Дьюк, естественно, вместе с ней поехал в родильный дом. Но и даже после того, как Тину поместили в палату для рожениц, не изъявил желания уйти.

– Тебе нет необходимости оставаться, – заявила Тина. В ее глазах полыхала ярость. Не нужны ей больше его лицемерные заботы! – Как ты сказал, будешь ты здесь или в Америке – ребенок все равно родится. Ты прав, от тебя здесь ничего не зависит. Так что можешь убираться!

Его глаза молили о прощении.

– Я хочу остаться с тобой, Тина!

Непонятные ей самой чувства вытеснили на какое-то мгновение обиду и боль. Ладно, пусть остается. Все равно он улетает в Америку только завтра утром. Если роды не затянутся слишком надолго, он успеет увидеть ребенка. Ребенка, о котором никогда и не мечтал, потому что его жена не желала – а может, не могла? – иметь детей.

– Поступай как знаешь, – вяло произнесла она. – Но больше ни на что не рассчитывай.

– Тина. – Он взял ее руку, его пальцы сжимали ее ладонь, выдавая неимоверную взволнованность. – Тина, ты же не станешь от обиды на меня… меньше любить моего ребенка?

– Это мой ребенок. Мой! – Голос Тины звенел от злости. Яркими от ненависти глазами она уставилась на Дьюка. – Ты мне больше не нужен, Дьюк. Не нужен ни твой дурацкий фонд, ни твой дом, ни работа над твоими проклятыми пьесами! Как только я немного оправлюсь, то сразу же уеду с ребенком домой в Австралию и начну новую жизнь. Тебе в ней места не будет, так и знай!

Она выдернула руку, неуклюже переползла на другой край кровати и закрыла глаза, чтобы не видеть его. Спустя некоторое время она услышала звук его шагов и скрип пружин кресла и поняла, что он намерен дожидаться рождения ребенка. Она так и не открыла глаз. Что же, пусть посмотрит на своего ребенка, мстительно подумала она. Пусть поймет, что он отверг ради своей бездушной ледышки – супруги.

Но, как ни странно, его присутствие, хотя они не перекинулись ни единым словом, помогло Тине. Рядом с ним ей было легче перенести мучительные боли, не отпускавшие ее тело долгих двенадцать часов.

Ребенок появился на свет около трех часов утра десятого августа.

Тина была настолько измучена, что даже не нашла сил протестовать, когда медсестра передала Дьюку ребенка, завернутого в кружевную пеленку. Она лишь смотрела, как он нежно укачивает дитя. Его лицо смягчилось выражением нежного удивления. Он медленно приблизился к кровати Тины. Затем очень осторожно опустил драгоценный сверток рядом с ней и наклонился поцеловать крошечное красное личико.

– Желаю тебе счастья в жизни, сынок, – тихо прошептал Дьюк. Выпрямившись, он провел ладонью по руке Тины, желая привлечь ее внимание. – Спасибо, – просто сказал он, заглядывая ей в лицо.

Он отвернулся, прежде чем она успела что-нибудь ответить, и ушел, прежде чем до нее дошло, что все равно ничего подходящего сказать нельзя. Все кончено. Дьюк больше никогда не вернется.

Когда ее взгляд упал на лежащего рядом сынишку, пустота в душе, образовавшаяся с уходом Дьюка, заполнилась материнской любовью. Она была довольна, что родился мальчик. Уже сейчас было видно, что у него будут такие же черные волосы, как у отца. Пусть она безнадежно любила целых девять лет Дьюка Торпа. Теперь ей было все равно. У нее в любом случае есть утешение – его сын.

Через какое-то время ее перевели в отдельную палату. Ребенком занялись врачи и сестры, а Тина, блаженно вздохнув, крепко заснула.

Когда она проснулась, был уже полдень. Дьюк, наверное, уже летит в Америку, подумала она. Интересно все же, что должно произойти двадцать первого августа? Хотя ей-то что? Ее это больше не касается. Даже если на это число назначен его развод с женой, то на ее будущем это уже никак не отразится. С сегодняшнего дня она начинает новую жизнь.

