Бекмурад-бай пригласил Ораз-сердара к себе в гости. Тот принял приглашение, сказав, что имеет особый разговор к Бекмурад-баю. От предложения послать за ним фаэтон отказался: живёт он недалеко и с удовольствием пройдётся пешком.

Бекмурад-бай стал готовиться к приёму именитого гостя. Его городская жена татарка Ханум развернула бурную деятельность, как и тогда, когда они готовились принимать начальника Марыйского уезда и Сульгун-хая. Но нынешние приготовления несколько отличались от предыдущих. Не было необходимости устилать коврами двор и лестницу, ведущую на второй этаж. — Ораз-сердар не русский полковник, его показной роскошью не удивишь. Не стоило и разливать по комнате одеколон, как при встрече Сульгун-хан. Ораз-сердара следовало принять как равный равного, поэтому Бекмурад-бай не стремился к особой пышности встречи. Он только приказал приготовить блюда по-вкуснее да поставить на стол старые, выдержанные вина и коньяки — в винах Ораз-сердар толк понимал. Конечно, в такое смутное время достать вино пятидесятилетней выдержки было не так-то просто, по только на для Бекмурад-бая — расторопный Аванес, с которым вёл обычно свои торговые дела Бекмурад-бай, мог раздобыть всё, что угодно. За приличный бакшиш, понятно, но Бекмурад-бай для дела денег не жалел — не Сухан Скупой.

Вскоре после заката солнца пришёл Ораз-сердар, одетый в белый полотняный китель.

— Проходите, наш сердар! — любезно приветствовал его Бекмурад-бай. — Сразу видно военного человека: пришли точно во время, не заставили себя ждать, — польстил он гостю. — Раздевайтесь, а то жарко будет.

— На жару жаловаться не приходится, — ответил Ораз-сердар, отдуваясь и отирая платком полное лицо. — Если не станет немного прохладней, совсем замаяться можно.

Ом снял китель, который подобострастно приняла Ханум и унесла в другую комнату. Ораз-сердар и Бекмурад-бай сели к столу.

— Красного или покрепче? — спросил хозяин, протягивая руку к бутылкам.

Ораз-сердар глазом знатока обежал батарею бутылок и сказал:

— Пожалуй, красного. В такую жару и с лёгкого вина захмелеть можно.

Выпив по несколько стаканов и слегка закусив, они разговорились.

— Большое дело вы начали, наш сердар, — сказал Бекмурад-бай. — Дай бог благополучно завершить его.

— Бог даст, завершим, — уверил его Ораз-сердар. — Захватим Чарджоу — двинемся к Бухаре. Эмиру Бухарскому скажем: довольно бездельничать, поднимай всадников на сёдла!

— Захочет ли эмир поднять? У него, говорят, мир с большевиками.

— Не захочет — поможем. А мир с большевиками — это фиговый листок, который в нужный момент всегда выбросить можно.

— Значит, после Чарджоу сразу дальше пойдёте? — уточнил Бекмурад-бай.

— С половины пути только глупец возвращается — ответил Ораз-сердар.

— Весь Туркестан захватить надо! — Бекмурад-бай плотоядно шевельнул ноздрями, подумал и закончил — Русских что-то много в вашем войске. Непонятно мне Это.

— Чего же тут не понимать— мы не против русских воюем.

— А против кого?

— Все мы — и туркмены, и русские, и узбеки, и казахи — должны бороться против общего врага — против большевиков,

— Большевики какой нации?

Ораз-сердар, прищурившись, взглянул на Бекмурад-бая. Ты всё прекрасно понимаешь без моих объяснений, говорил его взгляд, чего крутишься вокруг ясного, как лиса вокруг свернувшегося ежа? Простачком прикидываешься, но со мной тебе хитрить ми к чему, я тебя, Бекмурад, насквозь вижу и знаю, что тебе нужно и к чему ты стремишься. Однако не спеши: высоко забравшийся больнее падает. Докажи, на что ты способен, а там посмотрим, достоин ли ты того, чего желаешь. Может быть, и сочтём достойным, только, это заслужить надо, Бекмурад-бай!

— Большевики — это не нация, — сказал Ораз-сердар, — они могут быть любой нации.

— Понятно, — сказал Бекмурад-бай. — Выпьем ещё?

Они выпили по рюмке коньяка. Ораз-сердар, вытянув губы трубочкой, с силой выдохнул воздух, бросил в рот пару виноградин.

— Большевики, Бекмурад-бай, это партия, но очень опасная партия. Как говорят, кого дьяволу удастся развратить, тот ему и служит, а они развратники поискуснее самого дьявола.

