Я не тот, кем был раньше, но я не забыл, кто я такой.
Мне нравилось проводить длинные вечера вместе с друзьями в сумерках ирландского паба, где мы пили и обсуждали безобидные глупости до самого закрытия. И Джо, и Ди – женщины, у которых было очень мало общего, – часто говорили мне, что я больше всего нравился им стоящим посреди бара с кружкой пива в руках и сигаретой во рту, потому что в эти моменты я выглядел по-настоящему счастливым. Иногда мне становилось так тоскливо, что я шел домой и жаловался Джо на свою жизнь, такую запутанную и подлую, а на следующее утро просыпался с ощущением, будто убил человека. Я считал, что мое разочарование – моя личная проблема: поскольку все вокруг – дерьмо, то нечего и расстраиваться.
Годы апатии на самом деле были попыткой вести нормальную жизнь. Я просто не хотел причинять страдания кому бы то ни было. Этому я предпочел бы вообще не оставить следа в жизни. Я был крайне спокоен. День за днем меня ничего не беспокоило. Я был свободен от предрассудков и желания делать людям пакости ради собственной выгоды. Я верил, что жизнь каждого человека одинаково значима (кроме моей собственной). Я хотел помогать всем людям, в особенности если для этого не надо было ничего делать. Я мог рассмешить кого угодно, потому что меня прикалывала суетность сюрреалистического сна, которым я считал нашу жизнь.
Когда я попал в больницу из-за пьяной травмы, сестры часто приглашали меня в свою комнату. Как-то раз одна из них достала из шкафа мою историю болезни, на которой карандашом было написано «очень приятный джентльмен». Если честно, я всегда хотел быть именно им.
Теперь, когда я знаю, что вовсе не обязательно долгое время жить в таком отвратительном месте, как Ковентри, которое к тому же расположено очень далеко от моря, я сожалею о времени, проведенном там. Поездка по Азии воскресила меня. Оказавшись в Австралии, я решил начать жизнь заново. Я ходил с опущенными рукавами, вынул из уха все серьги, кроме одной, купил приличный джемпер, написал резюме и стал искать работу.
Вместе с Джо я поселился в Сиднее в квартире, расположенной позади полицейского участка Кингз-кросс. Крис снял комнату в паре кварталов от нашего дома и вскоре стал встречаться с девушкой из соседнего туристического общежития. Австралийское турне Гая обернулось катастрофой: Лорейн вернулась в Англию – где чуть позже они и поженились, – и какое-то время он спал у нас на кушетке.
Друзья помогли мне сбросить с плеч скопившуюся на них тяжесть, и я был безмерно счастлив. Кингз-кросс оказался чудным местом. Бары работали допоздна, а на улице всегда было полно вышибал и проституток. Я запросто мог сходить на концерт какой-нибудь группы в клубе за углом, но ни разу не воспользовался такой возможностью; я мог пить сутки напролет, но и этого соблазна мне удалось избежать. Я несколько раз выходил за гамбургером в четыре утра и ни разу не свернул в бар.
Сидней был полон возможностей, и уже через четыре дня я нашел работу. За год до того, как оставить Англию, я окончил краткие курсы помощников редактора и теперь с удивлением обнаружил, что способен что-то делать. Помощники редактора пишут заголовки и сочиняют подписи к фотографиям. Они проверяют факты, изложенные журналистом в материале, орфографию и синтаксис и делают так, чтобы статьи помещались в отведенное для них место. Помощнику редактора необходимы отменное знание языка, текущего положения дел и чувство юмора. Если не считать способности открывать пивные бутылки зубами, то именно эти качества всегда были моими козырями.
В своем вымышленном резюме я сообщал, что работал помощником в газете Кейта Грозного. Во время собеседования на должность корректора я познакомился с кротким южноафриканцем по имени Джим и сообщил ему, что только что приехал в Австралию, а ранее работал помощником редактора. Сраженный моим английским акцентом, образованием и необычайно приличным внешним видом, Джим взял меня на работу. У него были и другие причины принять меня. Мы работали в отделении набора дизайнерской фирмы, которая раньше выпускала упаковки для каш и напитков. Не так давно на голову наборщиков свалилась проблема – издание журналов, и мой вымышленный опыт работы должен был пригодиться им в общении с новыми клиентами.
