На следующий день Филиппу предстояло несколько деловых встреч, и когда Антония вернулась к себе в отель пообедать, она застала за столиком в саду только миссис Норвуд.

— Клео куда-то умчалась, — объяснила миссис Норвуд. — Сказала, скорее всего, не придет к обеду.

Антония молча глянула в меню и сделала заказ.

Неловкую паузу нарушила миссис Норвуд:

— Рада, что нам представился случай поболтать.

Антония терпеливо ждала, что она скажет.

— Я беспокоюсь за Клео, — начала дама. — Мне казалось, что между ней и Робертом все решено. Я знаю, на него вполне можно положиться. Он ее обожает, но Клео… — Миссис Норвуд замолчала и грустно покачала головой. — Если бы речь шла о том, чтобы флиртовать со всеми мужчинами, которые попадаются ей на пути, я бы не волновалась. Это естественно в ее возрасте. И я была абсолютно уверена, что через годик она остепенится и счастливо заживет с Робертом.

— И что вас беспокоит? — задала вопрос Антония, скорее для того, чтобы что-то сказать, а не потому, что не знала, каков будет ответ.

— Толбот, конечно. О, он прекрасный молодой человек. Я ничего не имею против него, кроме… Что ж, скажем так. У Роберта блестящее будущее. Я знаю, что его отец заключил несколько выгодных сделок, которые преумножили его состояние. И когда Роберт решит наконец оставить свою нелепую работу в гостинице, он сможет вернуться в Англию и управлять там дюжиной компаний.

— И вы, конечно, хотите, чтобы Клео разделила с Робертом его блестящее будущее? — невозмутимо продолжила Антония.

— Естественно. Клео — моя единственная дочь, и мы с отцом приложили все усилия, чтобы дать ей прекрасное воспитание. Мы не бедны. Можно даже сказать, мы вполне обеспеченные люди. Но я сомневаюсь, что Клео когда-нибудь еще выпадет такая блестящая партия, как Роберт. Если, конечно, она будет настолько глупа, что упустит его.

— Вы думаете, именно это она собирается сделать?

— Не знаю, что и думать. — Миссис Норвуд вздохнула. — Я считаю, что Толбот проявляет к ней излишнее внимание. Он последовал за нами, как только смог вырваться с раскопок. Не могу поклясться, что они сейчас не вместе. Я никогда не знаю наверняка, с ним она или нет. Сегодня, например, они могли вместе уехать на целый день. И я совершенно уверена, что вчера вечером она улизнула, чтобы поужинать с ним.

Антония вздохнула. Что на это ответить? Рассказать миссис Норвуд правду или, каким-то образом дать понять, что Клео может проводить время с совершенно другим человеком? В результате она решила промолчать, боясь еще больше усложнить историю, которая и без того достаточно запутанна.

— Так вот, я подумала, Антония, что вы могли бы мне помочь, — вновь заговорила миссис Норвуд.

— Каким образом?

— Уведите Толбота у Клео. О, я знаю, это звучит грубо, но я просто в отчаянии. Он начал дарить ей дорогие подарки.

Антония быстро взглянула на мать Клео:

— А Клео не хочет их принимать?

— Конечно, я настояла, чтобы она их вернула. Но пока мы здесь, не могли бы вы… э-э… отвлечь Толбота от Клео? Я буду вам очень признательна.

— Я, правда, не знаю, что могу сделать. Если Толбот выбрал Клео, вряд ли мне удастся встать между ними. Кроме того, он может неправильно истолковать мое поведение.

— Вы имеете в виду, он может решить, будто вы ревнуете, — улыбнулась миссис Норвуд, — или бегаете за ним?

— Что-то в этом роде. В любом случае вам вряд ли есть о чем беспокоиться. Толбот не может надолго покидать раскопки, независимо от того, здесь Клео или в Перудже. Почему бы вам не уехать куда-нибудь еще? На остров Эльба, например. Или, если вы уже объездили почти всю Италию, отправляйтесь в Австрию или Швейцарию. Вы ведь можете сказать, что тамошний, более прохладный горный климат лучше подходит вам в жаркое время года.

