В половине восьмого я уже ждала стука в дверь. Как и накануне, Ник появился в сопровождении мисс Кемп. Опять последовали бурные объятия и поцелуи, только теперь это уже не было для меня неожиданностью.

— Ну вот, я опять здесь, — сказал он, больше для мисс Кемп. — Надеюсь, в доме не возражают против моих визитов. Я здесь никому не мешаю?

— Что вы, наоборот, — сказала я. — Ева ждала вас, я уверена. И миссис ван Дорн не возражает. К сожалению, сейчас ее нет дома.

— Ну вот, как всегда не везет, — сказал он со своей озорной улыбкой и обернулся к мисс Кемп.

— Благодарю вас. Большое вам спасибо.

До сих пор она стояла неподвижно, не отводя от нас глаз. Но намек, прозвучавший в словах Ника, был слишком ясен. Ей ничего другого не оставалось, как только повернуться и выйти. Ник с явным облегчением закрыл за ней дверь. И тут же снова заключил меня в объятия. Мы забыли обо всем на свете.

— Сам не понимаю, как я дожил до вечера, — прошептал он. — Знаешь, я ведь приехал час назад и ждал за воротами в коляске. Просто не решался прийти раньше. Но как же я ждал этого часа!

— Любимый мой, никогда в жизни я не испытывала такой нежности. Какое счастье, что ты здесь!

Он отстранился и внимательно посмотрел на меня.

— Что-нибудь случилось? Расскажи мне все.

— Вчера вечером произошло нечто ужасное. Я до сих пор не могу понять. После того как мы с тобой расстались у калитки, я пошла домой… через мостик, ты помнишь, где это? И вот, когда я шла по этому мостику, кто-то закутанный в плащ выскочил из темноты и столкнул меня в воду. А потом, когда я попыталась выбраться из воды, он начал швырять в меня камни. Ты знаешь, я думаю, он всерьез пытался убить меня.

— Боже правый! — вскричал Ник. — Но за что?!

— Не знаю. Может, за то, что я так предана Еве и пытаюсь спасти ее от дома для умалишенных. По-видимому, кому-то все это очень не нравится. Ты знаешь, в этом доме многие убеждены, что ей уже не помочь.

— Он попал в тебя?! Может быть, у тебя есть ушибы?

— Один раз попал. У меня остался синяк на плече. Но это пустяки. Я узнала еще кое-что. Гораздо более интересное. У мистера ван Дорна есть секретарь. Большую часть времени он работает в Нью-Йорке, но иногда приезжает в имение — проверить какие-то книги или счета. Ну вот, он рассказал мне о том, что раньше у мистера ван Дорна была еще личная секретарша по имени Камилла, невероятно красивая женщина, которая в один прекрасный день ушла из имения и больше не вернулась. И, самое интересное, никто с тех пор ничего о ней не слышал.

— А какое это может иметь отношение к Еве?

— Вот послушай, что я еще узнала. Мистер Тэйни — секретарь — наверняка был влюблен в Камиллу. Он ни за что не хотел в этом признаться, но у него до сих пор хранилась фотография Камиллы. Я говорю «хранилась», потому что сегодня он отдал ее мне, сказав, что я могу ее выбросить. А я принесла ее сюда и оставила на туалетном столике. Ева ее увидела. Потом я ушла к себе, а когда вернулась, Ева стояла у стены неподвижно, напрягшись как струна — с ней иногда такое бывает, — в руке у нее была фотография, а из глаз текли слезы.

— Очень интересно, — сказал Ник. — А в каком она сегодня состоянии?

— Не в лучшем. Она, по-видимому, очень любила Камиллу. Фотография, как видно, вызвала стресс. И потом, было много неприятных разговоров в ее присутствии. Последней здесь была миссис Кэртис, ее тетка, она пыталась внушить мне, что Ева неизлечима и ее следует поместить в клинику для умалишенных.

— Пойду взгляну на нее.

