После разговора с Герой на душе стало еще муторнее, и уже на полпути к дому я вдруг поняла, что возвращаться в пустую квартиру, где меня ждет одиночество, просто невыносимо. Недолго раздумывая, я развернулась и поехала к Даше на работу.

Даша была моей самой близкой подругой и неоценимым помощником. Она работала в одном очень солидном НИИ, созданном еще в стабильные советские времена. Первоначально он задумывался как учреждение, занимающееся исключительно научным изучением произведений искусства, но постепенно поле его деятельности расширилось. К помощи физических и химических лабораторий стали прибегать реставрационные мастерские музеев, у которых постоянно возникала нужда провести то микроанализ красочных пигментов для установления подлинности картины, то рентгеноскопию очередного полотна, «подозреваемого» в более позднем дописывании. Занимаясь оказанием технической помощи музеям, институт постепенно оброс собственными мастерскими и превратился в научно-реставрационный комплекс, в котором теперь можно и восстановить пришедшее в плачевное состояние произведение искусства, и любое исследование в лаборатории провести. Заведующей одной из таких лабораторий и была Дарья. В тех случаях, когда мне в руки попадало произведение искусства, подлинность которого вызывала сомнение, я обращалась к ней за помощью. Даша проводила необходимые исследования и выносила вердикт, которому я верила безоговорочно. Она была специалистом высокого класса.

Подругу я нашла в дальнем закутке, где она, пристроившись за столом, писала очередной отчет.

— Садись, скоро закончу, — не отрываясь от бумаг, махнула Даша рукой в сторону ближайшего стула.

Я покорно опустилась на продранное сиденье, сложила руки на коленях и замерла. Дарья написала несколько строк, потом вдруг подняла голову и тревожно спросила:

— Что случилось? Ты сама на себя не похожа.

— Неужели так заметно? — вяло откликнулась я.

— Другим, может, и не заметно, но я-то тебя хорошо знаю. Это ж надо! Пришла и сидит молча, словно сиротка. Рассказывай, что у тебя стряслось.

— По большому счету, ничего трагического. Просто получила по Интернету письмо, и оно меня расстроило.

— И что в нем было?

— Предложение. Требуют разыскать картину.

Дарья удивленно вздернула брови:

— Ты правильное слово употребила? Не просят, а именно требуют?

— Да, — хмуро откликнулась я и процитировала по памяти: «Поручаю найти картину Веласкеса «Христос в терновом венце», незаконно изъятую в 1924 году у княгини Екатерины Павловны Щербацкой. В расходах не лимитирую, в случае успеха гарантирую оченьщедрое вознаграждение».

— И что?

— А то! Не нравится мне это послание!

— Чем? — невозмутимо поинтересовалась подруга.

— Всем! — взвилась я. — Это не просьба и не предложение! Это приказ!

— Ну, ты преувеличиваешь! Не спорю, изложено очень сухо и лаконично. Можно было бы, конечно, написать и полюбезнее, но, возможно, автор письма человек деловой и не привык тратить время на пустые слова. Вот и ограничился только сутью.

— Деловой, говоришь? — фыркнула я. — Деловые люди не имеют привычки рассылать анонимные сообщения. Они обычно подписываются и оставляют координаты, по которым с ними можно связаться.

— А тут?

— А тут и близко ничего нет! Эта сволочь все свои данные закодировала. Вместо слов цифры проставила!

— Может, кто из подростков пошутил? — высказала предположение Дарья, но уверенности в ее голосе я не услышала.

— Ты сама-то хоть веришь в то, что говоришь? — раздраженно фыркнула я.

— Не очень. Язык письма явно не подростковый. Писал взрослый человек.

— Вот и я так думаю. И потом! Откуда этот «подросток» вообще обо мне знает? Где взял мой адрес? Никому постороннему я его не сообщала. Он вообще известен ограниченному кругу лиц. Только вот какая странность: я обзвонила их, и все они в один голос заявили, что ничего подобного мне не посылали.