— Это могло оказаться неплохим решением, но тогда Клео будет вдали и от Роберта тоже. Если бы нам удалось уговорить Роберта поехать с нами, это бы здорово помогло.

— Я ничего не могу сказать заранее, — вздохнула Антония. — Вы сами должны поговорить с Робертом.

Миссис Норвуд похлопала Антонию по руке.

— Что ж, полезно было обсудить с вами ситуацию, дорогая. И если вы сможете… э-э… придержать Толбота на несколько недель, я буду вам крайне признательна.

Антония наблюдала, как миссис Норвуд идет через сад к крытой террасе, ведущей в отель. Внешне — сама элегантность, никогда не нахмурится, чтобы не было морщин, совершенно уравновешенная мать восхитительно-прекрасной дочери. А под невозмутимой оболочкой скрываются те же надежды и страхи, что терзают любую мать.

Значит, Толбот начал дарить Клео подарки! Ясно, что он последовал за Норвудами во Флоренцию, чтобы не показываться на глаза Роберту. Вот в какую игру он играл прошлым вечером! Воспоминание о поцелуе заставило Антонию побелеть от гнева, смешанного со стыдом. Интересно, это была идея Толбота — пустить всем пыль в глаза, чтобы скрыть свое огромное влечение к Клео, или Антония вела себя так, будто ожидала проявления фальшивого романтизма в обстановке, наполненной страстями?..

Клео постучалась в спальню Антонии, когда та одевалась к ужину.

— Хорошо провела день? — поинтересовалась Антония, старательно избегая слов «с Толботом».

— Восхитительно. — Клео рухнула на кровать. Затем резко села. — Антония, могу я попросить тебя об одолжении?

— Попробуй.

— Это не совсем удобно. — Клео неожиданно задумалась.

— В чем дело?

— Ну, понимаешь, я получила чудесный подарок и не знаю, что с ним делать.

Антония едва удержалась, чтобы не выпалить, что мать Клео уже сообщила ей эту новость.

— Если он не от Роберта, то ты должна вернуть его, разве не так? — мягко спросила она.

— Ты отлично знаешь, что не от Роберта. Иначе проблемы бы не возникло. Если бы я тебе не доверяла, то сказала бы, что подарок сделал Толбот.

— А это не он? — резко повернулась к девушке Антония.

— Нет. Но ради мамы я хочу, чтобы ты помогла мне убедить ее, что именно Толбот подарил этот очаровательный несессер.

Антония нахмурилась:

— К чему ты ведешь? Хочешь сказать, этот подарок от кого-то еще, о ком твоя мать не знает?

— Он итальянский граф! У него есть palazzo здесь неподалеку и вилла на побережье рядом с Гроссето.

— Ты уверена? Или это просто приезжий из Милана, который плетет небылицы и щедро сорит деньгами?

— Только не надо читать мне нотации! Мне достаточно матушки. Хотя я знаю, что она желает мне добра. Но если мне нельзя развлекаться, то лучше умереть.

— И что веселого ты находишь в этой истории с итальянским графом?

Клео рассмеялась:

— Так и знала, что ты будешь издеваться! Но я переживу. Я должна доверять тебе, потому что, если ты выболтаешь секрет, это может быть опасно.

— И вполовину не так опасно, как обманывать мать.

— Все, что я хочу, — это чтобы ты позаботилась о моем подарке. Потом я скажу матери, что вернула его.

— Клео! — Антония даже задохнулась от негодования. — О каком хорошем отношении к матери ты говоришь, если обманываешь ее из-за такого пустяка, как подарок от очередного воздыхателя?

— Не знаю, очередной он или нет. Я уже вижу себя графиней.

— Клео, я надеюсь, очень скоро ты поймешь, что все твои мимолетные увлечения ничто по сравнению с чувствами Роберта, — вздохнула Антония.

Теперь настала очередь Клео испустить тяжелый вздох.

— Роберт! Роберт! Роберт! С утра до ночи я только и слышу о Роберте и его блестящем будущем.

