***

Вчера бродил

возле дворца бракосочетаний.

Ничего — многие даже улыбаются.

Полны поцелуев и обниманий.

Цветы и пустые бутылки всюду валяются.

А все равно страшно,

И опять же — исполнение долга…

А страшно все, что навсегдашно

Или просто надолго.

***

Твои достоинства несметны,

Грехи похожи на игру.

Пока мы вместе, мы бессмертны,

А я и вовсе не умру.

***

В деревне Бор

41 двор.

А в деревне Петров

Восемь дворов.

Три старухи и дед.

Гроб с кислородом.

А времени нет,

Одни времена года.

***

Был город, и были храмы.

А теперь сортир да музей.

И гунны пришли, и хамы.

И рухнул ваш Колизей.

Ну да, купола сверкают,

И утром над речкой дым.

Но жители уже знают,

Что город стал неживым.

Игрушечным, для туристов.

И для вестей властям,

Что продают со свистом

Историю по частям.

***

Кирилло-Белозерский монастырь

Вологодская область

Река Шексна

Старый фашист

Карябает на стене

То, что не успел в 43-м

Здесь был Дитрих

Все оплачено

Куплено

Продано

Девочка играет калинку-малинку

Весь монастырь испещрен

Дитрихами

Английскую речь

Воспринимаешь, как русскую

Потому что повсюду дойч

Не довоевали

Понравилось

В Сиверском озере не искупаешься

Всюду тевтоны

Правь

Британия морями

Нам

Речки оставь

Пошли в кино

Стояли крепостные стены.

Пришла любовь. И все разбила.

Любовь Париса и Елены.

Любовь Патрокла и Ахилла.

Обманом греки Трою взяли.

Война окончилась красиво.

Сидела Лена в кинозале

И плакала в бутылку пива.

В духе Игоря Северянина

Мороз и пиво ледяное.

И тьма кромешная вокруг.

Жизнь от запоя до запоя

Нам суждена, мой милый друг.

Там, за дорогой кольцевою

Пускай резвится Третий мир.

Ведь над рекою над Москвою

Ночной эфир струит зефир.

И что нам всем паденье Трои?

Что нам Калуга и Нью-Йорк?

Какое пиво ледяное!

Какой мороз! Какой восторг!

***

Вс. Емелину

Вот пройдешься по городу

И тоска на душе:

Все, что было так дорого,

Не родное уже.

И не радует сердце нам

Храм Христа на воде.

Где ты, улица Герцена?

И Мархлевского где?

Город наш заминирован.

Только шаг — и привет:

Нету улицы Кирова,

Метростроевской нет.

Все разбито, порушено.

Всюду Новый Арбат.

Даже в Северном Тушино —

Довоенный Багдад.

Где ж ты, тихая улица

И вино под грибком?

Если кто и целуется,

То мужик с мужиком.

И стоят, улыбаются

Продавцы у дверей.

Купола наливаются

Новых русских церквей.

Все доступно, недорого

И везде есть места.

Так пройдешься по городу

Да и прыгнешь с моста.

***

На самом краю ойкумены

Стою, опьянен красотой.

Какие тебе перемены?

Какой тебе берег родной?

И чем ты еще недоволен?

К чему надувание щек?

Ты жив и почти что не болен.

НУ ЧТО ТЕБЕ НАДО ЕЩЕ?

***

По городу ходят шахидки

И бомбы несут в рукавах.

Маруси, Наташи и Лидки,

И Ольга Исаевна Швах.

Глазастые, с белою кожей

И стройные, как тополя.

— Скажи, незнакомый прохожий,

А как тут пройти до Кремля?

Милиция страшные пытки

Готовит им и произвол.

А в спальных районах шахидки

Уже накрывают на стал.

И стелят постель образине —

Небритому мужу-козлу.

Шахидки стоят в магазине,

Автобуса ждут на углу.

Мечтают о кафельной плитке

И чтобы не выло в трубе.

По городу ходят шахидки

И ищут шахида себе.

***

Какая к черту беспричинность?

Опять проклятая семья.

Семья несчастная моя.

Еженедельная повинность.

И я, наверное, умру

От злобы и несовершенства,

Когда с семейного блаженства

Черты случайные сотру.

А осень тает золотая.

Собаки лают: абырвалг.

Я все на свете оборвал.

И ничего не залатаю.

***

Твои руки — мои наручники.

Твои ноги — мои наплечники.

А в зрачках притаились лучники

И вострят свои наконечники.

Смерть империи

Тут стояла палатка с мороженым,

Ну а в булочной — хлеб. И потом —

Были вилки. И мы, как положено,

Проверяли на мягкость батон.

Здесь лежали лотки деревянные.

Помню запах от теплой доски.

А теперь здесь одни окаянные

Супермаркеты, где на куски

Хлеб разрезан уже. Плюс доверие —

Каждый сам все, что хочет, берет.

Жизнь прошла. Умирает Империя.

Ну, так вечно никто не живет.

***

Плевать, что плохая дорога

И кто-то пургу замесил.

Я вышел на поиски бога

Под происки вражеских сил.

Не видя пути и ночлега,

Не зная, что будет потом,

Я верю: мне хватит и снега,

И речки, что спит подо льдом.

***

Самолет в ночи горит.

Стюардесса говорит:

"Выходите из вагона.

Летчик дальше не летит.

Надевайте парашюты.

Вылетайте из каюты.

Потому что вам осталось

Жить не больше полминуты.

Не вернетесь вы назад

Ни в Нью-Йорк и ни в Багдад…"

Вот те нате, хрен в томате!

— Пассажиры говорят.