— И какие у тебя предложения?

— Никаких. Одна неясная тревога.

— Так в чем же дело? — Дарья пожала плечами. — На мой взгляд, предложение просто классное. Тебя просят выполнить привычную работу за щедрое вознаграждение. О таком можно только мечтать, а ты психуешь.

— Все ты правильно говоришь, — тоскливо вздохнула я. — Только эта сволочь меня слишком хорошо знает… Просто отлично! Видишь, как он послание составил? «В расходах не лимитирую, в случае успеха гарантирую оченьщедрое вознаграждение». Разве я могу от такого отказаться? Да ни в жизнь! И он это отлично знает, гад!

— Почему «он»? А вдруг это «она»! — вяло возразила подруга.

— Да это я просто так сказала. Он, она… мне без разницы! Беда в другом… Можешь смеяться, но мне кажется, что это провокация.

Лицо у Дарьи вытянулось от удивления. Другой реакции от своей здравомыслящей подруги я и не ожидала.

— Можешь не смотреть на меня так! Сама понимаю, что выгляжу полной дурой. Но у меня нехорошее предчувствие, и ничего с этим я поделать не могу!

— Успокойся и объясни толком, — попросила Даша.

Я глубоко вздохнула, пытаясь обрести ровное состояние духа, и сказала:

— Мне кажется, что меня хотят втянуть в историю. Меня не покидает ощущение, что здесь что-то нечисто, и что именно по этой причине заказчик не оставил своих координат. А чтобы я не насторожилась и не отказалась, предложение сделали на таких замечательных условиях. Очень заманчиво. Никаких ограничений в расходах, щедрое вознаграждение по окончании работы. — Мой голос упал до шепота. — Да, кто-то слишком хорошо меня знает…

— А ты не усложняешь? — с сомнением произнесла Дарья. — Зачем так мудрить, если можно поступить проще? Например, встретить тебя ночью во дворе и покалечить? А то и вовсе убить?

— Знаешь, я над этим тоже думала. А может, такой путь для него слишком примитивен?

— Ты кого-то подозреваешь? — спросила Даша.

Я неопределенно пожала плечами.

— Павла Ивановича?

Ее предположение было настолько неожиданным, что я изумленно моргнула:

— Как тебе такое в голову могло прийти?

— Не знаю… но ведь пришло же.

— Павел Иванович? — протянула я и задумалась.

Бывший шеф был в моей жизни человеком, который многое для меня сделал. Попросту говоря, он подобрал меня, голенастую, худую и голодную, на Курском вокзале. В тот день моя мать привела в дом очередного хахаля. Они хорошенько выпили, пришли в игривое настроение, и ухажер, подзуживаемый моей развеселой мамашей, стал ко мне приставать. Мне это здорово не понравилось, и, не раздумывая долго, я треснула его подвернувшейся под руку разделочной доской, после чего сбежала. Идти мне было некуда, на улице стоял холод, и я отправилась на вокзал. Устроилась в зале ожидания на скамейке и задремала в тепле.

Павел Иванович появился в тот момент, когда пьяный хулиган волок меня за руку на улицу. Стояла глубокая ночь, в зале ожидания кто спал, кто делал вид, что спит, и в результате Павел Иванович оказался единственным, пожелавшим вмешаться в вокзальный скандал. Поскольку он никогда не ходил один, то сила оказалась на его стороне, и меня моментально оставили в покое. Впоследствии я не раз допытывалась, почему он не прошел тогда мимо, но ответ был всегда один: пожалел. Я в бескорыстную доброту тогда не верила и первое время держалась настороженно. Честно говоря, не ушла только потому, что податься было некуда. Ну, и еще потому, что меня там кормили. Первое время я ела без остановки и все не могла наесться досыта.