— Тогда признайся, ты любишь кого-нибудь, кроме Роберта? Если да, то честно скажи ему об этом. Даже твоя мать не станет толкать тебя на то, чтобы ты вышла замуж только ради денег.

— Мне кажется, любовь переоценивают, — заявила Клео. — Больше всего мне нравится выходить с новыми людьми. Что хорошего просто стареть, сидя напротив друг друга у камина?

Антония засмеялась:

— Ну, я не настолько старше тебя, поэтому тоже не слишком искушена в жизни. Но совершенно очевидно, что ты никогда никого не любила. Когда это случится, ты будешь удивляться, какие глупые идеи приходили тебе в голову.

— Это то, что случилось с тобой?

— Нет. Но мне хочется думать, что так оно и будет.

Антония хорошо владела голосом. Клео может не беспокоиться за свои секреты, но этот разговор вряд ли искренен.

— Значит, ты мне не поможешь? — настаивала Клео.

— Я бы рада, но как? Обещаю, что не скажу ни слова твоей матери или Толботу. И даже, если понадобится, Роберту. Но расстанься со своим итальянским графом, кто бы он ни был, или, еще лучше, перестань его скрывать. Познакомь с матерью и дай ему шанс. Тогда будет ясно, кто он такой… и ты действительно сможешь надеяться стать графиней, если уж тебе так этого хочется, и…

— О, как же ты любишь нравоучения, Антония! — Клео соскочила с кровати. — Я сама разберусь со своими делами. Думала, ты мне поможешь. Ты, наверное, все еще страдаешь по Толботу? Ничего не могу поделать с тем, что он побежал за мной и бросил свои драгоценные раскопки.

— Полагаю, он приехал не только из-за тебя, — улыбнулась Антония. — Ему нужно поработать в музее и провести несколько деловых встреч.

Клео нетерпеливо отмахнулась:

— Уф! Такое объяснение сошло для мамы! Но она, как и я, прекрасно знает истинную причину.

— Очень может быть.

Клео молча выплыла из комнаты.

Тем же вечером за ужином Филипп внезапно заговорил о поездке в Пизу.

— Не хочешь провести там несколько дней, Антония?

Она ухватилась за предложение крестного, как утопающий за соломинку:

— С удовольствием! Я ведь пробыла там всего пару дней.

— Пиза! — эхом отозвалась миссис Норвуд.

«О Господи, не допусти, чтобы они отправились в Пизу», — подумала Антония.

Но Клео все разрешила.

— Мы видели Пизу дважды, мама. Один раз днем, а другой при колдовском свете луны, как пишут в путеводителях. Давай еще побудем во Флоренции и как следует осмотрим ее. Мы не видели еще и половины.

Миссис Норвуд улыбнулась дочери.

Антония уловила слово «вместе». Значит ли это, что итальянский граф, наконец, выйдет из тени? Или это «вместе» включает еще и Толбота?

Вечером, когда Антония собирала чемоданы, ей позвонил Филипп:

— Звонит Толбот. Он хочет поговорить с тобой.

Антония подождала, пока их соединят.

— Я слышал, вы уезжаете в Пизу, — начал Толбот.

— О, полагаю, Филипп сказал тебе.

— Да, я тоже уезжаю завтра утром. Мои дела здесь закончены, и мне не терпится побыстрее вернуться на раскопки. Там могло произойти все, что угодно.

Она пробормотала что-то неразборчивое.

— Что ж, желаю хорошо провести время, — не дождавшись ответа, произнес Толбот. — Надеюсь, мы еще увидимся в Перудже?

— Думаю, да. Я дам вам знать, когда вернусь.

Этот короткий холодный разговор удивил ее. Может, Толбот узнал о новом обожателе Клео и решил, что лучше на некоторое время оставить девицу в покое?

Они с Филиппом никогда не видели «падающую башню» при лунном свете и решили не упускать такой возможности.

— Поразительно! — тихо бормотал Филипп, любуясь на купола и колонны, мерцающие в призрачном свете на фоне темного неба. — Трудно представить, насколько башня отклонилась от вертикальной оси.

