Фрэнни

Образ Гейба, прислонившегося к зданию и засунувшего руки в карманы, заставляет мое сердце остановится.

Боже, он потрясающий.

Папа медленно подъезжает к обочине и высаживает меня перед школой.

Гейб отталкивается от стены и неспешно идет в нашу сторону, пока я вылезаю из машины.

Папа смотрит на Гейба, почти что сияя.

— Рад тебя видеть.

Гейб наклоняется и заглядывает в машину, по-прежнему держа руки в карманах.

— Взаимно, сэр. Еще раз спасибо за вчерашний ужин.

— Нам было приятно.

Папа кивает и начинает отъезжать, все еще улыбаясь.

Гейб обнимает меня рукой.

— Как ты?

— Все хорошо. — Кроме того, что не могу дышать, есть и думать.

Гейб сплетает свои пальцы с моими, и мы молча заходим в здание школы, где он стоит и смотрит на меня, пока я роюсь в своем шкафчике.

Когда я поднимаю на него глаза, его улыбка лишает меня возможности дышать.

Он так красив. Мой собственный Ангел.

А я такое дерьмо…

— Ты в порядке? — спрашивает он, забирая у меня книгу из рук.

Нет.

— Да.

Он кладет руку на мою спину, чтобы провести меня дальше по коридору, но вместо этого я разворачиваюсь и прячу лицо у него на груди, прижимая его обратно к шкафчикам. Это именно то, что я хочу.

Правильно?

К черту Люка.

Но когда я смотрю в глаза Гейбу, то, что я в них вижу, пугает меня. Он такой открытый и доверчивый, а я не заслуживаю ничьего доверия.

Я игнорирую ухмылку Анжелики, когда Гейб ведет меня на английский язык.

Когда он уходит, я кладу голову на стол, ощущая огромную ледяную тяжесть чего-то неопределенного, придавившего меня к земле.

Гейб и Люк. Сложно представить двух более разных парней. Так, как я могу хотеть их обоих? Но я хочу. И со вчерашнего вечера Гейб меня пугает даже больше, чем Люк. Я не верю в любовь, но именно ее я и чувствовала. Я чувствовала, как она шла от него, и чувствовала ее внутри себя.

Я поднимаю голову со стола, смотрю на свои трясущиеся руки… и подскакиваю, когда Люк садится рядом со мной.

Если Гейб — мир и любовь, то Люк все остальное: жажда, страсть… с этой его обольстительной энергией, заставляющей меня хотеть его всеми возможными способами.

И, очевидно, я не единственная, на кого он так воздействует. Я поднимаю глаза и вижу мелькающую в проеме двери Анжелику, которая изо всех сил пытается сделать вид, что она тут случайно.

Он одаривает меня хитрой улыбкой, когда наклоняется в мою сторону, поставив локти на стол, и на мгновение вспышка гнева обжигает меня, заставляя всем сердцем желать стереть эту улыбку с его лица при помощи кулака.

Он смотрит мне в глаза.

— Прости, не хотел тебя напугать.

Но вы меня пугаете. Вы оба. Вы пугаете меня до чертиков.

— Я просто устала, — говорю я. И это правда. Я не могла заснуть прошлой ночью, потому что каждый раз, как я закрывала глаза, в голове появлялись образы или Люка, или Гейба. И я совсем не хотела видеть, к чему приведут такие сны.

Я тру глаза, чтобы Люк больше не мог в них смотреть.

Весь урок английского я стараюсь не замечать электрические разряды, проходящие между нами, пока мы работаем над нашей схемой. Но мне все равно очень непросто сосредоточиться.

Звенит звонок, а мы с Люком не закончили. Сдавать завтра.

Он откидывается на спинку стула и скрепляет руки за головой.

— Соберемся после школы или получим «ноль»?

— А ты как думаешь? — отвечаю я. Мой тон передает мое недовольство. Я соскальзываю со стула и иду к двери.

— Ладно. У тебя или у меня? — говорит он, следуя за мной.

Дело в том, что папа с мамой обожают Гейба, сегодня утром они ни на секунду не могли перестать говорить о нем. Гейб, по их мнению, — своеобразное божество… в то время как Люк — не особо.

— У тебя, наверно.