Павел Иванович держался хоть и доброжелательно, но отстраненно. Все больше молчал и присматривался. Прошло около месяца, прежде чем состоялся наш памятный разговор, который определил мою дальнейшую жизнь.

— Аня, мне нужна помощница. Предлагаю тебе ею стать.

— А вы кто? — растерялась я.

— Искусствовед. Занимаюсь антиквариатом и произведениями искусства.

— Значит, и я стану искусствоведом? — восхитилась я, в свои неполные шестнадцать лет не понимая толком значения этого красивого слова.

— Нет, — усмехнулся Павел Иванович. — Из тебя я сделаю специалиста… широкого профиля, если, конечно, ты окажешься старательной ученицей. Природные задатки у тебя имеются, но их нужно еще развивать. К тому же ты абсолютно необразованна.

Замечание меня задело, но спорить я не стала, поскольку свое образование я большей частью получала среди дворовой шпаны, где об антиквариате и подобных вещах и слыхом не слыхивали. Там были в ходу совсем другие ценности. Справедливости ради следует сказать, что Павел Иванович выполнил свое обещание. Он потратил на меня немало сил и многому научил. Ради той же справедливости следует отметить, что училась я с похвальным рвением и впоследствии помогла моему наставнику положить в карман не одну тысячу долларов, и это еще мягко сказано.

— Зря ты, Даша, на него нападаешь, — тряхнула я головой. — Мы с ним, конечно, расстались не лучшим образом, но в нашу последнюю встречу заключили перемирие. Он даже предложил забыть старые обиды и снова начать работать вместе. Я, кстати, обещала подумать.

— Ты ему веришь?

— Ну, он, конечно, тот еще хитрец, но такие трюки не в его стиле. Если дело не сулит прибыли, он и пальцем не пошевелит. Пакость ради пакости — не его амплуа! Его цель — живые деньги, а тут…

— Считаешь, у тебя есть тайный недоброжелатель?

Я утвердительно качнула головой.

— И он хочет устроить тебе западню?

Я кивнула в знак согласия.

— Ну, если ты такое подозреваешь, так держись от всего этого подальше. Просто проигнорируй сообщение, и все, — фыркнула Дарья.

Я удрученно вздохнула:

— Все правильно говоришь, подружка.

Как ни странно, моя покладистость подругу не успокоила.

— Что ты киваешь, как китайский болванчик? — вспылила она, раздраженно швыряя ручку на стол.

— Потому что ты абсолютно права! Не стоит мне влезать в это дело. В общем, я немедленно и навсегда выкидываю его из головы. Да будет так!

Даша помолчала, перевела дух и примирительно произнесла:

— Извини, нервы ни к черту. А что касается твоего решения, то, конечно, можно поступить и так. Только сдается мне, что ты просто сама себе накручиваешь. Все твои страхи надуманы, а реальность заключается в том, что тебе предлагают приличные деньги за работу, которую ты способна с блеском выполнить. И мой тебе совет — не мучайся дурью, приступай!

Давая обещание не ввязываться в авантюру с картиной, я не лукавила. Говорила искренне и свято верила в собственные слова. С этой уверенностью я добралась до дома и с ней же успела войти в подъезд. И тут зазвонил мой мобильник.

— Слушаю.

— Загляни в почтовый ящик, — прошептал мне в ухо бесцветный голос.

Несколько секунд я пребывала в растерянности. Просто стояла и тупо смотрела перед собой. Но потом, кое-как заставив себя, на ватных ногах одолела пять ступеней и подошла к ящикам. Замок негромко щелкнул, дверца распахнулась, и прямо мне в руки вывалился перетянутый резинкой продолговатый белый конверт. Я задумчиво взвесила его на ладони, немного поколебалась и решительно сдернула резинку. Внутри оказалось то, о чем я в принципе и думала. Пачка долларов. Совсем новеньких, будто только из типографии. И еще там была записка. Очень лаконичная. На голубоватом квадратном листке красным фломастером было небрежно начертано одно-единственное слово: «Аванс».

