Но ничего этого не было.

Все победы и падения, битвы с Грозой, Ирий и Волх пронеслись в голове кота Баюна, когда Серый Волк сказал:

— Ах, черт, тебя же ищут... Я и забыл.

Баюн уже открыл рот, чтобы предложить себя как гонца, но сказать не решился. Кто знает, к чему это может привести? Опасное дело, какой-то заговор. Он только зверь, и не ему вмешиваться в людские дела. Разберутся и сами — это же люди. Чудеса да герои только в сказках встречаются.

— Подумаю, — сказала Ягжаль. — Может быть, из моих девчонок кто поедет. Но завтра. Сейчас они все по шатрам пошли. Пока туда, пока сюда, вечер наступит. А по ночам шастают только мертвецы да беглецы.

— Ну ладно, — вздохнул Серый Волк. — До завтра тогда.

Это завтра не наступило — за Иваном отправились ярыги, и он куда-то сбежал. Жизнь потекла своим чередом. Осенью Кощей устроил сборище, которое вылилось в переворот. Люди Кощея взяли царский терем, а сам он объявил себя царем. Первое же, что сделал новый царь — продал Заморью Змея Горыныча. Люди роптали, но не сильно.

Не прошло и полугода, как Кощея сверг Соловей-Разбойник. В Тридевятом закипела смута. Кощею помогало Заморье, Соловью — Авалон. Стало неспокойно и на границах: оживились берендеи, да Заморье двинуло рати на царство Син, и в Тридевятое хлынули беженцы. В итоге страна раскололась надвое — одно царство Лукоморское с Кощеем, другое Тридесятое с Соловьем. Из Аламаннского королевства вернулся Финист — Ясный Сокол, приведя с собой дружину наемников. Он пробился к Лукоморью, спустился в Навь и вышел оттуда с навами и рарогами. Началась битва за столицу, длившаяся почти пять месяцев. Уничтожить Финиста выслали, отчаявшись, Хеллион Климмакс, но маршал убил ее каким-то хитроумным навьим оружием. Тогда взбешенный Микки Маус спустил на Лукоморье Бармаглота, а следом, увидев, что уцелел под защитным заклятием царский терем — и Змея Горыныча. Лукоморское царство перестало существовать.

Выжившие русичи, обитавшие теперь в безжизненной пустыне, начали превращаться от голода в людоедов. Баюн лишился Ягжаль еще раньше — она присоединилась к Финисту и погибла в пламени. Сам он бежал в Тридесятое. Заморье, слышал он по яблочку, сжалилось над бывшим Лукоморским царством и стало присылать ему пищу и одежу. Блюдца показывали, как с крылатых кораблей падают деревянные коробы, раскалываются от удара о землю, и русичи, расталкивая друг друга, хватают провизии или платьев столько, сколько могут унести, не глядя даже, что им досталось. За эти ящики вспыхивали драки редкой жестокости.

Вскоре разнеслась весть о человеке, что может положить бедам конец. Звали его Кейн, а от рождения — Калин.Учил он, что вновь объединяться русичам нельзя. Собирал людей в свои Вестники Рассвета и рассказывал, как вскоре все будет чудесно, если даже намека не останется на Тридевятое. В Тридесятом его речи пришлись по вкусу. Соловей так и сказал, что он больше не царь, а это — не царство. Стал ходить без короны, хотя грабить не перестал, и записал себя в купцы. Тоже ведь промысел, если вдуматься. В западной же пустыне гибнущий народ чуть Калина не растерзал, когда тот явился — не от слов его, а потому, что давно не ели мяса.

Тогда, откуда ни возьмись, в Лукоморское пришла рыжая колдунья с семью богатырями и сказала: мы русичи. Мы побеждены, но еще живы. Я вас защищу и помогу вернуть Тридевятое. Не ждите крылатых кораблей — мое чародейство накормит и обогреет.

Стали тянуться люди к царевне. Она первой была, кто и вправду что-то делал. Чарами приводила в пустыню животных. Потихоньку начала исцелять сожженную землю. Все сохранившееся оружие приказала сберечь и заморцам ни за что не отдавать. И не зря: вскорости Заморье притопнуло, прикрикнуло, потребовало от Елены уходить. Приезжал Калин, убеждал. Елена его молча слушала, слушала, а потом по щеке хлестнула наотмашь — у того аж зубы задрожали. Назвала его ублюдком козы вшивой, аспидом двуязычным и многими другими словами.

За это Авалон натравил Тридевятое на Лукоморское. Война длилась долгие годы. Калин был убит, но и Елена погибла. Устав наконец от вечно грызущихся русичей, Замотье повелело ратям королевств на эту землю войти и ее отъять. Нарекло эти рати освободителями, хотя кого и от кого освобождают — непонятно. Баюна, состарившегося, подстрелил какой-то аламаннец, чье копье заблудилось и сильно проголодалось. Последнее, что видел кот — опустившийся ему на шею тесак.