— Отлично, — говорит Люк, когда мы выходим в коридор.

Он явно доволен собой. И это заставляет меня трястись от ярости.

Крышка, закрывающая мой ящик с эмоциями, взрывается, разлетаясь на множество мелких осколков, и мои губы начинают двигаться сами, не согласовывая вылетающие из них слова с доводами рассудка.

— Есть в этой школе хоть кто-то, с кем ты не встречаешься? Кроме меня, я имею в виду! — Меня всю передергивает от осознания того, что я сейчас сказала. И, похоже, я сказала об этом очень даже громко, потому что все, кто находился в радиусе десяти футов, поворачиваются в нашу сторону.

— Вау… Ну, я на самом деле не знал, что с кем-то встречаюсь в данный момент.

Лжец. Мой пульс подскакивает до неведомых высот, и я отчаиваюсь склеить крышку своего ящика из оставшихся от нее мелких осколков, поэтому я никак не в силах сдержать свои эмоции.

— Да неужели? Может, стоило сообщить об этом Анжелике, или Кэссиди, или Тейлор, или Райли?

Он прислоняется к дверному косяку, весь такой расслабленный, чем выводит меня из себя еще больше.

— Насколько я знаю, я не был ни с кем из них на свидании. Я сходил на фильм и съел по пицце с Тейлор и Райли. И, как я помню, тебя тоже звали. И я никогда и никуда не водил Кэссиди или Анжелику. Если уж на то пошло, единственная, с кем я был на свидании, — это ты.

— Не были мы ни на каком свидании, — выплевываю я. Но затем съеживаюсь, вспоминая кофе после вечеринки у Галлахеров. Именно я назвала это «свиданием».

Он отвечает, пока я изо всех сил пытаюсь взять себя в руки:

— О, прости. Моя ошибка. Я думал, что наш кофе считается за свидание.

Я смотрю на облетевший черный лак на большом пальце своей ноги, пока пинаю вьетнамками отошедшую часть серого линолеума.

Я ощущаю, как гнев исчезает так же быстро, как появился, а на его место приходит сожаление.

— Значит, никаких пляжных домиков?

Его голос опускается почти до шепота, но я все еще прекрасно слышу его за шумом переполненного коридора:

— Никаких пляжных домиков.

Я смотрю ему в глаза и вдруг чувствую, как кружится голова.

Мои мысли затуманены, и я понимаю, что хочу окунуться в эти глубокие черные омуты. Я хочу знать, о чем он думает.

Я осознаю, что не дышу, и отворачиваюсь, чтобы втянуть в легкие воздух.

— Значит, у нас все нормально? — спрашивает Люк. Голос у него мягкий, почти нежный.

Я лишь киваю, не совсем уверенная, что понимаю, что только что произошло, и не достаточно доверяю себе, чтобы вновь открыть рот.

Остаток утра я чувствую себя последней сволочью, и даже глаз на Люка поднять не могу. Но когда мы идем на ланч, и я вижу Тейлор с выражением лица… демонстрирующим нечто среднее между смущением и волнением… мое сердце уходит в пятки. Я должна была догадаться, что что-то произошло между ней и Люком вчера по тому, как она избегала меня все утро.

Когда мы садимся на свои обычные места, я смотрю на Райли, которая лишь пожимает плечами. Люк и Гейб прожигают друг друга взглядами. Ничего нового. Таким образом, только Тейлор знает, что происходит.

— Пойдем за ланчем, — говорю я, пиная ее под столом.

Она переводит взгляд с меня на Люка, и обратно, а затем говорит:

— Пойдем.

Но она не демонстрирует нам свой аппетит. Кожа бледная, почти зеленая, оттеняемая розовыми волосами.

Хватаю ее за руку и тащу к прилавку с едой. Райли идет с другой стороны от нее, и я замечаю, как она, краснея, бросает взгляд на Тревора, сидящего со своими друзьями за столом возле торговых автоматов. Джексон Харрис приподнимает брови, глядя на меня, и скрещивает руки на груди, демонстрируя мне бицепсы в своем неандертальском доминирующем стиле. Закатываю глаза. Тейлор слишком рассеяна, чтобы заметить хоть что-нибудь из этого.

