Мне повезло, может быть больше чем иным читателям этой поэмы. Ее мне читал сам автор за месяц до публикации в "Нашем современнике". Не потому что я такой особенный или знаю Юрия Поликарповича лучше других... правда я у него учился в Литинституте, но как говорится, мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь. Совсем нет, просто я оказался в нужное время в нужном месте. Так что, господа поэты, прошу не завидовать поэту, живущему в провинции, но узнавшему об этом явлении Литературы раньше москвичей. Ну, что было, то было...
А сейчас серьезно. Поэма действительно великая — наверняка лучшее из того, что поэт написал за все годы своего творчества. Кто внимательно прочитает поэму, тот, конечно же, поймет, что вся жизнь поэта была посвящена лишь титанической подготовке к написанию этого шедевра!
Журнал с поэмой уже несколько месяцев лежит на моем письменном столе. Журнал давно растрепался от постоянного перелистывания страниц, как волосы женщины от мужских ладоней, но глаголы не затерлись, а, наоборот, приобрели четкую форму, как стальная отливка после того, как металл уже перестал плескаться, остыл и успокоился, сконцентрировав всю энергию плавки внутри слитка.
Русская поэзия должна оторвать свою толстую ленивую задницу от многочисленных колен набежавших на Москву за последние десятилетия князьков и царьков. Выдернуть из ушей, как серные пробки, "трели соловья" и упасть перед Ю.Кузнецовым на колени! Потом уж по-бабьи можно сморкаться в платок или реветь белугой, но сначала — упасть на колени!
А как откликнулась (мать ее так) наша патриотическая интеллигенция? А никак. Она занята новыми распрями... между собой. Бей своих, чтоб чужие боялись. Как написали мне в недавнем послании из Москвы: "Дело в том, что эта распря у патриотов вступила в новый виток: "вдруг" оказалось, что Вадима Кожинова любили и уважали отнюдь не все! Теперь патриоты, ясное дело, осаждают все редакции, кроме "НГ-экслибрис" и "Литературных вестей", всем надо высказаться по этому поводу".
А мне глубоко плевать на эти мелкие распри! Не это главное сейчас. А главное сейчас — понять это планетарное явление, невольными свидетелями которого мы оказались. Я говорю о поэме Юрия Кузнецова:
Свет перед нами летел над волнами эфира
Мне открывалось иное сияние мира
Полный восторга и трепета я произнес:
— Мы над Землей?
— Над Вселенной! — ответил Христос...
А круче уже никто не скажет. Кузнецов — Первый!
И как бы не ерничал Ю.Лопусов в своей (надеюсь, дружеской) эпиграмме на Ю.Кузнецова:
Язычник по натуре и манере,
Он обратил свой взор к Христу и вере.
Теперь в поэзии всемирной два гиганта:
Ю.Кузнецов и чуть поменьше — Данте.
В одном нрав Лопусов, что теперь Юрий Кузнецов, по написанию этой поэмы, стал столпом мировой поэзии! А в нашем дорогом Отечестве своим трудом поэт всколыхнул почти забытый жанр — поэмы. Ведь кроме "Василия Теркина" А.Твардовского никаких других поэм наш народ читать не заставишь...
Поэт мощен и грозен, как олимпиец. Что ему досужие слухи и мнения современников:
Ночью вытащил я изо лба
Золотую стрелу Аполлона
Одним из первых олимпийский глагол в Кузнецове заметил один из лучших русских критиков Владимир Бондаренко: "Для меня Юрий Кузнецов один, быть может, последний олимпийский поэт. Он идет не то чтобы от русской национальной традиции, а скорей от Древнего Рима и Древней Греции..."
Очень точно сказал далее Бондаренко и о предыдущей поэме Юрия Кузнецова "Путь Христа". Путь Кузнецова ко Христу во многом идет через восприятие олимпийских богов, через восприятие Зевса. Для традиционного христианского ортодоксального взгляда это непривычно. Вроде бы Владимир Бондаренко предупредил народ, подсказал, чтоб поменяли одни мерки на другие... ан нет! Читаю статью Н.Переяслова о поэме Кузнецова "Сошествие в ад", которая вызвала у автора статьи наибольшее количество размышлений, и во что же вылились эти размышления?.. В обвинение в "откровенной" ереси и "закоренелом" материализме. С высоты Православного негодования (а кто поднял на эту высоту критика, я не знаю) Переяслов раскладывает поэму на голливудские эпизоды, а некоторые герои поэмы напоминают ему кадры из американских же фильмов про Робокопа и Терминатора. В этом тяжелом случае я бы посоветовал критику поменьше смотреть американские боевики и побольше читать русские былины и мифы Древней Греции. Нельзя быть православней православного! Я ведь тоже по менталитету православный человек. И меня раздражает, когда юноши начинают вещать, как "оракулы". Конечно миром правят молодые, но, когда состарятся,— заметил Б.Шоу. Мы более семидесяти лет не говорили о Боге, нам-то как должно быть интересно... ан нет!
