План созрел моментально, как только закрылись за Георгием тяжелые двери боковой гостиной, большие в пол окна которой выходили на балкон второго этажа, опоясывающий весь особняк.

– Здесь прохладней и нет суеты. Шампанского? – спросил он у Тины.

– Пожалуй, – ответила она и присела на диванчик, обитый пастельных тонов гобеленом. Георгий подал ей бокал и пристроился рядом.

– Вы меня волнуете, Тина – с места в карьер начал он, Тина немного опешила от такого старта.

– Георгий, я, как бы, с молодым человеком… – неловко начала она.

– Как бы, – усмехнулся он, завладев ее рукою, – Давида больше интересуют дела, чем его девушка.

– Не совсем так, – попробовала разъяснить ситуацию Тина, но оставила свою ладонь в его руке.

– Я бросил отца, гостей, для того, чтобы побыть с вами, пока наши бизнесмены обсуждают свои проблемы, – перебил он, желая поднять себя в ее глазах.

"На этом я тебя и поймаю, милый друг", подумала Тина и ответила Георгию:

– Я оценила это. Правда.

Принц сбросил многообязывающую корону и начал признания, поглаживая Тинкины пальцы.

– Вы мне нравитесь. Понравились сразу же, с первого взгляда, – удерживая ее запястья, он потянулся к губам. Девушка попыталась отстраниться, но не тут-то было! От близости Тины Георгий утратил благоразумие, стал настойчивее, резко притянув Тину к себе, крепко обнял ее за талию, и коснулся губами ложбинки меж ее грудей.

– Какая нежная…

– Не надо, – прошептала она.

– Я буду жалеть, если не сделаю этого… – ответил он, поднимая на Тину шалые глаза.

– Нет, – она хотела остановить его руку, уже скользящую по бедру, и задирающую подол платья. Георгий будто не слышал ее, навалился всем телом, больно сжимая грудь, и путаясь в подвязках чулок.

– Нет! – уже крикнула она, с силой отталкивая его.

– Почему нет? – он слегка ослабил объятия, все еще прижимаясь к Тинкиному бедру возбужденным органом. – Да почему же? – непонимающе снова спросил он.

Тина отстранилась от мужчины, провела ладонями по шелку платья, поправила колье в вырезе декольте. Коснулась пальцами выбившихся прядей.

– Прическу испортил… – сказала она и мгновенно вынула шпильки, поддерживающие рыжую волну. Волосы рассыпались по плечам, преображая и без того безумно искусительную девушку. Георгий взял ее за подбородок и смотрел, не отрываясь, на лицо, в рамке золотых волос.

– Не зря говорят, что волосы – это главное женское электричество… – восхищенно выдохнул он и приблизил свои губы. Тина позволила себя поцеловать. Поцелуй закончился лобызанием Тинкиных коленей, борьбой за уступку каждого сантиметра ее бедер и разрывом кремового цвета чулок.

В дверь постучали. На диване замерли и посмотрели друг на друга.

– Вас отец разыскивает, – глухо прозвучало за дверью, и послышались торопливые шаги.

– Георгий, вызови такси, мне нужно уехать, – сказала Тина, усмиряя взволнованное дыхание после смелых ласк Георгия.

– Тина, что за блажь? Мы еще… – он явно не хотел отпускать ее, находясь в крайнем возбуждении.

– Я не могу появиться в таком виде перед Давидом, его родственниками, твоим отцом, – и, поймав его удивленный взгляд, пояснила, – прическа погибла, помада размазана по лицу, да и платье… мятое. Поеду домой, проведу остаток ночи в одиночестве.

Тина смотрела на Георгия обуреваемого желаниями продолжить любовную игру и не обидеть отца.

– Но… – выдавил он, прикидывая, каким образом удержать Тину здесь.

– Просто вызови такси и присоединяйся к мужчинам в курительной.

Вот тут-то и пожалел Георгий о неосмотрительно произнесенной фразе о жертвах принесенных им ради Тины. Выходит он ничем не отличается от всех сидящих внизу?

– Детка, как ты могла подумать? Я сам отвезу тебя, – наконец решился он.