Она назовет его Алан. Да, Алан Форрест – отличное имя! Правда, Дьюк хотел, чтобы, если родится сын, они назвали его Патрик – в честь его ирландского происхождения. Но теперь его желания не имеют никакого значения.

Вошла медсестра с очередными букетами – белые маргаритки для Тины и голубые ирисы для новорожденного.

– А, не пришлось вас будить, – добродушно сказала она. – В это время мы кормим рожениц, чтобы у вас было достаточно молока для ребенка. У вас на редкость здоровый малыш, мисс Форрест. И кричит он так, что у всех уши закладывает! Он просится к вам.

Тина рассмеялась от удовольствия при мысли о том, что сын рвется к ней, пусть даже чтобы только поесть.

– Я поставлю это здесь, ладно? – спросила медсестра, водружая цветы на передвижной поднос в изножье кровати.

– Их прислали из Австралии. И еще вот это. – Она протянула Тине прилагавшийся к цветам конверт.

Дьюк, должно быть, написал семье о предстоящем рождении ребенка, подумала Тина, быстро вытаскивая открытку из конверта. Ее глаза расширились от удивления, когда она прочла:

Звонил Дьюк. Он устроил для меня билет в Англию, чтобы я побыла с тобой и ребенком. Увидимся через пару дней. Держись. Люблю.

Дженни.

Из глаз Тины потекли непрошеные слезы.

– Надеюсь, там не плохие новости? – встревожилась добродушная медсестра.

– Нет. Хорошие, – уверила ее Тина, робко улыбаясь. – Ко мне приезжает сестра.

– Прекрасно! Сейчас я принесу вам чашечку замечательного чая, потом закажу завтрак.

Тина долго размышляла над этим последним великодушным жестом Дьюка. Видимо, следует еще раз все тщательно обдумать. Но позднее. Когда все немного утрясется и встреча с отцом ее ребенка уже не причинит ей столько боли.

А теперь, теперь у нее тоже есть кого любить. У нее есть маленький Алан. При мысли о ребенке теплая волна радости омыла ее сердце. Женщина, у которой есть ребенок, никогда не будет одинокой.

Младенец дремал в уютном гнездышке на локте Тины, когда Энн Йорк постучала в дверь, нарушив мирное уединение матери и сына.

– Ты не против, если я войду? – спросила она, вопросительно улыбаясь.

Энн невольно ассоциировалась у Тины с Дьюком, так что она испытала мгновенный укол неприязни, но быстро подавила это чувство. Ведь Энн столько раз помогала ей!

– Заходите, пожалуйста, и большое спасибо за цветы.

– Не за что. Он спит? – прошептала Энн. Осторожно, стараясь не шуметь, она подошла поближе. – О, какой он красавчик! – мягко произнесла она. – Как две капли воды похож на Дьюка.

От подобного сравнения сердце Тины болезненно сжалось.

Миссис Йорк дружески протянула ей руку.

– Жаль, что Дьюк не может разделить это счастье с тобой, Тина, – сказала она сочувственным тоном.

– Ему пришлось уехать. – Тина старалась говорить равнодушно.

– Знаю.

Тина собрала все свое самообладание, приказав себе держаться стойко. Ей нужно показать, что теперь она и Дьюк – совсем чужие люди.

– Дьюк сказал, что все устроил и договорился, чтобы я какое-то время провела у вас, но я не хочу этого. Через два дня приезжает моя сестра, и мы с ней отлично со всем справимся.

– Конечно. Но если мы чем-то сможем помочь, смело обращайся к нам.

Эта забота вызвала у Тины нервный смешок.

– Не могу больше скрывать от вас правду, Энн. Дьюк мне все рассказал. Я знаю, что у него есть жена.

– О! – Энн смутилась. Она придвинула стул поближе к кровати и села. В проницательных серых глазах отразилось понимание. – Мне кажется, Тина, это стало для тебя ударом.

– Да.

– Эта дата… – вздохнула Энн. – Для него это самый последний шанс.

– Да, – послушно согласилась Тина.

Энн перевела глаза на младенца. Озабоченное выражение на ее лице сменилось нежной улыбкой.

– По крайней мере, Дьюк смог присутствовать при родах и увидел своего сынишку. Хорошо уезжать со столь приятным воспоминанием.