— Подожди, сначала я должна сказать тебе еще кое-что. Прошлой ночью, когда я вернулась, ну, после того как спаслась от убийцы — теперь уже, наверное, можно так его назвать, — знаешь, что я обнаружила? Ева лежала на кровати и крепко спала, а руки у нее были исцарапаны, и под ногтями осталась земля. Все выглядело так, как будто это она швыряла в меня камни.

— Что?! Ты хочешь сказать, что Ева пыталась убить тебя?!

— Я не знаю, кто это был. Честно говоря, я не могу поверить, что это была она. Тот человек кутался в плащ… было очень темно… все произошло так быстро. Я ни в чем не уверена. Но мистер Тэйни, секретарь… он уверяет, что она пыталась убить и его, некоторое время назад. Правда, он тоже видел только фигуру, закутанную в плащ, и тогда тоже было очень темно. Но он убежден, что это могла быть только она, и никто другой. Он считает, что она опасна для окружающих.

— Да что же это за дом?! — воскликнул Ник. — Этот мистер Тэйни — он что-нибудь предпринял после того нападения?

— Нет, он даже не решился никому рассказать об этом. Боялся, что его могут уволить. Я тоже никому, кроме тебя, не рассказывала, но по другой причине: боюсь, что Еву тут же заберут в клинику. Ник, я не думаю, что это была она, ни в тот раз с мистером Тэйни, ни вчера ночью.

— Я тоже в это не верю. Ты правильно сделала, что никому не рассказала. Но как же тебе теперь здесь оставаться?.. Я не буду знать ни минуты покоя. Скажи, как тебе кажется, кому-нибудь нужно, чтобы ее побыстрее забрали в клинику?

Я кивнула.

— Боюсь, что так. И хуже всего, что и доктор Виггинс совершенно не надеется на выздоровление.

— Ну, он просто старомодный практик, давно уже отставший от времени. Анджела, как ты думаешь, мы сможем найти Камиллу?

— Трудно сказать. Наверняка она оставила какой-нибудь адрес, по которому с ней можно связаться.

— Она жила здесь, в имении?

— Да, так я поняла.

— И когда она исчезла?

— Примерно в то же время, как Ева заболела.

Ник на секунду задумался.

— До или после этого?

— Я не знаю точно. Но это можно выяснить.

— Выясни, пожалуйста, как можно скорее. К завтрашнему вечеру, если только ты не запретишь мне прийти завтра вечером.

— Это все равно, что запретить собственному сердцу биться, — сказала я. Сколь выспренно это ни прозвучало, я чувствовала именно так. — Я бы хотела, чтобы ты никогда не уходил от меня.

— Я тоже, — сказал Ник. — И не только потому, что люблю тебя; я просто боюсь оставлять тебя в этом доме с его темными тайнами и еще более темными воспоминаниями. Здесь что-то неладно. Это просто носится в воздухе.

— Да, — согласилась я, — особенно ночью, когда он выглядит просто зловеще. Если бы не Ева, я бы и дня здесь больше не осталась. А теперь идем к ней.

Она сидела в кресле. Фотография лежала у нее на коленях. Глаза были опущены, фигура неподвижна.

— Добрый вечер, Ева, — сказал Ник.

Она, конечно, не ответила. Ник поднес руки к ее глазам — никакой реакции. Он поднял ее руку и отпустил — рука осталась висеть.

— Действительно, она сегодня не в лучшем состоянии, — заметил Ник. — В данный момент ее мозг пытается отключиться от мира и от всего, что есть в этом мире. Она отключилась настолько, что не может произвольно сделать ни одного движения, даже самого простого. Смотри, рука может висеть в таком положении сколько угодно; сама она не может ничего сделать.

— А вчера вечером все было так хорошо, — горько сказала я. — Ничего удивительного: они тут такое говорили о ней в ее присутствии. Будто она совсем невменяемая и ее место в клинике.

