Гаррисон попытался сесть.

— Декан Марбери?

— Мастер Гаррисон? — В каждом слоге ответа звучало удивление.

— Будьте так добры, — мучительно выдавил Гаррисон, — перезарядите мушкет и застрелите этого человека. Он мешает мне завершить Господень труд.

Тимона удивил выговор Гаррисона. Он говорил как образованный человек, но изящные обороты тонули в густом шотландском акценте, который наверняка резал кое-кому ухо. Такой выговор, конечно, раздражал Лайвли, Сполдинга и им подобных, Тимону же он казался живым и естественным — с чем он редко встречался у англичан.

— Вы… не может быть, — произнес Марбери.

— И все же, — фыркнул Гаррисон, — это я.

— Но… я видел ваш труп. Я сам помогал хоронить вас!

— Знаю. — Самодовольную усмешку Гаррисона не затушила даже кровь из двух ран. — Ловко проделано, а?

— Как вы… — Марбери не нашел слова.

— Проклятая булавка, — поморщился Гаррисон, ощупывая свой бок, и глянул вниз, соображая, нельзя ли выдернуть нож. — Больно, но жизненно важных органов вы не задели, брат Тимон. Слухи о вас сильно преувеличены.

— Я не намеревался вас убивать, — возразил Тимон, потянувшись за другим ножом и не спуская глаз с руки Гаррисона, шарившей вокруг раны. — Вы, конечно, понимаете, что я хотел вас допросить.

— Вы хотели помешать мне убить вас, — поправил Гаррисон.

— И это тоже.

— А я бы это сделал, если бы не вмешательство декана, — с издевкой вздохнул Гаррисон. — Я наблюдал за вами из тени. Я узнал кое-что о вашей жизни. Вы как будто считаетесь великим убийцей. Но со мной вы дрались, как девчонка.

— Убийца, мастер Гаррисон, — объяснил Тимон, — убивает людей. А я старался не убить вас. Это совсем другое искусство.

— Чушь, — пробормотал Гаррисон.

— Как же вы восстали из могилы, чтобы совершить эти убийства? — вопросил еще не опомнившийся Марбери. — Это работа демона.

— Нет! — Гаррисон дернулся, глаза его вспыхнули. — Никогда не говорите так. Я изобрел идеальный план. Идеальный в своей простоте. Простота — лучшее из правил. Демоны на нее не способны.

— В вашем идеальном плане все же нашелся изъян, — уточнил Тимон, — раз вы лежите здесь, истекая кровью.

— Случайность, — заявил Гаррисон. — Стечение обстоятельств, не более того.

— Возможно. — Тимон украдкой переглянулся с Марбери. — Ну что, перевяжем ему раны и сдадим под арест или просто оставим умирать?

— Ваши угрозы для меня ничего не значат, — немедленно отозвался Гаррисон.

Марбери же только и повторил изумленно:

— Как?

Взгляд Гаррисона безумно заметался, потом раненый вздохнул и обмяк.

— Собственно, вы даже не представляете, как мне хочется поведать кому-нибудь о своих успехах. Умному человеку необходимо одобрение публики.

— Актер нуждается в зрителях, — тихо добавил Тимон.

— Именно. Я так много мог бы сказать, а выслушать было некому.

— Тогда мы, — с удивительной нежностью проговорил Тимон, — охотно выслушаем ваш монолог.

Гаррисон явно колебался, переводя взгляд с него на Марбери и обратно.

— Прошу вас, — просто добавил Марбери.

— С чего начать? — Гаррисон прикусил верхнюю губу. — Несколько ночей назад, решившись на последний шаг в святом деле, я вышел на одну из улиц Кембриджа. Думаю, она вам известна. На ней стоит таверна, в которой вы оба побывали.

— Откуда вы знаете? — прошептал Марбери.

— Мне сказали, но это не важно, — махнул рукой Гаррисон.

«Вот он, второй агент, — подумал Тимон. — Вот о ком говорили люди папы».

— А важно то, — сквозь кашель продолжал Гаррисон, — что мне было не просто подобрать идеальную жертву.

— Жертву? — Марбери свел брови.

— Тише, — упрекнул его Гаррисон. — Наконец я его увидел: пьянчугу, который вывалился из той самой пивной. Я прошел за ним в темный конец улицы. Все было тихо, все двери закрыты. Я схватил его сзади, выдавил из него жизнь и сунул тело в мешок из-под картофеля. Потом взял чужую тачку и прикатил его сюда.

