Утром я проснулась с тяжелой головой, наскоро позавтракала и поехала в больницу. Каждый день я приезжала туда, выстаивала длинную очередь к окошку справочной, справлялась о здоровье Новосельцева Владимира Максимилиановича и неизменно получала ответ:

― Состояние критическое, в сознание не приходил.

Девушки в справочной постоянно менялись, но ответ оставался одним и тем же. Выслушав эту, ставшую уже привычной фразу, я молча поворачивалась и шла на работу. А на следующее утро опять стояла перед окошком и справлялась о здоровье деда.

Тем утром все изменилось в один миг. Несмотря на ранний час, возле справочной уже собралась внушительная толпа. Я пристроилась в хвост длинной раздраженной очереди и принялась покорно ждать. Наконец, подошел мой черед, и я задала свой традиционный вопрос:

― Скажите, пожалуйста, в каком состоянии Новосельцев Владимир Максимилианович?

Девушка деловито пощелкала клавишами компьютера, посмотрела на экран и сказала:

― Пришел в сознание, состояние удовлетворительное.

Каждый день я ходила туда в надежде услышать эти слова, а теперь, когда они были произнесены, я стояла и молча смотрела на дежурную. Все это время я боялась получить другое, страшное сообщение. Я не позволяла, что бы этот страх оформился в конкретные мысли, но он, помимо моей воли, жил в глубине меня. И теперь, когда прозвучал положительный ответ, я растерялась. Девушка за стеклом вдруг ободряюще улыбнулась мне и сказала:

― Посещения разрешены. Первый корпус, четвертый этаж.

Меня привел в себя раздраженный женский голос за спиной:

― Ну, что вы там замерли? Если все уже спросили ― отойдите! Не задерживайте очередь! Так мы тут до вечера стоять будем!

Я без спора уступила энергичной даме место у заветного окошка и медленно побрела прочь. По мере продвижения к выходу, до меня вдруг стал доходить смысл сказанного: дед выкарабкался! Он пошел на поправку! Я круто развернулась на каблуках и кинулась к охраннику. Путаясь в словах и злясь на свою бестолковость, я затараторила:

― Пожалуйста... Первый корпус... Как туда пройти?

Вырванный из мирной дремы охранник ошалело уставился на неизвестно откуда возникшую взъерошенную девицу, тщетно пытаясь понять, что ж она хочет. Наконец, до него дошло, и он лениво махнул на окна:

― Первый? Вон, напротив.

Слова благодарности я бормотала уже на бегу, со всех ног торопясь к выходу.

Я влетела в холл первого корпуса и кинулась к лифтам. Один из них не работал, два других путешествовали где-то на верхних этажах. Пританцовывая на месте от нетерпения, я следила за меняющимися цифрами на табло: «8... 7... 6… 5...» Снова «7... 8...» Ждать не было сил, и я бросилась к лестнице.

Запыхавшаяся, взъерошенная, с прилипшей к мокрому лбу челкой, я рванула дверь отделения. В отделении стояла тишина, остро пахло лекарствами и казённой едой. Я быстро шагала вдоль коридора, выискивая глазами хоть кого-нибудь, кто мог бы подсказать, где искать деда.

― Девушка, куда это вы так торопитесь? ― услышала я за спиной суровый окрик.

Около двери с табличкой «Старшая сестра» стояла массивная дама в белом халате и накрахмаленном колпаке на взбитых волосах. С высоты своего гренадерского роста она разглядывала меня без всякого одобрения, хмурила густые черные брови и ждала ответа. Ее сокрушительная внешность произвела на меня такое сильное впечатление, что я замерла на месте. Не дождавшись ответа, она нетерпеливо повторила вопрос:

― Куда вы направляетесь?

Наконец, я справилась с собой и промямлила:

― Я к Новосельцеву... Владимиру Максимилиановичу... Он здесь лежит...

― Посещение больных с 17 до 20, ― отрезала она.

― Он только сегодня пришел в сознание... Я не видела его больше недели... ― забормотала я.

― Девушка, я вам русским языком сказала, посещение больных строго с 17 до 20 часов. Сейчас обход! Посторонних быть не должно! Покиньте отделение!

Видя, что я стою и не собираюсь двигаться с места, она сердито повысила голос:

― Вы ведете себя недопустимо! Немедленно покиньте отделение или я вызову охрану!

Я молча повернулась и зашагала к выходу.

