В три часа Джеймисон вошел в отель «Гранд Хайят», чтобы позвонить Блевинсу. Фойе было заполнено регистрирующимися гостями, некоторые сидели в креслах, а два японца ждали консьержку. Никто не производил впечатления врагов. Просто люди, занимающиеся повседневными делами в неимоверно далеком от Джеймисона мире. Вызывали подозрение только мужчина и женщина, похожие на влюбленную парочку. Одетые в деловые костюмы, они, ожидая лифта, стояли слишком близко друг к другу, хотя демонстрировали всем, что не знакомы. Мужчина, разговаривая с женщиной, смотрел в сторону, а она, хихикая, смотрела вниз. Но угрозы Джеймисону они не представляли и оставались на экране его подсознательного радара каких-нибудь пару секунд.

Он прошел мимо небольшого ресторана к телефонам в конце помещения, не заглядывая в ресторанчик, поскольку там было слишком много посетителей. Их лица пришлось бы сразу тщательно изучить, и любой мог сразу его узнать. Он игнорировал звон бокалов и взрывы смеха, потому что они напоминали ему о встрече с Мелиссой в баре «Джонах» в тот вечер, что перевернул всю его жизнь. Теперь Мелисса под арестом, агент, приставленный к ней для охраны, убит, она, вероятно, в не меньшей опасности, чем он, а сам он без работы и в бегах. Какими бы ни были возникшие в последние дни трудности, эти перемены были хорошими, потому что Мелисса снова вернулась в его жизнь. По крайней мере вернулась бы, если бы ему только удалось ее найти.

Он позвонил Блевинсу по телефону, который тот дал ему, будучи уверенным, что это телефон-автомат. Блевинсу нравилось быть в деловом районе, когда он разговаривал конфиденциально.

– Алло, – ответил Блевинс запыхавшимся голосом.

Джеймисон огляделся, чтобы убедиться в том, что он все еще один.

– Все в порядке?

– Да, да. Со мной все в порядке. Я просто устал, уходя от бригады наружного наблюдения ФБР.

– Как? Они за тобой следят?

– Не очень-то удивляйся. Я под подозрением, так же как и ты. Почему бы им не следить за мной?

– Можно было догадаться. Ты нашел Мелиссу? Она в безопасности?

– Да, ФБР отдало ее в распоряжение судебных чиновников. Они будут за нее в ответе до предъявления ей обвинения.

– Ты говоришь это так, словно я должен успокоиться.

– В сложившейся ситуации это хорошая новость. С ней будет все в порядке. Уверен.

– Да, правильно. Она арестована и ждет суда, так что, извини, я не могу разделить твоей уверенности.

– Доверься системе, Питер. Они мало что могут предъявить ей. Может, небольшое нарушение правил обращения с секретным материалом, небольшое хакерство, но ничего такого, что могло бы отнять у них много времени.

– Что она им уже сказала?

– Из того, что мне удалось узнать, то же самое, что ты мне рассказал о «Диллон». Но агенты не поверили ни единому слову.

– Почему?

– Потому что это всего лишь слова, Питер. У нее нет доказательств. Уверен, ее обвинения в коррупции на высоком уровне звучали нелепо.

– А почему бы им не проверить ее данные? Они могли бы позвонить Драммонду.

– На этот вопрос я ответить не могу. Интересно то, что при ее допросе присутствовал представитель Управления национальной безопасности. Он потребовал, чтобы они не распространяли в какой бы то ни было форме полученную от нее информацию. Ни слова. Даже если бы утверждения Мелиссы не могли быть правдой. По его словам, эти сведения составляют особо важную государственную тайну.

– Это нормально, что УНБ действует таким образом?

– Вообще-то необычно, и это заставило меня подумать о не менее необычных путях поиска ответа. Я встретился с приятелем в Лэнгли, он в тамошней иерархии занимает не последнее место. Мы с горечью вспоминали былое, поговорили о том, что негативно воздействует на ФБР и ЦРУ, просто для того, чтобы поддерживать разговор и не молчать. Потом я задал ему твой вопрос: есть ли в ФБР не поддающиеся контролю люди?