— Какая же у них цель?

— Цель? В первую очередь — уничтожить всех баев!

— Разве баи едят не то же, что и они?

— Они считают, что баи едят не свой, а их хлеб, поэтому и хотят отпять у нас всё ваше богатство.

— Наше богатство аллах нам дал, а не они, — хмуро сказал Бекмурад-бай. — Кто чем владел, тот и владеть будет.

Ораз-сердар потянулся к чашке с чалом, громко булькая, сделал несколько больших глотков, утёр рот.

— Это дело не такое простое, как кажется на первый взгляд. Если страной завладеют большевики, они не посмотрят, бог дал баям или шайтан — отберут землю и отдадут её безземельным. Вот и весь сказ! Имущество, это дело такое, что легко может переходить из рук в руки. Недаром паши предки говорили: «Чей скот? Кому суждено, тот и будет владеть им».

— А пахать они на чём будут эту землю? Жён своих в омачи впрягут, что ли?

— Если землю у вас отберут, то быков и лошадей вам тоже не оставят.

— Давайте выпьем, — сказал Бекмурад-бай после продолжительного молчания, наполняя рюмки коньяком.

Ораз-сердар закусил кусочком шоколада. Бекмурад-бай пососал усы, прихватив их нижней губой.

— Вот так, — сказал Ораз-сердар. — Придут к власти большевики — упразднят все наши законы и обычаи. У кого жён много — оставят одну, а остальных отберут и отдадут неженатым беднякам, у кого денег нет калым заплатить.

— Если они такие порядки заведут, то небо обрушится вниз и земля разверзнется под ногами, — сказал Бекмурад-бай.

Ораз-сердар иронически усмехнулся.

— И небо не обрушится и земля не разверзнется — они не на наших обычаях держатся!

— Значит, считаете, что всё это может произойти?

— Судьба мира, Бекмурад-бай, решается не по нашим желаниям. Будь моя воля, я не стал бы свергать царя. Или, уж на худой конец, оставил бы Керенского. При каждом повороте событий нужно уметь извлечь разумное, а это не всегда удаётся. — Подперев ладонью отяжелевшую от выпитого вина голову, Ораз-сердар задумался.

Молчал и Бекмурад-бай, выдирая вилкой шёлковую вышивку скатерти. Когда он заговорил снова, в его голосе появилась заметная неуверенность и что-то похожее на просьбу.

— Вы возглавляете эту войну, наш сердар, и… вы конечно, уверены, что мы победим?

Ораз-сердар пошевелился и сел, вытянув затёкшую ногу под стол и слегка массируя колено.

— Я не хочу кривить перед вами душой, Бекмурад-бай, — сказал он, морщась от зудящих мурашек, пробегающих по ноге. — При сложившейся ситуации моя судьба в конце концов решается такими людьми, как вы, и вам я скажу правду.

— Говорите, наш сердар, если потребуется, я готов пожертвовать собственной жизнью! — воскликнул польщённый доверием Бекмурад-бай.

— Тогда знайте, что, беря на себя всю ответственность военачальника, я не давал гарантий победы. Такого обещания я дать не мог при всём своём желании.

— Вы не верите в победу, наш сердар? — невольно понизил голос Бекмурад-бай. — Почему же вы взяли на себя такую ответственность?

— Потому, что ненавижу большевиков больше всего на свете!.. — с яростной тоской выкрикнул Ораз-сердар. — Каждый, садящийся играть в хумар, надеется выиграть. Но когда три альчика падают на землю, он либо выигрывает, либо проигрывает. Нынешняя война похожа на такую игру.

— Нельзя начинать большое дело без. веры в его успех, — осторожно заметил Бекмурад-бай.

— Если бы не было веры, никто бы не начинал, — сказал Ораз-сердар, успокаиваясь. — Только об одном хочу вам сказать: без вашей помощи победить большевиков будет трудно. Мары — богатый край, а вы пользуетесь среди народа большим авторитетом. Помогите нашему делу пропагандой, деньгами… словом, чем сможете!

— Я сделаю всё, что в моих силах! — твёрдо ответил Бекмурад-бай. — Можете положиться на меня, наш сердар!

— Что ж, я в вас не сомневался, — после минутного молчания произнёс Ораз-сердар. — Я всегда верил, что вы из тех опор, которые устоят в самых жестоких бурях, и рад, что не ошибся. Налейте за крепкую и настоящую дружбу между нами!