Тина почувствовала нарастающее негодование. Что бы ни сделал Дьюк, эта женщина все одобряла и оправдывала!

Миссис Йорк участливо поглядела на Тину.

– Сестра останется с вами в Лондоне, пока не приедет Дьюк?

– Нет. Никто здесь не собирается оставаться. Я не буду ждать возвращения Дьюка. Я вернусь домой, в Австралию, и буду жить там.

– Ты же не хочешь сказать… – нахмурилась Энн. – Ты же не хочешь сказать, что желаешь с ним расстаться?

– Он сам решил оставить меня. Он ведь любит свою жену, а не меня.

– Но, Тина, – откровенно расстроенная, Энн укоризненно покачала головой, – разве можно быть такой жестокой! Он ведь уехал всего на несколько дней. Какая-нибудь неделя, и все будет окончено. Он станет свободным.

– Для Дьюка это никогда не закончится, – резко ответила Тина, обозленная тем, что Энн явно стоит на стороне Дьюка и считает жестокой именно ее, а не его. – Он любит ее и всегда будет любить. А не меня.

– О, Тина! Не верь ему: он любит на самом деле тебя, а она… – Энн запнулась, – она… просто мечта, о которой он не может забыть.

Пусть это и мечта, но для Дьюка она куда более реальна, чем настоящая жизнь, подумала Тина. Как же, единственная любовь на всю жизнь – так ведь он сказал?

– Для него жена всегда была важнее всего в жизни! – выкрикнула Тина.

– Бога ради, Тина! Неужели ты не можешь понять это? В его положении… Неужели в тебе совсем нет сострадания? – Энн была смущена и уязвлена ее поведением. Она смотрела на Тину с явным осуждением.

– Чего это ради?

Поджав губы, миссис Йорк встала и шагнула к двери.

– Теперь я понимаю, почему Дьюк так настаивал, чтобы ты ничего об этом не знала. До этого я не подозревала, что у тебя с ним такие отношения. И это после всего, что Дьюк сделал для тебя! – В ее глазах читалось ледяное презрение. – Извини меня, но я привыкла быть откровенной: ты, Тина, – просто чудовищная эгоистка. Прощай.

Энн вышла, а Тина еще долго лежала неподвижно, остолбенев от брошенного ей в лицо обвинения. Вновь и вновь она прокручивала в своей памяти подробности их разговора. Раздумья привели Тину к одному встревожившему ее выводу – она знает еще далеко не всю правду о Дьюке и его жене.

Конечно, Энн – друг Дьюка, но все же она разумная женщина и всегда хорошо относилась к Тине. Значит, для того чтобы так решительно отстаивать права жены Дьюка, у нее были какие-то основания. И, по всей видимости, она полагала, что и Тина знает все, до последней подробности. Вот почему она так рассердилась на нее за ее «чудовищный эгоизм», как она это назвала.

Вошла добродушная медсестра, чтобы забрать младенца, умыть его и перепеленать. Тина в это время была настолько поглощена своими размышлениями, что даже не заметила, как унесли ребенка. Наконец она поняла, что существует только один человек, способный ответить на мучающие ее вопросы: Дерк Роуан. Он явно что-то знает, иначе Дьюк не стал бы так яростно настаивать на том, чтобы она с ним больше никогда не встречалась. Ревность была только отговоркой. К нему-то она и обратится.

Она приподнялась на кровати и потянулась к столику за телефоном. У нее вырвался вздох облегчения, когда Дерк мгновенно поднял трубку.

– Это Тина. Благодарю за прекрасные цветы, Дерк.

– Не стоит благодарности. Ну как, Тина, ты не находишь, что твоя последняя работа – лучшая из лучших? Кстати, как ты его назовешь?

От его шутки Тина расхохоталась.

– Конечно, считаю. Я горжусь им и счастлива, но и очень одинока. Дьюку пришлось срочно улететь в Америку на неопределенное время. Я была бы очень рада, если бы ты заехал ко мне…

– Ни слова больше! Всегда рад послужить галантным рыцарем дамам, попавшим в неприятное положение. Я уже влезаю в доспехи и мчусь к тебе во весь опор. А теперь улыбнись, милая девочка, и считай минуты до моего появления.