Я стояла с деньгами в руках, смотрела на них и не знала, что делать. Неожиданно за спиной хлопнула входная дверь и на площадке появилась пожилая женщина. Соседка, что живет двумя этажами выше. Она покосилась на меня и, не говоря ни слова, торопливо шагнула в лифт. Тут до меня дошло, как по-дурацки я выгляжу, стоя посреди площадки с пачкой денег в руках. Торопливо сунув доллары в сумку, я сорвалась с места и понеслась вверх по лестнице.

Не успела я вставить ключ в замочную скважину, как дверь квартиры напротив отворилась, и из нее стрелой вылетел коричневый таксенок. Заливаясь веселым лаем, он со всех лап кинулся ко мне и принялся самозабвенно дергать меня за штанину.

— Тутс, прекрати! — строго сказала появившаяся следом хозяйка.

Щенок даже ухом не повел и продолжал с упоением теребить мои джинсы. Правда, при этом хитрец не забывал косить плутовским глазом в сторону хозяйки, и стоило той сделать шаг в сторону, как он мгновенно спрятался за моей стоящей на полу сумкой. Высунув из-за нее лисий носик, таксик с любопытством следил за маневрами хозяйки, готовый в любую секунду сорваться с места и унестись вверх по лестнице.

— Хватайте его, — приказала соседка. — Он к вам ближе, мне не успеть.

Сунув ключ в карман, я подхватила не ожидавшего с моей стороны такой пакости щенка и протянула хозяйке.

— Иди к мамочке, негодник! — защебетала та, нежно прижимая к груди яростно выворачивающееся тельце.

Недовольный таксик в ответ коротко тявкнул и начал вырываться с удвоенной силой.

— Гулять хочет, — с умилением сообщила хозяйка и заспешила вниз.

Где-то на середине пролета она вдруг обернулась и сказала:

— Да, к вам сегодня приходили.

Я так и замерла в дверях:

— Кто?!

Сообщение мне не понравилось. Несмотря на обширный круг знакомых, тех, кто знал мой адрес и приходил в гости, можно было пересчитать по пальцам, причем только одной руки. А если уж быть совсем точной, таких имелось всего двое: Дарья и Герасим. Раньше, конечно, захаживал еще Павел Иванович, но, после того как мы с ним разбежались, он ни разу не нанес мне визита. С работы прийти не могли по той простой причине, что официально я нигде не трудилась. Из поликлиники? Так там даже карты моей не было, я благоразумно лечилась у частных докторов. Из ЖЭКа? Я и с ними принципиально дел не имела. И даже не потому, что их слесари и водопроводчики отъявленные халтурщики и вымогатели, а потому, что все они ужасные сплетники. Ходят по квартирам, все про всех знают и охотно делятся этой информацией с окружающими. А мне известность ни к чему! Предпочитаю жить в тени и без нужды не светиться.

— Так кто приходил?

— Понятия не имею, но Тутсик просто заходился от лая.

— Может, уборщица площадку мыла?

— Она вчера убиралась, значит, теперь придет только через два дня, — возразила соседка.

— Вы уверены, что это ко мне приходили?

— А к кому же еще? — изумилась она. — На площадке всего-то две квартиры: ваша да моя. Если не ко мне, значит, к вам.

— Да, конечно, — пробормотала я и торопливо шагнула через порог.

Оказавшись в квартире, первое, что я сделала, это уселась на стул рядом с входной дверью и пересчитала деньги. Сумма для аванса оказалась впечатляющей. Десять тысяч долларов!

«И как теперь быть? — тоскливо подумала я. — Если не собираюсь искать картину, значит, нужно немедленно вернуть деньги. А каким образом? Мне же ничего не известно об этом таинственном заказчике».

Я неуверенно посмотрела на доллары.