— Ну, Тай, что, черт возьми, происходит?

— Я не знаю, все весьма туманно.

— Что туманно? — говорю я громче, оборачиваясь, чтобы посмотреть, как парад эстрогена выстраивается перед Люком и Гейбом, сидящими за нашим столом.

— Мне кажется, я приставала к Люку… но я не помню точно.

— Как ты можешь не помнить такое?

— Ну, приставание-то я помню… А вот все вместе, похоже, сложить не могу… — И очень «нетейлоровским» жестом она опускает голову вниз и прячет лицо в ладонях. — Это было так стыдно.

— То есть… когда ты к нему «пристала»… он… отстранился?

Она слегка раздвигает пальцы и впивается в меня взглядом, когда я пытаюсь вручить ей поднос.

— Я уже сказала, что все очень туманно, но я вполне уверена, что провалилась и опозорилась.

— Оу, — говорю я, стараясь казаться сочувствующей. Я оглядываюсь на Люка, и чувствую трепет в своей груди, когда обнаруживаю его смотрящим на меня. Отвожу взгляд и беру яблоко из стоящей рядом миски. — Поверь мне, он многое потерял. Тебе повезло, что он тебя отшил. Значит, у тебя есть ангел-хранитель.

Она убирает руки и бросает на меня хмурый взгляд.

— Не нужны мне никакие проклятые ангелы. И вообще, почему тебя это заботит? Ты была с Гейбом прошлым вечером. Это я тебя должна допрашивать.

— С Гейбом ничего не было. И ничего не будет, — говорю я с серьезным видом, чтобы они ко мне не приставали. Но это неправда. Кое-что произошло вчера вечером… во всяком случае, со мной… и я должна разобраться, как это остановить.

Мы направляемся обратно к столу, и я бросаю свой поднос с жутким грохотом.

— Мы решили, что хотим вернуть свой стол. Только девушки. Вы оба должны найти другое место.

Люк сидит с довольным видом, Гейб — с удивленным.

Тейлор в ярости.

Она смотрит на меня с негодованием.

— Кто сделал тебя доминатрикс за обеденным столом?

Я возвращаю ей такой же взгляд.

— Я что, сама с собой разговаривала минуту назад?

— Если ты не хочешь сидеть с ними, отсаживайся.

— Прекрасно, — выплевываю я.

— Прекрасно.

Я оставляю свой поднос и бросаюсь прочь от стола, за которым сидела с двумя своими лучшими подругами каждый учебный день на протяжении двух с половиной лет.

Анжелика Престон, сидящая в двух столах от нашего, посылает мне ядовитую ухмылку, и я на мгновение останавливаюсь, понимая, что у меня нет другого выбора, кроме как вообще уйти из кафетерия.

Я смотрю на выход как раз вовремя, чтобы заметить, как Райли разворачивается, собираясь пойти за мной, но Тейлор, усаживаясь на место между Люком и Гейбом, хватает ее за руку. Райли на мгновение колеблется, но затем садится рядом с ней.

Я почти уверена, что готова убить Тейлор.

Поверить не могу, что она позволила парням, неважно, насколько горячим, сотворить с нами такое. Я чувствую, как внутри у меня все скручивается, и вытираю сердитую слезу, скользнувшую по щеке, а затем направляюсь во внутренний дворик. Я усаживаюсь на траву под еще прохладным весенним солнцем спиной к зданию школы.

Дыши.

— Привет.

Я подпрыгиваю от звука голоса Рифа и открываю глаза, чтобы обнаружить его сидящим рядом со мной и уставившимся на меня своими карими глазами. Остальные участники группы сидят в нише около спортзала.

— Ты в порядке?

— Ага.

Он мне не верит. Но даже если я вижу вопрос в его теплых глазах, он его не задает. Я знаю, это эгоистично, но мне нужно сейчас что-то легкое и знакомое. Я придвигаюсь к нему, и он обнимает меня за плечи. Мы просто сидим с ним вот так, пока он рассказывает о своем брате и своей собаке и о том, как он выучил новый гитарный риф.

И вдруг я понимаю. Он ничего не говорит о нас. И его рука по-прежнему у меня на плече. И это я придвинулась к нему… не наоборот.