― Не расстраивайся, ― утешала я себя. ― Ты так долго ждала, что вполне можешь подождать еще немного. Сегодня у тебя радостный день и не нужно портить его из-за пустяков.

День прошел как в тумане. Все валилось из рук, и даже самые простые вопросы ставили в тупик, я никак не могла сосредоточиться и думать о чем-либо, кроме предстоящей встречи с дедом. Ровно в шесть вечера, не задерживаясь ни на минуту, я покинула рабочее место и выскочила на улицу. А еще через полчаса я уже стояла на пороге палаты № 12.

Палата была маленькая, всего на двоих. Койка справа пустовала, а на койке слева лежал человек, в котором я с трудом узнала деда. Повязка на голове и седая щетина на впалых щеках изменили его до неузнаваемости. Никогда раньше он не выглядел таким старым и беззащитным. Укрытый до подбородка серым байковым одеялом, дед лежал с закрытыми глазами и, похоже, спал. Стараясь не шуметь, я на цыпочках прошла к тумбочке и стала выгружать в нее все, что притащила с собой. Я не знала точно, что можно давать таким больным, как он, поэтому накупила соков, всевозможных фруктов, йогуртов, кефира. Покончив с затариванием тумбочки, я повернулась к деду и увидела, что глаза его открыты.

― Привет! Мне разрешили тебя увидеть! ― тихо сказала я.

― Это хорошо! ― слабо улыбнулся он и снова закрыл глаза.

Я придвинула стул поближе к кровати и замерла на нем, не спуская глаз с деда. В восемь часов поднялась, осторожно поцеловала его в колючую щеку и отправилась домой. Дед так и не проснулся.

Теперь каждый день был наполнен нетерпеливым ожиданием вечерней встречи с дедом. Я приходила сразу после работы, садилась рядом с кроватью и терпеливо ждала, когда он проснется. В короткие минуты бодрствования, я его кормила, читала ему газету или просто молча держала за руку. Эти периоды изо дня в день становились все длинней, и это вселяло надежду. Но окончательно я поверила в его выздоровление в тот день, когда он потребовал принести из дома бритву.

Этот день был знаменателен еще и тем, что мы впервые заговорили о событиях того трагического вечера. Дед лежал с закрытыми глазами и, казалось, дремал, как вдруг спросил:

― Их, конечно, не нашли?

Я сразу поняла, кого он имеет в виду и ответила:

― Их ищут, но пока не нашли.

― Так сказал и следователь, что приходил сюда днем.

Я подождала немного в надежде, что что-то скажет, но дед лежал с закрытыми глазами и молчал. Тогда я набралась решимости и спросила:

― Дедушка, если тебе не трудно... Скажи мне, что произошло?

Он некоторое время помолчал, потом заговорил:

― Накануне, днем, мне позвонила девушка. Такой приятный, юный голос, хорошая речь образованного человека. Она представилась сотрудником молодежной газеты, сказала, что намерена написать статью о ветеранах войны. Сказала, что она начинающий журналист, это ее первая большая статья, и она очень просит не отказываться и дать ей интервью. Я поинтересовался, откуда ей известно обо мне. Она ответила, что ей посоветовали обратиться ко мне в городском совете ветеранов. Ты знаешь, такое уже бывало раньше, поэтому я не удивился, и мы договорились о встрече на следующий день в семь вечера. Раньше никак не могла, должна была ехать в область делать репортаж.

Дед замолчал, длинная речь его утомила. Я же не торопила, ожидая, когда он соберется с силами. Отдохнув, он заговорил снова:

― Где-то в шесть вечера девушка перезвонила, извинилась, сказала, что задерживается и в Москву приедет не раньше девяти. Я предложил ей перенести встречу на другой день. Она согласилась, но потом начала сетовать на то, что ее поджимают сроки, что у нее недостаточно опыта и ей придется не один раз переделывать статью и повернула разговор как-то так, что мне ее стало жаль, и я сам предложил не откладывать встречу. Она рассыпалась в благодарностях, и мы договорились на девять вечера. Ты же знаешь, я ― полуночник и это время мне не показалось поздним. В девять она не появилась, и я решил, что она не смогла приехать. Около одиннадцати в дверь позвонили. Я открыл, на пороге стояли парень с девушкой. Знаешь, все было так обычно, что я не заподозрил ничего плохого. Девушка извинилась за опоздание, сказала, что ее спутник-фотограф из их же газеты, они вместе ездили делать репортаж. Я пригласил их пройти в кабинет. Я шел впереди, они сзади. Хорошо помню, как я вошел в комнату, дошел до стола, потом все... темнота.