«А может, заняться? Все равно на ближайшее время нет никаких планов…»

Деньги всегда оказывали на меня магическое действие, поэтому неудивительно, что я невольно начинала просчитывать, что можно предпринять в этой ситуации. Процесс настолько увлек, что я не сразу сообразила, над чем ломаю голову. Очнувшись, я отругала себя, но какая-то часть меня осталась равнодушной к этой отповеди.

Посидев еще немного, я решительно встала и направилась в спальню. Заперев деньги вместе с запиской в сейф, сурово сказала самой себе:

— Вот так! Пускай полежат. Когда заказчику надоест ждать, и он даст о себе знать, тогда и сообщу ему, что этим делом я заниматься отказываюсь и деньги возвращаю.

На душе сразу полегчало, и я, довольная, что сумела найти выход, отправилась на кухню. Налив себе огромную чашку кофе, я вернулась в комнату и, забравшись с ногами на диван, затихла. Всю противоположную стену занимали стеллажи, и взгляд невольно заскользил по разноцветным корешкам. Некоторое время я предавалась этому занятию бездумно, но потом вдруг поймала себя на мысли, что уже добрых пять минут сверлю взглядом полку с альбомами репродукций. Рассердившись на собственную бесхребетность, я сердито фыркнула и отвернулась к окну. Но то ли пейзаж не особо впечатлял, то ли характер у меня действительно жидковат, только неожиданно для себя я вдруг отставила чашку в сторону и рванула к книгам.

Долго искать не пришлось. Библиотека у меня содержится в образцовом порядке, и поэтому глянцевая монография со строгой надписью «Диего Веласкес» нашлась сразу.

Стыдясь собственной слабости, я вернулась на диван и, прихлебывая кофе, углубилась в чтение. Сначала шла биография художника. Диего Родригес де Сильва Веласкес родился в Севилье в 1599 году. Отец — Хуан Родригес де Сильва, мать — Херонима Веласкес, оба принадлежали к небогатому дворянству… но о создании картины «Христос в терновом венце» в ней не было ни слова.

Вторая часть книги включала в себя репродукции, сопровождавшиеся подробным изложением истории создания каждой картины. В общей сложности было приведено двадцать восемь работ Веласкеса, но нужной среди них не оказалось. Из всего, чем я располагала, под название «Христос в терновом венце» подходила только картина «Распятие», изображавшая висящего на кресте Спасителя. На голове у него действительно имелся терновый венец, но рядом с репродукцией было дано четкое указание местонахождения картины: Мадрид, Прадо. И это короткое примечание сводило на нет все попытки рассматривать «Распятие» в качестве искомого полотна. И дело здесь было вовсе не в том, что название было другим, и экспонировался этот шедевр в одном из самых знаменитых музеев мира. Этот факт как раз не имел ровно никакого значения, потому что в вихрях войн и революций с произведениями искусства случалось всякое. Одни бесследно исчезали навсегда, другие через какое-то время возникали из небытия под иными названиями, третьи перекочевывали за границу и там становились украшением чьих-то коллекций. Проблема заключалась в моем анонимном заказчике. Если он был серьезно настроен найти эту картину, а именно так оно, по всей видимости, и было, раз очень весомый аванс за ее поиски был вложен без раздумий, значит, не мог не знать, что «Распятие» хранится в Прадо. И если, несмотря на это, он обратился ко мне, значит, «Христос в терновом венце» был абсолютно другой картиной.

Я подложила под спину подушку, устроилась поудобнее и попробовала порассуждать логически: «Что же это за картина, если ее не включили в альбом?.. Почему? Может, потому, что хоть она и дорога моему заказчику, но сама по себе не является шедевром?»

Нелепость такого предположения была настолько явной, что я невольно фыркнула: «Ага, как же! Да любой клочок с самым небрежным его наброском представляет сегодня огромную ценность. Ведь речь идет о Веласкесе! Никому не известная картина великого мастера? Тоже бред! Раз дается точное указание, кисти какого художника принадлежит полотно, значит, история создания картины абсолютна прозрачна, и в ней нет никакой тайны. Но что тогда?»