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в лицо. Что-то изменилось.

— Ну, и как дела у группы? — спрашиваю я.

Он глубоко вздыхает.

— Хорошо. Действительно хорошо. Делейн великолепна. Спасибо, что свела нас.

Интонации в его голосе застают меня врасплох, и теперь моя очередь расспрашивать его глазами.

Он улыбается и опускает взгляд на свои руки.

Итак, Райан и Делейн создали свою собственную музыку.

— Это здорово, Риф. Я очень рада, что все получилось. — И это не ложь. Я рада, что Райан смог идти вперед. Но это не останавливает приступ грусти и, будем до конца честными, сожаления, охвативший меня.

Он сжимает мое плечо и встает.

— Ну, ты уверена, что все в порядке?

Я улыбаюсь ему в ответ.

— Все хорошо. Спасибо.

Еще секунду он внимательно смотрит на меня, прежде чем развернуться и отправиться через двор к своим друзьям.

Я слушаю болтовню Райана и группы еще несколько минут, а затем достаю последнюю партию писем из Пакистана и листаю их. Когда я поднимаю глаза, передо мной стоит Люк.

— Компания нужна?

Смотрю на письма.

— Я занята.

Я надеюсь, что он просто уйдет, но вместо этого он скользит по кирпичной стене и усаживается рядом со мной.

— Что это?

— Письма, — отвечаю я, находя листок бумаги от одного из своих друзей по переписке, Галиба, и размещая его поверх остальных.

Но когда я переворачиваю его, желая получить перевод, чувствую, как будто молния вспыхивает у меня в мозгу, и я резко слабею.

О Боже!

Я знаю это чувство. Оно всегда означает что-то плохое. Внезапно я рада, что не съела свой ланч, потому что мой желудок вовсю бунтует. Я встаю на колени и опираюсь на руки, меня рвет.

— Фрэнни! — Люк склоняется надо мной. — Ты в порядке?

Я выталкиваю образ Галиба, лежащего в крови на грунтовой дороге, и смотрю на письмо еще раз.

Галиб мертв.

Я чувствую, как задыхаюсь.

— Нет, — говорю я слабым голосом.

— Что случилось? Что не так? Ты больна?

Как мне объяснить ему, чтобы не сойти за чокнутую? Но когда я смотрю на Люка, что-то в моем подсознании шепчет, что он поймет. Он единственный, кто не подумает, что я рехнулась.

— Я думаю, Галиб… — Но я не могу заставить себя сказать это. — Ничего. Я буду в порядке, — говорю я, а боль в груди угрожает превратиться в слезы.

Люк берет письмо и просматривает его.

— У него все хорошо, Фрэнни. Он собирается в Афганистан: в гости к родственникам и искать работу. Ничего страшного. — У меня нет сил спросить, как он прочел это без перевода.

— Он мертв.

— С чего ты взяла?

— Я видела его.

На мгновение он выглядит шокированным, и я осознаю, что была неправа, думая, что он поймет. Он решит, что я больная на голову. Люк наклоняется и обнимает меня за талию.

— Давай я отведу тебя к медсестре?

— Нет! — говорю я, вырываясь. — Дай мне минутку.

Я лежу на траве, по-прежнему плохо себя чувствуя. Видения Галиба… и остальных… не уходят. Мэтт стал началом, но с тех пор было так много других. Я всегда первая, кто узнает о том, что друга семьи или старого учителя… любого, кого я когда-либо знала… больше нет. Их лица вспыхивают в моем сознании. Всегда мертвые.

Через некоторое время я заставляю себя встать с земли, и Люк ведет меня в кабинет мистера Снайдера, где я пишу письмо Галибу. Если бы я знала, как связаться с ним по телефону, я бы… Но я уже знаю, что это бесполезно, на письме стоит число… недельной давности. Мистер Снайдер выглядит обеспокоенным, но обещает перевести мое письмо и отправить сегодня же вечером.

Оставшуюся часть учебного дня Люк не покидает меня ни на секунду. Обычно у меня возникают проблемы со всеми этими защитными заморочками, но сейчас его присутствие, кажется, помогает, и к тому времени, как мы подходим к его машине после окончания занятий, мне уже значительно лучше.