— Особенно если учесть, что она начала падать сразу после окончания строительства, — заметила Антония. — Странно, что ее не построили заново, вместо того чтобы все это время не давать ей упасть.

— Мы должны взобраться на самый верх, когда будет светло, — предложил Филипп. — Тогда ты сможешь увидеть Каррарские горы. Они из мрамора, а вершины сияют шапками ледников.

Они вернулись в Перуджу, и Филипп настоял, чтобы Антония не возвращалась в albergo, а переехала к нему в «Маргариту».

— Не беспокойся о деньгах, — успокоил он крестницу, — я позабочусь об этом.

— Спасибо. Я ведь пробуду здесь недолго, так что это не должно быть очень накладно, — благодарно улыбнулась Антония.

— Но почему? Разве ты не собираешься помогать Толботу на раскопках?

— Не знаю. Сомневаюсь, что ему действительно нужна моя помощь. Я подумываю о том, чтобы отправиться на юг Италии. Я ведь столько еще не видела!

Филипп вопросительно посмотрел на нее, но ничего не сказал.

Антония встретилась с Робертом, которого поведение Клео повергало в полное уныние.

— Такое впечатление, что она никак не может расстаться с Флоренцией, — ворчал он. — Конечно, это прекрасный город, где есть что посмотреть, но что… или кто… держит ее там так долго?

Антония покачала головой:

— Не имею представления. Но почему бы тебе не съездить к ней?

— Не сейчас. У нас не хватает персонала, к тому же второй помощник менеджера болен.

— Роберт, что для тебя важнее? Работать в отеле или уделить какое-то внимание Клео?

Он нахмурился:

— Я считал, что делаю это ради Клео. Если стану хорошим бизнесменом и научусь решать любые проблемы, в будущем это позволит ей чувствовать себя более комфортно.

— Когда она станет твоей женой, да? А ты будешь вечно занят на конференциях, в командировках и советах директоров? Клео молода и полна жизни. Она хочет жить сейчас и в будущем. Поезжай во Флоренцию и сделай ей сюрприз. Купи ей подарки, пошли цветы, отвези в театр в садах Боболи… дай ей почувствовать, что она центр твоей вселенной.

— Но она знает это, — запротестовал Роберт.

Антония вздохнула:

— Один раз сказать о своей любви недостаточно. Это нужно повторять каждый день. И сейчас можно понять, почему она считает, что «Маргарита» для тебя гораздо важнее, чем она сама.

Роберт рассмеялся:

— Ты так яростно защищаешь Клео… Странно, учитывая, что она не всегда была добра к тебе. — Заметив удивление Антонии, он продолжил: — О да, я знаю о ваших стычках. Ты не стала разубеждать Толбота, когда тот обвинил тебя в том, что ты перепутала глиняные фрагменты, но мне известно, кто истинный виновник. Конечно, на самом деле она не желает никому зла, но иногда не может удержаться от озорства.

— Возможно, потому, что ей скучно.

— Ну хорошо, ты победила! Я постараюсь взять несколько дней отпуска и присоединюсь к Клео и ее матери.

Толбот был очень занят на раскопках, особенно тем, как продвигалась работа по тоннелю под домом Лучано, и возвращался в отель, только чтобы отоспаться.

Антония большую часть времени проводила в студии вместе с Франческой, поскольку Филипп уехал по делам сначала в Неаполь, а потом в Рим. Занятия в университете закончились, и все ее многочисленные друзья уехали из Перуджи. Антония с удовольствием побывала бы на раскопках, но Толбот не звал, а ехать без приглашения она не хотела. Но однажды вечером Толбот вернулся в отель пораньше и подошел к столику, за которым ужинала Антония.

— Можно к тебе присоединиться?

— Конечно.

— Ты или Филипп подарили Лучано фотоаппарат?

— Да, я.

— Понятно. — Он помрачнел.

— А что плохого?

— В самом факте подарка ничего.

— А что тогда?