– Круто. И что он ответил?

– Сначала попытался уклониться. Очень не хотел. Но я проявил настойчивость, пока наконец он не выдал весьма странную информацию. Просто не верилось. Но он, казалось, не обращал внимания на то, что говорил.

– Во что не верилось?

– В нечто довольно ненормальное. Получается, что давно – когда это началось, неизвестно – некий богатый бандит из Белтвея с обширными связями сформировал отборную группу политиков и военных, потом обеспечил им возможность действовать тайно, что называется, без шума и пыли. У них был своего рода секретный фонд.

– Что ты хочешь сказать? Америка использует наемников?

– Черт побери, Питер, я просто не знаю. Сам раздумываю над этим, основываясь на примерах, которые привел мой приятель из ЦРУ.

– Какие точно? Что-нибудь особенное?

– Поначалу мне так не казалось. Но я давно знаю его, и стоило парня разговорить, как информация начала литься из него прямо-таки ручьем. Одна история вела к другой. Эти ребята всю жизнь пичкают себя большим количеством секретов и любят разглашать их, когда для этого предоставляется возможность.

– И что же он сказал?

– Ты готов это выслушать? Он сказал, что эти денежные ребята добились того, что в Иране удерживали наших заложников до тех пор, пока чаша весов в президентских выборах не перевесила в нужную сторону. Они финансировали «контрас» после того, как Норту дали по рукам, заручились сотрудничеством таких уголовников, как Норьега и Фердинанд Маркос, и поставляли в Иран оружие.

– Ух ты! И что же ты?

– Ничего. Послушай, он начинал входить в роль, рассказывая мне о поставках оружия Саддаму Хусейну перед его вторжением в Кувейт. Об этом никогда не сообщалось ни в одном государственном балансовом отчете, а Джордж Буш никогда не признавался в этих поставках, даже после того как Джордж У. направил туда войска, чтобы воевать с людьми, этим же вооружением и оснащенными. Он спросил, откуда на все это, по моему мнению, брались деньги.

– Это все он рассказал?

– Да, и еще много чего. Черт побери, он говорил почти час, раскрывая детали того, как в фонд дождем лились деньги из совершенно неожиданных источников. Министерство обороны превратило в лом все сто десять своих ракетных комплексов «Атлас» за три года вместо планировавшихся пятнадцати. Эта программа была полностью профинансирована с самого начала, так что быстрая остановка проекта означала…

– Здесь задействованы большие деньги.

– Точно. Но вот в чем загвоздка. Когда я спросил его о «Вомбате», он сказал, что компании, подобные «Диллон», являются составной частью военно-промышленного комплекса, о котором говорил Эйзенхауэр.

Из туалета вышли трое мужчин, и Джеймисон запомнил их лица, потом сравнил их с теми лицами, что отложились в его памяти за сегодняшний день.

– Какую оценку он дает военно-промышленному комплексу в целом?

– Я не очень уверен… Думаю, он считает противоправным сотрудничество между военными и деловыми кругами США. Из того, что он сказал, я определил бы «деловые круги» как нечто весьма узкое. Возможно, он имел в виду фирмы, выполняющие оборонные заказы.

– У этих-то должны быть серьезные побудительные мотивы.

– Еще бы. Он сказал, что с 1980 по 1990 год эти подрядчики угробили десять миллиардов – миллиардов! – долларов для финансирования военно-морскими силами закупки самолетов, которые так и не были приняты на вооружение. Это «Ф-14Д», «АДВКАП», «Ф-12», «Авенджер», «Ф-6Ф».

– Меня удивляло, как эти программы могли выжить. Так ты веришь этому парню?

– Думаю, что да. Хотя не хочется. Скажу тебе еще кое-что. Ему казалось, этот фонд – дело хорошее, единственная возможность для страны оставаться мощной державой. Он у нас пламенный патриот.

– Шутить изволишь?