— Вы убили незнакомца, наугад, — ахнул декан.

— Не наугад, — нетерпеливо поправил Гаррисон. — Он точно подходил ростом и фигурой.

— Да, — Тимон оперся о стол, придерживая правый локоть. — Ему нужна была жертва того же роста и веса, что у мастера Гаррисона.

— Верно.

Гаррисон вдруг ухватил рукоять, торчавшую из его бока, и, содрогнувшись от боли, выдернул нож. Тимон готов был метнуть другой, но в том не было нужды. Гаррисон выронил кинжал и, застонав, откинулся навзничь.

— Проклятье, больно! — вскрикнул он.

— Зачем вам понадобилась жертва?.. — Марбери понял, не договорив. — Вы принесли его сюда. Изуродовали лицо, чтобы никто не мог его узнать.

— И все приняли его за меня, — кивнул Гаррисон, завершая его мысль. — Я дал ему поносить свою одежду. Уступил ему даже свой вересковый крест. Мне нелегко это далось. Этот крест подарила мне в детстве мать.

— Кажется, он снова с вами, — указал Тимон.

— Я раскопал свою могилу, — весело объяснил Гаррисон, — и забрал его.

— Что ж, — признал Тимон, по-прежнему не выпуская ножа. — Действительно, идеальный план. Кто заподозрит убийцу в жертве?

— Именно! — Гаррисон ладонью зажимал бок. — После этого я мог убивать здешних переводчиков одного за другим. Подряд или с перерывами, как мне вздумается.

«Как Гаррисон мог стать агентом папы? — недоумевал Тимон. — Как он мог сойтись с его людьми?»

— Но теперь, — мягко сказал монах, — все кончено. Скоро вы умрете от потери крови. Вы уже слабеете. Перед смертью вы вполне можете рассказать нам все.

— И так ясно, почему мастер Гаррисон вздумал убивать переводчиков, — перебил Марбери. — Он безумен. Потерял рассудок. Самый благородный ум может сломаться под невыносимым грузом. Возможно, работа здесь оказалась для него непосильной.

— Мой ум остер как никогда! — возмутился Гаррисон. — Я исполняю святой труд. И, что бы ни говорил брат Тимон, моей жизни еще хватит, чтобы его завершить!

— Нет. — Марбери содрогнулся. — Только безумец мог так изуродовать человеческое лицо. Ужасно.

— Восхитительно, — поправил Гаррисон, — и необходимо. Я ведь уже сказал, что сделал это, чтобы, не узнав его, все приняли мертвого за меня. Важно и другое: зрелище чудовищных увечий должно было потрясти переводчиков и отвлечь их от работы. И, наконец, каждый порез я сопровождал проклятием королю Якову. Их тоже подарила мне мать: проклятье его жизни, его делам, его царствованию, его здоровью, его семье.

— Но ведь Яков ваш родич, — удивился Марбери. — Это он обеспечил вам положение среди переводчиков!

Гаррисон, красный, как майский рассвет, снова попытался приподняться и сплюнул на пол. Его лицо, голос, все повадки переменились. Сейчас он действительно походил на безумца: стиснутые кулаки, прерывистое, неровное дыхание, трясущаяся голова. Человеческие слова застревали у него в горле.

— Яков — сатана, — выговорил он наконец.

Это прозвучало с такой ненавистью, с такой яростью и с такой убежденностью, что и Тимон, и Марбери онемели.

— Может, если я объясню, вы мне поможете, — задыхаясь, пробормотал измученный вспышкой злобы Гаррисон. — Поможете завершить мою миссию. Вы увидите, что она справедлива.

Тимон, видя, что в оружии уже нет надобности, расслабился. В нем копилось что-то очень похожее на жалость.

— Я был ребенком в большом клане горцев, когда Яков правил Шотландией. Моя семья жила в долине, называвшейся Божий Сад, потому что нас окружал Эдем. Вы помните слова Иисуса: «Царство Божие на земле, но никто не видит его»?

— Из Евангелия от Фомы, — напомнил Тимон.

— Да, — встрепенулся Гаррисон. — Я надеялся, что вы вспомните.

— Ваш клан был связан с семьей Якова, — начал Марбери.