Глупо поучать Кузнецова, он ведь не советский октябренок, готовый слушать всех и вся. А Николаю Переяслову я бы по-товарищески посоветовал еще не один раз прочитать поэму, постараться вникнуть в ее спрессованный, высококультурный пласт и понять то, что услышал.
Но, к сожалению, русские люди пока не услышали своего поэта, который только одними глаголами расправился с ее врагами.
А представим на миг, что поэт ТАКОГО уровня родился в другом государстве, у другой нации, с ТАКОЙ поэмой? Все бы крупнейшие библиотеки страны стояли на ушах, в школах и вузах проходили бы многолюдные конференции, люди бы спрашивали друг у друга, где можно купить поэму, а на всех экранах TV — мэтр, сняв пиджак, читал бы свои стихи народу...
А ведь у Пушкина и Лермонтова нет ничего подобного. Данте? Но у него местечковые замашки — в ад он загнал в основном своих личных врагов, а Вергилий у него за экскурсовода...
У Кузнецова же грешники, брошенные в бездну — представители всех эпох и народов. Правда, наши критики вменяют автору в вину, что своей собственной волей он загнал в ад на вечные муки и Ивана Грозного, и Иосифа Сталина, и Павлика Морозова, и Эйнштейна... Возьмем хотя бы последнего — не напор поэмы определил ученого в когорту грешников, но собственный жизненный путь и поступки Альберта.
Если не врет "всемирная паутина" и размещенная там "Книга судеб", то Эйнштейн не только "попался на атомной бомбе", но и на письме, адресованном Адольфу Гитлеру в 1934 году совместно с другим грешником Томасом Манном — в защиту немецких педерастов. А человечество помнит, что сделал Господь с Содомом и Гоморрой! До сих пор где-то хранится высушенный мозг Эйнштейна— кто-то, видимо, надеется увидеть гениальных клонов, забывая, что у Альберта от двух женщин уже были дети-дебилы, которых он забыл. Ну, так где ему быть, в раю или в аду? Жалко, конечно, Павлика Морозова, дитя ведь еще, но предал отца. Сказано — возлюби отца, как Меня Самого... А значит, пример моей пионерской эпохи — предал и Господа Бога! Где ему быть? А его горячие головы готовы причислить к лику святых. Нельзя, братцы, быть такими добрыми за счет уже наших детей и внуков, которые робко начинают заглядывать в церковь. Лучшее, что они могут сделать,— это отшатнуться от таких "героев", худшее — повторить их "подвиги".
В аду нет надежды! А в поэме Кузнецова есть. И поэт прав. Ибо вечные муки все-таки искупают хоть маленькую частичку огромного греха. О Сталине написано так:
Все-таки Бог его огненным оком призрел:
Раньше но плечи, теперь он по пояс горел.
Об Иоанне Грозном:
Очи смежив, он сидел на обугленном пне,
Крепко стонал и дремал временами во сне.
Прежде по плечи горел, а теперь по колени...
Надежда остается! Но только не у предателей Отечества. Шведский прихвостень Мазепа, немецкая сука — Власов, рязанский князь Олег, князь Курбский "аки пес смердящий",— измена не прощается и адом, не зря и муки у них всех одинаковы, в назидание грядущим изменника хочу привести эти муки полностью:
... и вечные муки,
К черному солнцу вздымал он дрожащие руки,
Мрачно молился, не видя уже ничего.
Падали руки, за горло хватая его.
Так на огне и держали обвисшее тело
На посрамленье души, и оно закоптело.
Дым через уши валил из спинного хребта
Черный язык вылезал, как змея, изо рта
Что происходит?— мой спутник поверил едва ли.
Это предатель, — сказал я в глубокой печали.
— Русский предатель. Он душит себя самого.
Так принимает он казнь не от мира сего.
Пускай задумаются нынешние изменники — калугины и резуны, что их ждет ТАМ... Не зря в аду оказались и авторы "расстрельного письма", забывшие заповедь: "НЕ УБИЙ!" Они — не личные враги Юрия Кузнецова, как в случае с Данте, а враги моего Отечества и Небесной России. Скольких Господь уже зачеркнул своим пером, а? Грех предательства наказуем.