– Вовсе нет. Не забывай, что ребята из Спуквиля весьма цинично относятся к общественному мнению. Это отрицательно сказывается на их решениях, когда нужно выбирать наиболее выгодный вариант. Они-то уж не ошибутся и выберут тот вариант, который сулит им хороший кусок от пирога американского бизнеса. Именно поэтому они поддержат чуть ли не любую фирму, предлагающую любой проект, который обеспечивает им достижение собственных целей.

– Ты можешь вернуться и вытянуть из парня еще что-нибудь?

– Сомневаюсь. Когда он замолчал, то понял, что зашел слишком далеко. Но добавил еще кое-что. И ты имеешь полное право принять это на свой счет. Он сказал, что любой человек, вознамерившийся противостоять ребятам из фонда, должен быть хорошо информированным, безжалостным и неуязвимым.

– Великолепно. Мне нравится, когда люди гиперболизируют грозящую мне опасность.

– Он сказал это не для того, чтобы оскорбительно отозваться о твоих способностях, Питер. Я ему о тебе ничего не говорил. Он был на сто процентов уверен, что любой человек, бросающий вызов этим ребятам, должен понимать, что в ближайшее время будет убит. И это случится еще быстрее, если он недостаточно хорошо подготовлен профессионально. Многие годы ходят слухи о том, что кто-то пытается возглавить эту милую группку, свергнув руководящий состав, который превратил нынешнее руководство в параноиков и крайне опасных людей. Они чувствуют угрозу со стороны Мелиссы и ее «Коалиции», так что у тебя есть еще одна реальная причина беспокоиться за свою жизнь.

– Я не бросаю вызов этим ребятам. Меня не интересует их маленькое братство. Я всего лишь пытался сохранить несколько рабочих мест, вот и все. А теперь пытаюсь вернуть Мелиссу. Все просто. – В голосе Джеймисона звучали нотки слабости, и это ему было крайне неприятно. – Но если им нужна драка, я готов.

– И это тебе, по-видимому, понадобится. Он сказал в конце разговора, что руки у ФБР достаточно чисты, хотя и не ясно, что это значит. Ты, как и я, можешь только догадываться. Но однажды ему стало известно о группе гнусных агентов, которые действовали в федеральном округе Колумбия. Думаю, речь идет о вашингтонском управлении ФБР, о штаб-квартире ФБР и о балтиморском управлении ФБР…

– И Квонтико! Ты говорил, что вчера узнал их агента в кабинете Сакетта. Он был из Квонтико, из группы спецопераций и аварийно-спасательных работ, помнишь? Тебе что-нибудь известно о том, почему его подключили к расследованию?

– Пока нет. Но я, как и ты, думаю. Я позвоню в штаб-квартиру, как только мы закончим разговор. Узнаю подноготную о нем и об убийстве Дэвидсона. Появление в нашем управлении агента по спецзаданию и на короткое время не является чем-то необычным, но, как правило, это случается по заявке начальника отдела спецагентов или когда речь идет о расследовании дела, в котором этот агент уже был занят. Не вижу, как это можно увязать с нашим случаем. На вас с Мелиссой до вчерашнего дня даже дела не заводили. Возможно, вы оба вписались в какое-то дело, которое у него уже было открыто.

– Либо так: Сакетт сам является участником. Независимо от того, как это дело понимаешь ты сам, мне все равно очень жаль, что Мелисса схвачена.

– Попытайся не беспокоиться. Если бы они хотели убить ее, то сделали бы это во время перестрелки у ее конторы. Раз уж они ее арестовали, то ей особо ничего не грозит. Так мне кажется, во всяком случае. Думается, они держат ее для того, чтобы поймать тебя либо в результате углубленного анализа информации, которую она сообщает в попытке защитить тебя, либо, если они ее отпустят, через слежку за ней. В любом случае наилучшее, что ты можешь сделать, оставаться ради нее в тени, пока все не кончится.

– Совет неплохой. Но пребывать в таком состоянии отвратительно, и следовать ему я не стану. Я верну Мелиссу. Помоги, если можешь, я намерен сражаться за нее.