– О, Георгий, ты настоящий мужчина! – Тина обняла его за шею, и для затравки вновь позволила его рукам пробежаться по ее разгоряченному, не остывшему после поцелуев, телу.

Далакян сидел в своем автомобиле на достаточно приличном расстоянии от особняка Айвазяна. Ноябрь, в машине включен обогреватель, в тепле, под шутки радиоведущих и музыкальные вставки, хочется вытянуть ноги и закрыть глаза. Сегодня весь штат Дурбинского агентства был в деле, пара служащих трудилась на празднике у Ноя, проводилась фотосъемка его подручных, а заодно и приглашенных гостей. Праздник еще был в самом разгаре, и Далакян, слушая "Юмор-FM", жевал сэндвич, приготовленный сердобольной Танечкой. Тяжелый выдался денек, и сколько еще предстоит! По своему опыту Далакян знал, что подробности таких мероприятий еще не раз помогут в его деятельности. Кто с кем, кто кому, да и иерархическую лестницу местных группировок можно понаблюдать в жизни, не прикрытую будничной деятельностью. Охрану близлежащей территории хозяин организовал хорошо, Далакяну пришлось несколько раз менять местоположение, но на работе это не отражалось, они просто переезжали с места на место, оставаясь в зоне наблюдения. К утру Дурбин обещал подогнать смену, пристальное внимание обеспечено Айвазяну примерно до полудня следующего дня, если не произойдет ничего сверх ожидаемого. Вдвоем было бы куда проще, можно поспать да и развлечь себя разговором, но Дурбин принял решение мобильного наблюдения, а агентов не так уж и много, чтобы вести его в паре. Далакян давно вырос из агентов, но дело Айвазяна-Бернса было его личным, и он считал своим долгом принять активное участие. На торпеде зазвонил долго молчавший мобильный.

– Артур, здесь кое-что происходит, – почти прошептал в трубку Олег Травин, опытный агент и приятель Далакяна.

– Говори.

– Дива поднялась наверх с Англичанином. Видел охранник.

– Давид где?

– С Бернсом.

– Айвазян?

– Там же в курительной.

– Присмотри за ней. Если что, свяжись с Давидом.

Ну и ну. Видел же, что она авантюристка! И ожидать от нее можно что угодно! Что она затеяла? Разговора не было об Англичанине, да и явился он неожиданно. Афера чистой воды! Остается ждать, чем закончатся ее эскапады. Да ничем хорошим, скандалом! Бернс, Айвазян… Ничего себе шуточки. Далакян барабанил пальцами по колену, навалившуюся от бездействия дрему сняло как рукой. Доложить Дурбину?

Обязан. Но он не торопился набрать номер шефа, пытаясь в уме просчитать какие действия он предпримет. В идеале нужно напрячь Травина, но так недолго и себя обнаружить. Ничего не делать, продолжать сидеть, сложа руки? Ждать, когда схлестнутся две силы. Бернс, Айвазян…

– Не дергайся, – велел Дурбин, – не наше дело, мы ведем наблюдение и только.

– А девчонка?

– Прошла огонь и воду. Хочет медные трубы. Изнасилование самое большее что ей может угрожать.

– Считаешь ерунда?

– Для порноактрисы? Она сама туда сунулась. Остынь. Насколько я ее понял, такая в обиду себя не даст. И мозги у нее есть. Ну?

– Ладно, работаем в том же режиме.

– Звони, если что.

Далакян откинулся на спинку кресла, достал сигареты, прикурил, прикрыл глаза.

Пошел снег, он медленно кружился и падал на капот автомобиля. Из ворот сияющего многочисленными огнями особняка выехала машина и быстро направилась в сторону Далакана. Артур напрягся, редкий гость покидал праздник в такое время, кроме Звягинцева да еще пары торопящихся по срочным делам. В пролетающем мимо "Пежо" Далакян разглядел Тину и Англичанина, хоть и видел его только на фото. Ого!

Похищение? Кто кого похитил? Верно сказал Дурбин, медные трубы, скорее всего Тина Гранд похитила Ноева сыночка!

