К 70-ЛЕТИЮ ЕВГЕНИЯ ЛУКЬЯНЕНКО

Дорогой Евгений Иванович, давний мой друг и брат, уважаемый юбиляр! В последние годы я как-то редко пишу всем письма, в том числе, прости, и тебе, но уж по такому славному поводу грешно не нарушить мою "традицию"! Только воспользоваться для этого я решил, хоть слегка компенсируя эпистолярный свой долг, не открыткой в конверте, а посланием со страниц популярной писательской русской газеты, с которой друг другу вы хорошо известны. Ведь "День литературы" – единокровная часть "Завтра", где ты успешно печатаешься и как известный критик и публицист, и просто как человек, не отринувший, не порвавший творческих связей и людской дружбы с "клятыми москалями", как это сделали ныне в дурмане "нэзалэжности" те или другие наши с тобой знакомцы…

Так что сначала – спасибо тебе за это, хотя я сразу добавляю, что в целом моя благодарность в твой адрес намного шире. При этом я уже вижу, как ты, всегдашний скромняга, протестующе машешь руками – но я-то, дружище, знаю, о чём говорю и о чём в своей жизни помню.

… Далёкие уже шестидесятые годы в незабвенном для нас с тобою Донбассе. Я, начинающий двадцатилетний поэт, приглашён из родного Красного Лимана в Донецк, на областное совещание молодых литераторов. Рядом – мои ровесники, уже тоже порой публикующие что-то в печати, но ещё мало кому известные Борис Ластовенко, Борис Белаш, Иван Билый, чуток постарше – Леонид Талалай, Володя Калиниченко, Валентин Юлин… А слушают наши опусы, делятся впечатлениями, дают советы, хвалят или поругивают – маститые Павло Байдебура, Григорий Володин, Владимир Труханов, Иван Мельниченко, Григорий Кривда, другие известные на Донбассе поэты, прозаики, критики. А также – и те, кто моложе их, но постарше нас, и чьи имена уже тоже входят в известность: Анатолий Кравченко, Владимир Демидов, Иван Костыря, Елена Лаврентьева, Евгений Лукьяненко… Последний в названном списке – к тому же ещё и неутомимый организатор как этой, так и других, последующих встреч, ибо помимо своего творчества ещё и "ведает вопросами культуры" в Донецком обкоме комсомола, со временем – в обкоме партии, а ещё позже – и в партийном ЦК в Киеве. И как же забыть мне, как этот высокий, плечистый и добродушный в общении парень отметил тогда мои строки, после чего мы по-свойски уже толковали при новых встречах, а когда через несколько лет я был приглашён работать в Донецк (не при твоём ли, друже, содействии?..), стал моим и советчиком, и товарищем, и, между прочим, достаточно взыскательным критиком. Помню твои рецензии на мои сборники, всегда профессиональные, достаточно тёплые, но, когда того требовала истина, содержащие и серьёзные замечания – хотя бы про те же мои "суворовские эполеты"…

Скажу тебе без малейшей лести, что я всегда с особым уважением относился к тем рецензентам моей поэзии, у кого знаний больше, чем у меня. Что толку от хвалебной заметки, где есть добрые слова в адрес автора, но нет деловых замечаний, толковых, полезных нашему брату сведений! И о ком бы впоследствии ты ни писал – о Борисе Олейнике или Александре Сизоненко, том же Анатолии Кравченко или авторах журнала "Донбасс", о писателях и "ближнего", и "дальнего" зарубежья, – твои работы всегда абсолютно качественны, мудры и бескомпромиссны. Собственно, как и твои собственные стихотворения, в любом из которых виден не только талант, но и высокий уровень эрудиции и культуры. А самое главное – особенно сегодня, в наше расхристанное, сбитое с толку и с курса время, – твой творческий горизонт не узок, не ограничен рамками неких условностей, которые требуются теперь от творца. Ты давно живёшь в Киеве, я в Москве, между нами натыкали и границ, и таможен, но я читаю тебя – и никакого раздела, разрыва не чувствую и не вижу. Мы с тобой – советские люди, дети того времени, когда литература поднимала, а не опускала людей, и ты продолжаешь стоять на этих позициях, хотя я отчётливо представляю, чего это стоит тебе сейчас. И тем уважительней мои чувства, тем сильнее я, друг мой, тобой горжусь, что не хочешь ты видеть при этом не только чьего-то там недовольства, но и таких житейских, всё более неумолимых по отношению к нам вещей, как возраст, потеря друзей, собственные недуги. Особенно, к сожалению, последнее… Но мне постоянно кажется, что тебе попросту некогда на это оглядываться: так много ещё хочется – и удаётся! – сказать о литературе, о жизни, о путях-дорогах нынешней Украины, таких же неясных и неприкаянных, как, собственно, и у России, и у всего славянства, и у всей нашей Родины…

