— Что они сделали с тобой?

Петрониус лежал на голых досках. Руки были подняты вверх, чтобы раны подсыхали. Ожоги горели, будто их натерли перцем. Над ним на коленях стояла монахиня, лицо которой было трудно различить под надвинутым на глаза капюшоном. Петрониус снова лежал в своей комнате на полу, закутанный в одеяло, что немного удерживало холод, идущий снизу. Он боли подмастерье едва не терял рассудок. Нежными движениями монахиня втирала мазь в раны. Каждое движение отдавалось в мозгу, выключая сознание.

— Петрониус, ты меня слышишь?

Художник пробудился от полузабытья и прислушался. Чей это голос?

— Петрониус, ты очнулся?

Теперь юноша узнал голос и открыл глаза. Их взгляды встретились. Зита улыбнулась.

— Ты с ума сошла? Зачем пришла сюда? — простонал он. Лицо Зиты стало серьезным.

— Он не может быть везде, а мы должны ухаживать за тобой. Сейчас он на допросе. — Девушка помолчала. — Ты вовремя впал в забытье, иначе они превратили бы тебя в кусок мяса. Тот, кто находится в бессознательном состоянии, не может отвечать на вопросы.

Петрониус кивнул, хотя понял лишь часть сказанного. Он хотел спать, ничего больше, только спать. Если бы не адская боль…

— Ты в силах идти?

Вопрос Зиты звучал настойчиво, и Петрониус постарался сосредоточиться на нем, удерживая открытыми глаза, которые упорно закрывались.

— Не знаю, — пробормотал он. — Помоги, пожалуйста, встать.

Зита подхватила юношу под руки и помогла подняться на ноги.

— Петрониус, — прошептала она ему в ухо, — соберись с силами. Нельзя позволить им снова отправить тебя в тюрьму. Это будет означать смерть. Надо уходить отсюда. Непременно. За последние дни я узнала путь, которым можно уйти из города. Мне надо знать, сумеешь ли ты идти.

Петрониус тяжело дышал. Он облизал губы языком, который, казалось, увеличился вдвое. Клейкая слюна повисла на сухой, потрескавшейся коже. Боль в руках отзывалась в голове так, что становилось дурно. Дважды комок подступал к горлу. Во рту стояла горечь. Нужно бежать из этой кельи, из этого дома. Второго допроса он не выдержит.

— Пошли же! — выпалил он и поплелся к двери. — Давай.

— Подожди! — воскликнула Зита. — Мы должны подготовиться.

Она провела Петрониуса к стулу, усадила и проследила, чтобы он не упал. Затем поспешила к двери и постучала. В появившуюся щель Зита прошептала несколько слов и затем повернулась к Петрониусу:

— Сейчас придет сестра Конкордия.

Едва Зита произнесла эти слова, как заскрипела дверь и вошла сестра. Петрониус не отрываясь смотрел на крышку стола. Ему было все равно, сколько сестер в комнате, лишь бы они не оставляли его одного.

— У вас есть одежда?

Сестра Конкордия кивнула, достала из-под просторного одеяния еще одно и протянула художнику. Зита осторожно накинула сутану на Петрониуса. Тот не сопротивлялся.

— Рукопись, — прошептал он слабым голосом, когда его взгляд упал на стопку бумаги на столе. — Взять рукопись.

Но ни Зиту, ни Конкордию не волновало его желание. Петрониус неловко потянулся к столу.

— Быстро! Сестра Конкордия останется здесь вместо тебя. Она моя должница. С ней ничего не случится. А теперь не волнуйся и предоставь все мне.

Зита снова постучала в дверь, а монахиня растянулась на полу и притворилась спящей. Доминиканец, стоявший на посту в коридоре, открыл дверь, осмотрел их и пропустил. Близорукий старик поднял руку вверх и благословил их. Насколько Петрониус мог судить сквозь боль и страх, путь вел вниз по лестнице, но они повернули не налево, а направо и скользнули за каменный парапет спуска. Оттуда узкий проход вел к двери, через которую беглецы попали на улицу Куде-Дизе, среднюю из водных артерий, пронизывающих Ден-Бос. В нос ударил запах соленой воды и гниющих растений.

Зита поторапливала Петрониуса. Она втащила его на мостик и взяла одну из привязанных лодок. Деревянная конструкция, державшаяся на пустых бочках, раскачивалась на воде так, что Петрониус, споткнувшись, упал прямо в плоскодонку. Ловким движением Зита набросила на юношу покрывало и оттолкнулась от берега шестом. Затем воткнула шест в болотистое дно и без напряжения пробежала вдоль борта лодки. Девушка толкала лодку перед собой, потом в последний момент вытащила шест и поспешила в носовую часть. От волн подмастерье впал в состояние между сном и бодрствованием.

Петрониуса переполняли мысли. Легкость, с которой им удалось вырваться из дома инквизитора, отсутствие охраны и случайных встреч казались ему странными. И почему его принесли назад в комнату? Разве палач не должен ждать, пока жертва очнется, чтобы продолжить пытки? Вопросы ускользали из сознания подмастерья, но он пытался понять их, когда пробуждался от беспокойного сна.

Петрониус почувствовал, как после бесконечной качки Длинный Цуидер и кто-то еще помогли вытащить его из лодки, положили между канатами и тюками и переодели.

На измученного юношу набросили брезент, потому что начался дождь, который вскоре полил потоками. Прохладная сырость облегчала боль, но вместе с холодом началась лихорадка — художника трясло, он стучал зубами. Петрониус даже не почувствовал, как Зита легла рядом и укутала его своим шерстяным плащом. Позже он ощутил тепло девушки, ее дыхание у себя на затылке.

— Наверное, это неправильно, — прошептала она ему на ухо, — но я люблю тебя. Давай уедем из этого города, от этой картины, куда-нибудь. Ты талантливый художник и везде найдешь работу у мастера, который позаботится о твоем содержании. Я буду тебя сопровождать. — Произнося эти слова, Зита ближе прижалась к юноше и обняла его. — Если ты возьмешь меня с собой…

В этот миг над головами беглецов раздались крики, прошлепали босые ноги. В воздухе просвистели канаты и глухо ударились о землю. Петрониус услышал шум большого судна, снимающегося с якоря. Один из матросов затянул песню, и команда сразу же подхватила припев, который звучал грубо и фальшиво, но был таким реальным и живым в холодном воздухе. Матросы пели старую брабантскую песню о черной воде каналов и бесконечных болотах, о ветре и жертвах старым и живущим ныне богам.

В сознании Петрониуса вновь возник человек-дерево, чья лодка плыла по черной воде каналов. Рядом с ним в спешке скользили фигуры на коньках, хорошо знающие эту ледяную поверхность, голые, однако не чувствовавшие холода и ледяного ветра.

Он смутно услышал из-под брезента, как городская таможня ненадолго остановила лодку, как открылся шлюз, освободив путь из порта в море. Только когда судно от удара ветра в натянутые паруса накренилось на бок, Петрониус отбросил брезент. Перед ними расстилалась равнина Брабанта, ведущая в Утрехт. За спиной остались недостроенные башни собора Святого Иоанна. Они покидали Хертогенбос.

— Ты возьмешь меня с собой? — снова прозвучал вопрос. Петрониус обернулся и только сейчас заметил, что Зита сменила монашескую одежду на простое платье. От ее волос пахло тимьяном.

Художник закрыл глаза.

— Если ты опять не станешь монахиней.