Побег Георгия и Тины обнаружился не сразу, сначала Айвазян велел разыскать сына по какому-то пустяку, вроде танца с дочерью банкира, возлагая надежды на многообещающее сотрудничество, но гонец вернулся с неутешительной вестью: отбыл на собственном автомобиле, в сопровождении дамы. Вот, оболтус, ослушался отца!

Молод еще, горяч, и что за девицу он умыкнул с праздника? Благо бы какую-нибудь толковую, да какая толковая рванет с мальчишкой, оторвавшись от родительского фрака!

Помнил Арташез Айвазян, на какие безумства сам был способен ради прекрасных женских глаз и ласковых ручек. Когда Гоги родился, Айвазяну было почти сорок, а Ларисе двадцать два. Жена его, упокой господи ее душу, ревнивая была. Женился на ней – на русской – Айвазян по большой любви и обстоятельствам. Недолгим было счастье, Лариса умерла, Гоги только четырнадцать исполнилось, намаялся с мальчишкой Айвазян, несмотря на нянек и мамок, и после школы немедля отправил его в Лондон, продолжать учебу дальше. Редко наезжал в гости сыночек, быстро привык к чужеземному укладу, да и на родине ничего хорошего в эти годы не было.

А сейчас каков, орел, да и только. Вот невесту ему хорошую подберем, а жить, так пусть хоть в Англии живут, главное, чтобы в любви, да внуков нарожали.

Та еще была заварушка, когда Бернсы начали искать Тину Гранд! Роман Израилевич аж позеленел весь от злости, стоило Давиду заикнуться, что она уехала домой, не сказав об этом продюсеру. Сама напросилась к Айвазяну, а теперь, видите ли, не годно ей стало!

– Кто такси вызывал?

– Ее отвез Георгий, охрана видела, как они выезжали, – сказал Давид, сознавая, что врать уже не имеет смысла.

– Ну, курва, то-то она перед ним все задницей крутила!

Давид с Романом Израилевичем доставили расстроенную Розу Исааковну домой, и направились целовать замочную скважину Тинкиной квартиры. А все потому, что беглянки дома не оказалось, и куда она направилась, предположить было трудно. Ну, да ладно, завтра все выяснится, никуда эта дешевка не денется! Не знал еще Роман Израилевич, чем обернется для всех эта Тинкина затея.

– О, Джорджи, – Лиз наклонилась к нему, касаясь лица кончиками своих волос.

Ему стало щекотно, но убрать помеху он не смог, почему-то не двигались руки.

Наверное, накурились травки, Лиз любила заниматься сексом, после пары джойнтов.

Георгий открыл глаза, чтобы попросить Лиз перестать щекотать его, но увидел перед собой кошачью морду, которая принюхивалась к нему, касаясь пушистыми усами щеки. Шикнув на кота, Георгий осмотрелся. Интересно. По всей видимости, Лиз ему приснилась, так как увиденное мало походило на что-либо британское: печка-голландка, стены, обшитые деревянными планками, скрипучая кровать с панцирной сеткой, допотопный светильник на потолочных балках. Сам Георгий был связан и накрыт теплым пледом.

Ничего себе! Похоже на киднепинг! Его похитили и где-то спрятали, пока отец не заплатит выкуп. Какой к чертям выкуп, когда он уехал из отцовского дома вместе с Тиной! Девчонка здорово его завела, он чувствовал, что поступает неправильно, но не мог остановиться, слишком желал ее. Ну и куда же завело его желание трахнуть Давидову невесту? Невеста? Именно так она и сказала, да еще добавила: "без пяти минут, дядюшка его спит и видит, когда свершится таинство". Было между ними или нет? Этого Георгий с уверенностью сказать не мог… Приехали к ней, Георгий сразу к делу, времени мало, отец будет недоволен, а она – и да и нет! Давай, говорит, шампанского выпьем для куража, в первый раз жениху изменяю. Ну, как тут не выпить? И все… Больше ничего Георгий не помнил. Сплошной криминал, скорее всего это отцовские враги. Хотя, какие враги? Давно уже прошли войны, все поделено и проблемы решались мирным путем. Интересно, замешана ли Тина, или она такая же жертва, как и он? Пить хочется, голова, как чугунное ядро, то ли от хаоса мыслей, то ли от неизвестного препарата, коим угостили Георгия в гостях у Тины. Тина. До чего ж девчонка необычная, видел Георгий красавиц, есть с чем сравнить, взять хотя бы Лиз, таких называют "английская роза". Тьфу, оскомину набило это выражение, раз блеклая блондинка, то английская роза! А Тинка, огненно-жаркая, вся, как сексуальный вихрь, и чувствовал Георгий, что знает она, как доставить удовольствие мужчине, и никакой травки не надо.