― Дедушка, а какие они были, эти двое? Ты мог бы их описать?

― Парня я плохо запомнил, он все время сзади держался и молчал. Помню только, что высокий, крепкий, в темной куртке. Девушку я запомнил лучше: очень хорошенькая блондинка, тонкие черты лица, маленький носик и очень большие светлые глаза. В общем, красавица. Ее я может быть еще бы и узнал, его ― нет.

Дед замолчал, закрыл глаза, и через минуту я услышала слабое посапывание.

Я сидела около мирно спящего деда и размышляла. Его рассказ сбил меня с толку. Я уже свыклась с мыслью, что на деда напали дружки Калины, и появление нового лица в этой истории меня удивило. Потом я решила, что банда могла быть значительно многочисленнее, чем я предполагала и одним из ее членов вполне могла оказаться молодая девушка. Однако по мере рассказа у меня в голове стали зарождаться смутные подозрения, которые окрепли, когда дед описал внешность «журналистки». Она мне напомнила Галку! Как только до меня это дошло, я попыталась отбросить эту идею прочь. Галка в банде Калины? Бред! Но, помимо воли, в голову лезли мысли, которые вполне согласовывались с моими подозрениями. Во-первых, это могла быть совершенно другая банда, к Калине никакого отношения не имевшая. Во-вторых, Галкина внешность совпадала с внешностью «журналистки». Бандиты не намеревались оставлять деда в живых, она была уверена, что он никому не сможет описать ее, поэтому и не посчитала нужным маскироваться, не боялась показаться в своем истинном виде. В-третьих, Галка была достаточно умна и образована, что бы сочинить легенду о «журналистке». В-четвертых, она достаточно знала о нашей семье, что бы найти удачный предлог и проникнуть в квартиру. Правда, были некоторые нестыковки, которые мешали до конца поверить в Галкину причастность. Например, Галка прекрасно знала, что в квартире взять особо нечего. Хотя , это с какой стороны смотреть! Хорошо, а почему налет на квартиру не произошел раньше? Почему это случилось одновременно с началом охоты за сокровищами? Случайное совпадение? А может она явилась за дневником? Это более реальный повод для налета, но откуда она узнала о нем? Откуда? Я ей точно не говорила! Олег? Возможно! Он ей звонил и в разговоре похвастал, как ловко он сбежал от Калины? Однако, проверить это невозможно, Олег исчез и неизвестно, где его искать.

От этих путанных и противоречивых мыслей у меня разболелась голова. Тут открылась дверь, и медсестра жестом показала мне, что пора уходить. Я согласно кивнула, собрала вещи и тихо выскользнула в коридор. Дед, утомленный долгим разговором, так и не проснулся.

По дороге домой в голову пришла мысль, что я могла бы показать деду Галкину фотографию. Если он не узнает в ней «журналистку», с души свалится огромный камень. Мне так понравилась эта идея, так не терпелось посмотреть фотографии, что я заторопилась домой.

Ворвавшись в квартиру и на ходу сбросив туфли, я кинулась к шкафу. Вывалила многочисленные альбомы на пол, уселась тут же прямо на ковре и принялась их изучать. Изображений Олега было много, а вот хорошей Галкиной фотографии я так и не нашла. На большинстве из них изображение было слишком мелким и разглядеть лицо не представлялось возможным. Снимков крупным планом было всего два, но Галка стояла так неудачно, что виднелась только часть лица. Предъявлять их деду было бессмысленно, опознать по ним он никого не сможет.

Вконец расстроенная, я сидела на полу среди вороха фотографий и переживала из-за того, что провалилась такая прекрасная идея, когда затрещал дверной звонок. Причем, визитер не ограничился коротким нажатие кнопки, он давил на нее снова и снова, оглашая квартиру непрерывной сумасшедшей трелью. Занятая своими мыслями, я нехотя поднялась с пола и побрела в прихожую посмотреть, кто это там такой нетерпеливый. Подойдя к двери, я тихо спросила:

― Кто?

― Открывай, свои! ― раздался из-за двери раздраженный голос, и в следующую минуту в квартиру ввалился Олег.