— Да, я уверен, что она все слышит и понимает. Когда-нибудь она выйдет из этого кататонического состояния и расскажет нам, что же с ней произошло.

— А ты можешь хотя бы предположить, что вызвало это состояние? Есть какая-нибудь идея?

— Идея есть — доказательств нет. Это могло быть какое-то большое горе или сильный испуг — одним словом, шок. Ее мозг пытается теперь как бы закрыться от этого. А это возможно, только закрывшись и от всего остального. И все-таки надежда есть. Ты знаешь, еще совсем недавно — да что я говорю «недавно», еще и сейчас, в наше время — такие случаи признавались неизлечимыми. Пациентов запирали в клиниках, где никакого представления не имели ни о самом заболевании, ни о методах лечения. Естественно, больные и не могли поправиться, что воспринималось как доказательство неизлечимости болезни. Но я вылечу Еву и докажу, что это не так.

— Может быть, уложить ее в постель, как ты думаешь? — спросила я.

Он осторожно опустил ее руку.

— Да, пожалуй. Отдых помогает при любой болезни. Проследи, пожалуйста, чтобы все окна были открыты, даже если станет прохладно. Ей нужен свежий воздух. Только укрой ее потеплее.

Мы вместе раздели и уложили Еву в постель. Лампу я не стала гасить: было еще рано, не хотелось оставлять ее одну в темной спальне.

Мы вышли в другую комнату.

— Не волнуйся, ты же знаешь, она не сдвинется с места, пока ей не прикажешь.

— А если прикажешь… Как ты думаешь, она может подчиниться, если прикажут?

— Не всегда. Но бывает, что такие больные подчиняются любым приказам.

— Любым? — я даже задохнулась от внезапного волнения. — Но ведь тогда… кто-то мог приказать ей напасть на меня.

— В данном случае это маловероятно. Посмотри на ее мышцы. Она слишком долго болеет и мало двигается, мышцы совсем ослабли. Нет, у нее не хватило бы на это сил.

— Ты себе не представляешь, какое это для меня облегчение.

— Подожди, не торопись. Я как раз хотел сказать: с другой стороны, у таких больных иногда появляется невероятная сила, именно злая сила. И тогда нельзя быть ни в чем уверенным. Но в нашем случае это маловероятно: вряд ли она в состоянии проделать все это, даже если бы ее кто-то направлял.

— Что же нам делать? — произнесла я в полной растерянности.

— Я думаю, надо попытаться разыскать Камиллу. По-видимому, Ева была очень к ней привязана. Если бы нам удалось разыскать и вернуть ее, это наверняка пошло бы Еве на пользу. Я попробую навести справки в деревне. А ты узнай, нет ли у кого-нибудь в этом доме ее адреса или, может быть, адреса кого-нибудь из ее друзей. Ну, в общем, надо найти хоть что-нибудь, любую зацепку.

— Сделаю это, как только они вернутся, — пообещала я.

— А теперь, — предложил он, — давай поговорим о нас с тобой. Я хочу поведать тебе кое-что. И знаешь почему? Я надеюсь, что в недалеком будущем ты будешь носить мою фамилию.

— Это предложение, сэр?

— Да, именно так. Вы окажете мне честь стать моей женой?

— Да, сэр, и это большая честь для меня.

— Уверяю вас, вы ошибаетесь, — проговорил он с ласковой улыбкой, — это вы оказываете мне честь. А вот теперь послушай, что я еще хотел тебе рассказать. Сегодня у меня был пациент. С абсцессом. Я был к нему очень внимателен, и он это отметил. Сказал, что доволен тем, как я практикую. Так что теперь, я думаю, слава обо мне распространится в нашей округе и, может быть, у меня все-таки будет здесь хорошая практика.

— Ник, только не бросай свои исследования. Ну, ты знаешь, исследования психических заболеваний.

— Нет, конечно, я не собираюсь этого делать. Но прежде всего нужно найти что-то, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Теперь — тем более. У меня ведь появятся новые обязанности.