От воспоминаний о травке Георгия замутило.

– Пить… – прохрипел он.

За стеной послышалось движение, кто-то прошлепал по полу босыми ногами, повозился, гремя посудой, лязгнул затвором двери и явился на пороге комнаты.

Георгий приподнял голову. Тина, с эмалированной кружкой. Голова пленника опустилась на подушку.

– Пить… – повторил он.

Она подошла, присела на край кровати. Панцирная сетка скрипнула, Тина откинула плед, приподняла голову Георгия и поднесла край кружки к сухим губам.

Поверженный принц принялся жадно пить, не открывая глаз, издавая булькающие звуки и проливая воду на белую рубашку. Тина поправила подушку, вытерла его подбородок, и спросила:

– Не жарко?

– Развяжи, – попросил он, видя такое участие.

Тина ничего не ответила, встала, подняла с пола ставшую пустой кружку.

– Не уходи, – прозвучало жалобно.

– Спать хочу, ты дрых всю ночь, а я, как Будулай по всей ангельской области, да еще и таскать такого бугая пришлось.

Тина потянулась, привстав на мысочки, короткая футболочка открыла загорелые ягодицы и полоску черных стрингов. Георгий дернулся, но вдруг скривился, словно от зубной боли.

– Развяжи, – снова попросил он, – руки затекли.

Тина недобро посмотрела на него. Прикидывается или нет? Подошла, с трудом перевернула пленника на живот, Георгий застонал от боли, и осмотрела его запястья. Он не врал, руки были холодны, а кожа имела бордовый оттенок. Черт, черт! Бывают случаи, что ампутируют конечности, долгое время находившиеся в перетянутом виде. Тина вспомнила школьную программу, жгут накладывают на полтора часа, в зимнее время на два. Ее мигом сорвало на кухню, она схватила первый попавшийся нож и стала разрезать изоленту, глубоко врезавшуюся в кожу рук Георгия, еле сдерживаемого слезы. Перестаралась! Наконец-то путы были удалены, и она стала осторожно массировать его запястья.

– Хорошо! – воскликнула Тина, устав слушать стоны Георгия и чувствуя себя действительно виноватой. – Не буду больше связывать, только на ночь!

Георгий с ужасом смотрел на свои руки, зачем-то дул на них и впервые спросил, с укором глядя на своего мучителя:

– За что? Я не сделал ничего плохого…

Тина нахмурилась, и, не зная, что сказать зло бросила:

– А кто лапал меня? Кто чулки мне порвал? Не ты ли, гад?

Она накручивала себя, поддерживая злость, и сильно терла его кисти, причиняя боль. Он выдернул их, замотал пледом, и заявил:

– Я протестую против жестокого обращения. Пусть я пленник, но и у меня есть права. Кстати, не хочешь объявить, с какой целью меня здесь удерживают?

Тина обомлела от таких речей. Права?

– Какие права?! Молчи, и не раздражай, пока я тебе не засунула в рот кляп! У него, видите ли, есть права…

Она выскочила за дверь, оглушительно ею хлопнув. Постояла, прислушалась.

Скрипнула кровать, наверное, снова лег. Соврала Тина, что хочет спать, не уснуть ей теперь долго, а все потому, что надо обдумать ситуацию, которую создала своим упрямством и глупостью. Правда, тогда, после бала, идея ей казалась замечательной!

Несколько минут спустя, одетая в дорогу Тина вновь появилась на пороге. Георгий даже не повернулся к ней, лежал и глядел в стену.

