НА КОЛОКОЛЬНЕ

…Эта непоправимо-белая страница

Г. Адамович

Отселе — как на теле оробелом

Пупырышком — виднеется Парнас,

И оком окончательно незрелым

Мы и не примечаем, как от нас

Отскакивает воздух загорелый,

Хоть по заветам ждем еще внучат,

И наши ножки из "непоправимо-белой

Страницы неба" все еще торчат…

***

Как великое слово тускнеет без меньшего,

Так луна в обессиленной сини —

Без звезд с утра.

Александр Данилович Меньшиков,

А как выглядела бы Россия,

Если бы Ты не смешил Петра?

Интересно, когда ты забыл окончательно

Сиволапое детство, овчинный тулуп?

Ватрушки твои с обветшалой зайчатиной

Не подавали к царскому столу.

В энтот век еще не были быдлом мещане,

Терпеливо жующим любые куски,

И пришлось угоститься лихими лещами

И бежать от возмездия, кинув лотки.

Но карета Лефорта не проехала мимо,

Ты вскочил на запятки, и ямщик поднажал.

Так спаслась отечественная пантомима

И разговорный жанр.

Кавалькада друзей и министров старательно

Хохотала вослед за царёвым баском

Александр приворовывал так обаятельно,

Что поймать его — значит, прослыть дураком.

К черту всякие "благоволите покорнейше",

И еще не снимая колпак и трико,

Если видишь, задумался царь над реформишкой,

Важно тут же шепнуть: "Это очень легко!"

Разоренье Москвы, испарение Китежа,

И пожар, и парад, и мораль, и метель…

Петр нахмурится: "Сань, а мужик это выдержит?"

"Очень даже легко, я ведь тоже оттель!"

Как великое слово немеет без меньшего,

Так ли оды восторг не усилить

Без порчи пера?

Александр Данилович Меньшиков,

А как выглядела бы Россия,

Если бы Ты не смешил Петра?

НЕЗАДАЧЛИВЫЙ ВИСЕЛЬНИК

Стоит подо мною густая страна.

Звучит — осязаю и слышу —

Как в жизни, божественной смерти струна.

Я сам ее, что ли, колышу,

Не склонен к иному в высокой петле?..

Но город ко мне подрастает:

Гром грянет, распустятся люстры во мгле —

И неба уже не бывает…

Но снова кружатся, как в чаше без дна,

Концерты, кресты, галереи…

Лишь мысль не дает мне покоя одна —

Что, может быть, можно быстрее.

***

Весна. И душами владеет

Земля. (Аидом не грузи.)

Весна — и Пушкин молодеет

В цвету календарей Руси.

С каким тяжелым умиленьем

"Ах, и читать меня не лень им

И править нищую суму…"

Да полно, барин!

Снег наш тает!

И, хочешь, всякого спроси —

Картошкой Пушкин прорастает

В просторном погребе Руси.

***

Простишь ли Ты меня, Господь,

Младенец снежнобровый,

Что столько верст слепая плоть,

Как пьяный, правит словом.

За то, что от чужих щедрот

Отпрянуть… славы мало,

Что окаянное ядро

Не вытравляю ало.

Что гром Твой, знамо, умалил,

Что заполошна лира;

Что губы слабые мои

Никак по кубкам мира

Не добредут к Твоей руке

(Хоть не тужу о хлебе)…

Что вижу свет Твой на песке,

И тень свою — на небе.