На следующее утро я заглотнула овсянки с чаем — завтрак пастухов-овцеводов — и отправилась на работу. Отключусь-ка я от постороннего, как это делают мужчины, сделаю вид, что у меня день как день, позавтракаю — и за дела.

Мне многое нравилось в моей работе, но эти одинокие утра в охотничьем домике, до начала рабочего дня, были особенно хороши. Я готовила верхние комнаты и гостиную, потом разбирала свои записи. Начала я собирать статистику ради прикрытия, на случай, если кто-нибудь поинтересуется, что именно я тут изучаю, но постепенно процесс меня затянул.

Я уже рассортировала почти все данные за прошлую неделю — код клиентки в отдельной графе, колонки с предпочтениями, примечания. Отметила, что дама с носками побывала у нас еще дважды, но от стираного белья перешла к более обыкновенным вещам. Профессор Бигз нас больше не посещала, и славу богу, но ее начальница заглядывала каждую неделю ради «Клинтона» (сеанса без совокупления). Что касается клиентского выбора, Уэйн лидировал с небольшим отрывом, но Сид и Дженсон обошли его по количеству повторных заказов. Сид занимал первую строку в «булочном рейтинге» — ему клиентки испекли больше всего булочек. По этому показателю его рейтинг просто зашкаливало. И еще у всех неуклонно росло количество «Р».

Раз в неделю являлась некая девица и проскальзывала с Сидом наверх. Я ни разу с ней не говорила, зато заметила, что между другими парнями существует явный сговор — отвлекать меня, когда она появляется. Я видела только, как она уезжает: белый «лексус» заносит на гравии от резкого рывка. Она всегда заказывала «люкс-обслуживание», двести долларов, полтора часа. В небогатом городке она была единственной, кто раскошеливался на «люкс» каждую неделю. Но интересовало меня не это. Меня интересовал ее возраст, окружавшая ее тайна и то, что с виду она мне казалась знакомой.

Она приезжала по вторникам, в четыре. Сейчас было два, Сид разминался у камина, медленно вращал плечами. Это он проделывал в начале каждого рабочего дня. Не знаю зачем, ради работы или ради соблюдения спортивного режима, я не спрашивала. Дженсон развел огонь и пошел наколоть еще дров. Тепла и так хватало, но пламя создавало уют.

Сид растягивал мышцы шеи, нагибал голову сначала в одну, потом в другую сторону. У гребной сборной начался сезон соревнований, и я чувствовала, какие у парня крепкие, эластичные шейные мускулы, будто канаты привязаны к плечам.

— Кто эта барышня? — спросила я.

Он вытянул над головой могучую руку. Комната будто бы уменьшилась.

— Вы что, ревнуете?

Ну вот, опять обычная мужская тактика: наступление — лучший способ обороны. Этим он мне напомнил Джона. Я решила подыграть ему.

— Еще бы. Я же в тебя влюблена.

Он перестал растягиваться и посмотрел на меня. Похоже, не понял, шучу я или нет. Я и сама-то не понимала.

— Кто она такая? Вряд ли ей больше двадцати одного.

— Девятнадцать. — Теперь он разминал язык. Какое-то идиотское упражнение из йоги, на которое Дженсон просто молится. — Здешняя.

Да, эти юноши, конечно, избалованы с самого детства, но меня покоробило такое пренебрежение к местному населению.

— Где вы познакомились?

— Здесь. Она меня заказала. Слышала обо мне.

Судя по тону, Сид лгал или недоговаривал. Разобраться бы — первое или второе. Теперь он растягивал заднюю поверхность бедра, соответственно, лица его я не видела.

— Чем занимается в Онкведо ее семья?

— Поддержанием правопорядка.

Недаром она показалась мне знакомой.

— А она, случайно, не дочь начальника полиции?

Не выпуская лодыжек, Сид выгнул спину. Сильное тело выглядело и безмятежным, и самодовольным. Мне страшно захотелось его опрокинуть.

— Нас из-за этого могут закрыть, Сид.

