Последнее время неприятности преследовали Маурицио Камилиери. Его наиприятнейшее пребывание в Москве было прервано исчезновением Виолетты (пробовал итальянец завести новую интрижку, но в сравнении с ней любая девушка проигрывала), смертью Браско, а теперь еще и известием о его скором возвращении в Милан. Конечно не завтра, а через три месяца. И вот вчера получил вызов в полицию. Неприятно, да и сослуживцы косятся, что натворил добропорядочный с виду Камилиери? Все это связано с убийством Ризио. Знал, конечно, знал Маурицио, что Джованни балует с наркотиками, но как можно было ожидать от Браско, что труп Джованни найдется в его холодильнике? Теперь объясняйся с русскими!

Так думал Маурицио Камилиери сидя за рулем своего автомобиля по дороге на улицу Малую Лубянку. Припарковаться рядом со зданием не получилось – стоянки только для служебного транспорта. Пришлось сделать круг по Лубянской площади, вокруг клумбы разбитой на месте памятника Дзержинскому. Наконец-то припарковавшись, Маурицио вошел в парадное одного из зданий Федеральной службы безопасности. На входе предъявил повестку, сердитому неизвестно на кого, молодому человеку в погонах. Офицер посмотрел на бланк и вписанный от руки текст, потребовал удостоверение личности. Маурицио протянул ему свой паспорт. Повертев его немного в руках, офицер вернул документ, козырнул и указал Маурицио на лифт.

– Четвертый этаж.

Маурицио вошел в лифт. Он бывал по делам в различных московских учреждениях, и всегда удивлялся, зачем в советской России делали такие похожие на гробы, лифты.

Искомый кабинет нашелся быстро, возле него находилась площадка для курения, где было многолюдно, и дым, на манер утреннего тумана, окутывал головы курящих, оставляя видными только разных фасонов брюки.

– Входите, – откликнулись на деликатный стук в дверь.

Высокий мужчина встал из-за стола навстречу входящему.

– А, господин Камилиери! Добро пожаловать! Меня зовут Николай Амбросимов.

Маурицио, на секунду засомневался, будет ли удобно рукопожатие, но рука по привычке протянулась на встречу. Амбросимов пожал руку итальянца.

– Прошу садиться, вот сюда, пожалуйста, – гостеприимно начал он, предлагая Камилиери удобное кресло, и объявил. – Беседа наша будет происходить в присутствии вашего адвоката и переводчика, во избежание недоразумений и расхождения толкований. Или вы считаете, что справитесь сами?

– Нет, – ответил Маурицио. – Я плехо говорю по-рюсски. Адвокат будет.

– Ну, и ладненько. Хотите кофе, чаю?

– Нет, спасибо.

– Ну и ладненько.

– Ляд-не-ко. Это что?

– Это значит хорошо.

– Корошо. Я знаю корошо.

– Ну и хорошо, – открылась дверь, и в комнату вошли трое мужчин, Амбросимов представил и их. – Алексей Наумов, и наш переводчик Михаил Громов, прошу любить и жаловать.

– Флавио Клементи – адвокат.

Мужчины обменялись рукопожатиями и заняли свои места. Амбросимов за столом, Наумов у окна, опершись на подоконник, переводчик и адвокат рядом с креслом Маурицио.

– Итак, начнем, – Амбросимов кивнул переводчику и тот приглушенным голосом стал переводить фразы итальянцу. – Вы, я думаю, догадываетесь, с какой целью мы пригласили вас сюда?

– В повестке указано, что по делу об убийстве Джованни Ризио, – через переводчика ответил Маурицио.

– Вот и расскажите следствию, в каких отношениях вы состояли с убитым, – вступил Наумов. Адвокат сделал знак Маурицио, что он может неотвечать, но Камилиери выбрал другую тактику.

– Мы мало знакомы, но здесь в Москве нас связывали дружеские отношения.

– Вы бывали у него дома, то есть в квартире, которую он занимал? – снова Амбросимов.