― Ты откуда такой? ― выдохнула я, пораженная видом брата и от растерянности попытавшаяся два вопроса: «Ты откуда взялся?» и «Почему такой грязный?» совместить в одном. Вид у Олега действительно был необычный даже для человека, которому приходится прятаться от надоедливых кредиторов. А если принять во внимание, что брат был пижоном и всегда тщательно следил за своей внешностью, то грязная одежда, давно не мытая голова и заросшие густой щетиной щеки делали его просто неузнаваемым.

― Из Ольговки, ― бросил он, стаскивая с себя свитер.

Изумлению моему не было предела:

― Как ты там оказался?

― Может ты мне сначала пожрать приготовишь, а потом с вопросами приставать будешь? ― рявкнул брат, прошел в ванную и раздраженно шваркнул дверью, демонстрируя крайнюю степень недовольства.

Я уже все давно приготовила и теперь томилась на кухне, сгорая от любопытства, а Олег все еще плавал в ванной. Наконец, он появился на пороге, чистый, распаренный и облаченный в мой халат. Вид волосатых мужских конечностей на фоне веселенькой расцветки шелка был настолько комичным, что я не выдержала и прыснула. Брат ответил мне свирепым взглядом, но от комментариев воздержался.

― Выпить дай, ― отрывисто приказал он, усаживаясь за стол.

Я сбегала в комнату, принесла бутылку с остатками водки и поставила перед Олегом. Он молча наполнил стопку, одним махом опрокинул в рот и сразу же налил следующую. В другое время я непременно сделала бы ему замечание, что он много пьет и это плохо кончится, но теперь, видя его состояние, решила воздержаться. Не говоря ни слова, устроилась напротив, положила локти на стол и принялась терпеливо ждать, когда брат заговорит. Ждать пришлось меньше, чем я предполагала. Выпитая на голодный желудок водка, подействовала быстро, брат немного расслабился, и у него появилась потребность излить душу.

― Калину убили, ― сказал он, не отрывая глаз от тарелки.

― Как убили? Откуда знаешь? ― ахнула я.

― Откуда знаешь! ― передразнил Олег. ― Его на моих глазах застрелили!

Обычно, он не терпел, когда его прерывали и мстил за это демонстративным молчанием, но в данном случае шок от пережитого был так силен, что он не мог молчать.

― Мы возвращались из Ольговки.

― Как вы оказались там, да еще вместе? ― воскликнула я.

Олег нервно дернулся, раздраженный моим вмешательством, но взял себя в руки и пояснил:

― Мы ездили искать сокровища.

Тут уж у меня совсем ум за разум зашел и я взмолилась:

― Олег, не томи душу! Расскажи все по порядку!

― Расскажу, если прерывать не будешь, ― огрызнулся он.

Я часто закивала, показывая, что готова молчать.

― После того, как ты навестила его в мастерской и разболтала про сокровища, Калина бросился искать меня. Он обзвонил и объездил всех и, в конце концов, нашел у одной знакомой.

Перехватив вопросительный взгляд, небрежно сказал:

― Ты ее не знаешь.

Я действительно не знала всех подружек брата, потому что менялись они с необыкновенной быстротой. Несмотря на его отвратительный характер, женщины буквально липли к нему. Сам же он этими привязанностями не дорожил, принимал их как должное, и возле очередной подружки долго не задерживался. За последние несколько лет исключением стала Галина, связь с которой тянулась почти год. Правда, это не мешало Олегу заводить мимолетные интрижки, но он сам им значения не придавал, а Галина смотрела на них сквозь пальцы.

― Мы договорились встретиться в парке.

― В Кусковском, ― уточнила я.

Олега так удивила моя подсказка, что он даже не разозлился, что его опять прерывают.

― Ну да, в Кусковском. Мне совсем не хотелось раскатывать по городу и светиться, а это совсем рядом с домом. А ты откуда знаешь про парк?

― Я следила за Калиной.

Олег озадачено покачал головой, а я ободренная его мирным настроением, решилась сделать замечание:

― Как ты мог согласиться на встречу с ним? Знаешь ведь его подлый характер, он вполне мог в очередной раз подставить тебя и тогда вместо Калины ты в парке встретил бы парочку амбалов.

Олег раздраженно дернулся:

― Он сказал, что знает, как ликвидировать долг.

Я скептически хмыкнула, удивляясь доверчивости брата, но от комментариев воздержалась, опасаясь новой вспышки раздражительности.