– Я знал, что ты именно так и ответишь, но хотелось еще раз в этом убедиться. Конечно, я помогу. У тебя уже есть план действий?

– Существует мало вещей, которые я могу сделать, за исключением посещения правительственного учреждения с письменным требованием выкупа и бомбой.

– Шутишь, правда? Насчет бомбы?

– Только слегка. На самом деле есть секретарша по имени Шарлотта, которая имеет возможность отслеживать то, что происходит в кабинете Кейси, если бы у меня была возможность до нее добраться. Мне хотелось бы знать, чем занимаются сотрудники службы безопасности «Диллон», потом брать их по одному и получить от каждого необходимые мне сведения.

– Неплохая идея. Ты где остановишься?

У Джеймисона сработал внутренний сигнал тревоги. Только что он увидел лицо человека с чертами, соответствующими тем, что хранились в его мозговом банке данных. Ему потребовалось пару секунд на то, чтобы произвести сравнение, а сейчас лицо пропало. Куда этот человек делся?

– Мне пора идти, Рич. Помнишь гостиницу, в которой вы с Элейн останавливались на новогодний вечер три или четыре года назад? Я буду там, если у них есть свободные номера, под именем… под именем твоего кота.

– О'кей. Я позвоню вечером в одиннадцать. Будь на месте, черт побери, а то я подумаю, что ты уже убит, и возьму на себя заботу о Мелиссе.

– Спасибо.

Начальник отдела спецагентов Сакетт говорил громко, подобно тому как делал это во время ленча и обеда, поясняя самому себе: мол, давно пора разобраться, что на самом деле происходит.

– О'кей, – произнес он, еще раз просмотрев личные дела агентов. – Первое – дело убитого агента из Квонтико, потом его партнера, страшилы Пейта. Что не так в послужном списке убитого? Явно какая-то мелочь, какая-то очень простая вещь. Не спеши, Сакетт, соберись.

В досье агента не нашлось ничего необычного, и Сакетту было очень трудно понять, почему штаб-квартира не хотела выдавать парня. Они держали его под замком, пока Сакетт не явился туда лично и не сунул свою заявку прямо в морду клерку. К этому времени он уже был на таком взводе, что все присутствующие в кабинете люди, кроме одного, попрятались. Едва двигающийся клерк наконец выдал ему требуемое дело.

В деле содержалась вся информация, которую он и ожидал там встретить: проверка правильности сообщенных биографических данных, записи о присвоении очередных званий, пара писем типа «ну и говно», опровергнутых несколькими письмами типа «вот молодец». Восемь лет службы в ФБР, и все из них в Квонтико. Неясно, почему он оставался там и после рассчитанного на шестнадцать недель курса подготовки новобранцев. Остальные его задания ограничивались временным исполнением обязанностей. За свои двадцать шесть лет службы Сакетт ни разу не встречался с агентами, которые постоянно получали только временные задания, но теперь ФБР изменилось, и подобные курьезы удивляли его все меньше.

Читая досье по третьему кругу, наконец обнаружил то, на что надеялся наткнуться. В деле ничего не упоминалось о возложении на этого агента обязанностей по расследованию конкретных дел. Не было ни одного упоминания об арестах или осуждении. И ни одной перекрестной ссылки секретаря по индексированию на номера дел. Ничего. Получалось, человек прослужил восемь лет в ФБР, ни разу не расследовав ни одного преступления. Покачивая головой, Сакетт поднял трубку и позвонил в училище:

– Соедините меня со специальным агентом Уорденом.

Ожидая, Сакетт думал об Эймосе Уордене, с нетерпением хотел услышать голос старого товарища и надеялся, что сможет узнать от него что-нибудь. Они жили в одной комнате в общежитии во время прохождения курса агентов-новобранцев, потом вместе были назначены в вашингтонское управление. Пять лет назад, во время налета на клуб байкеров в предместье Хьюстона, Уордена ранило в живот. Рана хорошо зажила, и теперь он жил при училище Квонтико, готовил группы для работы в области специальных видов вооружения и способов их применения (СВАТ), которые периодически создавались из офицеров различных подразделений ФБР.

