Я смотрела в холодильник, решая, в каком стиле у меня будет нынче завтрак, прикидывая, хороши ли будут черствые рогалики с самодельным маслом, — и тут позвонил адвокат из Нью-Йорка. Соединил нас его ассистент Макс.

— Не исключено, что рукопись действительно принадлежит Владимиру Набокову, — объявил он без всяких предисловий. Мне показалось, что он взволнован. — Эксперт из «Сотби» дал предварительное заключение: вероятность, что это подлинник, достаточно высока. Они хотели бы встретиться с нами у меня в офисе. — Судя по голосу, ему льстило, что к нему явится представитель известного аукционного дома. — Разумеется, предварительно нужно будет показать им весь подлинник целиком.

Тут он, резко сменив тон, проорал что-то насчет «гребаного аффидевита Голдсмита». Я поняла, что он одновременно разговаривает по другому телефону. Не переводя духа, он вернулся к беседе со мной:

— А вот самый интересный момент: они спрашивают, не хотите ли вы продать рукопись до получения официальных документов.

— А зачем?

— С нашей точки зрения, если это действительно подлинная рукопись Набокова, тем самым вы сможете избежать дорогостоящих судебных разбирательств — ведь ваше право на рукопись наверняка оспорят. Они согласны взять всю ответственность на себя. — Он явно был в курсе, что дорогостоящее судебное разбирательство мне не по карману. Мне не по карману даже самое что ни на есть дешевое судебное разбирательство. — А если выяснится, что рукопись не подлинная, тогда она и вовсе ничего не стоит и окажется, что мы упустили единственный случай использовать ее финансовый потенциал.

Он, похоже, знает больше синонимов к слову «заработать», чем я.

— А рукопись будет опубликована? — спросила я.

— Этот вопрос будет решаться без вашего участия. Суть дела в том, что определенную сумму вы можете заработать прямо сейчас. Если это так — советую согласиться. — Я расслышала, как он дает Максу инструкции по поводу Голдсмита. — Разумеется, можно сделать ставку на то, что рукопись подлинная и что ваши права на нее не будут оспорены, — в этом случае речь пойдет о действительно серьезных деньгах. Купите себе новые туфли. Да что там, купите дом!

В голосе слышалось неподдельное ликование. Он, похоже, забыл, что у меня уже есть дом.

— Подождите, Макс сейчас подойдет.

Дожидаясь, пока Макс снова возьмет трубку, я гадала — какие же деньги он имеет в виду. Если под «домом» понимается дом в том пригороде, где живет он сам, так это чертова пропасть денег. Деньги. Я размышляла о деньгах, вернее, пыталась — пыталась придать слову смысл. На деньги можно починить машину. Можно накупить одежды. Походить по тайским ресторанам в Таиланде. Деньги — в чем их смысл? Что они изменят в моей жизни? На что я буду их тратить без детей — на косметические процедуры? На перво-издания книг, на тома, которые я никогда не раскрою, потому что стоит перевернуть страницу — и состояние книги уже нельзя считать «идеальным»? На частные уроки знаменитого шеф-повара? На личного психоаналитика? Я не могла представить себя богатой и без детей, какой в этом смысл?

Когда Макс поднял трубку, я сказала:

— Я считаю, что она подлинная. Что Владимир Набоков написал эту вещь, а потом оставил здесь. — Похоже, Макс слушал. — Я не хочу ее продавать, я хочу дойти до конца. Я не хочу с ней расставаться.

Макс не высказал собственного мнения. Просто проинструктировал меня, как переслать рукопись надежным образом, а потом сказал, что на прочтение потребуется месяц. Мы договорились, когда я снова приеду в Нью-Йорк — в первый рабочий день после того, как детей увезут из Онкведо.

Потом он объяснил, что у меня будет назначена встреча с представителями их отдела по связям со средствами массовой информации, чтобы определить мою «телегеничность». Я с усилием поняла, что он имеет в виду: как я буду выглядеть на экране. Блин горелый, опять покупать одежду. Умением подавать себя я владела почти так же плохо, как умением быть женой.