Он глубоко вздохнул:

— Я не до конца уверен. Естественно, парень был вне себя от счастья. Но я не представляю, умел ли он раньше пользоваться камерой. Дело в том, Антония, что, когда я приехал к нему домой пару дней назад, там была куча фотографов и репортеров.

— Ты не хочешь огласки?

— Не сейчас. Позже. Хотя пресса, похоже, получила достаточно информации и фотографий из неизвестного источника.

— Это не мог быть кто-то из твоих людей?

— Все может быть. Кто-то мог сказать, что получил указания от меня, и семья Лучано немедленно отдала бы ему все, что угодно. Хотя с таким же успехом это мог быть человек со стороны. Взять хотя бы тоннель, что был прорыт в нижней части холма, куда свалился малыш Понтелли.

— Что за выгода этому человеку передавать прессе информацию?

— Зависит от того, сколько кто-то хочет заработать на наших раскопках.

— Я все еще не вижу выгоды. Как ты справился с прессой?

Толбот усмехнулся:

— Сказал им, чтобы убирались. Боюсь, это прозвучало довольно грубо. Но потом я объяснил, что нам пока нечего показать, но мы дадим знать, как только найдем что-нибудь интересное.

— Твой отдел по связям с общественностью не очень хорошо работает, да? — улыбнулась Антония.

— Нет. Может, ты справишься с этой работой?

— Я не специалист.

— Когда ты приедешь на раскопки? Или тебя это больше не интересует?

— Конечно, интересует. Я не была уверена, что ты хочешь моего появления там.

Толбот как-то странно посмотрел на нее.

— Когда у тебя будет время, ты можешь быть нам очень полезна, — холодно отозвался он.

— Тогда организуй для меня машину. Филипп все равно уехал на юг.

Через два дня Антония приехала на раскопки и застала семью Лучано собирающей нехитрые пожитки. Приятель Мартины, Гвидо, помогал перетаскивать тяжелые вещи, при этом так забавно дурачился, что старшие девочки умирали со смеху.

— Вы никогда раньше не переезжали? — спросила Антония Эмилию.

— Нет. Мы всю жизнь прожили в этом доме. Мы здесь родились.

Лучано, как обычно, не было дома — работал на винограднике. Как глава семьи, он не мог упустить случай заработать немного денег, чтобы помочь домочадцам устроиться на новом месте.

Наконец, повозка тронулась с места. На ней между столами, стульями и матрасами примостилась синьора Понтелли с младшими детьми. Мартина, Эмилия и Гвидо шли рядом.

— Вы собираетесь разрушить дом прямо сейчас? — спросила Антония Толбота.

— Нет. Пока строение стоит, оно служит убежищем для рабочих, которые копают тоннель. А двух комнатах можно приготовить еду и перекусить. Не очень приятно есть в тоннеле, где с потолка в вино и спагетти может упасть невесть что.

Оставшуюся часть дня Антония работала в месте, где недавно было обнаружено несколько интересных находок. Это большие куски плит, которые раньше, по-видимому, украшали стены. Часть из них покрыта надписями. Все они были тщательно сфотографированы, измерены, описаны, а их местоположение отмечено на карте.

К вечеру Толбот предложил Антонии осмотреть начало тоннеля.

— Все равно нам по пути.

Они спустились в подвал под домом Лучано. Пара старинных бутылей для вина лежала в углу. В стене было проделано отверстие достаточно большое, чтобы человек мог пролезть в него, встав на четвереньки или ползком.

— Сейчас мы не можем расширить дыру, — объяснил Толбот, — иначе весь дом провалится нам на голову и, пожалуй, запечатает нас в нашем собственном тоннеле. Но когда мы продвинемся еще на несколько ярдов, то сможем сломать большую часть стены. Ведь тогда у нас будет запасной выход.

Подвал оказался достаточно сухим, но из тоннеля тянуло сыростью и плесенью.

— Хочешь посмотреть? — спросил Толбот.

— Конечно.

Он пошел первым, держа фонарь так, чтобы Антония видела, куда ступать. Закрепив фонарь под сводом тоннеля, Толбот показал ей служащие опорой деревянные балки, металлические арки, стальные листы, скрепленные болтами и образующие некое подобие трубы.