Он чуть сместил вес на левую ногу, растягивая правую.

— Она уходит довольная, — заметил он.

— А ее жених? Ее родители? Ты настолько наивен, что думаешь — все это может сойти нам с рук?

Будь я настоящей сутенершей, у меня был бы сейчас наготове какой-нибудь подленький прием — угроза, принуждение. Я же могла воздействовать на Сида — полного сил и такого красивого, что и сам небось не рад, — только убеждением.

— Я даю ей то, о чем она просит.

— А о чем она просит?

— О том же, о чем и все вы, — о полном подчинении. — Он положил ладони на пол у самых ступней, одним изумительным движением переместил вес на руки, подтянул колени к груди и поднял ноги к потолку. Глаза мои оказались на уровне его потрясающей, безукоризненной задницы.

И тут я поняла, как устала. Устала проводить столько времени в обществе молодых красавцев. Устала от того, что все вокруг занимаются любовью. Устала от ответственности. Мне захотелось шлепнуть его по заду, я сама не понимала, что это — агрессия или вожделение.

— Пожалуйста, встань по-человечески, чтобы я могла с тобой поговорить.

Он поставил ноги на пол и встал преднамеренно близко, чтобы я чувствовала запах его пота. Восхитительных запах. Вдохнешь — и тебе начинает казаться, что ты в состоянии пробежать марафон, переплыть озеро, испечь шарлотку на сорок человек.

— Она или я. — Я не решалась взглянуть ему в разрумянившееся лицо. — Хочешь здесь работать — бросай это дело. Трахай ее в свободное время.

Я поняла: впервые в жизни я предъявляю мужчине ультиматум. Внутри все скрутило.

Блестящие глаза Сида так и врезались в меня.

— Пойдем наверх, — сказал он.

Мне бросали вызов.

— Нет, — выдохнула я ему прямо в открытый рот. — Нельзя. Даже если бы мне этого хотелось, я бы не стала, ты студент, а я…

— Спелая вишенка, — докончил за меня Сид.

Пожалуй, мне все-таки хотелось пойти с ним наверх. Покалывало в животе и между ног.

— Нет, — отрезала я. — И я, и ты…

— Мы авантюристы, Барб. Секс-воители. — Сид нависал надо мной, держась за спинку дивана (дорогого набивного дивана «Ингрид» с бархатной обивкой, то была моя самая крупная покупка в «ИКЕА»), на котором я сидела. Я сама не поняла, как он загнал меня в это положение.

Мы оба ждали, что я теперь стану делать.

Я его начальница, напомнила я себе. А потом мозг вдруг выдал идеальное трехмерное изображение лица Грега Холдера. Можно было даже разглядеть глаза — они наблюдали за мной, благорасположенно, но очень пристально. Я дышала ртом, чтобы Сид больше не сбил меня с панталыку своим благоуханием.

— Если она сегодня придет, я скажу, что ты занят, — произнесла я. — И если ты не будешь наверху, попрошу тебя пойти туда, как только увидишь ее машину.

— Думаете, можно меня спрятать? — Сид стоял в десяти сантиметрах от меня. Я прекрасно была знакома с этой тактикой, помнила со времен Джона.

— Это мое дело, — сказала я строго. — Я твоя работодательница. Если не хочешь подчиняться моим требованиям, уходи прямо сейчас.

— Барбара, — голос стал чуть не воркующим, — да не заводитесь вы.

Он вытянул руку, наверное, хотел дотронуться до моего плеча, я попробовала уклониться, и пальцы его скользнули по моей груди.

Чертовы шлюховатые соски стояли торчком, и мы оба это поняли. Сид выдохнул, я вдохнула, оба с открытыми ртами. Я чувствовала, какой жар идет изнутри его тела. Снова жар, вот, приехали.

Я положила руку ему на грудь, оттолкнула. Крепкий как холодильник, и все же он подался назад. Я вытянула руку на всю длину, теперь нас разделяло с полметра.

— Вот, — сказала я, — какое расстояние должно быть между нами.

