистый храп. Я не стал разбираться кто это и свалил на улицу. Вчерашние события казались бесконечно далекими и нереальными.

Двор был вычищен наш и соседский. Пашкин сын, с Сайгой наперевес, бдел с башенки второго этажа соседского дома. Я походил по двору, пытаясь найти хоть кого-нибудь. Проходя мимо сарая я услышал бряканье, поспешил на эти звуки я увидел толпу наших женщин. Наташа, Пашина жена, обучала присутствующих секретам доения коровы. Отреагировав на производимый мною шум и увидев его причину, они отвернули головы, с интересом наблюдая за действиями Натальи. Наташа объясняла, активно махая руками и заставляя попробовать всех. Корова пыталась отбиться от любопытных дамочек, которые пытались не подоить, а оторвать ей вымя. Но те не сдавались. Я еще понаблюдал, мучаясь мыслью, что, скорее корова сдохнет, а молоко в вымени собьется в масло, чем они научатся, и вышел на улицу. Там меня встретил Саня:

– Привет, выспался?

– Даже черезчур. Башка болит, – пожаловался я. – Надо бы собраться. Ты , Угрюмый и я. Хочу рассказать, что узнали. Можно мужиков пригласить, обговорить проблемки.

– Давай через часик. Угрюмый решил по окрестным магазинчикам прошвырнуться. Там крупных банд быть не должно. Кстати, а чего эта новенькая, немая что ли. Ни тебе здрасьте, ни мне до свиданья. Схватилась с утра и поперла машину мыть. За кем она будет? К чему её определим?

– Да она сама определилась, – ответил я. – Будет водителем. Джип закрепим за ней.

– Труповозку, что ли? Можно ведь и получше машину дать. Вот и приклеили название к машине, подумал я, а вслух продолжил:

– Пусть останется на этой машине. Ствол я ей выдам. Как раз подъехал Угрюмый на двух машинах, ГАЗели и бывшей моей девятке.

Во дворе сразу стало шумно, нарисовались женщины, дети. Все обступили добытчиков, перешучивались, нарисовалась моя жена, тоже подошла, но в общую кучу не полезла. Заметила меня и подойдя взяла за руку.

– Устал? – или мне так хотелось, но участие в голосе показалось неподдельным.

– Устал, честно ответил я, а на душе потеплело.

– Чем занимаешься?, – спросил я.

– Ой, – махнула она рукой, сидим с Мишкиной Людмилой и разбираем лекарства, составляем заявки для вас. Я план аптечного склада нарисовала. Хочу тебе отдать.

– А дети где?

– С ними Татьяна с Надеждой занимаются. Не знаю как в остальных предметах, а в математике и химии дети будут очень подкованы.

– Ну ладно, она высвободила свою руку, я пошла, а то до вечера не успею.

Она ушла. Я посмотрел ей вслед. Вроде бы ничего не было сказано, а настроение мое улучшилось, и даже голова болела не так сильно.

* * *

Из газели как раз начали таскать мешки и ящики. Я подошел и подставил плечо Сереге, стоящему в кузове, но меня окликнул Угрюмый. – Птицын, подожди. Я повернулся к нему. – Слушай, мы тут человечка прихватили, так с ним бы собеседование провести надо. Я физически почувствовал, что взгляды людей скрещиваются на мне. Никто не спрашивал, что мы сделали с тем пленником и удалось ли нам его разговорить, но фактически получилось, что с общего молчаливого согласия я стал ответственным за эту тему. Впрочем, я попробовал перевести стрелки.

– Почему я? Возмущенно заорал я. Кто взял то пусть и разбирается.

– Давай давай, – сказал подошедший Паша. – У тебя опыт есть, и потом, – он засмущался, – мы тут с мужиками посоветовались и решили тебя кем-то вроде службы безопасности назначить. От неожиданности я икнул и оглядел подошедших друзей.

– Мужики, вы чего? Какой из меня безопасник?, – в душе я уже понимал, что отвертеться не получится.

Раздался хор голосов, убеждающих меня, что мне любая лужа по колено и что, мол все, бордюры по плечу… И что, кто, если не я… И о политической необходимости сплотится и всем как один… И о болгарских слонах, лучших друзьях советского слона… (это типа, что они мне всегда помогут и я могу всенепременно на них рассчитывать).

С улыбкой на лице и мертвым холодом в душе, подошел к Угрюмому и попросил показать пленника. Бросив мытье джипа ко мне подошла Алина: – Сходи, разбуди Майкла и оба идите сюда.

Угрюмый посмотрел ей вслед, – Эх какую кралю себе в структуры отхватил. Уже структуры. Еще даже не знаем будем живы завтра или нет, а уже создаем структуры.

– Хочешь поменяемся, – спросил я его, – ты мне Серегу, а я тебе Алину. Да нет, – с сожалением сказал Угрюмый, отводя глаза. – Серега – снайпер, а от твоей дамочки у меня мороз по коже. – Я её утром по заднице хлопнул, так она посмотрела, как выстрелила. Нафиг –нафиг. Здоровье дороже. Вышел зевающий Мишка: – Ну где тут ваша добыча.

– Наша добыча в ГАЗели, а ваша вот, за машиной на земле валяется, как он считает, остроумно, пошутил Угрюмый.

Обойдя машину мы увидели связанный тюк, из которого на нас смотрели большие глаза.

– Угрюмый, – не оборачиваясь жестко сказал я, –если ты еще раз притащишь пленника без повязки на глазах, то расстреливать их потом тоже будешь ты. И только потом повернулся. Алина злорадно улыбалась, Мишка поеживался от холода, а Угрюмый изменился в лице.

– Я не палач, бросил он и видимо тут же пожалел о своих словах. Я набрал воздуха в грудь и высказал все, что думаю о них всех. И если уж они свалили на нас это дело, то пусть выполняют минимальные требования безопасности. Угрюмый тоскливыми глазами смотрел на дверь соглашался со всем, что я говорил и думал о том, как свалить от нас. Отпустив его восвояси мы занялись пленником. Первым делом мы утащили его в административный дом. Моя жена и Людмила сидели в отгороженном шкафом закутке и о чем то негромко переговаривались.

Я попросил у них чаю, выставил на стол сушки и конфеты и предложил развязанному парню, которому оказалось лет шестнадцать:

– Присаживайся.

Парень шумно пил чай, изредка стреляя глазами по сторонам. Мы с Мишкой сидели за столом кухни, тоже с чашками чая. Алина стояла привалившись в углу, со скрещенными сзади руками в которых был зажат ПМ. Мы с Мишкой тихонько переговаривались, не обращая на парня никакого внимания. Подошел Угрюмый, перепоясанный портупеей с кобурой, а за ним Саня. Все уселись и тоже начали пить чай.

Я подмигнул мужикам, достал бутылочку водочки, разлил и мы все дружно дернули по стопочке. И как назло черт вынес жену: – Пьянствуете, спросила она суровым тоном. Парень сочувствующе посмотрел на меня. Я пожаловался ему, –Рюмку не могу выпить, чтобы алкашом не обозвали. Он порозовел, а уж когда Алина погладила его по голове, он расплакался и рассказал все, что знал.

Стандартная история. После того, как началось повальное сумасшествие они отсиживались дома. Изредка позволяя себе с отцом вылазки до ближайшего продуктового магазина. Однажды отец вышел и напоролся на новообращенных. Что за новообращенные он не знал, но они избили отца, а он убежал. Потом когда они уехали он вернулся за телом отца. Видимо посчитав отца мертвым, новообращенные недобили его. Сейчас отец лежит дома, а он остался единственным добытчиком для семьи. Семья из пяти человек. Отец с матерью, он, брат восьми лет и бабушка. Выслушав его историю мы решили поговорить с ними со всеми. Съездив по указанному адресу забрали всех пятерых, еще одну корову, трех свиней и лошадь. Добро закинули в сараи, скотину определили в хлев. Жена и мать мужика плакали, багодарили и желали нам здоровья, а мужиком занялись моя жена и Людмила. Все эти дела заняли весь остаток дня, а наше население увеличилось на пять человек.

Заняв всех делами, мы собрались в администрации. Я смотрел на лица парней и думал, что все это когда то было и сейчас, фактически создаются новые классы, строится новый тип общества и скорей всего больше похожего на феодальное.

– Ну, – сказал Саня вставая и доставая бутылочку Хенеси. Разлил по стаканам, мы дружно крякнули, закусили квашеной капустой, стоящей на столе. Выпив, все уставились на меня с Майклом. Андреич озвучил общую мысль, – Ну что, контрразведка, докладывайте.

Я похрустел капустой и глянул на Майкла, тот глянул на меня, пожал плечами и доложил: – Ну допросили… Что знал рассказал.

– А потом?, – сунулся Серега.

– Ликвидировали, – коротко бросил Майкл, отбривая нездоровый интерес. В целом, информация, полученная от пленного заключалась в следующем:

Для нормализации обстановки на железной дороге линейное отделение решили усилить и придали пятнадцать человек с узловой станции. Среди них был некто майор Черепанов. Он достаточно жестко поставил себя в отделении и, надо отдать ему должное, сумел нормализовать работу вокзала. Ему пытались предлагать деньги, машины, пытались ложится под него, но он как оказалось работал за идею. После присно памятного *дцатого января, когда весь мир казалось рухнул, он объявил на вокзале осадное положение и объявил себя военным комендантом города.

В подчинении у него оказалось тридцать семь человек линейщиков плюс за все это время подошло еще несколько вооруженных групп. Кого то он разбил, кто то влился в его структуры. Тогда же он и получил кличку Шерхан. Дисциплина в его группе поддерживалась железная, оружия тоже хватает. До нас, у него было только две стычки окончившиеся переговорами. С новообращенными и свидетелями Иеговыми. На данный момент Шерхан контролирует привокзальный район, свидетели Иеговы район проспекта Мира и республиканской больницы, а новообращенные – заречный. Свидетели Иеговы не принимают к себе всех кого попало.

Новообращенные самые закрытые, про них вообще ничего неизвестно, кто такие, откуда взялись – неизвестно. Известно, что если ты к ним попадаешь, то обратно никто не выбирался.

Шерхан фактически набирает себе рабов, заставляя обслуживать своих бойцов и мотивируя свои действия защитой. Занимаются все тем же, чем и мы, т.е. грабят и набивают закрома родины.

Самой мощной группировкой на сейчасный момент является Шерхан. У него хорошо вооруженная группа в составе восьмидесяти бойцов, подчиняющаяся любому его слову. Он контролирует железную дорогу, склады, составы с бензином, мазутом, углем, лесом. У него около двухсот рабов. Четкой программы не имеет, вернее не имел. Однако в последнее время взялся за ум и вроде бы, что-то начинает прослеживаться. Он хочет попытаться взять под контроль Заводской район, но пока армия маловата. Поэтому решил закрепиться на занятой территории. Сил на постоянные посты нет, поэтому территория патрулируется на машинах.

Вообще такое ощущение, что все группировки заняты удержанием захваченных территорий.

Центр города считается нейтральной территорией. Там живут свободные и бродят мелкие шайки шакалов.

О группировках в нашей стороне пленник ничего не слышал, а он был не рядовой, а, так сказать, среднего командного состава. Шерхан собирался отрядить на разведку пару машин, но тут случилась стычка в Евроспаре. Штаб Шерхана решил, что наткнулся не на продуктовую группу, а на группу разведки. Это подтвердилось и профессионализмом группы (Угрюмый довольно расправил плечи). На всякий случай на площадь была выслана поисковая группа, которая обнаружила уходящие следы, но не рискнула организовать преследование. Службы разведки как таковой не существует.

– Для того чтобы вливаться в какую то из группировок слишком мало данных о них. Кроме того, я обвел всех глазами, – давайте посмотрим правде в глаза. Вряд ли нам захочется переходить в подчиненное положение.

В комнате повисло молчание. Паша вздохнул, побултыхал в бутылке и разлил остатки по стаканам: – и что мы собираемся делать? Саня уставившись в стол сказал:

– Вливаться в чужую группу смысла нет. Мы самодостаточны. Птицын прав. Сейчас нам нужно стараться осторожно искать людей и предлагать им помощь и покровительство.

– Дело в том, что для защиты у нас маловато сил. Мы не сможем выстоять, даже если вооружим всех. Фактически нас нет ничего, кроме рук, мозгов и хитрости.

– Нам нужно переезжать.

– А куда?

– В Светлый, – сказал Мишка. – Там была колония строгого режима. Вышки, КСП, трехметровый забор, колючка. Собственная котельная, дизель. Цеха по металлообработке и деревообработке. Гаражи. Механические мастерские. Рядышком небольшое озеро и деревня, у меня там дед жил. По трассе восемнадцать километров и с трассы десять километров вглубь. Причем о точном местонахождении обыватели мало кто знает. Вряд ли ее заняли. Все замолчали, обдумывая это предложение. Оно катило по всем статьям.

– Так с местом определились, решительно сказал Саня, – дальше вопрос о людях.

– Мы уже его обсуждали с контрразведкой, сказал, вставая Угрюмый, – берем отдельные семьи, с тем, чтобы была возможность воздействовать на людей.

Серега встал и проговорил: – Мы и ещё те, кого найдем из наших, принимают решения. Остальные находятся под нашей защитой. Никакого насилия, никакого принуждения. Единый налог на все, что произведено. Раз в неделю работают не на себя, а на нас. Возражений его слова не встретили. Только Андреич добавил:

– Отряды бойцов для защиты от внешних врагов должны набираться и тренироваться. Служба не менее пяти лет, по окончании службы, помощь в обустройстве, единовременное пособие. Никаких пенсий.

Паша спросил, а сколько нужно военных. Угрюмый сказал, что исходя из особенностей, не менее сорока человек специалистов, и обязательная воинская повинность, как в Советском Союзе, чтобы каждый умел держать автомат и применять его. И я добавил:

– Обязательный пост в городе, попытка внедрения в другие группировки, разведка необходимых для выживания колонии запасов и товаров и обеспечение безопасной экспроприации.

– Ну, что ж, с политикой партии определились, а теперь частности. В никуда ехать смысла нет. Поэтому Угрюмый, Майкл и Серега поедут на разведку. Сотовая связь пока работает, поэтому обзваниваем всех знакомых, кто может нам пригодится. Паша и Андреич, вам подготовить список того, что может пригодится по вашим направлениям. Отзвониться по знакомым и набрать в свои группы хоть какой то минимум людей. – Птицын, на тебе разведка окрестностей и собеседование с людьми. Есть ли у кого идеи где достать бойцов? На этой оптимистической ноте наше заседание закончилось и мы разошлись.

 

Глава 5.

Подготовка к поездке заняла несколько дней. Необходимо было учесть кучу всяких разных мелочей. Как и кто поедет, кто останется, что брать с собой, как добираться

Самое чудо, что сохранялась связь. Если у тебя на счету был положительный баланс, то ты до сих пор мог связаться с тем, кто может тебе ответить. Поэтому когда меня разбудил телефонный звонок, я не придал этому большого значения. Спросонья схватив трубку я открыл телефон и поднес его к уху.

– Привет.

– Здорово.

– Рад, что ты еще жив.

– Я тоже этому рад.

– Ты что, меня не узнал?

– Если честно, то нет.

– Это Макс (мне очень хотелось спросить какой Макс).

– Аааа, Макс, здорово. Как выживается.

– Да ничего.

Прошло несколько минут бессодержательного трепа, я все больше и больше настораживался. Дело в том, что Макс просто так звонить не будет. Если касаемо защиты, то тут уж я скорей всего должен просить его о помощи, человек служил в недешевом спецназе, подрабатывал инструктором по рукопашке. Так что одно из двух: либо он знает о нашей теплой компании, либо хочет сделать предложение. Или третий вариант: он просто позвонил поболтать. Наконец мы плавно подошли к сути нашего разговора.

– Как у вас в районе дела? Власть не появилась?

– Какая власть?

– Какая-нибудь.

– Да нет. Если честно, то я даже не знаю есть власть или нет. Я в основном до магазина и обратно бегаю.

– А зомби не попадаются?

– Я очень осторожен. Особо зря не рискую.

– Тут я решил закинуть удочку.

– Конечно если бы толпой, то побезопаснее было бы.

– Или мне показалось или в его голосе послышалась радость.

– Слушай, так я тебе собственно и звоню. У вас в доме пары свободных квартир не будет? А то у нас в районе появились какие то уроды.

– Зомби что ли?

– Нет не зомби. Хуже, вроде нормальные, только отмороженные. Вот я и хочу, вроде как слинять отсюда куда-нибудь подальше.

– Они что, чего то хотят.

– Да не понятно…

– Он хотел что-то ещё рассказать, но я его прервал.

– Слушай давай встретимся сегодня на лукойловской заправке у реки.

– Давай, ты на чем будешь, на своей машине?

– Ага, только не пугайся. Ей тут немного дизайн поменяли. Давай полтретьего.

– На этой оптимистичной ноте и закончился наш разговор.

Я потянулся и встал с кровати. Все таки есть свои плюсы в руководящей работе. В доме уже никого нет, а еще дрыхну. Я зевнул потянулся и подошел к окну. На улице уже вовсю разгорался рабочий день. Хотя вроде бы было электричество, еще работала связь и водопровод. По радио даже можно было поймать пару станций, правда передавали они только музыку, причем одну и ту же, и последствия технического прогресса еще проявлялись в повседневной жизни, но… Вот тут и начиналось но… Работать старались световой день, когда наступал вечер, жизнь – замирала. Те две семьи, которые не принадлежали к нашим друзьям, а это: Дмитрий с женой; девочка – подружка Алины, и семья молодого человека (Иван) с избитым отцом (тоже Иван) – относительно нас оказались в подчиненном положении. К ним хорошо относились, Старшего Ивана лечили, но они были не наши. Им не давали оружие, автомобили, не посвящали в наши разработки. В принципе это было неправильно. Необходимо было решить эту проблему как можно быстрее, пока чужих семей не стало гораздо больше, чем нас. Кроме этого надо было разработать порядок вхождении в наш коллектив. Тут мои размышления прервал стук в дверь. Я крикнул:

– Да-да,– и быстренько натянул штаны и рубаху.

В дверь, сильно смущаясь, зашел паренек Иван. Честно говоря я дкмал, что таких больше не осталось и после отмены крепостного права, Великой Октябрьской Социалистической революции и перестройки такие индивидуумы исчезли как класс. Он был почтительным, даже чересчур. Когда говорил со старшими, то он чуть ли не кланялся. Конечно, это был пережиток прошлого, но это был чертовски выгодный для меня (да и для нас всех) пережиток.

– Давай Вань, проходи, – скорчив как можно более приветливую рожу, сказал я. – Что случилось? Какие то проблемы. Ваня пожал плечами:

– Да нет, никаких таких особых проблем нету. Просто я хотел бы вот о чем поговорить. У нас здесь есть родственники. Четыре семьи. После всего этого я заходил к ним пару раз…

– Что ко всем? – неудержался я от вопроса.

– Да нет, – Иван виновато пожал плечами. Я к ближним самым заходил, а они уже к другим заходили.

– Ясненько, – сказал я, сдерживая ликование в голосе.

Вообще как все-таки меняется человек. Сначал мы очень ревностно относились к числу человек в нашей коммуне, чтобы были все свои, необходимые специальности, а теперь… набираем народ.

– И что близкие родственники? –продолжил я.

– Ага, – расплылся он в улыбке. Отцовы двоюродные и троюродные братья.

– А откуда вы все здесь взялись, – с легким удивлением в голосе, поинтересовался я.

И судя по всему попал в саму точку. Иван смутился покраснел, побелел, в общем стал вести себя неадекватно.

– Мы беженцы, немного виновато сказал он, – из Таджикистана. Мы русские, а там нас не очень любят. А что? Вот она – разгадка почтения.

– Да ничего, как можно равнодушнее проговорил я, –просто странным показалось, что все родственники здесь.

– Так что, – вскинулся он, – я могу сбегать и привести их сюда?

– Давай не будем торопиться,– дружеским тоном сказал я. Парень сник.

– Да не кисни ты так и не расстраивайся. Сначала я поговорю с твоим отцом. Расскажу кое-что, а потом уже наветсим твоих родственников. Причем лучше всего за ними будет съездить, а то пешком много не набегаешь.

Иван убежал. Я немного позевал, а потом решительно оделся и пошел работать

* * *

На улице все были заняты делом, я нашел Саньку и отпросился на полтретьего по делам. Он конечно поинтересовался , что за дела?, но я сказал, что дело касается прибавления в нашем семействе. Подробнее я рассказывать не стал, так как относительно Макса у меня были свои планы. Найдя Алину, которая с довольным выражением лица чем то занималась с детьми, я попросил подготовить её две машины – девятку и тойоту и быть готовой в час дня выехать. После этого я пошел искать Мишку, которого естественно не нашел. Как оказалось Саня отправил его с Андреичем и Серегой в очередной вояж. На это раз в спортивный магазин за лыжами. Я оказался немного задет. В принципе ничего страшного, просто я уже привык к нашей тройке, но я ещё и учитывал, то Майклу наш тогдашний допрос дался тяжелее всего. Он слишком долго мучался и переживал. Ну что ж вольному воля, спасенному – рай.

Я походил по двору, думая кого бы взять в качестве прикрытия. К сожалению на данный политический момент, ощущался острейший дефицит кадров. Делать было нечего, я решил обходится своими силами. После этого я пошел искать Дмитрия, найдя в соседском доме, где они с Иванами (старший Иван потихоньку начал двигаться), под руководством Людмилы, двигали стеллажи, которые сварил Паша. Кстати Дмитрий заинтересовался сваркой и потихоньку перенимал у Паши секреты мастерства. Зато Шурик (Пашин сын) постоянно возился со своей сайгой. Постоянно смазывал её и протирал, разбирал, чистил и возился с нею все свободное время. Я даже хотел его припрячь к работе, но Паша был против. – Пусть лучше у Угрюмого будет решил он, ну, а я не стал его переубеждать. В принципе я его понимаю. все считают так у Угрюмого – честная война. Можешь убить ты, а могут убить тебя. А у нас можно привыкнуть убивать (Это похоже на отношение в царской Росси к жандармам. Считалось неприличным подать руку жандарму, их не приглашали на светские вечеринки, их презирали и т.д. и т.п. Хотя работу они делали вполне приличную, но…). Это отношение сохранилось и в Советском Союзе к КГБ, хотя во все времена те же самые интеллигенты, которые презирали сатрапов из охранки (неважно царской или советской) с удовольствием стучали на своих же сотоварищей. Не зря же рассказывали (говорят реальная) историю, когда компания, собравшаяся на квартире за чайком, вела беседы за жизнь и рассказывала политические анекдоты. Хозяин квартиры, где все это происходило, проснулся, часов в 7 утра и целый час мучился: донести – не донести? Решился наконец-то и донес! Его же и арестовали. Оказалось, слишком долго думал и пришел последним. Остальные раньше пришли.

Так что чем более человек интеллигентен (прошу не путать интеллигентного человека и культурного человека, к первым отношусь с прохладцей, а вторых уважаю), чем больше он рассуждает о свободе личности, тем с большей радостью он подставляет свой зад под тяжелый сапог и тем больше он лижет руку, которая сделала больно. И потом, что значит такое – свобода личности. Личность является свободной если живет одна и не от кого не зависит. То есть бегающий голышом или зомби, появившиеся после нового года – это свободные личности., но чем человек лучше живет, тем больше зависит от других и тем больше другие зависят от него. Невозможно быть по настоящему свободным. Можно ли считать свободным какого-нибудь средневекового феодала? Да скажет кое-кто. Нет! – скажу я. Крестьяне зависят от феодала, от его самодурства. Они платят налоги, право первой ночи и т.д. и т.п., но и феодал обязан отрабатывать все свои привилегии. Прежде всего он обеспечивает защиту, выступает в роли третейского судьи, помогает крестьянам в неурожайный год и так далее. А вы говорите свободная личность. Когда интеллигенты начинают рассуждать о свободе, то они рассуждают о свободе личности от обязательств пред другими. Что-то типа, ах вы мне все по жизни обязаны. Скажите спасибо, что вы обо мне заботитесь. В принципе, я даже согласен с такой постановкой вопроса применительно к себе, но опять но… Самые ярые из них пытаются экстраполировать данную модель на все общество. Я попробовал, мне понравилось и я хочу, чтобы все так жили. А всем так жить не получится. Так можно жить только не многим и то, если они не перегрызутся, из-за того что кому-то больше досталось. Вообще то они все безвредные мечтатели, плохо то, что они убеждают всех, но потом реализовать во что-то жизнеспособное свою идею они не могут и в итоге на их место быстро приходят суровые прагматики, которые точно знают чего хотят (т.е. они знают что счастье для всех не построишь, поэтому его можно построить для небольшой группки людей и единомышленников). Скажу честно – прагматики мне больше по душе.

Так вот я собрал эти две семьи и выложил нашу программу. Я предложил им два варианта жизни у нас. Первый вариант включал в себя эвакуацию из города в сельскую местность. Ведение натурального хозяйства. Помощь в постройке домов, т.е постройка будет всем миров как раньше было в деревне. Снабжение какими то необходимыми вещами, которые невозможно будет вырастить. Охрана от желающих посягнуть (а такие желающие будут, да что там говорить – уже есть) на собственность и личную свободу. За это те кто будет работать должны будут отдавать часть выработанного в закрома родины. Они слушали меня очень внимательно. Причем Иван хотел согласиться сразу, но Дмитрий одним взглядом захлопнул ему рот. Тот смущено сделал вид, что хотел зевнуть, но выглядело это так неловко, что даже Дмитрий поморщился.

– Какие альтернативные варианты, – спросил он.

Я вздохнул, ну что ж, вот и подошла очередь для альтернативных вариантов. Хотя особенно альтернативу мы не обсуждали, но общие положения были выработаны.

– Альтернативой для вас являются два пути. Оба смотрели на меня; но если Дмитрий смотрел настороженно, то Иван смотрел, как смотрят на рекламу, не дающую досмотреть интересный фильм.

– Первый вариант. Самый простой. Вы определяетесь с нами вы или не с нами. Если не с нами, то мы вам выдаем машину, охотничье оружие и кое какие припасы, после этого мы расстаемся… Дмитрий расхохотался:

– Только я не верю, что вы отпустите нас на волю. Мы знаем где вы находитесь количество людей, боевой потенциал. На свободе мы представляем для вас реальную угрозу, и по моему именно вы должны пресекать возможную утечку информации. Или я не прав? Мило улыбнувшись я продолжил:

– Естественно вы правы (а вот этого он не ожидал), если бы вы ушли сейчас, то это сами понимаете было бы для нас фатально, но… Мы предлагаем такой выход из положения. Вы остаетесь с нами до момента исхода. Мы уходим в то место, которое подберем, а вас оставляем здесь со всем выше перечисленным. Уничтожать вас смысла нет, так как мы проповедуем гуманизм, но до момента нашего ухода вы должны оставаться с нами и выполнять определенную работу, чтобы не висеть камнем на шее. Молчание затягивалось. Дмитрий напряженно думал.

– Еще варианты есть, – спросил он.

– Есть сказал я со скучающим выражением лица. Они ждали продолжение.

– Оружие в зубы и вперед, служба на благо родины, не менее шести лет. А в награду, спросил он. В награду, – не сдержавшись ухмыльнулся я, то же самое. После окончания верной службы: выделение участка, помощь в постройке дома, кое какое материальное пособие. Единственное что – вам сейчас это предлагается сразу, а потом за это будут требовать службу. И потом, – помолчав продолжил я, – все остальное в ваших руках. Если остались нормальные люди, то конечно жизнь постепенно наладится. Пусть не так, как это было раньше, но люди будут общаться, обмениваться новостями, торговать…

– Воевать , – вставил он.

– Вы совершенно правы, наклонил я голову, – в том числе и воевать. Но сейчас, нам необходимо озаботится выживанием. С вами или без вас мы все равно найдем добровольцев. Эта вся информация которой я бы хотел с вами поделится.

С этими словами я развернулся и ушел. Фактически все это я проговаривал для Дмитрия. Если он найдет для себя плюсы, то поможет уговорить остальных, тех, кто появится. Причем уговорит аргументировано, с их же позиций. Честно говоря если бы мне пару недель назад предложили такой вариант, то я не задумываясь бы схватился за него обеими руками и ногами. А как поведут себя люди, которые уже немного отошли от после новогодних ужасов, не знаю.

* * *

Время поджимало. Быстренько перекусив мы с Алиной вышли на двор. Вокруг стояла мертвя тишина. За Пашиным двором начинались луга, сейчас представлявшие из себя практически непроходимые сугробы. На огромной ветле сегодня сколотили наблюдательный помост, на котором по идее должен находится часовой.

Ну что ж. Пора одеваться. Броник. Наплечную сбрую, ПМ в кобуре, запасная обойма. В девятку положил АКМ. Два рожка и Бизон. Подошел Майкл и внимательно посмотрел на меня: – Ну и кого ты хочешь обмануть? Причем тут обмануть начал я было возражать, но потом осекся и посмотрел на себя со стороны. Чайниковатый мужичонка с АКМом и бизоном. Решено автоматы не беру. А если меня решат обыскать? Тоже получается очень веселая картинка. Под пуховиком броник и сбруя с пистолетом. В этом случае вся моя легенда медленным шагом идет за мной к такой-то матери. В итоге все то, к чему я привык за последнее время, т.е оружие, пришлось оставить дома. Да, надо тщательнее продумывать все, тщательнее.

В итоге я оделся как все. Я одел старые потрепанные джинсы, боты прощай молодость и старый, китайский пуховик. Замотал лицо шарфом от снега, а сверху натянул шапку ушанку. Внешний вид мужика, обравшегося за соленьями в гараж. Взял у Паши его старую двустволку и отплил дуло и приклад. Получилась сицилийская лупара, или по нашему, по кулацки, – обрез. Смастерил лямку из двух ремней и повесил обрез под пуховик. В карманы затолкал штук давдцать патронов. И повесил на бок ножны с огромным свинорезом. В машине положил рядышком биту.

– Ну что ж. Я готов, а вы?

– Мы тоже.

Мишка с Алиной деловито хлопали дверками джипа, грузились, проверяли снаряжение, оружие.

– Значит так, сказал я, – Макс человек очень осторожный. Телефоны, рации отключить. Доезжаете до сюда.

Я ткнул пальцем в место на карте города. Мишка с умным видом следил за моим пальцем. Я не удержался и поводил им по карте. Мишка не отрываясь следил за ним.

– Вы станете здесь, ближе суваться не стоит. Пусть он убедиться, что я пришел один. Так он скорее сделает свои предложения. Если же я неправ и за его просьбой стретиться стоит простое и естественное желание скучковаться, тогда я уже буду разговаривать предметно. Но в любом случае – сейчас встречаемся только для того чтобы принюхаться и разбегаемся. Ваша задача – отследить, что будет и, в случае каких либо проблем…

– Вытащить тебя из них!, – радостно заявила Алина.

– Нет, доложить о них нашим, а я выберусь сам. Если я с ними еду, ничего страшного. Передпринимать ничего не стоит. Единственное, что если я сниму шапку и ею вытру лицо, то мочите всех наглушняк, а потом уходите огородами.

На этой радостной ноте мы закончили подготовку к операции и разошлись по машинам.

* * *

– Привет.

– Привет. Смотрю цветешь и пахнешь. Стараюсь, а ты чё макс, какой то весь настороженный?

– Будешь тут настороженный макс подошел чуть поближе. А я к тебе заезжал, два дня назад посмотреть что с тобою. На разведку хотел съездить, да только не смог тебя найти. Пару упырей видел, а тебя нет.

Я лихорадочно соображал, что ответить, как лучше соврать. К счастью вспомнил свой основной принцип – всегда говори правду, ничего кроме правды но … не всю правду, кроме всего прочего, Макс был человек очень полезный, и мне бы очень хотелось привлечь его к нам.

– Я ведь Макс ушел оттуда.

– Один, – перебил он меня.

– Нет – спокойно ответил я – не один. Ушло нас несколько семей. Основали свою группу и начали жить – поживать да добра наживать. А у тебя как, добрый молодец? Макс усмехнулся

– Складно сказываешь, да правду ли кривду глаголешь, про то мне не ведомо.

Я услыхал скрип снега за спиной, но развернутся не успел. Тяжелый удар по голове вырубил меня моментально.

Очухался я от дикого холода и ласкового похлопывания по щекам. Причем каждым похлопыванием человека более слабого можно и покалечить. Я побыстрее застонал, показывая, что я очнулся, а то ведь могут с такой лаской и еще раз вырубить. На этот раз случайно. Приоткрыв глаза я увидел над собой три хари, одна из них Макса.

– Ты уж не серчай на Кольку, он легонько должен был, да до сих пор силы рассчитывать не умеет, – миролюбиво сказал макс, заметив что я очнулся. Я видишь ли тебе верю, а вот они не очень. Они тебя не знают и решили что ты очень уж подозрительный.

– Сейчас еще Мурку, как Шарапова, на пианине бацать заставят, Подумал я. Осмотрелся и ещё раз попытавшись схватится за голову натурально застонал: Что ж вы творите то падлы… продолжения не последовало. Видимо падлы не хотели мне пока делать бобо, но руки свои я обнаружил хорошо связанными. Все трое выжидающе смотрели на меня.

– Ну сказал молодой, нервный с красивым лицом.

– Баранки гну, – огрызнулся я. За что и получил ботинком под ребра. Пока я задыхался от боли, пытаясь продраться через мельтешение разноцветных полос, послышался язвительный голос:

– Неправильный ответ. Тебя вежливо спросили, а ты должен вежливо отвечать.

Продравшись через помутнение сознания я увидел, что Макс с несчастным видом сидит на остатках стола и, что характерно тоже со связанными руками. Трое таких же чуть ли не обнюхивали снятые с меня вещи. Судя по всему ничего интересного не нашли. Вызвал правда интерес обрез охотничьего ружья. Огромный мужик как тростиночку крутил в руках мою биту, судя по всему это и был Колька. Один из прощупывающих мои вещи повернулся ко мне и сказал: ничего нет. Совсем ничего, спросил голос у меня за спиной. Совсем, отрицательно покачал головой обшаривающий, все обычно – ширпотребовское: обычная одежда, бита, здоровый нож и обрез охотничьего ружья с десяток патронов. Мысленно я похвалил себя за то, что такой умный.

– Ну и кто ты, рассказывай лениво вопросил меня голос за спиной.

– В смысле. Кто я? Я это я. А вы кто?. голос медленно обошел меня и встал передо мной. Молодой еще раз пнул меня под ребра:

– биографию рассказывай.

Голос, оказавшийся мужиком средних лет, одетый в костюм, белую рубашку, галстук и накинутую поверх дубленку.

– Подожди, прервал он молодого добрым голосом, зачем ты так, разве же можно. Мы не звери мы просто хотим обсудить условия твоего приема в нашу общину. Сам понимаешь, одному человеку не прожить, просто с этой стороны к нам приходило очень мало и мы решили себя несколько обезопасить. Согласись не каждый день в нашу общину приходят желающие из внешнего мира.

Голос был добрым и правильным. Еще бы знать, что за община и что она проповедует.

– Я вижу ты теряешься в догадках сын мой, голос стал звучать божественно. Мы божьи слуги, представляем Новообращенную церковь бога нашего Иисуса Христа. Обрушил отец наш на нас гнев Его, и сказал, что воистину спасутся лишь те кто уверует в спасение данное им, и земное воплощение его Дионисий, и собрал он нас аки персты свои и молвил, грядет искупление за грехи наши, отцов наших и детей и чтобы построить рай на земле должны принести в искупление мысли наши и быть вместе и едины будем и не страшно будет. Вещать он судя по всему мог очень долго… Я перебил его,

– А от меня то, что нужно. Чтобы я привел всех людей, с которыми живу под их крыло, и будет мне за это счастье в жизни. Утешало одно, когда они будут меня увозить, то наши замочат всех, либо, как вариант будет общая эвакуация. Помирать не хотелось, а этот что же спросил я кивая на Макса,. Голос улыбнулся,

– На самом деле мы приехали на заправку, а этот молодой человек, совершенно случайно попался нам здесь, могу сказать, что поначалу он был не очень разговорчивым, но и он опять улыбнулся, мы смогли его переубедить.

Меня выволокли улицу и стали засовывать в подъехавший тентованный Урал с большой буквой «У» на лобовом стекле. Перевалив меня за борт, среди воняющих бензином бочек, я очутился в веселой компании Алины и связанного Макса с кляпом в зубах. Улыбнувшись, Алина подошла ко мне и аккуратно перерезала веревку.

– Ну как, спросила она.

– Ты еще спрашиваешь! Отвратительно! Никакого понятия о законах гостеприимства. А как ты сюда попала?

– Элементарно. Мы с Майклом выехали на три часа раньше тебя, чтобы не светится. Только вот ты с собой рацию не взял телефон не взял. Мы когда их увидели, даже предупредить тебя не смогли.

– Ладно, замяли, пробурчал я. Конечно неприятно осознавать, что ты не прав и всего можно было бы избежать если бы не собственная непроходимая тупость. Сколько этих уродов?

– Шестеро боевиков плюс пять человек обслуги. Четверо приехали раньше на разведку или для прикрытия, так подумали мы. Но, как оказалось, они сами по себе. Какой шок они испытали, когда увидели друг друга. Этот товарищ, – тут она легонько пнула Макса ботинком, – даже замочил одного из них.

– Так, это уже интереснее. С этого момента поподробнее, – я растирал руки, восстанавливая кровообращение в них.

– А нечего подробнее. Тут подъехали остальные трое на синем вагене, вытащили из машины девочку с женщиной. Ребенку и женщине приставили к головам пистолеты он и поплыл. Остановился, тут же получил в морду, потом его связали, и увели, а потом… Они о чем то поговорили между собой и стрельнули женщине в затылок, а ребенка посадили в машину.

Макс дернулся и попытался вырваться из пут, но ребята, надо отдать им должное, вязали очень хорошо.

– О чем говорили слышно не было. Его утащили, обслуга начала бочки бензином наполнять и все. Где-то за полчаса до назначенного времени все разъехались. На заправке остались только это чудо, – и она опять беззлобно пнула макса ногой, – и четверо боевиков. Приличный, с одним боевиком, укатили вместе с грузовиком в переулок. А там дело техники. Я усиленно начал чесаться:

– Так, а Майкл, как я надеюсь, сидит и наблюдает, чтобы в случае чего передать всем нашим.

– Не надейся раздался ворчливый голос Майкла. Я позвонил и без объяснения причин попросил чтобы в случае если мы не выйдем в контрольное время на связь колония полностью эвакуировалась. А сейчас, надо подумать, что делать дальше. Майкл подал мне автомат.

– Я хотела из РПГ стрельнуть. Но испугалась.

– Правильно испугалась покладисто согласился я. На таком расстоянии, в кузове с бочками с бензином, мы устроим большой погребальный костер для нас всех.

Но делать все равно что-то надо. Боевики без шуток и смеха, с постными лицами, рассаживались по машинам. Трое залезли в джип. Один в Соболь, туда же загнали четырех человек из обслуги. Один залез в кабину грузовика, а еще один направился к нам. Вы представляете, это чудак (на букву «М»), сначала закинул в кузов автомат. Естественно, мы помогли ему объяснить о недопустимости таких ошибок. Побледневший конвоир сидел на полу со связанными руками и ногами и озирался глядя на нас.

– Вас все равно всех убьют!

– Правильно, опять покладисто согласился я, – но тебе уже будет все равно. Поэтому помолчи, не до тебя.

Заткнув пленнику пасть мы быстренько обсудили, что делать. Машины, медленно стали разворачиваться пытаясь выехать на дорогу с заправки. План был всего один и поэтому оставалось надеятся на удачу. В одном варианте развертывания событий мы могли оказаться владельцами бензинового грузовика и пятерых человек обслуги. Или нет, не обслуги. Сервов. Хорошее слово. Мне нравится. Кроме того, можно было бы попытаться внедрить человека к новообращенным, но только в том случае, если его ребенок останется в живых. В противном случае, желательно ликвидировать возможную угрозу со стороны Макса. В другом варианте постараться уничтожить всех, а самим остаться в живых.

И в-третьих попытка провалиться – и нам уже будет все равно, так как нашу судьбу будут решать другие.

Машины вытянулись в колонну: впереди шел джип, за ним Урал, а за ним Соболь. Мы немного отъехали от заправки. Майкл сделал разрез в полотне тента со стороны водителя, а я устроился у борта, готовый выпрыгнуть в любой момент, как только водила остановит машину. Самое тяжелое выпало на долю Алины. Она должна была пристрелить водилу газели и уничтожить джип. Как всегда мы, мужчины, берем на свои крепкие плечи самую тяжелую ношу и… с удовольствием перекладываем её на хрупкие женские.

Мы исходили из того, что против нас работают не профессионалы, строго оговоренных инструкций на все случаи жизни у них нет, плюс извечное человеческое любопытство и чувство стадности. Одев пустые бутылки из под газировки которых полно валялось в кузове грузовика, с налитой немного водой, на стволы ПМов, и положив под руку РПГ, мы дождались поворота. Джип уехал немного вперед. Я откинул край тента, и, мне показалось, увидел, как расширились глаза водителя соболя. Пум – пум– пум. Причем последний «пум» прозвучал значительно громче первого. Лобовое стекло пошло трещинами, Соболь вильнул и, упершись в сугроб, забуксовал. Грузовик проехал по инерции немного вперед и с шумом остановился.

– Что за черт,– раздалось после скрипа открывшейся двери. – Колян! Эй, Колян! Посмотри че там. Вот сученыш.

За всеми разработками мы забыли о нашем конвоире. Вот и выходило, что вместо того чтобы идти к Соболю, как было задумано, этот недоделок пытался послать младшего по званию. Иерархия в любом времени при любых уровнях цивилизации прослеживается достаточно четко. Те кто главнее едут в тепле, а те кто подчинены первым, выполняют грязную, нудную работу. Я рывком дернул кляп у пленника:

– Отзовись, а то прибью. Видимо я его напугал, потому что пленник сказал чуть задыхаясь,

– Да тута я.

Что то тяжелое как мешок с картошкой выпрыгнуло из машины. Раздался скрип снега под ногами.

– Че молчал то. Я уж незнай чего думать начал. Вылезай давай, сядешь вместо этого урода за руль.

С этими словами говоривший дошел до заднего борта и повернув голову увидел донышко пластиковой бутылки. «Пум» – между глаз. Так ровно получилось, на удивление.

Миша, поскользнувшись, некрасиво спланировал через разрез с громкими звуками, не имеющими отношение к литературной речи. Я тоже некрасиво перевалился через борт, споткнулся о тело, лежащее на дороге, выронил автомат, растянулся рядом с трупом, громко вспоминая чью то маму, стал подниматься. Лишь Алина сделала все как надо. Застрелив водилу, она схватил РПГ, выпрыгнула из машины и помчалась влево, для наилучшего обзора. Наконец-то очухался Миша и рванув дверку грузовика, получил по зубам сапогом. Я, встав и подхватив автомат, поковылял к распахнутой пассажирской двери. Наставив ствол автомата на водилу, я весьма красноречиво повел им.

– Вылезай.

Водила вылез и получил прикладом Мишкиного автомата по зубам, после чего как подкошенный рухнул на красный снег. Оставив Мишку стоять над ним с автоматом наизготовку, я понесся к Соболю. Соболь раскачивался, из машины доносились глухие удары. Добежав до дверей я рванул дверцу. Водителю моя помощь явно была не нужна. В кабине было пусто, а из грузового отсека доносились голоса.

– Всем молчать, а то замочу здесь всех на, – бешено прошипел я.

В кузове притихли. Я побежал обратно. В это время из-за поворота красиво вылетел джип. Громкий звук, красивый дымный след и джип так же очень красиво подлетает в воздух. Тут уже соблюдать тишину стало бессмысленно и мы добавили из двух автоматов. Я не знаю что они возили в джипе, но он так красиво горел. Потом внутри начало что-то взрываться. Нам уже было не до того. Алина, подбежав к соболю, рывком выдрала полуразобранное пособие по анатомии из-за руля, завела машину и развернувшись, поехала по направлению к заправке. Мишаня пинками и зуботычинами заставил подняться водилу и то же перепахав все окрестные газоны, отправился туда же. Я же закинув себя в кузов, прикрывал им спину. Бум было слышно очень хорошо и я боялся, что за нами увяжутся. Надежда была на вечер и на боязнь суваться в чужой сектор.

Доехав до заправки мы остановились. Алина учесала к нашей машине и, связавшись с нашими, попросила помощи. Ребята приехали через четверть часа. Сначала на заправку зашел Андреич, осмотрел все, вернулся назад, и только после этого на заправку въехало две машины. Быстро объяснив ситуацию, вылезшему из машины Угрюмому, я завершил свой рассказ просьбой прикрыть возможное направление атаки. Угрюмый, рассредоточив людей, попытался зайти к нам, но был вежливо выставлен вон.

Затащив Макса на помещение заправки, мы вытащили кляп и уселись рядком приготовившись слушать. Причем Майкл, как обычно, устроился так, чтобы приглядывать за происходящим на улице и по возможности прикрыть нас. Алина, пошарившись в Соболе, нашла маленькую девочку, лет трех, и сидела с ней в соседнем помещении.

– Ну что Макс, рассказывай.

– Что рассказывать? Как я докатился до такой жизни? Элементарно.

– И он замолчал.

– Слушай, это правда? – голос его дрогнул.

– Что правда?

– То что Ольгу убили.

– Правда уверенно сказал я.

Макс на меня не смотрел, он смотрел на Майкла. Майкл, как в ознобе передернул плечами.

– Да.

– А девочка? – снова спросил он.

– Она здесь, Макс, жива и здорова. Вреда мы ей не причинили.

– Я хочу её видеть.

Это было законное желание, тем более если мы собирались строить свои отношения на добровольных началах.

– Алина. Крикнул я. Принеси девочку.

Девочка от всех пережитых волнений уснула у нее на плече. Увидев её Макс рванулся к ней, сшибая стулья, столы, меня. Девочка проснулась и заплакала.

– Полина, это же я папа, – орал он, пока мы с Майклом удерживали его, а Алина скрылась в соседнем помещении.

Внезапно успокоившись он упал на стул. Мы вспотевшие, с красными лицами, стояли над ним, готовые в любой момент подавить попытку сопротивления. Словно только – что заметив нас Макс печально усмехнулся.

– Да успокойтесь вы. Так, минутное помутнение сознания. Я думал вы врете.

– Макс, – проникновенным тоном начал я, – мне, честно говоря, неудобно это говорить, но я собираюсь тебя использовать.

Время поджимало и надо было либо добиться согласия Макса, либо всем дружно валить домой. Оговорюсь сразу, ничего плохого я бы Максу не сделал, если бы он не согласился.

– Макс сложилась нехорошая ситуация. Мы с несколькими друзьями собрались выжить после этого бедлама и поначалу все это задумывалось как товарищество по взаимопомощи. Мы собирали уцелевших друзей и собирались построить что то вроде поселка в районе садов «Мир» (40 км от города на Московском тракте), но тут выяснилось, что не все хотят спокойно жить. Сначала мы встретились с Шерханом, сейчас, вот, с новообращенными. И все хотят чего то от нас. Нам пришлось себя защищать. Не бродя вокруг и около я хочу сделать тебе два предложения.

– Первое: мы берем тебя к себе вместе с ребенком. По весне мы эмигрируем в сады «Мир», обустраиваемся и пытаемся жить.

– Второе. Макс, ты любишь фильмы про Штирлица и Ганса Клосса? Если любишь, то у тебя есть возможность отомстить за свою жену. Ребенка мы не оставим. Она будет расти и ждать тебя. Макс пойми это все ненадолго. Нам нужно время. Максимум один – два года. За это время мы укрепимся на новом месте и никакие городские банды нам будут не страшны. Нам нужен человек, внедренный к новообращенным. Необязательно на главные роли. Иногда механик гаража скажет больше, чем начальник из соседнего отдела, зная какие машины заправляются и насколько уходят в рейс. Ты поможешь нам, отомстишь им, вернешься и будешь жить вместе с дочкой.

Я скакал вокруг него, размахивая крыльями. Повышал голос до крика и понижал до трагического шепота. Что то спрашивал у него и сам же отвечал. Потрясал руками в воздухе и обессилено падал на стул. Двигал столы и стукал по нм кулаком. Продолжалось это минуты три – четыре. Макс со стеклянным взглядом смотрел на все мои потуги и молчал. Наконец он произнес:

– Слушай, а ты не в святой инквизиции работаешь?

– В смысле, – произнес я, сбитый с мысли.

– В прямом. Так служба безопасности у новообращенных называется. Только они все больше о божественном предназначении да о грехах талдычат, когда вербуют

– Ну что ты, Макс, какая вербовка, – фальшиво смеясь я повернулся к Максу и уперся взглядом в его глаза. Смеяться мне расхотелось.

– Да. – коротко сказал я, – только не служба безопасности, а контрразведка.

– Да какая разница,– махнул он рукой.

– Большая, – постарался внести ясность я в данный вопрос. Твои инквизиторы следят за настроением внутри своих людей, а мы стараемся противостоять внешней угрозе. И поэтому не путай нас пожалуйста. Видимо мой голос звучал очень горячо, поэтому Макс примирительно сказал:

– Да какая разница. А если я не соглашусь ни на один из вариантов?

Хотя вопрос прозвучал со смешком, но тревога в голосе определенно присутствовала.

– Ваген твой на заправке, оружие дадим, дочку тоже. Еды соберем и езжай куда хочешь. И упреждая следующий вопрос сказал.

– К нам не пущу, извини. Если ты не с нами, то можешь оказаться против нас, так что ни где находимся, ни сколько нас ты Макс еще раз извини не узнаешь.

– Сколько я могу думать.

– Нисколько. Либо ты соглашаешься и мы тебя прямо сейчас внедряем, либо одно из двух.

Густая тишина повисла в воздухе. Тикали кварцевые часы на стенке. Мы почему то все уставились на них. Минутная стрелка ползла как неживая.

– Хорошо. Я согласен.

– Ну и ладненько, – вскочил я.

– Миша развяжи Макса и дай ему пистолет. Алина отпусти ребенка попрощаться с папой.

Тут же все пришло в движение. Макс наобнимался с дочкой, шепча ей разные благоглупости, которые повторяют все родители, типа: я скоро приеду, будь умницей, папа тебя очень любит и т.д. и т.п. Потом они простились, и мы быстренько разработали планчик. Простенький и корявый, но он должен был сработать.

– Теперь Макс, сказал я, – о связи. Вот совершенно левая симка, снятая с телефона одного зомби. Связывайся со мной по ней. Свой телефон не свети. Зови меня, к примеру, Василий Иванович, ну а я тебя к примеру буду звать Бинго. Если связался со своего, то значит ты спалился. В этом случае честно сотрудничай с инквизиторами, а мы будем думать, как тебя вытащить. Теперь о побеге уходить будешь по параллельным улицам. Стрелять в тебя будут, но не попадут. И самое главное. Вдруг тебе придется уходить. Если попадешь к нашим, то скажешь слова: кризис, мечта и палка. В любом сочетании эти слово твой пропуск. Все группы будут предупреждены о тебе. Ну что ж, удачи.