В те годы дизайнеры и журналисты еще не использовали компьютеры. Наборщики укладывали оттиск, устанавливали длину строк, выбирали подходящий шрифт и привносили свои собственные ошибки. Корректор должен был поддерживать контакт с заказчиком и проверять работу наборщиков. После этого корректура и исправленные колонки отсылались редакторам.
Сначала корректура показалась мне успокаивающим благородным занятием. Я работал в тихой комнате вместе с южноафриканцем Джимом и еще одним южноафриканцем, тоже Джимом. Джимы были разделены непреодолимым барьером личных и политических противоречий. Каждый из них верил, что он гораздо профессиональнее и душевнее другого. Один из Джимов оставил свой дом, потому что не мог видеть, в каком положении находится чернокожее население, второй, как мне кажется, потому что чернокожие больше не хотели оставаться в прежнем положении. Разность потенциалов меж двух Джимов постоянно электризовала воздух в нашей тихой комнате, каждому из них было гораздо приятнее разговаривать со мной, чем со своим соотечественником. Они гордились своей профессией, были дружелюбны и любезны. Старому Джиму было около пятидесяти, молодому – лет тридцать. Оба, казалось, готовились работать здесь всю оставшуюся жизнь. Оба ушли из типографии через шесть месяцев.
Компания располагалась на Сурри-хилз, где вокруг штаба империи Руперта Мердока группировались мелкие издательства. На нашей улице находились как минимум четыре небольшие типографии, три паба и клуб. Между ними были разбросаны магазины одежды или импортных товаров и последние промышленные предприятия, когда-то преобладавшие в том районе.
Набор шрифта – мужская профессия. Некогда шрифт был чем-то реальным, чем-то, что можно было подержать в руках и нужно было набирать, один за одним, на талер с горячим свинцом. Дни горячего металла, когда буквы танцевали вверх и вниз, окончились с появлением фотонабора, вытеснившего старые методы.
Фотонаборщики сидели за компьютерными панелями, которые выглядели так, как в шестидесятые представляли рабочее место будущего: маленькие экраны в больших рамах, массивные клавиатуры и мерцающий шрифт. Ядром системы был огромный и таинственный механизм, содержавший наборы шрифтов (гарнитуры) на больших вращающихся барабанах. Но при этом типография все еще сохраняла элемент осязаемости – когда наборщику требовалось поменять шрифт, ему приходилось переставлять барабан.
Я ничего не знал о работе корректора, если не считать отрывочных сведений, полученных мною на курсах помощников редактора. С обложки словаря я ксерокопировал список корректорских знаков и спрятал его под рабочий стол. Дни текли неспешно, мелочи жизни типографии действовали на меня успокаивающе. Я был рад, когда научился различать шрифты, определять их семейства, на глаз различать размер точки или междустрочного пробела. Мне нравилось делать пометки (этот способ общения наборщика и редактора теперь уже утрачен). Я чувствовал, что наконец-то нашел себе достойную профессию, спокойное место, где можно было отдыхать, сохраняя при этом чувство собственного достоинства, – но это ремесло уже тогда начинало постепенно отмирать.
Я пил пиво вместе с работниками соседних компаний и обменивался с ними затаенными опасениями относительно скорого краха нашей индустрии. Ходили слухи, что любой школьник при помощи «Эппл-Макинтош» и без громадных машин может делать то же, что и мы.
Я знал, что газетные журналисты уже умели создавать страницы, готовые к печати, самостоятельно. Их технология была фантастически дорога, но позднее ее скрестили с тем, что теперь называется домашним компьютером. Народившийся в результате этого эксперимента ублюдок подрос и уничтожил всех нас. Мы опасались, что такие программы, как «Вентура» или «Пейдж-мейкер», заменят редакторов, а функция проверки правописания сделает никому не нужным труд корректоров. Я не мог понять, насколько наши опасения были вызваны пьяным беспокойством (наборщики пили вместе с нами), а насколько – грустным процессом упадка индустрии, посему задался моральной стороной проблемы.