Я нервно заерзала, стараясь отогнать неизбежно напрашивающуюся мысль: «А может, такой картины вообще не существует? Может, она — всего лишь предлог, позволяющий втянуть меня в чью-то непонятную игру?»

Эта мысль посетила меня не впервые: подобные подозрения приходили в голову и раньше. Чувствуя, что начинаю паниковать, я сердито сказала себе: «Прекрати истерить и успокойся. Раскладов может быть множество, причем самых неожиданных. С картинами, как ты знаешь, порой происходят просто невероятные вещи. Случается, что хорошо известная картина долгие годы «живет» под чужим именем и с чужим авторством. И сколько таких историй! Поэтому не дергайся и не фантазируй, а лучше хорошенько подумай, какие шаги следует предпринять в сложившейся ситуации, раз уж она так тебя тревожит».

Мысль была здравой, и я не стала упрямиться. Тем более что по жизни мне не свойственно впадать в панику. По крайней мере, я так считала до тех пор, пока неожиданно не затрещал дверной звонок. Противный резкий звук прокатился по квартире и, хлестнув по нервам, заставил вздрогнуть.

«Интересно, кто бы это мог быть? — пронеслось в голове, и мне вдруг почему-то стало зябко.

Вжавшись спиной в диванные подушки, я не находила в себе сил двинуться с места. Прошла минута, и звонок снова залился длинной, требовательной трелью. Пронзительная трель вывела меня из оцепенения, и я вдруг поймала себя на том, что сижу вытянувшись в струнку и напряженно смотрю в сторону прихожей. Разозлившись на собственную трусость, я заставила себя слезть с дивана и, беззвучно ступая босыми ногами по паркету, на цыпочках приблизилась к двери. Заглянуть в глазок я побоялась, памятуя о том, чем иногда заканчиваются подобные неосторожные поступки, поэтому просто замерла рядом с бронированной плитой, настороженно прислушиваясь к звукам на площадке. Оттуда не доносилось ни малейшего шороха, и от этого я еще больше занервничала. Возможно, я так и простояла бы до второго пришествия, не решаясь открыть дверь, только вдруг послышалось громыхание нашего допотопного лифта. Клацнула открывающаяся дверь, раздался задорный лай Тутсика, и послышался увещевающий голос его хозяйки:

— Успокойся, детка, не злись. Сейчас покушаем, поспим и снова пойдем гулять…

Быстро откинув цепочки, я просунула голову в узкую щель и огляделась. Никого, кроме соседки с ее непослушным питомцем. Похоже, видок у меня был еще тот, потому что хозяйка Тутсика замерла на месте и, крепко прижав к груди изворотливого малыша, внезапно севшим голосом просипела:

— Что-то случилось?

— Показалось, что в дверь позвонили. Вы по дороге никого не встретили? — смущенно пролепетала я.

Все еще глядя на меня круглыми глазами, она отрицательно помотала головой. Не желая провоцировать лишние кривотолки, я ободряюще улыбнулась, всем своим видом демонстрируя, что ничего необычного не произошло, а если ей чего и мерещилось, так я здесь абсолютно ни при чем. Уловка не сработала, и, медленно отступая к своей двери, соседка неуверенно пояснила:

— Внизу — никого, а наверх мы на лифте ехали.

«Могли в это время сбежать по лестнице, а могли подняться этажом выше», — мрачно подумала я, но проверять правильность своей догадки почему-то не хотелось. На всякий случай я еще раз лучезарно улыбнулась, и уже собралась было захлопнуть дверь, как соседка вдруг удивленно воскликнула:

— Ой, а это что?