Соболь был пустой. Алина перевела в него пленного конвоира и вела Макса. Я вышел на крыльцо и с явным сожалением сказал:

– Да, Макс, извини, что так все получилось.

Макс посмотрел на меня и вдруг ударив Майкла по голове, рванул у него из рук автомат, прыгнул в кабину, работающего Соболя и дал длинную очередь в мою сторону. Я свалился за крыльцо и начал стрелять, тщательно прицеливаясь в крышу автозаправки. Рядом, упражняясь в стрельбе с колена, стреляла Алина, тщательно выцеливая габариты. Моргнув стоп – сигналом, Соболь скрылся за поворотом. От дороги бежали наши. Мишаня стоял на коленях, держась за голову и качаясь из стороны в сторону. Сквозь пальцы текла кровь.

– Неплохо он меня приложил. Сказал он и потерял сознание.

– Мы стреляли вслед. Угрюмый недовольно смотрел, но молчал. Впрочем, непонятно смотрели все.

– Ну и как он ушел?– озвучил общую мысль Паша. Алина пожала плечами:

– Я пошла прогревать машину. Миха вывел этого, а остальное вы видели. Повисло молчание.

– Что он знал? – жестко спросил Саня.

– Ничего– с готовностью ответил я.

– А точнее?

– Мы договорились встретиться здесь с одним человеком. Он хотел перейти к нам и перевезти его семью. Напоролся на новообращенных, они взяли его жену и ребенка. Его жену убили на его глазах, а его, когда он бросился на них, тоже убили. Ребенка мы спасли. Трупы за заправкой. Нас, к сожалению, взяли в плен. Мы вырвались. Организация у них никакая. Взяли в плен двух человек, но к сожалению они сбежали, вот и все.

В принципе по моим словам все сходилось. У нас на руках ребенок плюс два трупа за заправкой: мужчина и женщина, а что мужчина не тот, так он никому не расскажет.

За что уважаю Саню, так это за аккуратность и педантичность. Мне бы и в голову не пришло (раньше особенно) проверить трупы за заправкой, а он сходил и проверил. Вернулся с огромными глазами и сказал:

– А дамочка та, живая, пока.

 

Глава 6.

Жена Макса довольно долго очухивалась от ранения. Случайность. Фатум. Судьба. Но то ли рука дрогнула, то ли голова дернулась, а может быть есть Бог на свете, но выстрел прошел по касательной. Её контузило, она потеряла много крови, обморозилась, заработала воспаление легких, но осталась жива и, как ни странно, с целыми конечностями.

Первым делом, когда очнулась, она попросила ребенка и спросила про Макса. С ребенком проблем не было, она даже набрала в весе. Вообще, дети – это отдельная тема. С момента инцидента они, такое ощущение, забыли о том, что надо болеть, баловаться, не слушаться. Они стали похожи на маленьких взрослых, выполняли работу, учили уроки, не болели, не капризничали и не баловались. Это было странно.

Быт налаживался. Мы забрали все четыре семьи родственников Ивана. Ему выдали Сайгу. Надо было видеть его гордость, когда он подъезжал на джипе и по взрослому командовал:

– Лишнего ничего не брать. Потом подъедет специальная команда, которая привезет вещи. Благодаря этим семьям наше население существенно увеличилось.

У нас появились животные две коровы и три свиньи. Это навело нас на мысль о том, что неплохо было бы пошариться по частному сектору и поискать скот, если он выжил. Взяв с собой четырех старших из семей Иванова клана (отец, тоже Иван, пользовался непререкаемым авторитетом среди родни. К нам он испытывал теплые чувства: спасли сына, вылечили его самого. Причем теплые чувства именно ко мне и моей жене.) мы отправились на поиски. Шли на лыжах. Паша отправил своего Саньку с нами. Он подрабатывал пастухом летом и, приблизительно, знал, в каких домах может находится скотина. Мужики вооружены были охотничьими ружьями. Ивану и Саньку дали Сайгу. Оба пацана пыжились из себя, стараясь показать себя крутыми и невозмутимыми. Алина с Бизоном, мы с Майклом с АКМами.

Санька резко остановился, подняв руку сжатую в кулак, вверх. Мы с мужиками чуть не подавились от смеха.

– Тиха,– обернувшись прошипел Санька. Иван тоже осуждающе посмотрел на нас. Давясь смехом, отец у Ивана сказал:

– Ты бы прежде чем тиха орать – с середины улицы ушел.

Ничего не ответив и, судя по спине, капитально обидевшись, Санька на лыжах подошел к заваленному дому. Мы последовали за ним. Найдя лопаты и раскопав дверь мы ввалились в хлев. Наморщив нос, я тут же вывалился обратно. Алину и пацанов начало рвать. Раздувшиеся туши скотины, умершей своей смертью. Пока все это было завалено снегом – это не смердело. По спринтерски рванув через забор, мы ломанулись вперед по улице.

Мы шли дальше, негромко переговариваясь. Иван старший подошел ко мне и пошел рядышком. Чувствовалось, что он хочет мне что-то сказать.

– Тут это, – решился он, – Дмитрий подходил. Замолчал. Я тоже молчал. Он решился дальше.

– Говорил, что с нами как с быдлом обращаются. И надо это прекращать. Чтобы у всех равные права и чтобы должности выборные. Он замолчал, выжидающе глядя на меня.

– Ну что я могу сказать, Иван, – поглядев в небо, сказал я. С удовольствием бы ушел в свободные крестьяне. Пошарился бы по развалинам, набрал бы нужных вещей и рванул бы куда-нибудь в глушь. Но проблема не в этом. Все равно ведь какая-нибудь сволочь найдет. Ладно если просто убьет, а то ведь хуже…

Тут замолчали мы оба. Снег слежался и блестел под солнцем. Засыпанные домики на уходящей вдаль улочке. Милая патриархальная картина. Не хватало только дымков из труб. И людей. Я имею в виду нормальных людей, а не нескольких мужиков с оружием.

– Я про что хотел сказать, – продолжил Иван, – если что, то мы с вами.

– Кто мы?, – перебил я его.

– Мы, – сказал он и глянул на мужиков. Хорошо, – сказал я и улыбнулся. – Если что я буду на вас рассчитывать.

Словно выполнив тяжелую работу, Иван облегченно вздохнул и почесал вслед за остальными, а я задумчиво глядел ему вслед.

Конечно, Дмитрий держался немного обособлено и лично мне он не нравился, но это был не повод придираться к нему. Он был полезен. Выгнать мы его не могли. Убивать не хотелось. Однако мое богатое воображение сыграло со мной злую шутку. На мгновение мне представился дедушка Ленин и последствия его селекции человеческого общества.

Мы вернулись домой с тремя коровами, тощими и покорными. Когда мы их нашли, они не могли даже мычать. Их отпаивали несколько дней теплой водой с медом, пока они не начали есть по нормальному. Заобязали возиться с ними всех женщин и детей. Свиней у нас прибавлялось гораздо быстрее, чем другой живности. Я не знаю, что они жрали, но казалось даже, что они не очень похудели, от вынужденной голодовки. Находили курей, гусей, нашли двух индюков. Нашли кроликов. Мы умучились мастерить клетки. Места стало катастрофически не хватать. Бегать с подворья на подворье для работы не очень удобно. Назревал кризис перенаселения животных.

* * *

Вечером Пашка недовольный ввалился в дом. За столом стучали ложки, слышался ровный гул. Кто-то с кем-то разговаривал, просил передать соль, спрашивал о прошедшем дне и т.д. Пашка недовольно морщась уставился на нас и молча уселся с краю. Поев все потихоньку начали расходится из-за стола. Пашка окликнул меня и Саньку:

– Пти, Санька, – останьтесь, поговорить надо.

Мы переглянувшись молча опустились на стулья. Пашка молча дохлебывал суп. Наташа с Людмилой начали потихоньку убирать со стола. Мы с Саней плеснули себе чаю и, с шумом прихлебывая, начали пить. Подняв тарелку вверх, чтобы Наташа протерла под ней Пашка скзал с набитым ртом:

– Надо что-то делать.

Видя наши недоуменные глаза, он проглотил кусок хлеба и откашлявшись пояснил:

– Становится очень неудобно жить. Скотина скоро будет жить в домах, а мы на улице. Мы не успеваем ничего сделать. Нам приходится ухаживать за ней, причем она находится в разных местах. Надо либо строить коровник со свинарником, либо я не знаю. И он снова принялся за еду. Мы с Саней растерянно глядели друг на друга. Саня немного заводясь начал:

– Но ты же сам согласился, что нам нужна скотина…

– Нужна, – вскинул глаза Паша, – и сейчас говорю, что нужна. – Но у нас слишком мало народу. По идее я бы раздал всем по корове, но на всех не хватит. – И потом, к нам будут приходить другие, у них может не быть ничего.

– Что бы ты хотел, – непривычно мягко перебил его Саня.

Паша помолчал. Налил чаю, схрумкал сушку. Женщины уже ушли. Стол блистал первозданной чистотой (в смысле на нем не было крошек), в печи потрескивали дрова, было тепло и уютно. Паша обвел все глазами и сказал:

– Я хочу, чтобы все вернулось обратно. И чтобы мы здесь обсуждали не размещение скота, а у кого тупее начальство…

Застыв все замолчали. Тикали старые Пашкины ходики, с гирькой до пола, мурлыкал кошка и на секунду всем стало хорошо, тихо, по домашнему и очень страшно.

– Ладно прервал затянувшееся молчание Паша. Нужно либо строить новый коровник и свинарник, либо искать уже готовое. И уставился на меня, Санька тоже посмотрел на меня.

– А чё я?, – пробормотал я поеживаясь.

– Угрюмый занят, он шерстит окрестные магазины. Паша занимается техникой. Я занимаюсь хозяйством. В конце концов ты у нас разведчик – ты и разведывай. Паша на протяжении всей речи согласно кивал.

– Ну да, Пти, тебе и надо заняться, а то сам видишь скученность у нас большая.

– Хорошо, – поднял я руку вверх, – что нам нужно. Тут они задумались. Я усмехнулся6

– Ну вы тут думайте, а я спать пойду. И ушел. Тихо, спокойно. Прижался к жене, но все мои попытки были тщетны. Обстановка к близости не располагала. Тяжело на что-то решится, когда рядом спят еще несколько человек.

* * *

Утром мне на разнарядке выдали задание. Найти новое жилье, такое, чтобы мы там поместились. Удобное для охраны. Удобное для набегов. В городе и недалеко от нашего нынешнего жилья. Почесав макушку, я двинулся собирать народ. Большинство шло с Угрюмым. Отобрав у него Майкла я подошел к джипу, около которого, демонстративно опершись на капот, стояла Алина.

– Ну что, независимым тоном спросила она, словно боясь, что я её отошлю.

– Да ничего, пробурчал я, – пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что. Будем искать новую базу. Здесь нам тесновато. Мишка притащил четыре пары лыж.

– Мишаня, а кто четвертый?, – спросил я.

Мишка молча кивнул на подбегавшего Ивана, глаза которого блестели так, что становилось ясно, отослав его домой мы смертельно обидим ребенка. Алина улыбнулся, я тихо матюкнулся.

– Кто его разрешил взять с собой?

– Ты. Довольно осклабился Мишка. – Или не помнишь, как дня три назад обещал взять его с собой в рейд. Я мрачно глядя на бегущего Ивана припоминал, что разговор такой был, и вроде бы я даже обещал, но все это вылетело у меня из головы. Иван радостно подлетел и замер глядя на меня:

– Значит так, фрукт, внушительно вздергивая палец вверх, сказал я. – Любое наше слов закон. Лишнего не болтать, никуда не срываться, выполнять все приказы старших товарищей. Понял? Раздалось звонкое:

– Есть!

– Садимся, – скомандовал я и мы поехали. Джип неторопясь полз по улице.

– Ну и что будем делать. Искать подходящий вариант?

– Знать бы еще какой он подходящий. – вздохнула Алина.

– Пылающее энтузиазмом лицо Ивана высунулось с заднего сиденья.

– А если автоколонна 3-15 на перекрестке Савинова и Морозова?

– Скажешь тоже. – хмыкнул Майкл и вдруг замер с открытым ртом. – А мысль то хорошая, с уважением покосившись на Ивана продолжил Майкл. – Я там перед всеми этими делами машину ремонтировал. Там куча всяких помещений, техника кое какая. Чуть ближе к городу, но нам пока наплевать. Об этом позже думать будем. Я посмотрел на них обоих в зеркало заднего вида и сказал:

– Ну что Иван, показывай дорогу. Доехав до очередного перекрестка мы встали.

– Все! – сказала Алина. – Дальше не поедем, а то завязнем окончательно.

– Так что на лыжи и вперед. – поддержал её Майкл.

Мы вылезли и начали экипироваться. Застегнули теплые, стеганные куртки. По карманам рассовали магазины, бросили за спины АКМ, к ноге ремнями пристегнули ножи. Миша сунул ПМ в карман. Алина поглядев на него тоже прицепила свой Бизон, с которым по моему и ночью не расставалась. Я присандалил на запястья по планшете с заточенными пластинками металла, отдаленно имеющими форму ножей. Разобрали бинокли. Иван все это время восторженно смотрел на нас.

– Чего встал? – грубовато спросил я его. – Веди нас Сусанин. Он опомнился, часто-часто закивал головой и нырнул в машину. Надел лыжи, взял Сайгу в руки, какой то веревочкой тоже попытался приладить к ноге огромный свинорез. Алина не выдержав, перзрительно фыркнула и выдала ему запасной нож и Бизон, заначеный нами от общего дележа трофеев. Глаза Ивана подозрительно блеснули. Он прицепил все к себе и повел нас вперед, мужественно прокладывая лыжню.

Добравшись до последнего квартала мы остановились передохнуть. По расчищенному снегу, пешочком, мы бы добрались минут за десять, а тут… Взмокшие, потные, дышащие так, что нас можно услыхать за версту. Только Алина да Иван имели более менее нормальный вид, а мы с Майклом навалившись на занесенный снегом забор, даже не пытались корчить из себя крутых суперменов.

– Ну что? Пойдем дальше? – спросил неутомимый Иван.

– Ага, сщас же. – буркнул Майкл.

– Залезем на чердак вон того двухэтажного особнячка и оттуда понаблюдаем. – хватая ртом воздух и чувствуя, что мельканье разноцветных шариков в глазах и звон в ушах исчезает, ответил я.

Перевалившись через забор и выставив вперед автоматы мы дошли до дома. Честно говоря никаких мер предосторожности принимать не хотелось. Нетронутый снег вокруг намекал, что зайти в дом не наследив невозможно и скорей всего мы единственные обитатели этого места.

Тяжелая железная дверь. Решетки на окнах первого и второго этажа. Закрытые ворота гаража.

– Ну-с, господа хорошие, – раздался вдруг за спиной чей то голос. – Как думаете вовнутрь попадать? От испуга Иван нажал на спуск и выпустил очередь прямо в дом. Тяжелое тело пролетело мимо нас и повалив парня на снег встало над ним, злобно рыча. Сзади послышалось еще предупреждающее рычание.

– Если, молодые люди, Вы думаете, что у меня только собачки, то глубоко ошибаетесь. Медленно разжимайте руки и роняйте Ваши пушки на пушистый снег, а потом также медленно поворачивайтесь ко мне.

Выполнив все распоряжения этого сумасшедшего, мы повернулись. На нас смотрел здоровенный старикан с таким же АКМом как у нас и с огромным здоровым псом. В кроличьем треухе, ватнике, теплых штанах и валенках. Я подумал секундочку, не броситься ли на него всем скопом. Старик видимо уловил мысль об этом на моем лице и сказал6

– Вооон туда посмотрите господа хорошие.

Как на экскурсии в нашем краеведческом музее мы повернули головы вправо и вверх, куда показывал старик.

Тощенькая девочка с винтовкой Мосина, с какой-то прибамбасиной на стволе, спокойно разглядывала нас через оптику прицела.

– А что дед, – сглотнув слюну в пересохшее горло, поинтересовался я,– у девочки твоей винтарь из музея спертый? Небось муляж.

Муляж сухо тявкнул два раза. Первым разом с меня снесло шапку. Вторым разом выбило банку с колой, которую хотел открыть Майкл.

– **здец, – подумал я. Прибамбасина оказалась глушителем, непонятно как привернутым к мосинской винтовке, а девочка – снайпером. Причем очень неплохим.

– Ну а теперь рассказывайте. Кто такие, куда и зачем.

Так мы познакомились с Семен Семенычем, в прошлом инструктором по рукопашке и стрельбе «девятки» КГБ.

Семеныч оказался довольно интересным типом, охранявшим туеву кучу народа и на пенсии свлившего из столицы нашей родины в медвежий угол. Последние десять лет он тихо мирно жил в лесу на месте брошенной деревни и только года два назад перебрался обратно в город. Выяснив, что мы не претендуем на его запасы, и за рюмкой чая быстренько распотрошил нас по поводу наших намерений, он похохотал, что встретил «коллег» по работе и проводил нас до ворот базы. Объяснил, что в этих местах остался он один с внучкой, приехавшей к нему на Новый Год. И если у него появятся такие соседи, то он не против. Доведя нас до ворот базы он попрощался, пожал каждому руку и исчез. Попутно мы с ним обговорили кое-какие нюансики нашей возможной плодотворной совместной деятельности и он оставил нас одних.

Мы, конечно, знали о существовании базы автоколонны 3-15 и даже бывали внутри. Мне, например, здесь крыло красили, когда отчаянный смертник, прелестного женского вида, с огромной буквой «У» на крыше и надписью РОСТО, впилился в меня. (Кстати, фамилия этой девушки была Шумахер! Правда, правда.) Но я никогда не оценивал эту базу с точки зрения военного укрепления. Поэтому, когда мы перевалили через сугробы и начали бродить по территории у меня возникло смешанное чувство. Если посмотреть сверху, то база представляла собой неправильный эллипс. Первым делом мы зашли в четырехэтажный корпус в центре. Большое здание старой постройки с толстыми стенами. Боксы опоясывали здание кругом. Было двое ворот, в противоположных концах базы. По бокам ворот выходящих в сторону центра стояло два двухэтажных здания, походящих на приворотные башни. У выезда в сторону п.г.т. Дорожного была собственная заправка, то есть торчало две колонки с надписями ДТ и А-76. Часть пустующей территории занимала стоянка техники. Немного в стороне стояла собственная котельная. Замирая от восторга мы осмотрели несколько тракторов, подъемный кран на базе КамАЗа, пару цистерн, кучу сельхозинвентрая, в котором я ничего не понимаю, и другое, неожиданно свалившееся на нас, богатство. Честное слово, я чувствовал себя человеком, который чтобы потратить мелочь, купил лотерейный билет, и вдруг взял Джек-пот.

Быстренько прошвырнувшись по боксам мы еще немного поахали и рванули в обратную сторону.

Дома нас скептически выслушали, а потом мы поехали на экскурсию. Никто не ожидал, что мы так быстро сумеем найти новое обиталище. Прервав метания Угрюмого по окрестным чипкам, мы все силы бросили на переезд. Хорошо, что нам удалось завести трактор. Снегопады кончились, но морозец на улице стоял неслабый. Расчистив дорогу от нашей автоколонны до Пашиного дома, мы в нескольких приемов перевезли почти все наше добро (кое-что, переговорив с Пашкой, договорились оставить).

Все силы мы бросили на укрепление нашей Цитадели. Мы заняли территория автоколонны. Такое ощущение, что её (автоколонну) подготовили к зимовке. Была слита вода из труб. Законсервирована котельная, которая могла работать как на газу, так и на мазуте. Расчистили двор и перевезли всю технику, которую нам удалось захватить. Часть боксов стали использовать под хлев, тем более сложилось такое ощущение, что изначально это он и был. Паша с Серегой и Андреичем сумели запустить котельную, куда с удовольствием переехал Семеныч с внучкой и двумя собаками. Как оказалось, Семеныч, будучи на пенсии, работал в этой котельной. Для собак огородили вольер на улице, Семенычу выделили небольшое помещение рядом с котельной. Сил хватило только для того, чтобы запустить большое, старое, четырехэтажное здание, которое было выбрано в качестве жилого помещения. Рук катастрофически не хватало. Мы вставали в пять утра, ложились в двенадцать, но все успеть не могли.

В воскресный день мы собрались вечером за столом. Паша достал бутылочку и плеснул по чуть-чуть каждому. Саня спросил:

– Что будем делать? Наводящих вопросов никто не задавал, все и так понимали о чем он.

– Нам не хватает рабочих рук, – сказал Угрюмый, – мы не выезжаем за товаром и не можем контролировать границы нашего сектора. – А сейчас мы хапнули кусок, который явно нам не по зубам. Серега залпом выпил рюмку, которую держал в руке и поморщился:

– Разве есть варианты? Народ к нам пока не идет, да и пойдет, его нужно будет проверять. А работать никто не захочет, все пойдут в боевики.

– А Иван и его родня?

– Исключение с азиатским менталитетом, хоть и русские.

– Давайте лучше выпьем. Паша налил, мы помолчали и дернули еще по одной.

– Для работы есть выход, – осторожно предложил я. На меня недоуменно посмотрели сразу несколько пар глаз.

– Нужно захватить людей у любой из группировок и заставить их работать на нас.

Ответом мне был хор возмущенных голосов. Самое мягкое, что я услышал – рабовладелец.

Обсуждение продолжалось дальше. Предлагались совсем дикие вещи. Я тяжело вздохнул. Мишка хитро посмотрел на меня и громко постучал по столу:

– По моему Дэн хочет сказать пару слов!

Все замолчали и уставились на меня. Пользуясь возникшей паузой я вскочил и с большой долей убеждения сказал:

– Множество народа захвачено бандами Шерхана и Новообращенных. Мне кажется надо дать людям свободу. Конечно, всем не получится, но хотя бы часть мы освободим. Мы предложим им политическое убежище в нашем секторе, общие условия содержания, свободу и возможность дальнейшего выживания…

Подобную галиматью я нес в течении десяти минут. Сначала меня слушали с недоверием, но потом в глазах засветилось внимание, понимание и уважение. Меня практически убили Серегины слова, которые он сказал после принятия нами положительного решения:

– Ну вот, нормальный человек, а то сначала прямо рабовладелец какой-то…

А я подумал, что люди сожрут любое дерьмо, лишь бы оно было завернуто в красивый фантик и на нем было написано – конфетка.

Немного в шоке я вышел после заседания. Мы приняли несколько внутренних резолюций. Угрюмый заведовал обороной объекта. Серега выходил в отдельную команду, которая занималась снабжением, а я, Майкл и Алина должны были доставить подчиненных для них и заниматься разведкой полезных ископаемых.

* * *

С нас потребовали подробный план действий. Решено было, что мы должны были напасть на какую-нибудь группу рабов, перебить охрану, освободить рабов и привести их на базу. Для подготовки я попросил Пашу в подвале сварить железные двери и решетки. Там же наколотили нары. Все было приготовлено для приема гостей.

Периодически возникала тема освобождения. Каких только советов мне не пришлось выслушивать, начиная от налета на вокзал и кончая объявлением полномасштабной войны сектору Свидетелей Иеговых. Я отмалчивался и ждал. Угрюмый недовольно смотрел на меня, но не вмешивался. Мне кажется, что первое его недовольство начало проявляться после побега на бензоколонке. Возможно, он считал, что я слил информацию и купил за счет этого себе жизнь, может быть что-то еще, но наши отношения стремительно портились. Он постоянно молчал и только однажды попытался поговорить со мной.

– Ну и долго ты будешь ждать?

– Чего?

– Ты обещал мне несколько новых человек.

– Ну, допустим, не только тебе, но и всем остальным. Как только я буду готов, я тебе сообщу. Угрюмый уставился на меня своими пронзительными глазами.

– Мне кажется, ты всех нас обманываешь. Ты говоришь, что ждешь сообщение от своего человека. Откуда у тебя свой человек? И кто он? Почему ты ничего не рассказываешь? Может быть ты просто боишься, вот и придумал себе информатора? А что? Очень удобно! Пришел, никого не привел – это информатор ошибся. А?

– Угрюмый, – самым проникновенным тоном начал я, – успокойся. Если ты расстраиваешься из-за того, что операция поручена мне, сходи в совет, я с удовольствием от неё откажусь в твою пользу. Мне действительно не очень хочется. Если у меня не получится, то совет, разумеется, поручит её проведение тебе.

Угрюмый хотел, что-то сказать, но сдержался. Пожевав губами, он развернулся и пнув ни в чем не повинную кошку, удалился. Кошка с громким мявом пролетела по коридору. «Низко пошла. Наверное к дождю», – подумал я и тоже ушел.

Не скажу, что у нас с Угрюмым резко нарастала напряженность, но все-таки, что-то такое ощущалось. Помимо всего прочего, мне казалось, что он ревнует мои успехи к своим. Хотя ревновать было абсолютно не к чему. Угрюмый наладил охрану наших границ. Он раздал людям оружие, разбил на группы и заставил нести службу. От этого не был никто не освобожден из мужского населения нашего общества (кроме Семеныча – он постоянно торчал в котельной). Он заставил всех ходить на тренировки и сделал, из в общем-то аморфной массы, боевое подразделение. У нас все знали свое место при тревоге и нападении и это все заслуга Угрюмого. Я его прекрасно понимаю. Посреди всего этого великолепия ходит уродец, руки в брюки, и ничего не делает, а по большому счету, откровенно забил на все приказы Угрюмого. Так что, ничего удивительного, что он увидел в этом приказе очередное послабление для меня и моей команды. Ситуация мне активно не нравилась. Еще пара дней и Угрюмый взорвется. Потребует распустить команду и перевести её в подчинение ему. Но я ждал звонка Макса.

* * *

Ночью меня разбудила жена.

– Тебе тут какой-то Бинго на телефон звонит, надрывается. – сонным, недовольным голосом проговорила она и отвернулась. Нашарив ногами тапочки, я накинул фуфайку и вышел из комнаты.

– Привет.

– Привет. Что скажешь?

– Как там девочка?

– Растет! Умница! Красавица!…

– Спортсменка, комсомолка, – перебил меня Макс. – Когда ты меня заберешь?

– Не раньше следующей зимы, Бинго. Пока мы немного встанем на ноги. Наберемся сил и милости просим.

– А ты уверен, что необходимость моего нахождения не продлится?

– Нет. Не уверен. Но и держать тебя там постоянно я не могу. Ты можешь сорваться. Могу дать совет, если хочешь.

– Какой? – голос Макса звучал безрадостно.

– Присмотри паренька поумнее и понедовольнее. Разговаривай с ним. Подружись с ним. Поддерживай его отношение к окружающему. Что его не устраивает. Узнай чего он хочет от жизни. Пристроить семью. Тайная власть. Авантюризм. Устранение с нашей помощью соперников в карьерном росте. Женщина. За месяца два до своего исчезновения предложи ему работу. Лучше всего, если он будет не в твоем подчинении и вообще чтобы связи между вами не просматривались очень явно… Судя по молчанию, Макс внимал.

– А потом?

– А потом мы выведем тебя из игры. Ты, если захочешь уйти из системы, передашь связи мне и займешься тем, чем хочешь.

– А если я не захочу выходить из игры?

– Тогда останешься курировать это направление. Так тебя устроит?

– Устроит. – или мне показалось, или голос Макса стал повеселее. – Так, теперь по информации, которую ты спрашивал…

* * *

Утром я собрал Саньку и Угрюмого и сказал:

– Ночью мне звонил информатор и дал наводку на очередной рейд могильщиков новообращенных.

– Ну наконец-то. Странно только, что он позвонил после нашего вчерашнего разговора.

Угрюмый был неисправим. Но даже он не мог испортить мое хорошее настроение.

– Постараюсь доставить груз по назначению в течении пяти дней.

– Что за мода пять дней, – взвился Угрюмый. – Мне нужно планировать кто пойдет на захват, кто нет. Кого я смогу отпустить с дежурства. Мне надо знать где будет происходить операция, приблизительное число людей, время на рекогносцировку. Ты все это выяснил или опять будешь звонить своему информатору? Санек вопросительно посмотрел на меня:

– Действительно, Угрюмый прав.

– Мужики, мой информатор мне поможет. Помощь будет не нужна. Обойдусь своими силами. Я не хочу подставлять своего информатора. Если я в течении пяти дней не приведу народ, то Угрюмый! Все делаем так, как ты скажешь.

И я уставился на Угрюмого своими очень честными глазами. Тот первым отвел глаза пробурчав что-то вроде: «Тебе с такими глазами только в карты передергивать». После чего он ушел, а мы с Саней ещё немного поговорили.

Выйдя на улицу, я полной грудью вдохнул морозный воздух и отправился к Семенычу. Подходя ближе к кочегарке я прошел мимо вольера с собачками. Собачки заволновались и немного полаяли на меня. Дойдя до дверей я постучал и решительно толкнул дверь. Вокруг гудело и шипело. Какие-то манометры, краны, вентили и посреди всего этого великолепия стол с чайником и сушками. Тут же на газете чехонька, истекающая жиром, грубо покромсанный черный хлеб и колотый сахар в блюдце. Сглотнув слюну я, не дожидаясь приглашения Семеныча, сел за стол и, оторвав кусок газеты, сдернул себе одну чехонь, выбрав ту, с какой больше всего натекло жира. Неторопясь больше никуда я стал её чистить. Семеныч, улыбнувшись, крикнул:

– Ленусь, стакан гостю принеси.

Тощенькая девочка (девятнадцать лет, а выглядит лет на пятнадцать) притащила стакан в железнодорожном подстаканнике, налила чай, подвинула ко мне хлеб и сахар и тоже уселась за стол.

Некоторое время я просто насыщался. На меня никто не обращал внимание. Семеныч громко, со всхлипами, дул чай из блюдца; Лена не обращая на меня внимания чистила ПСС на уголке стола. Напившись чаю я отодвинулся от стола и довольно постучал себя по животу.

– Нуте – с? С чем пожаловали гость дорогой? Семеныч, с его приторной любезностью, мог достать кого угодно.

– На разговор я к тебе Семеныч. Хочу внучку твою к делу пристроить. Жалко, такой специалист пропадает.

Глаза у Семеныча из добреньких превратились в узенькие щелочки, поменялся тембр голоса и исчезла приторность из речи. Он стал похож на старого, злого пса, ждущего подходящего момента, чтобы вцепиться и загрызть.

– Ты очумел, что ли? Ни о какой работе речи не идет. Она со мной. И если ты, падла, свои грязные пакши к ней протянешь, то я ведь могу и помешать. Ты не смотри, что я старый, мы одномоменто можем уйти…

– Дед! – прервала его Лена, – Подожди! – Дай гость доскажет. Семеныч заткнулся как будто ему рот лимоном баксов заткнули.

– Расскажите по подробнее на что Вы меня вербуете. Она улыбнулась. – Насколько я понимаю это вербовка? Восхищенно поцокав языком я сказал:

– Лена, вы все правильно понимаете. Это вербовка. А по поводу Ваших обязанностей я хотел бы сказать следующее: первое – нам нужен хороший снайпер, второе – …

Переговорив с ними обоими и добившись определенного результата я взмокший отправился обратно в корпус. Дед, судя по всему, очень любит свою внучку, а та вертит им как хочет. Ну, снайпера, я нашел, а там видно будет.

* * *

В тот же день, вечером, мы выдвинулись на своем, ставшим родным, джипе в сторону рынка. Именно там должны были работать могильщики новообращенных. Выбравшись из своего медвежьего угла, мы попали на довольно укатанные колеи в центре города. Нас было шесть человек. Трое стариков: я, Майкл, Алина. И трое новеньких: Иван, Санька (старший сын Паши) и Лена. Тихо подъехав к Сделай саму, мы попытались въехать во дворы, но по понятной причине это у нас не получилось. Свернув к старому кинотеатру «Рекорд» мы нашли кем то утоптанный пятачок и припарковали свою машину там. После этого, встав на лыжи, мы пошли через темный рынок. Обойдя здание гостиницы с торца, мы влезли через окно, засунули лыжи в кладовку со швабрами, и осторожненько вышли в холл.

Когда то залитый светом, полностью зеркальный холл гостиницы «Центральной», был пуст, холоден и разгромлен. На доске, за стойкой администратора, висели ключи от всех номеров гостиницы.

– Майкл! Пошарься в ящике по вертушкой с квитками. Там запасной комплект должен быть. Возьми третий и седьмой этажи. Миша прошарил в ящиках и протянул мне ключи.

– Ну что? Пойдем наверх?

 

Глава 7.

Тихо, очень тихо мы забрались на седьмой этаж гостиницы «Центральная», позвякивая ключами от этажей. Аккуратно разбитые окна, интеллигентно разломанная мебель. Лифт не работал, но электричество было. Длинный коридор. Майкл мотнул головой и Ваня шмыгнул по этажу. Алина двигалась за ним – прикрывая и следя за тем, чтобы он не филонил: заглянул в номер, стенной шкаф и туалет с ванной. Вернувшись Алина доложила:

– Чисто. Майкл проворчал:

– Зачем надо было с вечера идти. Подъехали бы часа за три до их подхода. Сделали бы засаду, забрали людей и домой.

Судя по всему, остальные были согласны с Майклом. Мысленно я выматерился, но вслух произнес:

– Лучше мы перестрахуемся. Сейчас немного идет снег. Пусть запорошит, а мы спокойно переночуем и утром не торопясь дождемся могильщиков.

– Значит так! Распределяемся по комнатам по двое. Одна двойка в одном конце, вторая в другом конце коридора. Третья двойка распределяется: один в закуток уборщицы на лестничную площадку – второй наблюдает из окна и слушает, что происходит на улице. Вахта по три часа. Как раз всем поровну. Завтра в шесть утра мы должны встать и занять ключевые точки. Подойдите сюда.

Все подошли к неразбитому окну. Внизу ещё было видно сквер и входы на рыночные склады за административным зданием Госстандарта.

– Перед операцией мы спустимся на третий этаж и одна двойка на первый этаж. Группа появится по Ленинскому проспекту. Стандартный набор: два фургона ГАЗ, Соболь с охранниками и группа рабочих в тюремном фургоне, которые будут вытаскивать из подвалов продукты. Насколько мне известно – завтрашняя цель, это соль, сахар, крупы, приправы. Среднее число рабочих бывает до десяти – пятнадцати человек. Охранников тоже десять человек. Плюс то, что они оставляют у поворота в сторону Шерхана двух человек для наблюдения. Вооружены преимущественно АКМ с боезапасом в две обоймы – больше им не выдают, побаиваются. Вместе с ними идет «Истинно верующий». Это что-то вроде замполита, смешанного с офицером. Звание – капитанское. Обращаю особое внимание! Эту сволочь желательно взять хотя бы немножко живым, но необязательно, а как получится. Работают обычно так: трое спускаются вниз, в подвал; трое на улице, около входа; двое в боевом охранении, один на проспекте Ленина, а второй поднимается сюда на пятый этаж и сечет из углового номера; водители находятся каждый у своей машины. Майкл с Саней, – я посмотрел на Майкла и Санька, – сходите, осмотрите его лежку и весь пятый этаж.

Майкл согласно кивнул, хлопнул Санька по плечу и они пошуршали на пятый этаж. Остальные уставились им вслед. Я отвлек их внимание:

– Алина. Ты с Иваном будешь на первом этаже. Иван ты за стойкой. Алина, ты в будке кассира игровых автоматов. Она даже чуть-чуть бронированная. У тебя перед глазами будет лесенка и лифт. Тот, кто решит подняться, побежит спиной к тебе. Иван, после очереди Алины, они разворачиваются и ты высовываешься из под стойки, но обращаешь внимание не на тех ко стреляет в неё, а на тех, кто может ещё забежать в вестибюль, и только после этого помогаешь ей. Вы расположены наискосок, ваша цель будет в верхнем углу треугольника, поэтому друг друга зацепить не должны. В бой не ввязываться, себя не выдавать. Вы наша страховка. Иван поморщился, а Алина согласно кивнула головой.

– Лена, – я повернулся к внучке Семеныча, – огромное спасибо твоему деду за винтовку. К сожалению, я не смог проверить, как ты работаешь по объекту, но в стрельбе по банкам и шапкам тебе нет равных. Завтра твоя задача убрать, в первую очередь, охранников, охраняющих подвал, а потом работать по остальным. Вернулся Майкл с Саньком:

– Там действительно у него лежка. Полно окурков от сигарет и папирос. Оборудован наблюдательный пункт из кровати и кресла. Судя по отметинам на подоконнике, они таскают с собой либо пулемет, либо винтовку с сошками. Если исходить из положения кресла, то он считает себя сзади полностью прикрытым. Проверить метки не представляется возможным, поскольку непонятно, где случайный мусор, а где специальный.

– Ясно, а вы уверены, что ничего не нарушили?– тихо спросила Алина.

– Не уверен, – признался Мишка.

– Значит надо валить на подходе, после того как он минует наш этаж.

– Я этим займусь. – сказал Майкл. Там на лестничной площадке хорошая каморка, со стеклышком в двери. Она закрыта. Я туда сяду и стрельну в спину.

– Хорошо. – сказал я.

– Этот вопрос закрыли. Еще раз хочу предупредить! Никакого геройства! Мне не нужно, чтобы кто-нибудь из вас получил пулю. По легенде мы все не участвуем во всем этом. Машины с грузом и людей передадим Александру Ивановичу с Пашей, и то… Передавать будем я и Алина. У остальных обеспеченно алиби. Лена, ты у Семеныча, дед найдет, что ответить. Иван, ты в больнице с температурой, подозрение на грипп. Майкл, ты с Саней, уехали за цистерной с бензином. Мы вчера перегнали её за три квартала до базы. Нам с Алиной алиби обеспечат официально. От руководства. Всем все понятно?

Молодежь восторженно кивала головой и у них не было никаких вопросов. Майкл с сомнением посмотрел на меня:

– Для чего ты пытаешься обеспечить нам алиби? У тебя появилась информация? Что-то затевается?

– Мишка всегда был слишком умным. Ну, блин, мог бы ведь спросить и у меня наедине.

– Понимаете, я не хочу перед всеми светить нас всех. Лучше если известны будут двое-трое человек, и то руководству, а не общей массе. У нас у всех семьи, и вообще… Я посмотрел на Алину.

– Я хочу по части доступности оставить Алину. Она, в принципе, согласна. Алина с полуулыбкой качнула головой.

– Я согласна. Это снимает с меня кучу обязанностей, которые выполняют женщины.

– Кроме того, – добавил я, – Алина будет командовать силовой частью нашей контрразведки. У неё в подчинении будет наш, так называемый, спецназ. – сказал я и посмотрел на ребят. Те, не обратив внимания на слова «так называемый», гордо напыжились.

– Ну все, – подвел я итог нашей беседе, – теперь спать. Первая смена – Майкл и Саня, вторая – Алина с Иваном, третья – я и Лена. Все начали расходится.

– И ещё! В сортир, желательно сходить сейчас, и смывом не пользоваться. А то ночью, вас по всему зданию слышно будет. Поспите, понюхаете так. И мы разошлись по местам.

* * *

– Эй, проснись.

Чей-то настойчивый шепот лез мне в уши. Я с закрытыми глазами под подушкой нашарил рукоять ПМ и только после этого раскрыл глаза. Надо мной повис Иван:

– Эй, командир.

– Что случилось, – судя по отшатнувшемуся Ивану, мой вид с ПМом показался ему немного странным.

– Там, Алина зовет посмотреть.

– Что посмотреть?

– Там приехали.

Поняв, что от него ничего не добьешься, я решил сходить к Алине и посмотреть, что случилось.

Подойдя к окну я, сначала услышал, а потом и увидел, причину моего пробуждения. Внизу разворачивался знакомый Урал-Вахта. Около входа слышался смех, бряцанье оружием, голоса.

– Сколько их? – спросил я у Алины.

– Пока была открыта дверь вахтовки и горел свет, выпрыгнуло пятнадцать человек.

– Иван, – повернулся я к нему. – Тихо-тихо разбуди всех остальных и веди сюда. Иван убежал.

– Хоть бы нам повезло и они оказались глупее нас, – повторял я строчку рефреном.

– Ты что молишься? – послышался шепот Мишки.

– Ага. Почти. Посмотри Миша вниз. Их пятнадцать человек, плюс водитель, плюс командир… Урал, заурчал и уехал.

– Минус водитель, – невозмутимо сказал я, – но все равно, далеко он не уехал. Стоит где-нибудь неподалеку и поджидает.

– Что мы будем делать? – спросил Санька. – Прорываться?

– Ничего. Мы будем спать, если они нас не найдут, даже можем лечь все, оставив одного смотреть за лесенкой. Подождав немного, мы с тревогой прислушиваясь к голосам в гостинице, отправились кемарить. Я вызвался поохранять покой граждан. Мне не спалось. Видно у Шер-хана тоже есть осведомитель и его бойцы прибыли сюда не просто так. Я в который раз убедился, как бы не был хорош план, но все предусмотреть невозможно и теперь надо было решить: то ли затаится и переждать, после уехав; то ли попытаться поучаствовать в этой игре. Все было за то, чтобы отсидеться спокойно здесь, не проявляя ненужного геройства, а потом уехать домой – на базу. Но мое гипертрофированное чувство гордости взыграло. Потом я представил, как на меня посмотрит Угрюмый, какие слова он будет говорить, а какие только подумает. Потом прикинул, что он скажет когда мы все сдохнем здесь, если вваримся. Потом представилось, что мне скажут, если я всех положу, а вернусь один и без добычи… И такими сомнениями я мучился до самого утра. Плохо иметь богатое воображение.

* * *

Утро началось рано. В шесть утра раздался топот, грохот и тому подобные звуки. Судя по всему они устроились на пикник, а не в засаду. Трое человек протопало вверх по лестнице на восьмой этаж.

– Что будем делать? – тихо спросила Алина.

– Ничего. – пожал я плечами. – Нам остается только ждать. – Будем действовать так как я не люблю. По обстоятельствам.

Мы замолчали. Двое наблюдали, а остальные устроились в конце коридора, держа автоматы на изготовку. Было несколько вариантов развития событий. Меня устраивал только один.

– Значит так. Наша задача, дождаться начала дележки и слинять с другой стороны здания. Нам может помешать троица наверху. Все остальные либо будут уничтожены, либо будут заняты дележкой, поэтому первая задача – заняться этой троицей.

Я поднял голову и посмотрел им в глаза. В глазах была сосредоточенность, а у молодежи – предвкушение схватки. Салабоны не понимают, что лучше всего все сделать чисто и тихо, чтобы никто из нас не пострадал. Нет им мнятся подвиги, они – на руках у друзей, изрекающие бессмертные сентенции, раненные (но не насмерть). Нам троим на это было наплевать. Если было бы можно, я вообще бы постарался обойтись без контакта и увести людей, пусть это и на руку Угрюмому. Я трус, именно поэтому я собираюсь долго жить. Но так как я хочу жить хорошо, то мне приходится искать компромисс между трусостью и риском. Основная моя задача сохранить людей, но если уйти без контакта не получается, то надо посмотреть нельзя ли извлечь из этого пользу.

– Алина, солнышко, пойдешь с Иваном наверх и посмотришь, что там можно сделать. Только, ради бога, пока не начнется – не двигайтесь. Поднимитесь этажом выше, а после начала стрельбы тихо и аккуратно разберитесь с проблемой. Лена, радость моя, ты осмотрела этаж, нашла себе подходящее место? Определись и в случае открытого столкновения старайся уравнять шансы противников. Выщелкивай тех, кого больше осталось, но смотри не переусердствуй – пусть их будет поровну. Майкл, твоя с Саней задача, после того как основная толпа рванет на улицу, ты должен держать вход на этаж, стараясь не выпускать оттуда никого. В идеале мы еще можем остаться в выигрыше. Понятно?

С этими словами я посмотрел на каждого. Кивнув мне, они разошлись по местам. Лена оборудовала себе точку в глубине комнаты, с наполовину разбитым стеклом. Оттуда было отлично видно вход в рыночные подвалы и половину дороги до гостиницы, где должны были остановиться машины. К сожалению это была не самая удобная позиция для снайпера, но нас было маловато, и я не решился распылять силы. Для снайпера надо пару человек в охранение, а нас всего было шесть человек

Они снялись с места и, стараясь двигаться бесшумно, пошли на лестничную площадку.

Мы затаились в комнате горничной с окнами на проспект и у выхода на лестничную площадку. Время растянулось как резиновая лента. Наконец издалека послышался гул моторов. Вдалеке на проспекте из-за музея вывернула первая машина. Вторая, третья, четвертая… И вот уже вся колонна на проспекте. Соотношение сил было немного не тем, какое я себе представлял. Впереди шла ГАЗель, которая тормознула у первой аптеки. Из неё выскочили шесть маленьких фигурок, Мишка, наблюдавший в бинокль, сказал:

– Как водится АКМ. Тяжелого ничего нет.

– Лена, – спросил я, – в случае необходимости ты сможешь ими заняться?

– Обзор хороший, то что нужно снайперу. Они не успеют добежать.

– Это хорошо.

Колонна двинулась дальше. В колонне было два тентованных КамАЗа; ЛиАЗ, с приваренными решетками к окнам и замками на дверях, груженный народом под завязку и КамАЗ – вахтовка с охраной. Сзади двигался джип – грузовик с турелью, к которой было привернуто что-то очень мощное.

– Знаешь, Лена. Помогать придется Шер-хану, однозначно. – задумчиво сказал я.

– Ну что ж работаем по плану. Быстренько все распределились.

Двое снялись с места и, стараясь двигаться бесшумно, пошли на лестничную площадку. Еще двое заняли место на низком старте вниз. Лена пошла занимать оборудованную ею точку.

Тихо мирно Газель подъехала на площадку и развернулась. Из машины выскочили двое и пошли, оглядываясь, ко входу на склады.

За ними втянулись основные силы, а последним на площадку въехал джип. В его кузове кто-то торчал приложившись плечом к прикладу какой-то фигни и водя стволом по гостинице, словно чувствуя неладное. Я так увлекся разглядыванием, что не заметил как ко мне подошли и тронули за плечо. Поворачиваясь с легкой улыбкой, я сунул руку за пазуху. Сзади меня стояла Лена.

– Фуф. Предупреждать надо, я же чуть не описался и не обкакался.

И тут до меня дошло, что наша невозмутимая Лена не может быть здесь. Тем боле с таким лицом.

– Что случилось? – спросил я.

– Командир, ты видел эту штуку на джипе?

– Ну видел. Ты же знаешь, я не большой специалист, поэтому не могу точно сказать, что это за фигня.

– За то я могу. Это, пулемет калибра 12,7 мм КОРД. Его используют для борьбы с легкобронированными целями и огневыми средствами, уничтожения живой силы противника на дальностях до 1500-2000 м. Это достаточно большая неприятность для всех. Они разбираться не будут, а чесанут по всему зданию.

– Ладно, я понял. Займи свое место и… им тоже займись… Я прошел к ней на точку.

Тем временем, из вахтовки высыпало двенадцать человек охранников, которые быстренько рассредоточились. Из автобуса заехавшего на площадку стали появляться люди. Одеты они все были в одинаковые робы, серого цвета. Охранники, двое направились в гостиницу. Пятеро уселись в ГАЗель и отправились дальше по проспекту, на перекресток. Остановив ГАЗель, они рассредоточились по сторонам дороги, оставив около машины двоих человек. остальные поделились. Двое тоже пошли в подвал, трое скучковались у подвала, один занял позицию на крыльце вестибюля, двое заняли позицию со стороны сквера. Один из охранников подозвал к себе другого и что-то ему сказал. Второй немного отойдя в сторону рявкнул и безликая серая масса стала выстраиваться в две шеренги.

– Смотри первого. Это командир.– вполголоса сказал я Лене.

– Сама вижу, – послышался её раздраженный шепот.

С лестницы послышались шаги и разговор нескольких людей. Они зашли на наш этаж и устроились в соседней комнате. Один даже проорал, что-то матерно-одобрительное, встреченное дружным ревом товарищей внизу. И тут началось…

Раздался сухой, одиночный выстрел и командир-охранник, докладывающий в пассажирское окно джипа, упал. Буквально секунду все соображали, а потом от тишины остались только воспоминания. Не обращая больше внимания на стрельбу, я достал ПМ, дослал патрон и быстрым шагом вышел в коридор. Прижавшись к стенке, я быстро заглянул в соседнюю комнату. Эти два придурка прилаживали барабан к пулемету. Он у них даже не был изготовлен для стрельбы. Шагнув в комнату я еще успел увидеть изумленное лицо второго номера и его тянущуюся к поясу руку. Не о чем не думая я ткнул стволом ПМа в спину приложившегося к прикладу первого номера и нажал на курок. Потом развернул пистолет в сторону второго. Увидев направленный на него пистолет, тот попытался закрыть руками лицо, поэтому после выстрела казалось, что он руками зажимает рану, через которую льется кровь. Повернувшись еще раз к первому я выстрелил ему в голову, после чего он слабо дернулся.

Хорошо ещё, что пулемет во время этой возни не выпал в окно. Я подошел и осмотрел пулемет. Обычный РПК, со снаряженным барабаном на 75 патронов. В сумке ещё три барабана и четыре спаренных рожка, на 40 патронов каждый. Уверенно работает в районе 700 метров. Мне столько и не надо. Приложив приклад к плечу, я осторожно выставил ствол в окошко.

Внезапный огонь, кажется, сделал свое дело. Я насчитал четверых, да плюс мои два. Джип, видимо пытавшийся смотаться, уткнулся носом в КамАЗ. Пулемет, болтаясь, висел без дела. Со стороны улицы постреливали, но не очень активно. На перекрестке у Газели лежало два трупа. Остальных троих не было видно. Вахтовка, протаранив автобус, двинулась в обратную сторону, попутно подбирая оставшихся в живых. Собрав троих, она стала набирать ход, как вдруг с верхнего этажа понесся огненно-дымный след и вахтовка стала на дыбы. «РПГ» – машинально отметил я: – У Шер-хана тоже, оказывается, есть сюрпризы.

Послышались шаги и зашла Алина, таща на себя гранатомет, а за ней Иван с двумя коробками выстрелов.

– Это мы стреляли, – похвасталась она. – Видишь как удачно.

Я с удовольствием посмотрел на неё. Она раскраснелась, в глазах появился живой блеск, она стал больше походить на человека, а не на робота.

– Молодец! – похвалил я её.

– Иван! – скомандовала она. – Ты прикрываешь с другой стороны коридора.

Иван согласно кивнул и ушел, не проявляя не малейшего недовольства, что его отсылают.

На улице больше не стреляли. Нагнув пулемет я глянул вниз. Несколько любопытных харь пытались в окна рассмотреть, что там происходит. Я удовлетворил их любопытство длинной очередью. К тому же, по моему, попал. По крайней мере, одного затягивали внутрь, а не он сам залез обратно.

Внизу чувствовалось какое-то оживление и вдруг с улицы разжались выстрелы. Та шестерка, которую высадили первой, добежала сюда только сейчас. Увидев разборку между нами и бандой Шер-хана они, естественно, приняли нас за своих. И вдарили со всей дури по окнам. Мы на всякий случай тоже присели на на пол, стараясь не светится в разбитых окнах.