Среди всех изданий, которые мы набирали для издательства «Сенчури», был эксцентричный еженедельный журнал «Пикчер», который я считал ретроградным из-за его интереса к очень полным людям, обнаженным женщинам, говорящим животным и лилипутам. Я никак не мог решить, стоило ли мне работать на «Пикчер». Проконсультировался со своим приятелем-наборщиком – нет ли у него какого-нибудь предубеждения против журналов, публикующих изображения полуобнаженных женщин. Тот сказал, что для него работа – превыше всего и он будет делать то, что ему скажут. Мне казалось, что именно так и должны рассуждать настоящие профессионалы.
Благодаря «Пикчер» я познакомился с реалиями журнального мира. В этих реалиях было очень много ненормального. Каждый день я приходил в контору для того, чтобы взять новую и оставить сделанную работу, и со скрытым восторгом рассматривал рабочие места помощников редакторов. В своем кругу мы обсуждали каждого из них, а о профессионализме судили по ясности и полноте их правки. Дизайн «Пикчер» отражал дерзкий и самоуверенный стиль, присущий журналистам этого издания. Дизайнеры ужимали шрифт до тех пор, пока он не начинал истошно вопить, делая тщетными все попытки прочесть написанное. Огромный яркий курсив шел поперек безвкусных неправдоподобных коллажей, приводя в смятение и наборщиков, и корректоров.
Это был журнал помощников редактора, хотя здесь они назывались штатными журналистами. Большинство историй были написаны ими и представляли собой переработки текстов, поставлявшихся агентствами. Редактора «Пикчер» звали Дэвид Нейлор. Я знал его как обладателя лысеющей птичьей головы, иногда перемещавшейся за перегородкой. Нейлор перешел в «Сенчури» из издательства Керри Пэкера, входившего в Австралийское печатное объединение (АПО). Там он работал редактором журнала «Пипл» – невероятно успешного непристойного «парикмахерского» еженедельника, конкурировавшего с «Аустралэзиан пост», который специализировался на слухах и сплетнях, становившихся год от года все более сальными и скучными.
«Парикмахерские» еженедельники, как правило, представляли собой зачитанные, измусоленные и изодранные журналы, которые лежали на каждом виниловом кресле каждой парикмахерской Австралии. Парикмахерская считалась местом для мальчиков и мужчин. Даже если у отца семейства не было вообще никаких семейных обязанностей, он в любом случае должен был водить сына стричься. Вся печальная послевоенная история отношений отцов и детей не знала случая, когда сын не хотел бы отрастить волосы подлинней, а отцу не казалось бы, что мальчику не повредит немного подравнять их над ушами.
Целое поколение молодых мужчин провело лучшие дни жизни в очереди в парикмахерской под пристальным взором с фотографий королевы, вдыхая смесь сигаретного дыма и кислотного одеколона. Единственной их отрадой были эти журналы, запрещенные дома, но каким-то чудом доступные в местах, куда не ступала нога женщины. Эти журналы рассказывали о кровавых преступлениях – расчлененках, поножовщине, обезглавливании, – любое из которых могло быть совершено парикмахером. Они предупреждали об опасностях, которые таила в себе Вселенная, населенная вражескими пришельцами на летающих тарелках, и об акулах-убийцах, охочих до человеческого мяса. Они шептали о сексе и подкармливали бесчисленные стыдливые фантазии.
Дэвид Нейлор вырос на «парикмахерских» еженедельниках и начал свою профессиональную деятельность в должности помощника редактора издания, которое впоследствии получило название «Пикс-пипл». Целью существования «Пикс-пипл» была популяризация ценностей британской желтой прессы. Его статьи рассказывали о пляжах Сан-Тропе, где девушки загорали с обнаженной грудью, о волейбольных баталиях и магазинах нудистских общин Квинсленда. Каждая история должна была непременно сопровождаться изображением женской груди или, на худой конец, акулы. Меж редких островков рекламы инструментов для ремонта машины плескалось необъятное море заголовков вроде «История болезни: я нимфоманка», «Блудливые жены», «Секс и одинокие девушки», «Дурные вести об акулах» и – главная тема всех мужских журналов – «Потрясающая пивная диета: пей и худей!».
На обложке журнала красовались девушки в бикини, под которыми призывно торчали соски. Все это должно было развлекать молодых людей, пока они ждали возможности плюхнуться в кресло парикмахера и выбрать одну из дюжины идентичных причесок.