— Неужели? — спросила я.

— Ну-ну, не притворяйся. Я имею в виду тебя.

Не знаю, как это произошло, но в следующую минуту я опять была в его объятиях. Господи, как же я люблю этого человека! Я очень мало знала о нем, но, с другой стороны, он так же мало знал обо мне. Однако для нас это не имело никакого значения.

— Я очень хочу, чтобы мы поженились как можно скорее, Ник. Но ты должен знать: я не хочу лишать тебя возможности продолжать свое дело. Мне важно знать, что в один прекрасный день ты найдешь способ помогать несчастным, которые сейчас находятся в безнадежном состоянии. Даже если ради этого придется подождать со свадьбой.

— Думаю, не придется. Мы очень скоро сможем пожениться. Надо только найти еще нескольких пациентов. Мне кажется, как только они меня узнают поближе, пациентов будет более чем достаточно, и при этом безо всякого вреда для доктора Виггинса. Я считаю, что для человека его возраста, с его здоровьем нынешняя нагрузка слишком велика.

— Тогда можешь назначить день свадьбы. Я останусь здесь до тех пор, пока Ева не поправится. Дорогой, если бы тебе удалось ее вылечить! Все в этой округе тогда признали бы тебя.

— Знаешь, мне не очень хочется оставлять тебя здесь. За этим покушением могут последовать другие, более удачные.

— Но я совсем не боюсь. — Это была неправда. — А если почувствую опасность, для себя или для Евы, я всегда могу послать кого-нибудь в город за тобой.

— Ты уверена, что хочешь остаться?

— Дорогой, это твой шанс. Мистер ван Дорн — важная персона. Если тебе удастся вернуть к нормальной жизни его дочь, ты по-настоящему прославишься.

— К черту все это, — сказал он с незнакомым мне выражением в голосе. — Моя карьера не стоит твоей жизни.

Со счастливым смехом я погладила его по щекам.

— Я люблю тебя. Люблю за то, что ты это сказал. Но, знаешь, дело не только в твоей карьере. Я привязалась к Еве. Хочу, чтобы ты ее вылечил. Мы ведь знаем — ее можно вылечить. И ты, именно ты, должен это сделать.

— Да, ты стоишь большой любви.

Он снова привлек меня к себе. Вздохнул.

— Наверное, пора идти. Не стоит испытывать терпение хозяев. Но на этот раз ты не пойдешь меня провожать.

— Только до крыльца, — согласилась я. Последовал долгий прощальный поцелуй. А потом

мы вышли в коридор, постаравшись принять как можно более безразличный вид. Я очень надеялась, что нам не встретится никто из домочадцев, однако на площадке лестницы стоял Уллис ван Дорн. И смотрел прямо на Ника.

— Я вас знаю, — громко сказал он. — Что вам здесь нужно? Кто вас вызвал? Вы ведь не наш врач.

— Прошу вас, мистер ван Дорн, — сказала я. — Николас Рисби — мой гость. Это обычный визит. Вы, должно быть, приняли его за кого-то другого.

— Это доктор Рисби, тот самый, который заявляет, что может лечить сумасшедших. Он сам безумец, раз считает, что больного можно вылечить разными баснями и сладкими речами. Я требую, чтобы он убрался из нашего дома.

— Но, мистер ван Дорн, — попыталась я еще раз, — ваша мать разрешила доктору Рисби приходить ко мне в гости.

— Готов поспорить, она и представления не имела о том, кто он такой. Если бы она и отец знали, что это тот самый чокнутый доктор, с которым никто в округе не желает иметь ничего общего, они бы давно вышвырнули его из дома.

Ник вспыхнул, и на секунду мне показалось, что сейчас разразится скандал. Но нет, он был настоящий джентльмен. Слишком хорошо воспитан. Он обернулся ко мне, вежливо поклонился, быстро спустился по ступенькам и исчез за дверью. Уллис с громким стуком захлопнул за ним дверь.