– Уорден, – прогромыхало в трубке.

– Эй, эй, побереги мои уши.

– Билл! Как поживаешь, черт побери?

– Я нормально, а ты?

– Я? Будь оно все проклято, я вконец измучен тяжким трудом.

Сакетт откинулся на спинку кресла.

– Разумеется, Эймос. Но не забудь, что я тоже провел некоторое время в Квонтико и очень хорошо представляю, насколько тяжек там труд. Ты не в баре был?

Уорден не убавил громкости.

– Никакого бара. Сегодня вечером тут собралась целая компания ребят из Национальной академии, а я спасовал. Даже в самом начале вечера для такого парня, как я, обстановка здесь слишком напряженная, чтобы получать от нее хоть какое-нибудь удовольствие.

– Почти ничего не изменилось?

– И не изменится. Эти копы думают, что знают все о полицейской службе, а наши ребята играют на своем поле и слегка щеголяют своими более высокими должностями и жалованьем. Собирать вместе эти две группы в небольшом баре со скидками на выпивку всегда было абсурдной идеей.

– Да, ты прав.

– Конечно, я прав.

Сакетт склонился над столом, отодвинул досье в сторону, чтобы можно было прочитать полностью имя и фамилию агента, обозначенные на ярлычке.

– Послушай, Эймос, у меня убит агент…

– Да, я знаю. Мне сообщили сразу же, как это случилось. Страшная трагедия. Хорошо, что у него хоть семьи не было, нет скорбящей вдовы.

– Ты его знал?

– Знал, черт побери. Я его готовил. Хороший полицейский. Не такой хороший, как его напарник Пейт, но тем не менее агент превосходный. Умелый, умный, находчивый…

– И мертвый.

– Увы.

– Чем он занимался в Квонтико? Группа спасения заложников?

Уорден рассмеялся, несколько громковато для своей профессии.

– Нет. У него был слишком независимый характер, чтобы работать в ГСЗ. Слишком индивидуален, почти не приспособлен для работы в группе. Ему даже не нравилось то, что ему назначили Пейта в качестве напарника. Потом-то они подружились…

– Так чем же он занимался?

Последовало несколько секунд молчания, что было необычным для говорливого Уордена.

– Извини, Билл. Этого я не могу тебе сказать.

– Не вешай мне лапшу на уши. Я не в настроении.

– Тогда верни себе настроение или задай свой вопрос кому-нибудь другому. Я помочь тебе не могу. Ты, надо полагать, уже знаешь, что эти ребята работают по программе «Группа-1». После стрельбы служба безопасности ужесточила режим. Больше сказать ничего не могу.

– Кто давал указания по усилению режима секретности? Скажи хотя бы это. Я со своими вопросами пойду к нему.

Уорден прочистил горло.

– Ну, черт возьми… Один из помощников директора. Но который из них – я тебе не скажу. Почему ты пристал ко мне? И кто это так тебя взвинтил?

– Кто взвинтил? Черт бы тебя побрал, Уорден! Здесь творится беззаконие, и я обязан разобраться, в чем дело.

– В таком случае я в самом деле не могу тебе помочь. И пока мне что-то известно, я могу сказать тебе что-то такое, отчего ты так разозлишься, что обделаешься.

– И что же это?

– Другим агентам, принимавшим участие в задержании Корли, было дано указание ничего тебе не говорить. Как и никому другому.

– Не говорить? Пусть только попробуют не говорить! Я отберу у них удостоверения! Черт, они будут наказаны за то, что чинят препятствия расследованию уголовного дела. Плевать я хотел на то, что они агенты.

Уорден хихикнул, словно кто-то отпустил скабрезную шутку в присутствии женщин.

– Я знаю, что ты это сделал бы, если бы только мог, но истина в том, что ты не можешь. Приказ пришел сверху. С верхнего этажа. Мой босс, их босс… твой босс, их приказы игнорировать нельзя. Кроме того, они снимают обвинения в шпионаже с Питера Джеймисона, так что и расследования, которому могли бы чинить препятствия агенты, не будет. Не будет предъявляться обвинение и Корли. И никто из них не будет подвергаться преследованиям. Ты, вероятно, узнаешь об этом утром.

