Когда я пришел впервые в рабочий кабинет Александра Проханова у него дома, я обомлел, потому что все стены от потолка до пола были покрыты стеклянными сверкающими коробками, в которых что-то, как волшебная электрическая сварка, мерцало и блистало. Это были бабочки. Их были тысячи. Таких кабинетов в Москве больше, по-видимому, нет. Проханов сидел рядом среди этих бабочек, как какой-то волшебник, колдун, демиург. Я спросил его, что это за коллекция? он объяснил, что эта коллекция собрана им самим. Она не куплена в магазинах, Она собрана во время его странствий по континентам. Он, оказывается, посещая поля сражений, одновременно не только раскрывал там свой блокнот, но и раскрывал свой марлевый сачок. С этим марлевым сачком он промчался через все континенты. Когда он писал свои романы о войне, о сражениях, о геополитической экспансии, о советской империи, одновременно это были романы о бабочках. В каждом из романов была своя бабочка.

Я спросил его: в чем природа этого увлечения? Откуда такая страсть? Он рассказал мне, что в юности был охотником, он любил поохотиться со своей тульской одностволкой, пострелять… Он охотился в основном на зайцев и рябчиков. Охотничьи страсти привели как-то на Енисей.

И когда он летел на резиновой лодке по стремительным протокам, готовясь стрелять уток, вместо уток взлетел журавль. И он не разобравшись, подстрелил журавля. Это Проханова страшно потрясло, он отложил в сторону ружье и больше никогда за него не брался. Больше он никогда не проливал живую теплую кровь Так сильно на него подействовало убийство журавля… Но, очевидно, страсть к самому процессу охоты, к гонкам, приключениям — осталась. И он стал охотиться за бабочками…

Проханов как-то шутя или серьезно сказал, что такая страстная и мучительная любовь к бабочкам у него потому, что бабочка является его тотемным зверем. У одного тотемный зверь — медведь. У другого — крокодил. У третьего — черепаха. У четвертого — волк. А у него, видимо, бабочка. Когда развивалась спираль природы, он, может быть, произошел от бабочки. Его род — под покровительством бабочки. Отсюда привязанность. Молитва на бабочку как на маленькую крохотную икону. По-моему, Розанов писал, что жизнь бабочки является огромной метафорой жизни человека. Вылупившаяся из яичек гусеница, этакий червячок, отвратительный и слепой, жирный и кольчатый, он свою червячью жизнь проводит в пожирании — все время ест и ест. Человек в пору молодости тоже живет плотью, живет земными страстями. Он тоже потребляет материю. Потом гусеница как бы засыпает. Вьет себе кокон и остается там, внутри. Она создает сама себе саркофаг, гробницу, и во гробе живет целую вторую жизнь. Так и человек, очень часто, насытившись всем, тоже погружается в свои греховные сны. Живет в смерти — в разгулах, в своих пороках… Потом вдруг этот кокон, в какой-то момент, с первыми лучами весеннего солнца раскрывается — и оттуда выходит не мерзкий червяк, а дивное, божественное существо. Оказывается, за время спячки произошло Преображение. Претворение греховного, мерзкого. плотского существа в чудное восхитительное создание. Так и человек приходит к духовной мудрости, отбрасывая плотские страсти и обращаясь к Богу. Тогда уже сама бабочка почти не питается, лишь немного своим хоботком пьет нектар цветов и так поддерживает свое существование. Как и отшельник, монах, мудрец, лишь чуть питаясь нектарами, продолжает свою жизнь.

Эта метафора служила Проханову как бы оправданием его грешной земной жизни. Проханов считает, что если на бабочек смотреть внимательно — на орнамент крыльев, на сложные узоры, на их сложнейшую цветовую палитру, сочетание красного, белого, желтого, голубого, то увидишь, что эти древнейшие существа таят на своих реликтовых крыльях раннюю топографию земли, карты древнейших миров, исчезнувших континентов. Каким-то образом молодая земля отпечаталась на крыльях бабочек…

Александр Проханов рассказал мне, что каждая из бабочек его коллекции является крохотным листом из его путевого дневника. На них записана вся его жизнь. Прохановские встречи, разговоры, увлечения. Бражничество, стрельба, потеря друзей, трагедии и драмы стран, где он оказывался. Все, что висит на стенах — это дневник его жизни. Я попросил вспомнить какие-то конкретные эпизоды.