– Надо бы помочь неожиданным друзьям, – проорал мне в ухо, подползший Майкл. Я утвердительно кивнул головой.

– Иван, –тоже проорал я, – остаешься с Леной. – Лена! Постарайся, чтобы внизу не было проблем.

– Алина за мной! Майкл по запасной лестнице!

Как водится у идиотов, на лесенке мы встретились с противником, как два одиночества. Мне повезло. Мой противник впал в ступор. Я тоже. Ладно, Алина с постоянным хладнокровием сунула поверх моего плеча ствол и расстреляла это чудо в упор. Тут уже и я спохватился. Заорав Банзай, я схватил тушку (скорее тушу, я потом попробовал – килограмм 100, наверное.) и, протащив её по лесенке вниз, впихнул со всей силы в полураскрытые двери и вкатился сам. В тушку вдарили несколько пуль. Мы начали стрелять в ответ. Со стороны запасного выхода тоже послышались выстрелы. Стрелять было больше не в кого. Алина с Майклом быстро пробежались по комнатам.

– Четверо в холле. – Алина.

– Двое у пулемета в угловой комнате. – Майкл.

– Трое наверху, – добавил Саня.

– Девять жмуров, – подытожил я.

Алина вытянула ствол и стрельнула в мелькнувшую в соседнем номере тень. Тень упала.

– Десять.

– Двое где-то гуляют.

Мы бросились к окнам. Прямо напротив входа в гостинцу стояли трое боевиков и внимательно слушали, что происходит внутри. Идиотов надо наказывать. Радостно замахав руками я что-то восторженно заорал. Внизу расслабились и тоже замахали руками. Ребята, быстро заняв удобные позиции, ударили из трех стволов. Вся стычка заняла минут десять. Я поднялся наверх.

– Вы двое бегом бежите на второй этаж, остаетесь и страхуете нас оттуда. Как только отъедет автобус, вы спускаетесь и уходите так же, как мы пришли. На нашей машине уезжаете к кинотеатру Октябрь. Там ждете сорок минут. Если мы не появимся, то уходите домой, на базу.

После этого, шугаясь собственной тени, мы вылезли на улицу. Чадила, как будто танк, а не КамАЗ, вахтовка. Алина, со спертым у Шерхана пулеметом, грохнулась за парапетом, стараясь остаться под козырьком. Майкл с Саней направились к валяющимся рабочим. Оттуда слышались их голоса:

– Живой? В автобус. Кто может двигаться быстро в автобус.

На земле остались раненные и убитые. Я подбежал к джипу. Водила, уткнувшись в руль, спал и насвистывал, дырочкой в левом виске. На пассажирском сиденье сидел человек весь в крови и в сутане с лейтенантскими звездами. На портупее болталась планшетка и кобура с пистолетом. На коленях лежал 9 мм пп «Кедр», чистенький, свеженький. Я открыл дверь и потянулся за пп, как вдруг рука покойника дернулась. Больше с испуга, нежели осознано, я ударил прикладом автомата. Но потенциальный покойник оказался очень цеплючим и пытался, то ли воспользоваться «Кедром», то ли осенить меня святым знамением. Я не стал разбираться и ещё раз ударил его. Раздался крик и из подвала, перемазанный кровью и пылью, выбежал мужик, стреляя из автомата. Вдруг он споткнулся, выронил автомат и повалился лицом вниз. На секунду в моем ошарашенном мозгу мелькнула мысль о божественном провидении, но потом я вспомнил, что сегодня роль божественного провидения играет Лена, с винтовкой и глушителем, и успокоился. Убито было много, но всех мы не могли проверить. Тем более, что рядом с зоной Шерхана, откуда могла в любой момент подоспеть подмога. Свистнул и помахал рукой Алине. Та, навьюченная трофейным оружием, как ломовая лошадь, пригибаясь, добежала до меня.

– Свяжи святошу и заведи карету.

Алина вывалила тело водителя и сноровисто связала руки и ноги святоше скотчем. Я побежал к Майклу. Майкл с Саней лихорадочно собирали оружие. Хватит крохоборничать. – заорал я. – Садитесь в автобус. – Уходим.

Майкл залез на место водителя автобуса. Стеная и плача, покореженный автобус двинулся прочь по Ленина. Саня бежал ко мне, что-то крича и волоча РПГ. Мысленно ругнувшись я метнулся к крыльцу и схватил два ящика с выстрелами. Приплюснутый двумя ящиками, на подгибающихся ногах я бежал в сторону Алины. Санька бросил в кузов джипа РПГ, пару автоматов и сам перевалился через борт. Завизжав колесами, джип выполнил полицейский разворот и помчался ко мне. Саня нагнулся и подхватил у меня один ящик. Кинув через борт второй. Я крикнул, чтобы они уезжали, а сам помчался в сторону одного из КамАЗов. Он выглядел груженым, а я очень жадный, а вернее, с детства не могу пройти мимо общего добра.

Влетев в кабину я повернул ключ. Двигатель мягко зарокотал. Я попробовал двинуться, но заглох. Вечно так бывает. Осторожно отжав педаль сцепления я двинулся. Джипешник, доехав до поворота, остановился. Я увидел как Саня возится с Кордом на турели. Когда я проезжал мимо первой аптеки вдали на ул. Титова от вокзала заворачивали автомобили и Саня как раз разобрался. Глядя на дергающегося у турели Саньку я нажал на сигнал и прибавил газу. В боковое зеркало я увидел, что джип тронулся с места и поехал за мной. На перекрестке Титова Советской мне навстречу выскочила девятка. Не тормозя, я врезался ей в бок и протащил вперед несколько метров. Ехавший сзади джип чесанул длинной несмолкаемой очередью вдоль Советской улицы. Уж незнаю, что они там натворили, но нам повезло, и погони не было.

* * *

Добравшись до кинотеатра Октябрь, в котором последние годы находился мебельный салон, мы остановились на растоптанном пятачке. Это место было на нейтральной территории, но недалеко от «новообращенных» поэтому двигатели не глушили. Алина с Санькой остановились между нами и территорией возможного противника. Вдали показался автобус Майкла. Неторопясь подъехал и остановился. Майкл выпрыгнул и подошел ко мне. Он был в бешенстве:

– Вроде бы мы договаривались совсем о другом… – начал он.

– Погоди не торопись, – поднял руки я в примиряющем жесте, – просто под руку подвернулся. – Майкл, ты глянь, он же груженый. Я не знаю зачем святошам понадобилось волочь с собой груженый КамАЗ, может он гадостью загружен. Но что мешает нам просто посмотреть, а потом решить, что с этим делать. Можем здесь оставить. С этими словами я откинул тент и залез вовнутрь.

– Что там? – спросил Майкл.

– Ящики какие-то. – Майкл, монтажку посмотри.

– Штык возьми, им поддень.

В это время подлетел джип с Леной и Иваном. Майкл недовольно сказал, обращаясь к ним:

– За нами два клана охотятся, а он трофеи рассматривает. Лена его перебила, довольная, с каким то лихорадочным весельем:

– Ребята, мы там такое устроили. Шерхан со святошами столкнулся. Там такая веселуха, что сегодня, скорей всего поисков не будет.

Подошла и Алина, молча постояла, улыбнулась и с интересом вперилась в темноту фургона. Один Саня, гордый и довольный оставался на своем посту и вертелся на турели, бдительно озирая окрестности.

– Ну что там не тяни?! Не зря хоть рисковал? Я молчал, глядя на это богатство.

Подтащил ящик к заднему борту и подал. Его приняли и по повисшей тишине я понял, что их тоже впечатлило содержимое.

– Что это? – дрогнувшим голосом спросил Майкл.

– Оружие.

– Вижу, а что это? Я посмотрел на Лену. Та поняла и как обычно выдала справку.

– АГС-30. 30 мм противопехотный автоматический гранатометный комплекс. Масса без боекомплекта 16 кг. Снаряжается коробкой с 30 выстрелами. Дальность около полутора тысяч метров.

Мы немного постояли, ошарашенные кладезем знаний, который хранится в прелестной девичьей головке.

– Нам это нужно? – наконец спросил я.

– Очень.

Мне показалось или Лена даже немного обиделась на меня за этот вопрос. Даже Алина посмотрела нехорошо, что уж говорить про мужиков.

– Значит так, мы отъезжаем к пожарке. Там нас будут ждать в 14-00. Мы управились до 10-00 и у нас есть немного времени.

* * *

Доехав до пожарки, мы отрядили Лену с винторезом наверх, а сами стали разбираться с грузом.

Нам досталось шесть комплектов АГС-30; пять пулеметов калибра 12,7 мм «Корд», таких же, какой был установлен на джипе; три полных комплекта винтовки СВД с ПСО-1М2, штык ножом и т.д. (что очень порадовало нашу Лену); ручные гранаты: пять ящиков РГД-5 и один – Ф-1; тридцать штук АКМ; десять штук пистолетов-пулеметов «Кедр» и боеприпасы. Все отдавать меня: а – давила жаба; б – необходимо было иметь свой арсенал, поскольку зная Угрюмого я был уверен, что он очень ревниво будет относится к получению нами со склада определенного количества изделий; в – не хотелось бы чтобы кто-нибудь вычислил сколько человек служит в контрразведке; г – мы сами это добыли. Мы решили поделить все по братски: если гранатометы поровну, то пулеметов взяли только два, две снайперки, два ящика РГД –5, десять АКМ и все Кедры. Боезапас тоже распилили пополам. Все ящики затащили в небольшой павильончик, торгующий женским бельем. В таком магазине брать нечего, он не отапливается и не подходит ни для могильщиков ни для беженцев, тем более зимой.

Нам немного пришлось изменить свой план. Ивана с Леной спрятали в КамАЗе. Санька остался охранять пленного святошу и заначенный нами груз. Майкл отправился на автобусе, Алина на нашем старом джипе, а я за рулем КамАЗа.

На границе нашей зоны, мы встретили Саню и Пашу. Удивление и восторг в их глазах оправдывали все лишения перенесенные нами. Я честно предупредил их, что это сделали не мы и нам надо придумать как это к нам попало. Веселые и довольные мы вернулись в поселок. Наше появление было трудно не заметить, но тем не менее Ивану с Леной удалось ускользнуть, а вечером, когда нас назначили в дозор, мы протащили на территорию базы Саньку и пленного. Святошу поселили в кочегарке у Семеныча. Его собачки были надежной защитой и от внешней угрозы и от внутренней.

 

Глава 8.

Следующее утро было радостным и солнечным. Жена ушла на работу. Лениво брехали собаки. Вкусно тянуло едой из столовой. На улице раздавались отрывистые команды. Первый день весны! Здорово! Сейчас бы поваляться в кровати до обеда, а потом встать, пойти почесывая брюхо на кухню. Заварить кофейку. Выдуть сиротскую кружку чая без уважения и завалится на диван, включив телек. Мечта. По телеку бы балаболил ведущий, все равно какой, а я бы сидел себе и дремал, под пустое журчание новостей. Но… Дела!

Заставив себя встать, я умылся, почистил зубы и поплелся в столовую. Пустые столы, убранный хлеб. Я подошел к раздаче и сунул голову в окошко.

– Привет, Наташ! Покорми меня!

– Привет, Дэн! Опять мотались по магазинам? – накладывая картошку, поинтересовалась она.

– Ага! – буркнул я через зевоту.

– А ребята притащили автобус с рабочими и фургон оружия. Угрюмый радостный бегает. Солдат новых себе делает.

– Ага. – снова зевнул я.

Забрав поднос со стойки, я отошел и уселся в угол. Наташа вышла из кухни и поставила мне на стол хлеб и перец с солью. Чувствовалось, что она хочет поговорить, но не судьба. Едва она уселась за стол, как в столовую ввалилась шумная толпа. Человек восемь мужиков, которые вели себя довольно таки развязно. Потребовав еды, они уселись за стол. Я раскрыв рот смотрел на такое зрелище. Наташа НОСИЛА им на стол. Составив все на стол, она, поджав губы, ушла на кухню. Компания вела себя громко и шумно. Громкий смех, обсуждение, чавканье, отрыжка – вот, далеко неполный комплект того, что они вытворяли. Но дальше стало интереснее. В столовую зашла Алина. Нежным, приятным голосом попросив у Наташи салат и чай, она пошла мимо их стола, намереваясь присоединиться ко мне. Один из сидевших, молодой парень лет двадцатипяти, когда она проходила мимо, встал и загородил ей путь:

– Погоди, красавица! Что ж ты такая неласковая?! Ты глянь какие к вам орлы присоединились! А ты мимо ходишь!

Алина молча сделал шаг в сторону, пытаясь обойти, его. Он опять заступил дорогу.

– Что ж ты молчишь, красивая?! А?

Он заглянул ей в глаза. В голосе явно начинало проскальзывать раздражение.

– А может ты глухонемая? Так это ж и лучше! Никому ничего не расскажешь? Правильно я говорю мужик? – словно только заметив меня сказал он мне.

Я ничего не сказал, трусовато опустив глаза в тарелку. Это подстегнуло его.

– Слышь, ты, краля е*ная! Ты чё от нас морду воротишь! В кои веки к вам настоящие мужики пришли, а не уроды типа этого, – мотнул он головой в мою сторону. – Мы тут воевали, а не по закоулкам ховались, так что ты морду не вороти.

С этими словами он попытался схватить её за руку. А вот это было ошибкой. После изнасилования Алина очень нервно относилась к любому физическому контакту. Выплеснув ему в глаза горячий чай, от чего он бросил её руку и схватился за лицо, завыв дурным голосом, она хлопнула фарфоровой тарелкой о край стола так, чтобы в руке осталась острая половинка. Я ещё не видел чтобы она так быстро двигалась. Такое ощущение, что этого придурка порезали на ленточки. Он был залит кровью и визжал как свинья. У мужиков за столом изо рта выпадала еда, вместе с языками. Алина, сделав шаг назад, удовлетворенно рассматривала получившуюся композицию. Насмотревшись, она развернулась, опять взяла салат, чай и, пройдя мимо их столика, уселась за соседний с моим.

Мужики вышли из ступора. Глухо ворча они стали приподниматься, но тут в действии вступила Наташа. Выйдя в зал, она наставила на них мой Моссберг:

– Сели и заткнулись!!!! – заорала она.

Тут в зал вбежали Санька с Угрюмым, Пашей и двумя незнакомыми мужиками. Из кухни влетели двоюродные братья Ивана с Сайгой наизготовку. Парень орал не переставая. В столовую вбежали Лена, Людмила и моя жена.

– Так девочки, – скомандовала она. – Забираем пациента. Визжащего увели в больничку.

– Что здесь происходит, – строго спросил Саня.

– Да вот! Из-за этих свиней, – сказала Наташа. Она вкратце рассказала произошедшую историю. Мужики, прибежавшие с Саней, недоверчиво посматривали на ней и на своих.

Это провокация! – сердито заявил один из них. – Мы вам не верим! – Вы специально натравили эту сучку на нас.

Сидевшие мужики за столом одобрительно загалдели. Из хора нестройных голосов вылетали отдельные фразы: «Да ничего мы не делали…», «Пошутил он просто, а эта тварь как…» и т.д. и т.п. Угрюмый морщился, ему было явно неприятно происходящее здесь. Саня прервал разговор, обращаясь к седому мужику, который, вроде бы, был командиром этой шпаны:

– Да. Я забыл Вас предупредить, чтобы Ваши люди были очень аккуратны. Видите ли, некоторые из нас могут быть особенно опасны.

Саня выделил эти слова интонацией. Я думаю, что мужик правильно их понял. Мол у нас бывают особо опасные, а остальные просто опасные. По крайней мере он кивнул и, парой слов заткнул им всем пасти.

Алина продолжала кушать. Её не трогали, а остальное её не касается. Мужики, недовольно ворча, расселись обратно.

– Да. Чуть не забыл! – повернувшись сказал Саня. – Просьба. Из столовой не выходить. И ушел, забрав с собой свое сопровождение. Я доел и прошел мимо Алины:

– Замени кого-нибудь из братьев. В случае ненужных проблем – устрани.

Алина кивнула и пошла к братьям – о чем то договариваться. Я прошел мимо чужаков, стараясь не задеть их. Получил от них порцию презрительно-сосредоточенных взглядов и поднялся в больничку.

В больнице обрабатывали чудика. Он всхлипывал и что-то бессвязно пытался рассказать.

– Ну что? – тихо спросил я у жены.

– Да ничего особенного, – так же тихо ответила жена, – куча мелких порезов. – Вроде взрослый мужик, а перепуган как ребенок. Девочки с ним чуть ли не сюсюкают.

– Угрозы для жизни нет?

– Нет, конечно. Алиночка его чуть-чуть поучила уму. Заживет до свадьбы… если конечно за такого идиота кто-нибудь согласится выйти.

Я вышел из больнички и отправился к Сане. Дверь была прикрыта. Я тихонечко прошел к высоким договаривающим сторонам. При моем появлении командир чужого отряда недовольно покосился.

– С вашим человеком все в порядке. Скоро будет как новенький.

– Спасибо. – сказал Угрюмый, – вы свободны, – и сделал жест рукой.

Мне это очень не понравилось, но не устраивать же склоки на виду у чужих. Я повернулся к Сане и спросил:

– Если я Вам не нужен могу ли устроить себе небольшой выходной? Сане улыбнулся мне уголками глаз и сказал:

– Конечно, конечно. На сегодня я Вас отпускаю.

Уже уходя я услышал вопрос седого6 «– А это кто у вас?». И чуть пренебрежительный ответ Угрюмого: «– Это муж нашей докторши…». Меня это чуть-чуть задело.

* * *

Пройдя в комнату я переоделся, взял Бизона, нож, ПМ. Это был обычный комплект одежды. Точно так же как раньше я не выходил без паспорта и водительских прав, так же я не выходил теперь без оружия. Натянув на голову шапочку, я заглянул к Майклу, попросил его забрать Алину, а сам, подогнав тойоту, аккуратно загрузил туда святошу. Святоша пытался мычать, но скажите пожалуйста, кого интересует мнение мебели. Подошли Алина и Майкл. Алина упреждая мой вопрос сказала:

– Я там Саньку оставила. Он там типа маме по кухне помогает.

Семеныч, немного суетливо собирал нас в дорогу. Он прятал глаза и вел себя немного неестественно.

– Что случилось, семеныч? – спросил я его.

То сначала отвел глаз, но потом видимо пересилив себя, твердо посмотрел мне в глаза.

– Да все думал кто у вас этими делами занимается? Я улыбнулся уголком рта:

– Ну что увидел?

– Увидел, – снова отвел глаза Семеныч. – Не по мне это. Я всю жизнь по другому ведомству проходил, хотя и понимаю, что это тоже нужно… Он окончательно смешавшись замолчал.

– Семеныч, – дружески положив ему руку на плечо начал я, – ты главное поосторожнее будь в разговорах. Ты пойми, молодежь мы специально в такие дела не вмешиваем. Вот и ты… не вмешивайся. И тогда все нормально у всех будет.

Говорил я вроде бы спокойно, ни на чем не акцентируя внимание, а Семеныч вдруг побелел и сказал немного суетливо:

– Да я понимаю… И подписку в свое время давал… так что не сомневайтесь…

Все таки он чего то напугался. Хлопнув еще раз его по плечу я сел в машину. Мишка залез сзади. Алина прыгнула за руль и мы поехали.

* * *

– Куда едем? – спросил Майкл. – Туда же? Алину слегка передернуло.

– Ага. – равнодушно подтвердил я. – Только сначала заедем в магазин. Лифчиками затаримся. Тут Алина улыбнулась.

В принципе дорога была знакомой в пяти минутах езды от границ нашего сектора, но как показал вчерашний день, даже на своей территории нужно быть очень аккуратным и осторожным. Мы где-то в течении часа наблюдали за территорией в бинокли, тщательно обшаривая глазами все проемы и окна. Вроде никто незнакомый не сидел в засаде. Заваленный пустыми коробками торчал нос у пулеметного джипа между горой мусора и глухой стеной. Наконец, негромко посвистывая на дорогу выполз Майкл и отправился к джипу. Дойдя до него он скрылся за горой коробок и потерялся. Через минут пять послышался звук мотора и джип, пятясь, начал выбираться из мусора.

– Окей. – выдохнула Алина напряженно наблюдая в бинокль. – Никого вроде бы нет. Я в это время шарился в прицел СВД, взятой из вчерашней партии.

– Я тоже ничего не вижу. Миша не торопясь довел джип до угла и скрылся за поворотом. Алина привстала:

– Я к нему…

И убежала. А я остался рассматривать окрестности. Наконец, выждав час, я подал по рации сигнал.

– Все тихо. Подъезжайте.

Через некоторое время к магазинчику женского белья подъехало два наших джипа. Майкл и Алина зашли внутрь магазина. Не было их довольно долго. Я уже стал волноваться. Наконец они вышли оба, таща какой то ящик. Бросив его в кузов Алина выпрямилась и подала мне условный знак. Все чисто, значит можно подходить и мне.

Отдав СВД Алине, я с Майклом таскал тяжелые ящики. Поместилось все. Мы разобрались по машинам и потихоньку двинулись на Голдобский тракт. В этой стороне не было ничего крупного, что могло бы заинтересовать народ. В свое время мы там нашли небольшую ремонтную мастерскую, прямо на трассе. Леса там не было и дорогу переметало, но не наваливало на ней сугробы. Поэтому мы решили рискнуть и попробовать проехать на джипах, не пуская впереди снегоуборочник.

Доехав до свертки с трассы мы остановились вывалившись из машин мы внимательно осмотрели окрестности. Судя по нетронутому снегу, здесь уже давно никого не было. Единственное, что завалило двери и ворота.

После часа упорных трудов мы откопали одни ворота с внутренней стороны от дороги и загнали грузовой джип с пулеметом вовнутрь. Перегрузили ящики с оружием в помещение, часть оружия заныкали в старом джипе. Основную часть спрятали внутри помещения. На подъемнике висела старая пятерка. Мы аккуратно открыли дверцы и засунули туда все крупные ящики. Мелочевку рассовали по разным углам и шкафчикам. Алина озвучила общую мысль, витавшую в воздухе:

– Нужен схрон.

– Да схрон был действительно нужен. Причем нужен достаточно быстро. Причем схронов должно быть несколько. Ну ладно. С оружием разобрались, теперь надо бы по быстрому разобраться со святошей и домой.

Вытащив святошу из машины, мы привалили его к верстаку. Только сейчас я разглядел его. Выше среднего роста (т.е. выше меня), блондинистый тип арийской наружности, заткнутый кляпом рот, связанные руки и ноги, бешенство в серых глазах и мятая сутана со звездочками там, где должны быть погоны.

– Ну что ж, –вздохнул я, – вытаскивайте ему кляп.

Святоша отплевался и откашлялся, но ничего говорить не стал. Не стал проклинать, не стал угрожать, не стал плакать и молить о помиловании. Взгляд бешеных серых глаз перебегал с одного лица на другое.

– Ну что? Будем молчать?

– А о чем мне с вами говорить? – на удивление миролюбиво откликнулся пленник.

– Ну как сказать. – я был в некотором затруднении, – у нас есть несколько вопросов…

– Так задавайте. А я посмотрю, стоит ли на них отвечать.

– Вы не боитесь смерти?

– Я не боюсь и пыток. Тем более муки здесь ничто по сравнению с муками ада в загробной жизни.

– Вы верите в загробную жизнь?

– А Вы нет? В таком случае мне жалко Вас. Вы обречены навеки гореть в геене огненной.

– Все таки может быть Вы ответите хотя бы на парочку безопасных вопросов? Ваше звание, подразделение и как Вас зовут?

– Вряд ли это Вам поможет. Я, с Вашего позволения, или без оного, откажусь отвечать.

– Упертые тоже ломаются. И если Вы сейчас расскажете все без пыток, то мы сможем Вас отпустить. Если же мы будем вынуждены к ним прибегнуть, то сами понимаете – отпустить мы Вас уже не сможем.

– Не смешите меня. Вы в любом случае меня не отпустите. Лучше я умру с Именем Господа Нашего на устах.

– Вы знаете, мой коллега уже приготовил веревку, чтобы вздернуть Вас на дыбу. Это очень неприятно. Знаете, что происходит с обвиняемым на дыбе? Длинной веревкой обвиняемому связывают за спиной руки. Свободный конец веревки переброшен через лапу подъемника, поднятую вверх до упора.

– Мы тянем за веревку вниз. Ваши связанные руки поднимаются все выше и выше, причиняя страшную боль в плечевых суставах. Вот Ваши вывернутые руки уже над головой, и Вас вздергивают вверх, под самый потолок… Но это не все. Вас тут же быстро опускают вниз. Когда Вы падаете Ваши руки, опускаясь по инерции, вызывают в суставах новую волну нестерпимой боли. Если же к Вашим ногам привязать к примеру вот эту станину, то помимо вывиха суставов Вас ожидает ещё и разрыв связок. Подумайте хорошо! Стоят ли те никчемные тайны Вашей жизни. Вы же должны понимать. Святоша молчал, только крупные капельки пота выступили на его лице.

– Вы поймите, какой резон мне Вас убивать. Ваш рассказ послужит залогом наших взаимовыгодных отношений. Поверьте я не хочу чтобы предавали! Я хочу искренности. Я хочу понять – не можем ли мы сосуществовать вместе, объединившись от других крупных банд.

– Зачем же дело стало! Отпустите меня и я обеспечу Вам встречу со Святыми Отцами и, может быть, с самим Воплощением Бога на нашей земле.

– Я не могу! – с сожалением развел я руками. Мне нужны ответы хотя бы на несколько вопросов, чтобы я мог Вам доверять. – искренность так и перла из меня.

– Боле того, скажу что и Вы бы поступили бы точно также, если бы мы поменялись местами. Его подбородок вздернулся вверх:

– Я бы никогда не запятнал себя служением в инквизиции! И я бы не оказался на Вашем месте! А теперь можете приступать к пыткам! Я больше ничего не скажу!

И он попытался гордо вскинуть голову. У него получилось. А вот плевал он в меня зря. Алина вступилась за меня и врезала ему по морде. Сапогом. Женским.

Сплюнув тягучую красную слюну на пол, этот урод усмехнулся краешком разбитого рта:

– Как быстро у Вас кончилась вежливость. Уже не обращая на него внимания я выпрямился и сказал Алине: Солнышко, принеси, пожалуйста, мой пакет из машины.

Та, сделав удивленно бровки домиком, притаранила пакет. Я вытащил упаковку ампул и одноразовый шприц.

– Вы знаете, что это такое? Вижу, что нет. Это 0, 05 % раствор скополамина в ампулах по 1 мл. Вы наверняка слышали о пентотале натрия, так вот, скажу честно… его у меня нет и где достать его не знаю. Но! Я поднял палец вверх.

– Одной из самых первых сывороток правды являлся как раз раствор скополамина. Как и все сыворотки срабатывает не всегда и доказательства полученные под его действием нельзя использовать в суде, но нам ведь в суд не обращаться. – подмигнул я ему.

– Есть еще Суд Божий! – прохрипел он с ненавистью.

– Вот там Вам и предоставят адвоката и вынесут нам общественное порицание. Кстати, хочу предупредить! Я знаю, что скополамин использовался как сыворотка правды, но я не знаю дозировку. Поэтому, я думаю, мы определим дозу совместно! – дружески я обратился к нему.

С этими словами я заклеил ему рот пластырем, вовремя поданным Майклом, отобрал в шприц четыре ампулы и всадил ему в бицепс. После ввода дозы он обмяк, посерел и начал странно дышать. Хотя, может быть, все это мне кажется.

– Надо сделать перерыв. – неуверенно сказал я. – Я не знаю когда он заработает, но лучше подождать какое-то время.

Достав бутерброды, взятые с собой в дорогу запасливой Алиной, мы принялись пить чай. Автоматы лежали у нас под рукой. Сидели мы так, чтобы каждый держал взглядом один из возможных выходов из помещения. Доев и спрятав мусор в пакет, чтобы увезти с собой, мы обратили внимание на нашего подопечного.

– Ну-с! Займемся! – бодренько сказал я и выдернул кляп из пасти потенциального покойника.

– Ваше звание?

– Истинно Верующий.

– Должность?

– Старший над общиной послушников Георгия Победоносца.

Ага, значит по крайней мере он не молчит, а отвечает. Правду или нет я не знаю, но можно попробовать проверить.

– Звания в вашем секторе? Он ответил правильно.

– Кто главный у вас.

– И опять сработало.

– Ну что ж! – повернулся я к остальным, – кажется, сработало. – какие вопросы будем задавать?

* * *

Допрос продолжался около семи часов. В течении этого времени мы ещё несколько раз вкалывали ему скополамин, чередуя с морфием. Может быть это ошибка, но мы только учились. Основная трудность была в том, чтобы заставить его отвечать именно на те вопросы, ответы на которые нам хотелось услышать. Причем надо было очень точно выдерживать направление допроса, иначе ассоциативное мышление уводило нас в такие дебри, из которых нам приходилось его вытаскивать. Когда вопросов не осталось, а те, что были, пошли по третьему кругу, мы прекратили допрос. Выйдя на свежий воздух я спросил:

– Ну что? Вроде бы он все рассказал? Алина пожала плечами:

– Спрашивать все равно больше не о чем, а то с какими фантазиями он онанировал в детстве – мне не интересно.

– Неправильно все это, – высказался Майкл. – Я еще раз говорю, что понимаю необходимость, но мне это не нравится.

– Мне тоже не нравится. Может нам завести палача, которому это будет нравится? Он будет пытать, а мы допрашивать? Только где же возьмешь такого типа с патологическими наклонностями к садизму?

– Да я понимаю! Только как бы нам самим в таких шизиков не превратится!

Мы вернулись обратно. Вкололи ему весь морфин, который был у нас, надеясь, что этого хватит для передоза; погрузили в машину и уехали, предварительно поставив под снег растяжку с Ф-1.

Из ценного, помимо устройства Ордена (именно как об Ордене говорил пленный); нас интересовали: точки, где работают их могильщики; где они достали такой чудный грузовичок с оружием, какие районы они контролируют; посты; как живут обычные люди; их цели; как смотрит руководство Ордена на налаживание взаимоотношений с другими секторами. Что знал – пленный рассказал все.

Выбросили тело на заправке, где разбирались с Максом, и поехали домой через нашу старую базу. Загнали в гараж джип без пулемета (пулемет заховали в доме вместе с РПГ), поставили растяжку с РГД-5 в дверях и уехали.

До дому добрались нормально, единственное, что нас удивило – это то, что ворота оказались закрыты. На воротах несли дежурство двое человек. Очень долго они выясняли, кто приехал, зачем приехал, почему приехал, пока, не выдержав, Алина не двинула джип прямо на ворота, благо не сильно и ворота устояли. После этого прибежал Угрюмый и покрыл нас таким матом, что даже у меня уши в трубочку сворачивались. Минут пятнадцать мы переругивались, пытаясь, кто из нас виноватее. Как водится, каждый остался при своем мнении, но вовнутрь нас пропустили. Оставив Алину парковать машину, мы с Майклом пошли на ежевечернюю летучку. Столовая, где проходили наши посиделки, встретила нас негромким гудением. Все наши собрались за столом и что-то негромко обсуждали. Заметив нас, Паша привстал, достал два стакана и разлил Хенеси по стаканам.

– Что обсуждаем? – шепотом спросил я у него, присаживаясь на табуретку.

– А! – коротко махнул он рукой. – Пришли какие-то члены с бугра и теперь хотят к нам присоседиться.

– И что?

– Они хотят на равных условиях. Что типа того, что: входить в совет; сообща решать проблемы; все вокруг колхозное, все вокруг мое.

– Да? А откуда они взялись вообще? Притом, что если это то хамьё, которое сидело в столовке сегодня, то мне они очень не понравились.

– Наталье они тоже не понравились.

– Что вы там в углу шепчетесь? – прервал нас Саня. – Вкратце для опоздавших. К нам сегодня пришла делегация из Рабочего микрорайона, десять человек. Вооружение: два Калашникова, четыре Сайги, шесть ПМ, два охотничьих ружья. Они держали небольшую территорию у себя в микрорайоне, но к ним стали проявлять интерес люди Шерхана, настойчиво советуя присоединяться к ним. Там у них четыре семьи, восемь человек холостяков и десять женщин. Живут они в доме, где Госстрах находился. Заняли один подъезд. В двух этажах склады. Там продукты питания и хозтовары (рядом магазин хозтоваров как раз находится). Просятся к нам, но как то нагловато. Что мы им скажем?

– Я считаю, что надо их принимать. – тяжело сказал Угрюмый. – Всяко разно мы принимаем десять стволов. В случае нападения сейчас мы можем выставить двадцать человек, причем никто из них не имеет военного образования.

– Ну и что? Эти тоже не военные, – смачно хрустя корочкой хлеба, возразил Андреич.

– Но они там у себя повоевали! – вскинулся Угрюмый.

– Это они тебе сказали? – так же хрустел он.

– Они слишком много хотят. – устало заметил Серега.

– Ну и что! – он почти кричал. Нас слишком мало! Если на нас нападут – мы не выдержим! У нас нет постоянного отряда! Мы не можем провести не одной операции!

– Ну это вряд ли. – спокойно заметил Майкл. Угрюмый посмотрел на него налитыми глазами и внезапно успокоился:

– Повезло. – сказал он садясь. – Причем мы не знаем как вам все это досталось.

Все ошеломлено замерли. Угрюмый явно перегнул палку и сам это почувствовал:

– Нет! – поднял он руку в останавливающем жесте. – Я несколько не умоляю заслуг разведки, только разведка не может решать все проблемы защиты…

– Я поддерживаю Угрюмого! – перебил я его. Теперь настала очередь Угрюмого недоуменно посматривать на меня.

– Я тоже, – задумчиво сказал Саня. – Я предлагаю принять их, но на общих основаниях, как свободных поселенцев. Предлагаю Угрюмому поручить из всех наших людей создать подразделения, которые будут нести службу, но разделить их. Одно из подразделений нужно набрать из молодежи: из Ивановых братьев. Вот вам готовый спецназ. Вооружить их из наших закромов, поселить здесь и дрессировать их так, чтобы была нормальная штурмовая группа. А из новичков создать подразделения, которые определенное время будут отдавать службе. Причем из родственников тех, кто служит у нас, нужно формировать внутреннее охранение территории и селить их поблизости от базы. Это будет первое кольцо. А из внешников – могильщиков и селить их дальше – это будет второе кольцо.

– А пригнанные рабочие? – перебил Серега. – С ними что будем делать?

– То же, что собирались. Займем их на внутренних работах. Будем считать их гастербайтерами, приехавшими на заработки. Если человек достоин, освободим его, а если нет… пусть живет на всем готовом и работает.

– Кто за них будет отвечать? – перебил Угрюмый. Судя по всему его устроила первая часть Санькиной речи.

– Птицын. Он их привел – он и отвечает. Саня повернулся ко мне:

– Опросишь их. Распределишь по работам. Кого к кому. Селить в общем секторе.

– Сергей, с выданными тебе людьми займешься стройкой. Кого тебе нужно? Серега пожал плечами:

– Человека два каменщиков и разнорабочих сколько можно.

– Ты набросал приблизительный проект переделки?

– Да! Если народу хватит, то через две недели мы подготовим задние и начнем работать по внешнему периметру.

– Хорошо, – подитожил Саня.

– Паша, сколько тебе надо народа, чтобы подготовить технику? Паша флегматично пожал плечами:

– Нуу человека два – три. Потом, если народ появится, то больше. Андреич, не дожидаясь вопроса, сказал:

– Мне надо троих рабочих и пять могильщиков. Надо установить прожектора. Освещение внутри. Потом линии не вечные, надо заранее подготовится к отключениям. Необходимо привезти дизель. Обеспечить его топливом. Потом, на машинах тоже ездить надо. В общем работа есть – народ нужен.

– Вместо могильщиков возьмешь людей из внутреннего кольца. – перебил его Саня.

– Майкл, – обратился он к Мишке. – Возьмешь людей и повесишь камеры с автономным питанием на стратегических направлениях так, чтобы не одна сволочь к нам незаметно не подобралась.

– Где ж я их возьму? Задумчиво начал чесать затылок Майкл.

– А вы себя с Птицыным сами обеспечьте! – ехидно улыбнулся Саня.

– А мне, что делать? – спросил я.

– А ничего. Вернее то же самое, что до сих пор делал. Угрюмый ехидно поджал губы:

– Есть, спать и с умным видом уезжать со своей метелкой «по делам». Ты расшириться не хочешь?

– А я расширяюсь. – чуть агрессивно начал я. – Слушай, Угрюмый, я на эту должность не напрашивался, так что если ты хочешь. То можешь сам заняться разведкой.

– Ну и займусь! – вскочил Угрюмый.

– Хватит, горячие финские парни. – поморщился Серега. – В конце концов мы все делаем одно дело. – У Пти хорошо получается одно, у тебя, Угрюмый, другое. – Ну и занимайтесь каждый своим делом.

– Ну, что, порешали? – поднялся Санька. – Теперь по домам. Все рассмеялись. Дом был один и мы в нем жили.

 

Глава 9.

С утра пошла обычные хлопоты. Саньку, Ивана и его семь братьев припахали в штурмовое подразделение. С ними занимался Серега, помимо стройки. Санька был потенциальным командиром подразделения. Из старших родственников составили внутренний круг. Сервов оказалось тридцать человек, распредлив их по работам достаточно быстро получили результат.

Доставив сервов мы отдыхали, а сервы работали за нас. Это было приятно. Приятно было ещё то, что Угрюмого загрузили так, что он забыл даже обращать внимание на плохую службу разведки.

Сервы, по Серегиной указке, заложили окна первых этажей кирпичом, на входе построили длинные кривые коридоры с толстыми стенами. На втором и третьем этажах были оставлены бойницы. Настоящие окна оставались только на четвертом этаже. Зданий выше его в секторе не было, снайперов посадить было некуда. Между двойными рамами окон были натянуты металлические сетки, для того чтобы выстрел из гранатомета принес наименьший ущерб. Крыша была плоская, по краям на ней были построены брустверы и навалены мешки со смерзшимся песком. Тут же на крыше была построена вышка, на которой постоянно находился наблюдатель с биноклем. Здесь же на крыше были установлены два гранатомета АГС – 30 и на вышке поставлен пулемет Корд.

После этого совместными усилиями занялись обустройством территории. За забором была создана полоса отчуждения, все дома были снесены. Хорошо ещё, что дома были деревянные. Несколько изб просто перенесли внутрь базы. По углам построили вышки, ниже главной, посадили по человеку на каждую с РПК. Народу было впритык. Из сервов я набрал пять человек. Все они были до смерти благодарны за это и служили во внутренней охране на стене. Часть боксов переделали в хлев и свинарник, но это считалось только до весны. Весной мы договорились сделать базу за городом и перевезти туда народ, оставив только постоянный гарнизон в городе.

Те придурки, которые приходили, решили согласиться на наши условия. Записались, как свободные землепашцы, оставили себе оружие и забили на все. Загнать их на работу удавалось путем длительных переговоров. Все их разговоры сводились только к тому, что они являются внешним кольцом и защищают нас от врагов (по принципу: вдруг война?, а я уставший). Саня плюнул на них, предоставив Угрюмому разбираться с этими чудиками. Угрюмый нашел среди них родственную душу и старался дрессировать их тоже. Он не верил в затею с пацанами, говоря, что из всех их он бы взял двоих, но Санька не разрешил разбивать команду: «либо берешь всех, либо не одного» и Угрюмый решил не брать никого. Он рассчитывал из этих пришлых сделать суперкоманду. Угрюмый расцвел. Он наладил патрулирование нашей территории и потихоньку начал сколачивать профессиональную армию. Оружие было у каждого, но он хотел завести небольшую дружину профессиональных воинов.

Мы неплохо наблатыкались в рукопашке. Алина метал любой режущий предмет в цель на 25 шагов. У нас тоже неплохо получалось, но до Алины нам было далеко.

Паша занялся организацией транспортной деятельности, у него работало трое человек. Он отвечал за всю технику, которую нам удавалось нарыть. На его обеспечение неожиданно свалилось три трактора, пятнадцать грузовиков и один Икарус.

Моя жена организовала небольшую больничку. Вместе с ней работала Людмила и ещё одна женщина – терапевт из новеньких.

Андреич начал подбирать базу под электроснабжение. Сделав налет на подстанцию, он обеспечил себя какими-то катушками, изоляторами и всякой другой всячиной в которой я абсолютно ничего не понимаю. Он сколотил себе команду из двух человек и постоянно ходил к Пашке ругался выпрашивая грузовик и одного из его людей за руль.

Серега, как и раньше был правой рукой Угрюмого, но помимо этого ему приходилось заниматься строительством и укреплением нашей территории. Это под его чутким руководством были доработан комплекс зданий по сути превратившихся в средневековую крепость.

Майкл, можно сказать, что открыл свою радиомастерскую. По крайней мере: селектор, связь у нас работала нормально. Помимо этого он развесил везде где только мог автономные камеры слежения и поставил кучу мониторов, по которым следил за обстановкой Игорь – один из сервов.

Саня, естественно координировал всю работу. Он организовал работу в хлеву и на, заведенной нами, свиноферме. Поставил нескольких женщин печь хлеб. Организовал горячее питание. Продукты на руки никому не выдавались, из общих продуктов три женщины готовили на всех еду. Открылась школа, которую обязательно посещали все дети, до четырнадцати лет. После четырнадцати лет человек сам делал свой выбор, учиться или заниматься делом. Каждый человек должен был уметь обращаться с оружием. В подвале открыли тир, где проводили НВП. Паша, немного подумав, сделал из торсионов, кусков пластика, болтов и деревяшек восемь арбалетов. Так у нас появились арбалетные войска. В моду вошли длинные кинжалы, похожие по внешнему виду на акинаки. Посоветовавшись, мы приняли решение, чтобы каждый житель нашего сектора ходил всегда вооруженным, по крайней мере, оружие должно находится на расстояние вытянутой руки.

Схема власти у нас была простая. Во главе стоял Саня (Александр Иванович), председатель нашего Совета. Он координировал работу разных секторов нашей маленькой экономики. За ним стояли начальники секторов. В частности Паша отвечал за автотранспорт, Андреич за энергоснабжение, Угрюмый за охрану сектора, Серега – строительство, Майкл – электроника, моя жена – медицина, Пашина Наталья – хозяйственные дела, Санина жена – Татьяна – за обучение. Я отвечал сам не знаю за что. Занимался всем понемногу, но ничем конкретным. Наконец мне поручили, «чтоб не шлялся без дела» заняться топливными проблемами. Я должен был обеспечить к посевной, которая уже была на носу, снабжение топливом, а также подготовить мазут для отопления котельной на зиму. В общем я числился начальником котельной, Семеныч был у меня в подчинении; Алина секретарем, распределяющим людей; Майкл – занимался охранными системами и у него в подчинении находился Санька, перешедший по собственному желанию (и по нашей рекомендации) из военных в гражданские; Леночка пошла в больничку, и на неё не могли нахвалиться, судя по всему, у нас, года через три, появится еще один нормальный врач; Иван служил под руководством Сергея во внешней охране и собирался получить в подчинение взвод разведки (правда, во взводе было семь человек и все его братья). Нас бы очень устроило нынешнее положение вещей. Я получил себе в обязанность снабжать котельную всякой запасной всячиной и попутно на меня повесили снабжение всего автопарка. В подчинение мне дали Семеныча и пять сервов, которых я отобрал раньше. Нас аккуратно отвели от контрразведки. Был плюс – понаблюдав за мной до апреля Угрюмый решил, что я ему больше не соперник и начал относится ко мне дружелюбно. Он с готовностью давал мне сопровождение, когда требовалось перегнать цистерну с какой-нибудь окраинной заправки и покровительственно похлопывал меня по плечу, сообщая, что мне нечего боятся, когда за дело берутся профессионалы. Месяц я отдыхал. Обнаружили нефтебазу Лукойл неподалеку и прибрали её себе. Я мотался на нефтебазу, загружался топливом и возвращался обратно. Котельная готовилась к остановке, а я, вспомнив свою профессию водопроводчика, готовился к ремонту. Сделали налет, набрали листов жести, стекловату, трубы, батарей – в общем я полностью отдался работе.

О контрразведке речь не шла вообще, теперь мы назывались котельным хозяйством. Иногда заходил Иван, тоскливо выспрашивал когда пойдем на дело и также тоскуя уходил обратно в казарму. Угрюмый развернулся. Честно говоря, я любовался им, за какой то месяц он сумел построить этих придурков. Они ходили в дозоры, из нескольких человек он сделал разведчиков, которые уходили в рейды и отслеживали передвижения могильщиков из разных групп. Он освободил несколько сервов и сделал из них нормальных солдат. Вынеся на обсуждение Совета вопрос о людях он предложил сделать еще один налет, силами военных, а не силами банно-прачечного треста. На дело ушло порядка двадцати пяти человек, в том числе и взвод Ивана. Мы наблюдали, как они исчезают в темноте. Рано утром в середине города поднялась стрельба. Там что-то вопило и ухало, стреляло очередями, рвались гранаты – шел полномасштабный ночной бой в городских условиях. Под утро вернулись наши На границе сектора зарычали машины. Угрюмый потерял троих человек из новеньких. Взвод братьев вернулся в полном составе. Нашей добычей стали двадцать человек сервов и десять человек пленных из сектора свидетелей Иеговых. Все они представлялись подневольными. Мы оставили их пока тоже на положении сервов, чтобы понаблюдать за ними. Кроме этого он пригнал два КамАЗа с продуктами. Они были до упора заложены ящиками с тушенкой из госрезерва. Тушенку определили про запас. Угрюмый ходил гордый и надо сказать – ему было чем гордится. Фактически теперь никто не сомневался, что ему удалось создать боеспособное подразделение из нас.

* * *

Мы с Семенычем нашли подземный ход. В пристрое котельной была устроена душевая, которую при переселении, а может и раньше, заложили всяким ненужным мусором. Отправив ребят на нефтебазу я слонялся по котельной, не зная чем заняться.

– Брось мельтешить. –позвал меня Семеныч. – Айда чаю попьем.

Когда Семеныч хотел, то его речь напоминала речь выходца из слоев люмпенов, вместе с тем когда он считал, что его не услышат посторонние он начинал говорить правильным, литературным языком. В каждой своей ипостаси он был интересен. От жуликоватого, чуть бомжеватого, старикашки, до одинокого, может быть чуть опустившегося интеллигента, из тех, что книги пропивают в последнюю очередь. Иногда он одевал маску всеми обиженного еврея, с огромными, грустными глазами. И тем не менее это всегда был профессионал, трезво оценивающий окружение и готовый при малейшей опасности посадить вас на перо или стрельнуть между глаз. Внешне в котельной все было на виду, но Семеныч из любого места, где находился, мог извлечь ствол. И еще он

– Так ты идешь или нет? – снова позвал он меня.

Я подошел к столу, он плеснул мне чаю. Усевшись друг против друга мы дружно дули чай.

– А то если делать нечего, то давай душ разберем.

– Зачем разбирать, – глубокомысленно хмыкнул я, – там мыться можно.

– Остряк, – подитожил Семеныч через какое то время. – Душ то есть, да завален. Вот мы его разберем, а ребята приедут помоются. Допив чай я решительно поставил стакан на стол и сказал поднимаясь:

– Веди.

В сопровождении Семеныча мы дошли до душевой. Завалена она была капитально: старыми партами, какими-то железяками и всякой всячиной, причем было две комнаты. Провозившись до прибытия ребят мы с трудом освободили первую ближнюю душевую, а дальнюю оставили на потом. Наутро Семеныч поймал меня у дверей, когда я давал задание ребятам.

– Ну что? Пойдем что ли?

– Семеныч, – вздохнул я, – понимаешь, занят я. Заметив, что он собирается мне возразить я заторопился:

– Чес слово, Семеныч, освобожусь и …

Семеныч стоял и с укоризной смотрел на меня. До меня дошло, что отмазаться не удастся. Я вздохнул и понуро поплелся за ним. Сзади раздался сдавленный смешок кого-то из ребят. Я украдкой показал кулак за спину. Сзади раздался уже ничем не сдерживаемый гогот. Мы приступил к освобождению второй комнатки. Когда мы все вытащили на полу осталась тяжелая металлическая решетка, закрывающая слив. Из под нее воняло каналолизацией. Нерешительно посмотрев на Семеныча я спросил:

– Может решетку трогать не будем? Семеныч в азарте возопил:

– Что ручки испачкать боишься?! Не боись! Давай вытаскиваем!

И мы вытащили, а потом оторопело рассматривали проем в полу в который спокойно мог пролезть человек (по крайней мере скобы на стенке намекали на это).

– Как думаешь, Семеныч, что это? – немного ошеломленно спросил я его.

– Точно не знаю, – задумчиво сказал Семеныч, – но по планам под базой проходит большая ливневка, совмещенная с промышленной канализацией.

– Интересно куда она ведет, –так же задумчиво спросил я его, – надо бы посмотреть. – А, Семеныч?

– Давай глянем завтречка.

На этом очередной день закончился. Вернее я в течении дня бегал, распоряжался, но мыслями был в канализации (как это ни странно звучит).

* * *

С утра я как штык был у Семеныча. Одевшись похуже мы натянули резиновые сапоги, взяли по ножу, по Бизону, по ПМу, в карманы сунули несколько гранат, да я еще взял сотовый телефон, завернутый в полиэтилен. Одев туристские, непромокаемые плащи мы начали осторожно спускаться вниз. Несмотря на возраст скоб спустились мы достаточно хорошо. Семеныч чуть ли не обнюхал эти скобы, потом довольно хмыкнул и показал направление в сторону центра базы. Пройдя несколько метров под сочащейся через кирпич водой я пожалел, что согласился на данную экскурсию. Не дело начальника ползать по канализациям. Увидь меня Угрюмый, и ехидная усмешка со словами: «Тут тебе самое место», мне обеспечена. Но с другой стороны если я пошлю ребят, то тайной придется делится, а делится я не люблю. Лучше я сам посмотрю и определюсь – куда можно пристроить эту тайну. Семеныч скрупулезно пер вперед, кидаясь из стороны в сторону, как спаниель на охоте, осматривая стенки и довольно крякая. В центре базы был сравнительно большой полукруглый коллектор, в который сверху спускались две трубы повисшие точно по центру и как раз кто-то наверху спустил воду и содержимое веселым водопадом повалилось вниз. Сбоку поднимались ступени к заложенному красным кирпичом проему. Довольно оглядев все Семеныч шепотом сказал:

– Теперь пошли в другую сторону прогуляемся.

Развернувшись в противоположную сторону, мы погребли обратно. Отойдя сравнительно далеко от душевой, мы напоролись на препятствие. За углом была тяжелая металлическая решетка, на которой висел огромный замок. Судя по размерам – это был дедушка всех навесных замков.

Сунувшись с пистолетом к решетке, я был остановлен рукой семеныча, схватившей меня за шиворот:

– Ты ещё наверх выйди и всем расскажи, что ты здесь. Погоди, не спеши. Давай посмотрим.

И мы стали смотреть. Минут через десять ковыряния он отодвинулся и сказал:

– Все!