Нейлор стал редактором в 1982 году, к тому моменту издание принадлежало «Джон Фейрфакс Лтд», также издававшему «Сиднейский утренний вестник», «Эйдж» и «Австралийское финансовое обозрение». До его прихода в «Пипл» печатали большую фотографию девушки в мокрой футболке и маленькую – с обнаженной грудью. Первым нововведением Нейлора стал обратный порядок сюжетов на этих традиционных снимках. Когда он взял дело в свои руки, тираж журнала составлял сто сорок тысяч, спустя четыре года он уже стабильно держался на уровне двухсот пятидесяти тысяч. Нейлор решил, что «Пипл» станет «хулиганским журналом».
В то время как население Австралии разрывалось между регбийной лигой и австралийским футболом, Нейлор увидел возможность объединения фанатов спорта под знаменами с надписью «Метание лилипутов».
Метание лилипутов началось в 1985 году с конкурса для вышибал, проводившегося под эгидой ночного клуба «Пентхаус». Директор клуба Робин Оксленд сначала хотел организовать соревнования по метанию жокеев, но те не проявили интереса к новому для них способу самовыражения. Традиционно лилипуты весьма ограничены в выборе профессии – их удел толпиться вокруг Белоснежки или вылетать из пушки. Поэтому с ними сумели договориться относительно легко. Четыреста зрителей с восторгом наблюдали, как вышибалы из Квинсленда состязались в метании стадвадцатичетырехсантиметрового «Карапуза Робби» Рэнделла. Тогда же был установлен рекорд Австралии – десять метров.
На это Европа ответила гневными заявлениями, порицающими постыдную практику использования инвалидов в целях увеселения, зато Америка попыталась побить австралийский рекорд. Однако официальные американские власти сказали, что не могут допустить подобное мероприятие без специального разрешения. Поскольку было совершенно непонятно, кто мог выдать подобную бумагу, от совсем еще юного вида спорта пришлось отказаться.
Когда Нейлор узнал, что метание лилипутов докатилось до Англии, он предложил Оксленду организовать товарищеский матч Австралия – Англия и доказать всем раз и навсегда, что именно австралийцы являются лучшими в мире метателями лилипутов.
Чтобы как-то обойти решения европейских парламентариев, требовалось придумать другие виды спорта, поэтому Нейлор предложил идею карликового боулинга. Он планировал густо мазать лилипутов жиром и толкать их по смазанной дорожке в направлении кеглей. Но этот вариант не прошел и стадию предварительных соревнований. Скользких лилипутов было очень трудно толкать вперед, поэтому решили привязывать их к скейтборду.
Первые соревнования прошли в ночном клубе в Брисбене. Лилипутов оборачивали в матрасы, а официальная дальность броска определялась по местоположению головы снаряда.
За Брисбеном последовали состязания в Новом Южном Уэльсе и Виктории. Англию представлял Гигант Ленни – стриптизер из Бирмингема, который весил сорок четыре с половиной килограмма, на целых одиннадцать с половиной килограммов легче австралийца Тревора Грея.
Глава полиции Нового Южного Уэльса заявил, что это мероприятие дурного свойства, а начальник отдела лицензирования суперинтендант Роберт Джонс предупредил, что «заведения, в которых будут проводиться мероприятия с участием лилипутов, поставят свою лицензию под угрозу». Викторианская полиция также пригрозила участникам турнира преследованиями.
Ассоциация маленьких людей Австралии выступила с решительным протестом, но Нейлор ответил, что «ни у кого нет права мешать лилипутам и их метателям заниматься любимым видом спорта».
Нейлор попытался сделать акцент на технической сложности соревнований: «Лилипут должен знать, как вести себя в воздухе, как сгруппироваться, чтобы пролететь максимальное расстояние или чтобы упасть раньше, если говорить о броске соперника. Не каждый лилипут сможет сделать это», – неубедительно добавил он.