— Я не поведу тебя дальше. Иначе тебе нужно будет надеть каску и подходящую одежду. В следующий раз.

Они вылезли наружу и направились к машине. Антония поинтересовалась:

— А где новый дом Понтелли?

— Я покажу, когда будем проезжать деревню, — пообещал Толбот.

Увидев дом, Антония поразилась и разгневалась:

— Жалкая крошечная лачуга! Она же ничуть не лучше того дома, который они покинули… или, вернее, были вынуждены покинуть!

— Это временное жилье. Всего на пару месяцев. Потом они смогут занять дом на другом конце деревни.

— Надеюсь. Это место не больше коровника и так же непригодно для жилья.

— Понтелли вряд ли ожидали получить дом со всеми удобствами, — огрызнулся он. — Ты ко всему относишься слишком серьезно.

— Мне кажется, с Лучано и его семьей поступили не очень честно.

— Послушай, Антония, это было частью сделки — Понтелли должны освободить дом до определенной даты, независимо от того, найдется к тому времени подходящее жилье или нет. Это лучшее, что мы смогли подыскать на тот момент. И если ты знаешь Понтелли, то понимаешь, что они не из тех, кто потратит деньги на роскошный дом со всеми удобствами. Пусть лучше у девочек будет хорошее приданое, а их матери нужна была хорошая плита, и, возможно, Лучано сможет обеспечить младших брата и сестру лучше, чем они могли надеяться.

— Все равно это выглядит так, будто их использовали. Откуда ты знаешь, что они не останутся в этой убогой хибаре?

— Это их дело, а не твое. Почему обязательно создавать трудности там, где их нет?

Какое-то время Антония молчала, а потом снова заговорила:

— Я должна чаще видеться с ними и убедить их бороться за лучший дом.

— Желаю удачи.

— Я все же думаю, что ты воспользовался наивностью мальчика, — продолжала настаивать Антония. — Но я больше не буду говорить об этом, чтобы ты не выкинул меня из машины.

Бесчувственное животное, возмущалась она про себя. Его не беспокоят люди и их благополучие после того, как он добивается своего. Для Толбота семья Понтелли стала частью прошлого.

Антония обрадовалась, когда Толбот не появился за ужином, и решила — наверное, отправился в другой ресторан, чтобы не встречаться с ней. Хотя не обязательно сидеть за одним столом.

К тому времени, как Антония закончила ужинать, Роберт освободился с дежурства и присоединился к ней во дворе гостиницы.

— Мой друг Витторио снова в Перудже, — сообщил он. — Удалось написать что-нибудь стоящее за последнее время?

— Это зависит от того, кто смотрит. Надеюсь, мне удалось улучшить свою технику, и я по-прежнему буду рада его едким замечаниям.

— Отлично. Тогда приноси картины в воскресенье. Он посмотрит их утром. А днем мы можем съездить в Понто-Сан-Джованни, только ты и я, — рассмеялся Роберт. — А то, если Витторио пойдет купаться, вода выйдет из берегов!

Антония обрадовалась возможности приятно провести время.

— Да, я с удовольствием поеду. Может, нам удастся посетить гробницу Волумни. Я там была однажды, но теперь, когда я знаю, что нужно смотреть, мне хочется еще раз побывать там.

— Толбот надеется найти нечто такое же грандиозное, как Волумни?

— Думаю, да. Он заслуживает этого, хотя его методы довольно жестокие.

— Он необычный человек, Антония, — вздохнул Роберт. — Беспощадный в том, что касается работы или амбиций, но не так уж страшен и может быть невероятно веселым и забавным.

Антония промолчала, вспомнив и забавную сцену в тени деревьев, когда Толбот поцеловал ее. Возможно, железная логика, суровая дисциплина заставили его на несколько беспечных минут позабыть о запретах, не беспокоясь о последствиях.

Антония с Робертом прошлись по улице и оказались у «балкона», где остановились полюбоваться на широкую долину, в этот поздний час поблескивающую множеством огней.