Я посмотрел и увидел, что он аккуратно расковырял кирпич, держащий затвор, утопленный в стену. Теперь, чтобы пройти, необходимо было вытащить кирпич и просто открыть дверь, рпирчем замок оставался висеть на решетке. Более того, если кто-нибудь бы захотел пройти открыв дверь нормально – кирпич бы все равно вывалился, что навело меня на определенные мысли. Оттеснив старика со словами:

– Дай-ка Семеныч теперь я поколдую.

Я начал мастрячить ловушку из гранаты РГД-5, шестой, самой толстой, гитарной струны (которая лежала у меня в кармашке, как у каждого из моих подчиненных) и какой то мамы. Закончив я гордо показал её Семенычу со словами:

– Во! Принимай работу Семеныч! Пока временно, а потом что-нибудь поцивильнее придумаем.

Семеныч хмыкнул, опять почти обнюхал растяжку и ухмыльнувшись прошел дальше.

– Эй! – возмущенно окликнул я его, – а чего ты ухмыляешься. – Тебе что, не понравилось?

– Понравилось. Даже очень. Теперь я думаю когда ты постоянную сделаешь?

– Скоро. –самонадеянно пообещал я.

– Ну-ну, – раздалось снова его хмыканье.

* * *

Дойдя до следующего большого коллектора мы остановились. Из него далее вела труба в метр диаметром. Все стоки уходили по ней, передвигаться по ней можно было только на четвереньках и лезть туда… бррр… нисколечко не хотелось. Семеныч опять довольно обнюхав все вокруг развернулся и отправился домой.

Залезли мы внутрь сразу после планерки, в девять часов утра, а вернулись ближе к трем. Переодевшись в чистое, мы отправились в столовую, но обратив внимание на то, что все встречные шарахаются от нас в разные стороны, решили не рисковать, а сначала вымыться.

Чистые, распареные, розовые и счастливые мы сидели за столом и пили чай в котельной после обеда. Вместе с нами сидела Алина. Семеныч, напоровшись на благодарных слушателей – вещал:

– Этот дом был построен вначале девятнадцатого века и служил то ли трактиром, то ли заставой. Тогда он был еще двухэтажным. Два этажа надстроили позже, уже после революции. И судя по всему – это бывший подземный ход. Просто умные люди переделали его в канализацию. Но, – тут он хитро подмигнул, – подземным ходом он от этого быть не перестал.

– Семеныч. Все это конечно интересно, –скептически продолжил я, – но с чего ты все это взял. Может быть это действительно простая канализация. А тебе, блин, всюду тайны мадридского двора мерещатся.

Похоже Семеныча немного задело за живое. Он отодвинул стакан и наклонившись ко мне начал доказывать:

– Если бы пан начальник обратил внимание на ступеньки, то у видел бы, что они кованые. То же касается и решетки. Потом, хочу обратить ваше драгоценное внимание на то, что оба конца туннеля совершенно идентичны! Единственно, что в дальний коллектор врезана обычная метровая труба для канализации, а все остальное …

– Ладно – ладно, –поднял я руку вверх, останавливая поток его красноречия – может бы тогда скажешь куда выходит второй конец туннеля? А то мы на поверхность не выбирались?

– Проще простого, –довольно откликнулся он. – Какое из зданий в округе у нас приблизительно того же возраста, что и наше?

– Пятая баня? – вопросительно подняла глаза Алина.

– Да, – улыбнулся старик.

Попив чай, мы отправились по домам. Я чувствовал, что мне пригодится этот подземный ход, но пока прикидывал, как его использовать.

* * *

С утра я отправился к Пашке. Зашел в столовку – его там не было. Меня послали в гараж – в гараже его не было. Оттуда меня послали в ремонтные мастерские – его там опять не было, причем всегда он ушел только что. Наконец-то я его нашел. Паша стоял со своими на площадке сельхозтехники, вокруг большого агрегата и здорового орла, со смущенным видом, мявшего рукавицы и потупившего взор. Речь Паши была абсолютно информативной и настолько же нецензурной. Выслушав все эпитеты, которыми Паша награждал своего работника, который забыл смущаться и стыдиться, а с явным восторгом шевелил губами, пытаясь запомнить некоторые, особенно понравившиеся, мудрости. Я тоже не остался в стороне, а подошел поближе, с интересом вслушиваясь.

– Паша, повтори пожалуйста последнюю связку. – вежливо попросил я его, – я чувствую она мне может мне пригодится.

– А!? Чего!?

Паша, видно немного отрешившийся от всего низменного и ушедший в высокие космические сферы, с непоняткой глядел на меня.

– Какую связку?

– Ну, ту самую, – вежливо напомнил я. – Где ты связываешь воедино: данного молодого человека, его родственников, упирая на их животное происхождение; кровосмесительство между родней; потуги мирового разума на воспроизводство данной конкретной человеческой единицы; сексуальные пристрастия этого сельхозинвентаря, сварочного аппарата и этого чуда; загробный мир; детей данного индивидуума и изделие из сырых деревьев; лучших друзей человека; наш народный фольклор, в части нечистой силы; тут же призываешь светлые силы в свидетели; упоминаешь некоторые гинекологические термины, причем в очень интересном контексте связывая их с утюгом и кипящим чайником; после этого делаешь сноску на очень интересную физиологию, стоящего напротив тебя товарища; обещаешь ему экскурсию к мифологическим персонажам, попутно упоминая косметическую маску из экскрементов мутантов летучих мышей и человека, а из последней тирады я узнаю, что возможно этого человека зовут Кузьма.

Паша ошарашено оценивал полученную информацию. Наконец до него начало доходить: сначала он растянул губы в резиновой улыбке, а потом рассмеялся. Чувствуя, что гроза прошла, его орлы тоже разулыбались.

– Ладно, чего ты хотел? Я достал из карман чертежик с размерами и показал Паше:

– Паша, а ты сможешь сделать такую штуку?

Паша внимательно изучил чертеж, почесал затылок, посмотрел в небо, что-то прикинул и сказал:

– Можно. Но не сегодня. Завтра. Я радостно сказал:

– Паша! Ура! Устроит!

И отправился по своим делам. Заглянул к Семенычу, предупредил, чтобы не трепал языком. Выслушал его ответную обиженную речь. Сходил к Майклу, поговорил о делах наших грешных, выпили по рюмочке коньяка. Сходил к Сереге – выпросил Ивана, для охраны лекарственной экспедиции. Сбегал к жене, попросил её снарядить кого-нибудь (например – Лену) в аптеку за лекарствами. Послал своих на нефтебазу за дизтопливом, попутно выдал три арбалета с требованием три часа потратить на отработку стрельбы с пятидесяти шагов. Сходил к Алине, которая уже сидела с Леной, Иваном и Санькой, выдал им инструкции по походу в аптеку, намекнул лично Алине про пятую баню, стоящую напротив таксопарка и наискосок от аптеки. Дождался пока они не уедут, помахал им на прощанье и неторопясь отправился с Семенычем исследовать метровую трубу канализации, причем Семеныча мне удалось уговорить, только посулив ему три гранаты Ф-1, и то, лезть в трубу он категорически отказывался, мотивируя старостью, больной спиной, своим возрастом и еще мотивирую меня и всех на свете, тем, что они ему спокойно помереть не дают. Правда, когда я достал ствол и, передернув затвор, предложил помереть спокойно, он на это не согласился и, собравшись, пошел со мной, что-то ворча себе под нос про шутки, зубы и промежутки.

Вечером мы собрались за столом у Семеныча за рюмкой чая. Я показал чертежик Семенычу.

– Семеныч, зацени. Тот долго смотрел на него, жевал губами:

– Это что внизу?

– Поворотный подшипник, –глянув на палец, тыкнутый в чертеж, охотно подсказал я.

Семеныч опять углубился в изучение. Он вертел чертежик, прикидывал, бормотал себе под нос. Мы с Алиной терпеливо ждали его вердикт.

– Сам придумал? – глянул он на меня поверх очков, замотанных изолентой.

– Не-а, – хрустнул я сушкой. – У меня ребенок средневековьем увлекался. Я столько всякой всячины ему с интернета скачивал – просто беда. И этот рисуночек оттуда, я просто его чуть усовершенствовал, чтобы бесшумней крутился, без усилий. Противовесы придумывать не стал, просто поворотная стена. В этих душевых дебильная советская плитка, причем куча стопок с такой же отбитой. Огромные трещины по углам – такое ощущение, что они сложены из плит поставленных друг на друга. Такая же стена не будет привлекать к себе внимание. Мы сложим стенку, поставим на металлическую раму, положим эту же плитку и у нас будет поворотная дверь. Раму присобачу я – не зря двери железные одно время ставил. С плиткой не знаю…

– Плитку положу я. – задумчиво перебил меня старик. – По советски. И запор сделаю как ты нарисовал.

– Так что – должно получится. – подитожил я и повернулся к Алине:

– А у тебя что?

Алина подобралась. По моему она меня побаивается, хотя я вроде бы не страшный.

– Сходили в аптеку. Набрали всякой всячины, в основном шприцы, бинты и другую бижутерию. По лекарствам план не выполнили. Видимо во время кризиса нарки потоптались в аптеке. Все нужные пузырьки и таблетки исчезли. А потом я устроила им небольшие учения по действию в городских условиях. Решила отработать все это на бане. Обшарили её трижды, сверху – донизу. Явно я ничего не увидела, только прикинула, где может находиться возможный вход, исходя из схемы, которую вы мне дали.

Она зашуршала бумагой, разворачивая рисунок. Чертежик был хороший, с привязкой к местности. Мы втроем склонились над картой, столкнувшись лбами. Алина тыкая карандашом в отметки – поясняла:

– Это нижний зал, где находится оборудование. Тут куча манометров, труб и всякой фигни, как у Семеныча, и тут вот есть подсобка. Она, как бы, утоплена в стене и внутри обычная крашеная кирпичная стена. Все остальные стены отделаны декоративными гипсовыми панелями, которые будут очень удобны для такого же типа двери. Размеры я сняла на всякий случай. Далее, парадный вход на улице Коммунистической. Два запасных выхода. Один выходит во двор бани с хозпостройками. Стоянка для пяти легковых и одной грузовой, типа Урал-вахтовки. Глухие ворота, открывающиеся вручную. Другой запасной вход открывается в гаражи. Загорожен кустами, через него можно незаметно выскользнуть. Мы немного исследовали гаражи по ним можно проскочить сразу на три улицы, причем если в этом гараже в задней стене сделать дырку, то мы выходим на территорию старого водоканала, где мы брали жесть и трубы. Там бедлам и разруха и оттуда можно выйти еще на две улицы (в этом районе квартал мог быть и пятисторонним и шестисторонним – старая застройка плюс кусок бывшей промзоны), а дальше забор пивзавода.

Алина рассказывал в общей сложности полчаса, отвечая на наши вопросы и тыкая в план-схему. Потом настала моя очередь. Моя экспедиция среди отбросов (или отходов) нашего общества прошла достаточно неплохо. Метровая труба вывела нас еще в одну трубу приблизительно такого же диаметра. (передвигаться все равно приходилось на четвереньках). После краткого обсуждения, мы решили плыть в ту же сторону, куда текло все и попали в большой коллектор. Находились мы там буквально несколько минут. Дело в том, что без противогазов там находится невозможно. Развернувшись мы выбрались через открытый люк около моста через речку вонючку. После этого вернулись обратно тем же путем. Показав стертые колени м ы тихонько поржали. Наконец мы угомонились и разошлись. Я пришел домой поздно. Тихо разделся и на цыпочках пошел к кровати.

– Ты пришел? – сонно окликнула жена. Я замер.

– Да, – шепотом сказал я. – Ты чего не спишь?

– Тебя жду. – голос жены звучал обижено, – того и гляди засну, а ты шляешься неизвестно где.

– Дела, любимая – проговорил я, забираясь под одеяло.

Жена крепко прижалась ко мне и закинула на меня свою красивую, горячую ногу. Я очень люблю свою жену. С мыслью о том, что с такой работой можно стать импотентом, я повернулся к жене, обнял её и поцеловал. Ну, люди все взрослые, дальше рассказывать не буду. Сами знаете.

* * *

Утро было солнечным, постель пустая, мелочь залезла под бок и тихо там посапывала. Девочке шел седьмой год. В этом году она пойдет в первый класс, пусть немного не такой, но все-таки. Старший ребенок пропадал на тренировках, которые открыл для детенышей Серега. Ему нравилось возиться с ними. Он вел в прежней, обычной жизни секцию рукопашного боя для детей. Теперь занимался тем же самым. Раз в неделю они собирались с Семенычем и обсуждали занятия на следующую неделю для своих, для чужих. Если бы мой культурный ребенок вышел сейчас поздним вечером погулять во время до кризиса, то я бы очень переживал… за хулиганов, которые попались ему на пути. Серега с Семенычем, не афишируя, готовили из нашего молодого поколения людей, которые могут постоять за себя. Помимо рукопашного боя их учили правильно вязать пленников и как освобождаться; кидать подручные предметы (обычно это были ножи, вилки, гвозди и заточенные пластиковые карты); стрелять из арбалета; владеть холодным оружием, из сервов нам, кстати, достался учитель фехтования из нашего Дворца творчества юных (то бишь бывшего Дворца пионеров); стрельбе из стрелкового оружия и другим мелочам.

Несколько облегченные занятия проводились для всех детей, но в отличии от наших, эти занятия были не обязательны. Показывались основные захваты, ставились два-три удара. Показывалось владение автоматом в рукопашном бою. Всех детей старательно готовили, чтобы они могли помочь взрослым в случае нападения.

Забрав одежду я тихонько вышел из комнаты. Пусть мелочь немного поспит. Жена наверняка уже наверху, на работе. Она хорошая, но обязательная. Даже слишком обязательная и этим все пользуются. Я уже забыл когда мы делали себе выходной. И у меня в связи со словом выходной возникло какое-то неприятное чувство. Я уселся в столовой за длинным голубым столом, чтобы позавтракать и спокойно обдумать, что меня тревожит. К моему сожалению меня отвлекли, если б я тогда додумал, может быть получилось все по другому. В столовку вбежал один из моих ребят:

– Дэн, тебя Паша ищет, говорит ты ему фигню какую то заказывал.

Я подхватился и побежал в ответ на заполошный вопль Светы: «А чай?», крикнув: «Некогда».

Паша сварил все точно, ему было любопытно куда это пойдет, но я отшутился, похлопал по плечу, рассказал анекдот и смотался забрав заказ. Затащив все это в котельную я отпустил ребят, распределив фронт работ. В котельной мы возились втроем: Семеныч, Алина и я. Скучно нам не было, как оказалось до Паши я конечно не дотягиваю по части местных идиоматических выражений, но все вместе втроем мы вполне можем составить конкуренцию. Через три дня наше общее народное творчество было готово. С чувством законной гордости мы озирали точно такую же, обшарпанную стенку, как и все остальные. Открывалась она, если человек вытаскивал на себя шляпку здоровенного гвоздя, державшего вешалку, и со всей силы давившего на кусок стены с определенной стороны. Мы стояли, переглядывались и бессмысленно улыбались. Работа была сделана. Мы заказали Паше еще одну похожую раму и утащили её в баню. Кстати Алина действительно определила правильный вход в подземный ход. Катастрофически не хватало людей. Мне выделили несколько человек , для подготовки котельной к консервации. Одного из них я оставил, после того как ко мне подошел Семеныч:

– Слушай Дэн, ты знаешь – я уже старый.

Я отвлекся и внимательно посмотрел на Семеныча. Тот стоял и явно собирался, что-то выпросить.

– В чем дело Семеныч? Если ты хочешь чтобы я начал тебя уговаривать, что ты ещё ого-го, то ты ошибся адресом. Явно тебе что-то надо? Семеныч посмущался и продолжил:

– Были тут у нас на отработках трое ребят, тяжести таскали. А один из них, Ильяс, с собаками разговаривал, а они его слушали.

Я сначала не врубился, ну и что такого, может с ним люди не разговаривают, но тут до меня дошло:

– С твоими собачками разговаривал, –недоверчиво переспросил я. Семеныч с восторгом кивнул. – А они его не тронули?. Семеныч опять кивнул:

– Я тебе скажу, что он их даже погладил, ты поверишь?

Я в изумлении покачал головой. Собачек Семеныч дрессировал сам. Получались страшные звери, послушные и опасные.

– Ну конечно, ты приведи его сегодня к себе. Я подойду к Сане, скажу, что тебе уже трудновато, помощник нужен, а ты с ним переговори, а потом скажешь, подходит он или нет. Семеныч согласно кивнул и почесал за сервом.

– Если у нас появится свой кинолог, то это будет здорово Ильяс – подошел и очень органично вписался в наш коллектив.

 

Глава 10.

Поселение расширялось. К нам приходили новые люди. Несмотря на то, что снег не вывозили, таяло очень быстро, и днем на улице было тепло. Пашка не вылазил с гаража, готовя технику к посевной. Наташа с другими женщинами готовили к посадкам семена. Мы еще раз объявили об общем собрании. Договорились, что давления ни на кого не будет, если люди захотят уйти, то мы никого не держим, хотя я советовал хотя бы заставить отработать то, что они проели. Меня опять назвали чудовищем и посоветовали пересмотреть свое мировоззрение, напомнив, что я уже не являюсь начальником контрразведки. Назначили совмещенный караул. И одним прекрасным апрельским вечером собрались на площади перед базой.

Мужики подтягивались в течении часа. Постепенно площадь заполнилась полностью. Мы вшестером вышли на возвышение, после чего Саня вышел вперед и начал толкать речь. Он упомянул о тяжелой военной, экономической и общественно-политической обстановке вокруг нас. После этого плавно перешел на нашу своевременную помощь всем, кто к нам присоединился этой зимой. Коснулся зверств Шерхана, Воинствующей Церкви новообращенных, действующих тихой сапой Иеговитов, опять упомянул нас в контексте, какие мы хорошие, а все вокруг плохие и только после этого воспроизвел те условия, на которых мы принимали всех желающих в наши ряды:

– Мы снабжаем всех свободных поселенцев запасом семян, зерна.

– Обеспечиваем каждого поселенца в течении трех лет двумя поросятами и теленком.

– Помогаем техникой и сельхозинвентарем.

– Первые три года не берем никаких налогов, после становления хозяйства, будет введен налог, на который будут содержаться наши вооруженные силы. Возможно, что-то будем обменивать на товары в других секторах.

– Налог будет зависеть от основного профиля поселенца. Одна пятая часть урожая, но к налогу будут подходить индивидуально.

– Один день в неделю отрабатывается на общественных работах, таких как: свиноферма и коровник, так как отсюда будут распределятся поросята и телята.

– Все мужчины обязаны иметь оружие и ходить в патруль.

– В случае неурожая по объективным причинам мы помогаем поселенцам.

– Мы защищаем поселенцев от бандитов, а поселенцы, в случае необходимости, выступают в качестве народного ополчения.

– Мы оказываем им бесплатное медицинское обслуживание.

– Обучаем детей.

– Для молодежи – обязательная воинская повинность на три года.

Закончив перечисление основных положений, Саня замолк и взял паузу, но эстафету плавно перехватил Угрюмый, который рассказал о наших успехах на военном поприще. Это еще заняло минут пятнадцать. Наступила моя очередь и Паши. Мы отрапортовали о готовности к началу сельскохозяйственных работ. После этого в разговор опять вступил Саня:

– Значит так! Я предлагаю тем, кто согласен, подписать эту бумагу и перейти к обсуждению того, каким образом вы будете обрабатывать землю. Будет ли это колхоз, либо вы решитесь обрабатывать землю единолично. Надо решить где будут нарезаться участки земли. Из какого расчета: по числу человек, либо по общему количеству членов семьи…

Договорить ему не дали. Все сильнее усиливающийся гул на площади наконец выплеснул перед нами трех человек. Дмитрия и еще двух сволочных мужичков и один из них, гладкомордый, оглянувшись, начал свою речь:

– Мы выборные от свободных поселенцев нашего сектора и у нас есть несколько предложений.

Он еще раз оглянулся на толпу стоящую сзади него и набрав воздуха в грудь продолжил:

– Сегодня мы внимательно выслушали все ваши условия по поводу дальнейшего существования нашего сектора (слова– нашего – он выделил интонацией). В принципе нас все устраивает, но хотелось бы уточнить вашу роль во всем этом. Посмотрев на нас он неожиданно заторопился:

– Нет, мы конечно нисколько не пытаемся приуменьшить ваши достижения, но хотелось чтобы руководство сектора выбиралось согласно заслугам, а не потому что кому то удалось оказаться в нужное время в нужном месте или у кого-то жена попросила за мужа.

Говоря все это, он старательно не смотрел в мою сторону, хотя, может быть, мне все это казалось. Сзади за его спиной одобрительно загудели и видимо это прибавило ему сил.

– Мы нисколько не возражаем против всего, что вы говорили. Мы согласны. Единственное, что нам хочется, чтобы нами руководили действительно люди ответственные, которым доверяет все население сектора, а не безалаберные. Хотелось бы чтобы при всех распределениях присутствовали выборные от народа. Я прошептал Сане в спину:

– Саня, ни в коем случае не соглашайся на их требования.

– Их больше в несколько раз. – прошептал он сквозь зубы. – Если они кинутся, то сомнут нас к такой то бабушке. Угрюмый, у тебя есть варианты действий в случае обострения обстановки?

– Нет. Я не рассчитывал на такую конфронтацию. Все наши отправлены на патрулирование, чтобы спокойно провести собрание.

– Вот тебе спокойно и провели. – прошипел Паша. Оставалось только слушать. Гладкомордый между тем продолжал:

– Мы посоветовавшись с населением, – он сделал широкий жест в сторону толпы, – приняли решение…

– Интересно! Как ты со мной советовался? – прогудел, пробирающийся к нам, голос.

Я нашел глазами в толпе плотную группу, которая пробивалась к помосту. Облегчение, судя по всему, явственно нарисовалось на моем лице:

– Это свои, – негромко сказал я. – Иванова родня. Пять здоровых мужиков с младшими сыновьями и первый круг поселения. В толпе началось расслоение, видимо обработали не всех.

– Нас, например, все это устраивает. – громко заявил Иван – старший. – А кого не устраивает предложат альтернативные варианты, – при этом он выразительно посмотрел на меня. Я вспомнил, что действительно предлагал раньше альтернативные варианты и вышел вперед:

– На несколько семей дается грузовая машина, либо по легковой машине на каждую семью, три охотничьих ружья, боеприпасы, запас продуктов и вас провожают в сторону города до границ сектора. Дальше крутитесь как хотите.

К группе Ивана – старшего подтягивались другие мужики с решительными лицами. Приблизительно население разделилось пополам. Гладкомордый, быстро сориентировавшись, заорал фальцетом:

– Товарищи, мы стараемся учесть интересы всего населения, а не только правящей верхушки. Мы сейчас находимся па перепутье перед созданием феодального общества и возможностью построить демократическое общество.

Умный. Интересно, сам додумался или подсказали? А вообще то чуть добавить грассирования и вылитый ВИЛ.

– Поймите мы не против всего перечисленного! Мы просто хотим, чтобы все это было под народным контролем! Саня наклонился ко мне:

– По-моему они сначала хотели немного другого. Провести выборы и потеснить нас в Совете.

– Ты прав. – откликнулся я. – Но это была программа максимум, а сейчас ты наблюдаешь в действии программу минимум. Провести выборные должности контролеров и ввести туда своих людей. Сейчас он наверняка скажет про необходимость отчитываться…

– Ведь все же мы хотим знать, состояние дел и запасов на определенный момент времени, чтобы с наибольшей пользой мы все могли распорядиться этим запасом. – продолжал Гладкомордый.

Толпа за его спиной одобряюще гудела, толпа за спиной Ивана гудела возмущенно, но, мне кажется, немного прислушивалась к его аргументам. Что говорить, все было правильно, но нас шестерых эта правильность не устраивала.

– Мы все хотим не просто выжить, а построить нормальную жизнь для себя и своих детей, а это возможно только при демократической модели общества, когда каждый человек свободен от рождения, имеет свободу выбора при становлении его как личности. Вы разве хотите, чтобы ваши дети были рабами?

Его голос звенел и наливался силой. На секунду он сделал паузу после этого риторического вопроса в которую тут же сунулся Иван.

– Рабам оружие в руки не выдают! – громко сказал он. Его половина толпы восторженно зашумела. Гладкомордый снова возопил:

– Мы учитываем интересы простых людей, а не хозяйских прихвостней…

Ей богу зря он это сказал. В толпе моментально началось броуновское движение. После воплей: «Ты кого, сцуко, прихвостнем назвал?»; высверкнули отдельные всплески матюгов, после чего появились быстрые росчерки кулаков как с той, так и с другой стороны. Минуты две биомасса на площади колыхалась, обмениваясь ударами и воплями. Гладкомордый исходил криком, пытаясь, остановить людей. Так хорошо организованное действо сорвалось до обычной драки. Вся идея, из-за которой они решились выступить, оказалась похерена. Теперь это будет выглядеть и вспоминаться как стычка между поселенцами, а не попытка наезда на властные структуры. Гладкомордый умолк и зло глядел на нас. Гладкомордый цепко обшаривал глазами наши лица, пытаясь понять почему все пошло не по их сценарию.

– Остановите их. – потребовал он. Стоявший ближе всех Угрюмый благодушно пожал плечами:

– Но ведь это выборные от народа и выразители его чаяний? Вы и останавливайте. Скажу честно, я его еще больше зауважал, после этих слов. Гладкомордый отвернулся и зло выругался. Дмитрий опять посмотрел на нас:

– Почему вы не согласны с нашими требованиями. Мы ведь не просим многого.

– Так мы ведь вам и не даем, просите не просите. Угрюмый – молодец. Мне так никогда не поддеть.

Гладкомордый потерял интерес к разговору. Он развернулся и стал смотреть на разгорающуюся драку. Я потянулся. С одного из домов из чердака раздалась очередь из РПК, поверх голов. Некоторые, самые умные, попадали вниз лицом, тупые остались стоять с непонятным выражением лица. После второй очереди, прошедшей гораздо ниже, попадали и те, кто оставался стоять.

Саня, не подавая виду, что стрельба является для него такой же новостью, как для других, снова выступил вперед:

– Те, кто согласен с нашими предложениями, могут подойти к столу и расписаться в договоре. Договор составляется личный. Те, кто сомневается, могут взять договор с собой и обсудить его дома. В любом случае, ответ вам надо дать до завтрашнего обеда. Земля под обработку буде нарезаться в соответствии с подписанными договорами. Прошу.

Остывшая толпа, негромко гудя, подтягивалась к столу. Кто-то расписывался сразу, кто-то брал договор и внимательно читал, а кто-то демонстративно покидал площадь. Мы стояли и смотрели. Через час на площади никого не осталось.

* * *

Вечером мы собрались на Совет. Настроение было смешанное. В столовой женщины накрывали столы, готовили вкусности, а мы, запершись в кабинете, обсуждали происшедшее.

– Как ты мог пропустить все это и оставить нас без силовой поддержки, – наседал на Угрюмого Андреич. – Ведь нас чуть всех не похерили. Ладно вступился Иван, а там началась драка. Кстати, откуда взялся пулемет. Угрюмый отбивался изо всех сил:

– Это полицейская операция. У меня в патруле люди из всех слоев общества. Вдруг у одного хотя бы классовая солидарность взыграла и мы бы получили гораздо худший расклад, чем сегодня. Сейчас обошлось все более-менее, спасибо Ивану. Хорошо, что он вступился, хотя и странно. А вообще это дело контрразведки.

С этими словами он махнул в мою сторону. Я почувствовал что мое лицо начинает вытягиваться. Ничего себе заявочка. Взять и переложить все на мои хрупкие плечи. Саня прервал нашу перепалку:

– Я пригласил Ивана, чтобы он немного осветил происшедшее. И все мы уставились на Ивана. Тот даже поежился от всеобщего внимания.

– Ну тут эта… – он замолчал. – В общем дней пять назад заходил Дэн, – он кивнул на меня, – и обсказал все как будет. – Сказал, что одним вам, без нашей поддержки, дело миром не решить, а стрелять по людям больно уж не хочется. Еще сказал, что бы я к словам прицепился и устроил драку на площади. Вроде бы как это напряжение снизит и мысли будут на другое направлены. Сказал, чтобы после очереди мы на землю все валились, во избежание возможных эксцессов.

– То есть это Дэн Вам сказал так себя вести?, – багровея спросил Угрюмый.

– Конечно! – поднял удивленные глаза Иван. – Он рассказал все один в один как оно на площади будет. Даже рассказал кто вперед выйдет и какими словами говорить будут. В комнате повисла мертвая тишина. Наконец Саня поднялся и сказал:

– Иван, огромное Вам спасибо! Без вашей сегодняшней помощи нам бы пришлось гораздо хуже. Вы всегда можете рассчитывать на нашу помощь и поддержку. Иван тоже поднялся и смущенно сказал:

– Да ладно, чего там. Жить бы не мешали всякие, а то вечно так – поотбирают и заново делят. Большинству ведь нужна стабильность и чтоб не мешали.

С этими словами он попрощался и вышел из комнаты. Все уставились на меня. Я поежился:

– И чего вы все на меня так уставились. Узоров на мне нет и цветы на мне не растут, – пошутил я.

– Ты знал о готовящейся акции? – требовательно спросил Угрюмый.

– Да, – не стал я отпираться и пододвинул к нему листок. – Вот список их требований. Они были готовы практически месяц назад, только выжидали удобного момента. Основная группа состоит из восьми человек из которой мы видели троих. Еще одного человека я подозреваю к причастности, но доказать ничего не могу.

Список пошел по кругу. Паша вчитывался внимательно, Угрюмый едва окинул его взглядом.

– Какие еще у тебя были готовы сюрпризы, кроме Ивана и пулеметчика. Я пожал плечами.

– Какая разница, ведь все обошлось.

– Кто они? Я непонимающе посмотрел на него.

– Ну из группы прикрытия?

– Не думаешь ведь ты, что я скажу и подставлю людей?

– Значит ты нам не доверяешь?

– Вам я доверяю, но в этом случае давайте уж тогда вывесим список из фамилий на улицу. Вы все равно не сможете относится к ним как обычно и это заметят все.

– Но откуда мы можем знать, что ты не воспользуешься своими ребятами с какой-либо другой целью? Я например не могу доверять тебе всецело. Тут разговор прервал Саня:

– Хватит! – стукнул он по столу. – А то мы сейчас договоримся. Да, официально служба распущена, но это я попросил чтобы он немного отслеживал ситуацию и это помогло. Все что он делал, предварительно обсуждалось со мной. И если ты хочешь знать, то дополнительно ситуацию контролировали снайпер и еще один стрелок, который должен был прикрывать нас прямо около помоста.

– Это должно было быть обсуждаемо на заседании Совета, – не сдавался Угрюмый, – мы все должны были знать.

– Ты же не обсуждаешь свои военные операции на заседании Совета, а приходишь и просто информируешь меня, мотивируя это безопасностью. – спокойно заметил Саня.

– Да, но по внутренней безопасности поселка занимается Сергей. Серега спокойно заметил:

– У меня нет внутренней разведки. Если ты не в курсе, то я выполняю только охранные функции от внешней угрозы.

– Я хотел бы все-таки получит ответ, – проскрипел Угрюмый.

– Ну хорошо, – начал я рассказ, – один из пришлых, молодой, красивый парень попытался пристать к Алине, потом его мелко порезанного и избитого лечили. Когда же он узнал к кому же он пристал, на него было жалко смотреть. Взрослый мужик, а плакался как ребенок. Больше всего он упрашивал меня, когда я зашел справиться о его здоровье, не отдавать его Алининому начальнику – «Упырю проклятому, а то ведь съест сволочь и даже не подавится», а он мне отработает. Иногда он заходил ко мне, иногда мы встречались случайно. Он пересказывал мне все сплетни. Видя мою заинтересованность, он мне рассказал, что новенькие жители поселка, считают меня кем-то вроде местного бездельника, т.е. человека устроившегося на какую то непыльную работенку, БЛАГОДАРЯ СВОЕЙ ЖЕНЕ!!! (Она работала в здравоохранении и фактически являлась главврачом) и занимаюсь непонятно чем!!! непонятно как. т.е. фактически, моя должность является синекурой. Человек абсолютно бесполезный, но нужный (вот такая загадка), и через меня!!! можно дать взятку, НО!!! сам я взяток не беру. ПОТОМУ КАК У МЕНЯ И ТАК ВСЕ ЕСТЬ!!!

Я помолчал и обвел всех глазами, пытаясь понять, до всех ли дошло и, самое главное, верят ли они мне. Самое интересное, что я никогда не вру, а только не договариваю. Убедившись, что явного недоверия мне никто не оказывает, я продолжил:

– Немного обалдевший от такой информации, я пообещал, что все будет путем, что если надо ж, то я ж, завсегда ж, да без проблем жеш … и ушел ошеломленный. Этот парень потом стал одним из лучших информаторов в поселке. Причем не из любви к деньгам, а из любви к искусству. Честно говоря, было еще то, что Саня немного распустил народ. Решения, внутри поселенцев, принимаются как на каком то новгородском вече. Кто кого переорет. Докатилось до того, что выбирать руководителя решили из свободных, так же и выборный комитет, который будет заниматься всеми насущными делами. На вече орал громче всех Гладкомордый. Судя по всему от его мечты: осесть где-нибудь и заниматься сельским хозяйством ничего не осталось. Человек подался в политику. Он сколотил электорат в плотную стаю и стал сначала потихоньку, а потом все громче и громче заводить такие разговоры. Ну, вы их слышали: равноправие, отнять и поделить, мы наш – мы новый… и т.д. Паренек, которого поцарапала Алина, был горластым и поэтому очень легко вписался в эту компанию. Плюсом было то, что он считал меня своим другом и поэтому легко рассказывал, что происходит. Приглашал к ним на посиделки, поскольку считает меня обиженным, как он говорил. Недовольство потихоньку зрело. Мои нехорошие предчувствия никого не тревожили. Я решился серьезно поговорить с Саней, ну а дальше вы знаете.

Парней вроде бы стало чуть-чуть отпускать, появились легкие улыбки, тихие разговоры и т.д.

– Кстати не расслабляйтесь, по последним сплетням в нашем секторе творится страшное, – сказал я.

– Опять сорока на хвосте принесла, – ухмыльнулся Угрюмый. Я не обратил на это никакого внимания.

– Про нас рассказывают совершенно дикие вещи. Про право нервной ночи, про рабство, про издевательство и убийства, про реввоенсовет и Чека. Хотя как феодализм совмещается с революцией? Это мне не понять. А ещё есть тройка ревтрибунала. Самым добрым из тройки, оказывается, является какой-то Март. Он всего навсего может шлепнуть, а может и отпустить, по настроению. Есть какая то гадина, страшная как карга, видно, старая дева. Некрасивая, старая, плоская как доска и очень не любит мужчин. Ее хлебом не корми, дай какого нибудь мужичка замучать. А самый главный упырь у них (у нас то есть) внешне даже на человека похож. А вообще то он перерожденный, зомби. Просто его поймали и выдрессировали. Говорят, чтобы он на своих не кидался ему специально людей ловят и к нему на ночь запускают. Не один не вышел, а каждый месяц из его клетки кости белые, человеческие (причем это говорится надрывным шепотом) носилками выносят.

– Это слухи, а не официальная пропаганда, в секторе новообращенных. Так что смотрите сами. Откуда то течет информация и её, эту течь, необходимо найти, а то может случится неприятность. Я хочу чтобы восстановили контрразведку.

– Я могу возглавить эту службу, – перебил меня Угрюмый, – но ты должен передать мне своих информаторов.

– У меня нет информаторов. – пожал я плечами. – Я тебе сдал единственного. Вообще то я занимаюсь снабжением, а остальное меня не касается. Кстати по поводу снабжения! Я бы хотел коснуться расширения деятельности наших могильщиков, а то прокормить такую кучу народу без поставленного сельского хозяйства невозможно.

После долгого обсуждения и кидания кортиков в двери, рванья тельняшек и воплей всех зашибу, Совет постановил:

– Восстановить контрразведку, переименовав её в службу безопасности, так как, по словам Угрюмого, контрразведка запятнала себя. Чем запятнала он, правда, не уточнял. Все мои информаторы и боевики передавались вновь созданной службе. Я с легким сердцем отдал ему трех сервов и двух информаторов.

– Выделить в отдельную службу техническую разведку и поставить Майкла начальником.

– Расширить могильщиков, то бишь мою службу снабжения, с целью увеличить запасы продовольствия. Мы представили расчеты, по которым выходили огромные цифры продовольствия, которым необходимо было обеспечить население на ближайшие три года, пока сельское хозяйство не начнет давать откат.

– Так же удалось протащить решение о расширении зоны деятельности. Оно заключалось в том, что часть свободных поселенцев необходимо куда-нибудь переселить. Чтобы появилась еще одно селение-сателлит. Я предложил отселить бунтовщиков, на что Угрюмый взвился, и сказал, что он им не доверяет, что на такое дело необходимо направлять людей которым полностью доверяешь, что Ивановой родне он доверяет и пусть они и едут, мы даже снабдим их получше. С недовольным видом я дал себя уговорить, хотя в душе радовался. Угрюмый становился слишком предсказуемым, а с Иваном у меня все было согласованно заранее.

– Угрюмого назначили главным военачальником и начальником службы безопасности, но Серегу вывели из-под его подчинения, мотивируя это тем, что слишком жирно будет. Серега вступает в его подчинение только в случае внешней угрозы.

– Мне все сказали спасибо.

На этом заседание Совета закончилось, и мы все пошли к столу, к официальной части. Ах да, я еще зашел в больничку и забрал тихонечко СВД, с которой Лена проторчала в форточке все собрание, и аккуратно отнес в оружейку. После этого навестил Ильяса и мы под покровом темноты перетащили РПК в кочегарку, там Ильяс его почистил и отдал Семенычу, который бурча заныкал его в шлюз (комнатка с входом в подземелье). Сходил ко второму стрелку и переговорил с ним. Рассказал, что мне пришлось сдать часть информаторов, совершенно ненужных, попросил его быть поосторожнее. Обговорили возможные ситуации, что делать, если я буду недоступен. Я объяснил, как найти парочку тайников с оружием и едой. Дал ему пароль, на случай быстрой эвакуации, обговорили систему почтовых ящиков. Он поделился со мной настроениями, витающими в воздухе. Пока на момент посевной решено отложить противостояние. Они тоже не идиоты и понимают необходимость проведения полевых работ. Вот ближе к лету, скорей всего, попробуют ещё. Главные горлопаны несколько взвинчены. Скорей всего они должны встретиться с идеологом движения. После этого я еще раз попросил быть поосторожнее и мы расстались, пожав друг – другу руки. Выбирался я очень аккуратно, стараясь не засветить агента. Вот из-за этих дел и задержался. Короче я пришел на вечеринку, когда она уже близилась к завершению. Скорчив постную рожу, я подошел к жене и попросил левомицетина. Веселый Угрюмый заорав, что это лечится не так, сунул мне в руки стопку с очень соленой водкой и заставил выпить. Веселье било ключом. Мужики нарезались в стельку. Я смотался.

* * *

С утра ко мне пришел Угрюмый. Внешний вид его ничего кроме соболезнования не вызывал. Мой, впрочем, тоже.

– Ну где?! – рыкнул он.

– Что, где? – рыгнул я.

– Дела, пароли, явки?

– Угрюмый, ты что, больной? – поморщился я. – Я тебе русским языком объясняю, что все получилось случайно. Просто один придурок по старой памяти посчитал нужным растрепать, а я по старой памяти принял меры. Тебе нужен снайпер и пулеметчик? Я тебе их отдал. Правда, бойцы они аховые, но мне ж надо было напугать, а это удалось, но ничего, если захочешь, то воспитаешь.

Угрюмый посмотрел на мою перекошенную харю, по сторонам, мельком глянул на дверь и видно принял решение. Его рука молниеносно метнулась вниз. Я испугался. Но его рука также молниеносно метнулась вверх и с громким стуком поставила на стол поллитра водочки. Угрюмый гордо посмотрел на меня. Я с восхищением посмотрел на него и сказал:

– Орел!, – и вытащил из ящика стола еще одну поллитру. Потом демонстративно пошарился в ящике стола и достал три зеленых, соленых, бочковых помидоры, одна из которых была надкушена.

– Во! – гордо сказал я, и мы хлопнули по первой.

Когда нас нашли – мы сидели обнявшись, и пели: «Ты не вееейся черный воооорон, над моееееею головооой…». Помидоры на столе лежали все три, надкушенные, но не съеденные.

* * *

На следующий день выяснилось, что большинство народа заключили с нами договор. Кстати, забыл сказать, договор мы заключали на десять лет. По истечении этого срока, если человек все отдал, то мог собирать свое добро и валить куда хочет, а мог продлить договор.

Начались суровые, сельскохозяйственные будни. Распределили участки. Пашкины сервы распахивали их и оставляли хозяевам, а те уж делали с ними все, что хотели. Хорошо еще, что в суровые 90 – е годы садовые участки были основным подспорьем в выживании нации, поэтому трудно было найти человека, который не знал с какого конца подойти к этой проблеме. Большинство подошло к решению продовольственной программы традиционно: картошка, свекла, морковка, кабачки и т.д. В общем, тот же огород, только в увеличенных размерах. Мы, во главе с Пашей занялись пчеловодством, благо это у них был семейный бизнес. Пчеловодством выразили желание заняться еще пара человек. Выделив пчел этим бортникам, мы начали заниматься свиноводством. Иван с братьями засеяли зерно. Прошу учесть, что опыта у нас все-таки было маловато. Поэтому начиналось все так сумбурно. Хорошо, что Наташа высадила кучу рассады, а то бы мы хлопали клювами, провожая погожие весенние деньки. А так вроде бы все успевали. Построили большие теплицы, крыли их стеклом, высаживали рассаду. Было весело.

* * *

– Стреляют.

– Слышу.

Прыгая на одной ноге, я пытался другой попасть в штанину. Наконец это получилось и, схватив автомат, я побежал на улицу.

Навстречу мне неслись полуодетые люди. На улице взревел мотор, раздавались лающие команды. Я выскочил в тот момент, когда Серега запрыгивал в кабину джипа. Джип развернулся и рванул в сторону стрельбы. Над головой ожил АГС-30 и Корд, значит противник уже где-то не очень далеко.

Кто-то включил ревун. База начала наполняться народом. Полуодетые люди, женщины, прижимающие к себе детей. Женщин и детей прятали внутри главного здания. Угрюмый громко распоряжался, формируя боевой отряд. Загрузившись в вахтовку, они выехали из ворот. Тем временем стрельба усилилась. Судя по всему, подошел Серега с ребятами. Послышались разрывы гранат. Потом шумное ура и все стихло. Нет, ну немного постреливали, но и все. Оба командира слиняли, оставив базу практически неохраняемой. Меня терзали смутные сомнения. Я изо всех сил рванул за Саней, впрочем, рвать пришлось недалеко – Саня стоял в двух метрах от меня с таким же растерянным лицом.

– Саня, громко командуй, распределится по боевым постам.

Лицо все еще растерянное, но видны осколки мыслей и напряженная работа на челе.

– Распределится по боевым постам! Женщины с детьми спускаются в подвал!

Гигант мысли! Вы когда-нибудь пробовали у какой-нибудь одинокой бабули, зайти ночью на кухню, не включая света, а потом включить его. Ну? Ослепшие тараканы носятся, сталкиваясь между собой, и если не успеешь отпрыгнуть в сторону, то могут затоптать вас, а то и покусать (а может и загрызть! Насмерть!). То же самое началось во дворе базы. Одни бежали туда, другие обратно. Ко мне пробился Майкл с Саней, Алина, Лена и пятеро сервов, причем трое из них официально переданы Угрюмому, а издалека, раскидывая людей, двигалась фигура Семеныча, за которым скромно потерялся Ильяс. Та же растерянность на лицах, те же извечные вопросы, поставленные на заре зарождения демократического общества в России1. Ей-богу при взгляде на них, захотелось заплакать матерными слезами. Если бы здесь был шпиён, то вся контрразведывательная сеть, создаваемая с таким трудом, в условиях жесточайшего естественного отбора людей из населения, была бы провалена. Скажите пожалуйста, чтобы вы подумали, когда при громких командах главного начальника, часть людей не кидается выполнять его, безо всякого сомнения, мудрые и своевременные распоряжения, а бежит к человеку, который даже не является их непосредственным начальником и с собачьей преданностью заглядывает ему в глаза, повиливая хвостом. Вот-вот! Я бы подумал то же самое!

Сделав вид, что это не ко мне, я решительным шагом побежал к башенкам над воротами, где было мое место по боевому расписанию. Вы представляете! Всё это сборище имбецилов потянулось за мной! Пришлось остановиться и разъяснить кто, куда и по какой причине должен идти. Самое поганое, что во время паники человек, увидев сборище, присоединяется к нему, в надежде, что там ему помогут, либо хотя бы объяснят, что происходит. Так и получилось, что я пытался наладить порядок в этом мельтешение. Саня орал с другой стороны двора и находился не в лучшем положении. Кое-как разобравшись за рекордно короткое время (минут за сорок), мы были всецело готовы к атаке. Слава богу, что на нас в это время никто не напал. До утра мы проторчали на стенах, хотя Серега с Угрюмым и прислали паренька с вестью об отбитой атаке.

При свете дня мы все разбрелись по домам. Угрюмый выставил усиленные патрули, причем патрулировать отправили даже на поля. Выдали ракетницы, посадили наблюдателя на крышу и собрались на Совет. Вы пробовали предложить что-нибудь конструктивное в состояние стресса, невыспавшись, перенервничав и вообще, чувствуя себя не в своей тарелке? Вот и у нас ничего не получилось. Мы только перелаялись, ища виноватых. Скажу сразу – мне за себя было стыдно. Я орал и гавкался точно так же как все остальные. Когда все немного успокоились, Сане пришла в голову чудесная мысль. Перенести заседание на завтра, а сегодня отправится спать. Что мы и сделали.

С утра пораньше Начальник службы безопасности собрал совещание и послал своих людей осмотреться на месте. Людей было немного, место происшествия тоже небольшое, поэтому управились быстро.

Как выяснилось из осмотра и опроса бойцов, на нас наехала небольшая команда на нескольких машинах (пять или шесть), наш патруль стрельнул в их сторону, они выгрузились, постреляли в нашу сторону (человек десять-пятнадцать), не форсируя события и, при подходе к нам подкрепления в лице Сереги, организованно погрузились в машины и покинули место столкновения. Так выглядела информация, которую принесли наши разведчики. Угрюмый упирал на то, что сейчас надо создавать разветвленную разведывательную службу и внедрять народ в массы, извините в банды. Т.е. предлагал то же самое, против чего выступал раньше. Было очень интересно послушать про подготовку разведчиков, про внедрение хорошо законспирированных разведчиков, про создание легенд, про занятие ключевых постов в конкурирующих организациях, про развал их изнутри и, в конечном итоге, массовое бегство населения под «крыло сильной компании», то бишь наше. Я сидел, открыв рот, когда прения по этому вопросу закончились, я только – только начал приходить в себя. Если Угрюмый все это сможет выполнить, то я в ноженьки ему поклонюсь. Другое дело, что все это годилось еще полгода назад, а сейчас на все эти легенды клали с пробором и действовать надо было проще и решительнее. Но я заткнулся, если я сейчас выступлю, то разругаюсь опять. Я принял живое участие в плановых перестановках. После трехчасовых разговоров мы определили следующее: Чтобы больше такой фигни не повторялось!

Серегина команда из двух групп (четырнадцать человек) – это спецназ. Они придаются в случае необходимости основным вооруженным силам и служат группой быстрого реагирования. Угрюмый со своими бойцами – основные вооруженные силы (в общей сложности около 30 человек) Постоянный гарнизон состоит из двенадцати человек, все остальное ополчение. Для ополчения назначается четыре командира, которые подчиняются непосредственно коменданту гарнизона. Каждый ополченец обязан знать – кто его командир. Командир обязан тренировать свою команду, обеспечивать целостность периметра на порученном участке, проверять боеспособность своих ополченцев. В мирное время должны ежемесячно проводится учебные тревоги. Усилить направление технической разведки. Оборудовать подступы со стороны полей тревожными сигнальными системами (короче, натыкать ракет на растяжках), оборудовать со стороны города автоматические следящие камеры не только в видимом, но и в ик – диапазоне (как они собрались это сделать в разграбленном и брошенном городе?). Усилить отдел технической разведки. Поставить цели перед отделом снабжения по обеспечению необходимого оборудования. Изыскать возможности для расширения отдела снабжения. Всё. И мы разбежались претворять решения очередного съезда в жизнь.

По окончании начального этапа садово-огородно-полевых работ наступил средний этап, потом завершающий. Нам удалось не только

 

Глава 1.

Было очень жарко. Июль в этом году, скажем прямо, удался. Не удались отношения с соседями. После первого наезда, когда мы все перепугались до невозможности, тревожить нас по ночам стало их обычной практикой. Небольшими группами по семь – восемь человек на двух машинах, они нарушали границы занятого нами сектора. Ничего серьезного они не делали: потопчут посевы, угонят пару человек, попавших под руку, своруют, постреляют в воздух, обозначат свое присутствие и обратно. Угрюмый откровенно бесился. Его люди и Серегины, практически не спали. Он устраивал засады, пытался выставлять посты, но до серьезной стычки дело не доходило. Причем мы даже не знали, кто именно балует. Подозрения падали на всех. Новообращенные рядышком, но это не в их стиле. Шерхан мог бы на такое пойти, но он на другом конце города. Свидетелям пришлось бы переться по территории других секторов. Нужно было что-то предпринимать. Со мной поговорили и предложили порешать эту проблемку, т.е. фактически вернуться к контрразведывательной работе.

Скажу сразу, что до этого я не обращал особого внимания на наезды, поскольку в мою светлую голову пришла одна мысль, с подачи моего друга, и я занялся её воплощением. Решалась она не одномоментно, этап подготовки мог занять туеву хучу времени и я, откровенно говоря, забил на непрямые свои обязанности, занимаясь только прямыми, т.е. доставкой горючего и ремонтом котельной. Все остальные силы и своих людей я бросил на свое появившееся хобби.

На предложение вернуть меня в контрразведку, согласны были все, даже Угрюмый (вообще, Вы наверно обратили внимание, что у нас с ним редкостный антагонизм при всем моем искреннем уважении к нему), который бросил фразу: «Пусть займется. Работа как раз для него. Там где нужно сшакалить или сподличать, ему цены нету». Так всеобщим голосованием меня поставили заниматься этим делом, правда, с общим руководством Угрюмого. Угрюмый передал мне своих шесть агентов из службы безопасности (ребята, неслабо напоминающие шкафы с антресолями) и предложил задействовать его силовиков. Он привел ребят и представил мне их командира:

Вот привел тебе в помощь. Командир подразделения – Добряк. Они тебе помогут и если что подучат, как лучше сделать. Настоящие бойцы. Бывший ОМОН, чеченский опыт.

Я поблагодарил его и начал придумывать, чем их занять. Для начала они мне рассказали, как готовятся засады, и как это выглядит. Угрюмый послушал и ушел, заниматься какими-то важными делами. Здоровый шкаф, командир этого подразделения, по кличке Добряк рассказывал:

Ну, это. Готовимся как обычно. У шефа в пятницу планерка, на которой подводятся итоги предыдущей недели и ставятся задачи на следующую.