Много в поэме прекрасных женских образов. Начну с праматери, с Евы:
Тут я услышал, как Ева Адаму сказала —
Этот живой! — и, стыдясь, на меня указала.
Тут я заметил, как сильно смутилась она
Так и осталась в ней дева на все времена
Так и стоит, прикрывая одною рукою
Белые горы, а темный пригорок — другою.
Как целомудренно поэт коснулся образа Евы, одним лишь намеком показав ее прекрасную наготу. У иного это бы получилось и грязно, и пошло... А как написана сцена страстных любовников, сгоравших от страсти когда-то на земле, а теперь горящих в двух кострах: Жанны д'Арк на одном и барона Жиль де Рэ на другом,— того самого барона, известного еще и под именем Синяя Борода:
О, как близки! Дай же руку во имя любви!
— Руку и сердце!— рыдала она в забытьи.
Тщетно друг к другу тянули они свои руки:
Не сокращался никак промежуток разлуки.
Ногти на пальцах горели — и змеи огня
Их удлиняли, горячую память храня.
Только их блики встречались во тьме промежутка
И целовались, как голуби, кротко и жутко.
Не менее сильные сцены у Грозного и Анастасии, Тютчева и Денисьевой, чтоб полностью получить, как пишут московские критики, "настоящее эстетическое наслаждение" — нужно всё прочитать самому, своими глазами.
Пронзительные строки о любви. А что может быть божественнее ее? Человек-Христос одарил их такими дарами? Нет, но Бог Христос!
И Он же автору:
И начертал карту ада горящим перстом
Прямо на воздухе. Вот она Божия милость!
Звездная карта мерцала, горела, дымилась...
И автор поймал левой рукой часть карты, которая уместилась в ладони и... этого хватило, чтоб пройти всего лишь через маленькую часть Бездны и написать Великую поэму о ней! Хочу еще сказать и о мистическом образе, скрывающемся в зеленой ветке омелы:
Молнии злобы Христа оперили, как стрелы,
Он их стряхнул — и зеленую ветку омелы
Бросил в противника острым обратным концом.
Пал Сатана на колени и рухнул лицом...
Ветка омелы встречалась уже нам однажды в предыдущей поэме Ю.Кузнецова "Путь Христа". Но мало кто знает, что это растение, растущее между небом и землей и не имеющее своих корней, являлось самым разрушительным оружием еще в скандинавских сагах. Вот из какого культурного пласта вырвал ее автор, разрывая другие.
Мне показалась, что поэма Ю.Кузнецова "Сошествие в ад" — как та зеленая ветка омелы, брошенная поэтом на главном ристалище в наших врагов. И которая их поразила, как нечистую силу в поэме, сбила с ног и ткнула мордой в грязь действительности. Жрите ребята-демократы, давитесь, глотая свои плоды разложения. И уже во веки веков — вы и ваши дети будут гнить вместе в этой яме под названием ад. В которую смел вас — русский поэт Юрий Кузнецов.
Когда пишут ныне необоснованно растиражированные Мандельштам, Пастернак или Бродский — виден глазомер, ум и стопка русских литературных словарей. Но нет глубинного живаго русского языка. Который им, к сожалению, по какой-то причине недоступен. Если почитаешь их стихи спокойно, без газетно-журнальной мишуры — скажешь, что эти стихи писали люди, но не гении... Когда же пишет Юрий Кузнецов, то стихи его вздымаются, как планетарные валы мировой истории. Кипит на гребнях волн суть и бытие поэта, всё: знание, язык, душа и сердце — сконцентрированы для точного удара способного пробить Вечность!
Так бьют чемпионы мира по боксу. Сперва, опираясь на всю правую стопу, резко пошло бедро, закручивая корпус, затем, набирая скорость, плечо выбрасывает пока еще расслабленную руку и только в последний момент завершения удара вся сила телесная сходится в стальном кулаке, который сметает всё на своем пути. То же самое происходит и с духовной силой поэта.
Поэма неисчерпаема. В ней заложено развитие грядущих поэтов. Которые, вспорхнув с ветвей этого могучего Древа, разнесут по миру семена-образы. А наиболее талантливые и могучие станут прорастать сразу от корней, разламывая спрессованную каблуками поклонников и почитателей поэта Русскую землю.
Хотя мэтр говорил мне, что эта поэма москвичам не по зубам, думаю, что он ошибался. Найдутся в белокаменной умы, которые напишут и лучше меня, и глубже, и может быть даже — борозду испортят.