И действительно, не прошло и получаса, как он явился, нагруженный целой кипой журналов.

– Тут хотя бы есть симпатичные картинки, за неимением лучшего, – объявил он, устраиваясь поудобнее в кресле.

– Спасибо, Дерк, ты просто золото, – искренне сказала Тина.

– Что делать, раз я благотворитель по натуре! Однако покровительствую совсем не всем и каждому, а только избранной публике! – Его круглые голубые глаза сверкали добродушием и весельем. – А где милый малыш?

– В детской палате. Позже я покажу его тебе, Дерк. Но сейчас мне очень нужно поговорить с тобой о… о жене Дьюка.

Благодушная, круглая как луна физиономия Роуана внезапно вытянулась, а короткие ручки протестующе замахали в воздухе.

– Милая моя, да ты просто с ума сошла! Ни в коем случае! Я дал страшную клятву хранить молчание до своего смертного часа. Дьюк обещал тут же прикончить меня, если он узнает, что я проболтался. И он так и сделает, вот увидишь! Ты же его знаешь…

– Дерк, мне известно, что у него есть жена. – Тина говорила ровным, спокойным голосом. – И только. Ты должен сообщить мне все, что знаешь сам.

Яростно замотав головой, он вскочил со стула.

– Прости меня, Тина, но я действительно поклялся молчать. Я не могу ничего тебе рассказать. Уж лучше я пойду.

– Дерк, если ты сейчас уйдешь, ничего мне не поведав, то, клянусь, я брошу Дьюка и уеду в Австралию вместе с мальчиком. Он больше никогда не увидит ни меня, ни своего сына.

Роуан плюхнулся обратно в кресло, разинув от удивления рот.

– Ты не можешь так поступить с ним, Тина!

– Нет, могу. И Энн Йорк уже в курсе того, как я намерена поступить. Она наговорила мне такого, что я сразу поняла, что знаю далеко не все. А я хочу знать. И если ты не желаешь, чтобы я поступила так, как только что пообещала, то ты расскажешь мне все, ничего не пытаясь скрыть. Лучше горькая правда, чем сладенькая ложь.

Дерк тяжело вздохнул.

– Эх, из огня да в полымя, – обреченно пробормотал он. – И рассказать права не имею, и промолчать невозможно.

– Я знаю, что что-то назначено на двадцать первое августа, – напирала Тина. – Что это – развод с женой?

– Аппараты, – произнес он скорбным тоном. – Они собираются отключить аппараты. Ее семья в декабре поставила Дьюка в известность о своем намерении подать в суд заявление с этой целью. Ей становится со временем все хуже. Надежды хоть на какое-нибудь улучшение состояния, уж не говоря о возвращении к нормальной жизни, нет. Семья устала ждать и бороться за ее жизнь. Дьюк не смог их переубедить. В общем, они правы: это не жизнь, а растительное существование. Им удалось добиться разрешения. Двадцать первого августа аппараты должны отключить.

Из этой длинной тирады Тина почти ничего не поняла.

– Что за аппараты, Дерк?

Он нахмурился.

– Не знаю, я не врач. Наверное, те, что необходимы.

– Для чего?

– Конечно, для поддержания ее жизни. Разве ты не в курсе, что уже одиннадцать лет она лежит в коме? Ничего не видит, не слышит, никого не узнает, полностью парализована. Настоящий живой мертвец.

– Боже мой! – Тина сжала лицо ладонями и в ужасе уставилась на Дерка. Теперь все наконец встало на свое место. Картина получилась жуткая.

– Так ты не знала? – потрясенно произнес Дерк.

– Конечно же нет! – едва сумела пролепетать Тина. – Что с ней произошло? Несчастный случай?

– Нет, – покачал он головой. – В этом-то и весь ужас. Они и года не прожили. Поженились совсем молодыми: ему было двадцать два, ей – девятнадцать. Любили друг друга, как только можно любить в юности. Но ей вообще нельзя было выходить замуж и иметь детей. У нее была врожденная болезнь – повышенная хрупкость сосудов. Однажды ночью, когда они занимались любовью…

– Продолжай. – Тина впилась в него глазами.

