Настал вторник — весеннее утро, душераздирающая рань. Сияло солнце, а я ползала на коленях по гравию, прикручивая на место номерные знаки. Надо мною боярышник выкидывал изумрудно-зеленые молодые листочки. Поблизости лакомились червяками птицы. Мимо прошла на цыпочках беременная олениха, страшно довольная, что сумела оставить с носом спонсируемую университетом программу стерилизации стоимостью в семь миллионов долларов.

Подкатил почтовый фургон. Из него показались длинные ноги Марджи, потом Билловы, покороче.

— Я думала, что твоя машина сломалась, — заметила Марджи.

— Верно, только полиция приволокла ее обратно.

Я встала, отряхнула руки. Попыталась отклеить от заднего стекла оранжевый стикер, но он не отставал.

Марджи рассматривала его:

— Инспектор Винченцо? Ты бы ему лучше позвонила. Его тут прочат в начальники полиции.

А потом Марджи протянула мне книгу. На обложке была деревянная бейсбольная бита и бабочка — она, видимо, только что села, крылья еще раскрыты. Я тихо ахнула.

— Это сигнальный экземпляр, — пояснила Марджи. — Сделали быстро и толково. Никогда не видела у издателей такой прыти.

Она обняла меня одной рукой за плечи, и мы вместе стали любоваться на эту красоту. На обложке вкратце рассказывалось о том, что находка рукописи окружена тайной, что роман связывают с Набоковым, потому что обнаружен он в его доме в Онкведо. Автором, впрочем, значился Лукас Шейд — его имя стояло во всех положенных местах.

Книга оказалась тоньше, чем я ожидала.

— А роман тут полностью? Редакторы что-нибудь меняли?

— Это же подлинник! — Марджи изумила моя крамольная мысль. — Как бы они посмели? — Она, похоже, забыла, что часть этого текста написала я. — А вот рецензии.

Билл протянул мне парочку газет. Сверху лежал «Онкведонский светоч», раскрытый на спортивной странице. Между новостями гольфа и сообщением о весенних сборах «Янки» красовался заголовок «Наш роман о бейсболе: находка в доме Набокова». Марджи сжала мне плечо:

— Где они раздобыли эту твою фотографию? В уголовном деле?

Я глянула в газету. Над обложкой книги была помещена фотография Набокова в его кабинете в Вайнделле — этакий типичный профессор. Лоб сиял, круглый и гладкий, как церковный купол. А рядом помещалась моя фотография, а под ней — мой адрес. По поводу происхождения фотографии говорилось: «Из официальных источников». Печать была подслеповатая, и все равно в глазах моих читался ужас. Это действительно была фотография из дела — моего дела о похищении собственных детей. Они разве что убрали черную линейку, где был отмечен мой рост: один метр пятьдесят девять сантиметров.

— У нас с Биллом утренняя развозка, нам пора. — Марджи залезла в фургон, где дожидался Билл, и помахала мне на прощание.

Крепко прижав к себе книгу, я прислонилась к бамперу и стала читать рецензию. Она была длинная и витиеватая. Что касается подлинности романа, «Онкведонский светоч» занял следующую позицию: рукопись обнаружили здесь, в Онкведо, где Набоков когда-то жил, — соответственно, она подлинная. Я была им за это признательна. О качестве и стиле не было сказано ни слова.

Пока я читала, мимо проехало несколько машин: возле дома они притормаживали. Одна и вовсе остановилась, из окошка высунулась рука с фотоаппаратом. Я ушла в дом.

Там, подальше от любопытных взглядов, я прочитала вторую рецензию. «Нью-Йорк таймc» назвала роман «заурядной книгой о незаурядном спортсмене», присовокупив, что собственно бейсбольная сцена вышла плоской, как бейсбольное поле.

Придурки.

Здесь, в глубинке, никто не считал позором то, что это проходной роман великого писателя, Онкведо был не столь привередлив. Онкведо был не из числа мест, которые словно напутствуют тебя: «И домой больше не возвращайся». В Онкведо всегда можно вернуться домой; вот уйти из дома — это другой вопрос.

Я прочитала первую страницу книги — изящный шрифт, настоящая бумага, — и с лица не сходила глупая улыбка. Я своего добилась. Книжка издана, теперь ее будут читать. Раскупят тираж или будут только брать в библиотеках — это мне все равно. Набокову все равно, сколько он на ней заработает, он же уже умер. Если бы он хотел ее опубликовать, то не засунул бы за комод и не бросил бы, увлекшись «Лолитой». И мне деньги тоже были ни к чему: я была владелицей преуспевающего дома свиданий.

Интересно, как именно Набоков от спорта перешел к сексу, — прямо как и я.

Перечитала рецензию в «Светоче». Подумала: кому это взбрело в голову указать мой адрес? Остается надеяться, что сюда не явится толпа желающих поискать другие рукописи.

В нижней части страницы стояла еще одна фотография — улыбающаяся пара, объявление о помолвке. Лидия Винченцо, для друзей «Лили», и Дерек Таунсенд собирались пожениться на следующее Рождество. Были они очаровательны, на лицах — ни тени сомнения, будто они хотели сказать: а у нас в жизни все просто. Может, так оно и было. Под фотографией было напечатано меню свадебного банкета, вся еда — красного, белого и зеленого цвета. Я вырезала объявление, чтобы показать Сэму.

Еще раз взглянула на девушку — лицо было знакомое, но откуда, я так и не вспомнила. Лили Винченцо. Наверняка родственница инспектора, от которого я скрываюсь, — того, что хочет наказать меня за брошенную у дороги машину. Он уже звонил раза два.

Полиция Онкведо. Делать им тут нечего, вот они и вяжутся к таким, как я, — похищение детей, понимаешь ли, или угон машины! Просто смешно. Я позвонила инспектору Винченцо. Голос на автоответчике попросил оставить сообщение для заместителя начальника полиции, «координатора программы „Скажи „нет“ наркотикам“ и программы оптимизации популяции оленей» (сокращенно — ПОПО?). Я назвала свое имя и номер телефона — внутренне обмирая от того, что мне придется заплатить несколько сотен долларов за работу эвакуатора и выслушать дурацкую лекцию о личной и гражданской ответственности.