Нейлор отказался от своей мечты, когда стал получать письма с угрозами. Были отменены оставшиеся состязания, и Англия выиграла по умолчанию, однако корона в карликовом боулинге осталась за Австралией. В 1995 году главный патологоанатом Квинсленда профессор Дэвид Вильяме произвел вскрытие некоего тридцатитрехлетнего лилипута, который принимал участие в квинслендских соревнованиях. Сообщалось, что у него было выявлено dementia pugulistica – «кулачное слабоумие», заболевание, часто встречающееся у профессиональных боксеров.
«Пикчер» вырос из журнала «Пипл» в 1988 году, за год до того, как Керри Пэкер приобрел «Фейрфакс мэгэзинс». В «Фейрфакс» Нейлор находился под постоянным давлением порноиндустрии, которая жаждала рекламы. Нейлор чувствовал, что от нее журнал существенно пострадает. Он боялся, что издание неминуемо скатится до уровня какого-нибудь «Пентхауса», утратит былую эклектичную оригинальность.
Нейлор был удручен, его сотрудники уже чувствовали всеобщее неодобрение, ловили осуждающие взгляды коллег на лестницах и в лифтах. Спустя несколько месяцев после того, как «Пипл» вошел в состав АПО, к Нейлору обратились несколько бывших руководителей «Фейрфакс мэгэзинс», включая Джона Б. Фейрфакса. Обычно издание журнала основывается на идее «Давай сделаем то же, что и все, только дешевле». Идея «Сенчури» звучала как «Давай снова сделаем то же, что делали раньше».
Организаторы приготовились вложить деньги в еженедельный журнал и убедили Нейлора, что не будут публиковать рекламу порнографии. Нейлор ушел из АПО и стал делать «Пикчер». Он сообщил прессе, что новый журнал «будет прикольным, кокетливым и не таким неряшливым, как «Пипл» или «Пост». Он сказал: «Мы надеемся создать более привлекательные условия для рекламодателей». Нейлор обращался и к женщинам, которые «ранее чувствовали себя неловко, когда дело касалось подобного продукта», и к мужчинам, которые «раньше боялись оставить номер «Пипл» на виду».
За всю историю печатного дела в Австралии ни один журнал не отходил от первоначальных обещаний дальше, чем это сделал «Пикчер».
Это издание было моложе, тупее, ярче и грубее, чем «Пипл». По сути, оно стало пародией на качественную журналистику Австралии, основные новости подавались в чванливой манере с примесью совершенно отвратительной самоуверенности.
С самого начала журнал выдвинул идею о том, что полные люди чрезвычайно забавны. Первые девять выпусков включали репортаж с конференции «Жирное достояние», которая проходила в Сан-Франциско, и рассказы о четырехсоткилограммовом немце, однажды за один присест съевшем четырнадцать куриц («Как Большой Альберт съел целую ферму»), о стапятидесятидвухкилограммовой англичанке, которая божилась, что много не ест, а только пьет («Женщина-губка: толстеет от воды») и трехсотвосьмидесятикилограммовом американце, который сел на диету, надеясь найти подружку («Величайший жирдяй в мире худеет во имя продолжения рода»).
Далее следовало «Можем ли мы помочь этой толстушке, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОНА ВЗОРВЕТСЯ?». Идею выделять заглавными буквами слова в середине фразы «Пикчер» позаимствовал у английского «Санди спорт». Этот прием использовался в грустной истории о двухсотвосьмидесятишестикилограммовой Рут Лоренс, которая хотела найти диету, способную спасти ее жизнь.
Сорокасемилетняя Рут вызвалась участвовать в исследовании по вопросам ожирения, проводившемся в Адденбрукской больнице, но СОВЕРШЕННО БЕССЕРДЕЧНЫЕ ученые сказали ей: «НЕТ. СПАСИБО ТЕБЕ, ПЫШЕЧКА ТЫ НАША, ТЫ СЛИШКОМ ТОЛСТАЯ». Усиливая и без того ГОРЬКОЕ разочарование, врачи сказали, чтоб она не возвращалась, ПОКА НЕ ПОМРЕТ. Завещав свое тело науке, Рут смогла бы помочь врачам спасти других невероятно толстых пациентов.