И что там вы обсуждаете кто пойдет в засаду и когда? – доброжелательно спросил я.

Неет! – оскорбился Добряк. – Ни в коем случае. Мы же понимаем, конспирация там, то, се…

Вот именно – то, се. – подумал, но вслух не сказал. – Дальше – доброжелательно улыбнулся я. Чудо засмущалось и продолжило:

Ну вооот. В случае возникновения внештатной ситуации шеф, после окончания совещания, отпускает всех, а командира силового подразделения и командира разведки просит задержаться.

У меня в голове мелькнула бессмертная фраза: А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться. Неужели наш Угрюмый представляет себя этаким папашей Мюллером? Интересно.

С этими двумя своими заместителями, он и определяет: что, кто, куда, зачем. А потом, обычно дня через два, мы идем в засаду. И ждем. А они не приходят. А как только мы уйдем – они приходят.

А, вон оно что! – я с глубокомысленным видом покачал головой. – Да, на этих двух он может положиться как на себя. Они предателями быть не могут. Добряк обрадовался: Так я про то же самое говорю. Не может среди нас быть предателей! А в засады посылают всегда одних и тех же? Добряк даже оскорбился:

У нас отдельное специальное подразделение, которое предназначено для силовых захватов. Народу немного, но парни все боевые. Но это не Вы? – на всякий случай уточняю я.

Мы спецназ! – с ноткой превосходства сказал Добряк. – Нас посылают тогда, когда остальные не справляются.

Да! Это наверное хорошо, когда есть кого послать… – задумчиво пробормотал я.

Непонявший мою глубокую мысль Добряк, согласно кивнул и решил меня приободрить.

Этт точно. Да не переживайте Вы так. С нашей помощью всех этих гнид повылавливаем. – бодро сказал он, сжимая свой огромный кулак с арбуз средних размеров, и засмущался.

Я растроганно смахнул несуществующую соринку с глаза и отпустил его готовится к операции.

После встречи с этим гигантом мысли и отцом разведки я отправился к своим ребятам. После вольного пересказа нашего разговора, когда все утерли слезы и перестали ржать, совещание вошло в деловое русло. Редкие истерические всхлипы Алины, периодически давящейся от смеха, служили фоном нашей беседы. Начал разговор Семеныч:

В его окружении, скорей всего дятлов нет. Да это и не нужно. Все видно со стороны. Скорей всего их двое, возможно муж и жена. Один отслеживает в конторе, а другой ищет подтверждающую информацию.

А если третий? Вроде резидента? – спросил Ильяс и сам же ответил. – Вряд ли. Народу и так слишком мало. Тем более, нужно еще и быть не круглым идиотом.

Алина опять прыснула. Мы все посмотрели на нее. Мгновенно посерьезнев, она предложила:

Надо посадить человека во дворе и пусть он посидит у окна, поглядывая во двор, за совещанием. Может быть что-нить интересное увидит. Да и мы узнаем, когда очередная операция будет. Угрюмый свои операций по поимке сворачивать не собирается? Я пожал плечами:

Не знаю, но вряд ли. Он чересчур самолюбивый. Считает делом чести, поймать их самому. Ну-ну. – пробормотал Майкл. – Бог в помощь.

Ленка задумчиво молчала поводя подушечками пальцев по краю блюдечка. Подняв голову она спросила: А кто-нибудь задумывался над тем, как они передают информацию? А, – махнул рукой Иван, – встречаются и передают.

Вряд ли. Спалится слишком легко. – так же обводя блюдечко ответила Ленка. – скорей всего система знаков. Герань, там например, на окне… Или еще какая фигня. Надо определить откуда лучше всего просматривается сектор. Сектор большой, какой именно кусок нужно? Для этого, хотя бы приблизительно надо знать, кто дятел.

На основании нахождения во дворе после окончания совещания такой вывод не сделаешь.

Стоп, а кто сказал, что это единственный вариант сбора информации? Было ясно сказано, что в засаду ходят постоянно одни и те же люди. Легче всего оценивать по командиру группы захвата. Если знать, что его нет дома после такого совещания, то это уже вариант. Людей которые в курсе должно быть поменьше, а если они еще и сочетаются со двором, то100% попадание.

Значит необходимо для начала выяснить – кто, предположительно, у нас близок к командиру, а потом уже устанавливать, как они подают сигналы.

Все это хорошо, но нам дали три недели. – я вступил в разговор. Народ недоуменно посмотрел на меня.

Какие три недели? – озвучила общую мысль Алина. – Тут работы на пару месяцев. Помимо всего прочего надо не только прекратить, но и выяснить, зачем они это делают? Я вздохнул:

Я то это понимаю. Но вначале мне вообще давали неделю, и только вмешательство Угрюмого спасло меня. Судя по всему, он хочет утереть мне нос. Молчание стало густым, как вареная сгущенка.

Ну что ж, – сказал Майкл, – будем действовать в условиях жестокого цейтнота.

На этой оптимистической ноте обсуждение закончилось. Обозначив фронт работ каждого – мы разошлись. На следующий день закипела работа. Я ходил по двору, а за мной неотступно следовал Добряк с бравым видом. Счастье, что все его ребята сидели в помещении, а не топали по двору вслед за мной. Светиться мне не хотелось. Наконец я дал ему поручение. Эти бравые ребята стали сопровождать команды бензовозов, таскающих нефтепродукты с базы ЛУКОЙЛа, а я остался свободным.

Ильяс выполз на солнышко со своими питомцами, дрессируя их. Изредка в этом ему помогал Семеныч. Ленку, снабдив большим биноклем, отправили в медпункт, где жена поручила ей работу, требующую постоянного присутствия. Ленка обшаривала окрестности из глубины комнаты, на предмет наблюдателя. Алина пошла знакомиться с семьей командира, как преподавательница общей физической подготовки в младшей группе, в которую ходил сын командира. Ивана отправили к родным, чтобы он поговорил с людьми. Его родителям могли рассказать то, что не расскажут представителям власти. Майкл занялся проверкой снаряжения. Я созвонился со своими осведомителями и попросил посмотреть на поведение людей в их секторах. Саня повис с биноклем на краю жилой зоны, пытаясь отследить, откуда появляются и куда исчезают нарушители.

* * *

Прошла неделя. За это время Угрюмый дважды устраивал засады и, трижды, нас посещали. Причем в одну из ночей поля посещали одновременно и нарушители, и засада угрюмого. По счастливой случайности, в разных концах сектора. Официально, Угрюмый устранился, но не официально продолжал заниматься поимкой в усиленном режиме. Меня спрашивали о результатах после каждого нарушения границ сектора. Патрули Угрюмого обходились по широкой дуге и фактически в случае нападения, мы бы узнали об этом после захвата сектора. Если фронтальный участок был защищен очень хорошо, то поля охранять было невозможно с существующими силами. Каждый день на Совете меня пытали, когда же все это прекратится. Угрюмый ничего не говорил, а только многозначительно хмыкал. Нам же катастрофически не везло, единственное, что мы узнали, приблизительный график посещений и людей, которые сливали информацию, но кому и как – мы понять не могли.

Мы собрались втроем я, Майкл и Алина у меня в подсобке. Шестеро моих ребят из службы снабжения рванули к новой заправке, на выезде из города, провести ревизию, так что никого не было. Обсуждалось лишь то, что мы знаем. Обсудили способы добычи информации и как происходят налеты. Рассказали почти все. И только услышав скрип за дверью, я приложил палец к губам и на цыпочках подошел к окну и взглянул из-за занавески. Хлопнула дверь, и куда-то усиленно спеша, рванул Добряк. После чего мы собрались и отправились на настоящую планерку к Семенычу.

* * *

Собравшись все вместе, мы достали кружки и стали пить чай. После нескольких шуточек, перешли к серьезным делам. Я слил информацию о всем, что мы знаем. Все смотрели на меня, пытаясь понять, зачем я это сделал.

Нуу, глубокомысленно протянул я. – Делать нечего. Времени нам больше никто не даст. Наверное я погорячился, слив информацию о графике посещений, но на нас давили все сильнее, либо требовалось отдать все Совету, получить в начальники Угрюмого, который бы разработал бы свой план. А потом отвечать за то, что этот план не сработал. Я на это пойти не мог. Поэтому слил все Угрюмому. Он поверит своему человеку, который подслушал, чисто случайно (я сделал поклон в сторону Майкла, который заведовал счастливыми случайностями), информацию, которую Угрюмый жаждал получить. Я на Совете подниму вопрос о том, что рано предпринимать какие-либо действия, и мы будем совершенно непричем. А тем временем, чисто случайно (я сделал легкий полупоклон в сторону Алины, которая заведовала несчастливыми слчайностями), информаторы покинули пределы сектора и вряд ли их когда-нибудь найдут. Алина скромно потупилась, но сказала с осуждением:

По моему, тебе нравится управлять людьми и пытаться завязать свои и распутать чужие интриги.

Я смущенно качнул головой. Она была права, мне действительно это нравилось. Честно говоря, если бы была возможность все вернуть, то я бы конечно выбрал прежнюю жизнь, но по этой бы скучал. Однозначно. Хорошо, что за меня вступился Семеныч:

Это – то и хорошо! А если бы ему не нравилось, то мы получили бы второго Угрюмого. А зачем нам два Угрюмых? И Семеныч с веселым, Ленинским прищуром оглядел нас.

Это все беллетристика, все еще немного смущенно продолжил я, вернемся к нашим баранам. Они будут брать посетителей послезавтра. Откуда ты это знаешь, деловито спросил Мишка. Я ухмыльнулся:

Пригласил Добряка пива попить, которое из последнего рейда приволок. Он сильно сокрушался, что не может и предложил перенести на пятницу, так как он «ближайшие два дня сильно занят, а потом только часик поспит и все».

Все заулыбались. В принципе Добряк был очень неплохой парень, настоящий силовик. Голова была его сильной стороной, которой он привык действовать (он на спор вышибал ею двери и колол орехи). Нам он нравился еще тем, что, к сожалению, он держал свое слово и играл на стороне Угрюмого, но мы не теряли надежды перетащить его на свою сторону.

Так вот, я чуть повысил голос, чтобы убрать улыбки с лиц, – нам нужно во время проводимой операции сделать следующее…

* * *

Тишина. Темно. Стрекочут кузнечики и ночь стоит с таким тяжелым травяным духом, что голова становится тяжелой, как после самодельной «тяжелой» браги. Мы отправились в засаду. Леночка, зависла с ПНВ и винтарем на параллельной улице за трансформаторной будкой. Иван молчал, покусывая травинку; Саня внизу, что-то бурчал себе под нос, благо команды на молчание не было. Ильяс со своим невозмутимым восточным разрезом глаз сидел в сторонке у лестницы вверх, привалившись к стене, отставив в сторону автомат, и поглаживая двух огромных псов, сидевших у него по бокам. Те шумно дышали, вывалив языки с тонкой ниточкой слюней. Мишаня с Алиной сидели в подготовленном джипе между засадой и городом за квартал от нас. Семеныч, по стариковски сгорбившись у окна чердака, баюкал в ладонях вторую свдэшку с ночным прицелом. Я сидел на стуле и вглядывался в темноту, до появления перед глазами разноцветных кругов. Пока все было тихо. На всякий случай, если; я подчеркиваю – если; у Угрюмого, что-нибудь сорвется, то на пути отступления посетителей ждали сюрпризы. В частности я посадил троих, хорошо вооруженных молодых людей с гранатометом и ручным пулеметом, на пути возможного отхода. Все, что я мог придумать, я предусмотрел. Оставалось только ждать и думать.

Над дальним концом поля раздались выстрелы, заревели машины; то есть все как обычно при налете; и вдруг включились прожектора. Перестрелке, развязавшейся на полях, могли позавидовать артиллеристы, утюжащие эшелонированную защиту противника. Наконец, минут через пять-шесть, стрельба начала стихать. Скорей всего, налетчики, напоровшись на горячие обьятия встречающих, решили не задерживаться в гостях, а побыстрее слинять, даже не попив чаю.1 (Теща приезжает в гости к дочке, дверь открывает зять: О, мама, радость то какая! И надолго к нам? Теща, кокетливо: Ну, пока не надоем. Зять удивленно: Что даже чаю не попьете?)

Сейчас надо было попытаться перекрыть самые вероятные пути отступления и взять наконец-то этого хитрожопого резидента, который столько времени водил нас за нос и другие части тела. Ребята не суетились, а терпеливо ждали пока мы с Майклом и Алиной определимся. Я напряженно вслушивался в замерший в ожидании сектор. Майкл щелкал клавишами, переключаясь с одной камеры на другую.

Есть! Нашел! Едут по Лермонтова, через три квартал от нас и как раз на засаду. Два джипа, как всегда.

Алина схватила рацию и начала высвистывать незамысловатый мотивчик: «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…» По машинам, – скомандовал Иван Стоять!

Миша лихорадочно переключал камеры. Одинаковые пустые улицы, кое где горят остатки городского освещения. Хочу сказать ему спасибо, если бы не его основательность и любовь к порядку, мы бы их упустили.

Трое человек. Бегут вглубь нашего сектора по улице Петрова. Все вооружены. Сейчас на перекрестке улиц Петрова и Серова.

Иван, на тебе с Саней и Леной – джипы. Алина, Семеныч, Ильяс – эти трое. Майкл – на координации. Я к Угрюмому.

Разобравшись по машинам, мы разъехались. Завернув за угол, я остановился и поднес рацию к губам: Угрюмый, ты где?

Внутри зашипело, захрипело, потом мне показалось, что плюнуло в мою сторону, а потом чей то инопланетный голос произнес: На связи Танго – браво! Покиньте рабочую частоту!

Я вздохнул, выматерился и членораздельно, медленно, как для идиотов сказал: МНЕ НУЖЕН УГРЮМЫЙ! Далекий радист упрямо повторял: Покиньте частоту, вы мешаете проводимой операции.

Поняв, что толку с этой игрушки будет немного, я рванул к ним включив все фары, какие только можно. Объезжая колдобины и рытвины я по привычке подумал о дорогах и дураках, правда это пословица приобрела в моем представление довольно таки конкретное и адресное звучание. Выскочив на поле, я поехал медленно. Кто его знает, что может быть на уме у человека с ружьем. Самое поганое, что мое предчувствие меня не обмануло. При подъезде к освещенному фонарями участку я побибикал, сбавил скорость, мигнул фарами и … получил длинную очередь по лобовому стеклу. Попытавшись выпрыгнуть из машины, я получил дверкой по башке, удар по ногам и полное онемение руки, а машина – выстрел из гранатомета. Матерясь про себя (вслух я это седлать не мог, после соприкосновения челюсти с ботинком спецназовца), я пытался подобрать ноги под себя, чтобы попытаться встать и идти самому, но в очередной раз получив удар прикладом между ребер, успокоился. Дотащив до освещенного круга, меня бросили на землю и приказали: «Встать». Опираясь на руки я подтянул под себя колени и встал. Сначала на четвереньки, а потом и сам. Слегка пошатываясь я смотрел на стоящего передо мной Угрюмого, в боевой раскраске, и, ей богу, мне было нисколько не смешно. Если он вдруг захочет, то меня стрельнут и спишут на какого-нибудь затаившегося в кустах боевика. Видимо, угрюмый прочел мои мысли, поскольку кривая усмешка расползлась по его лицу. Клянусь. Я чуть не описался. Избитый, грязный, травмированный падением, я производил гнусное впечатление. Если бы взглядом можно было убивать, то все в округе превратились бы в пылающие факелы. И что ты здесь делаешь? – спросил он. Тебя ищу, – по привычке огрызнулся я.

Ну что ж. Ты меня нашел. Но рад и ты этому. – Угрюмый непривычно медленно цедил слова, словно стараясь удержать себя от чего-то такого, о чем будет впоследствии жалеть. Он сделал шаг и врезал мне под дых, вторым ударом разбив мне лицо и опрокинув на спину. Мне показалось. Что он сейчас начнет меня пинать и скрючился в позе эмбриона постаравшись закрыться. Он стоял надо мной нависая и шумно дышал. Даже не видя его я чувствовал, что ему хочется меня убить. Меня схватили под мышки и снова поволокли, бросив на землю перед пятью трупами.

Смотри, сука – яростный шепот Угрюмого доносился до меня как сквозь вату.

Я попытался отвернуть голову, потому что смотреть было абсолютно не на что. Что я покойников не видел? Они ведь даже не шевелятся. Однако мою голову прижали к земле сапогом так, чтобы я постоянно смотрел на тела. По скромным прикидкам, вокруг стояло около двадцати человек в камуфляжной форме, очень неплохо вооруженных, да пятеро погибших. Значит изначально было около тридцати человек. Вряд ли Угрюмый вытащил всех людей на задержание, часть должны быть на постах, часть на охране сектора. Скорей всего он взял с собой самых самых, значит это его лучшие люди – отсюда его бешенство. Не знаю долго бы я пролежал так, но вдалеке ухнул выстрел гранатомета, одиночный винтовочный выстрел и пара коротких автоматных очередей, кто-то закричал. Все настороженно прислушивались к перестрелке, которая неожиданно началась и так же неожиданно прекратилась. Про меня все на секунду забыли и мне удалось сесть. Я очень боялся, что меня шлепнут. Очень. Но сдержаться не мог. У меня всегда так, я не могу держать свой язык за зубами и могу брякнуть что-нибудь в самый не подходящий момент.

Что Угрюмый? Лажанулся? – хрипло прокаркал я тыльной стороной ладони вытирая кровь с морды лица.

Все словно очнулись от сна. Меня снова повалили, но вмешался Угрюмый. Он подскочил, схватил меня за шиворот, и начал трясти приговаривая: Что ты на этот раз нам приготовил… (остальное бип и скипед).

Я чувствовал себя как на русских горках и он дождался – меня стошнило. После чего он бросил меня и приказал: «Говори».

Что говорить, – прохрипел я. – Ты лажанулся. Подставил своих бойцов. А когда я приехал, то напал на меня. Теперь моим людям приходится исправлять твои ошибки, а ты, сука, вместо того чтобы помочь избиваешь меня здесь. Может быть даже думаешь убить. Не переживай, козел, ты сдохнешь после меня и все вы тоже.

Конечно же я пытался напугать, постольку – поскольку мне ничего другого не оставалось. Если я их не напугаю, меня вполне могут грохнуть. Угрюмый начал успокаиваться. Бешенство с него сошло и он начал думать. Видимо то, что он придумал ему не очень сильно понравилось. В машину его,– коротко бросил он.

Меня схватили и забросили в багажник джипа, как котенка, которого везут топить. Когда я попытался поднять голову, то получил очередной удар (возможно прикладом), после чего меня все перестало интересовать.

 

Глава 2.

Очнулся я в больничке, все болело, такое ощущение, будто меня засунули в бетономешалку и прокрутили несколько раз, вместе с кирпичами. Чуть пошевелив руками и ногами, я попрбовал покрутить шеей. Это удалось. Хотя и вызвало резкую боль. Медсестра из новеньких, заметив, что я очнулся, бросилась ко мне, одновременно выкликивая мою жену по имени отчеству. Вместе с нй в палату ввалился дюжий молодец. Вооруженный лучше чем робот со встроенными системами, при взгляде на него я понимал, что киборги существуют. Пока вокруг меня хлопотали, прибежали наши. Я, пытаясь отбиться от лечения, пропускал мимо ушей, то, что говорила жена. А говорила она интересгые вещи:

…ладно еще, что Угрюмый на тебя напоролся, а то бы так и валялся на поле. Куда тебя только понесло, ведь ты же недолжен этим заниматься…

единственное, что я уловил, то что меня типа нашел Угрюмый. Тем временем подошел он и встал, опершись спиной на косяк и не сводя с меня пытливого взгляда. Делать вид, что мне плохо – даже не пришлось. Я застонал: Угрюмый! Что там было. А ты что? Совсем не помнишь? Иснова пытливый взгляд серых глаз.

Что я должен помнить, – снова простонал я, между прочим, нисколько не притворяясь

Угрюмый глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и начал рассказывать?

Да особенно я ничего рассказать и не могу. Были на задании, началась стрельба. Кстаи моих двох насмерть положили…

И испытующий взгляд на меня, помню – не помню. Даже притворятья не надо. Мне действительно плохо и сознание я могу потерять в любой момент.

По окончании стрельбы, двинулись в сторону постоянной дислокации. Там встретили Михаила, который искал тебя. Там пожаловались на то. Что погли на зву, поднялась стрельа, И все.. – снова простонал я. Угрюмый на секунду подвис и наконец решительно мотнул головой: И все. Спасибо тебе, – снова простонал я.

Как ни странно переламывать себя не пришлось. Я действительно был ему очень благодарен за то, что он меня не убил. Слюнтяй. Если взялся что-то делать, то доделывай до конца, а бросать все на половине, осатвляя за собой возможного смертельного врага… Извините не хочу.

Я сделал вид, что забылся тяжелым сном, тихонько прислушиваясь к нему. Угрюмый посидел еще немного, потом тяжело вздохнул, а потом покинул комнату.

* * *

Состояние мое медленно, но неуклонно, улучшалось. Пусть я пока был не в обойме, но я уже знал, что выжил, а дальше будет видно.

История та кончилась внезапно. Приходил Майкл, который рассказал, что из всех нападавших им удалось взять двух человек, и то, обоих пришлось отдать в обмен на мою бесчувственную тушку. Единственный плюс это то, что все наши остались живы и не ранены, а молодежь получилп столь необходимое им боевое крещение.

Также приходил Ильяс с важными (для меня) новостями. Те задания которые я ему давал имели приоритет перед всем, что с нами уже случилось. Вроде бы все налаживалось: приходили люди, создавались инфраструктуры, росло население (да. У нас родилось двое человек!), налаживались связми. Но мне все равно было страшно.

В городе прошло несколько аварий водопровода. На две из них, неподалеку от нашего сектора я ездил сам, постольку – поскольку имел дело с Водоканалом раньше. Я просто закрыл задвижки, обрубив за собой достаточно большой район. Хорошо еще что авария произошла за нами, а не перед нами, тогда бы без воды остались мы.

Начали перегорать лампы уличного освещения. В городе электричество выбивало целыми домами. Непонятно откуда скапливались кучи мусора, которые никто не вывозил. У нас еще ничего, но я точно знал, что в городских квартирах начали появляться аккумуляторы, от которых пахали переделанные бытовые приборы. Обычным явлением стало наличие в квартире газового баллона, уже сейчас являющегося символом достатка (но пока не богатства, Слава Богу!). Так что конец только наступал, а вот когда он наступит, то все поймут, что цепляться за город прежде всего глупо. Но поняв это, они не соберутся все вместе, чтобы сообща решить появившиеся проблемы. Нет! Прежде всего они соберутся, чтобы выяснить, кто же во всем этом виноват. А виноват обычно оказывается тот, кто на фоне остальных живет хорошо. Даже не то что хорошо, а чуть лучше, чем остальные. Кто будет считаться богатым? Правильно! Скорей всего мы! Еще во время раскулачивания комиссары из средней полосы Росси, терялись на богатом Юге. У них, в Нечерноземье, бедняк действительно не имел ничего, а богачом считался тот, у кого была лошадь, пара овец, свинья. Таких брали и раскулачивали. На Юге, такой человек считался голодранцем. Так и у нас. Будут смотреть на то. Что мы фактически на полном самообеспечении, а не на то, что мы ради этого работали непокладая рук.

Хуже только то, что наши внутренние проблемы могли задавить нас раньше чем внешние. Власть в нашем секторе начинала принимать формы, которые я терпеть не мог. Мне ближе диктатура, а не махровая демократия 90-х годов. Считаю, что свободомыслие и демократы появляются тогда, когда все есть. Желудок набит отличной едой, есть что носить, куда сходить развлечься. Вот тогда и возникают мысли о том, чтобы всех облагодетельствовать, о равных возможностях, о равенстве людей от рождения, об одинаковых возможностях для всех. Меня бесит все это. В любом случае, равенства уже нет изначально.

Даже при рождении у нас нет равных возможностей. Кто-то рожает на общих основаниях, с пьяными акушерками; кто-то в отдельной палате, куда через каждые пять минут забегает медсестра; кто-то корчится в подъезде, зажимая сама себе рот и выкидывая ребенка в ближайшую помойку; кто-то старается задарить врачей подарками, делая звоночки аналогичные: «Миша, у тебя жена зав. гинекологией. Пусть зайдет, посмотрит мою, а то я волнуюсь сильно». Даже если нормальный роддом, то шансов больше у ребенка в начале смены, а не в конце; у опытного акушера, а не у новичка. У какого из детей изначально больше шансов?

Пошли дальше. Реально ли попасть в садик просто так? Реально! Но чаще не в тот куда хочется! В Советское время, люди начинали вставать в очередь в садик сразу же после рождения ребенка. В постсоветское стало чуть получше и попроще, кроме того, появились платные садики. Все эти синие птицы, чудо – сказки и т.д. Если у человека есть деньги, власть, друзья, то он конечно отдаст своего ребенка в лучший из платных садиков. Равенства опять таки нет. А если ребенок ходит в бесплатный? Там равенства нет еще больше. Вам дали место в детском саду. Вы рады, но детский сад находиться от вас в трех пересадках на метро плюс 20 минут в маршрутке. Конечно же, вас это не устраивает! Как поменяться на детский сад рядышком с домом? Можно тупо повесить объявление и ждать, что в садике окажется ребенок из района вашего детского сада. Можно подойти к заведующей и договориться с ней: дать денег, подарить турпутевку, оштукатурить «группу в которой будет ваш ребенок» – способов очень много.

Дальше бывает еще хуже. Ребенок идет в школу. Дети – самые страшные чудовища. Они не понимают боли, они считают, что с ними никогда ничего не случится. По отдельности с ними можно справиться без проблем, вместе – это стая, которая ради прикола может убить (и убивали!) взрослого мужика, за то, что тот не дал им сигарету. И опять равенства нет. Если это элитная школа, то чаще всего, верховодят дети тех, кто выше других (деньги, власть – не важно). Если ж обычная школа, то там все гораздо интереснее и запутаннее. Класс делится на несколько групп; которые либо ведут между собой войну, либо находятся в вооруженном нейтралитете.

Я представляю себе какое-нибудь благородное собрание, в котором интеллигентные люди, за рюмочкой коньяка, стоимостью в годовой заработок какого-нибудь работяги, и сигарой, мало уступающей ему по стоимости, говорят: Господа! Вы представить себе не можете, как страдает народ!

И все глубокомысленно качают головами. Потом они пьют свой коньяк, курят свои сигары – обсуждая при этом мировые проблемы. Самое интересное, что по сути своей эти люди бездельники. Я просто не представляю себе промышленников; банкиров; врачей, занимающихся практикой и отрабатывающих в «бедных» больницах, учителей – подвижников, уезжающих в глухие деревни, чтобы обучать детей.

Люди же ничем не занимающиеся, не нашедшие себя в этой жизни, либо не получающие удовольствие от работы, работающие не по призванию, мучимые непонятной тоской и не нашедшие себя, составляют основной костяк перемен.

Посмотрите на обычный человеческий состав любой революции от начала до конца. Идет постоянная ротация кадров молодежи «с пламенем в глазах». В самом начале стоят вальяжные дядечки, хорошо одетые и холеные, но которым настолько нечего делать, что они начинают беспокоиться о судьбах народа в целом. Вслед за ними подтягивается молодежь. Обычно это недоучившиеся студенты, истеричные малохольные девицы, молодые люди с комплексами неполноценности. Иногда лишь среди них попадаются (либо воспитываются) действительно сильные личности, остальные со временем уходят в Лету. Постепенно выжившие начинают обрастать совсем другими людьми. Если движение достаточно выгодно, то есть с него можно поиметь какие-либо дивиденды, то его начинают искусственно развивать. Вот на этом этапе начинают вкладываться деньги. Поначалу деньги небольшие, а дивиденды маленькие. Вроде того, что: был разоблачен очередной заговор, за что все учавствовавшие получили награды, согласно своему вкладу. Кто то очередное звание или кресло в более просторном кабинете, а кто то ссылку, тюрьму, либо петлю на шею. Да, самое интересное, что инициатором таких движений исподволь выступает служба безопасности. Дальше, если движение пережило детский возраст, идут вливания более крупные и курируют это все более солидные фигуры. Это значит, что движение заметили, и рассчитывают, с помощью денежных вливаний, так направить развитее, чтобы получить вполне определенную прибыль. Сейчас сюда идут уже не только худосочные прыщавые вьюноши и истеричные девицы с плоской грудью. Сейчас подтягиваются материалисты, которые рассчитывают поиметь свой кусок с этой ситуации. И действительно! Какой прибыток может быть с того, что в царя бросили бомбу? Смертная казнь? Это не прибыток, а убыток. А вот проведение «экса» и взятие небольшой суммы наличных денег – это уже что-то ощутимое. Иногда бывает так, что такое движение, выполнив поставленные перед ним бизнесом и властью (против которой они борются) задачи – задыхается само по себе. Хуже бывает, когда движение вырывается из заранее отведенных для него границ и начинает бессистемно расширяться, напоминая собой раковую опухоль. В это время в движении появляются прагматики, которые могут быть, пока, не на первых местах. Но тем не менее первых, начинавших эту борьбу «за свободу и лучшую жизнь» большинства уже нет. Идеалистов, тех кто пришел действительно, чтобы облегчить жизнь народу, выбивают первыми. А если они доживут до «светлого будущего». То их выбьют свои же.

Уфф. Устал писать. Сейчас все, конечно, происхолдит гораздо проще. Сразу же берутся деньги и уже под них создается движение, которое будет бороться «за свободу, равноправие и братство».

Самое поразительное, что все эти люди, после совершения ими переворотов, революций и т.д и т.п., страдают первыми, и часто начинают бороться против того, что они сами создали. Может быть я тупой, но я этого не понимаю.

И это после таких кремлевских мечтателей к власти, наконец-то, приходят прагматики, которые точно знают, что светлое царство на земле для всех не построишь – значит, его можно и нужно построить для себя, своих близких и друзей. Я относил себя к таким прагматикам.

Но помимо прагматизма, я еще бы очень хотел, чтобы люди выжили как вид. А для этого нужны были опять таки прагматики. Причем уж если тебя угораздило свалиться со всеми в одну большую выгребную яму, то лучше быть наверху и стоять на плечах других, чем захлебываться, пытаясь выбраться наверх.

Самое поразительное, что наш Совет начинался как сборище прагматиков, а теперь все больше походил на кружок какой-нибудь демократической партии. Как-то мы уж очень боялись задеть чувства людей, которые у нас поселились.

Всесторонне обдумав, то что происходит, я составил небольшой план, страхующий нас от некоторых неожиданностей которые могут произойти. По моему мнению надо было создавать резервные базы за городом. Которые в случае опасности могли бы принять всех людей, находящихся в нашем секторе. Если же мои подозрения. Дай Бог, окажутся необоснованными, то нам всегда пригодятся подсобные хозяйства.

Провалявшись в больничке фактически до конца лета, я наконец то, вышел на свободу. Ночи стали длиннее, а дни короче. На деревьях появилась, пока еще редкая, золотая листва. Люди убирали урожай. Честно говоря я настолько проникся своим проектом, по переносу части людей и функций за город, в новое поселение, что спал и видел, как это пройдет на совете. Я ошибался. Не прошло.

* * *

…основываясь на этих фактах, я бы хотел, чтобы мы начали разработку проекта «Убежище». Наши пацаны скучающе смотрели на меня. Но помимо них, было еще трое новых членов Совета. И они мне активно не нравились. И если наши на меня смотрели6 кто с одобрением, а кто с ленцой: Типа дайте ему разрешение, а то не отвяжется; то эти трое смотрели очень настороженно и даже, пожалуй, с угрозой.

Молчание повисло в воздухе. Тут один из новеньких слегка кашлянул, приподнял руку и сказал, глядя на Шурика: Можно Александр Иванович??? Саня помедлил, а потом с явной неохотой кивнул

Конечно. Мы здесь для того и собрались, чтобы решать все вопросы, касающиеся нашего сектора.

Вставший и уставившийся на меня Гладкомордый еще раз откашлялся, а потом начал, покровительствующим тоном. Холеный баритон, казалось ощутимо давил на меня.

Видите ли, мнэээ (тут этот козел сделал вид что забыл как меня зовут), Дэн? – с вопросительной интонацией уточнил он.

Так вот, – менторским тоном продолжил он, – Вы слишком долго были оторваны от дел и от действительности. Вы, наверняка (легкий укол в мой адрес), отлично справлялись со своими обязанностями (Угрюмый негромко хмыкнул, а Гладкомордый это уловил). Но я хотел бы заметить, что без специального образования тяжело оценивать общие направления развития, хотя Вы можете сказать. Что и кухарка могла бы управлять государством. Но поверьте, – он открыто и дружески, с легким сочувствием, посмотрел мне в глаза, – это не так. Так же вполне вероятно, что предложенный вами вариант был правильный еще этой зимой, но извините, – он развел руками, – на данный момент все ваши предпосылки являются неверными. В чем то я с Вами согласен, в чме то нет. Но согласитесь, Ваш доклад это не повод срываться с мест куда глаза глядят из-за того, что Вам видите ли почудилось. Я согласен, что есть определенные опасения, но и Вы поймите, что легко сейчас распылить силы, которых у нас и так немного.

Первое на что я бы хотел обратить ваше внимание, так это на то, что на данный момент в городе стабилизировалась обстановка. Расстановка сил, сложившаяся на сегодняшний день, позволяет говорить о сатбильности и нам необходимо консолидироваться с остальными секторами. Завязывать отношения. А не воевать с ними. Людей и так осталось слишком мало, чтобы говорить о войне. Наша инициативная группа предлагает перейти от политика нонконформизма и военной экспансии, к политике мира и консолидации…

Я сел. Судя по всему, Гладкомордый мог долго говорить такими словами и в таком ключе. Эк как его распирает. Шура сидел и слушал очень внимательно; Анлреич с Пашей тихонько переговаривались, отстранившись от говорящего и не воспринимая его, как не воспринимается постоянное журчание воды в унитазе; Майкл что то объяснял Серега, рисуя на бумажке какую то схемку. Новенькие в Совете, внимательно слушали, согласно кивая головами. Угрюмый сидел, внимательно слушая, но при этом не выказывая никаких эмоций. Трое, пусть четверо, против шести. В принципе все равно разрешение на проект я получу.

…таким образом хочу отметить, что я нахожусь в оппозиции к данному проекту. Предлагаю Вам его доработать… И принять на следующем слушании, – под общий хохот вставил андреич. Гладкомордый тоже улыбнулся и продолжил: …и принять на следующем слушании. Шурик обвел нас глазами: Так, кто еще хочет высказать свою точку зрения? Я встал:

Хотел бы еще добавить следующее. По поводу дальнейшей консолидации и прочей херни. Никто не собирается договариваться с нами, хотя мы были бы и не против. Наоборот! Идет все больше ужесточение отношений. И последние события очень хорошо это показали. Я предлагаю создать базы, на которых ьудет создан стратегический запас… Гладкомордый перебил меня: С чего Вы взяли, что нет возможности договорится? Видя наши недоуменные лица, он сказал6

Дело в том, что наша инициативная группа провела предварительную подготовку к урегулированию нынешнего положении. Предвосхищая мое обвинение в измене, он продолжил:

Разумеется все работы были проведены с разрешения и под патронажем господина Угрюмого, – он сделал плавный жест рукой.

Сказать, что мы были поражены – это не сказать ничего. Если удастся договориться, то это, конечно, очень хорошо.

Предупреждая шквал наших вопросов, медленно встал Угрюмый. Его физиономия, прямо таки лучилась самодовольством:

При проведении последней операции были захвачены двое пленников, которые согласились донести до своего руководства идею о мирных переговорах. В связи с общей занятостью остальных, я попросил уважаемого Петра Борисовича, – легкий поклон в сторону Гладкомордого, – взять на себя труд, по подготовке решения о проведении мирных переговоров.

Это был удар, причем удар после которого, на сленге боксеров, я «поплыл». Вся моя аргументация строилась на том, что мы живем фактически в окружении. Я не задействовал не моральный, не технический, не экономический эффекты, которые тоже были немаловажными. Конечно, если бы мне дали хотя бы немного времени, то я бы сумел достойно ответить, но его то к сожалению и не хватало. Так всегда говорят неудачники. У меня не было возможности, не хватило времени, не было денег, кто-то успел раньше. Так вот, на тот момент я оказался неудачником.

* * *

После бурного обсуждения и выяснения всех подробностей было принято судьбоносное решение: А хрен сними, давайте попробуем.

Разработкой плана занялся Угрюмый со своими людьми. Честно скажу, я не заметил, когда здоровое соперничество и беспокойство за судьбу сектора, переросли в скрытую вражду между нами, когда главное не дать сделать что либо полезное другому, а не работа на пользу всем остальным. Ту же я постарался переступить через себя и навязался к Угрюмому в помощь. Он сначала не очень охотно принял мою помощь, но потом резко переменил свое отношение, что меня порадовало. Все таки в случае опасности или очередного кризиса, совместная работа возможна. Между секторами бросили нитку связи(договариваться с нами решили орденцы) полевого телефона (ей богу, раритет, я даже не знал, что такие сохранились). Были намечены предварительные сроки в октябре месяце. Прорабатывались возможные места встречи, которые устроят руководство с обоих сторон. Обсуждался ранг людей, которые будут присутствовать на встрече, количество охраны с обоих сторон и возможные вопросы, требующие решения. По мне, так все это было лишнее. Мы не чуждые друг другу государства, а по большому счету бригадиры районов. А уровень бригадиров – это стрелки забитые в укромном месте, быстрое решение вопросов и быстрый разбег. Но делом занимался не я, а угбмый с Петром Борисовичем. Впрочем, все равно Мы все пахали как папы Карлы. Несмотря на полную занятость, идея о базах не оставляла меня. У неё нашлась поддержка и, параллельно с подготовкой к встрече.

Мы готовились к переговорам на высшем уровне, а я потихоньку обивал пороги тех, на кого мог рассчитывать.

 

Глава 3.

Мое подразделение состояло всего из семи человек, но это были люди которым я доверял. Нас было слишком мало, и как раз в это время я начал присматриваться к молодежи среди свободных и сервов (тех, кого мы освобождали во время боевых операций). Особенно среди сервов. То подчиненное положение, в которое они попали, не нравилось большинству из них. Я присматривал не тупых, физически здоровых молодых парней в возрасте от 16 до 20 лет. Из тех, кто меня устраивал, я нашел восемь человек. Я пытался обосновать свой новый набор тем, что в преддверии встречи мне необходимо пополнение. В конце собрания я поднялся и попросил людей.

– Я прошу выделить мне восемь человек, – сказал я и довольный уселся.

– Но незанятых среди сервов нет, – сказал Андреич. – и, судя по всему, не предвидится.

– Обоснование твоей заявки, – спросил председательствующий Угрюмый.

Я немного растерялся. Я думал, что встану, скажу, меня спросят кого, я отвечу и все. Видимо ошибся, народу по прежнему не хватало.

– Мне нужны люди для прикрытия будущих переговоров. Я прошу восемь человек. Вспомните недавние события, мне элементарно не хватило народу, чтобы перекрыть все пути отступления.

– Если бы ты работал в команде, – вступил Угрюмый, – то народу бы хватило. – У меня стояло наготове десять человек, да еще у Сереги можно было взять.

Вот это здорово. С больной головы на здоровую, то что его спецназ не смог никого захватить, постреляв друг в друга они разъехались в разные стороны, причем в погоню его орлы рванули совсем в другую сторону, а мои три пацана подбили один из джипов и грохнули пятерых человек – это не считается. Я не сдержался:

– Конечно, твоей вины здесь нет никакой! Во всем виновата разведка!

– Воот ты как заговорил! – обрадовался Угрюмый. – Значит это я виноват, что моим ребятам дали неверные данные, это я виноват, что благодаря этим данным у меня положили пять человек, и значит я виноват в том, что этих уродов разведка вычисляла полтора месяца! Да?

– Да! Разведка этим делом занималась две недели! И если бы мы потратили столько же времени, сколько вы – то силовое решение вообще бы не понадобилось.

– Хватит! – заорал обычно серьезный и молчаливый Серега. – В последнее время ваши ссоры уже достали всех. Он повернулся ко мне:

– Людей нет. Если давать тебе, то надо у кого то забирать. Попробуй работать с поселенцами.

– Как с ними работать? Они же откровенно забивают на все, а силовые меры вы применять отказываетесь, видите ли из-за «непопулярности методов».

– Я же договариваюсь с ними как-то, – снова возник Угрюмый.

– Вот и договаривайся! – заорал я. Короче говоря, меня вывели под ручки из комнаты совещаний. Я был злой как собака и отправился к Семенычу пить водку.

* * *

С утра я встал с больной головой. Все таки использование стола вместо подушки сказывается на настроении не в положительную сторону. Встав и умывшись я отправился в сторону бензовоза. Все эти судьбоносные решения очень хороши, но надо было успеть затарится дизтопливом, и этого задания с меня никто не снимал. Мне не хотелось ни с кем встречаться и выслушивать осуждающие или поддерживающие речи. Я считаю, что я прав, и никто не сможет меня в этом переубедить. Пересекая двор, я увидел, что бензовоза нет, а пятеро моих ребят растеряно ждут меня у дверей кочегарки. Чуть замедлив шаг я начал озираться, пытаясь понять куда делся транспорт и кому стукнуть в морду, чтобы расслабиться. Но заметил я только мужика, который неспешно подойдя ко мне ощерился и сказал:

– Слышь ты, как там тебя, иди на совет, а то заждались.

Я опешил. Какой-то козел выступает на меня. Совсем страх потеряли. Я потерялся настолько, что не сообразил, что ответить. Видно в моем лице что-то изменилось поскольку мужик неожиданно вскинул руку, отступил на пару шагов назад и повторил:

– Ждут вас, велено передать. И быстро пошаркал прочь, поглядывая на меня.

Это становилось интересным. Ждут значит. Если совет за мной обычно заходил Майкл. Если я не успевал, то заскакивал позже и меня знакомили с судьбоносными решениями, а тут именно меня и вызывают.

Внутри пробежал холодок, но на заседание я направился. Перед дверью стояли спецназовцы. Кивнув им, я прошел в бывший кабинет директора базы. Явно заседание было расширенное. За столом сидели Саня, Паша, Угрюмый, Андреич, Серега, Майкл и трое новеньких. Лишнего стула не было, видимо предполагалось, что я постою.

Выйдя на середину кабинета я нагло уставился в глаза своих товарищей. Большинству явно не хотелось глядеть мне в глаза. Саня откашлялся и взяв листок заговорил:

– Меня как председателя сегодняшнего совета попросили зачитать Вам решение руководства нашего сектора… Опаньки. Левая нога предательски задрожала.

– В связи с тем, что в руководстве недопустимы люди с такими взглядами и методами работы, а так же с полученными травмами и общей истощенностью, Совет постановил: Временно освободить Вас от занимаемых ранее должностей с присвоением статуса свободного поселенца, либо, наш Ваш выбор, назначить Вас начальником транспортного цеха без возможности занимать должности, связанные с выполнением силовых операций. Совет благодарен Вам за все действия проведенные вами на пользу обществу. В качестве благодарности выписывается премия… Он положил бумагу на стол и с состраданием посмотрел на меня:

– Короче ты сам выбери, что ты хочешь, а мы тебе это подарим.

И он замолчал перебирая бумажки. Наконец он поднял на меня глаза и с искренним сочувствием сказал:

– Ты последнее время постоянно срываешься. Мы все считаем , что тебе надо отдохнуть. Ты часто отсутствуешь, постоянно в недосыпе… Ты посмотри на себя меньше чем полгода назад ты весил за сто килограмм, а сейчас… 70 то набирается? Потом последняя травма, после которой ты фактически месяц провалялся в больнице?

– В общем мы все решили, что тебе надо отдохнуть! – решительно сказал Саня.

Ничего кроме растерянности я не ощущал. Все мои друзья сидели потупив глаза и молчали. Горели уши. Обида выжигала глаза. Про такие мелочи, как комок в горле я уже и не говорю. Хотел справедливости и получил её. Сглотнув что-то мешающееся в горле я начал последнее слово осужденного:

– Мужики! Неужели вы не понимаете что сейчас происходит! Вокруг нас одни враги. Вместо того, чтобы усиливаться мы начинаем строить из себя свободное общество. У Шерхана его боевики держат всех, их подготовкой занимаются инструктора. У новообращенных с самого начала к работе подошли твердые профессионалы. В одном случае диктатура. В другом теократия. Одни мы болеем демократией, но в период становления – это недопустимо. А у нас одно за другим. Сначала будут выборные, потом для этих выборных потребуется назначить зарплату, а работать будут другие. Они займутся распределением благ и в конце концов сдадут нас кому-нибудь за обещание находится у кормушки. Жить будет все хуже и хуже, пока народ не начнет бежать в более защищенные сектора. Нам нужны не выборы, а усиленные тренировки; не депутаты, а воины. Для того, чтобы хорошо жить нужно быть со здоровенными кулаками…

Я осекся. Получалось не очень убедительно. Легкое смущение на лицах моих друзей и извиняющее бормотание Паши:

– Ну, по поводу выборности ты ошибаешься. Выборные это совсем неплохо, по крайней мере часть проблем они снимут.

Я заткнулся. Судя по всему, они уже все для себя решили, причем виноват в этом я сам. Если бы вчера не сорвался, то все было бы нормально. А так я только убедил их, что у меня нервы не в порядке. Это подтвердили и слова Сани:

– Ты успокойся. Поработаешь только начальником транспортного цеха, без нервотрепки, без постоянного спасения отчизны, а там все и в норму придет. И слова Андреича:

– Действительно, взвалили на тебя все, что можно, а потом спрашиваем, что ты такой бешеный. Ведь у тебя ни подготовки специальной, ничего… А вот это уже не его слова. Запомнил и повторил. Интересно, чьи? Саня откашлялся и взял слово:

– Послушай Дэн. Мы не выгоняем тебя! Просто тебе нужно успокоиться и перестать видеть везде врагов. Мы решили, что для этого лучше всего если ты займешься чем-нибудь спокойным. Отдохнуть, в конце концов.

– Так меня отправляют на отдых или увольняют?

– Никто об увольнении не говорит. Просто тебе надо сменить род деятельности, а то становишься параноиком. Ты только не обижайся… И больше не обращая на меня внимание, продолжил:

– А теперь поговорим об упразднении института рабства и выборных должностях…

* * *

Выйдя на крыльцо, я постарался успокоиться.

Ничего страшного, ничего страшного, ничего страшного… – заезженной пластинкой крутились в башке слова. Посмотрев налево – направо я двинулся в сторону котельной. Семеныч встречал меня у дверей. Увидев меня, он завел к себе, достал водочки и щедро плеснул в стакан. Выпив мелкими глотками водку, я поставил стакан и коротко приказал:

– Ещё. Второй стакан я пил уже не торопясь, и даже занюхал сухарем.

– Сорвался?

– Да. Говорить не хотелось. Хотелось немного повыть.

– И что тебе такого сказали, – продолжал допытываться дед.

– Ничего особенного, – зло усмехнулся я –отдохнуть, а пока отдыхаю, парламентская комиссия будет проводить расследование моей деятельности. В случае если нароют противоречащее правам человека, то уволят. Семеныч посмурнел и тяжелым тоном сказал:

– Не нравится мне все это. В любой разведке увольняют провинившихся только одним способом.

– Не трави, старик, и так тошно, – мы помолчали. – Ладно, теперь о главном. По большому счету, мне освободили руки. Обязанности транспортника много времени не занимают, и меня не напрягают, но надо постараться вывести из под удара остальных. Я к тебе больше не захожу. Ты потихоньку начинаешь возмущаться и просишь тебя отпустить. Тебя уговаривают, но ты здесь не останешься. Вместе с Ильясом и собачками отправитесь на ипподром, там и устроитесь. Бей на то, что устал, что будешь заниматься своим хозяйством, а что не со всеми, так ты охоту любишь. Оснований отказать тебе – нет. Ильяса оформим, как будущего жениха Ленки, но она с вами не поедет пока, хочет доучиться. Там есть немного народу, из бывшего обслуживающего персонала и прибившегося к ним за зиму. В течение месяца я отправлю тебе туда несколько человек, из которых ты будешь делать спецназ, преданный не Совету, а мне лично. Старик неожиданно остро глянул на меня:

– Значит, ты решил послать своих друзей побоку.

– Не твое дело! – сорвался я на крик. – Я никого не кидаю! Просто если все слепошарые, то я нет, и я хочу иметь возможность выжить, если здесь будет очень жарко!

– Да я ничего и не говорю, – усмехнулся Семеныч, – только ты не боишься, что я под себя этот спецназ заточу?

– Нет, не боюсь, – растянул губы в усмешке я, – внучка твоя со мной останется, моя жена её на врача учит, зачем учебу прерывать. Да и старый ты, держать их долго не сумеешь, загрызет тебя кто-нибудь из молодых. А так при мне, ты долго еще протянуть можешь, причем не приживалой. А в почете и уважении.

Боюсь, ему не понравилась моя усмешка, но с последними словами он согласился:

– При Берии бы ты развернулся, человека прижать, чтобы он вздохнуть не мог это ты можешь.

– Это, точно. – задумчиво сказал я. – Ну ладно, бывай, готовься. Через недельку отправим тебя в командировку. Я хлопнул его по колену, поднялся и ушел.

* * *

Следующего я посетил Майкла. Для этого пришлось ждать часа три. Так долго, Совет на моей памяти не заседал. Майкл вышел во двор и направился к себе.

– Майкл, – окликнул я его. Он обернулся.

– А, привет. При виде меня он немного засуетился.

– Пойдем ко мне, поговорить надо.

Зайдя обратно в здание, мы прошли полутемными коридорами в Мишкин трехкомнатный закуток у входа в подвалы. Мишаня суетился около чайника. Я его не торопил, он выставил на стол пузыречек, поставил мне табуретку, налил чаю, выложил закуску. Чувствовал он себя явно неловко.

– Да ладно Майкл, успокойся. Мы же предполагали такую фигню – вот она и произошла. Может действительно нервишки подлечу, полегче станет…

– Что теперь делать?

– Что делать? А ничего. Миша живи как все. Занимайся то, чем поручат, мы тебя законсервируем, а то ты сильно со мной засветился. Будь лоялен к Совету. Причем не только к этому, но и к тому – который будет. Кстати, что там решили с выборными? Мишаня устроился поудобнее и стал рассказывать:

– Решили, что мы перерабатываем. Кстати, это действительно так. Когда же мы попытались привлечь людей, из свободных поселенцев, то к нам пришел Гладкомордый с приятелями. Знаешь, в принципе, он правильно говорит.

– О чем?