Я сбежала вниз следом за ним.

— Еще раз повторяю: это мой гость, кто бы он ни был по профессии. Он здесь совсем не в качестве врача, хотя Ева его заинтересовала и он, конечно, мог бы ее вылечить.

— А я предупреждаю вас: если с ней что-нибудь случится, я добьюсь, чтобы вашего друга судили, а вас немедленно уволили. Кому вы вообще здесь нужны? Что вы собой представляете? Вы что, собираетесь совершить невозможное?

— Я здесь потому, что меня пригласили. Меня приняли на эту работу после собеседования, мне за нее платят. Если вы возражаете против того, что мой знакомый меня навещает, пожалуйста, скажите об этом отцу или матери. Со мной прошу в таком тоне больше не разговаривать. С самого начала мне было совершенно четко сказано, что я не должна отчитываться ни перед кем, кроме вашего отца. Доброй ночи, мистер ван Дорн.

Я поднималась по лестнице, вся дрожа от ярости. Да что же это такое?! Сговорились они все, что ли? Сначала миссис Кэртис, теперь Уллис. Спору нет, любой из них может причинить мне массу неприятностей, стоит им только пойти к мистеру ван Дорну с жалобой. Оставалось только надеяться, что, если такое и случится, мистер ван Дорн прислушается к голосу разума. Я очень на это рассчитывала и настроилась оставаться в этом доме до тех пор, пока Ева не поправится либо пока Ник не потеряет всякую надежду вылечить ее.

Я заглянула к ней в спальню. Она лежала с открытыми глазами, точно в той же позе, в какой мы ее оставили. Я закрыла ей глаза, немного прикрутила лампу и пошла к себе. Загляну к ней еще раз, перед тем, как окончательно улечься, и тогда уж потушу свет.

Я отчаянно тосковала по Нику. И была зла на Уллиса: ведь он украл у нас прощальный поцелуй. Непонятно было, чем он вообще занимается, этот молодой человек. Похоже, просто убивает время, экспериментируя в своей лаборатории. Я, кстати, ее еще так и не видела.

Я открыла книгу, но читать не могла. Поняв, что так и не смогу сконцентрировать внимание, решила укладываться на ночь и стала стелить постель, Я делала это очень медленно, чтобы дотянуть до одиннадцати, когда нужно будет в последний раз заглянуть к Еве.

Я застала ее в том же положении, задула лампу и открыла все окна. Наконец, улеглась и сама, оставив дверь в комнату Евы открытой, так чтобы слышать каждое ее движение.

Я вдруг почувствовала, что страшно устала. Наверное, сказывались последствия прошлой ночи. Во всяком случае, сон сморил меня сразу же. Однако спала я некрепко, так как сразу услышала, что кто-то осторожно опускает жалюзи на моем окне. Когда же наконец мне удалось стряхнуть с себя сон и открыть глаза, я поняла, что все жалюзи на окнах кем-то опущены. Меня как будто отключили от всего мира, даже от ночной темноты, потому что тьма, царившая в моей комнате, была чернее самой ночи.

Я села на постели, пытаясь хоть что-то разглядеть в этой кромешной мгле, и в этот момент кто-то, такой же темный, как тьма вокруг, кинулся на меня. Я сделала отчаянную попытку увернуться, но в этот момент нападавший кинул подушку туда, где, как он думал, должна была находиться моя голова. И с силой надавил… Сомнений не было — меня опять пытались убить. На этот раз — задушив подушкой.

Я скатилась с кровати и отчаянно закричала. Но тут же сообразила, что это бесполезно: в этом крыле были только наши с Евой комнаты. Каким-то чудом не наткнувшись на стулья и прочую мебель, я кинулась к двери, которая вела в коридор, — она была заперта; в полном отчаянии я пыталась нащупать ключ — пальцы скользнули по пустой замочной скважине. Я была надежно заперта в собственной комнате, как в западне. Но, может быть, удастся каким-то чудом добраться до другой двери, в комнату Евы.