– Мне придется тебя связать. Я уезжаю.

Он ничего не сказал. Тина принесла полотенца и старую простыню, попробовала ее на крепость. Сойдет.

– В туалет хочешь? – спросила девушка. – Советую сходить, я приеду не скоро.

Георгий с трудом встал, одернул измятые брюки, провел рукой по волосам.

– Готов, красавчик? – поторопила его Тина.

Георгий сверкнул глазами.

– Можно повежливей? Я не давал повода обращаться ко мне таким тоном.

– Хорошее воспитание, можешь поблагодарить папашу, – усмехнулась мучительница.

В глазах пленника засветилась надежда.

– У меня будет возможность с ним поговорить? – осторожно спросил он.

– Будет, будет. А теперь двигай во двор, – велела ему Тина, и Георгий картинно заложив руки за спину, вышел из дома.

На воле было пасмурно, и падал редкий снег. Георгий огляделся. Строения были похожи на дачный поселок, каких тысячами раскидано по ангельской области. За его спиной многозначительно кашлянула Тина.

– Ты будешь смотреть? – спросил он, расстегивая брюки и поворачиваясь к ней.

– Зрелище конечно бесподобное, – фыркнула девушка, и ответила, – а что мне остается делать, в данный момент руки твои я связать не могу.

– Тогда может сама, – издевательски предложил Георгий, снова сведя руки за спиной.

– Мечтатель.

Георгий хмыкнул и не пошевелился, пока Тина не отвела глаз в сторону, и не провернулась к нему спиной. Сильный толчок сбил ее с ног, она упала в снег, больно оцарапав щеку краем твердого снежного наста. Вскочить сразу не получилось, она неловко барахталась в снегу, скользя подошвой сапожек по наледи, когда услышала громкий окрик. Мужской голос, удивленно и в тоже время гневно крикнул:

– Твою мать! – и с разбега завалил беглеца в сугроб.

– Ой, Ванечка, как вовремя! – воскликнула, запыхавшаяся девушка, на ходу отряхивая варежкой налипший на джинсы снег.

– Ну, Тинка, ты даешь! – грозный Иван держал ослабшего Георгия как нашкодившего кота, за шкирку. – Я предупреждал тебя, что б не развязывала, не разговаривала, а ты что?

– Вань, ну он это… в туалет захотел, и потом сильно ты ему руки перетянул, я даже испугалась.

– Немного еще потерпел бы, до моего приезда, – он встряхнул тяжело дышащего пленника, и бесцеремонно потащил его в дом.

– А с туалетом? – вприпрыжку за ними и Тина.

– Потерпел бы, – был ответ.

– Вань, а как с ним дальше? Я совсем запуталась.

– Да помолчи ты, Тина! – шикнул на нее Иван, сверкнув глазами. Тинка понимающе кивнула в ответ. Георгий слышать не должен. Поцарапанная щека горела, Тинка сразу направилась к зеркалу. О, господи! Содранная кожа, выступающие мельчайшие капельки крови, сколько заживать будет…

– Ну, Гоги… – она направилась к пленнику, прихватив лежащие на столе полотенца.

Иван посмотрел на полотенца, на Георгиевы руки, вытащил из заднего кармана джинсов наручники и ловко, словно только этим и занимался всю жизнь, защелкнул один на запястье Айвазяна-младшего, другой браслет протянул за металлический каркас кровати. Тинка как зачарованная смотрела на его действия, Иван сдернул с пленника ремень, стащил брюки и примотал щиколотку Георгия к изножью кровати.

– Вот теперь все, без штанов никуда не рыпнется, – уверенно сказал Иван, и, потянув Тину за локоть, вывел из комнаты и спросил. – Что со щекой?

– Содрала, когда упала. Пройдет, ерунда, все равно не сниматься.

– Да уж, наворотила дел, куда теперь сниматься! Израилич припомнил все сорок колен израилевых, Михалыча чуть не забил, Федьку, однако, тронуть поостерегся.

Давид бледный ходит, достается ему больше всех, не уследил. Съемки, правда, на завтра назначены. Снимать будем оставшиеся сцены.