Вошел Дженсон с дровами, и я сбежала на кухню. Прибыли остальные, я поздоровалась, не выходя. Слышала, как кто-то, возможно Дженсон, пошел наверх в душ. В кухне я собралась с мыслями, причесалась, выпила стакан воды, накрасила губы, потом стерла помаду.

Музыка в гостиной не играла, я слышала тихий гул голосов. Он совсем стих, как только я переступила порог. Они подняли на меня глаза, и во взглядах я прочла сплоченность, от которой мне сделалось не по себе. Меня исключили из круга. Зазвонил звонок, прибыли две постоянные клиентки и отправились наверх с Дженсоном и Сидом. Спустились в три часа.

Я подала закуску — как обычно, поджаренный хлеб. А относительно самой себя решила, что хватит. Перейду-ка на сыроедение, во всяком случае на сырой хлеб: тостер сжирает чертову пропасть времени. Сид возился с музыкальной системой. В комнате чувствовалось напряжение, которого раньше не бывало, даже в первые дни. Сид на меня не смотрел. Собственно, и никто не смотрел, только Тим спросил, а нельзя ли еще масла.

Снаружи мелькнула яркая вспышка — солнечный луч отразился от капота белого «лексуса», подъезжавшего к парковке. Я посмотрела на Сида: заметил ли? Заметил, но в его молодом теле не дрогнул ни единый мускул, только большие пальцы продолжали плясать по айподу.

— Сид… — начала я, но тут дверь со стуком отворилась. В дверях стояла та самая девица. Светлые волосы, края глаз приподняты к вискам. У нее были идеальные по форме, полновесные груди — девушки получают такие от любящих отцов в подарок на шестнадцатый день рождения. Хихикнув, она потянулась к Сиду. Похоже, даже и не заметив меня.

Я узнала девушку с газетной фотографии, которой к Рождеству под венец, — «Лили». Винченцо. И разумеется, благо мы в Онкведо, ее отец и есть тот самый инспектор Винченцо, а теперь начальник полиции Винченцо, который меня разыскивал. Я шагнула вперед:

— Простите, он сегодня не может. Потянул сухожилие.

(Я припомнила травму, описанную в «Любительской гребле» на странице сто шестьдесят семь.) Девушка нерешительно огляделась.

— Ладно, тогда его. — Она указала на Тима. Я услышала за спиной низкий звук, явно исходивший от Сида. Он напоминал рычание.

— Он занят по предварительной записи. Клиентка скоро приедет.

Комната звенела от напряжения. Я подошла к девице, загородив ее собой от мужчин. Вблизи она оказалась не столько красивой, сколько сексуальной, поразительно чистой и свежей, в безукоризненно сидящих джинсах с заниженной талией — и никаких складок жира между ними и короткой кашемировой кофточкой. Огромный бриллиант на пальце выглядел почти вульгарно.

— Мы сегодня не сможем вас обслужить, простите, у нас все занято. Если хотите забронировать время, позвоните, пожалуйста, заранее.

Я положила руку на дверной косяк — она вынуждена была сделать шаг назад и остановиться в проеме открытой двери.

— Вам отец звонил? — Она бросила на меня взгляд, на треть невинный, на две трети вызывающий.

Я хотела уже захлопнуть дверь перед этим свеженьким, пропитанным коллагеном телом; она меня не смутила, смутило то, что я увидела у нее за спиной: рядом с «лексусом» остановилась «миата», из нее вылезал Руди. Я схватила барышню за изящное запястье.

— Прошу вас, входите. — Я втащила ее внутрь и захлопнула дверь. — Наверх, — приказала я Сиду. — Вместе с Лили, и немедленно.

Лили с Сидом удалились, а я повернулась к остальным:

— Приехал ваш тренер, у нас проходит эксперимент по сбору статистических данных, вперед.

Они похватали компьютеры и прочую электронику и разбежались по диванам — сосредоточенные, фантастически уверенные в себе.