– Он говорит, что за дядю никто сейчас работать не будет. Зарплату мы дать не можем, следовательно, люди не заинтересованы пахать на кого-то. Они согласны подчиняться лидеру их маленького общества, а какому то дяде нет. И если бы ввели выборные должности, то цепочка приказов исходила бы не от нас, а от таких стихийных лидеров. Тут Майкл посмотрел на меня:

– Знаешь, он в принципе говорил очень разумные вещи. Со многими я даже соглашусь. Да и наша группа подчинялась такому лидеру, когда нас было мало. Я промолчал и он, вздохнув, продолжил:

– На следующей неделе выберем еще трех дополнительных членов Совета. В Совете все поменялось. Саня, как и был остался координатором, Серега окончательно ушел к нему в подчинение, как строитель, ну и как спецназ; Андреич, как и раньше, будет заниматься энергетикой; Паша – ответственный за технику и станки; Угрюмый, общее руководство вооруженными силами; Петр Борисович – ответственный за внешние дела и работу с электоратом; его люди – тоже где-то в этой стороне трудятся; Тут Мишаня отвел глаза и продолжил:

– А меня назначили начальником контрразведки. – и виновато посмотрел на меня.

Я улыбнулся, с моей души свалился камень. Я хлопнул Мишку по плечу и сказал:

– Мишаня! Это же здорово! Хотя бы одно решение они приняли верное! Тебе людей разрешили набирать? Видя мой неподдельный энтузазизм, Майкл приободрился:

– Ну, вначале они хотели, чтобы я забрал всех твоих людей…

Внутри у меня похолодело. Видя мое помертвевшее лицо, Мишка ехидно улыбнулся и продолжил:

– …но я сказал, что из всех знаю только Алину. А с этой психопаткой я точно не сработаюсь. И после этого мне разрешили привлекать на работу поселенцев и выдали двоих молодых. – торжествующе закончил он. Все таки хороший друг Мишка. И умный.

– Значит так Мишаня, у меня к тебе просьба, возьми к себе Алину. Кем-то вроде на должность секретаря. Пришла очередь Мишки, сидеть с вытянувшейся мордой.

– Миш, ты не подумай ничего. Просто к себе в транспортный отдел я её взять не смогу, а так она тебе пригодится. Миша подумал, потом еще подумал, потом еще подумал и сказал:

– Ладно, пусть будет. Хотя по поводу силовых действий ты ошибаешься. На Совете долго распинались, что ты сорвался из-за того, что пришлось совмещать и разведку, и силовую сторону вопроса. Человек не может объять необъятное. Теперь я нахожусь в подчинении у координатора с параллельными докладами главкому ВС. Мое дело только разведка – все остальное решаю не я.

– Новость, конечно, не очень приятная, но все равно хорошо. Хотя бы один человек будет соображать в разведке… И Мишань, если что, то зови – помогу. Миша вздохнул:

– А вот это нельзя. Мне про тебя строго настрого наказали, чтобы ты отдохнул. Кстати! – снова оживился он – ты теперь в подчинении у Андреича. Меня просили передать.

– Говно-вопрос, Мишаня. У Андреича, даже лучше всего. Что насчет выборных, ты не договорил?

– Тут штука хитрая, – оживился Мишка.

– Формально они в Совете имеют совещательный голос, а фактически Алексей…

– Это кто?

– Лепший друг Петра. Он будет представителем и, как его правая рука (кстати, мужик вроде нормальный) – ответственным за ополчение, тренировки и т.д. и левая рука за сельское хозяйство – Дмитрий (ты его знаешь, он в самом начале пристал).

– Интересно. И чё? Наши все согласились?

– Ну, было много вопросов, но вроде под конец все были согласны.

Действительно интересно. Такое ощущение, что кто-то внутри проводил свою политику бескровного замещения нас на себя. Причем игроков такого плана я знал только одного, но тот, вроде бы играл на моей стороне, или, вернее, я на его. Скорей всего мы просто упустили момент, и кто-то решил, что мы здесь не нужны. Понять бы еще, может он помешать мне или не может? Скорей всего не может, но вычислить его все равно необходимо. Вдруг он решит, что мои планы входят в сферу его компетенции.

Видно я задумался надолго, потому что когда очнулся, чашка с чаем стояла пустая, а Мишка шебуршился в другой комнате.

– Миш?

– Ась?

– Пусть твои новички ничего про нас не знают, – попросил я его и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

* * *

За последующие два дня я посетил кучу народу. Моя активность наверное выглядела подозрительно. Поэтому я не очень удивился обнаружив у своих дверей новых депутатов. Ко мне собственной персоной заявился Гладкомордый в сопровождении троих мордоворотов. Разговор состоялся странный и неприятный для меня. Здравствуйте.

Ну, – я хмуро смотрел на стоявшего в коридоре депутата и почесал волосатую грудь, через вырез старой обвисшей майки.

Судя по всему, моя неприветливость его не обескуражила. Он стоял. небрежно навалившись на косяк. Гладкомордый, в приличном костюме (у нас хождение в костюме было не принято; как-то не очень хочется ходить прилично одетым, зная, что через час тебе выгружать навоз или падать мордой вниз, выхватывая автомат из-за спины и пытаясь затереться в какую-нибудь щелочку), отутюженный, наглаженный. Рожа так и светилась самодовольством. Трое мордоворотов вдалеке, подпирали спинами косяки, пытаясь сделать вид, что они здесь погулять вышли. Я к вам по делу, – сказал он, и попытался шагнуть за порог.

Да за ради бога, ответил я вытесняя его из комнаты и выходя вслед за ним. – Завсегда готов помочь ежели чёто нада. Шумно сморкнул, через одну ноздрю, он поморщился. Где мы могли бы поговорить, – спросил он, намекая на комнату. Та, хотя бы и здесь – простодушно отвечал я.

Слегка поморщившись (хотя я и не претендую; в коридоре было темно и мне могло просто показаться) он продолжил слегка недоуменным тоном: Вы предлагаете говорить здесь?! А чё такого? Я всегда здесь говорю?

Может хватит придуриваться, – жестко спросил он, – в прошлый раз Вы мне не показались абсолютно тупым человеком.

Интересно, когда это в прошлый раз? Вплотную мы с ним не сталкивались. Встреча на общем собрании была единственной, но я был как все и ничем особенно не выделялся. Нее, гонит, на испуг берет. Поэтому будем продолжать в выбранном ключе.

Чёй то ты путаешь, мужик. Ну давай, говори чё пришел, а то я еще с утра не жрамши.

Как же ему это не нравится, даже поморщился, болезный. Ну да, привык с интеллигентными людьми разговаривать, а теперь с обычным человеком за жизнь побеседуй, у которого хамство инстинктивно, как образ жизни; и пусть мои знания о поведении таких людей строятся из книг и фильмов, но ведь и у тебя, милый, те же самые источники. Поэтому понять – играю я мурло или такой и есть, ты вряд ли сможешь. Вообще-то я конечно переборщил. Надо было бы впустить его в комнату, а так он долго еще будет мяться у дверей. Зевнуть, почесаться, проявить нетерпение. Ну, давай, ведь зачем-то ты ко мне пришел. Слава Богу. Решился.

Видите ли, мне поручено оптимизировать работу нашего поселения, – начал он, раскрывая журнал, – руководство интересует возможность повышения производительности труда…

Блин! Музыка, а не слова. Такое ощущение, что перенесся назад во времени. Ага, будем играть, вопрос – ответ, снова вопрос. Скорчить рожу, подумать. Ответ. Следующий. Почесать под мышкой. Не переигрывать. Просто расслабиться и делать то, что люди делают наедине с собой (не надо пошлить – это я про вредные привычки). Ждем. Не может быть, чтобы он пришел просто так. Вот теперь пошли главные вопросы: кто именно придумал программу выживания со всеми пунктами?; сколько людей у меня в подчинении?; скольким я могу доверять, назовите их; заслуживаю ли я уважения со стороны других людей?; как я считаю, имею ли я влияние на членов Совета? Насколько сильное?; чем я занимался со дня основания поселения?. Вот краткий списочек вопросов, на которые от меня постарались получить ответ. Я отвечал не торопясь, долго думая, морща лоб и лениво ковыряясь в зубах и дыша на него нечищеной полостью рта. Этот морщился, но терпел, наверное, его сильно интересовали, полученные от меня ответы. Получив под конец опроса дежурное: Спасибо. Вы нам очень помогли. Получили дежурный ответ: И тебе не кашлять. Заходи ежели чё. После этого закрыть за собой дверь и подумать что делать дальше.

* * *

Не знаю точно, что хотел нарыть этот мудак, но я ускорил работу со своими людьми. Итогами моих усилий стало следующее.

Через неделю Семеныч с Ильясом подали прошение о переводе их в свободные поселенцы, так как только что приняли постановление о свободном статусе ВСЕХ людей, являющихся жителями этого сектора. Теперь все они назывались гражданами и имели равные права и обязанности. Якобы это должно было подвигнуть людей на более активное участие в общественной работе. Мне тяжело судить, но сейчас большой активности я не вижу. Если раньше хотя бы была возможность заставить, то сейчас все начинали орать про свои права. Все это мне напоминало америкоз, конца эпохи. На фоне этого безобразия уход Семеныча остался незамеченным. Я отправил ему шестерых молодых пацанчиков, для того чтобы он постарался сделать из них спецназ. Самое интересное, что Семеныч откопал на ипподроме аборигенов, которые перезимовали и сохранили большое количество лошадей. Сами понимаете, докладывать об этом я не спешил. Так одной из дисциплин спецназовцев стала верховая езда. Остальные были вполне обычными: рукопашный бой, стрельба из огнестрельного, и из арбалета, нож, фехтование, диверсионная работа, вождение легковых и грузовых автомобилей. Трое из них воспитывали собачек, под руководством уже Ильяса, а не Семеныча. Настропалив местное население Ильяс ушел в леса с тремя ребятишками и собаками. До этого мы сутки сидели над картой нашей республики, выбирая места, подходящие для поселения. Они должны провести первичную разведку, а ближе к середине осени, собрав урожай, отделились бы Ивановы родственники. Семьи и вещи должны были остаться на ипподроме, у Семеныча, а мужиков, под охраной, отправить обживать выбранное место. Их задачей было сделать пару печек, а потом вокруг них поставить срубы, в которых можно было жить первое время. По зиме я собирался отправлять им кое-какие товары, чтобы они их там складировали. В весеннюю распутицу они должны были собственно начинать работать. Мне нужно было убежище, способное принять людей из города. Меня называли дураком, и говорили, что надо налаживать жизнь здесь, но я знал, что все неправы, а я прав. Негласно меня поддерживали пара-тройка человек, но большинство считало шизанутым. Может быть стоило назвать меня перестраховщиком, может быть параноиком, а может быть просто предусмотрительным человеком. Жизнь покажет.

 

Глава 4.

Наш сектор прикрывал очень выгодное направление. На нем было несколько предприятий, важных для нашего дальнейшего развития. Если бы их удалось взять под контроль, то в будущем, их захват принес бы ощутимые дивиденды. Я не считаю себя самым умным, но постольку – поскольку остальные не разделяли моего энтузиазма, то я решил заняться этим сам, с помощью своих бензинщиков. Если в секторе удастся навести порядок, то эти приобретения будут ощутимыми плюсами при торговле с другими секторами, а если нас вынудят уйти и выживать самостоятельно, то… тем лучше для нас. Следовательно работать надо было именно по этому направлению. В этой стороне находился бывший аэродром, ипподром, несколько достаточно крупных поселков с развитой инфраструктурой, нефтеперерабатывающий завод, арсенал ВМФ, хорошие животноводческие комплексы, кузнечные цеха, ковавшие каминные решетки да оградки, мощная электроподстанция. Потихоньку переложив на Савелия основные работы по снабжению сектора ГСМ, я начал формировать команду, которая будет готова в любой момент тронуться с места. Я постарался сделать так, чтобы аккуратно разбить нашу бывшую команду на несколько частей. Я всецело доверял Майклу, который занялся разведкой, также как и он, мне, но я знал, что он не очень доверяет Алине (называя её сумасшедшей), а та может не выполнять его приказы, считая что ей приказы, могу отдавать только я. Было ещё несколько человек, про которых я бы не хотел, чтобы он знал, потому как относился к ним с явной неприязнью. Проведя предварительную подготовку, я свалил из города. Взял отпуск и свалил. Пришлось изобразить из себя последнего урода, обиженного на весь мир. Было немного противно, корчить из себя душевнобольного разобиженного алкаша, страдающего огромным самомнением и кричащего на каждом углу, что его не оценили. Я докричался до того, что меня сначала лишили оставшегося поста начальника склада ГСМ, назначив Савелия, а потом мягко попросили уйти, закамуфлировав все это под ответственное задание – разведку (все-таки я считаю, что если бы я не начал стрелять из гранатомета с крыши по якобы привидевшимся мне врагам, то все бы обошлось). Все вокруг понимали, что по большому счету – это означает изгнание из всех структур. Нет. Никто не отступился от меня, но наш общий совет считал, что это попытка привести меня в чувство. Они рассчитывали, что пошлявшись какое-то время, я, по крайней мере, вылечусь от пьянства и вернусь обратно. Больше всех было жалко жену. Она сначала пыталась как то заступаться за меня, но я так всех достал, что это было бесполезно. Наконец она попыталась уйти вместе со мной. Пришлось пообещать ей, что я по быстрому постараюсь вылечиться и вернусь обратно. Реально о том, что происходит, знали только два человека.

Выехав на трассу, я медленно докатил до ипподрома. Я очень удачно разместил там несколько своих людей. Семеныч и Ильяс, со своими питомцами, чувствовали себя более чем хорошо. Взяв на себя общее руководство, они сохранили лошадей и людей, ухаживающих за ними. По легенде – они ушли из сектора на вольные хлеба. Сейчас пришла пора поработать. У них все было готово. Ипподром находился на хорошем месте, но слишком близко от дороги. В случае нападения мы рисковали лишиться и построек и лошадей. Заехав за ворота, я оставил джип в пустой конюшне. Посидев у Семеныча, мы распили бутылочку, захваченную мной из города, и начали собираться в дорогу. Местные осторожно выглядывали из окон, когда Семеныч водил меня по конюшням. Многим было любопытно. Семеныч представил мне паренька лет семнадцати, который очень хорошо скачет на лошадях. Сказал, что таких у него шестеро, причем все мои подкидыши. Они хорошо умеют стрелять из лука на скаку. Неплохо орудуют петлей. Пытаются рубиться. С огнестрельным оружием – сложнее. Сделав довольную харю, похвалил их. Семеныч сказал, что именно они проводили разведку на предмет базы. (что ты такой счастливый, аж светишься? Такое ощущение, что ты педи гри палом обожрался – так и светишься здоровьем.) Те тоже стояли не в самом мрачном настроении. Наутро меня посадили верхом, выбрав для этого меланхоличного мерина. Сопровождающие меня трое пареньков охраны, верхом на солидных лошадках, гарцевали вокруг меня. Каждого сопровождала собачка. Вооружение: небольшой лук, петля, камча, сделанная из рессоры сабля. Еды на неделю: крупа, тушенка, сухари, соль, специи, чай и овес в переметных сумках. Каждому дали вьючную лошадь. Автомат с четырьмя магазинами, патроны россыпью, по пять гранат РГД и две Ф-1, один из пареньков уложил тщательно замотанную СВДэшку.

Нагруженные как верблюды, мы покинули ипподром. Место для передислокации требовалось найти как можно быстрее. Люди начинали немного очухиваться и пытались прибрать к рукам все – что было ничье.

Обойдя несколько мест мы остановились на заброшенной деревне в Петровском районе. В последнее время это скорее был хутор, а не деревня. Практически, это было идеальное место. Деревня находилась достаточно далеко в стороне от дороги, осенью даже на вездеходе добраться было сложно. Дорога была грунтовая, вернее с трассы сворачивал асфальт, проходящий через Ивановские сады, а после садов шла грунтовка двенадцать километров через лес, причем лес начинался уже серьезный. Перевалившись через маленькую речушку, с небольшим мостом из понтонов, вы попадали на круговую дорогу, которая очень легко превращалась в ловушку. В случае разрушения эта речушка становилась неодолимым препятствием для машин. Вывалившись из леса, мы попали на овальную котловину, со всех сторон огороженную лесом. Места здесь уже были достаточно глухие и давно не пользованные. Заросшие мелколесьем сельхозугодья, луг. Полуразвалившаяся кирпичная конюшня. Небольшое озерцо или пруд. На холме полуразвалившиеся кирпичные постройки. Здесь когда то стояла церковь. Если ехать дальше, то выешь на берег небольшой речки. Мы разбили палатку и решили переночевать.

Место подходило идеально, о чем я и сказал. Ответом мне были довольные улыбки. Я аккуратно занес на карту те места, которые просмотрели. Те которые не успели посмотреть и те, которые мне понравились заносить не стали. Вернувшись обратно на ипподром я скомандовал общий сбор и отбыл на джипе обратно в город. Спрятал машину в поселке у дороги. Отсутствовал я около месяца. Тихонько вернувшись в сопровождении собаки, без машины с одним охотничьим ружьем, я выглядел примирившимся с судьбой. Подав сигнал, я начал работать. Отправил три бортовых КамАЗа на ипподром с разной хозяйственной дребеденью, гвоздями, топорами, пилами, молотками, кувалдами, лопатами, рубанками и прочей ерундой. В это же время таджикская диаспора решила отделиться. Иван с родственниками пришли на совет и попросили их отпустить. Совет подумал и отпустил. Народу у нас хватало. Неприсоединившиеся и перезимовавшие в одиночку, или небольшими группами, старались прибиться к кому-нибудь покрупнее. Поскольку на фоне остальных секторов мы выглядели предпочтительнее, то к нам стремились. Меня это лично напрягало. У нас фактически было новгородское вече с примесью английского парламента и отсутствием ответственности, как в советское время. Главы не было. Для управления отдельными группами вводились выборные должности, которые могли советовать нам. Мужики уже с ног сбивались, регулируя вопросы, которые никак не относились к нашей компетенции.

Собрав мужиков в КамАЗ, я отвез их на место стройки. Пригнал бетономешалку, экскаватор, два трактора, три бензовоза. Отправил команду бензинщиков на поиски стройматериалов. Машины уходили будто бы на ипподром. Там водилы прыгали в пустые грузовики и гнали их обратно, а полные отгоняли на место. Мужики из семей и работники с ипподрома вкалывали день и ночь. В первую очередь была отремонтирована конюшня. Сделаны фундаменты для общего дома на бугре. Сложено несколько печей. Могильщики привезли с брошенных лесопилок несколько разобранных срубов. В течении месяца было отремонтировано здание конюшни, построен общий дом. Семьи для себя срубили рядышком длинный барак. Построили загородки на лугу для скота, распахали часть земель.

К концу октября я счел, что все что нужно, уже приготовлено и перегнал большинство лошадей и людей в новый поселок. В общей сложности там работало около ста людей, причем половина с семьями. Из охраны там постоянно были Семеныч, Ильяс, трое ребят к которым прибавилось ещё четверо бензинщиков, такого же возраста, и двенадцать человек семьи Ивана в качестве ополчения. Пришло время вернуться в сектор.

* * *

В секторе была веселуха. Пришло время платить налоги. Набрали зерна, а что делать с ним – никто не знает. Снарядили экспедицию на миниэлеватор в бывший колхоз победа. Хорошо, что Майкл с Пашей разобрались как он работает, и сумели подключить его к нашему дизелю. При отдаче возникли проблемы. Народ волновался. В итоге, чтобы не возникло бунта, пришлось отдать часть своего. Если часть товаров, типа тушенки, еще до сих пор можно было есть, то мука, крупы, макароны начинали портиться. Причем всех уже задолбал обмен товарами. А если тебе товары пока не нужны? Тогда что? Зерно хранить – испортиться. Поменяться на что-нибудь ненужное? А вдруг оно ненужным и останется. В цене оставались продукты питания и оружие. Для расплаты мы придумали кольца. Серебряные кольца и золотые. Если не кольца, то чешуйки. То есть кусочек серебра или золота определенного веса. С нами пытались расплатиться бумажными деньгами, но мы были непреклонны. Серебро или золото. На площади торговали представители всех трех секторов. После торгов мы, запасшись мазутом для котельной, отправились обратно. Мелкие купцы тоже шли с нами.

Наступила настоящая осень. Если сентябрь для нас стал продолжением лета, а октябрь больше всего напоминал о золотой Болдинской осени, то ноябрь напомнил, что осень бывает разная. Слезливая и грязная. Я выбрался в новый поселок. Отвез мужикам хозтовары, а в дом приволок пресс и запас меди, золота и серебра и трех рабочих с гравером, которые должны были работать с прессом и пробовать чеканить монеты.

Конец ноября, высокие договаривающиеся стороны не могут встретиться уже три месяца. Наступила зима. Первые белые мухи, легкий снежок тающий к обеду и непролазная грязь. Все вздохнули с облегчением, когда лег нормальный снег. Выбравшись, я взял жену с детенышами, нагрузил КамАЗ и пригнал его к Ивановке, а там меня встречали уже свои. Было двое саней, в сопровождение семерых всадников на лошадях, с собаками, вооруженные до зубов. Добравшись до нового поселения, я показал все жене и детенышам. Сказал, что в следующий год можно перебираться сюда жить. Детям понравилось очень, а жена привычно поворчала, что и дома я неправильно расположил, и сделать надо было все по другому, и глушь здесь страшная, но потом оттаяла. Жили мы у Ивана. Через неделю каникулы закончились, и мы отправились обратно. Старшего сына я оставил там – на Ильяса и Семеныча.

* * *

Жена была задумчивой. И что это будет? – спросила она под мерный стук копыт. Я в глубокой задумчивости пожал плечами:

Чисто случайно нам повезло. Мы успели вскочить в вагон уходящего поезда, и я хочу, чтобы мы не пошли под откос. Для этого необходимо выжить. Первый этап, вроде бы успешно, прошел. Мы живы и более менее устроились., но еще год – два и наступит второй этап выживания. Может начаться голод и тогда начнутся нападения и бунты. Мы первые начали обрабатывать землю и заниматься сельским хозяйством, но в городе мы слишком близко и нас могут задавить, причем с нашей дебильной системой управления задавят быстро, поэтому мы и порешили создать базу, которая будет известна небольшому количеству народа. В частности об этой базе знают только те, кто здесь живет и мы с тобой. Это будет наше убежище.

Лошади бежали, волоча сани. Волчата носились вокруг нас, патрулируя окрестности. Ильяс на месте кучера мерно покачивался в такт движению. Вечерело. Не дождавшись никакой реакции я продолжил:

Сейчас там живет двенадцать семей и еще около пятнадцати человек, ухаживающих за лошадьми. Семеныч с Ильясом, семь человек Волков и четыре парня из которых тоже получатся Волки. Ювелир и трое монетчиков. Один из них говорит, что он был кузнецом. Посмотрим, на что он способен. В общей сложности семьдесят человек без двух. Я советовался с Иваном, это место прокормит семей тридцать, без особого ущерба. Он сегодня спрашивал разрешения на постройку мельницы по ручью. Написал список того, что нужно – просит привезти. Еще подходил один – из бывших могильщиков. Жена посмотрела на меня с непониманием.

Ну один из тех, кто осенью женился и я их сюда отослал. Хочет, что-то вроде скорняжьей или кожевенной мастерской открыть. Тоже подходил – просил, чтобы я его друга, хромого парня, который обувь ремонтирует, к нему привез. Письмо для него передал. И ты привезешь все это?

Слава Богу, хоть какая-то реакция, а то мне уже начало казаться, что я со стенкой разговариваю.

Конечно, привезу. Надо развиваться, а то нас подомнут. Пока в городе хватает запасов старых, но постепенно все кончится. Какая буча поднялась в этот раз с мукой? Люди пока только отходят от шока и пытаются жить по другому, но в душе каждый надеется, что нормальная жизнь вернется. Ты не прикидывала, сколько народу осталось в нашем городе? Жена покачала головой.

В нашем секторе около пяти тысяч. Если брать за среднее, то во всем городе около двадцати тысяч ну, плюс тысяч пять одиночек. И это в лучшем случае. В городе, где было 350 тысяч жителей осталось 25 тысяч. Это меньше 10 %. Здорово? Жена так же задумчиво смотрела на меня.

Пока есть лекарства, обувь, одежда, но ведь это не навсегда! Это все кончится! Где это все можно будет купить и на что, главное?! Я хочу выжить и в дальнейшем! Поэтому я и затеял все это.

Я замолчал, остывая. Последние фразы я говорил очень уж горячо. Мне почему то казалось, что жена осуждает меня. Её рука пробралась под пологом к моей и, обхватив, пожала её. Прижавшись ко мне она сказала:

Я поняла и полностью тебя поддерживаю, но кто ты им? Почему они решили тебя слушаться. Я пожал плечами:

Организатор. Я чувствую, что надо делать. Кого то я спас. Большинство ведет себя, так как ведут другие. Потом я каждого предупредил, что никакой демократии не будет. Все окончательные решения принимаю я сам. Если мне нужен совет – я его спрошу, но следовать ему или нет, решаю я. Мы замолчали. Ильяс, обернувшись ко мне сказал: Вам себе звание надо. Чтоб народ знал как обращаться. В смысле? – не понял я его. Ну, типа граф, князь, герцог, барон… Хозяин в общем.

Услышав мой дикий ржач за своей спиной он с ухмылкой продолжил:

А что? Милое дело. Будете князем… А там и нас какими-нибудь баронами сделаете…

Ладно, – вытирая слезы с глаз, сказал я,– фантазируйте… Как в плохой книжке, меня выбирают барином, я долго отказываюсь, но потом соглашаюсь и благодарный народ в восторге, провозглашает меня отцом родным. Так на этой веселой ноте мы и доехали практически до места. Нам въезжать в город?

Нет, – ответил я. – Через месяц собери парней. Будут ремесло могильщиков осваивать. Все должны быть с лыжами и не забудь трое саней взять.

Хорошо, Князь, – с улыбкой ответил пересевший на пристяжного коня Ильяс и ускакал. Ну шутник, – сакзал я ему вслед.

Жена тоже посмотрела назад, потом глянула вперед, на город, и пробормотала: А ведь он кажется и не шутил…

* * *

С утра меня вызвали на Совет. Председательствовал Угрюмый. Речь шла о Саньке. Наш бессменный председатель устал и просил сменить его. Назначить ему пост попроще и вообще он хотел бы в дальнейшем стать простым, свободным поселенцем. Совет разросся. В него входило теперь двадцать человек: помимо нас, входили представители центральной части, южной части, окраины и хуторов. Так я в частности, считался выборным от хуторов. Паша от ремесленников, Майкл – руководитель службы безопасности. Угрюмый – главнокомандующий армией, Андреич – энергетик, Серега – спецназ. Очень активно вела себя тройка, пришедшая во главе с Петром Борисовичем. Вторая тройка больше молчала, но поддерживала все начинания Гладкомордого. Приняли решение провести следующей осенью выборы. Вечером у меня собрались несколько человек. Мы потихоньку переехали из центрального здания в частный сектор. В центральном здании оставались казармы, больничка, общие склады. Комендантом был поставлен Угрюмый.

Ко мне вечером зашел Саня с Татьяной и сыном. Женщины ушли на кухню, обсуждать свои дела, а мы, откупорив бутылочку коньячка, ушли в котельную. Подбросив пару лопат угля, я достал стопочки, плеснул в каждую коньячку и сказал: Будем.

Хряпнув его как водку, мы захрустели соленым огурчиком. Я разлил по второй. Как у тебя там дела? – спросил Саня, выделив интонацией слово ТАМ.

Ничего. Урожай собрали. Крепость строить начали. Нам бы еще год – два продержаться… Думаешь, зачем я ухожу? – усмехнулся Саня. – Такое прикрытие похерил? Да. Я взглянул в его глаза. Он не мигая смотрел куда-то мимо меня.

Ошибок мы много сделали, – со вздохом ответил он. – Если сейчас ломать, то бунт будет, а если не ломать, то проглотят нас… Давай наливай что ли еще по одной.

Выпив и закусив, мы продолжили разговор. Я расстелил карту и стал показывать Сане, объясняя и тыкая пальцем в карту.

Из всех мест которые просмотрели нужно выбрать одно. Для этого ты должен определиться сколько человек с тобой пойдет. Сколько военных, сколько крестьян, сколько ремесленников и каких. Чем ты хочешь в дальнейшем заниматься. Представь, что у тебя компьютерная игрушка и тебе надо построить экономическую зону. Потом, мне кажется, необходимо переговорить с нашими, а то получится очень непорядочно.

Саня просматривал карту, по ходу дела уточняя отдельные пометки. Наконец он откинулся на спинку стула и испытующе посмотрел на меня. Когда ты окончательно собираешься переезжать? В июле. Ближе к концу. С женой разговаривал? Как она отнеслась? Я пожал плечами: Нормально. Я ей объяснил – она меня поддержала. Сына то там оставил? Кое-кто интересуется, куда запропастился?

Меня не спрашивают и ладно, а если спросят, то скажи – к Семенычу отправил. На ипподром. Ты лучше скажи, сколько народу с тобой будет?

Со мной пойдет Серега со своим спецназом. Уходят все, кроме Саньки и твоих пацанов. Пацаны молодые. В последнее время сделали ряд набегов. Начинаем потихоньку товары собирать. Оружие, патроны. Но тяжеловато становится. Серега больший упор на холодное оружие, самострелы да луки теперь делает. Из семей у меня таких как твои нет. Последние голодные приблуды, которым я на окраине дома выделил. Вот их возьму. Они пока сами по себе, своего старшего у них нет. Поставлю двух человек старостами и расселю их а два конца. Ты подбери так, чтобы эти двое не любили друг друга.

Ладно уж, – отмахнулся Саня. – не учи. Сам так сделал уже, а в выходные они подраться даже успели. Я вздохнул: Мне бы тоже человек несколько. В последнее время никто не приходил?

С Марлинского района сорок три человека пришло. Со своим барахлом. Замучили их бандиты местные. Они человека посылали в город – осмотреться. Вроде бы пока к нам прибились, но чувствую недовольны. Тоже их наверное к себе возьму. В общей сложности человек около двухсот. Ты по мужикам считаешь? Ага. А из ремесленников кого-нибудь берешь?

Пока нет. Время есть, чтобы подготовиться. Обоснуюсь, дома поставлю, сельским хозяйством займусь, а там видно будет… Пощипывать городских начнешь… Как же без этого…

Вот три места подходящих для тебя, – я снова ткнул в карту. – Самое оптимальное вот – Калгаси. От города в двадцати пяти километрах. От меня, если сбоку смотреть, тридцать пять. Вот по этой речке будет граница между нами проходить. С моей стороны двадцать километров, с твоей стороны пятнадцать. В остальные стороны если расширяться, то у нас ограничений нет. Тебе достается аэродром, а я беру Чекшино со всей лабудой. Саня подняв руку спросил: То есть ты забираешь себе Чекшинский нефтеперерабатывающий.

Ну да, – досадливо поморщившись, сказал я, – по земле будет мое, но пользуемся оба. – Одному все равно такую махину не осилить.

Саня согласно кивнул. Я в душе облегченно вздохнул. На секунду у меня мелькнула шальная мысль о том, что мы сидим и делим землю, поселки, людей нисколько не задаваясь абсурдностью этой ситуации. Нам наплевать, как на это посмотрят те, кого мы заставим уйти с насиженного места, как отнесутся те, кто начинал вместе с нами. С нашими мужиками разговаривал? Разговаривал. Предлагаю еще раз собраться и серьезно поговорить.

Не знаю. Я против. Ты уверен, что они все это не обнародуют. Сектор заволнуется. Нас могут растерзать к чертовой бабушке. Я предлагаю сначала переселиться самим, а потом помочь им. Всем сразу нам так сделать не получится. Кстати, что с переговорами? Столько времени прошло и ничего не слышно? Санька махнул рукой:

А, тут вообще случай сложный. Как не спрошу – все какие то объективные причины мешают. Но вроде бы дело сдвинулось. Точно знаю, что тебя собираются вызывать на Совет. Чё то им там надо от тебя. Ну и пусть, – я равнодушно пожал плечами.

Мы выпили ещё по одной. Немного помолчали, глядя на блики пламени из приоткрытой дверки. Санька, усмехнувшись сказал:

А отдых то действительно пошел тебе на пользу. Спокойнее стал! Не орешь на каждом шагу…

Я пожал плечами и мы опять уставились на огонь. С другом ведь можно и просто – помолчать. Мы допили коньяк и отправились наверх. Кстати, – вспомнил я, – меня мои князем хотят назвать. Саня остановился на верхней ступеньке. Князь… Князь…

Такое ощущение, что он покатал это имя на языке. Потом удовлетворенно кивнул и продолжил свой путь наверх. Ещё немного посидев, мы разошлись по своим домам.

Я перед сном сидел и прикидывал. Лафа кончалась. Быть вместе было тяжело. Надо было хапнуть побольше, а потом сидеть и переваривать. Для того чтобы переварить – нужны были люди. Сейчас люди пока не пойдут. Еще пару лет обстановка будет нагнетаться, поэтому надо потихоньку готовиться. Всех спасти будет невозможно – будем спасть только своих. Сейчас у меня под началом около двадцати могильщиков, причем, дублирующая служба есть и у Угрюмого и у Сани. Паша держит около тридцати человек, но у него боевиков нет. У него работяги. Вообще его группа не отличается однородностью, их скажем больше объединяло то, что каждый из них владел каким либо мастерством и мог работать руками. Майкл держит разведку – около пятидесяти человек, но половина завязана на меня. Андреич – держит тоже человек двадцать. Ребята боевые, но не специалисты в этом деле. Все остальное аморфная масса. Из тех кто в Совете у каждого есть своя боевка: от пяти до пятидесяти человек. Надо будет сматываться без объявления, а то попруться наказывать, возвращать в лоно цивилизации. А может и не попрут. Может вздохнут с облегчением. В принципе кусок в виде сектора достаточно большой. Пока передерутся, пока поделят, глядишь время пройдет, а если еще и подготовить все заранее, то можно попробовать…

Нет, думать надо на свежую голову. С этой мыслью я выключил свет и улегся спать.

 

Глава 5.

На границе остановились несколько машин. Не знаю что указывало на их мирные намерения; то ли то, что у ни у одного из них не было оружия, то ли белая простыня, привязанная к палке над каждой машиной. Видимо парламентеры, догадался я вслух.

Кто то за моей спиной презрительно фыркнул. Мы сидели втроем и разглядывали гостей. Два дня назад забежал Майкл и мобилизовал нас на встречу особо важных гостей. Как мы и предполагали – нападения являлись разведкой. Они тупо ждали нашей реакции и вот когда они уже было нацелились провести захват сектора, мы подложили им такую свинью, захватив людей и нанеся превентивный удар по их спецназовцам, что они, оказывается поняли, что с нами можно иметь дело. Вследствие подобной безалаберности мы теперь лежали в одной из комнат высотки, рассматривая гостей. Двое в бинокли, а одна в оптику СВД, с нашей стороны тоже показалось три машины, которые остановились, недоезжая до гостей метров тридцать. Все это напоминало мне либо обмен шпионами на границе, либо стрелку между двумя бандитствующими группировками (что в принципе собою и являло). Захрипела рация, я, как будто все понял, нажал тангетку и сказал: Все нормально.

Надо ли сказать, что мы сидели здесь уже практически сутки, с того момента как наши выборные все таки определились с местом встречи. Обговорив место все уехали готовится, а мы, по приказу Майкла, ломанулись сразу же сюда. За истекшие сутки мы проверили все высотки, окружающие местность, вычислили удобные места для засад и снайперов; Майкловские люди и Серегины саперы заминировали все места, подходящие для размещения достаточно крупных сил вероятного противника, после чего они уехали, а мы остались наблюдать за обстановкой. Прошли еще сутки. За это время мы разместились по всему периметру охраняемой зоны и держали её под наблюдением. Причем расположились мы не очень равномерно. Семеныч, Ильяс, Иван и Саня расположились на нашей стороне, они отслеживали любые изменения и должны были в случае опасности предупредить наших и дать возможность выйти из под возможного обстрела. Мы с Леной и Алиной наблюдали, так сказать, с тыла; и в запасе у нас была тройка ребят, так хорошо зарекомендовавших себя в работе «по обеспечению безопасности отхода» (мы это назвали так). Ребята нужны были как смертники, естественно не подозревая об этом (но смертник очень хорошо вооруженные; по крайней мере шансы уцелеть у них были бы, если бы не Лена и Семеныч). В случае реальной опасности (или если бы нам показалось, что реальная опасность) они должны были напасть, но опознать их как наших людей – не должны.

За десять часов до начала встречи, подъехала их группа прикрытия, высадила четверых человек, которые поозиравшись секунд пять, разбежались по двое в разные стороны. Судя по сумкам, мысль у них работала очень похоже, скорей всего снайпер с прикрытием и пулеметчик со вторым номером. Что интересно, побежали они именно туда, где я бы размести своих людей, для контроля встречи с их стороны. Эти же места были очень удобны и нам, но вследствие их удобности занять их мы не решились, но оставили под своим присмотром. Ребята из «списанной» тройки сидели в том доме, куда побежал снайпер, а пулеметчики забурились в наш дом в соседний подъезд, в который у нас была проломлена небольшая дырочка. Попеременно поспав, мы были бодры и готовы к встрече на самом высоком уровне.

* * *

Помните был какой-фильм и пацан в белой рубашке, вздувшейся пузырем, бежал и кричал: « Едут! Едут!». Так вот, ничего такого не было. С обоих сторон подъехало по три машины, одна остановилась чуть поодаль и из нее вылезло несколько мощных тел, вооруженных автоматами, в бронниках, шлемах, закамуфлированных и обвешанных оружием по самое немогу, и издалека напоминавших Дольфа Лундгрена из универсального солдата. Я присвистнул:

Нифигасе! Я и не знал, что у Угрюмого есть такие… машины смерти! Интересно, где они оружие доставали!? Вот Угрюмый, вот гад! Мы, блин, все для общественности, а он, сцуко, сковырнул где-то богатую нычку и сам пользуется, а обществу ни слова! Арсенал под его руководством, особо и не посмотришь. Надо будет разобраться.

Две машины подъехали поближе из одной вышли трое молодых ребят, установили пластиковые столы и стулья, поставили на столы минералку и рассосались по периметру. В бинокль их легко можно было разглядеть, это были люди Сереги. На мордоворотов они не походили нисколечко, но я знал, что они очень хороши в рукопашке и стрельбе из пистолета по македонски.

Из третьей машины никто пока не выходил. Стоял Форд Мэверик с затемненными стеклами и казалось, выжидал чего-то.

Ага. Другая сторона тоже зашевелилась. Два джипа тронулись и встав носами в разные стороны, образовали проход, в который медленно вползли два оставшихся джипа и остановились. Из одного джипа неторопясь вышли пять человек в военных бронниках, поверх зеленоватых сутан, вооруженные до зубов, а из другого джипа, немного рисуясь, выскочило пять рыл, одетых в, до боли знакомую омоновскую камуфляжку и черные бронники, с желтой надписью «ОМОН».

Я опять мысленно присвистнул. Об этом на совещании не разговаривали, но подразумевалось, что разговаривать решили орденцы, а тут обе ведущие группировки приперлись. Как же я это пропустил! И ни одна сука ведь не предупредила! Ни с той ни с другой стороны. Разведчик, мля!

Из джипов побогаче выползли представители высоких договаривающихся сторон. Из одного вылезали церковники: Полноватый, наряженный в аляповатую красную рясу, человек. А за ним высокий, весь в черном, инквизитор с двумя молодыми служками. Из другого джипа вылез седой человек, одетый в камуфляжную форму с двумя людьми в капитанских погонах. Все вместе они остановились у стола, дожидаясь нашей делегации.

Из нашего джипа вышел Саня, Угрюмый, Гладкомордый и Майкл. Они тоже подошли поближе и, перебросившись парой слов, уселись за стол. Ближайшее время делать было особенно нечего, поэтому я подал визуальный сигнал для группы молодых, а сам с Алиной отправился в соседний подъезд. Все было скучно и обычно. Сейчас подойдем, возьмем в плен, но поскольку почти союзники – отпустим, немного попугав. Сделав знак Алине, действуем тихо, я практически бесшумно протиснулся через проем в квартиру соседнего подъезда. Алина осталась пока в комнате, прикрывая меня. Я высунулся на площадку и прислушался. Двумя этажами выше бубнили два голоса. Я выскользнул из комнаты и, стараясь не отрывать подошвы от пола, двинулся по лестнице. Я успел подняться на один пролет вверх, но что-то мне не нравилось. Голоса звучали достаточно громко и уверенно, так себя в засаде не ведут. Я колебался, за последние полгода я стал настоящей крысой. Всегда остро чувствовал опасность и старался выстроить свои операции так, чтобы обеспечить себе и своим людям максимальную безопасность. Если бы была возможность, то я бы всегда так выстраивал свою работу. Вот и в этот раз я очень сильно чувствовал какую-то неправильность. Вроде бы все нормально, приехали рано, не обнаружены, сидим тихо. Все равно что-то не то!

Осторожность победила и я начал спускаться вниз, обратно в квартиру. Дойдя по стеночке до двери квартиры я задом толкнул дверь и остановился. В мою голову уткнулся ствол и чей-то довольный голос просипел: Заходи, гостем будешь.

Из оставшихся двух дверей на лестничной площадке вышло еще по два человека. У меня аккуратно вытащили из рук автомат, приговаривая: Ну-ка, ну-ка, осторожненько…

Потом быстро и профессионально обыскали. Было очень хреново. Во рту привкус страха, липкое тело и слабость в ногах и неприятный комок в желудке. Меня втолкнули в комнату, где меня радостно встретили остальные из группы захвата. Алина валялась в уголке комнаты, спеленатая по рукам и ногами, разведенным в разные стороны, одновременно втаскивали царапающуюся и кусающуюся Лену.

Вот сука, проговорил один, посасывая прокушенную руку. – Интересно, она заразная или нет. Связав, её бросили в угол, поверх Алины. Их главный повернулся ко мне. Здоровый детина с довольной мордой лица. Судя по отсутствию креста, нас взяли люди Шерхана. Это подтверждалось ещё и тем, что они громко обсуждали достоинства захваченных девушек, самыми радужными красками рисуя им перспективы дальнейшего общения. Особенно разорялся один с рваным ртом и нервным тиком, живописуя как они развлекались в Чечне с прибалтийскими снайпершами, причем рассказывал все это специально для Лены, развернув её к себе и поигрывая перед её глазами огромным тесаком, столь любимым спецназовцами:

Ты представляешь сука, что с тобой будет? – мечтательно говорил он. – Ты получишь много любви! Столько любви, что тебе просто не унести. У нас когда попадалась такая стерва, то её все любили.

Он не переставая крутил ножом в одной руке, то поднося его к её зрачку, то нацеливаясь на тонкую шею, то аккуратно оглаживая лезвием по груди. Второй рукой он держал пистолет, то поднося его к виску, то водя стволом по ложбинке между грудей.

Представляешь, ставишь её на хор, она ж поначалу довольная. Вы ж суки почему-то все как один страшные! Вас мужики не любят и вы, падлы, деньги на мужика зарабатываете, а тут такая халява! Воот! А после седьмого, восьмого обычно уже шевелится сама перестает. После двенадцатого её на вертолет ставят, так она вообще как мешок говна. Ничё не соображает, зубы выбьют, чтоб не покусала, и давай её наяривают в три смычка, она ж, ссука, даже мычать уже не может. Бывает, что им везет, и они сдыхают в это время. Он говорил и слюна падала из уголка его рта.

И вот когда она уже попользована полностью, то с ней можно и развлечься. Нет – пытать тебя никто не будет, ты не бойся. Мы делали проще: ломаешь этой суке ноги и руки, в рот че-нить забить, можно ещё глаза выколоть, кстати, и сбрасываешь её в колодец какой-нибудь, канализационный, например. И вот она там ползает, кричать пытается и бывает долго живет, дня три – четыре. Бывает жалостливый какой, гранату кинет или пристрелит, это повезло ей, а то сама сдохнет.

Судя по внешнему виду Лены – она была готова. В комнате неприятно пахло мочой. Если бы её додумались выдернуть кляп изо рта, то она бы рассказывала все, захлебываясь словами, только бы от неё убрали этого урода. К сожалению этого никто не видел и урод продолжал говорить. Периодически Лена теряла сознание, но крепкие шлепки по щекам быстро приводили её в чувство.

С Алиной уже вовсю развлекался здоровяк. Та лежала безучастная ко всему, не пытаясь сопротивляться. Здоровяк шумно пыхтел и елозил телом, приговаривая что-то вроде: « Что ж ты такая холодная девочка, никак тебя не разогреть». Худосочный, прыщавый тип, визгливо советуя приятелю, ждал своей очереди. Сначала он пытался сунутся к Лене, но рваный рот шуганул его в сторону, приложив к его лбу пистолет и ощерившись Оставшиеся трое разговаривали со мной.

Ну что мужичок, – ласково начал главный. – Ты не переживай так, седня ты – завтра я.

Все трое заржали. Видно вид у меня сделался чересчур испуганный, потому что они заржали еще громче.

За баб своих не беспокойся, что мы звери что ли, а попользуются ими, так от них не убудет. Опять громкий ржач.

Цени урод, тебя даже никто не допрашивает… пока. Да не ссы – никто искать тебя не будет. Пропал ты – непонятно как и все.

Им весело, тварям. Непонятные отрывки фраз, словно вырванные из общего контекста. Никчемный разговор, даже непонятно, чего они хотят. Прохрипела рация, главный настороженно прислушался и сказал: Все! Харэ! Собираем багаж и двигаем! Стрелка закончилась!

Он подошел к сопящему здоровяку, делающему третий подход и пнул его. Меня тем временем подняли и поставили стоймя. Руки и ноги у меня были связаны. Вставай давай, дома дотрахаешь.

Под общий смех здоровяк начал натягивать штаны недовольно бурча себе под нос. Особенно визгливо смеялся прыщавый. Толстый вроде бы вполголоса заметил:

По крайней мере мой член на носилках не заносят и я в аптеках виагру тайком в карман не тырю.

Хохот стал гомерическим, даже Алина растянула в улыбке губы, а прыщавый завелся, но так как он был явно парией в этой команде, то оставалось вымещать свою злость только на пленниках. Дрожа от бешенства он обвел всех мутными глазами и подскочил к Алине: Вставай сучка! Вставай бля! Разлеглась шлюха!

Он пнул её раз, другой; потом, озверев, стал топтать её ногами. Зрелище было настолько же неприятным, насколько захватывающим и, сказать правду, заводило. Наверно поэтому все в комнате отвлеклись на это развлечение.

Рваный рот отвлекся тоже и с одухотворенным лицом смотрел как молодая, красивая женщина превращается в кусок мяса. Лена, с ужасом смотревшая на все это, словно обезумела, возможно, представив все, что с ней сделают. Нащупав щепку она с диким визгом воткнула уроду в глаз, тот заорал, схватившись за торчащий окровавленный. Лена схватила выпавший пистолет, дальше она работала как в тире. Один выстрел – один труп. На неё страшно было смотреть, она визжала и стреляла. Слава богу, что она помнила; хотя я и отношусь к мужчинам, но мы с ней находимся на одной стороне. Кажется. Вроде бы. По крайней мере, именно это я напоминал ей ласковым голосом, глядя в прыгающий зрачок пистолета. Ей богу, её я боялся гораздо больше, чем боевиков, которые нас захватили. Наконец до нее вроде бы дошло и она медленно отпустила ствол пистолета. Она стояла посреди этого кладбища и в полный голос выла. Я стоял покачиваясь и с тоской думая о том что я могу упасть и тогда связанному вставать очень неудобно; что надо попросить чтобы с меня срезали веревки, но в таком состоянии это бесполезно; что если группа была не одна, то сейчас все и кончится; что Алина пытается пошевелится под свалившимся на неё телом; что убила она не всех, судя по тому что толстяк схватился за пах, пытаясь зажать хлещущую кровь. Свалившись на колени перед главтрупом, я обшарил его карманы на разгрузке в поисках ключа от наручников. В чем повезло, так это в том, он оказался в ближайшем кармане. Шепотом матерясь и поминутно дергаясь, я все-таки открыл наручники и, как оказалось, очень вовремя. За всем этими делами я и забыл, что изначально мы пошли за двумя чудиками с пулеметом, а они про нас не забыли. Алина (Вот девка! Ничего её не берет!) сумела непонятно как откинуть упавшего на неё прыщавого и сесть, в это время в дверь вежливо заглянули. К тому времени я онемевшими пальцами ухватил ближайший автомат и сумел дать очередь в ошеломленную морду. Морда выскочила за дверь и, не став долго думать, катнула внутрь гранату, слава богу, что не Ф-1. не знаю, что мне помогло (наверное очень сильно захотелось жить), но я метнул себ со всей силы в угол комнаты, сшибая с ног Лену и натягивая на себя раненого толстяка. Кинув гранату, те двое посчитали свою миссию законченной и продолжили срочную эвакуацию. Толстяку повезло – он умер, не повезло тощему – он остался жив; наш снайпер промахнулась. Я с трудом успокоил Лену, вытащил из под нас Алину, накинув на неё подобие одежды, и выбежал в коридор. Быстро отпустив в лестничный проем две гранаты я забежал обратно в квартиру и удовлетворенно почувствовал как содрогнулся весь дом. Дверь осталась на месте и даже запиралась на задвижку. Закрыв девочек, я выскочил через пролом и выбежал в свой подъезд, чуть не словив пулю от нашей тройки смертников, изо всех сил спещащих на помощь. Послав одного в квартиру и предупредив о возможной неадекватной реакции со стороны оставшейся в квартире половине группы, я с двумя другими побежал за машиной, оставленной достаточно далеко. Пригнав машину, мы погрузили в нее девочек, и впятером отправились в госпиталь. P.S. Одного я оставил вместе с прыщавым P.P.S. Прыщавому не повезло больше всех из погибших. P.P.P.S. И ещё; больше я так никогда не лажался.

* * *

Итоги переговоров были оглашены после повторной встречи и были вывешены для всеобщего обозрения.

Создается в пределах города три основных сектора. Все остальные называются свободными поселениями.

Переход из сектора в сектор возможен, при условии согласия руководства сектора.

Центр города объявляется свободной зоной и служит местом для проведения переговоров, обмена, торгов.

Сектора обязуются не нападать друг на друга, а также приходить на помощь друг другу в случае необходимости.

Разрешены посещения родственников в других секторах, если такие отыщутся.

* * *

Собственно, это все, о чем договорились высокие договаривающиеся стороны. Алина вышла из больницы через месяц, ближе к Новому Году. Я думал, что она больше не придет, после всего, что случилось, но я ошибся. Она вышла и стала еще больше времени проводить на полигонах, занимаясь рукопашным боем, стреляя и занимаясь подобной фигней.

У Лены был шок. Я не рассчитывал, что она может оправиться, ладно ещё Семеныча не было на месте, а то я бы точно получил пулю в лоб, но она очнулась. Теперь пропадает вместе с Алиной. Мне иногда становится страшно, когда я наблюдаю за этими двумя амазонками. Она стала совсем адекватной, единственное то, что мужчине лучше до неё не дотрагиваться. В этом случае сломанная рука – это самый удачный вариант.