― В общем, он предложил поехать в Ольговку и поискать клад. Сказал, что из своей доли я легко покрою долг и еще на жизнь останется, а ему деньги нужны, что б уехать из Москвы. Он не очень распространялся, но намекнул, что у него крупные неприятности и нужно на время исчезнуть. Мне предложение показалось стоящим, и я согласился. Только из этой затеи ничего не вышло. Дом разорен, от него одни стены остались, ход в подземелье завален, и чтоб его открыть, нужны не лопаты, а экскаватор. Копали мы, копали, потом плюнули и решили возвращаться домой. Мне идея уже разонравилась, и я решил было совсем от нее отказаться, но Калина уговорил меня поехать к нему, пару деньков отдохнуть, а потом опять в Ольговку вернуться. Ему деньги позарез нужны были и он от поисков отказываться не собирался. Когда к дому подъехали, уже темно было, фонари на улице горели. Калина высадил меня возле продуктовой палатки, сигарет и водки купить, а сам к подъезду поехал. Я когда треск за спиной услышал, сначала даже внимания не обратил. Это потом, когда девчонка, что рядом стояла, заверещала, я обернулся. Смотрю, а из темной «девятки» машину Калины из автомата поливают. Потом тишина наступила, «девятка» с места сорвалась и умчалась, а Калина около своей машины остался. Мы с девчонкой подбежали, он на асфальте лежит, а вокруг лужа крови. Девчонка побежала милицию вызывать, а я к станции метро рванул и к тебе поехал.

Олег выдохся и замолчал, я тоже молчала, ошарашенная неожиданной новостью. Совершенно некстати в голове возникла мысль, что я зря потратила столько сил, разыскивая Калину. Тут и Олег вспомнил о долге и сказал:

― Один я клад не найду, значит с долгом мне не рассчитаться.

― Нечего авантюрами заниматься, тогда и долгов не будет, ― буркнула я.

Замечание Олегу не понравилось, и он тут же рассвирепел:

― Я не авантюрами занимаюсь, а деньги стараюсь раздобыть.

― Есть более простой и безопасный способ получать деньги, ― устроиться на работу.

― Это ты можешь за гроши каждый день в офис таскаться, а я к этому не готов, ― не остался в долгу брат.

Раздражение нарастало, разговор грозил перерасти в скандал, и я поспешила погасить конфликт:

― Не злись! У нас обоих нервы сдают после всех этих событий. Ты мне лучше вот что скажи: ты Галке звонил?

― Ну, звонил! Один раз. А в чем, собственно, дело?

― Потом объясню! Когда ты ей звонил и что говорил?

― Когда звонил? ― задумался Олег. ― Да в тот день, когда в бега ударился. Сначала позвонил тебе, потом ей. Слушай, что за дурацкие вопросы?

― Это не дурацкие вопросы. Это очень важно! Ты говорил ей о дневнике, о кладе?

― Ну, говорил! Послушай, я ничего не понимаю!

― Это не удивительно! Что конкретно ты ей говорил?

― Да, ничего особенного! Предупредил, что исчезаю, рассказал хохму, как ребята купились на сказочку про сокровища. Мол, наплел им про бабкин дневник, про спрятанный клад, а они и уши развесили!

― А Галка что сказала?

― Галка? Да, ничего! Поохала, поахала! Ты, что, Галку не знаешь? Наташка, к чему эти вопросы? Галка тут при чем?

― При том, что среди грабителей, что к деду залезли, была женщина, очень похожая на Галку!

― Ой, перестань! Ну, что ты чушь порешь? У тебя на нервной почве бред развился! Галка ― грабитель! Скажешь же такое!

― Ты так говоришь, потому, что тебя здесь не было, когда вламывались в квартиру деда. Между прочим, он случайно остался жив и сейчас в больнице. Олег, я устала! Проблемы валятся одна за другой, а занимаюсь ими я одна, ― взмолилась я.

Олега мои слова не только не разжалобили, но привели в крайнее раздражение:

― Хватит ныть и так тошно. Скажи лучше, с дедом серьезно?

― Было очень серьезно. Сейчас стало лучше, он потихоньку поправляется.

― Тогда все в порядке! Чего ж ты психуешь?

― Потому, что кроме деда здесь еще куча проблем!

― Сестра, в жизни полно проблем, поэтому не надо волну гнать по пустякам! ― снисходительно бросил он, вышел из-за стола и через минуту из спальни донесся звук включенного телевизора.