Я выглянула в окно. Из «миаты» показался лысоватый затылок Руди, ниже красовалась новая кожаная куртка. Руди выпрямился во весь рост, слегка выпятив грудь, — можно подумать, ему сейчас дадут медаль.

Я встретила его на пороге — махнула рукой и выжала из себя улыбку.

— Проходи! — позвала я не своим голосом. Потом метнулась к айподу и тыкала кнопки, пока из колонок не загремел голос Шаде Аду.

Руди вошел, поздоровался со своими гребцами. Я услышала из-за спины какие-то слова про статистику и «вечернюю тренировку».

Заставила лицо растянуться в улыбке. С губ сама собой сорвалась реплика из «Унесенных ветром»:

— Чем я обязана такой чести?

— Привет, Барб, — отозвался Руди. Он рассматривал старые балки, гранитную кладку камина и новую мебель. — У тебя, кроме салона красоты, тут еще и учебный центр?

— Все в одном флаконе, — ответила я.

Руди подошел к камину, взял в руки айпод. Голос Шаде стих почти до шепота и не мог уже перекрывать стоны, доносившиеся сверху.

Руди посмотрел на лестницу, потом на меня.

— Процедурные кабинеты у нас наверху, — сказала я.

— Болезненные процедуры.

— Восковая эпиляция — это не шуточки. — Что правда, то правда. — Идем, покажу вид на озеро с заднего крыльца, — предложила я, в надежде увести его от эротических звуков.

Руди пошел со мной на кухню, остановился у древнего холодильника.

— Электричество жрет, как четыре новых. — Он открыл дверцу, рассмотрел изношенный уплотнитель. — Такие штуковины давно не выпускают, новую резину нипочем не достанешь.

Похоже, Руди разделял пристрастие моего мужа ко всяческим резинкам.

Я открыла заднюю дверь и вышла на маленькое крылечко. Оно нависало над крутым обрывом. Ограждение из узких планок, неструганые доски пола.

Руди тоже вышел на крыльцо. Отсюда озеро просматривалось до самой южной оконечности.

— Солидный причал. — Руди перевесился через перила. — Подправить бы не мешало, а вообще, сюда можно подойти даже на длинной байдарке. — Я услышала, как над головами у нас открылось окно. — Отсюда до нашего тренировочного пирса две мили. — Держа большой палец на отлете, Руди указал в дальний конец озера, где находился университетский гребной центр. — Можем плавать сюда во время тренировок на выносливость. И глубины здесь хватает.

Над нами Лили снова возвысила голос, ритмично, с придыханием, — дело явно шло к развязке.

Руди вопросительным жестом указал на потолок.

— Бразильская восковая эпиляция зоны бикини — это настоящая пытка, — сказала я.

Не исключено, что и это правда.

Он с сомнением приподнял бровь:

— У тебя тут что, бордель?

Я не стала отпираться.

— У нас самый разгар сезона. Впереди первенство университетов. А тут все мои лучшие гребцы, кроме Сидни Уокера. Если они будут этим заниматься, они не смогут нормально выступать: это мешает сосредотачиваться.

Хлопнула входная дверь, я услышала два женских голоса.

Черт, совсем забыла, что начальница профессорши Бигз частенько захаживает по вторникам после заседания кафедры, на котором, разумеется, председательствует.

— Стоять. — Я подняла руку, будто говорила не с Руди, а с Матильдой.

Выскочила вон, в надежде как можно вежливее объяснить завкафедрой и ее спутнице, что у нас возникли непредвиденные обстоятельства, не могли бы они прийти в четверг, я попытаюсь вознаградить их за неудобства. Но они уже отправились с обычными партнерами наверх.

Я повернулась, хотела вернуться в кухню. За плечом у меня стоял Руди.

— В жизни не видел таких невзрачных проституток, — сообщил он, когда социологический факультет скрылся из виду.

Сид с Лили неторопливо спустились по лестнице. Его руки лежали на ее плечах. С губ Лили исчезла вся помада, выглядели они еще пухлее, чем раньше, — помятый синеватый оттенок. Над поясом низко сидящих джинсов торчал краешек кружевных трусиков.