— Нет. Все в нашем клане хранили старую веру. Мать научила меня видеть покой и силу живого леса. Сама земля вокруг нас имела корни. На милю вокруг нашего дома били сотни чистых источников, росли огромные дубы и простирались алые вересковые пустоши. Я знал, что природа явлена мне во всей полноте в каждом кусте, в каждой ветке. Сотни раз я слышал слова отца: «Мы здесь не чувствуем кары за грех Адама. Мы учимся всему у Великой Матери. Язык этой жизни в деревьях, ее книги в струящихся ручьях, богослужения в скалах и добро во всем».

— Но с вашей семьей случилось что-то, — мягко подсказал Тимон, — разрушившее Эдем.

— Мы, создания человеческие, вечно теряем Эдем, — с невыразимой тоской вздохнул Гаррисон. — Вновь и вновь совершенство ускользает от нас.

— Что случилось? — робко спросил Марбери.

— Мне было двенадцать, когда Яков начал свою охоту на ведьм. Он знал наш клан и воспользовался нашими знаниями. Он заключил их в свою книгу, «Демонологию». Закончив ее, он объявил обычаи нашего рода извращением истинной религии. Он объявил нас ковеном колдунов. Вы что-нибудь слышали о бервикском процессе?

— Бервикский процесс… — Тимон вздрогнул.

— Пятнадцать лет назад, — с запинкой начал Марбери. — В Шотландии… церковь Святого Эндрю…

— Судили семнадцать человек. Почти все — из моего клана. Первое обвинение против моих родичей заключалось в том, что они будто бы вызвали бурю с целью потопить корабль.

Марбери ахнул:

— Корабль, на котором плыли Яков и Анна Датская! Он вез домой невесту.

— Значит, вы слышали, — вздохнул Гаррисон.

Марбери с трудом кивнул. Все мысли его были заняты припадком бешенства, постигшим Якова в кухне Хэмптон-Корта. Перед глазами мелькали искры, разлетевшиеся от поленьев под кочергой в руке короля.

— Признаний добивались под пыткой. Мою тетю, Джеллис Дункан, допрашивал сам Яков. Ее приковали к стене камеры железным зажимом, в котором было четыре острых шипа. Они вонзались в рот: два в язык, два других в щеки. Ей не давали спать и пытали, затягивая на голове веревку. В конце концов она призналась и была задушена, потом сожжена.

— Рассказывали, будто она брала черную жабу, — как во сне обратился к Тимону Марбери, — и собирала ее яд… в раковину устрицы.

— Вы знаете подробности того дела? — чуть приподнялся Гаррисон.

Тимон смотрел на него неподвижным взглядом.

— Мне рассказали недавно, — обратился к Тимону Марбери. — Когда я побывал в Хэмптон-Корте.

Тимон медленно кивнул.

— В иных кругах эта история хорошо известна. — Гаррисон снова закашлялся. — Со временем Яков и его прислужники добрались до моих родителей. От них добивались признаний тем же методом. Матери пришлось хуже, чем отцу. Женщинам всегда приходится хуже. Я знаю, потому что Яков приказал усадить меня там же и надеть стягивающую маску, чтобы я не мог закрыть глаза и смотрел.

— Смотрел… как пытали родителей? — Марбери не верил своим ушам.

— Он сказал, это будет для меня уроком, — бесстрастно ответил Гаррисон. — «Вот к чему ведет колдовство», — снова и снова повторял он. С вашего позволения, я избавлю вас от подробностей.

Марбери хотелось хоть как-то утешить Гаррисона, но он не успел: тот продолжал, и голос его становился все более безжизненным.

— Должен сказать вам, что мать моя обладала чудесной целительной силой. Она принимала почти все роды в нашей части Шотландии. Безумие Якова погубило женщин Шотландии: Агнес Сэмпсон, Барбару Напьер, Эффи Маклин — так многих, так многих. Вы понимаете, что сталось с нашими холмами, когда все женщины, что могли родить дитя и остановить смерть, пропали. Остался пепел. Небо над нашей киркой целый год было серым от дыма костров. Запах держался на кустах и в вереске, словно души всех этих женщин цеплялись за последнюю надежду.

— Гаррисон… — ласково начал Марбери.

— А потом, — боль придала раненому адскую силу, — это чудовище стало королем Англии!

— Тише, — уговаривал Марбери.