Первой он мне показал бабочку палевого туманного цвета, на крыльях которой были серебряные скважины, капли горячего расплавленного свинца… Большая, красивая, нежная бабочка. Он сказал, что поймал ее руками на юге Анголы в лагерях СВАПО. Сразу после мощного бомбового налета. Бомбили лагерь южноафриканские самолеты. На воронки, оставленные от взрывов, еще дымящиеся, заволакивающие все пространство всей адовой химией взрыва, с окружающих лесов слетались бабочки. Поразительно, что эти чистейшие создания любят ядовитые запахи от взрывов. Они стали садиться на горячую землю прямо у края воронки, дурели, пьянели от запахов бомбы. И Проханов спокойно руками брал опьяневшие создания и закладывал в страницы боевого блокнота.

После этой бабочки Проханов показал другую, пойманную в Пакистане, бледно-желтую, с тонкими орнаментами, похожими на поблекшие фрески. Этот парусник был пойман в окрестностях Исламабада, когда Проханов вместе с группой “Надежда” ездил туда вызволять попавших в плен русских воинов и среди них Александра Руцкого. Он дожидался в пакистанской гостинице встречи с Хекматияром, одним из лидеров афганских моджахедов, было много времени, он выходил утром в испепеляющую жару и в долине, где чахли деревья, ловил сачком этих утонченных, высушенных на солнце парусников.

Еще показал ничем не примечательную крохотную, как ноготок, голубянку. Ее вообще трудно было разглядеть в коллекции. Проханов сказал, что это единственная бабочка, которую он поймал в Афганистане за все время своих шестнадцати поездок. Обычно там, где он оказывался, были горы, скалы, выжженные пустыни, не было растений. И эту бабочку он поймал на южном склоне Саланга, недалеко от места, где несколько дней назад сожгли колонну наших грузовиков. Скалы были черными от копоти взрывов и пожаров. И сама крохотная бабочка, если посмотреть пристально, тоже была покрыта налетом гари…

Я всмотрелся в красивого огромного черно-зелено-золотого махаона: а это чудо откуда? Оказалось — из Никарагуа. Там был дом, на берегу Атлантики и рядом — цветущий куст. На него садились сотни бабочек. Они это куст как бы обнимали, целовали. Одну из них он зачерпнул своим сачком. Черно-золотой с зелеными шпорами махаон напоминает ему сандинистов, бои в сельве…

Коричневая, шоколадная красавица с белыми глазами была им поймана в Эфиопии, когда он летал туда на засуху с грузом продовольствия. Эфиопия вымирала, были страшные лагеря с беженцами из Эритреи. Там шел мор, люди были, как скелеты библейские. Когда он оказался в этом обезумевшем от голода лагере, на его сытое белое тело стали прыгать голодные насекомые. Целая туча насекомых, соскучившихся по крови. Наши летчики грузили вымирающих беженцев и перевозили в южные районы, где была вода и был хлеб. Летчики высадили Проханова на три часа в эфиопских джунглях, и он ловил удивительнейшие экземпляры обитательниц этих диких мест.

Так каждая коробка с бабочками переносит Проханова в его войны, в его путешествия, в его рискованные приключения. Читая его геополитические романы, мы познаем не только историю красного империализма, красного взаимодействия со всем миром, но и энтомологическую картину мира. Бабочки возникают в его новом романе, посвященном событиям 1993 года. Герой перед смертью отправляется в подмосковные леса и там их ловит. Бабочка появляется и в его последнем, пока неопубликованном романе “Чеченский блюз”. Бабочка — на фоне погибшей в боях на вокзале в Грозном моздокской бригады…

Вот таков он, тотемный зверь Александра Проханова.