– Нет. И Джованни не был у меня в гостинице, – просто отвечал Маурицио. – Я приехал недавно, а Джованни работал в Москве почти год, он хорошо говорил по-русски, знал город, иногда мы вместе ужинали.

– Это вы познакомили Джованни с Ладой Кренниковой? – спросил Наумов, с равнодушным видом рассматривал шикарные туфли итальянца.

Камилиери явно игнорировал советы своего адвоката.

– Моя подруга. Они из одного города, дружили с детства, так мне рассказывала Виолетта.

– А с Виолеттой Архиповой вы, где познакомились? В Италии?

– Нет. Мы летели в Москву одним рейсом, и познакомились случайно, уже в Шереметьево. Обменялись визитками.

– И, как я понимаю, продолжили знакомство? – двусмысленно улыбаясь, то ли спросил, то ли констатировал факт Наумов.

Адвокат рассерженно отчитывал Маурицио по-итальянски.

– Да, я позвонил ей и пригласил на ужин, – подтвердил Маурицио, как само собой разумеющееся.

– У вас были близкие отношения? – взял допрос в свои руки Амбросимов.

– Да. Были.

Адвокат закатил глаза и закрыл свой портфель.

– Когда вы познакомились с Ладой Кренниковой?

– Даты я не помню, но приблизительно около месяца после моего приезда в Москву.

Виолетта сказала, что ее подруга нуждается в отдыхе, и спросила, не смогу ли я устроить свидание на четверых.

– Вам не показалось, что она это сделала специально, что бы познакомить Кренникову с Джованни Ризио?

Наумов было дернулся спросить, но Амбросимов осадил его взглядом.

– Нет, Виолетта не знала, кого я приведу на свидание.

– Считаете, это была случайность?

– Считаю.

– Хорошо. Вы еще устраивали свидания на четверых?

Адвокат многозначительно кашлянул.

– Нет, Джованни считал, что Виолетта девушка строгих правил, и приглашал Ладу на свидания сам. Они любили посещать клубы, ну и конечно, "Джоконду".

– А вы часто бывали в "Джоконде"?

– Да. Мне и Виолетте нравилось ужинать там. Прекрасная атмосфера, замечательная кухня, да и Браско относился ко мне очень дружелюбно.

– Какого рода отношения связывали вас с Браско?

– Я очень уважал Джеронимо. Он всегда помогал мне дельным советом, у него были хорошие связи, он предлагал мне свою помощь. Кстати, он не одобрял моей дружбы с Джованни.

– У него были натянутые отношения с Ризио?

Адвокат вытаращил глаза, умоляя Маурицио помалкивать и быть осторожным.

– Браско предупредил меня, что Джованни приторговывает наркотиками.

– Вы сами были свидетелем, как Ризио приобретал, продавал или употреблял наркотики?

– Нет, никогда.

– Вы поверили Браско? – снова бросил реплику Наумов.

– Как можно не поверить Браско? – удивился Маурицио. – Джеронимо знал все про всех, кто чего стоит.

– И вы ограничили свой контакт с Ризио? – Амбросимов посчитал, что лучше вести допрос одному и знаком попросил Наумова не вмешиваться.

– Мы и так встречались не часто, с тех пор, как он познакомился с Ладой.

– Чем закончились ваши взаимоотношения с Архиповой?

– С кем? – переспросил Маурицио.

– С Виолеттой Архиповой?

– Извините, я не привык к ее фамилии. Это неприятно для меня,…как мужчины, – сбился Маурицио, но продолжил, – но я скажу, она бросила меня.

– Бросила? – уточнил Амбросимов.

– Ну, если женщина не отзывается на звонки, не открывает дверь, значит, она бросила меня.

– Вы звонили ей? Приезжали на ее квартиру?

– Да. Я даже ходил к Браско, спросить, не знает ли он причин ее отсутствия.

– Поясните, – попросил Амбросимов.