В ближайшее воскресенье будет общий выезд на ярмарку, это теперь так называется, т.е. прибудет три каравана с разных секторов плюс какое-то количество неприсоединившихся. Кстати их довольно много сумело перезимовать прошлую зиму, а теперь они потихоньку выползают, прочитав вывешенные на центральной площади объявления. Такая идиллия, что мне становится страшно.

 

Глава 6.

Зима разгулялась не на шутку. Прошли новогодние праздники. В секторе, особо делать было нечего. Возводились снежные баррикады на границах. В воскресные дни собиралась ярмарка на площади Ленина, где встречались люди с разных секторов. Строго контролировались все попытки перейти из одного сектора в другой. Все сектора вели себя образцово.

В границах сектора собирались горки. У себя играли в уличные игры. Парни ухаживали за девушками. Откуда-то появились гармошки и гитары. Мужики кучковались в бывшем бараке, в котором открыли корчму, для общества. Расплачивались, кто, чем мог. Наша затея с кольцами и чешуйками пошла в массы. Теперь так расплачивались не только в нашем секторе. Основная масса выпивки: брага и самогон. Для самых платежеспособных могли еще достать бутылочку водочки или даже коньячку. Еще пока было пиво в бутылках и банках. Что меня поражало: прошло столько времени с катастрофы, а пиво до сих пор – откроешь крышку, а оно даже не пенится. А еще говорили – без консервантов. Если бы без консервантов, то его давно бы уже как шампанское повышибало. В общем, такое ощущение, что на дворе наступил золотой век. Сектора вежливо соблюдали границы друг друга, торговали всякой всячиной, даже бывало женились из противоположных секторов. Мне правда все это напоминало разгул НЭПа после революции. Тогда люди тоже веселились не обращая внимания на тревожные признаки надвигающейся катастрофы.

В наш сектор приезжали послы из других секторов. Поскольку мое участие в Совете носило номинальный характер, то я не участвовал в переговорах, но информацию имел из первых рук. С нами вели переговоры орден и Шер-хан о том, что неплохо бы объединится и создать общее правительство с целью нормализации отношений и улучшения жизни трудящихся. Саня делал вид, что не против, но отбивался, что есть силы. В принципе расклад был понятен: везде были умные люди, которые понимали, что на данном этапе кто будет контролировать сельское хозяйство, тот и будет главным. А наш сектор уже занялся этим вопросом. И если Шер-хан мог двигаться в этом направлении, орденцы были зажаты в центре города и им, заниматься сельским хозяйством было просто негде.

Саня был весь на виду. Работал не покладая рук. Может мне не верить, но он действительно пытался вытащить наш сектор из той задницы, куда нас загоняли обстоятельства. А я пытался найти себе еще людей. Периодически ко мне приходил кто-нибудь из Всадников с подробными донесениями от старосты, от Семеныча, от Ильяса. Иногда притаскивал записку от Никиты. Ребенок не жаловался, занимался самообразованием, по программе, составленной Татьяной, а Ильяс гонял его до седьмого пота на физподготовке.

* * *

Спустя месяц мы собрались вместе. Ильяс и уже десять Всадников, Алина, Лена и я. Встретились в Дорожном. Мы с девочками вышли на лыжах в сторону поселка. Официальная версия за зайцами, проверить силки. Алина снабжала зайцами общественную корчму. Она жила в доме рядом и поддерживала себя в постоянной боевой готовности. Лена фактически была готовым доктором. Старый еврей Левушка, хирург божьей милостью, очень её хвалил. Последний год не прошел для нее бесследно, особенно последние два месяца, но она выправилась и её уже принимали за девушку, а не за мальчика. Собравшись, я велел Ильясу выставить охранение, а сам собрал их троих около карты.

– Девочки, вы помните наше прошлогоднее выступление?

– Которое?

– То самое, когда мы влипли между орденом и Шер-ханом. Взяли богатый груз и кучу народа.

– Я помню, – сказал Ильяс.

Я непонятливо посмотрел на него, а потом улыбнулся, вспомнив, что он был в том конвое, который мы пригнали на базу. Девочки тоже закивали головами. Ильяс с удивлением смотрел на Лену.

– А ты тоже там была? – нерешительно спросил он.

Опаньки. Кажется Ильяс неровно дышит к Леночке. Судя по раскрасневшемуся личику, она тоже не против общения с этим парнем. Алина, зараза такая, смотрит на все это с легкой ухмылкой. Так надо прекращать ухаживания и возвращать всех к делу.

– Лена, чтоб ты знал, – обратился я к парню, – лучший снайпер в нашем секторе. А может и в городе. И кстати тогда, без её помощи, вряд ли бы у нас все получилось.

Лена раскраснелась еще больше, стояла, потупив глаза, не дать не взять девушка, к которой сваты пришли.

– Ладно. Вернемся к суровой прозе жизни. Из рассказа нашего пленника мы выяснили, что они наткнулись на вагон с товаром совершенно случайно. Они шли в разведку на станцию, с целью переселения из города. Там они столкнулись с вооруженной группой. Кто на них напал – мы не знаем. Знаем, что им пришлось уходить по путям. Между городом и станцией есть небольшой разъезд, на котором стояло три состава. Только по дурной советской привычке, один из этой группы, сбил замок и залез в вагон, в котором они и нашли оружие. Команда загрузила образцы в КамАЗ, поставила пулемет на джип и в таком виде попала к нам. Ловушек, по словам языка, они не ставили, но я не уверен. Судя по тому, что подобное вооружение есть только у нас, никто на эти составы не вышел. Наша задача: проверить наличие груза, провести разведку путей отхода с грузом на санях и грузовиках. Взять образцы оружия. В случае наличия небольшого количества противника – уничтожить его, если же состав захвачен противником – постараться уничтожить груз. Ильяс должен был силами своего подразделения предварительно проверить подход к федеральной трассе, от которой можно добраться до груза. Прошу.

Ильяс взял карандаш и, легкими касаниями, начал показывать путь, комментируя некоторые места:

– Фактически, мы находимся ровно напротив этой федеральной трассы и, естественно, через город идти не получится. Если следовать по объездной, то мы пересекаем один ничейный выезд из города. Следующая трасса, как раз та, которая нам нужна. Самый просто вариант – это двигаться по объездной, но местность открытая и вычислить нас не представляется никакого труда. Трасса, которая нам нужна, контролируется Свидетелями Иеговыми. Их патрули периодически доезжают до развязки на объездной, но дальше следов не наблюдается. Если гнать караван грузовиков, то возможен такой вариант: мы проезжаем по объездной до ничейной трассы, а там сворачиваем в Кузнецово и выезжаем на трассу за кольцом в пяти километрах, через Лунино. Понадобится грейдер, для расчистки снега. Можно будет успеть сделать около один рейс, без столкновения. Совершенно случайно мы попали на учения, проводимые Свидетелями. До полного развертывания отряда быстрого реагирования, проходит тридцать минут. ОБР состоит из джипа с пятью бойцами и ГАЗ-66 с десятью бойцами и установкой залпового огня. Дорога, по которой они движутся одна, и там реально сделать засаду.

Ильяс махал руками, тыкал карандашом в карту, увлеченно рассказывая про проведенную им работу. Закончив он с гордостью уставился на меня, законно ожидая похвалы. Я не стал обманывать его ожидания и похвалил его:

– Молодец.

– Теперь сделаем так. Выдвинемся ближе к вечеру. Ничейный выезд нам надо миновать затемно, там леса нет, сплошные поля, надо проскочить так, чтобы нас не заметили из города. И у свидетелей и у ордена на высотках сидят наблюдатели. Секут они больше в нашу сторону, но расслабляться не будем.

Поужинав, не торопясь уничтожили следы пребывания, замаскировав под присутствие небольшой группы охотников и часа в три дня (темнело рано) отправились. Я, пользуясь привилегией, уселся в сани, а остальные на лыжах скользили по бокам. Ровно катились сани, сцепленные друг за другом. Часов в семь, когда совсем уже стемнело, мы добрались до трассы. Белыми тенями растворились через дорогу Всадники и собаки. Томительное ожидание минут двадцать и наконец двое возвращаются.

– Все чисто, но там дальше стук топора.

– Где?

– В конце Кузнецово.

– Посмотрите, кто это? Если одиночная команда, то надо убрать.

Быстро – быстро мы перевалили через дорогу. Лошадки, слегка всхрапывая, глухо стучали копытами, нащупывая дорогу под снегом. Дорога проходила по главной улице Кузнецова. Ильяс встретил меня на середине улицы, протягивая ПНВ. Я соскочил с саней и беря ПНВ, спросил: Ну что там?

Судя по всему дикие. Скрываются ото всех. Разбирают сарайку на краю деревни. Рядом стоят сани, груженные досками и всякой всячиной. Прислушиваются ко всему. Лена их держит, если дернутся, то мало не покажется. Откуда они, как думаешь?

Да тут и думать нечего. Поселок Даниловский за Кузнецово. Они скорей всего дальше и не суются. Следов мы не наблюдали. Охотников среди нет. Сарай разбирают пятеро мужиков, на всех одно ружье.

Ладно, не показываемся. Расходимся по краям, если они нас не увидят, то никому и не расскажут. Ты, Ильяс, после завершения разведки сходи к ним. Типа беженец. Поговори, узнай сколько их, чем дышат, под кем ходят, что хотят. Расскажи им, откуда ты, что охотник, вот случайно на них вышел. Прозондируй на предмет переезда. Пообещай, защиту, сытость, покой. А мы тебя прикроем. Лена, вон на дереве посидит, кукушкой поработает. А пока пошли дальше.

Также тихо мы миновали деревню, двигаясь по дороге в Лунино. По пути делали замеры. В целом, пока дорога шла по полю, на КамАЗах можно проехать. Дорога была насыпная и снег больше переметал через неё, чем засыпал, но как только въехали в лес, картинка начала меняться. Начались натуральные сугробы, через которые лошади перебирались с трудом, кое где проваливаясь в снег почти по брюхо. Потные и усталые мы собрались около саней. Ильяс послал двух Волков посмотреть, что там впереди. Вернувшись, те доложили, что такая трасса будет в течении двух километров, а потом будет легче. Решившись, мы сделали последний рывок и вот оно Лунино. Мы заняли крайний дом, отправив ребят осмотреть поселок. Расседлав лошадей, почистив, накормив и накрыв их попонами, мы завалились спать.

На следующий день, оставив лошадей и пять человек в охранении, мы отправились осмотреться и сориентироваться на местности. Встав на лыжи, быстренько пересекли оставшееся расстояние и отправились к разъезду, рассыпавшись широкой полосой. За весь день на разъезде никто не засветился. Живых точно не было. Следов тоже было не видно. Послав одного человека за лошадьми, мы остались стеречь разъезд. Ближе к вечеру подтянулись остальные. Разобравшись по краям леса мы одели на морды приборы ночного видения и вплеснулись к составам.

Мелькнувшие тени не нарушили спокойствие зимнего леса. Цели все были разобраны заранее. Лена и один из Волков прикрывали нас не высовывая своего носа на открытое пространство. Остальные, разделившись на двойки, быстро начали обследование. Мы бежали с Алиной. Еще года полтора назад такая пробежка повлияла бы на меня не в лучшую сторону, а сейчас ничего. Бегу не задыхаюсь, по пути успеваю крутить головой. Бегом вдоль состава. Поднять глаза на цистерну. Нефть. Огнеопасно. Следующая. Бензин. Следующая. NaOH. Следующая. Дизтопливо. Следующая. Платформа. Что-то стоит. Рывок на платформу. Залезть под тент. Урал, бортовой. Еще один. Спрыгнуть. Бегом дальше. Считать машины. Другие платформы. Трактора. Новые. Шесть штук. Дальше…

Состав, который мы обследовали, состоял в основном из цистерн и нескольких открытых платформ, на которых стояли укутанные автомобили и трактора. Добежав до середины состава, мы встретились со встречной двойкой. Быстро перелезли на другую сторону. Там нас встретил Ильяс: Третий состав. Туда.

Мы перебежали к третьему составу. Длинные вагоны, издалека похожие на рефрижераторы. Пять вагонов вскрыты. Быстро пробежавшись по вагонам проверили вскрытые ящики. Двое взлетели на крыши вагонов и распластались, озираясь по сторонам. Остальные, хватая по ящику вдвоем, таскали выбранное барахло в лес. Много брать не стали. Дорога обратная не близкая, всяко может быть, пусть лучше ничего интересного не найдут.

Подогнав лошадей погрузили все и ушли, оставив одного человека наблюдать. Он должен подойти дня через три.

На обратном пути мы с Алиной ушли в город на санях, в сопровождении двух Всадников. Остальных я попросил разобраться с дикими в Кузнецово.

Разгрузившись на ипподроме, я отпустил Всадников с обозом домой, наказав, чтобы Ильяс зашел ко мне через пару дней, а сам отправился в наш сектор.

* * *

В секторе все было по-прежнему. На мое присутствие или отсутствие уже давно не обращали внимания. Незаметно для себя я выпал из активной жизни поселка. Все кучковались ближе к центру сектора и только мы поселились на окраине, там, где летом были луга и распаханные поля. Прогулявшись пешочком к администрации, я попытался зайти в ворота, но был остановлен охраной. Здоровые молодцы в армейских полушубках, вооруженные автоматами, бдительно несли свою службу.

– Куда прешь!

– Туда, – ткнул я пальцем в здание.

– Туда нельзя, – посочувствовал мне один из них. – Туда только членам Совета можно, а тебя я среди них не видел.

– Что так вообще нельзя?

– Вообще. Только по пропускам, подписанным Членом Совета по вооружению.

– Это Угрюмым, что ли.

– Либо Председателем Совета, – согласно кивнул головой стражник.

– А в больницу можно?

– А ты что больной ? – хохотнул другой охранник. – Иди, давай отсюда, пока не врезали.

И я пошел. Да серьезные нынче дела. Кому попало не попасть. Вон и на крыше пост, и на вышках посты. Здорово.

Зайдя в корчму я дождался пока мне принесут поесть. Обжигаясь, я жадно глотал горячие щи из кислой капусты. За стол ко мне подсел человек.

– Ну как?

– Что как, – переспросил я его, намерено громко чавкая.

– Жрать то можно? Не отравишься?

– Можно. Сколько у тебя людей? Человек помолчал. Судя по всему мой вопрос его не удивил.

– Человек двадцать есть. А что?

– Хочу я вложится в одно дело. Поставить трактир на паях с кем-нибудь. Трактир для всех, в выгодном месте, но ближе к нашему сектору. Считаю будет неплохо если с тобой. Человек посидел прикрыв глаза.

– А в политику мне теперь лучше не суваться? – полуутвердительно спросил он.

– Отнюдь. – я вытер губы рукавом. – В политику суйся. Но не сам! Подбери кого-нибудь и сделай его себе обязанным. Войди в Совет, но не главным. Будь в меру лояльным, в меру оппозиционером.

– Значит скоро перемены большие будут. – просчитал он. – Скорей всего глава свалит из Совета и все может пойти в разнос. Он еще помолчал.

– Кто-нибудь из семерки останется? Умный сволочь, просчитал все на счет раз. Я пожал плечами.

– Не знаю. Видно будет.

– Ты то уедешь?

– Говорю же тебе, не знаю. – легко соврал я. – Будет видно. Может мне придется как Керенскому, в женском платье удирать.

– Что я буду иметь с открытия трактира?

– Тебе будут поставляться продукты, спиртное, кольца. Так же будешь выполнять кое какие поручения. Людей будешь иногда прикрывать.

– А меня кто прикроет?

– Я. Если что, спрячу.

Человек поднялся и отошел от меня. Случайная встреча – случайный знакомый. Я еще посидел чуток, допил чай и отправился домой.

Собрались у меня. Саня, Паша и я. Выпили чуть-чуть. Завязали разговор из серии: А помнишь? Повспоминали житье до катастрофы, потом первые месяцы после. В голосе у Паши звучала такая тоска, что хотелось выть.

– Ты помнишь как в первый раз в магазин «за покупками» поехали? Темно – ночь, снег, метель. Холодно. Жили дружно. Каждый вечер вместе собирались, а сейчас? Сейчас все поодиночке? Ты вообще ушел. Занимаешься – неизвестно чем. На работу наплевал. Нет, я конечно понимаю, ты весь обиженный, но люди то чем виноваты?

– Люди живут сами по себе, – тихо сказал Саня, – и мы ничего теперь не решаем. Решает большой Совет, а мы так – ответственные. Мы решения не принимаем, но если что-то случится, то будем отвечать. Мы хотим устранится. Паша ты с нами?

Паша выглядел немного ошарашенным и я его понимаю. Он плеснул себе в рюмку, понюхал, поморщился и вылил в себя. Быстро зажував корочкой хлеба он уставился на меня.

– Вот значит как. И давно вы это придумали.

– В прошлом году, – откликнулся я. – Сам помнишь. Проект «Убежище».

– Но вроде бы от него отказались. Общим собранием решили, что…

– Это решило общее собрание, – перебил я его, – но я решил продолжить. Неофициально. Как частное лицо.

Паша молчал. С покрасневшим лицом он катал стопочку по столу. Наконец он поднял глаза и уставился на Саню.

– А ты это знал? Саня кивнул. Паша посмотрел на меня:

– Ну да, без прикрытия сверху тяжело было бы затеять такое. Я повысил голос:

– Меня никто не прикрывал. Я просто проинформировал главу Совета о своем решении. Причем когда я решил действовать в этом направлении, то я вышел из Совета, обеспечив себе замену.

– И что вы хотите от меня? Тут мы уже все замолчали. Саня первым прервал молчание:

– В данный момент сектор сильно разросся. Руководить им все сложнее, тем более люди выдумали, что все уже позади и дальше будет легче. На самом деле это не так. Если ты обратишь внимание, то сельским хозяйством занимается только наш сектор, а остальные сектора занимаются, скажем так, собирательством. У них нет никакого производства. Их люди заняты тем, что обустраивают свои сектора и грабят оставшиеся склады и магазины. Но на одних консервах долго не проживешь и поэтому, они начинают присматриваться к нашему сектору. Ты думаешь зря зачастили эмиссары Ордена и братки Шер-хана с предложением об объединении? А у нас даже оружия не прибавляется. Как пригнали тогда грузовик, так и есть только это. Основное войско – ополчение, а у конкурентов – боевые дружины. У нас Серегин спецназ, боевики Угрюмого и все. Как только я прошу увеличить количество боевиков, так сразу половина Совета встает в стойку, мол это будет связано с повышением налогов, каждый взрослый мужчина, в случае опасности, выступит на защиту. Ага. С охотничьим ружьем выступит. Они еще живут в прошлом. В том благополучном прошлом из которого мы пришли.

– И что вы хотите от меня? – Паша повторил вопрос, опустив голову и не глядя нам в глаза. Тут уже наступила моя очередь:

– Будет создано два поселения, которые будут контролировать территорию вокруг себя. Следующим летом мы приступаем к их созданию. Готова часть людей, которая уйдет отсюда. Это пришлые, которые еще не успели зацепится на этом месте. Мы хотим, чтобы ты решил за себя и за своих людей, что ты хочешь. Ты можешь пойти с Саней, а можешь пойти со мной, но в любом случае нам необходима твоя помощь.

– Я должен знать, что каждый из вас может мне предложить и что за помощь вам нужна? Я хотел было продолжить, но Саня поднял руку, прервав меня:

– О наших предложениях поговорим отдельно, причем хотелось бы чтобы ты обсудил их со своими людьми. Кто-нибудь может согласится на одно предложение, а кое кто на другое.

Это было справедливо и я промолчал. Если Паша решит идти с Саней, то мне могут достаться несколько человек из его группы.

– А что за помощь вам нужна? Я вздохнул и начал рассказывать:

– Значит так, Паша. Есть состав. На нем с того времени стоят несколько грузовиков и трактора. Трактора новые, а грузовики под тентом.

– Грузовики какие?

– Урал. Дизеля. Рядом стоит состав с нефтепродуктами, там попадаются цистерны с дизтопливом. Какое: летнее или зимнее – не знаю. Нам нужно завести их за час тридцать минут. Спустить с платформ, загрузить товаром и уехать. Вот и все.

– Вот и все. Передразнил меня Паша:

– Ты представляешь, что значит завести дизель зимой, да еще неизвестно на каком топливе. Машины стоят уже два года. Причем сделать это надо быстро. Нельзя притащить их на буксире к нам?

– Нельзя. Основное, зачем они нужны – это груз.

– Сколько машин? Кто будет грузить? Мы, или боевики?

– Восемь машин, шесть тракторов. Народ будет Паша, не сомневайся. Твоя доля тоже будет.

– Что за груз?

– Оружие. Мы посидели. Молча выпили еще. Еще помолчали, пока Паша не сказал:

– Хорошо. Я возьму десять человек. Как будем делить?

– Все поровну, – откликнулся я. – Свезем на ипподром и там разделим.

– Кто главный и как все это будет выглядеть?

– Я. Саня согласно покачал головой.

– А выглядеть все это будет просто. Отправимся на двух КамАЗах. Дорога разведана. КамАЗы тентованые. Обратно тоже пойдут груженные. В одной машине пойдут Санины боевики и грузчики, в другом твои люди и несколько моих человек. Приезжаем, заводим, сгружаем с платформ, загружаем товаром и уезжаем. Привозим на ипподром, там делим. Вкратце все. Ты прорабатываешь свои действия. Саня обеспечивает людьми, а я отвечаю за операцию целиком.

– Когда все это должно быть?

– В выходные. Будет ярмарка в центре города. Наши повезут продовольствие. Угрюмый будет обеспечивать безопасность. Мы в это время сделаем налет.

– Хорошо. Я подписываюсь под всем этим. Мы обсудили еще несколько вопросов и разошлись.

* * *

На следующий день ко мне зашел Ильяс. Мы с ним обсудили предстоящую операцию и он рассказал мне чем кончились переговоры в деревне.

– Поселение небольшое. Когда он вышел из леса был огромный переполох. Он представился охотником и рассказал, что творится в городе. Когда сказал, что сам из города ушел, то доверие к нему сразу стало больше. Сказал, что ходит под Князем. Когда поинтересовались бандит тот или нет, то сказал, что не бандит, а просто человек, который взял их под защиту. Особо не притесняет, жить дает. Обеспечивает продуктами если нужно, оружием, инвентарем, помогает. Сказал, что их обязательно найдут и заставят работать, отбирая все, что вырастят. Что у них совсем не так. Что поселят их отдельно, будут помогать. В общем, люди готовы и горят желанием переезжать. А если кто не будет согласен добровольно, про того капнут Шерхану, либо орденцам. Про этих, даже они слышали, поэтому все добровольно, как один, выразили огромное желание увеличить наше народонаселение. Поселим их до весны на ипподроме, а весной перевезем поближе. Причем будет место куда скидывать запасы. Поселим в ивановских садах, там они будут недалеко. Можно будет присматривать за ними, а если нападут, то через них. Мы успеем приготовиться.

* * *

Субботний вечер. Паша подготовился к поездке. Взял машину, загрузил её бочками, каким то оборудованием. Посадил своих в кузов с братьями Ивана. Водила был из моих. В другой КамАЗ забились Серегины ребята и Санькины поселенцы. С собой везли полуфабрикаты помостов, с помощью которых будут съезжать машины с платформ, и сходни, для переноски груза из вагонов. В общей сложности в операции было задействовано сорок человек. Выехали ночью. Фары не включали. Впереди с фонариком ехал человек на санях, в кузове машины светил тоже фонарик. Водитель ехал на свет. Ехали медленно. Кусок дороги, где прошлый раз мы буксовали, был расчищен, причем вручную. Постарались жители Даниловского поселка. Добрались до Лунино. Даниловские встретили. Говорят все спокойно. Здесь останется часть команды. Переночуем до утра. 8:00. В это время начинаются сборы на торжище в секторах.

Серегины бойцы занимали позиции на дороге. Загораживая дорогу с обеих сторон, заранее приготовленными деревянными ежами. Тут же на дороге из приготовленных бревен собирали редуты, устанавливая каждый так, чтобы они не перекрывали другим сектор обстрела. Трое человек со снайперками ушло в лес и заняло позицию на деревьях. Дорога была пустынной следов на ней не было. Все было тихо и спокойно. В идеале, хотелось бы, чтобы так оно все и прошло. Без стрельбы.

9:00. Старшие конвоев проверяют своих, получают последние доклады от подчиненных.

Даниловские мужики, влезшие на освободившиеся места в КамАЗы, с опаской посматривают на ребят в белых маскхалатах, с автоматами, с закрытыми масками лицами. Часть людей ушла в сторону разъезда. Занять там оборону и начинать освобождать машины и трактора.

Мы заняли места, согласно купленным билетам, и тихо, без лишнего шума, двинулись в сторону разъезда.

9:30. Конвои не торопясь начинают выдвигаться к воротам секторов. Путь займет полчаса. Наблюдатели обращают внимание на выезд других конвоев. Патрули просматривают путь, по которому пойдут конвои. Сегодня будет большой торг.

Мы пробиваемся через занесенную снегом дорогу. Даниловские с лопатами горохом сыпятся за борт. На обратном пути заминок быть не должно. Подъезжаем к первому составу. Пашины люди перебираются к освобожденным от тентов машинам, люди Сани начинают собирать помосты для машин. Часть людей бросается к нужному составу. Пустые КамАЗы, прыгая через рельсы, подъезжают к вагонам. Бросаются помосты, люди начинаю загружать ящики. В хвосте и голове составов группы прикрытия. Заводится первая машина. Люди закрепляют дуги в бортах и накидывают тенты. Урал осторожно съезжает на землю и становится под погрузку.

10:00. Конвои въезжают на площадь и становятся под разгрузку. Стоимость всего определена заранее. Осталось проверить качество и обменяться. Старшие конвоев сходятся, чтобы еще раз все уточнить.

Завели пять машин из восьми. Три не заводятся. Пашина команда переключилась на трактора. Все заведенные машины под погрузкой. Уходят первые два груженных КамАЗа, в каждом помимо водителя охранник. Машины идут до Лунино. Трактора съезжают с платформ. Паша, со своими людьми, надрываясь стаскивает еще какие –то агрегаты и цепляет их к тракторам. Шесть Пашиных людей уезжают в сторону Лунино. Паша остается с тремя людьми. Заводят еще одну машину, спускают вниз, берутся за другую. Уходят три машины, под погрузку встают еще три. Паша заводит ещё одну машину. Прошелестев по вагонам, кидаем несколько ящиков в неё. Все грузятся в последнюю машину. Подбираем Пашу и его людей, Санькиных поселенцев. Группы прикрытия остаются на местах, они доберутся позднее, на лыжах.

Подбираем Серегиных бойцов с трассы. Въезжаем в Лунино. Быстро разбиваемся по машинам. Паша не хочет отцеплять свои агрегаты и орет, что я осел. Разобравшись по машинам, двигаемся в обратную дорогу. Пашины трактора остаются сзади. Я остаюсь в Лунино.

15:00. Торги закончены. Темнеет. Частники ходят между импровизированных рядов. Конвои собираются в обратный путь.

Дождавшись, пока не затихнет шум колонны, я делаю отмашку. С боковой улицы вываливаются три КамАЗа. Это мои. Выпрыгнувшие Волки с ополчением занимают редуты. КамаАЗы подлетают к вагонам. Ильяс показывает Даниловским и моим, что надо грузить. Работают молча. Изредка вспоминается чья-то мама… Машины загружены. На фарах крышки, дающие узкий направленный пучок света. Издалека заметить не должны. Затаскиваем в опустевшие вагоны сходни, разобранные помосты. Закрываем двери вагонов. Быстро отъезжаем. Забираю ополчение. Волки и Ивановы братья остаются. Машины двигаются до ничейного выезда, из леса горит синий огонек, значит чужих нет, и сворачивают направо в сторону от города. Километров через пять будет дорога на свалку, а со свалки уже можно будет спокойно выехать на трассу нашего сектора, но уже вдалеке от ипподрома. Их никто не увидит. Грейдер завалит снегом дорогу, за ним обвалят несколько деревьев и тоже завалят снегом. До весны никто не пройдет.

Я выпрыгиваю из машины в Кузнецово вместе с Даниловскими. Из сугроба встает фигура в белом маскхалате. Машет рукой в сторону Даниловского поселка. Через десять минут раздается рев двигателей и выезжают еще три КамАЗа, набитые народом и разной животиной, забирают подъехавших мужиков в один из КамАЗов. В нем их семьи. Этот КамАЗ уйдет в Волчью Сыть, но уйдет от ипподрома. 19:00. Конвои вернулись.

Мы все на ипподроме. Машины разгружаются. Даниловские затапливают печи. Предупреждаю Пашиных людей, чтобы зря не болтали. Саня инструктирует своих. Оставляется охрана. По два человека. Два Сани, два мои, два Паши. Обошлось без стрельбы. 23:00. Мы возвращаемся домой.

* * *

Операция прошла так, как я люблю. Не писка, ни шума. Быстро подъехали, быстро погрузили, быстро уехали. Сегодня ездили делили. Если с оружием разобрались сравнительно быстро, то с техникой пришлось повозиться. Трактора поделили поровну, по два на рыло; агрегаты по одному и один остался, оказалось, что это передвижные электростанции; машины поделили по две и одна ничейная. Я хотел себе взять агрегат, но на него нацеливался и Паша. Машину забирал себе Санька, но нашу долю согласен был отдать оружием. Я сказал, что согласен отдать свою долю в агрегате и машине за топоры, пилы, кое-какие продукты и т.д. и т.п. И подал заготовленный заранее список. Ознакомившись с ним, высокие договаривающиеся стороны пришли к консенсусу и согласились выдать мне все положенное. Загрузив свои доли в машины, оставили охрану и поехали домой.

 

Глава 7.

На следующей неделе они отдали мне продукты и товары. Пришла машина из нового поселения. Я загрузил всех мужиков и отправил в сторону садов. Мне очень приглянулся поселок Макарово. Там излучиной выгибалась речка, которая с трех сторон огораживала поселок. Дорога была напрямую и объездная. Та которая напрямую, пересекала два моста. Если его восстановить, то получится очень неплохое место. Пока зима, я отослал туда Даниловских и своих, чтобы они восстановили несколько домов. Весной можно будет переселить часть народа туда.

Саня тоже отослал достаточно много народа на машинах в Калгаси. До этого туда мотались Серегины ребята, проводили разведку и зачистку. В Калгаси, оказывается, жили четыре человек, то есть четыре семьи. Когда им объяснили политику партии и поставили перед выбором: либо выметаться, куда хочешь посредине зимы, либо принимать посильное участие в переменах, то они приняли новую власть с радостью и всей душой.

К концу февраля ипподром снова опустел. В Макарово было много домов, но не было народа. Мужики восстановили часть улицы. Я перегнал их всех в Макарово, где они поселились в одном конце, так и названом Даниловский. Выдал им шесть автоматов, два ящика патронов. Поставил троих Ивановых братьев гарнизоном. Начали досаждать волки. Если в город они не ходили, то по поселкам шарились боже ж ты мой.

Я вернулся в сектор. Нужно было еще много из того, что мог дать город. Если мы уйдем, то с нами будут только торговать. Нужно захватить сейчас, а потом все потихоньку перевозить. Нужны были лекарства. Это то, что сами мы воспроизвести не сможем, следовательно необходимо готовить рейд. Цель – городской аптечный склад и аптечный склад Пригородного, но сначала разведка. Что очень плохо, я остался практически совсем без людей. Значит и разведку придется делать самому, причем желательно так, чтобы не привести хвоста в наш сектор. На подготовку уйдет дней пять, потом можно будет попробовать.

* * *

В один из прекрасных зимних темных вечеров мы с Савелием отправились по делам. Несколько схронов было готово еще с лета, остальные надо было успеть подготовить в иечение двух трех дней. Савелий оставался одним из оставшихся моих контактов. Его оставили мне для охраны и я бессовестно этим пользовался, но взять его с собой я не мог, один из нас должен был присутствовать на работе. Так как себе я доверял больше, да и просто захотелось размяться, то пошел я.

Было раннее утро, когда я собрался по делам. Темно, холодно и скучно. Жена подняла голову и сонно спросила: Ты куда?

По делам, – шепотом ответил я. Универсальная фраза, служащая паролем для кучи мужчин, сматывающихся не важно куда.

Когда вернешься? – вопрос задаваемый большинством женщин и не подразумевающий на себя ответа (правдивого по крайней мере. Обычные враианты: скоро, через час, после обеда, сегодня, вечером; и универсальный я тебе позвоню ).

Сегодня, я думаю. – я никогда не вру, а мой ответ предполагает самое широкое толкование.

Аккуратно прикрыл за собой дверь в комнату и начал одеваться. Положение в городе вроде бы стабилизировалось, но все равно действовать надо очень аккуратно. Сектора контролировали свою территорию и там было сравнительно безопасно. Но в самом городе положение складывалось аховое. Большинство фонарей перегорело, хотя электричество пока включалось. Так как производств особенно никаких не работало, то изношенная автоматика тянула. Сектора зависели от городских служб достаточно сильно, все – кроме нашего. Наш сектор находился на индивидуальном водоснабжении. Еще в начале лета мы отключили наш сектор от водопровода, так как часть воды шла из реки, а не из скважин. Улицы города вне секторов никто не убирает, иногда по нескольким улицам пронесутся с воем машины городской службы, очистят небольшой маршрут для патрулирования, и все.

Я одел нешуршащий пуховик, взял котомку, собранную заранее, сунул в карманы пистолет, все остальное уже было в машине. Выйдя на улицу постоял, вдохнул морозный воздух, посмотрел на звездное небо и решительно зашагал к машине. Машина у меня хорошая, ГАЗ-66. самый лучший джип для наших дорог. Тем более, что мне его переделали по спецзаказу, сделали его крытым и восьмиместным, с откидывающимися скамьями позади. Внешне, он стал напоминать Хаммер, но жрал советское топливо, проходил там, где другие застревали, и просто мне нравился.

Тихонько тронувшись со двора я миновал улицы сектора, отвечая на вопросы патрульных. На выезде мне пришлось выдержать непиятный разговор со старшим заставы. Он требовал разрешения, подписанного комендантом, его у меня, естественно, не было. Но было разрешение на свободный выезд, подписанное Угрюмым. Придя к компромиссу, что я исправлюсь и заменю разрешение по приезду, меня выпустили из сектора.

Ревел двигатель, перебарывая снежные сугробы, в кабине было тепло, в обычное время я добрался бы до аптечного склада минут за пятнадцать, а сейчас полз медленно и печально. Пройдя половину пути, я вдруг выполз на неплохо очищенную трассу, остановившись я внимательно осмотрел окрестности. Судя по всему я вторгся в чью-то зону патрулирования, что было чревато неприятностями (возможно крупными). Вернуться или рискнуть? Чем больше я ждал, тем больше была вероятность встречи с патрулем. Возвращаться было лень и подумав о том, что я точно, стукнутый на всю голову, я углубился вглубь чужой территории. До склада я добрался нормально, загнав во двор и остановив его у пандуса. Жена перед самой катастрофой была к комиссии, которая занималась перепланировкой, поэтому у нее сохранились документы по этим складам. Выйдя из машины я поводил автоматом из стороны в сторону, больше для успокоения, нежели для того чтобы действительно что-то обнаружить. После того, как я заглушил двигатель тишина будто навалилась на меня. Шел небольшой снежок, это давало хоть какую-то надежду на то, что меня не обнаружат. Вытащив из кармана бумажку, я зашевелил губами, прочитывая то, что написала мне жена. Второй этаж, третий, четвертый и шестой боксы.

Чем дальше, тем труднее было проводить вылазки в город. Никакой разрухи, просто опустевшие города, напоминающие Казахстан в постсоветское время. Неработающие лифты, отсутствие в большинстве домов электричества, выше второго этажа воды нет, так как не работают насосы, подающие воду, огромные мусорные свалки, прямо у подъездов, мусор не вывозится вообще никуда, запахи гниения. Надо линять. Еще чуть-чуть и начнутся эпидемии.

Вот из-за возможных эпидемий я и рванул на этот склад. Эти боксы предназначены для долговременного хранения. Вскрывать их нужно осторожно, чтобы не повредить начинку.

Раскопав дверь, я отогнул створку и просочился внутрь. Фонарик я зажигать не стал. Опасно. По битым стеклам, раскиданным пузырькам и рассыпанным порошкам и таблеткам идти бесшумно не получалось. Поэтому, плюнув на всякую осторожность, я захрустел по лестнице на второй этаж. Вот они боксы. Нда, конечно я подозревал, что все не так просто, но настолько… двери всех боксов вскрыты, температурный режим нарушен, ближайшее ящики раскиданы по полу, остальные просто опрокинуты. Скорей всего. Искали наркоту или просто пьяные веселились. Я прошел вглубь склада и начал раскидвыать мусор, пытаясь добраться до уцелевших коробок. Что именно в коробках я не знал, жена дала мне только образцы маркировок, по этим маркировкам я и пытался отыскать уцелевшее.

Часа четыре напряженной работы, обед и снова на раскопки. Мне удалось выполнить заказ наполовину, т.е. я все нашел, оставалось доставить. Я начал таскать коробки вниз, поверьте – устаешь очень сильно. Потом перетаскивал их в машину, потом пытался её завести. Не получилось. Потом перетаскивал коробки на склад и прятал их там. Потом ещё раз пытался завести машину, посадил аккумулятор и ничего не оставалось как идти домой. Перебравшись через забор, я вышел со стороны овощной базы. Вдалеке болтался фонарь, пыаясь осветить темноту, вгрызавшуюся в освещенный круг. Медленно, проваливаясь по колено в сугробы, я двигался в сторону дома, держась дворов. Минут через пятнадцать я взмок так, что мне показалось я похудею на 10 кило. У меня хлюпало не только в ботинках, а везде. Это был просто ужас. Я остановился и задумался. Конечно, по дворам идти безопаснее, стационарных постов в этих районах нет, а к границам сектора попадаются даже тропиночки, но идти очень тяжело. С другой стороны рядом, проходит более менее очищенная дорога, для передвижных патрулей того сектора, который обязан её чистить и котролировать. Другое дело, что я одет вооружен и выгляжу, как дикий. И даже будь я со статусом гражданина сектора, то и тогда шансы вырваться из лап патруля были впополаме, т.е. 50 на 50. Но вокруг было так хорошо и тихо, даже собак, пасущихся на границах каждого обжитого сектора не было, что я решил рискнуть и хотя бы часть пути пройти с меньшими усилиями. За что и поплатился.

Добежав до сугроба я упал в снег и затаился. Вроде бы никого. Еще раз оглянувшись я решился и спотыкаясь и падая, выбежал на дорогу. Еще раз оглянувшись, я побежал в сторону наших границ. Мелко перебирая ногами я добежал до конца улицу и тут меня остановил свет фар, вспыхнувший метров в двадцати от меня. Я застыл, практически парализованный, убежать отсюда невозможно, он просто выстрелят вслед и все, драться тоже их больше, и что хуже всего планов отхода с этой точки у меня не было. Еще бы два квартала прямо и полквартала вправо и я бы уже оказался на нашей территории, где меня могли подобрать и откуда были точки отхода. Хлопнула дверца, веселый и наглый голос сказал: Ну что, старичок? Чей ты? Откуда? Чё шаришься по чужому району?

Я молчал. Разговор напоминал детское гопницкое прошлое. Когда тебя останавливала толпа и начинала выспрашивать, кто, чего, откуда, кого знаешь?; ощущения были очень похожие. Говорить было нечего. Отдавать машину не хотелось. Объяснять, смысла не было, слова на быков не действуют. Чуть-чуть меня побили руками, потом попинали ногами, потом спросили, не слушая моих ответов, а потом аккуратно посадили на заднее сиденье и куда то повезли.

Дернув дверь, я вывалился наружу. Пришел на плечо, неспециально перекувыркнулся, стукнулся башкой о дорогу. Джип резко затормозил и начал разворачиваться. Если бы они выскочили, когда остановились, то поймали бы меня без труда, а так я успел вскочить и захромал во дворы. Они развернулись и поехали за мной. Пробежав между двумя вкопанными столбами я успел забежать за угол дома. Те тоже остановились и побежали за мной. Я бежал вдоль подъездов хрипя и задыхаясь. Сзади раздавались вопли: Стой! Топот, усиленный гулким эхом пустого двора. Стой, сука! Убью нна…

Щас! Остановился. Убьют они. Как-будто так не убьют. Нее. Бегом, только бегом. Раз – два; раз – два … Дыхалка ни к черту. Так и сдохнуть можно. Бегом. Металлический привкус во рту. Стук в висках. Так, здесь аккуратно, по тропиночке, оббегаем забор, чтоб меня видели и дальше. Стой, п…р!

И незачем так орать. Я и в первый раз прекрасно слышал. Ага, судя по звукам прыгнули через забор и дикий вой со всхлипами. Я припускаю еще быстрее. Пробегаем мимо трансформаторной будки, поворот налево и перебегаем дорогу. В висках стучат уже не молоточки, а отбойные молотки, радужные круги в глазах. Вперед, старая школа с запертыми дверями и разбитым стеклом у входа. Прыгнуть вперед головой, перекатится, дернуть на себя доску с арматуринами, и бегом по коридору. Лестница, второй этаж, кабинет истории, окно. Перебираемся на трубу. Осторожненько, на четвереньках, по трубе теплоцентрали через дорогу, спрыгиваем на металлическую крышу сарайки, барак, общая кухня второго этажа. Руку под неработающую плиту, вытаскиваем обрез и патронташ. Переломили, посмотрели на блестящие донышки гильз, захлопнули, взвели. Все – затаиться. Сердце заходится. Валюсь на бок и вытягиваюсь. Господи помоги. Во рту гадко – будто я сжевал гирю. Душит кашель, такое ощущение, что если я кашляну, то выплюну и сердце и легкие. Курить надо бросать. А интересно, как там эти. Все влетели или только самый быстрый. Там траншея, широкая, а из-за бугра не видно. А в траншее здоровые арматурины из бетона торчат. Если не знаешь, то так и тянет срезать напрямки, а это чревато. Может они за мной дальше и не погнались, но все равно… Береженного – бог бережет.

Ффуф, вроде бы отдышался. Вот ведь дурость, бежал, небось, минут десять от силы, а уже всякая дрянь в башку лезет. Курить брошу… Трясущимися руками достал пачку, посмотрел, смял и сунул обратно в карман. Нет уж. Дома покурю. Вроде отпустило. На карачках, не отсвечивая в окнах, в коридор, а здесь уже можно выпрямится. Подымаем крючок, приоткрываем входную дверь, прислушиваемся, тишина. На площадке еще две двери. Оглянулся, насторожил крючок и тихонько захлопнул дверь. Крючок упал в паз с тихим звяньком. Спускаемся по деревянной лестнице. Как же она скрипит. Первый этаж, приоткрытая, полузаметенная входная дверь. Присел у двери – слушаю. Холодно, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Тишина. Мне очень нравится тишина. Тихо выскальзываю из подъезда и, проваливаясь в снег по самое нехочу, бреду к выходу со двора. Полные ботинки снега, мокрый низ штанин. Добрался до калитки и осторожно выглядываю поверх её. Вдоль забора я могу пробраться прямо до дороги, лишь бы пересечь её без проблем. Сунув обрез в перевязь патронташа, также проваливаясь в снег, добираюсь до начала дороги. Чуть вдалеке светит фонарь, я оглядываюсь влево – вправо, но только я приподнимаюсь, как с кольца поворачивает машина, светя дальним светом вдоль дороги. Я валюсь в снег, мордой к забору и прижавшись к нему. Фонарь далековато, с другой стороны забора, я в тени, в выемке между сугробом и забором и меня не видно. Я прижимаю к себе лупару и с тихими щелчками взвожу курки. Дышать в бок и вниз, чтобы не поднимался парок от дыхания над сугробом. Проезжает мимо меня. В машине стоит очень хорошая акустика, я думаю, что если бы машина остановилась, то начала подпрыгивать на месте. Свет удаляется, звук становится глуше. Вроде бы уже можно поднять глаза. Никого. Приподнимаюсь над сугробом, точно никого. Бегом, разрывая телом снег, через дорогу, дальше, опять проваливаясь почти по пояс к следующему дому и вот она, цель. Никогда не надо стремится сразу к глобальной цели. Это неправильно. Поставь для себя главную цель, которая может быть целью на длительное время и забудь про неё. Прикинь, что тебе нужно сделать для её достижения. Всегда есть какие то вехи на пути. Цели должны быть маленькими, но направленными к большой. И так, от одной маленькой цели к другой, ты достигнешь своей основной цели. Без отчаяния, не потеряв веру в себя и не бросив все на половине пути.

Моя цель – вот этот сгоревший домик, от которого остался один остов. Если отодвинуть этот лист, то мы увидим под кучей обгоревших досок две необгоревшие досочки, а вытащив, поймем, что это лыжи. Вытаскиваем рюкзачок и быстро переодеваемся, вернее, напяливаем сверху маскхалат, на морду – лыжную шапочку и ПНВ. В рюкзачке еда: шоколадка, немного спирта, пара сухарей, кусок сала; аптечка: бинт, жгут, обеззараживающее; рассовываем по карманам. Очень сильно хочется жрать, но это подождет. Вытаскиваем сверточек: «Сайга-12К» (складной приклад, пистолетная рукоять, магазин на семь патронов) – охотничье оружие (наша «Сайга» по законам США и стран Западной Европы классифицируются как полуавтоматическое гладкоствольное штурмовое оружие), обмотанная белыми бинтами. Запасной нож на пояс, второй небольшой нож на запястье. Попрыгать. Одеть «Сайгу» прикладом вверх, встаем на лыжи. Пошли. Левой правой, левой правой. Я еще весь трясусь. Пробегаю по улице, пересекаю дорогу и двигаюсь параллельно дороге по лесопосадке к выезду из города. Поднимаюсь на бугор – здание водоканала, у которого стоит машина. На втором этаже, в выступе диспетчерской мелькает свет. Если не дураки, то просматривают три стороны. Медленно и печально приближаемся к входу. Джип, ну чего бы я ещё ожидал!? Пять или четыре? Снимаю лыжи. Достаю нож. Можно оставить их здесь, но вдруг они поедут дальше на выезд?

Дверь приоткрыта. Заходим – прислушиваемся. Внезапно открывается дверь караульного помещения и выходит человек. Удар снизу вверх, распарывающий живот. Широко открытые неверящие глаза, руки, пытающиеся запихнуть вывалившиеся кишки обратно, рот, открывающийся в пронзительном вопле. Я сделал шаг вперед и еще раз взмахнул ножом. Захлебнувшаяся криком пасть и руки, ухватившиеся за горло. Шаг в сторону, подхватываем тело и мягко опускаем его на пол. Замереть, послушать, аккуратно обшарить карманы. Трофеев немного, но душу греют. Самое хорошее – пистолет и дополнительная обойма к нему. Это хорошо. Теперь тихонечко наверх. Снять с предохранителя, дослать патрон медленно, по стеночке поднимаемся на следующий этаж. Вроде маскхалат не запачкал. Доходим до диспетчерской, пробуем дверь – закрыта. Света из под двери нет – это хорошо. Негромкий разговор. Пистолет в карман, снимаем «Сайгу». В магазине семь патронов. Из семи патронов три – пулевые и четыре оснащены дробью «0000». Первыми двумя пулевыми выстрелами с колена, дистанция 1,5 – 2 метра, разрушаю замок и нижнюю петлю. Третья пуля, выстрелом стоя, выбиваю второй шарнир. Удар ноги без особого труда открывает дверь окончательно – путь открыт. Вбегаю в помещение, прямо передо мной мужик со спущенными штанами, пока не опасен, вместо оружия держит двумя руками в районе паха чью-то голову. Движение слева и чуть правее – двумя выстрелами почти в упор поражаем две цели. Брызги летят во все стороны! Цель, в дальнем углу на удалении, поражена двумя выстрелами в движении от бедра. Сделано быстро. Выпустив семь зарядов, отпускаю карабин, он свободно падает. Сую руку в карман, начинаю выдергивать пистолет, цепляется за ткань, зараза, и не хочет вытаскиваться. Опомнившийся мужик, оттолкнув коленом голову и туловище, к которому она прикреплена, тянется за лежащим около него автоматом. Стреляю прямо через куртку три раза, мужик начинает заваливаться. Выдергиваю, наконец-то пистолет, порвав карман. Делаю контрольный в голову. Второму, третьему, четвертому. Бросаю пистолет, из отворота вытаскиваю обрез. Удобная штука. Курки с внешней стороны подпилены так, что взвести можно, а зацепиться проблематично. Вытаскивается быстро. Голова с туловищем начинает визжать. Бью по голове – тишина, хорошо. Осматриваюсь, принюхиваюсь, попутно меняя магазин у карабина. Собираю оружие в кучу. Голова с туловищем начинает шевелится и наконец со стоном пытается сесть. Меня голова не видит. Щелкаю курком и прислоняю ствол к голове: Не ори.

Голова, судя по всему, проглатывает вопль. Она даже не кивает. Боится. Или уже не в первый раз попадает в такую ситуацию? Я тебя буду спрашивать, а ты отвечай. Негромко. Поняла? Голова согласно кивает сама собой. Сколько вас было? Их пятеро и я, – шепотом произносит она.

Так. Это уже хорошо. Значит она себя с ними не отождествляет. Попробуем дальше. Что вы тут делали? Не знаю. Они кого то ждали.

Голова мне не нравится. Спокойно отвечает, не дергается. Только спокойствие какое-то безразличное. Судя по голосу, согласна умирать. Откуда ты взялась? Пошла за продуктами.

Голос равнодушный до безобразия. Это плохо, но мне некогда. Я спешу, мне срочно надо домой. С собой её брать сейчас нельзя. Убивать – жалко. Я думаю.

* * *

Я оставил её осевшей на пол бесформенной кучкой. Убивать мне не хотелось. Я перезарядил Сайгу, забрал две дополнительные обоймы к пистолету и покинул диспетчерскую. Быстро спустившись вниз, я поставил растяжку в джип на все двери, надел лыжи, и отправился в сторону пригородного поселка. Ветер превратился в союзника и подгонял меня в спину. Я пробежал метров пятьдесят, как вдруг, что-то толкнуло меня в спину и раздался гром. Секундой позже до меня дошло, что это был выстрел. Свалившись, я постарался перекатиться под прикрытие бетонной остановки, мимо которой я как раз проходил. Маскхалат стал красным. Я лихорадочно вытаскивал из-за пазухи аптечку. Тело начало трясти, но от чего, я пока не понимал. Если будет шок, то я сдохну. Ничего релаксационного у меня не было

Я высунул голову из-за остановки, в окне диспетчерской мелькнул огонек, до меня донесся звук выстрела. Тварь! Сука! Чтоб ты сдохла! Чтоб я ещё кого-нибудь пожалел!