– Откуда тебе-то известно?

– Ну, ну, Билл. Не высокомерничай.

– Что?

– Ты, случалось, проворачивал такое и раньше и вложил свою долю в это дело. Так что не прикидывайся, будто не занимался этим, хотя бы передо мной. Мы были заодно в самом начале, помнишь? Сколько лет прошло – двадцать? Двадцать пять?

– Я тогда не понимал, что поступаю плохо.

– Врешь.

Сакетт беспокойно заерзал в кресле и еще раз проверил, что разговор идет по непрослушиваемой линии связи.

– Почему ты это делаешь?

– Я пытаюсь спасти тебе жизнь, вот почему. Не заставляй меня уничтожить тебя. Ты знаешь слишком много, чтобы позволить тебе крутиться на этом свете.

Послышался щелчок, и линия замолчала. Сакетт долго пребывал в замешательстве и легком беспокойстве. Наконец чувство неудовлетворенности заставило его снова взяться за трубку. Он набрал номер домашнего телефона Блевинса, оставил запись на автоответчике и послал сообщение на пейджер.

* * *

Блевинс прочитал сообщение на пейджере, когда ехал по своей улице, направляясь домой впервые после того, как послал Роберта Дэвидсона подобрать Мелиссу. Неужели это было всего лишь вчера вечером? Казалось, прошла целая неделя. А может, и больше.

С ответом он подождал до того, как вошел в дом.

– Это Блевинс, соедините меня с Сакеттом.

Абсолютная тишина на линии напомнила Блевинсу о том, что в дальней комнате медленно вращается катушка большого магнитофона, который записывает все поступающие сообщения. Наличие магнитофона никогда не беспокоило Блевинса, но и о том, что он есть, Блевинс не забывал.

Голос Сакетта звучал так, словно он еще до разговора был на взводе.

– Блевинс, я собираюсь работать сегодня допоздна. Буду заниматься твоим служебным расследованием, делом по обвинению Джеймисона в шпионаже и, черт бы все это побрал, всем, что касается этих проблем. Надо поговорить. Когда ты сможешь подойти?

Блевинс провел большую часть второй половины дня, тайком пробираясь в штаб-квартиру и так же тайно покидая ее, и знал, что ФБР закрывает дело по обвинению Джеймисона. Это известие его порадовало, хотя проблем у Джеймисона от этого не убавилось бы. Наоборот, если только он потеряет бдительность.

– Я в часе езды от вас. Это нормально?

– Приезжай побыстрее, если сможешь. Думаю, ночь предстоит длинная.

Блевинс повесил трубку и пошел, чтобы на скорую руку принять душ и переодеться, размышляя над тем, что сегодня узнал, и о том, что из этого уже известно Сакетту.

Он воспользовался услугами всех, кто был ему хоть чем-нибудь обязан, чтобы получить необходимую информацию. Он узнал, что Джеймисон имел доступ как минимум к одному контракту, но о деталях не имел понятия. Впрочем, Джеймисон был жив, по крайней мере несколько часов назад. Агент, который убил Дэвидсона, вернулся в Квонтико, Мелисса чувствовала себя хорошо в Федеральном центре заключения. Все могло быть значительно хуже.

Он оделся, взял свой пистолет, изъял магазин, снял пистолет с предохранителя и выбросил неизрасходованный патрон на кровать. Потом проверил затвор, пересчитал патроны, оставшиеся в магазине, и вставил магазин. Перезарядил пистолет, вынул магазин и добавил в него еще один патрон, поставив пистолет на боевой взвод. Этот порядок он установил еще во время войны и никогда не менял его. Всякий раз, когда пистолет оставался вне поля его зрения, он обязательно перезаряжал его, прежде чем положить в кобуру. При всех прочих неопределенностях ему не хотелось сомневаться в боеготовности своего личного огнестрельного оружия.