– Вечер четырнадцатого августа я и Виолетта провели вместе, – начал рассказывать Маурицио. – Из моего отеля мы вышли около одиннадцати часов вечера. Я проводил Виолетту до квартиры, и даже зашел на чашку кофе. Насколько мне известно от сеньора Браско, Джованни и Лада в тот вечер ужинали в "Джоконде". Поздно ночью, нет, простите, уже ранним утром ко мне в номер позвонил незнакомец и от лица Браско просил у меня номер телефона квартиры, где проживали Лада и Виолетта.

Поскольку незнакомец не раз упомянул имя сеньора Браско, номер я дал. С тех пор никаких вестей от моей девушки я не получал. Если она меня не бросила, то хоть позвонила бы.

– И вы ходили к Браско узнать, кто звонил вам ранним утром?

– И это тоже, – сказал Маурицио. – Но меня интересовала Виолетта. Я сразу подумал, что исчезновение Джованни, Лады и Виолетты, как-то связано между собой.

– Мне интересно, что вы подумали, когда узнали, что труп Джованни Ризио хранился в морозильной установке господина Браско? – спросил Амбросимов с интересом наблюдая за реакцией итальянца.

Адвокат больше не пытался остановить Маурицио, и делал вид, что ему все равно то, что он скажет.

– Я был в шоке, – честно ответил Камилиери.

– Что ж, спасибо вам, синьор Камилиери, – Амбросимов встал из-за стола и попрощался с итальянцем, остальные мужчины последовали его примеру, – наше сотрудничество было плодотворным, но разрешите нам еще раз побеспокоить вас, если в этом деле возникнут какие-нибудь вопросы.

– Да, пожалуйста, – не возразил Маурицио, открывая дверь кабинета.

– Камилиери! – окликнул его Наумов.

– Да? – откликнулся тот.

– Вас еще интересует Виолетта Архипова?

– В каком смысле? – удивленно вскинул глаза итальянец.

– Вы хотели бы знать, где она находится сейчас? – спросил Наумов.

– Где она? – Маурицио рванул навстречу Наумову, и чуть ли не схватил того за грудки. Адвокат вцепился в рукав итальянца пытаясь оградить от решительных действий.

– Да, тише ты, – осадил его Алексей. – Город Ельск, ангельской области, городская больница.

– Что с ней?! – в глазах итальянца застыла тревога и боязнь услышать плохую весть.

– Взрывное устройство в автомобиле, – ответил Николай, дружески похлопывая по плечу помертвевшего итальянца. – Ее выбросило взрывной волной. Через лобовое стекло.

Маурицио покивал, давая понять Амбросимову, что с ним все в порядке, и вышел из кабинета, даже не закрыв за собой дверь. Наумов выглянул вслед, посмотреть, как Маурицио идет по коридору к лифтам и, закрывая дверь, сказал:

– Взрывчик-то не Камилиери устроил, вишь, как побежал, на подогнутых. Или он большой артист. Замажем, что он рванул в Ельск?

– Нет, Леха, мазать не будем, потому как у тебя нет времени, ты бежишь в семерку и выписываешь задание на наружное наблюдение за нашим Ромео.

В продюсерском центре "Венус" творилось что-то невообразимое. Из кабинета Бернса доносились крики, весьма напоминающие крики о помощи. Роман Израилевич был вне себя, все доводы Федерико, Михалыча – директора картины несчастливой порно версии "Войны и мира", отмел как непрофессионализм, и кричал и охал и стенал.

Лишь Тина, виновная в срыве съемок, тихо сидела на утлом диванчике, на котором она когда-то потеряла девственность, уступив горячему, но слишком короткому взрыву похоти продюсера.

– Ну, что ты молчишь, Тина! – умаявшись пороть своих подданных, обратил на нее внимание Бернс.

– Отпустите их, Роман Израилевич, ведь знаете, что не виноваты!

– Так уж и не виноваты?

– Вам уже не раз сказали, что это я остановила съемку.

