Павел Филонов — художник революции. Но, как всякий настоящий художник,— он еще и творец революции. У меня есть его удивительные фотографии. Где он, комиссар Румынского фронта, ведет заседание ревсовета. Какие они принимали решения, какие выносили приговоры — мы уже не узнаем. Но их лица пропитаны революцией. Я хорошо знал сестру Филонова, Евдокию Николаевну, часто ночевал у нее на Невском в маленькой комнатке. Разбирал архив, наслаждался картинами. С тех юношеских лет запомнил завещание Павла Филонова: "Всё свое творчество завещаю своему государству, своей родине. Запрещаю что-либо продавать за границу… Мое искусство принадлежит народу". Сегодня именно Павла Филонова разворовали всего. Зритель, в каком бы Лувре или Метрополитене, в какой бы частной коллекции самого уважаемого лица ты ни увидел работу Павла Николаевича Филонова,— знай, это своровано у тебя лично или это грубая подделка. О завещании Филонова знали все искусствоведы и в России, и на Западе, и тем не менее продолжали и продолжают воровать. Сегодня он вновь со своим максимализмом восседал бы в ревтрибунале и расстреливал всех заворовавшихся художников. "Дай мне высшую меру, комиссар Филонов!"— когда-то призывал Андрей Вознесенский. Думаю, сегодня он бы точно дал разжиревшему поэту-буржуа высшую меру за то, что он отказался от своих же стихов:

Был ветр над Россией бешеный.

Над взгорьями городов

Крутило тела повешенных,

Как стрелки гигантских часов!

А ты по-матросски свойски,

Как шубу с плеча лесов,

Небрежно швырял Подвойскому

Знамена царевых полков!

Он никогда никому не прислуживал. Он был максималист. Никогда в жизни не продавался, и если он писал портрет Иосифа Сталина, значит, Филонов чувствовал тот мистический Разбег в Будущее, который предопределял вождь государства.

Владимир Бондаренко