Кейн всегда пользовался районной аптекой на углу Четырнадцатой улицы. Копировальное устройство находилось у дальней стены и плохо просматривалось. Но оно, что ни говори, было устройством общедоступным, и это снижало полезность любых улик при анализе типа бумаги или тонирующего вещества в тех случаях, когда копии обнаруживались и связывались с преступлением.

Кейн опустил свои четвертаки и скопировал весь материал для Джона Батлера. Он сделал два экземпляра на тот случай, если Батлер по каким-то причинам не справится с работой и вместо него придется использовать другого человека. Сомневался, что такое случится, но вероятность существовала. Кейн не собирался недооценивать Питера Джеймисона второй раз и выглядеть таким же глупым, как человек, пытавшийся застрелить его после встречи с сенатором Драммондом.

Большой конверт и ленту он купил, не снимая шоферских перчаток. Затем поехал в вашингтонский аэропорт имени Рональда Рейгана и прошел прямо к билетным кассам авиакомпании «Дельта». Там в коридоре отыскал скамью, которой они пользовались и раньше. Это место с большого расстояния не просматривалось, так что наблюдать за тем, что он делает, издалека не было возможности. Для слежки человек должен был находиться поблизости, а это означало, что место для тайника выбрано правильно.

Конверт лежал в портфеле вместе с кусочком замазки. Кейн сунул руку в перчатке под конверт, вынул его, приклеил к скамье снизу. Осталось поставить сигнал закладки тайника.

Кейн направился по основному коридору в толпе до места, где пол имеет небольшой наклон. Поднимаясь вверх, он сунул руку в карман и выжал на кончики пальцев небольшое количество вазелина из тюбика. Двигаясь вперед, скользил рукой по брусу перил, пока не дошел до нужного места прямо под висящим над головой указателем. Здесь он провел пальцами в вазелине вдоль алюминиевого бруса перил, оставив там толстое пятно геля длиною в один фут.

Самолет прибыл в восемь восемнадцать, и Батлер вышел из него первым. Он воспользовался одним из преимуществ первого класса, где, как правило, всегда имеются свободные места. Короткий перелет в Альбукерке в собственном вертолете обеспечил подобную пересадку.

Толпы спешащих людей в аэропорту напомнили ему о том, почему, где и как он живет. Почти все, кто шел навстречу, пристально вглядывались в его лицо. Некоторые отводили взгляд, когда он смотрел на них. Другие, казалось, не могли этого сделать, хотя было видно, что старались изо всех сил. Некоторые сталкивались с ним и нахально шли прямо на него. Это ему не нравилось. От подобных наскоков сжимались кулаки, но он, будучи профессионалом, умел сдерживать себя. Батлер шел по терминалу и искал наклонный пол – место, которым ему приходилось пользоваться и раньше. Смущало, что его вынудили использовать тот же тайник и тот же сигнал закладки материала второй раз.

Проходя по наклонному полу, Батлер сдвинул плечевой ремень своей брезентовой сумки. Сумка была его единственной поклажей и содержала все, что могло ему понадобиться. Он превосходно владел огнестрельным оружием, но признавал его непригодным для использования по той причине, что оно производит большой шум, да и вообще считал нелепым инструментом, напичканным уликами, которым пользуются любители, не понимающие разницы между убийством по заказу и простым причинением смерти. Его инструменты были не менее смертоносными, но не производили шума и их можно было спокойно перевозить на самолете коммерческой авиалинии.

Батлер провел пальцами под перилами по всей их длине, не полагаясь ни на чью аккуратность, кроме собственной. Пальцы ощутили гель точно там, где этот маслянистый след и должен находиться. Он никогда бы не позволил себе повернуться или хотя бы оглянуться и посмотреть, не заметил ли кто-нибудь его и не видно ли человека, оставившего сигнал. Давным-давно он подавил в себе любопытство, отбросив его вместе с прочими слабостями, несовместимыми с его профессией.

Батлер пошел к скамье у касс авиакомпании «Дельта» и изъял из тайника конверт. Взял напрокат машину и через пятнадцать минут находился вне аэропорта.