Бекмурад-бай был горд оказанным ему доверием и собственной значимостью, хотя и не показывал этого внешне. Чувствуя себя значительно увереннее, он задал вопрос, который давно вертелся у него на языке:

— Наш сердар, как вы смотрите на Эзиз-хана? Его имя очень популярно среди парода…

Ораз-сердар притушил веками острый блеск глаз.

— Этот разговор, надеюсь, останется между нами?

— Считайте, что ваши слова падают в колодец!

— В таком случае, я откровенен до конца: Эзиз-хан не внушает мне особого доверия. И я вам скажу почему. Он обманом заманил к себе Баба-хана и расстрелял его, а Баба-хан был очень нужный нам человек.

— Да, — сказал Бекмурад-бай, поглаживая бороду, — я его хорошо знал. Таких красивых людей, как он, не видел.

— Когда матери Баба-хана сообщили, что сын её предательски убит, она не поверила и сказала: «Ни у иноверца, ни у мусульманина не поднимется рука на моего сына».

— Это так, наш сердар.

— А вот у Эзиз-хана поднялась! Этот человек сделал жестокость своим призовым скакуном, а между тем каждое слово его люди воспринимают, как слово пророка.

— Правильно говорите, наш сердар! Я тоже слыхал, что если он скажет: у осла шея кривая, как у верблюда, люди подхватывают: и длиннее и кривее, чем у верблюда!

— Как вы думаете, Бекмурад-бай, можно с таким человеком пройти длинный путь?

— Нельзя, наш сердар, это очень опасный человек!

— Хорошо, что вы это знаете. А известно вам, что он собирается стать марыйским ханом?

— Известно, наш сердар. Да только мы и другое внаём, что не придётся ему здесь ханствовать.

— Как сказать, — многозначительно произнёс Ораз-сердар. — Если вы не хотите, чтобы Эзиз-хан стал ханом Мары, быстрее увеличивайте численность ваших отрядов. Без промедления встречайтесь с такими людьми, как Топбы-бай, Оремет Бурказ, Таган-пальван — пусть они в короткий срок увеличивают втрое, в пять раз число своих джигитов! Иначе Эзиз станет ханом Мары и поотрубает головы всем, кто может стать у него на пути. Многих достойных людей ожидает участь Баба-хана, — не забывайте об этом!

— Мары — это ему не Серахс! — зло дёрнул усом Бекмурад-бай. — Здесь нет дураков, которые позволят рубить себе головы! Это он и сам понимает.

— Он-хо понимает, но и вы не забывайте, — возразил. Ораз-сердар.

— Не придётся Эзизу ханствовать в Мары! — жёстко сказал Бекмурад-бай.

— Моё дело предупредить вас…

— Конечно, наш сердар, предупреждение в подобных делах никогда не помешает. Мы вам благодарны за предупреждение!

— В таком случае, разрешите откланяться, — Ораз-сердар встал со стула, глянул на ручные часы, забранные серебряной решёткой. В Чарджоу сейчас идут эшелон за эшелоном, а никто не знает, куда я ушёл — могу понадобиться.

— Если понадобится — найдут, — сказал Бекмурад-бай и предложил: — По одной на прощание?

Они выпили стоя. Ораз-сердар повертел в пальцах рюмку, полюбовался игрой света в хрустальных гранях.

— Знаете, Бекмурад-бай, бывает ирония судьбы…

Он замолчал. Бекмурад-бай, почти догадываясь о недосказанном, заметил:

— Верные слова, наш сердар… Говорят, хоть и преследуешь, но оглянись назад.

— Вот-вот, об этом и я… Когда лиса выходит из своей норы, она обязательно возвращается обратно, что

бы проверить, легко ли при случае может вернуться. А если говорить без иносказаний, то, начиная любое дело, не следует забывать и о возможной неудаче.

— Согласен с вами.

— Если так, то советую вам по-дружески: подготовьтесь на всякий случай.

— Что вы предлагаете сделать?

— В ваших руках много лишнего оружия. Не держите его у себя, продайте Джунаид-хану. Все вырученные деньги обратите в золото. С ним нигде не пропадёшь. На чужбине оно заменит тебе и друга, и брата, и мать родную.

Бекмурад-бай опустил голову, чтобы скрыть смятение, отразившееся на его лице.

— Неужели придётся покинуть могилы предков? — негромко спросил он.

— Для вас — не знаю, — невесело сказал Ораз-сердар, — но мне, если победят большевики, на этой земле места не найдётся.

— Ладно, — сказал Бекмурад-бай, — выстреленная пуля камня не боится. Я сделаю всё, как вы сказали, наш сердар!