— Яков в конце концов отпустил меня, — каждый вдох давался Гаррисону с все большим трудом, взгляд его стал пустым. — Я несколько раз менял имя. Уехал в Эдинбург. Яков начал распространять «Демонологию» в надежде разоблачить замыслы дьявола. А я стал изучать христианскую религию в надежде понять, что в ней заставило этого человека убить моих родителей. Я смолоду стал известен своими познаниями и большую часть жизни провел в попытках отомстить за мать и отца.

— Вы пытались и до приезда в Кембридж? — спросил Тимон.

— Да, — кивнул Гаррисон. — Был один случай с участием отца Генри Гарнета.

— Заговор Уотсона! — Марбери сглотнул.

— Да, декан, — жестко, пересохшим горлом прошелестел Гаррисон. — Знаю, вы считали, что план похищения Якова разоблачен вашими усилиями.

— Считал? — тут же переспросил Тимон.

— Мои соотечественники, — сказал Гаррисон, — умнейшие люди.

Тимон завозился. Ему вдруг показалось очень важным встать на ноги.

— Соотечественники?

— Здесь их нет, поверьте, — успокоил его Гаррисон. — Но мои соратники не прекратят усилий, даже если я умру.

— Соратники? — прошептал Марбери.

— Да. Они пришли ко мне… — бормотал Гаррисон. — Отыскали меня в Эдинбурге. Рассказали о Библии, задуманной королем Яковом. Дали возможность отомстить. Показали, что Библия короля Якова будет пользоваться еще большим влиянием, чем «Демонология». Создаст поколения христиан, подобных Якову. Поможет им губить таких, как мои родители. Я не мог допустить…

— Эти соратники и помогли вам добиться места в Кембридже, чтобы убивать переводчиков? — наконец поднявшись, спросил Тимон.

— Нет. Я поначалу старался подорвать работу научными методами: предлагал абсурдные интерпретации, вставлял неверные слова и фразы. Вот почему трое моих соратников так старались закрепить за мной положение, позволявшее испытывать других переводчиков. Но здесь, в Кембридже, собрались великие ученые. Я не ожидал встретить столь глубокие познания. Скоро стало ясно, что есть только один способ прекратить работу — убить их. Соратники убедили меня.

— Я все-таки не понимаю… — с трудом произнес Марбери.

— Христиане! — не сказал, а выплюнул Гаррисон. — Новая Библия породит долгие века верующих, подобно Якову, уверенных в своей праведности. Они будут убивать, пытать, разрушать во имя веры! На земле не останется ничего доброго! Их надо остановить! Остановить!

— Но разве убийство этих добрых людей — способ?.. — робко возразил Марбери.

— Они убедили меня, — срывая охрипший голос, крикнул Гаррисон. — Мои соратники.

— Назовите их нам, — собрав все доступное ему хладнокровие, попросил декан. — Где они?

— Они продолжат мое дело! — Гаррисон хотел встать. Лицо его налилось кровью, и кровь струей полилась из раны в плече. — Они придут за мной! Вы не представляете, как верны друг другу последние уцелевшие из моего клана.

— Отец небесный! — Марбери ухватился за ближайший стол. — Так есть и другие? Подобные вам проникли в группы Вестминстера и Оксфорда!

Тимон видел, как бьется кровь в висках Марбери.

— Теперь вы понимаете? — Голос Гаррисона сорвался на жалобный скулеж. — Вы придете мне на помощь? Мудрость моя была права, приговор справедлив. Вы запомнили слова: «Странствуя по миру, как палач Господа», «Враг людей спасения использует любые средства»?

— Господи, — зажмурившись, прошептал Тимон.

— Что? — не понял Марбери.

— Слова, найденные во ртах убитых переводчиков, — бормотал Тимон. — Я только теперь понял. Цитаты из «Демонологии»! Не зря я сомневался в своей памяти. Если бы я узнал раньше…

— Только сейчас? — поразился Гаррисон. — Вы только сейчас узнали цитаты? Да возможно ли? Это же ясно как день! Я не сомневался, что вы или Марбери поймете. Или вы оба лишились ума?

— Это были строки из «Демонологии»? — вырвалось у Марбери.

— Я думал, я все объяснил! — взвизгнул Гаррисон. — За эти смерти в ответе Яков! Яков виновен в убийствах! Король Яков — убийца!

Ни Тимон, ни Марбери не успели ему ответить. Дверь Большого зала распахнулась, и луч лунного света разорвал темноту.