— Кто вы? Что вам нужно? — громко спросила я, одновременно пытаясь определить, где же дверь в Евину комнату. В конце концов я ее обнаружила. Она была чуть приоткрыта, как я ее и оставляла. Я распахнула дверь и кинулась в соседнюю комнату; нападавший последовал за мной. Похоже, он все знал об окнах и дверях. Знал намного лучше меня.

В передней комнате Евиных апартаментов жалюзи на окнах тоже были опущены. Здесь тоже царила кромешная тьма. Я даже не стала пытаться открыть дверь в коридор: тот, кто так хорошо здесь все знал и успел позаботиться о шторах, конечно же, подумал и о двери. Она наверняка уже заперта, и ключа мне не найти. Поэтому я устремилась прямо в спальню, но в следующую же минуту поняла, что опять попала в ловушку — и здесь все окна были крепко-накрепко закрыты, жалюзи спущены; и здесь царила такая же кромешная, немыслимая тьма. Мне не удалось закрыться от нападавшего в этой комнате, как я надеялась.

Спотыкаясь во тьме, я дошла до Евиной постели и ощупала ее. Она была на месте. Я дотронулась до ее щеки, нащупала пульс. Она была жива! Пока. Так же, как и я.

Что же делать? Разбить окно! Я стала искать, чем бы это можно было сделать… какой-нибудь стул. И в это время сильные руки в перчатках схватили меня за плечи, довольно неловко, как будто нападавший тоже действовал вслепую, наугад. Я рванулась, пытаясь высвободиться. Но эти руки были слишком сильны… нечеловечески сильны. И они сомкнулись у меня на горле.

Это был конец. Спасения не было. Надежды — тоже. У меня не осталось больше сил бороться, а рядом со мной находилась только несчастная, почти парализованная девушка.

Не выпуская из рук мое горло, убийца подтолкнул меня к стене. И с силой прижал. Казалось, мои легкие сейчас лопнут от недостатка воздуха. Я попыталась отбиваться ногами, но… ноги были босы, а силы на исходе.

У меня осталось только одно оружие — притворство. До сих пор я отчаянно пыталась оттолкнуть руками его лицо, закутанное в темный капюшон. Но теперь я опустила руки, так что они безвольно повисли вдоль тела, а все тело полностью расслабилось, как неживое. Может быть, это было лишь отчасти притворством — я и в самом деле была близка к обмороку.

Пальцы вокруг моего горла чуть разжались, как бы проверяя. Я с трудом подавила сумасшедшее желание сделать глубокий, жадный вдох и вдохнула коротко, едва заметно, чтобы только сохранить жизнь. Я даже позволила себе сползти по стене на пол. И только тогда, под покровом темноты, начала немного и очень осторожно дышать.

Послышались шаги. Они удалялись! Потом я почувствовала струю воздуха — это открылась и снова закрылась входная дверь. Ушел?!

Шатаясь, я встала на ноги и кое-как доковыляла до кровати: прежде всего надо было убедиться, что с Евой все в порядке. В темноте я ощупала ее — голова была плотно укутана простыней! Я отшвырнула ее, вся дрожа от ужаса. Слава Богу, Ева дышала. Глаза были широко открыты, в них тоже застыл ужас. С ней тоже пытались разделаться — убийца надеялся задушить ее простыней. Еще несколько минут — и цель была бы достигнута, даже без его присутствия.

Звать на помощь? Нет, сейчас у меня были более срочные дела. Я кинулась к окну, широко распахнула его и подтащила Евину кровать как можно ближе. Я увидела, как под струей прохладного воздуха вздымается ее грудь, пытаясь захватить как можно больше воздуха.

Только после этого я кинулась к входной двери, широко распахнула ее и стала кричать изо всех сил. Я кричала, буквально надрываясь, до тех пор, пока из своего крыла этого огромного здания не примчалась Сьюзан Кэртис, за ней — ее мать и Уллис, а затем мисс Кемп — все в ночных сорочках.