Дерк определенно чувствовал себя не в своей тарелке, но подчинился ее желанию знать всю правду.

– Произошло роковое кровоизлияние… Такие больные долго не живут… Рано или поздно их убивает внутреннее кровотечение. У жены Дьюка произошел разрыв сосуда в мозгу. Возможно, если бы врач успел раньше, еще можно было бы что-то сделать… Но ее полностью парализовало, и вот уже одиннадцать лет она лежит как истукан.

Он с шумом выдохнул воздух.

– Дьюк винил во всем себя. Он добился того, чтобы ее поместили в лучшую больницу, показывали светилам медицины. Часами сидел рядом с ее постелью, говорил с ней, читал ей свои пьесы, надеясь, что вдруг произойдет чудо и она откроет глаза, вернется к жизни. А на прошлое Рождество он узнал о решении семьи жены положить конец этим напрасным мучениям.

Теперь все стало понятным, в том числе и его слезы, когда он узнал новость о ребенке. Он каждый миг помнил, что любимая женщина обречена: днем раньше или позже закончится даже иллюзия ее существования. Ребенок стал для него настоящим небесным даром.

Дерк наклонился и взял ее за руку.

– Тина, если Дьюк только когда-нибудь узнает, что я все тебе рассказал, мне несдобровать.

– Откуда ты все это знаешь?

– Он сам рассказал мне обо всем, когда девять лет назад просил дать тебе работу. – Дерк пожал плечами и добавил: – Энн тоже знает, что я в курсе.

– Понятно, – пробормотала Тина, а затем спросила, движимая неутоленным любопытством: – Как так получилось, что все это так и осталось тайной? Ведь Дьюк – мировая знаменитость, и дело с судом должно было выплыть наружу…

– После свадьбы его жена оставила себе девичью фамилию. А Дьюк не присутствовал на судебных заседаниях. Кроме того, если помнишь, тогда он вовсе не был знаменит. Впрочем, он держал свои визиты в Америку в строжайшем секрете. Он не желал, чтобы бесстыжие и назойливые газетчики совали свой нос в его личную трагедию.

Дерк сжал ее ладонь и тревожно заглянул ей в глаза.

– Тина, Дьюк не должен тебя потерять. За все эти страшные годы он пережил так мало счастливых минут! Ты не можешь бросить его сейчас или отобрать у него сына. Ты должна понять, что это несправедливо. – Дерк болезненно поморщился. – Но молю тебя, молчи о том, что я тебе все это поведал. Все-таки я еще не настолько устал от жизни, чтобы умереть с радостью.

Тина попыталась улыбнуться.

– Все в порядке, Дерк, ты помог и мне и Дьюку, рассказав все, что знал.

Он мгновенно просиял.

– Так ты остаешься?

– Не знаю, надо еще подумать. Но есть одна вещь, которую ты можешь для меня сделать. Дай мне адрес больницы, где сейчас находится жена Дьюка.

– Нет! – Он яростно замахал руками перед ее носом. – Это настоящее безумие, Тина!

– Дай мне адрес! – не попросила, а приказала она. – Не знаю, потребуется ли он мне когда-нибудь. Но если ты мне его не дашь, а у нас с Дьюком все развалится, то виноват в этом будешь только ты, и никто больше.

Дерк буквально позеленел.

– И зачем это я полез в ваши дела?! – в отчаянии воскликнул он.

– Потому что хочешь, чтобы Дьюк Торп продолжал писать. Не так ли?

– Да, да, хочу! За это я готов пожертвовать едва ли не собственной жизнью.

– В таком случае, напиши адрес.

Он набрал полные легкие воздуха, скорчил жалобную гримасу, затем вытащил из внутреннего кармана пиджака записную книжку и карандаш.

– Надеюсь, это будет во благо, – пробормотал он.

– И я тоже надеюсь на это, – с чувством произнесла Тина.

Она еще не имела представления, как же ей следует поступить. Да и в любом случае ничего нельзя предпринимать, пока не прилетит из Австралии Дженни. Она не может покинуть ребенка. А потом она подумает, что же ей все-таки делать с Дьюком.