В памяти мелькнул автомат, вывалившийся из рук первой цели. Сейчас явно вспоминалась ночная оптика, навернутая на него. Блин! Идиота – пуля лечит. Я достал аптечку и начал обрабатывать рану. Заткнул двумя ватными тампонами дырку в боку и постарался обвязаться бинтом. Стрелять в меня перестали. Я не мог никуда тронуться с остановки. Эта тварь с ночной оптикой посекла бы меня вмиг. Я был ранен и утром, если не помру, меня можно было бы брать голыми руками. Я лихорадочно прикидывал возможные варианты развития событий, но в конце любого из них получалось мое хладное тело. У меня было три снаряженных магазина и еще на два патроны россыпью. Пистолет и обрез могли пригодиться в ближнем бою или для того чтобы застрелиться, но выжить эту суку! Вряд ли. Я затих. Она тоже не стреляла. Безнадега кругом светила такая, что я чуть не завыл. И вдруг! БА-БАХ! Это рванул джип. Ничего не выясняя и ничего не дожидаясь, я одел лыжи и рванул по снежной целине, напоминая сам себе песню про красного командира Щорса. Бегом по полю, прижимаясь к лесу, старая просека. Сворачиваем на неё. Остановиться. Прислушаться. Тихо. Осматриваемся. Большая куча лапника, на сугробе. Раскидываем лапник, сдергиваем тент, осматриваем. Убираем секретку. Лезем в армейскую аптечку, колем промедольчик. Снимаем лыжи и заводим снегоход, напяливаем очки, а теперь по просеке, вперед. Ветер бъет прямо в морду. Мелькающие ветки и стволы деревьев. Делаю круг почета и заезжаю со стороны своего микрорайона. Мне было плохо, горько и обидно. Меня провела какая-то… слов не хватает. Не утешало и то, что задание я все-таки не выполнил. Заехал на аптечный склад, посмотрел и уехал. Заваливаясь налево и направо, как пьяный, я въехал во двор и свалился со снегохода. Дальше я ничего не помню. В себя я пришел через трое суток.

Около меня сидела жена и спала. Лицо было усталым и измученным. Я поднял руку, положив поверх её ладони. Она проснулась и, не слова ни говоря, обняла меня. Я старался вести себя мужественно, но слезы сами капали у меня из глаз. Наверное, в этот момент я поменял свое отношение к жизни. Мне расхотелось рисковать собой. Лучше я буду рисковать кем-то другим, а что для этого нужно я придумаю потом. Я умный. Я вырубился, но это уже был сон, а не забытье.

* * *

На следующее утро, я уже начал идти на поправку. Меня посещали все наши ребята. Каждый нес чепуху и советовал быстрее выздоравливать, а я лежал, машинально отвечал на пожелания, и думал.

Необходимо было сколачивать свою структуру и отделяться. Наконец-то я начал понимать, о чем со мной пытался разговаривать Саня. Наша первоначальная организация себя изжила. Нет, конечно! Её еще можно было спасти, начав принимать драконовские меры, но само расположение было ошибкой. Пока еще работало электричество и мобильная связь, водопровод и канализация, но сколько это еще бы продлилось никто не знал. Вечно жить на консервах не получится. Наша политика, направленная на развитие сельского хозяйства была правильной, но опасной. У нас все еще было меньше боевиков, чем у остальных группировок. Нам повезло, что остальные были слишком жадными, авторитарными и поэтому, пока еще свободные, горожане шли к нам. Но попав к нам и отойдя от ужасов выживания, многие хотели потеснить нас. Людям не нравится работать. Людям нравится жить на халяву. Демократический строй подходит для этого больше всего. Пожалуй демократия – это единственная вещь которая позволяет принимать коллективные решения. Обсуждать их с народом, принимать поправки, выводить верные формулы, говорить правильные слова и ни за что не отвечать. Как найти ответственного за принятое решение, если оно принимается коллегиально. Даже мы, собравшись, при принятии решения вопим и ссоримся, чувствуя себя врагами, потому что человек, который ничего не понимает в нашем вопросе, смеет нам советовать. Ладно еще мы с самого начала договорились, что на общем собрании обозначается задача и поручается кому то одному, а потом с него и спрашивается. Но остальные лезли в наглую. Они хотели учредить парламентские комиссии, которые будут контролировать нашу работу. Они хотели иметь возможность кричать нам о наших ошибках и перегибах, в случае необходимости называя нас диктаторами. Первый ход они сделали – теперь очередь за нами.

 

Глава 8.

Я долго думал над принятием этого решения. Меня здесь ничего не держит, в принципе я могу хоть сейчас сматывать в новое поселение. Но есть еще много вещей которые необходимо сделать в городе. Если оставить все на самотек, то вполне вероятно, что ребятам в новом поселке захочется отделиться не только от сектора, но и от меня. Чтобы решать свои проблемы в городе, необходимо иметь какой то статус. Я же имел статус свободного поселенца, то есть был никто. Я обошел всех наших и постарался убедить всех в том, что я полностью здоров, а страдать фигней не хочу. Поэтому, посовещавшись, они предложили мне заняться снабжением больнички. До нее как то все не доходили руки. Мне надо было натаскать оборудования и уцелевших лекарств. Оставив на базе только небольшой медицинский кабинет, основную больничку перенесли дальше вглубь района, в бывший двухэтажный детский сад энергетиков с сарайками и декоративным забором. Здание было очень небольшим, но нужды населения удовлетворяло. К тому же, незаметно штат врачей разросся, поэтому медучреждения поделили. В больницу выпихнули мою жену, Леночку, внучку Семеныча, старого хирурга Левушку и акушерку Галину. У них же остались трое врачей, которые прибились позднее. Все это уже слишком напоминало специализированные поликлиники «не для всех». Вот меня приняли на работу с тем, чтобы я занялся хозяйственными работами. Зрелище конечно было грустным. Центральное отопление не работало, поэтому мы понаставили в четырех комнатах буржуйки и начали обустраиваться. Я вызвал к себе на ПМЖ почти всех, оставив Семенычу троих человек и переведя его обратно на ипподром. Послал ему в работу еще семь человек. Алину же оставил в качестве надзирателя. У меня оказалось девять человек. Двоих я назначил медбратьями, чтобы они не отходили от Левушки и учились всему, что он покажет. Хирурги лишними не бывают. Тем более травматизм был достаточно высокий (если учесть, что за неделю Левушка принимал до сорока человек), так что практика ребятам была обеспечена. С оставшимися шестью и Ильясом, мы занимались снабжением больнички. Фактически сразу к нам был приставлен один из деятелей от медицины, оказавшийся в составе Совета, как типа министр здравоохранения. Меня вызвали в Дом правительства, где и объяснили, что принимать кого либо на работу я мог только с ихнего позволения. Тут же мне впарили двух соглядатаев, которые смотались достаточно быстро. Дело в том, что первое время я отправлял всех ребят в лес, за дровами, так как топить было нечем, а наше высокое руководство об этом не подумало. Не выдержав тягот простой жизни в лесу, когда приходилось в течении недели заниматься заготовкой леса, те были рады сделать ноги, доложив всем, что в больнице все чисто. По моему докладывали они во внутреннюю комиссию.

Вы таки будете смеяться, но сейчас в Совете было 18 человек, не считая служащих комиссий. Комиссия – комиссариаты, министерства. Появились комиссии: здравоохранения (с двумя подкомиссиями бесплатного и платного), внутреннего порядка (соответственно МВД, возглавил кто то из новеньких, я их не знаю), сельского хозяйства, внешней торговли, развития производства, природных ресурсов (знаете что это? это не разработка природных ресурсов – это таскание из оставшихся нефтебаз и колонок ГСМ), военная комиссия (Угрюмый и его ребята), безопасности (тоже кто то новенький, а Мишаня был в его подчинении, замом), коммунального хозяйства. Вроде бы перечислил все. Все они работали не покладая рук – регламентируя нашу жизнь и естественно, жить стало хуже.

Мы с ребятами вытащили мой джип переделанный из Газ-66 и те коробки, которые я так неосмотрительно потерял. Сделали пару налетов на больницу и притащили небольшую кучку оборудования, достаточную для нашей больнички. Притащил ещё двух врачей женщин: педиатра и венеролога и ооочень опытную медсестру. Ребята привыкали ко мне, я к ним. Пару раз мы вытаскивали своих из очень неприятных ситуаций. Наступила весна. Нас всех заобязали (кроме работников администрации и военных) взять кусок земли и начать его разрабатывать. Называлось это – шефская помощь.

Кроме этого я взял как и все участок земли. Причем брать его я не хотел, смысла не было. Садить я не собирался, но тут пришли ко мне из Совета и сказали, что мне выделен участок, нуу очень хороший. Я даже удивился, но мне объяснили, что это в честь моих прошлых заслуг перед нашим сектором. Скажу честно, мне это польстило, даже мелькнула мысль о том, что все не так уж и плохо, раз они помнят о былых заслугах. Сходив к Пашке и договорившись о тракторе, я помчался за картошкой и семенами всякой всячины. Все дело в том, что хоть я к огороду равнодушен, но моя жена этим делом просто болеет, а когда она узнала, то стала строить наполеоновские планы по благоустройству вверенного нам участка. Переговорив с Наташей, я набрал всякой самой разной рассады (Наталья заведовала у нас семенами, рассадами, телятами, коровами, поросятами и свиньями, а подчинялась председателю сельхозкомиссии).

Дня через три, когда я находился в больнице, ко мне забежал человек и предупредил чтобы я быстренько отказывался от участка. Хорошо подумав, я решил, что он прав и собирался на следующий день устроить торжественный отказ. Я опоздал.

* * *

Жена растолкала меня рано утром.

Ты не хочешь сходить и поинтересоваться, что там происходит? – язвительным тоном спросила она у меня. Я громко зевнул. Вылазить и идти куда-либо мне совсем не хотелось. Что случилось?

Ничего! Просто народ толпами бродит по улице, как– будто сегодня новогодняя ночь.

Я залез ногами в теплые боты «Прощай молодость – здравствуй старость». И прошаркал к дверям, нащупывая у дверей помповик. Выполз во двор и, увидев соседа, поинтересовался у него: Какого …? Всякие … ? И вообще … они уже! Спать мешают, ,,,! Сосед же ответствовал в том стиле, что он полностью согласен с моими идиоматическими выражениями, очень точно характеризующими весь этот сброд и всю ситуацию в целом. Одевшись, мы пошли по направлению движения, что привело нас к зданию Совета. Увидев, что тут происходит я сразу проснулся. Все напоминало точно такую же ситуацию, происходившую год назад. Так же стояли ребята на импровизированной сцене, только сейчас они разделились на две неравные группки, причем мои друзья стояли в меньшинстве. Какой то орел, используя стоящую раядом машину как трибуну, клеймил реакционный и отживший свое режим:

Они говорят, что все делается для нашего блага! Я не верю! Но чтобы не быть голословным – вернемся к фактам. Вместо того, чтобы работать со всеми нами – они живут на всем готовом. У них своя собственная поликлиника и продукты питания. Их охраняют отборные войска, а мы живем впроголодь и выживаем как можем…

Было очень много слов, много эмоций разбавленных сильно притянутыми за уши фактами. Но этого хватило. В числе про$чих назывался тот факт, что ряду товарищей руководство «подарило» самые лучшие участки, изъяв его из общего списка жеребьевки. Что он на халяву был вспахан, ну и тому подобная мутотень. Саня стоял весь бледный, но спокойный. Андреич пытался что-то доказывать, но перекричать толпу, или идти поперек – бесполезно. Бушующая толпа, только сдерживающих факторов (в виде пулеметов) не было. Вдруг вперед выступил Гладкомордый. Он поднял руки вверх и толпа, как по мановению волшебной палочки, угомонилась. Петр Борисович встал в позу «Ленин на бгоневичке» и начал толкать речугу. Вот что умел – то умел, так бы слушал и слушал. И что он сожалеет о происшедшем, и что участки будут возвращены добровольно в список жеребьевки (добровольно было произнесено с таким нажимом, что становилось ясно, что отдадут по любому, даже еще доплатят и на коленях будут валяться, чтобы взяли обратно); и что все факты злоупотребления властью будут расследованы и виновные наказаны; что будут проведены перевыборы в Совет, что будет покончено с единоначалием и Совет станет всеобщим (от каждой улицы будет один выборный в Совет, который будет следить за соблюдением интересов именно их улицы); и о порочной практике игнорирования женщины. О её равноправии и… В общем он наобещал чуть ли не возвращение прежней жизни. Растроганная такими заявлениями толпа плакала. Слышны были крики: Борисыча в председатели! Многие притащили сюда семьи, они поднимали детей чтобы тем было лучше видно. Я тоже плакал. По моим щекам катились слезы величиной с горошину. Мы просрали сектор. Здесь мы лишние. Надо все бросать и уходить. И я ушел. Обратно домой. К жене.

* * *

Утром следующего дня, ко мне пришел Саня. Стукнулся в дверь и завалился как ясно солнышко. Я сидел на кухне и чистил от консервирующей смазки пулемет Дегтярева. Здорово. Привет. Проходи садись, сейчас я скоро закончу. К посевной готовишся7 – спросил Саня кивая на пулемет. Я молча кивнул головой.

Знаешь, когда посмотришь такое шоу, какое было вчера, то начинаешь припрятывать все ценное и начинаешь доставать оружие. Кстати, чем дело кончилось?

Саня подошел к буфету, достал две стопочки, вытащил из кармана пузырек и плеснул его на двоих: Давай за помин. Не чокаясь!

Мы выпили и занюхали рукавом. На кухню зашла жена, но увидев Саню, проглотила возмущенное: «Опять пьете!?»

Здравствуй Саша, – и накинулась на меня. – Ты чего ничего на стол не ставишь. Сидишь тут как алкаш, хоть бы закуску выставил.

Говоря все это, она быстро шуршала по кухне, доставая закуску и бутылку «Беленькой», непонятно как оказавшейся у неё в заначке. Дождавшись пока она уйдет, мы с Саней перешли к делам: Ну? Чем закончилось?

Да ничем, – досадливо махнул рукой Саня. – Тем, чем я и предполагал. Единственное, что я думал на конец лета, но сейчас даже лучше. Раньше переедем, раньше начнем работы, раньше обустроимся. Ты не отвлекайся, а расскажи, что было на Совете.

Ну, собрали расширенное заседание Совета, а меня выставили на середину. Председательствовал Петр Борисович. У него была та самая петиция, которую ему подали из толпы. Зачитал с бумажки обвинения, отечески поглядывая на меня поверх очков. Задал парочку вопросов, левых полностью, сам на них ответил. И предложил резолюцию о временном освобождении меня от занимаемой должности, до «полного выяснения обстоятельств». Больше всех возмущался Андреич. Но, ты же его знаешь, он как волноваться начинает, так сразу же плюется и речь становиться не очень внятной, поэтому впечатление было не очень.

Мы сдержано поулыбались. Была за андреичем такая беда. Будучи в сильном подпитии или волнуясь, он начинал говорить, как будто набрав в рот кучу камешков.

Паша удивил – продолжил он, – под конец заседания встал и сказал, что он со всеми ними не согласен. И он, в случае если будет принято решение об освобождении меня от должности, в знак протеста слагает с себя свои обязанности. На что ему было предложено покинуть заседание и в течении трех дней освободить занимаемые комнаты. А что Паша? Вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

В дверь постучали. Мы замерли. Шура потянул из сумки кедр, а я начал прилаживать магазин к пулемету. К дверям подошла жена и глухо с кем то переговорив, открыла дверь. По прихожей простучали, замерзшие валенки и на кухню ввалился Паша. Привет, – криво усмехнулся он, – не ждали?

* * *

Паша пришел поплакаться на жизнь. Он наконец-то определилися, как и его люди. Шестеро из его людей уходили с Санькой, остальные, четырнадцать, шли с ним (т.е. со мной). Штрейкбрехеров не было, он предварительно провел небольшое собрание и опрос, причем не только среди своих ребят, но и среди их семей. Осталось только обговорить детали, совсем безприданным он уходить не хотел и предложил нам план, за который я ухватился обеими руками и ногами. План был простой и хороший, основывавшийся на том, что на базе все еще дежурят бойцы Сереги, хотя он Сане и не нравился. Обговорив взаимодействие, мы договорились встретиься через два дня, когда Паше приедтся покидать негостеприимные стены.

Эти два дня шла напряженная работа. Я послал несколько своих людей подготовить на первое время школу в Макарово, которую пока можно было использовать как холодный склад, из-за нехватки отопления. Паша, впоследствии, должен был определится со своим статусом. Наступил третий день.

* * *

С утра Пашина Наталья забежал к нам и с горечью поделилась тем, что их заобязали покинуть помещение не позднее двенадцати. В связи с этим она заскочила, «буквально только на минутку», а так как моя жена тоже торопилась, то они поболтали всего не более часа, после чего разбежались с чувством выполненного долга. Я лениво допил чай и пошел на улицу. Собравшись на охоту, я собрался и вышел на улицу. На то, чтобы добраться до места встречи, мне понадобилось полчаса. Меня ожидали Лена, Алина и Ильяс с Савелием. Вытащив прикопанные заранее дыроколы мы расположили их на одной стороне, по бокам поставив растяжки. Достали термоса и разлили чай, попили, потравили анекдоты, нам больше казалось все это пикником. Сработал будильник, мы подхватили свои вещи и разошлись по местам.

Сидеть нам пришлось долго, часа три. Наконец мимо нас прошелестела колонна из девяти грузовых и двух Икарусов. Последний проследовал тентованый Урал с огромной буквой «У». смутно показалось на секунду сосредоточенное Пашино лицо, который что-то объяснял водителю. Нас они не видели. Прождав еще три часа, мы смотались, оставив позади шипы и растяжки. Уже ложась спать, я услышал вдали несколько взрывов.

* * *

Стук в дверь. Громкий, требовательный. Тук-тук-тук! Немедленно открывайте!

Светло на улице, как днем. Зазвенели разбитые стекла. Я вскочил и бросился к дверям, но из кухни выскочила фигура в черном и саданула меня чем-то по кумполу.

По комнатам бегали какие-то люди с оружием в руках, болела, в который раз ушибленная, голова. Жену и детей, утащили куда-то в другую комнату. Меня била крупная дрожь. Я элементарно замерзал. В комнату нанесло снега. Одеться мне не давали. Слышался звон посуды; треск распарываемых тканей; чей то мат. Наконец меня подняли и, протащив по полу, бросили на кухню, где сохранялась видимость тепла. Меня о чем то спросили, но ответить я не мог. Либо воспаление, либо еще хуже – крутилась по кругу одна мысль. Ну и что ты можешь сказать в свое оправдание?

Я пожал плечами. Откуда я знаю, что я могу сказать в свое оправдание? Для этого мне необходимо знать хотя бы, в чем состоит обвинение. В это время мне под ребра врезался здоровый кулак: Ну ты чё, сука, целку из себя строишь! Давай, колись!

Переждав помутнение в глазах и кое как поднявшись с пола, я заглатывая воздух спросил: Про что рассказывать то?

Для разнообразия, на этот раз из под меня выбили табурет. Когда комната перестала кружиться, меня снова усадили на табурет. Не дожидаясь очередного удара, я втянул голову в плечи и начал рассказывать:

Родился в Кишиневе в 197* году, сразу же после рождения переехали на родину бабушки в Nск. Проживали на улице Рабочей дом N, квартира N…

Опять страшный удар, после которого меня вырубило… Очухался от того, что мне показалось, будто я тону. Сделав судорожный вдох я закашлялся. Я плавал в луже, а надо мной плавали, то приближаясь, то удаляясь, чужие голоса:

Ты че, козел, поосторожнее не мог. Если он шас, мля, окочуриться, то тебя ж первого шлепнут. А чё я?!! Просто этот

, дохлый какой то попался. Я ж ему,

, один раз по серьезному и

. А этот,

, сразу же и вырубился. Вообще спрашивать надо было, а не бить. Этот хлипкий, сам бы все рассказал

. Гля, стонет вроде… Надо мной склонились две мутные физиономии. Ну че, козел, будешь еще отпираться? Неет, – простонал я.

Ну вот и молодца, а то мы уж хотели за баб твоих приниматься, – ухмыльнулся один из них щербатой улыбкой.

Я поклялся себе, что если выживу, то это чмо будет очень долго дрыгаться на осинке. В комнату кто-то зашел: Ну как? Колется? Никак нет! Пока сопротивляется…

Колюсь, – прохрипел я, –вы хоть вопрос задайте, а то я про что рассказывать не знаю. Голос изумленно спросил:

Иди ты? Правда не спрашивали?! Это они могут! – и захохотал сочным басом. Вдруг смех прервался и озабоченный голос произнес:

Так бойцы, судя по всему, у нас проблемы. Этого аккуратно погрузите в машину и отвезете в управление. Там с ним и поговорим.

После чего быстро вышел из кухни, плотно закрыв дверь. За дверью слышались голоса. Мне удалось опознать только Татьяну, Санькину жену, и старого Левушку. Голос уверял, что ничего серьезного не происходит, плновая проверка, что даже на мой взгляд выглядело полной чушью. Что я задержан по подозрении в хищении ГСМ, во время работы в Совете, и что мне вежливо было предложено проехать в Управление, чтобы разобраться с возникшими подозрениями, а так как в таком доме оставлять женщин и детей было бы верхом глупости, то он и пригласил уважаемую Имярек и её дочку, провести остаток ночи в теплом помещении. Татьяна на это отвечала, что прекрасно позаботиться о ней и приглашает её провести остаток ночи в их доме. В спальне, где есть кровати, а не в управлении, где кроме табуреток и столов и расположиться негде. Голос ехидно спросил, как же она рассчитывает это сделать, если у него здесь около десяти человек? В дело вступил еще один голос, в котором я узнал Серегу, который заявил, что у него здесь порядка тридцати вооруженных людей, которые приступили к окружению этого участка, и сейчас эту комнату просматривают несколько снайперов, в чем можно убедиться, увидев на своем пиджаке след от лазерного целеуказателя. Мгновенно поскучневший голос начал уверять, что он ничего не имел такого в виду, что он выполняет личное распоряжение Администрации и что сопротивление его действиям является сопротивлением служебным лицам при исполнении… Не дав дослушать до конца, сбледнувшие с лица бойцы унутренних органов, дружно потащили меня через задний двор к машине.

Зажав меня между собой на заднем сиденье, они крикнули: Гони. Машина пронеслась по ночному сектору и уже минут через пять, я находился в управе, под которую отдали подвалы, которые предназначались для моей, тогда еще, службы. Просто сажать мне было некого и использовали эти камеры под склады. Закинув меня в каменный мешок с решетчатой дверью, меня оставили в покое.

* * *

Утро начиналось волшебно. Пинком меня подняли с пола и вывернули из покрывала, в которое я кутался.

Так, кто дал задержанному одеяло? – возмущенно спросил рослый мужик, которого я видел в компании Гладкомордого.

Стоя босиком на кирпичном полу, в одних трусах и майке, я покорно рассматривал говорившего. Тот наорав на охрану, внимательно посмотрел на меня.

Боже мой! Вы в таком виде! Пойдемте быстрее, я Вас напою горячим чаем и выдам какую-нибудь одежду. Пойдемте, пойдемте.

С этими словами он подталкивал меня ко входу в теплую каморку у лестницы, где мы раньше баловались чайком.

Пусть это был хоть и «добрый», но все равно следователь, однако я был ему благодарен. Он выдал мне старые штаны, рубашку и фуфайку, на ногах у меня были старые, растоптанные валенки. Я сидел за столом и пил чай с тремя кусочками сахара. Из носа текли сопли, глаза слезились, я поминутно чихал и кашлял, но мне было хорошо. Мужик, представившийся Николаем Сергеевичем, с жалостливой улыбкой смотрел на меня, а я взахлеб рассказывал, о происшедшем у меня дома. Так вы и не знаете, из-за чего вас задержали?

Я пожал плечами и уставился в кружку с чаем, который мгновенно перестал быть вкусным.

Ну-ну, – постарался успокоить меня добряк, – вряд ли вас можно в чем-то обвинить. Большинство свидетелей сходятся на том, что вы не делали ничего такого, за что можно было бы вас арестовывать. Так что я более чем уверен, что это ошибка. Ей-богу, я чувствовал к нему благодарность. Вы ведь ни в чем не виноваты? – мягко спросил он.

Да ни в чем, – пылко ответил я, – если бы эти двое хотя бы спросили меня, то я бы ответил. А то они только били и угрожали мне и моей жене с дочкой.

Знаете, – вдруг оживился добрый, – мне кажется я знаю в чем вас подозревают! Я чуть не подавился. И в чем же, – самым своим наивным тоном поинтересовался я.

Добрый внимательно посмотрел на меня – не издеваюсь ли я на ним. Но я смотрел самыми честными и наивными глазами, какие только нашел в своем загашнике.

Видите ли, Данил Владимирович… – он задумался и начал мерять шагами комнату. Наконец решившись, он сел напротив меня:

Вы, ведь, наверняка в курсе, что сейчас происходит? – и еще раз внимательно посмотрел на меня, а я был весь внимание. Мне действительно было очень интересно. Вы знаете, что бывший Председатель Совета сектора, задумал переворот? Не может быть, – потрясенно сказал я, – это Саня значит решил… И пораженно уставился на доброго.

Да-да. Совершенно верно. Он сошелся с бандформированиями из окрестностей города и собирался захватить власть в секторе, а потом во всем городе. Для этого он привлек к исполнению своего замысла некоторых слабовольных членов нашего общества…

В целом, смысл высказываний мне был понятен. Либо я рассказываю что-нибудь, представляющее интерес; либо в меня можно вбить нужную информацию и заставить свидетельствовать против Сани. По окончании его речуги, меня отвели обратно в камеру. А потом в камеру пришли вышибалы… Ранним утром пришел добрый следователь… Вечером вернулись вышибалы…

А потом мне сказали, что Саня поправ все законы, почувствовав, что запахло жаренным, бежал с кучкой приспешников. А еще он забрал мою жену.

* * *

Дальше я не видел, мне рассказывали…

Вышедшие вперед два Урала, обшитые броневыми листами, с установленными на них пулеметами и АГСами. В стороне, за джипами, шла колонна. Грузовики, автобусы, цистерны с горючкой и опять грузовики, грузовики, грузовики. Из-за поворота резко вырулили два джипа и резко понеслись по направлению к проходившей колонне. Ребята, на ближнем Урале, прочертили с помощью пулеметной очереди черту, которую пересекать не рекомендуется. Внутри джипов народ попался понятливый. С резким разворотом машины остановились. Из ближней вышло двое человек и неторопливо пошли к группе людей, стоящих около первого Урала. Подойдя ближе оба они остановились: Эй! Сань! Серег! Что происходит?! (Это Угрюмый)

Вы понимаете, что Вы творите? (Дурацкий вопрос – значит это Гладкомордый) Что значит творите? (Это Саня)

В уставе нашего сектора сказано о праве каждого на выход из состава сектора. Мы, и все остальные (широкий жест в сторону проезжающей колонны), решили воспользоваться своим правом выбора. (Серега согласно кивнул)

Сань, перебил его Угрюмый, – неужели твоя обида настолько сильная, что ты решил бросить общее дело? Вступился Гладкомордый:

Александр Иванович, Вы должны понимать, что меры по Вашему отстранению были временными. Как раз сегодня на меня была возложена миссия сообщить Вам о том, что Вы были оправданы по всем пунктам и мы приглашаем Вас вернуться на свое место в Совете…

Прекратите, – не повышая тона, попросил Саня. – Неужели вы думаете, что я сейчас дам команду, и все развернуться. Неужели вы думаете, что этот отъезд вызван какими то спонтанными причинами или дурацкой обидой на плохо срежиссированный спектакль по отстранению. Мы достаточно долго все обдумывали. Я и эти люди решили построить свою жизнь по другим принципам. Мы обсуждали это на общем собрании, когда же я выразил желание покинуть пределы сектора, то большинство приняло такое же решение.

Вы сдохнете одни… – перебил. Не дожидаясь окончания. Угрюмый. – Если, ты надеешься на Серегиных бойцов, то ты заблуждаешься. Они не стоят того. (Серега поджал губы и стало видно, что он обиделся)

Что Вы будете делать без города? Без его товаров? – снова вступился Гладкомордый.

Каких товаров? – желчно поинтересовался Саня, – тех, которые вы вытаскиваете из полуразрушенных магазинов?! Сколько аз последний месяц вы достали неиспорченных товаров, годных к употреблению? Не более 30 %? Дальше будет хуже. А чем торговать с вами – мы найдем!

Саш, тебя не выпустят дальше Дорожного поселка! Сейчас все вооруженные силы сектора собираются по боевой тревоге и выступят в любой момент, после подачи сигнала. Единственное, что нас останавливает, так это то, что мы хотим решить все это мирным путем.

Если бы вы могли, –парировал Саня, – то вы бы не разводили здесь говорильню, а постарались бы решить все силовым методом. Но у вас даже путевых руководителей не осталось. Я даже могу предсказать, что сейчас происходит в администрации. Все разделились и никто не хочет принимать решение о силовом решении вопроса. Это нам на руку. На то, чтобы вывести колонну из сектора мне нужно три с половиной часа. Он ехидно улыбнулся:

Кстати, рекомендую задержаться и просмотреть до конца это великолепное зрелище. Все равно уехать у вас не получится. (Серега довольно улыбнулся и признательно посмотрел на Саню)

Подтверждая свои слова Саня повел рукой вправо, где присев на колено, стояли трое человек со смотрящими на джипы тубами гранатометов. Потеряв внешний интерес к разговору, он повернулся в стону проезжающей колонны и начал смотреть.

Машины шли с интервалом в два метра, с постоянной средней скоростью. Несколько грузовиков, пара автобусов, цистерна с горючкой, опять грузовики. Через каждые пять машин, следовал джип с вооруженными до зубов Серегиными ребятами. Если остановится и начать считать, то можно выяснить, что мимо прошло двенадцать грузовиков, шесть цистерн и три автобуса.

Конечно, большинство народа и материалов слиняло заранее, но Сане усмотрел в демонстративном уезде хороший политический ход. Он говорил:

Это должны запомнить и передавать в качестве устной народной сказки. Причем очень важно обозначить направление, куда мы ушли, для того, чтобы решившие уйти, знали, по какой дороге идти следует, а по какой – нет. Пропилили мимо последние грузовики.

Мне интересно, понимаешь ли ты во что ты втянул себя и Пашу? Это ведь с твоей наводки он бежал из сектора? Саня неопределенно пожал плечами, но потом решил снизойти до ответа:

Можешь мне не поверить, но это была его собственная инициатива. Он нас даже не проинформировал. Мы узнали вместе со всеми. Гладкомордый поморщился. Угрюмый скептически хмыкнул: Это ты своей бабушке можешь рассказывать… Я другое хочу спросить… Спрашивай. Неужели ты так спокойно бросаешь своего друга здесь? Какого друга?

Дэна. Сейчас он сидит в подвалах Администрации. Влюбленный и безумно одинокий…

Этого алкаша? Берите его, если он вам нужен. Мне такое говно и на халяву не надобно.

Судя по всему эти двое растерялись. Они рассчитывали, на главного козыря, а тут бах, объява, и козыря поменялись. И они остались со швалью на руках. Гладкомордый неуверенным тоном начал: То есть вы хотите сказать, что Вам абсолютно… В растерянности он не стал договаривать.

Совершенно верно, – поощрительно кивнул головой Саня. – Вот его семью я вывез, а на него самого мне наплевать.

Было видно как в голове Угрюмого медленно начали скрипеть шестеренки, наконец он возмущенно проговорил: Ты хочешь сказать, что вы, то есть ты и она…

Все гораздо проще, – перебил его Саня, – если вы обратили внимание, то она очень хороший специалист. Мне же элементарно нужна больница. Я переговорил с ней, и она согласилась. А муж? – он пожал плечами. – Что муж! Найдет другого! По крайней мере, одна не останется. Дети то с ней! Он улыбнулся, глядя на ошарашенные лица главного начальства сектора: Счастливо оставаться!

С этими словами он сел в джип и уехал. Через полчаса за ним постепенно рассосалась группа прикрытия.

 

Глава 9.

Заседание совета проходило очень весело. Меня вытащили из камеры и привели сюда, в главный зал заседаний. Все переменилось, за столом сидело привычных семи человек, восемнадцать. Все орали и вопили, недослушивая друг друга, перебивая, только что начавшего говорить человека. Я, стараясь не отсвечивать, постарался незаметно присесть на диван – не получилось. На меня обратили внимание. Ко мне повернулся один из советчиков: И это была ваша страховка!

Тут на меня уставились все. Я заметил, что многие брезгливо потянули носом, и постарались отодвинутся от меня подальше. Синяки еще не успели сойтиЯ с тоской посмотрел в окно и вытер нос рукавом. Это не прошло незамеченным.

Ну что ты можешь сказать в свое оправдание? – задал вопрос кто-то шибко умный. Все, – честно признался я.

Тут же ко мне прилетела люля в виде волшебного пендаля. Гладкомордый укоризненно покачал головой: Что ж Вы так? Мы ведь к Вам со всем уважением, а Вы? . .. Дык, – растеряно промямлил я, – я же тоже со всем своим уважением. Я расслышал как Дмитрий прошептал достаточно громко своему соседу: Боже мой, какая деградация. И это один из бывших Советников!

Потом начались вопросы. Совершенно безсистемные, поскольку задавали их все.

Знал ли я заранее о грязном и подлом побеге Паши (Заранее о грязном и подлом побеге Паши – я не знал). В каких отношения я с ним нахожусь (я не знаю – я здесь, он там). Что я думаю о сложившейся ситуации (ничего не думаю, пусть бегемот думает, у него башка большая). Чем я занимался будучи в Совете (бензин по заправкам тырил). Знаю ли я, что моя жена сбежала вместе с моим другом и по совместительству бывшим главой администрации, обвиненным в коррупции и, как оказалось, справедливо, что доказал его наглый и опять таки подлый побег, совершенный им под покровом ночи (я промолчал).

Потом про меня забыли, а принялись обсуждать между собой положение сектора. Начальник комиссии внутренних дел заверил, что сектор под контролем, а его бойцы смогут ликвидировать любую опасность, возникшую внутри сектора. Угрюмый выступил с очень похожим заявлением. Все рапортовали как на очередном съезде КПСС.

После окончания заседания меня еще немного поспрашивали, но сразу было видно, что это так

* * *

Меня только что выпустили на улицу. Я стоял, жадно хватая ртом еще прохладный воздух. Меня небрежно ткнули прикладом в спину: Пошел отсюда! Неча внимание привлекать!

Я отправился домой, вернее, в то место, которое я целый год называл домом. Добравшись до места пребывания, я постоял на улице, глядя на затоптанный двор, сломанный забор и выбитые стекла. Зашел через, так же, выбитую дверь, прошелся по комнатам, везде следы тщательного обыска. Что искали не очень понятно, но что-то очень маленькое, иначе я не могу представить, зачем потребовалось разрывать переплеты книг. Я прошел в зал и уселся на краешек распоротого дивана, оглядываясь на разгром. Нет, все-таки мне кажется, что они ничего не искали, а просто по злобе и простоте душевной поломали все, что не смогли спереть. И это скорей из комиссии внутренних дел. Угрюмый такой фигней заниматься бы не стал. Его ребята натренированы совсем на другое. Думать не хотелось, делать вообще ничего не хотелось. Я просто сидел и смотрел. Со стороны казалось, что я в полной прострации, безвольно опущенные руки, ничего не выражающее лицо. Я подумал о том, что все уехали: друзья, жена, дети. Что я остался совсем один, никому не нужный, брошенный всеми и одинокий, старый мужичок, у которого не хватит сил, чтобы начать все снова. Мне стало так жалко себя, что я резко зажмурил глаза, и тоненькая кисточка слез аккуратненько прочертила влажную полоску на грязной щеке. Раздалось дипломатичное покашливание, я вздрогнул и открыл глаза.

В моем грязном доме стоял нынешний глава Администрации со своей охраной и с сочувствием смотрел на меня: Право слово мне очень жаль.

Он немного помолчал, пытаясь понять мою реакцию. Я сидел без движения, тщательно культивируя в себе чувство обиды на всех. Слезы уже катились сами, еще чуть-чуть и будет нервный срыв, а Гладкомордый продолжал:

Вы знаете – они все сбежали. Сбежали, как крысы, с тонущего корабля. Они не захотели работать со всеми и для всех, жажда власти оказалась слишком сильна и они не смогли с нею справится. Ваша жена тоже бежала с ними, наплевав на все то, что Вы сделали для семьи. Даже не дала возможности попрощаться с детьми. Разве она человек после этого?

Он подошел ближе. Горе прорвало плотину и я, вскочив, неуклюже бросился к нему. Охрана, разумеется перехватила меня. Повиснув у них на руках, я бился, кричал, обвинял всех в своих бедах. Со мной приключилась форменная истерика. Вроде бы потом зашел Угрюмый и смотрел на меня, но я не уверен. Они ушли, бросив меня на пол, где я провалялся достаточно долго. Я забухал.

Через неделю очухавшись я пошел вымаливать себе прощение, но меня даже не пустили на порог Администрации. Грязный, бомжеватого вида мужичок – таким я приперся к Андрюхе.

Меня встретили и пустили. Надюха сжимал губы в ниточку, и Машка не отставала от неё. Я их понимал – Андрюха очень не дурак выпить. В старые времена, бывало и по месяцу гудел, это сейчас пить просто не получается. Мы с ним просидели до поздней ночи. Наливали рюмочки, чокались и опрокидывали. Постепенно пьяные базары достигли своего апофеоза. Мы вспоминали свои похождения в молодости, пьяно ржали, проникновенным голосом говорили друг другу пьяные глупости, казавшиеся нам очень серьезными и требующими вдумчивого (углубленного) решения. Под это дело наливалась очередная рюмочка и быстро выпивалась. Потом начались жалобы на жену и ребенка, которые совсем его зажали и житья не дают. Потом начали вспоминаться обиды всех и на всех.

Интересно то, что на наших пацанов у него обиды не было. Наоборот он с восхищением говорил о побеге Паши и неторопливом, наглом выезде Шурика. Сетовал, что тоже надо было делать ноги, пока не стало поздно, а то сейчас за ним смотрят так сильно, что вздохнуть нельзя. Потом мы опять перешли на женщин, потом опять… не помню.

Постелили мне на кухне, у печки. Как дошел и чего делал – я просто не помню.

* * *

Утро было пасмурным. По настроению. По погоде – на улице светило солнышко. Начинали чирикать какие то сволочные птички.

С трудом встав на карачки, я заставил тело принять вертикальное положение. Любое движение отзывалось страшным ударом в голове. Сам моск, казалось, съежился и спрятался куда-то в уголок, завернулся в одеяло и отбрыкивался на все попытки заставить его работать. Жить не хотелось – хотелось лежать не двигаясь, пристрелив всех, кто способен издавать звуки. Сфокусировав зрение, я увидел такого зеленого Андрюху, что мне захотелось блевануть. Задержав порыв своей души, я сглотнул комок в горле и что-то просипел, не поняв сам себя, но Андрюха понял. Он протянул мне банку с огуречным рассолом. Я с жадностью приник к ней, рассол лился через край, но по крайней мере связки заработали, то есть говорить я смог. Ничего посидели, – просипел я.

Андрюха, ничего не отвечая, страдальчески поморщился и плеснул мне с полстакана водки. Внутренне передернувшись я взял стакан и сумрачно посмотрел на него. Представив, что мне придется пить, я передернулся уже явно. Пока я думал, Андрюха замахнул свои полстакана и с тревогой прислушивался к своим ощчущчениям. На лице начал проявляться слабый намек на улыбку. Я, решившись, и мысленно перекрестившись, одним махом вылил вонючее пойло в себя. Секунду я еще пытался сдерживаться, но природа победила, и я бросился к помойному ведру, как к старому, давно не виданному другу. Излив свое горе (а может радость встречи), я с трудом оторвался от него. Со второго захода мне удалось влить в себя эту гадость и наконец таки почувствовал, как жизнь начинает налаживаться.

Дома никого у Андрюхи не было, поэтому, мы и завели с ним неспешный разговор. Долго переливая из пустое в порожнее. Я все жаловался на судьбу, на семью, на друзей, пока Андрюха не прервал меня: Ладно, давай по делу, с чем пожаловал?

Я скорчил недоуменную морду лица. Сам лихорадочно пытаясь понять, с чего бы это он так попер. Видно Андрюха понял мои заблуждения:

Я ж вас всех с универа знаю. Ты бы просто так не остался. А если остался, да еще ко мне пришел – значит идея какая-то у тебя. Я начал было что-то лепетать, но он продолжил:

К тому же вокруг тебя и Санька, какие то подозрительные шевеления последние полгода. Вот и делай сам выводы…

С этими словами он плеснул еще по одной на самое донышко, для поддержки разговора, и захрумкал соленым огурчиком. Я, на пьяную голову, рассудил трезво и рассказал Андрюхе всю подноготную:

Понимаешь, многое из того, что творится нам не нравится, поэтому мы и решил подготовить все для проекта «Убежище». Постепенно стало ясно, что все равно, ужится нам всем – будет тяжело, поэтому мы и решили каждый создать под себя поселение и помогать друг другу. Раньше рассказать нельзя было…

Говорил я долго и красиво, обосновывая все наши поступки и проступки. И завершил я свой рассказ словми:

Вот. Андрюх, и остался я с предложением – уходить тебе отсюда надо. Либо ко мне, либо к Саньке. Дальше здесь будет только хуже.

Андрюха допил остатки и, покатав стакан по столу спросил, резко вскинув голову: А если я ни к кому из вас не хочу присоединяться?

Это было неожиданностью. По нашим прогнозам, он должен был схватиться за предоставленную возможность руками и ногами. Оставаться в секторе ему становилось просто опасно и он не мог этого не понимать. Следовательно, он рассчитывал на какие то уступки либо с нашей стороны, либо руководства Администрации. Теперь я уже задумчиво начал катать стакан по столу. Какое то время мы оба наслаждались скрежещущим звуком, пока я не спросил: А что бы ты хотел? Андрюха ответил сразу:

Как ты верно подметил, ужиться всем вместе тяжело. Я бы хотел возможность вернуться в коллектив в качестве полноправного члена, а не приживалы. Для этого мне надо всего навсего собственное поселение… и даже это нужно больше не мне, а другим. Люди которые мне доверились… в общем я не могу уйти без них. Я почувствовал некоторое замешательство:

Понимаешь, мы ведь не с бухты барахты ушли. Мы изначально готовились. Ты в Стронгхолд играл? Все зависит от того сколько у тебя народу. Мы набрали народ и ушли, но готовились к этому в течении последнего года. Как ты хочешь расселить своих людей? Даже если вас поселиться семей пять, то… Он успокаивающе поднял руку:

Не кипятись. Если, предположим, у меня есть люди. Немного – человек восемьдесят…

Видя мое удивление, он ухмыльнулся. Восемьдесят человек, это, по нынешним меркам, достаточно много. То есть хватит на небольшой хутор, вернее замок. Это совсем меняет дело. Есть впереди нас одна безхозная деревня, с хорошими постройками. Если Андрюха согласится в ней поселится, то мы получим дополнительное прикрытие сос стороны города. Правда превый удар он примет на себя, но это уже издержки профессии. Потом, его надо вооружать, снабжать продовольствием, пока он сам не наберет себе людей, которые будут его содержать. Я честно обсказал все это Андрюхе: Если, ты согласен на эти условия, то мы поможем… Мы посидели, помолчали. Вздохнув, Андрюха сказал:

Я согласен. Но у меня есть просьба. Я хотел бы, чтоб мне помогли с «переездом». У меня есть кое какое имущество и мне бы не хотелось его оставлять…

Когда он закончил перечисление того, что ему надо вывезти, то я взял тайм-аут, чтобы решить этот вопрос. Тихушник Андрюха, нахапал столько, что понадобилось скинуться машинами, для вывоза всего добра. Связавшись с нашими, я получил добро, и стал готовиться к операции.

* * *

Воскресный вечер. Пришедший на работу Савелий, подготовил машины к завтрашнему дню. После бегства Сани и Паши, машин оставалось мало. Потрепав языком с охраной на воротах, он. Оглядываясь по сторонам достал фляжку с коньяком и угостил служивых. Зайдя к начальнику охраны и усидев с ним вторую бутылочку, он получил «мобилизованных на нужды сектора» свободных охранников. Водители подогнали машины под погрузку. Втсретивший их Андрюха был выпимши, судя по всему, но деятелен по трезвому. Встречая подъезжающие машины махал руками и давал ценные указания своим людям, которые указывали, где и что грузить. Охранники, вынужденные таскать вместе со всеми, ворчали, обещая проверить распоряжение о погрузке, пока Савелий, подошедший к ним, не пообещал ящик пива, самым быстрым. Вся погрузка была закончена через четыре часа. Груженные машины отвели в угол двора, где их оставил до следующего дня.

В двенадцать часов ночи со стороны пустого города раздалась стрельба. По интенсивности стрельбы, было похоже, что напала банда не меньше чем десять стволов. Туда были брошены большинство дежурных частей. Все остальные собирались в точках формирования. В это время на находящихся на боевом дежурстве часовых было произведено нападение изнутри форта. Судя по показаниям – это были подчиненные главного энергетика – Андрюхи. В это же время на внешние посты, внимание которых было приковано к начавшейся перестрелке, напали неизвестные люди в масках. Никто из часовых, охранявших выезды, не пострадал, кроме командира поста на Голджобском тракте. При попытке подать сигнал световой ракетой, молодому человеку, сломали нос. Это впрочем мелочи. Он еще несколько дней козырял этим носом и даже получил повышение. Машины с форта уходили по трем направлениям, равными частями. В три часа утра нарушившие периметр сектора резко свернули свои действия (читай: прекратили стрельбу) и быстро произвели эвакуацию. Поднятый по тревоге дежурный состав и мобилизованные граждане, простояли еще до 6 часов утра, и только потом обнаружилось, что сектор остался, фактически без транспорта. И что эти реакционные элементы из бывшего руководства, ободрали сектор, как липку. И это из-за них надо потуже подтянуть пояса… В общем как обычно, надо найти виноватого, а потом валить на него абсолютно все. Ктулху фхтагн! Искать было трудно. Сектор начали сотрясать проблемы, что потребовало усиления военной и полицейской комиссий. Огромный плюс, это то, что благодаря этому началось совершенствование, вернее реорганизация вооруженных сил сектора. Одним из первых, твердых обещаний руководства сектора, было то, что всех сбежавших вернут обратно, а над зачинщиками будет устроен справедливый суд, на котором смогут высказаться все желающие. Кстати, возможно суд будет завершен публичной казнью осужденных. Ходили слухи, что орденцы обещали прислать своих инквизиторов и устроить аутодафе, в случае поимки вышеуказанных товарищей, а пока их публично отлучили от церкви.

* * *

Итогом всех этих проведенных акций было то, что во всех трех секторах были развешены портреты бывших руководителей сектора, бежавших и утащивших с собой кучу народу. За каждого давалась награда: как за живого, так и за мертвого. За Саньку, как за предавшего интересы сектора и города в целом, виновного в куче разных вещей (по моему не упоминалось только поедание младенцев в голом виде в полнолуние на кладбище в собственноручно разрытой могиле – и то, я не уверен), за него давали трех коров, джип, триста литров бензина и хороший участок в нашем секторе, а также триста золотых колец и сто тысяч бумажными деньгами. За Пашу давали сто золотых колец, но не коров, не джипов не предлагали. За Андрюху (вот уж не знаю, чем он им так сильно насолил) живого ничего не давали. За то за его голову давали десять ящиков тушенки из госрезерва и пять золотых колец или пятьдесят тысяч рублей – бумажками. Меня в этой компании не было…

* * *

Я провожал последнюю машину со стороны Голджобского тракта. Шесть машин просквозили мимо меня с громким ревом двигателей и тихим шуршанием шин. На секунду притормаживая, они подхватывали боевиков, и снова набирали скорость. Дождавшись пока на посту остались трое моих человек, я поднял руку и остановился КамАЗ, с Андрюхой внутри. Он был взвинчен, мягко говоря.

Нет ты видел! – восклицал он, суетливо суя мне в руки фляжку с коньяком и расплескивая его на меня.

Да вижу, вижу. – не совсем вежливо ответил я, отталкивая его дрожащую руку. Ни единого выстрела!!! Никто не пострадал!!! Никто не заметил!!!

Эмоции так и перли из него. Он накручивал себя и своих людей на сопротивление, вооруженное столкновение, а тут все обошлось. Большинство его людей покинуло пределы сектора еще вчера, по заранее обговоренным маршрутам, где их ждали машины. Они уходили налегке, бросив то немногое, что еще связывало их с прошлым. С собой брали несколько фотографий, безделушки, напоминающие о чем то светлом, и все. Уходили небольшими группами, несколько женщин и детей в сопровождении двух-трех мужчин. Большинство взрослых мужчин остались для того, чтобы вызволить свое имущество. Что меня поразило, так это то, с какой самоотверженностью они выполняли приказы Андрюхи. Было видно, что слушаются его не из-за страха, а потому что любят и уважают. А теперь представьте его радость, когда он прорвался не потеряв не единого человека.

Машины выруливали на небольшую площадку, перед магазином в Ярняньга. Магазин был большой, двухэтажный. Бывший старый купеческий особняк с лавкой внизу. На площадке стояли приехавшие раньше, тут же стояли встречающие. Отдельно стоял Саня с Пашей и Серегой, и о чем то переговаривались. Рули туда, – махнул я рукой в их сторону. Водитель покосился на меня, но руль не повернул. Давай поворачивай, – подтвердил Андрюха.

Камаз, с широким разворотом, направился к нашим, с шиком затормозив метрах в трех от них. Мы вывалились из кабины на улицу: Здорово, – заорал Андрюха. Мужики подошли и по очереди крепко обняли его. Ну, привет.

Мы тут вам кое-какие запасы притаранили. Из оружия опять-таки кое-что. Из жратвы… – Паша засмущался.

Андрюха ничего не говорил, только смотрел такими глазами… что мне тоже стало неудобно. Положение, как обычно, спас Саня. Деловым тоном он продолжил Пашину речь:

Андрюха, не скроем, ты здесь получаешься на переднем крае обороны. Так что мы посовещавшись решили: тебе главное устроиться и зацепиться здесь. Сажай, что можешь, главное обороноспособность, мы тебе осенью поможем продуктами. Вот здесь, – он подал ему тоненькую папочку, – все основные сигналы о помощи. Мы оставляем тебе бригаду плотников и подразделение охраны, которое будем менять через месяц. Они будут учить твоих людей. В случае нападения, тебе необходимо будет продержаться тридцать минут. Это расчетное время, за которое мы сможем прийти на помощь. Если же зажмут, то уходите по трассе в нашу сторону. Мы поможем оборудовать огневые точки, которые будут работать в обе стороны. По обе стороны трассы устроим засеки. На транспорте можно будет подобраться только со стороны города, со стороны леса только пехом. А на себе тяжелые вещи не протащишь.

Он еще много что говорил, уже за столом, который соорудили на скорую руку Андрюхинские женщины. Мы немного попраздновали (без спиртного), а потом отправились по домам. Меня ждало два джипа. За рулем сидела Алина, на переднем сиденье устроился Ильяс, со мной сзади уселся Семеныч. Алина вдавила гашетку в полик и джип понесся по темному шоссе. Негромко бурчала магнитола, голосом Сергея Мазаева, что-то пояснял Семеныч, изредка прерываемый Ильясом и еще реже Алиной. Поддакивая в нужных местах и кивая головой, типа участвуя в беседе, я сонно слушал всех сразу и тихонько улыбался. Я ехал домой.