Баюн проснулся с воплем. Холоп, несший блюдце и яблочко, чуть их не выронил.

— Где? Что? — Рысь пошарил лапами вокруг себя, убеждаясь, что лежит на постели в царском тереме. Первым советником он уже, конечно, не был. Елена не давала ему должностей, но считалась, негласно, его хозяйкой, а Баюн — ее фамильяром. Так, объяснила царевна, называются волшебные питомцы чародеев.

— Ты и у Ягжаль был фамильяр, — говорила Елена. — Просто она слова такого не знала.

Поморгав, Баюн воззрился на холопа.

— Чего? Что ты ко мне крадешься?

— По яблочку вызывают, из Навьего царства.

Из Навьего? Кто? Кроме Цардока, рысь там толком никого и не знал. Это если министр культуры еще жив. А Волху яблочки не нужны, да и вряд ли он до Баюна снизойдет.

Рысь заглянул в блюдце и увидел Цитадель. Палаты, странными вещами забитые, из понятных только стол, да и то не деревянный, блестящий какой-то. На этот стол рукою своей трехпалой опирается верховный нава. Облачение на нем. Второй рукой подбоченился.

— Здравы будьте, — сказал Баюн. — Случилось что-то?

— Ничего не случилось, — ответил нава. — Поговорить хочу.

— Со мной?— растерялся рысь. — А почему?

Нава ухмыльнулся.

— Баюн, я понимаю, что непохож, но ты мой голос не признал, что ли?

— Финист?!

— Он самый. Рот закрой, а то муха влетит.

Никаких знакомых черт у навьей морды нету А вот глаза — его, маршала. С лукавинкой.

— Ты... Ты как...

— Волх меня преобразил. Новое тело дал. Так бы я бесследно рассеялся. Но или владыка меня отметил, или верховный нава позарез нужен был — или и то, и другое... Против него восстали, кормить отказались. Я мятеж придушил и лично надзирал, чтобы вновь не рыпнулись. Под защиту свою Волха взял, если можно так сказать... Ты не представляешь, Баюн, как эта должность мозги выворачивает. У верховного навы обязанность Вию кланяться. Мы с Волхом тайно условились, что я на эту обязанность плюну и в ад прозревать не буду. Прочие навы пусть что хочешь вякают, захотим, всех перережем к чертям. У меня здесь власть — безграничная.

— Финист, ты это... Извини...

— Да брось. Меня тоже извини. Я когда все узнал от идиота Емели, сразу догадался, что за тварь на тебя насела. Потому и просил тебя привести невредимым. Отговорить хотел. Не было бы столько бессмысленной крови. Зато мне сейчас лучше, чем на престоле. Я и не мечтал о таком. Волх доволен, говорит — навам самим доверять первосвященников выбирать нельзя, они вечно каких-то кретинов назначают. А со мною у него жизнь сытая, я препятствий не чиню, и когда преклоняюсь — то от всего сердца. Вия только опасаемся, мы же теперь бунтари против него. Ты-то как? Что делаешь?

— Да вот, — сказал Баюн, — живу себе. Я новое уложение попросил издать недавно, «О почтительном обращении с кошачьим племенем». Теперь все кошки законом защищены. И кто кота убьет, то наказание — как за человека.

— Судьбы вершишь? Ну-ну, дело хорошее. А я тут новости узнал. Балор подох, потомством разродился. Преемник его у нас по рубежам щупальцами юркнул. Говорят, этого Балора Вий избрал своим новым орудием.

— Ты про смену власти в Авалоне? Гвиневру на Ланцелота? А мне этот Ланцелот хорошим показался. Мирный договор с нами подписал.

— Какой, к чертям собачьим, мирный договор! Детеныш жрет в три горла и на нас позыркивает. Ты Елене скажи — пусть пошерстит Тридевятое. А то есть у меня подозрение, что лазутчики проникли.

— Скажу.

— Ну ладно. — Финист посмотрел куда-то вбок. — Дела зовут, будь они прокляты... Бывай. Хочешь, в гости приходи. У меня покои прежние.

— Нет, — ответил рысь, — уж лучше ты к нам.

Финист отсалютовал и пропал. Баюн потянулся. Его сон рассеивался, уходя из памяти. В голове почему-то всплыли строки из еще одной любимой Ягжаль песни — на навью непохожей:

...порыв судьбы твоей И силы есть вершить мечты. Станет люд стеной, их души за тобой, Ведь им поможешь только ты.

В тексте использованы строки из песен следующих групп и исполнителей:

— Los Pepes — «Мы уходим»,

— Butterfly Temple — «Песнь вольных ветров»,

— Doro — «Burn it up»,

— Ария — «Страж империи»,

— Андем – «Ты увидишь свет».