« * *

Старушка едет в трамвае.

Чистая, как игрушка.

Куда собралась — не знает.

Забыла о том старушка.

Стою и переживаю.

Только помочь не в силах.

— Где ты живешь?

— Не зна-а-ю...

— Едешь куда?

— Забы-ы-ла...

И так она горько плачет,

Что прочие плачут тоже.

Трамвайчик весело скачет.

Ничем он помочь не может.

***

Новогодние телодвиженья.

В новых тапочках, новом белье.

В телевизоре: Надя и Женя.

На закуску салат "Оливье".

Холодец уж разрезан на части.

Бьют часы, и шампанское бьет.

Посулил бесконечное счастье

Президент нам на будущий год.

Ну а мы, мы не против. Спасибо

За хорошие, в общем, слова.

Завтра будет все та же Россия,

И такая же будет Москва.

Доедим новогодние сласти,

Распакуем последний презент.

Ну а счастье… Да мы и без счастья

Проживём, господин Президент.

***

Идем по сказочной Итаке

На самом краешке земли.

И лапы мерзнут у собаки.

Сама просилась, не скули.

И не нужна команда "голос":

И так все лают и пищат.

Стволы берез и снег по пояс,

И санки старые трещат.

Зима по Тушино гуляет,

Как Афродита в пене дней.

И пудель шелти догоняет

Средь белых лыжников и пней.

Ледянки, шапки, снегоходы,

Хвосты в сугробах мельтешат.

Канал и улица Свободы.

Метро "Планёрная" и МКАД.

***

Тихо и уютно на земле,

Так что просто некуда деваться.

Чай и мармеладки на столе,

И собака лезет целоваться.

***

Березы и сосны глядят на закат.

И снег улыбается с веток.

А рядом гудит и беснуется МКАД,

Как раненный зверь напоследок.

Но здесь еще лес, и петляет лыжня.

А там уже парни из стали.

Украли полцарства, забрали коня,

И бешено жмут на педали.

***

От любви до злобы — один шажок.

От любви до гроба — один прыжок.

От любви до дружбы — один глоток.

От любви до службы — один кивок.

И самой любви-то — всего чуток.

Не разбей корыто, смотри, дружок.

***

На Восточном трамваи гуляют,

Людям проще на Западный мост.

А за ГЭС уже Сходня петляет,

Подымая приветливо хвост.

Улыбается редким прохожим,

Закрываясь от грузовиков.

Мы ведь тоже и были моложе,

И рвались изо всех берегов.

Скоро будет тепло от деревьев,

И прохладно от тихой воды.

И бомжи приползут на кочевье,

Открывая беззубые рты.

Будет небо и будет красиво,

Будут яблони снова цвести.

Лишь бы только сберечь свои силы —

И дожить, дотянуть, доползти.

***

А. Подушкину

В тоске подземных переходов.

Живем, по сути, под Москвой.

И дождь смывает пешеходов

С недружелюбной мостовой.

Стоят высокие бараки

Среди озлобленных реклам.

И бродят стаями собаки

По старым каменным дворам.

Окна РОСТА

Собака, страстно подвывая,

Влюбленно смотрит на меня.

Начало тушинского дня,

Конец вселенной, окна рая.

***

Бог на хлеб себе намажет

Маслом ниточки судьбы.

Фирма веников не вяжет,

Фирма делает гробы.

По московским кабакам

(Читая Андрея Платонова)

На работе вконец умаясь,

Поглядеть как живет страна,

Захожу в кафетерий "Аист"

Возле площади Ногина.

Воскресенье. Народу мало.

А точней, почти ни души:

Водку втягивают устало

Поседевшие алкаши.

Две сосиски торчат из плошек.

На мобильный звонит жена.

На гарнир — пюре и горошек,

Как в советские времена.

А на улице жизнь лютует.

Тихо пью я питье свое.

Бесшабашно собой торгуют

Проститутки и пидорье.

Мент глядит на меня, стесняясь,

Своего, так сказать, труда.

И по городу, улыбаясь,

Я иду — все равно куда.

Все равно-то, оно, конечно.

Все равны у нас — что скрывать.

Круглосуточной "Чебуречной"

Все равно мне не избежать.

Малость водки, бутылка пива.

И, конечно же, чебурек.

И идет по Москве Счастливой

Осчастливленный человек…

***

Нет больше смысла, одни слова.

Тела потеют и сохнут души.

Когда-то здесь был бассейн "Москва",

Куда вплывали, помывшись в душе.

Теперь тут златом прикрыли грязь,

Трясут кадилом у телекамер.

Братва наелась и напилась,

И вышла в город, а город замер.

Молчат подъезды, молчат дома,

Молчат бульвары, молчат проспекты.

Молчит столица, она сама

Нас собирает из гетто в секты.

Из подворотен и катакомб,

Из непрестижных навек кварталов.

На город хлынут потоки бомб,

Сметая мэров и генералов.

Сметая хохот слепых витрин,

Рекламу вечной дороги в мекку.

И нам останется маргарин

На хлеб намазать и кинуть в реку.

***

Жара. Надуваются губки

У птички, у рыбки, у зайки.

Такие короткие юбки,

Такие короткие майки.

На радость галдящей семейке

В деревню, где вишни и груши,

Мужчина в разбитой "копейке"

Везет их огромные туши.

Жена, надрываясь хохочет.

Ребенок вопит, надрываясь.

Мужчина повеситься хочет.

И видеть, спокойно качаясь,

Не грубый оскал душегубки.

А то, что хотел, без утайки:

Такие короткие юбки,

Такие короткие майки.