— Вот эта получше, — одобрил Руди.

Лили не удостоила его вниманием.

— Увидимся через неделю, — сказала она Сиду, причем в голосе звучало: как же пережить такую разлуку? Выскользнула в дверь, вся такая аккуратненькая и гладенькая.

— Здравствуйте, сэр, — поздоровался Сид. — А вы тут зачем?

— Хотел задать тебе тот же вопрос, — отозвался Руди.

— Эпиляция спины, — твердо сказала я; тут на меня уставились оба. — Увидимся через неделю, Сид, не забудь захватить музыку.

— Да, очень она волосатая, — проговорил Сид, не двигаясь с места.

Теперь мы смотрели на него.

— Ступай домой, — приказала я Сиду, хотя, в принципе, имела в виду их всех.

— Так это бордель, — Руди говорил сам с собой, — А Барб — содержательница.

— Спа-салон, — поправила я. Никто меня не услышал.

— И ты за это платишь? — спросил Руди у Сида. — Такой красавец, студент, спортсмен? Да не смеши меня.

— Я тут работаю, — сказал Сид. — Отличная подработка.

— Так это она платит? — Руди указал на парковку, с которой как раз выезжал белый «лексус»; голос его сорвался на писк.

— В Онкведо такое заведение просто необходимо. У нас работы хоть отбавляй. — Я задрала подбородок.

— Моя команда! — Руди просто кипел. — Из-за тебя у них снизится выносливость, упадет уровень тестостерона. Весь сезон пойдет насмарку. Мы провалим первенство.

— То, что секс отрицательно влияет на спортивную форму, — это вчерашний день. Последние исследования показали: больше секса — больше тестостерона, больше энергии, больше выносливости — собственно, всего больше.

— Кто сегодня пропустит тренировку — выгоню. — Руди зашагал к машине, выразительно качая лысеющей головой. — Она еще и платит, — донеслось до меня.

Как только за его «миатой» улеглась пыль, я отправила парней по домам. Отыскала кусок картона и написала неброское объявление для клиенток, которые еще приедут: «Спасибо, что посетили нас. Удачного дня!» Звучало это как-то нелепо, я перевернула картонку и вывела: «Сожалею, мы временно закрыты». Собрала свои блокноты, заперла входную дверь. Прикрепила картонку к опоре крыльца, где ее было лучше видно.

Усевшись в машину, я еще раз посмотрела на охотничий домик. Красивое место, тихое, живописное. Столько здесь всего наслучалось. Столько изменилось в моей жизни. Я далеко ушла от тех времен, когда моей единственной крепостью была моя машина.

На фотографиях, где Набоков пишет или просто сидит в машине, он выглядит умиротворенным. Наверное, ему было привычно перемещаться с места на место, делать краткие остановки, не врастая в почву. Я могла его понять.

Теперь моим кабинетом будет моя машина. Я позвонила в Нью-Йорк адвокату по литературным делам. Трубку снял Макс, его ассистент. Я объяснила, что мне нужен адвокат — провести в местном суде дело по возвращению родительских прав, может ли он порекомендовать кого из здешних?

— А это, собственно, где? — поинтересовался Макс; видимо, у него в голове вся география заканчивалась в западной части Десятой авеню.

Я объяснила.

— А аэропорт там есть? — поинтересовался он.

Я ответила утвердительно. Не стала пояснять, что к нам летают только совсем маленькие самолеты.

— Я возьмусь, — сказал он. — Мне это пойдет в зачет как работа на общественных началах.

Спрашивать, разбирается ли он в семейном праве, теперь было вроде как неудобно — он же предложил помочь мне бесплатно. В смысле, именно так я поняла выражение «на общественных началах». Мне совсем не хотелось опираться всем весом на тощего юного Макса, но так уж вышло.

Я сообщила ему, когда назначено слушание, поблагодарила и повесила трубку, — впрочем, он повесил свою первым. Время — деньги. Чьи-то деньги, не мои.