– Ничего, найдет дублершу. Зато скоро-скоро явиться к Бернсу папаша нашего красавчика. Я тут задумала кое-что, – снова обрела форму Тина.

– Опять? – вскричал Ванечка. – Я до сих пор не могу очухаться, как подняла меня среди ночи, и толком не объяснив, заставила таскать этот мешок костей.

Ванечка всех, кто, по его мнению, отличался стройностью, называл не иначе, как мешок с костями, поигрывая при этом внушительной мускулатурой.

– Вань, виновата я перед тобой, – покаялась Тина. – Втянула в авантюру, обернуться может для нас дурно.

– Ты чего, Тин? – потрепал ее по плечу Иван. – Не парься. Дряблов сказал – могила. Морду я кому хочешь набью, не посмотрю на заслуги. Айвазяну, значит Айвазяну. Отцу родному, то бишь Бернсу, – и тут же без перехода. – Валь, бросим к чертям эту б… жизнь, я тебя на руках носить буду…

– Ваня… Ваня! – возмутилась Тинка. – С ума сошел! Дряблов, ну ты фрукт, тьфу, перец! Обалдел совсем?! И ты туда же… Неужто тебя моя задница впечатлила?

– Ну, нет, что я жопы не видал? – искренне ответил Иван. – Душевная ты баба, Валь. Жили бы хорошо. Подумай, а?

– И ты хороший мужик, Ваня, только, извини, не буду я об этом думать, – категорично ответила Тина.

– Женюсь! – вдруг заявил Дряблов, и в доказательство стукнул себя кулаком в грудь.

– Эх, Ваня, мне за этого паразита надо замуж выйти, – горестно вздохнула Тина и кивнула головой в сторону комнаты, где, прикрытый пледом, лежал бесштанный принц, – да так, что б звон до самой Москвы стоял!

– Ну и зачем тебе этот задохлик? Деньги папашины? Вот все вы бабы такие, только бабки вас и интересуют.

Тина дернулась плотнее закрыть дверь, ведущую в комнату пленника.

– Не нужны мне их деньги, а вот им моя слава, ох, как пригодится! – ответила она на упрек Ивана.

– Не пойму я тебя, зачем связываешься с Айвазянами? Добро бы были такие, ну хоть как наш Израилич, душа человек, ну разве что Михалычу наподдаст… А эти, морока одна, убьют и никто не узнает… -…где могилка моя, – закончила за него Тина. – Вань, я серьезно хочу стравить этих собак. Ославить, вытряхнуть кошельки, хочу, чтобы они почувствовали как это, когда твоей жизнью управляют другие, а захотят и вовсе отберут. Ты, Ваня, знаешь, что я подругу похоронила?

– Знаю.

– И еще одного человека, – Тина сглотнула слезы, – а Ветка всю жизнь проведет в инвалидной коляске. А знаешь, каково это красавице в инвалидной коляске? Я тебе скажу – лучше умереть. А эта сволочь даже убить нормально не смог. На троих денег не хватило?!

Дряблов опустил голову, постоял молча, пока Тина утирала накатившиеся слезы, и сочувственно погладил ее по плечу.

– Не плачь, Валь. Будет все, как ты захочешь. Или я не буду Иван Дряблов. Скажи, что надо сделать?

– Паспорт его нужен, – помолчала и добавила. – И оружие, огнестрельное. Или лучше добротный муляж.

– Посмотрим, что можно придумать, – и, вспомнив о пленнике, спросил. – Так, а с ним кто останется?

– Как кто? Я. Ты, Ваня, третий лишний, – усмехнулась, шмыгнув носом, Тина. – Андестенд?

– Чего уж там не понять. Аккуратней с ним, – предупредил Иван, – не ровен час, сбежит, как сегодня, еще и тебя пристукнет. Я бы ему не доверял.

– А я его отвязывать не буду, так даже интересней, помнишь, как в "Связанных с одной целью"?

– Я порнуху не смотрю.

– Ага, ты в ней снимаешься, – рассмеялась Тина.

– Все хохочешь? – улыбнулся и Иван.

– Уж лучше, чем плакать.