— В доме убийца! — кричала я. — Он хотел убить Еву и меня.

— Вы что, страдаете от ночных кошмаров? — спросила Гарриет Кэртис тоном следователя.

— Нет-нет! Это не кошмар! Я не спала.

— Так это, наверное, Ева на вас напала, — предположил Уллис. — Где она? У себя?

Он кинулся в ее комнату и через минуту вернулся с озадаченным видом.

— Да, она на месте, но там явно кто-то побывал. Я имею в виду, там был кто-то посторонний.

— Что с вашей шеей?! — вскричала Сьюзан. — Посмотрите, какие синяки!

У Гарриет и Уллиса были с собой лампы. Они поднесли их поближе. Гарриет даже дотронулась до моей шеи — и вынесла приговор:

— Ее душили, это ясно. Кто мог это сделать? Мисс Кемп, а где Джон Тэйни?

— Уехал сегодня вечером. И я заперла дом, как обычно. Могу поклясться, что сюда никто не мог проникнуть.

— И тем не менее кому-то удалось это сделать, — сказала я. — Меня чуть не задушили — вы все видите эти следы на шее; Ева чуть не задохнулась под простыней. Этот человек, кто бы он ни был, прекрасно знал свое дело. С Евой все было достаточно легко, а пока она умирала под простыней, он расправился бы со мной.

— Пойду проверю все двери и окна, — сказал Уллис. — А вы пока посидите, мисс Вингейт. По-моему, вы на грани обморока.

Он был прав, я примерно так себя и чувствовала. Сьюзан помогла мне дойти до наших комнат и усадила в кресло. Гарриет пошла к Еве в спальню — посидеть с ней, пока я немного отойду. Сьюзан принесла мне стакан холодной воды, и я почувствовала себя немного лучше.

— Я никогда не любила этот дом, — призналась Сьюзан. — Ночью здесь просто страшно: все время слышны какие-то таинственные звуки; скрипят половицы, что-то шуршит, кто-то стонет или шепчет… — в общем, жуть какая-то.

— Сьюзан, милая, — взмолилась я, — скажите, кому нужно убивать меня?

— Даже представить себе не могу, — ответила она. — Может быть, здесь какая-то ошибка?

— Но ведь это уже второй раз. Прошлой ночью меня кто-то столкнул в воду, а потом чуть не убил тяжелыми камнями. Если бы он не промахнулся, меня бы уже не было в живых. Нет, это не ошибка.

Сьюзан, казалось, была вся в сомнениях.

— Но ведь вы здесь всего только несколько дней, Анджела. За это время невозможно завести серьезных врагов.

— Однако кто-то хочет моей смерти. Для этого, конечно, должна быть причина, но я, к сожалению, не могу ее угадать. Для меня это загадка без ответа.

Сьюзан даже задохнулась от внезапной догадки:

— А вдруг это Ева? Я хочу сказать: вдруг он задумал убить Еву, а вы просто оказались на пути?

— Да, я уже подумала об этом. Это возможный ответ. Но все равно… Кто может так сильно желать смерти несчастней, почти парализованной, потерявшей рассудок девушки?!

— Ну, я не знаю, — сказала Сьюзан. — Но должна вам признаться, я безумно напугана. А вдруг он задумал убить нас всех. Хоть бы Уллису удалось напасть на его след.

— А вы уверены, что это мужчина?

— Что вы хотите сказать? Это женщина?

— Вполне возможно. Сильная, натренированная женщина… или такая, которой движет безумие, — вспомнила я слова Ника.

— Ну, Анджела, так мы ни до чего не договоримся. Давайте отдыхать. Мама побудет с Евой, а я посижу с вами. Вам надо хоть немного поспать. Слышите, я приказываю.

Сопротивляться не было сил, и с чувством благодарности к ней, сидевшей у моей кровати, я наконец погрузилась в сон.