«Пикчер» позаимствовал у «Санди спорт» не только эту стильную идею. «Спорт» был основан в 1986 году мультимиллионером Дэвидом Салливаном, его создание стало очередным вульгарным шагом на пути устранения популярного в Великобритании бульварного журнала «Сан». Читатели «Сан» особенно любили страницу номер три, поэтому Салливан решил печатать девочек со страницы номер три на страницах один, три, пять, семь, девять, одиннадцать и т. д. Вскоре «Спорт» переключился с земных событий к новостям космического масштаба. Его журналистам буквально повсюду встречались инопланетяне. В Вальсалле они нашли американскую туристку, которая забеременела от инопланетянина («…и он украл плод нашей любви» – чем объяснялась невозможность продемонстрировать потомство). Детеныш-инопланетянин был обнаружен в банке с вареньем, еще один умер от чизбургера. В апреле 1988 года мир узнал величайшую новость всех времен и народов о том, что «на Луне найден бомбардировщик времен Второй мировой войны». Статья включала бредовые рассуждения журналиста, смонтированный фотоснимок и выдуманные цитаты. Автор считал равновероятными три гипотезы: 1) Адольф Гитлер бежал из осажденного Берлина на космической ракете и планировал захватить корабль Нила Армстронга в 1969 году; 2) самолет провалился в Бермудский треугольник и таким образом совершил путешествие в двести пятьдесят тысяч миль; 3) фотография была поддельной. Спустя две недели, когда «Спорт» не смог предоставить доказательства своих сведений, появилась новость номер два: «Бомбардировщик времен Второй мировой войны, найденный на Луне, исчез!»
«Пикчер» стал проводником обнаженных моделей в мир мужских парикмахерских и продавался тиражом в пятьсот тысяч экземпляров. Его редакторы все как один имели номер «Санди спорт» в заднем кармане брюк.
На каждой обложке красовалась улыбающаяся австралийская девушка. В мире существует Десять Непреложных Правил Издания Журналов, которые применимы в равной степени к «Клео», «Плейбою», «Харперс базар» или «Ральфу». Правило номер один гласит: «Журналы продают красивые женщины». Благодаря стараниям Дэвида Нейлора мы знаем правило номер два: «Авиакатастрофы не способствуют продажам». На обложке четвертого номера «Пикчер» была фотография двух самолетов, столкнувшихся во время авиашоу, – в результате объем продажи упал вдвое.
После этого журнал никогда больше не использовал обложку без фотографии женщины или хотя бы фрагмента ее тела.
В апреле 1989 года в «Пикчер» появилась поразительная заметка «Три моих сиськи». На обложке красовалась модель с тремя молочными железами, снимающая лифчик с тремя чашками. Самое поразительное в этой заметке было то, что та же самая модель двумя месяцами раньше появилась на странице журнала всего с двумя грудями. Автор статьи объяснил ее замечательную метаморфозу осложнениями гормональной терапии и объявил, что отныне она в полтора раза женственней всех ее коллег.
Как и в Великобритании, серьезные издания просто не могли предположить, что журнал может немного приврать. В «Пикчер» обратились с девятого телевизионного канала, чтобы получить координаты модели с тремя грудями.
Шутку регулярно повторяли. Позднее возникла девушка с четырьмя грудями, а затем и с пятью. Последней пришлось распрощаться с тремя верхними – их удалили.
Набор «Пикчер» начался в мае 1989 года. Я помню первый заголовок на обложке:
«Нагая застенчивость…
Мы готовы показать грудь
Или заставить мужиков прикрыть свою».
Почти хайку…
Следующий номер был посвящен памяти Дэвида Уилсона, спившегося лилипута-каскадера. Говорили, что за выпивку Уилсон отдавал деньги, которые ему платили, когда он заходил в бар и заявлял: «Дайте мне столько денег, сколько я смогу пропить, и я позволю вам бросить меня так далеко, как вы только сможете».
Нейлор понял, что настало время повторить свой звездный час, воспользовался шансом и объявил по всей Австралии конкурс на роль Уилсона в фильме, посвященном его жизни.
«Лилипуты, принимающие участие в конкурсе, должны будут позволить шестнадцати крепким метателям совершить по одному броску. Лилипуту предоставляются противоударный шлем и ремни безопасности», – с легко узнаваемым смаком сообщалось в журнале.