– Хорошо, но подстраховаться они должны были! Михалыч, – Бернс обратил свой огненный взор на директора, – резервный состав актеров всегда должен быть на месте.

– Помилуйте, Роман Израилевич, – в который раз взмолился директор картины, – кто им простой платить будет? Вы же меня сами и прибьете, если на съемках два состава будет!

– Хороший директор наперед знает, какие трудности могут возникнуть. Сидели бы актеры на телефоне, прислали бы наш микроавтобус.

– Роман Израилевич, так актеры, они ж кто где работает! Время съемок обговариваем заранее. Со спектакля разве выдернешь? И на телефоне сидеть не заставишь! И семьи у них…

– Дождешься у меня, Михалыч, сам сниматься будешь!

– К-как… – подавился словом Михалыч.

– На роль капитана Тушина вполне подойдешь, – оценивающим взглядом осмотрел директора Бернс.

– Помилуйте! – вскричал директор и бухнулся Бернсу в ноги.

– Поди, поди, – носком туфли отпихнул директора Бернс, директор правильно понял приказ и тотчас же удалился.

Федерико поднялся с места.

– Роман Израилевич, я тоже пойду.

– Иди, Федор, к тебе у меня по большому счету претензий нет. А с Тиной Андреевной мы сейчас по-семейному разберемся.

Федерико заговорщицки взглянул на Тину и тихонько прикрыл дверь.

– По-семейному? – спросила Тина. – Это как? Бить будете?

– Любить буду, голубушка.

– Лучше побейте.

– Зачем так, Тиночка? Я скучаю без тебя, страсть как!

– Что мне с вашей любви, Роман Израилевич! Одна докука!

– Молодого захотелось! Иль отведала уже? Вот нос и воротишь…

– Не секрет, Роман Израилевич, что молодого да горячего я знаю в избытке. Мне этого на работе хватает. Я имею в виду, что после работы нет у меня сил на любовь.

– Так ли? Значит, соврали мне, что около тебя какой-то столичный хлюст отирался?

– Не по той части отирался. Были у меня проблемы с подругами, да и теперь есть.

Ладу похоронить надо, а Виолетта, переломанная вся, лежит в Ельской больнице.

Так, что со съемками повременим.

– Скажи Тиночка, я тебе враг какой, что ли?

– Нет, Роман Израилевич.

– Зачем же ты от меня свои проблемы прячешь, сказала бы прямо, я бы тебе помог, ты же знаешь, какие у меня связи.

– Эх, Роман Израилевич, когда проблемы начались, нужна была полная конфиденциальность.

– Ты же знаешь, как я не люблю, когда ты от меня что-то скрываешь?

– Знаю, но то был не мой секрет.

– И видишь, чем все закончилось!

– Откуда вы-то знаете, чем все закончилось!

– А у меня, золотко, и мушка не пролетит, чтобы Роман Бернс о том не знал.

– Ой, ли? – вскинула брови вверх Тина, и призадумалась. Коли так, то Бернс с самого начала знал о пребывании в городе Лады и Виолетты. И Павлова. И об ее визите в гостиницу Павлова. И то, что было между ней и Павловым. А не приложил ли к гибели ее любимых людей свою старческую, покрытую пигментными пятнами, но твердую руку Роман Израилевич Бернс?

– Обижаешь меня старика, – затянул свою извечную песню Бернс.

– И пошутить нельзя с вами, Роман Израилевич, – повела плечами Тина, мягкий шелк соскользнул с загорелой кожи. Она забросила точеные ноги на подлокотник дивана, в глазах порок, юбочка задрана до самой впадинки, где сходятся на упругих ягодицах кружевные стринги.

– Тиночка… – заплясали пальцы продюсера, по обнаженным Тинкиным ногам. – Радость моя, золотко…

– Аккуратней, Роман Израилевич, а то получится как в прошлый раз, только юбку мне запачкали, – излишне грубо подтолкнула его Тина, но Бернс уже не слышал, он возился с упрямой молнией своих брюк.