Вот вроде бы и банальны уже, тысячи раз цитированы и некрасовское "поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан", и шевченковское "и чужого навчайтесь, и свого не цурайтесь" – а ведь именно эти золотые слова я несчётно раз готов приложить к твоей сути, земляк мой и брат. Я нечасто бываю в последние десятилетия в Киеве, ты в Москве – и подавно, но когда мы и в письмах, и по телефону общаемся и по-русски, и по-украински, на двух одинаково родных для нас языках, я, отрешившись от обыденности, чувствую красоту звуков, слов, вспоминаемых нами чьих-то строк, и не могу усомниться ещё в одной общеизвестной, но и бессмертной истине относительно красоты, призванной спасти мир.

Что-то сумбурным, словно стихи-экспромт, получается у меня, дорогой Евгений Иванович, это юбилейное послание. Во-первых, увы, очень краткое, не по твоим трудам каждодневным в течение многих лет, – но тебе ли не знать, каково всякий раз "протискиваться" на газетную полосу… Во-вторых, поначалу мне виделось что-то такое "литературоведческое", аналитическое, но тоже как-то пошёл "не в ту степь", ибо это уж ты в таком жанре – мастер, а я, увы, дилетант. В-третьих же, сколько бы я ни старался, всё равно мне не перечислить твоих прекрасных статей, рецензий, эссе, стихов – так плодотворна твоя работа. А посему – да будет она такой же активной, яркой, необходимой всем нам ещё долго-долго.

Господи, скольким из нас ты помог – и уж точно, в первую очередь мне – и входить в литературу, и иметь постоянную прессу по выходе новых книг, и даже, чего тут таить греха, становиться лауреатами различных литературных премий, а то и получать государственные награды! Какая стопа твоих писем и бандеролей хранится в моих бумагах – и чаще всего это просьбы о ком-то: нельзя ли этого автора поддержать публикацией, откликом, добрым словом? Иногда это мне удаётся, чаще, к большущему сожалению, я остаюсь в должниках – но всякий раз думаю: сколько же сил, энергии, терпения и здоровья тратил и тратишь ты на святое дело поддержки тех, кто в этом нуждается!

Ты отслеживаешь литературный процесс современности в широком объёме, ты помнишь, кто когда из друзей юбиляр, ты поддерживаешь устойчивые творческие связи с массой газет и журналов Украины, да и России – и опять же, всё это ради того, чтоб подставить кому-то своё плечо, поближе познакомить читателя с чьим-то творчеством, сделать доброе дело, от чего уже многие в наше время попросту даже отвыкли, забыли – что это такое и как это делается. Ты же – не забываешь никогда, и разве это не чудо? Впрочем, есть уточнение: себя самого как раз забываешь, собственные статьи и стихи предлагаешь уже после всех, о ком заботишься и печёшься…

Но помнят хорошие люди и о тебе, можешь мне, Женя, твёрдо поверить. Тебе шлют юбилейные приветы и поклоны и "День литературы", и "Завтра" (читай: и Владимир Бондаренко, и Александр Проханов), и Союз писателей России (Валерий Ганичев – персонально, как украинец украинцу), и уж, конечно, наше "Землячество донбассовцев" Москвы, побратим киевской Ассоциации "Донеччина", где мы с тобой состоим уже десять лет. Шлёт сердечные поздравления и пожелания и моя семья, вспоминая все наши встречи. Я тоже всегда тепло помню наше и донецкое, и киевское общение, твоё и твоей семьи гостеприимство и хлебосольство… На этот раз, правда, произнесу 27 июня свой тост в твою честь заочно, а если удастся – по телефону, но знай, что душой своей и судьбой – я всегда с тобой рядом.

Поздравляю и обнимаю тебя, дорогой мой тёзка и друг.

Многая лета!