Все сотрудники «Пикчер» были объединены идеей, что они служат общей цели – помогают маленьким людям бороться с большими проблемами, – и вооружены единственным орудием угнетенных: чувством юмора. АПО попыталось переманить их назад, пообещав поднять зарплату, но редакторы записывали эти разговоры на ленту, а потом давали всем послушать. Они не продались, и Нейлор был горд этим – издательство было потрясено, когда он сообщил, что возвращается к Керри Пэкеру.
Все восприняли его поступок как предательство, но Нейлор считал, что просто продолжает свой одинокий путь. В «Сенчури» «Пикчер» не печатал рекламы – кроме курсов дистанционного обучения и распыляемых феромонов, которые должны были сделать «девять из десяти» мужчин более привлекательными для женщин, и еще пары страниц с фаллоимитаторами и порнухой. Руководство не считало себя вправе толкать Нейлора в объятия порноиндустрии, но издатель Ричард Уолш пообещал, что он сможет снова начать выпуск «Пикса» – настоящего парикмахерского еженедельника без рекламы «восьмидюймовых черных ребристых вибраторов» и «симпатичных кукол Джуди».
Нейлор вернулся на Парк-стрит в качестве главного редактора «Пипл» и «Пикса», оставив преемником своего бывшего заместителя Джерри Рейнольдса. Все сотрудники были преисполнены праведного негодования. Они стали работать еще усерднее, сплотились еще сильнее, и тираж журнала продолжил расти, как бородавка на носу издательского дела.
«Пикчер» Рейнольдса стала пенящимся, диким, бесстыдно недостоверным бульварным изданием с четырьмя страницами фотографий девочек, начиная со страницы номер три. Предпочтение отдавалось обнаженным бегуньям, купальщицам, барменшам, но все чаще стати появляться извращенки, толстухи, пришельцы и собаки. Собак изображали в самых необычных ситуациях: «Собака на бензозаправке», «Собака верхом», «Две собаки на выборах», «Мертвые кошки спасают пса».
Рейнольдс нашел жирную стриптизершу Джерт Бакет (творческий псевдоним «Изумительная – три стриптизерши в одной») и отказался от идеи с метанием лилипутов. Под его руководством каждая история начиналась с фотографии, а текст располагался вокруг нее. Например, безобидный портрет южноафриканского лилипута начинал историю под названием «Самый маленький мальчик на свете провалился в выгребную яму».
Различия между изданиями Нейлора и Рейнольдса проявились еще ярче, когда журнал вновь нашел Короля рок-н-ролла: тот оказался негром, жившим в удаленном поселение аборигенов и называющим себя Самуэлем Биллабонгом. Он «отрастил волосы и бороду, а чтобы кожа стала темнее, сделал медицинскую ТАТУИРОВКУ – операцию, обратную медицинскому осветлению, которое перенес американский певец Майкл Джексон»; после этого Элвис до неузнаваемости изменил свой голос. В том же выпуске сообщалось, что в Сиднее был обнаружен Энди Уорхол.
В сентябре в «Пикчер» появился разворот с обнаженной принцессой Дианой. Он выглядел так, будто художник отрезал ее голову и приклеил на тело обнаженной модели (собственно, так оно и было), но издание разошлось стотысячным тиражом. Следующим был Таинственный Метатель Дерьма. Мужчина бросал фекалии на прохожих, и «Пикчер» удалось заснять его преступление с момента начала испражнения.
АПО купило «Пикчер» в октябре восемьдесят девятого за шесть миллионов долларов. Вместе с журналом в собственность ассоциации перешли и сотрудники. Вновь в рядах редакторов возникли волнения. Для такого молодого издания «Пикчер» уже имел богатую мифологию: ее народ был изгнан из рая, коим был «Фейрфакс мэгэзинс», продан в рабство злобному фараону Пэкеру, разорвал цепи и обрел землю обетованную благодаря Моисею-Нейлору, который подписал не предусмотренный Библией контракт между Моисеем и фараоном и возвратил многострадальный народ в Вавилон – при сохранении прежнего уровня оплаты труда. Разумеется, «Фейрфакс» не был раем, Пэкер – фараоном, а Нейлор – Моисеем, и его дети не последовали бы за ним назад.