Когда они вернулись в «Маргариту», там их поджидал Толбот.

— Я искал тебя, Антония, — весело обратился он к ней, словно они и не ссорились.

— Надеюсь, ты не собираешь заставить ее работать на ночь глядя, — вмешался Роберт.

— Нет, конечно. Мне пришло в голову, что…

— Прошу меня извинить, — опять прервал его Роберт, — но я вижу: меня вызывают. — И он поспешил к метрдотелю.

— Ты что-то хотел сказать? — холодно напомнила Толботу Антония.

— Да, я хотел спросить, не хочешь ли поехать в воскресенье в Волумни. Мы могли бы сравнить входы и, возможно, размер нескольких помещений, а также резные украшения.

Она улыбнулась, глядя прямо ему в лицо:

— Извини, Толбот, но Роберт уже пригласил меня поехать с ним.

— В воскресенье? Значит, он выходной?

— Думаю, да. Мы также собирались купаться. Утром у меня встреча, так что мы отправимся только после обеда.

Хотя победа была незначительной, Антония все же наслаждалась триумфом, видя, как омрачилось лицо Толбота. Его высокомерие было невыносимым. Или он думал, что с ней можно обращаться как с игрушкой?

— Понятно, — медленно произнес Толбот. — Могу я ожидать тебя в понедельник на раскопках?

— Да, если организуешь машину. Но если ты хочешь, чтобы я уехала пораньше, Стефано подбросит меня.

— Я дам тебе знать.

Толбот быстро повернулся и спокойно вышел из холла, ничем не выдавая гнева.

В воскресенье утром Антония отобрала свои лучшие работы, или, по крайней мере, те, которые считала наиболее удачными, чтобы показать их Витторио. Как и прежде, Роберт договорился, чтобы ее картины разместили в комнате с хорошим освещением. И пока Витторио бродил между холстами, бормоча что-то или хорошо знакомым движением поджимая губы, что означало неудачу, Антония ожидала, каков будет вердикт.

Внезапно итальянец улыбнулся. Его улыбка была похожа на ту, что озаряла лица святых на картинах одного из великих умбрийских художников.

— Вы усвоили урок, — произнес он. — Это хорошо.

Сначала Антония подумала, что речь идет о картине, на которую тот смотрел, но Витторио продолжил;

— Эта так себе, но эта… — он показал на холст с изображением пизанского пейзажа, — она просто излучает сияние. Отражение в реке передано хорошо, и вода похожа на воду, а не на грязь.

Он встал напротив полотна, на котором изображены виноградники, холмистые долины, далекие склоны гор и серебристая лента реки. Эту картину Антония написала, когда бродила недалеко от раскопок, а потом закончила в студии.

— Здесь свет получше, — заметил Витторио. — Более яркий.

После обсуждения двух картин, которые она написала во Флоренции, Витторио предложил купить те, на которых были изображены виды Пизы и перуджийской долины.

Антония предоставила итальянцу самому решать, какую цену он готов заплатить за картины. Поскольку Роберт тоже находился здесь, она была уверена, что он не позволит эксперту обмануть ее.

— Теперь вы должны работать еще лучше, — поощрил ее Витторио, собираясь уходить. — Я забираю картины, и, если мне удастся продать их богатым американцам, я смогу предложить вам больше за следующие работы.

Антония поблагодарила его, и на сей раз тот похвалил ее итальянский:

— Вы очень прилежная ученица.

Роберт проводил Витторио, а когда вернулся, застал Антонию кружащейся по комнате.

— О, Роберт! — воскликнула она, пританцовывая от удовольствия. — Он купил две картины! И все это благодаря тебе.

Она обняла юношу и расцеловала в обе щеки. Роберт схватил ее за талию, приподнял и закружил по комнате. И тут… она увидела Толбота, стоящего на пороге.

— Простите. Похоже, я помешал вам праздновать, — едко произнес он.

Роберт выглядел испуганным:

— Толбот! Антония продала…

Но Толбот Друри уже удалялся по коридору.