Я проследила взглядом за ее пальцем и рядом со своим половиком увидела сложенный пополам лист бумаги. Он преспокойно лежал в стороне, у самой стены, и, если бы не глазастая соседка, я бы его и не заметила.

— И часто вам письма под двери подбрасывают? — подозрительно равнодушно поинтересовалась хозяйка Тутса.

— Пошутил кто-то. Поклонников тьма, вот и изощряются, — хмыкнула я, схватила записку и захлопнула дверь перед носом изнывающей от любопытства соседки.

Читать начала прямо в прихожей. Блокнотный лист в клеточку был исписан неровным, торопливым почерком: «Картину искать не нужно. Если ввяжетесь, потом горько пожалеете. Человек, затеявший все это, — подлый и беспринципный негодяй. Держитесь от него подальше, здоровее будете».

— Интересное кино, — промычала я, в третий раз перечитывая текст. — Кто-то всерьез озабочен моей судьбой и хочет уберечь от непродуманных шагов. Спасибо ему за это огромное, жаль только, что и он не подписался.

Сунув письмо в карман, я побрела в комнату. Странная складывалась ситуация: совершенно неожиданно и помимо моего желания в мою жизнь вошли два незнакомых человека. Один предлагал работу и деньги, другой отговаривал, но обоих объединяла общая черта — и тот и другой не хотели играть в открытую.

Оставаться один на один с такими мыслями было тягостно, и я набрала Дашин номер. Конечно, ничем конкретно подруга помочь мне сейчас не могла, но облегчение принес бы даже просто звук ее голоса. К сожалению Дарьи на месте не оказалось, трубку взяла лаборантка и, не скрывая переполнявшей ее радости, весело сообщила:

— А заведующей сегодня уже не будет. У них газовые трубы меняют, и она поехала домой.

Поблагодарив за информацию, я начала названивать подруге. Но увы, к телефону на том конце никто так и не подошел.

Разочарованно вздохнув, я отошла к окну и бездумно уставилась на крыши домов. Открывающийся из моих окон вид мне очень нравился, я, честно говоря, и квартиру-то эту купила только потому, что всегда мечтала жить в старинном доме, стоящем в тихом московском переулке. Потомившись немного, я снова вернулась к телефону и набрала номер Герасима. Он, конечно, не Даша, но и с ним можно поговорить, тем более что у меня уже не было сил находиться в пустой квартире наедине со своими осточертевшими мыслями. Мне остро требовалось услышать живой дружеский голос, но, к сожалению, и этот звонок оказался неудачным.

— Интересно, где это его носит в середине дня? Когда не надо, безвылазно сидит перед своим компьютером, а тут… — сварливо бормотала я, вслушиваясь в несущиеся из трубки гудки.

Настроение все не улучшалось, и я занялась аутотренингом, повторяя себе, что ничего страшного пока не случилось, а тому, что происходит, удивляться не следует. Что подобные вещи неизбежно возникают в процессе работы, если занимаешься таким бизнесом, как мой. А если уж на то пошло, то случались со мной истории и пострашнее анонимных писем… В общем, я очень старалась, но успокоить себя мне так и не удалось… И тогда, не придумав ничего лучшего, я снова потянулась за монографией с репродукциями.

— Выпущена в тысяча девятьсот девяносто пятом году издательством «Мир живописи». Автор текста — Виктор Бардин. На момент выпуска книги издательство располагалось в Новопетровском переулке. Если оно еще существует, тогда можно бы наведаться и задать несколько вопросов, — бормотала я, скрупулезно изучая выходные данные книги.

Мысль мне понравилась, и, не откладывая дело в долгий ящик, я начала действовать. Первым делом позвонила в городскую справочную. К моей огромной радости, оказалось, что издательство не обанкротилось, не растворилось в воздухе, а благополучно существует по сию пору и находится все по тому же адресу. Захлопнув книгу, я бодро направилась к платяному шкафу. В голове созрел план действий, и мне не терпелось приступить к его воплощению в жизнь.