Когда Нейлор пришел, чтобы встретится с бывшими сотрудниками, те молча прошли мимо него и направились в ближайший паб. Там произошло собрание, отличавшееся соответствующей месту эмоциональностью, и было принято решение, что они не продаются. В конце концов, они – рабочие, а не стулья.
Моего начальника Фила Сносвелла и меня пригласили на собрание уже после того, как решение было принято. Возбужденные своей собственной смелостью, люди пузырились дешевым пивом и энтузиазмом. Заместители почувствовали, что именно они, а не начальник, редактор или девушки с обнаженной грудью были фундаментом, на котором держался «Пикчер».
Мы согласились и дальше набирать журнал. Все поклялись друг другу во взаимной верности и преданности, однако всего через пару недель половина персонала перешла в АПО. Джерри Рейнольдс, первый заместитель редактора Оливер Робб и Лаклан Браун, который был лучшим из наших авторов, отказались принимать участие в работе над первым номером «Пикчер» в АПО.
Отступники поместили в «Сиднейском утреннем вестнике» рекламное объявление, в котором говорилось «Журнал «Пикчер» продан, сотрудники – нет! Позвоните по этому номеру, если вам требуется лучшая команда авторов в стране». Звонки были, но они ничего не дали.
Нейлор пришел к Рейнольдсу и завопил, тыча пальцем в статью о Таинственном Метателе Дерьма: «Посмотри, что ты сделал с моим журналом!» Но основная масса заместителей даже не хотела с ним разговаривать. Они так и не перешли в АПО. Никогда.
Нейлор сделал все возможное, чтобы выпустить первый номер «Пикчер» с участием только половины от необходимого числа сотрудников и с Тони Мерфи в роли редактора. Он чувствовал себя преданным своими журналистами, людьми, которым доверял. Возникшее волнение надолго определило беспокойную, нестабильную ситуацию на Парк-стрит.
Мы продолжали набирать «Пикчер» до тех пор, пока АПО не перешло на компьютерный набор, после чего наши контракты были расторгнуты и связь с журналом прервалась. Я даже не думал о нем до самого 1995 года, когда вдруг понял, что работаю на прежнем месте.
Работая наборщиком, я написал заметку для «Сиднейского утреннего вестника», и газета купила ее. Я не понимал, насколько это странно, что «Вестник» платит человеку без журналистского образования, но то же самое со мной случалось и в Великобритании.
Переезд в Сидней дался нелегко. Впервые в моей жизни на просьбу дать двадцать сигарет продавец вытащил двадцать пачек. Я не мог заставить себя называть большую кружку пива «скунер». Это звучало как шутка, как детский лепет, поэтому я всегда просто тыкал пальцем в бокал и говорил: «Мне один такой». Целый год в ответ на вопрос «Как дела?» я предоставлял собеседнику подробную информацию о своем самочувствии. Я никак не мог привыкнуть говорить «Увидимся!» людям, которых больше никогда не увижу. Прошло очень много времени, прежде чем я осмелился носить шорты на публике.
Я любил Австралию и ни на секунду не забывал, как мне повезло, что я оказался именно здесь, и как мало времени давала мне годичная трудовая виза. Мои приятели уже уехали – Гай обратно в Англию, Крис нашел невероятную работу бухгалтера на Соломоновых островах. Мало-помалу мы потеряли связь с туристами и завели знакомства с австралийцами и новозеландцами. Познакомиться с ними было несложно. Они все путешествовали самостоятельно, имели тайские палочки и курили гашиш, жили в сырых спальных районах на Глочестер-роуд и не интересовались, кто ты и откуда.
Мне хотелось узнать Австралию так же, как я знал Англию. Я читал книги, старые журналы и газеты, общался с незнакомцами в пабах. Есть ли в Австралии скинхеды? А хулиганы или панки? Есть ли здесь беспорядки после футбольных матчей? Отправляют ли солдат в Азию? Объявлялась ли здесь всеобщая мобилизация во время войны? Кто местные бандиты? А наемники? Где они выпивают и кончают свою жизнь? Я узнал о Святых, Недде Смите, Томе Домикане, «Малярах» и «Докерах», Сэлли Хакстеп, Го Уитхеме, Джефе Фенече, Клиффе Харди, полицейской коррупции и о Вьетнаме.
Я учился тому, что было необходимо для работы редактором мужского журнала.