ПРОЛОГ. 142 ГОДА СПУСТЯ РЕВОЛЮЦИИ ПРАВИТЕЛЕЙ

В тот момент, когда девочка зашла в комнату, воздух накалился словно перед надвигающейся грозой.

Она была ещё совсем ребенком, но одно лишь её присутствие изменило всё.

Королева, с трудом повернув голову на подушках, наблюдала, как маленькая девочка в домашних туфлях неслышно идёт по комнате.

Малышка прижимала подбородок к груди, её пальцы намертво вцепились в края ночной сорочки, нервно сжимая и разжимая ее.

Возможно стражи королевы даже не заметили напряжения, повисшего в воздухе, но она неожиданно ощутила, как кровь в венах забурлила, пульс участился. Она даже могла слышать своё дыхание, каждый свой вздох. Уже не такой прерывистый и хриплый.

Она обратилась к мужчинам, сопровождавшим ребенка.

— Оставьте нас, — приказала она голосом, некогда властным, но теперь уже слабым и хриплым.

У них не было оснований сомневаться в приказе. Вне сомнений, с собственной матерью девочка будет в безопасности.

Малышка вздрогнула от звука закрывающейся двери, её глаза распахнулись, но встретиться глазами с матерью она все ещё отказывалась.

— Принцесса Сабара, — мягко произнесла королева, говоря как можно тише, стараясь завоевать доверие девочки.

За короткие шесть лет, королева провела мало времени с ней, оставив ее на попечение гувернанток, нянек и воспитателей.

— Подойди ближе, милая.

Девочка двинулась вперёд, но глаза её оставались прикованы к полу — черта, присущая более низким классам, с горечью заметила мать.

Шесть это так мало, может быть даже слишком мало, но она и так тянула время сколько могла.

Королева тоже была молода, ее тело должно было прожить еще много лет, но теперь она лежала больная и умирающая, и она больше не могла позволить себе ждать.

Кроме того, именно к этому дню она готовила девочку.

Когда ребенок подошел к ее кровати, королева протянула руку, приподнимая маленький детский подбородок и вынуждая маленькую принцессу посмотреть ей в глаза.

— Ты моя старшая дочь, — пояснила она. Эти слова, произносимые королевой уже в сотый раз, были напоминанием девочке, насколько она особенна.

Насколько важна.

— Но мы ведь уже говорили об этом, правда? Ты же не боишься?

Девочка помотала головой, ее глаза, мечущиеся из стороны в сторону, были полны слез.

— Мне нужно чтобы ты была храброй, Сабара.

— Ты сможешь быть храброй для меня? Ты готова?

И тут плечики девочки напряглись, она взяла себя в руки и наконец посмотрела в глаза своей королевы.

— Да, мама, я готова.

Королева улыбнулась.

Девочка была готова, мала, но готова.

— Со временем она станет красавицей, — подумала королева, изучая гладкую фарфоровую кожу девочки и её бархатные сияющие глаза.

Она будет сильной, могущественной и устрашаюей, с такой силой нельзя будет не считаться.

Люди будут падать к ее ногам…и она сокрушит их.

Она будет великой королевой.

Она сделала глубокий вдох.

Пора.

Она потянулась к девочке, сжала крошечные пальчики в своих, собрав все силы для стоящей перед ней целью. Улыбка исчезла с её губ.

Она открыла свою душу, ту часть глубоко внутри ее, которая делала ее той, кем она была.

Ее Cущность.

Она чувствовала ее глубоко внутри себя, по прежнему полную жизни, которой у тела больше не было.

— Мне нужно, чтобы ты произнесла слова, Сабара.

Это была почти мольба, и королева надеялась что девочка не осознает, как сильно она нужна ей, как отчаянно королева надеялась, что всё получится.

Взгляд маленькой девочки оставался прикованным к королеве, её подбородок чуть дернулся вверх, когда она произнесла отрепетированные слова.

— Возьми меня, мама.

Бери меня взамен.

Королева резко вздохнула, мышцы на руках, которыми она обхватила девочку, напряглись, глаза закрылись.

То, что она чувствовала, не было болью.

На самом деле это было ближе к удовольствию, когда ее Сущность развернулась, затрепетала и закрутилась, словно густой туман распространившись через нее, и, наконец, вырвалась из своих оков.

Королева услышала судорожный детский вздох, а затем почувствовала, как девочка борется, пытаясь высвободить свои пальцы из материнской хватки.

Но это уже не имело значения — слишком поздно.

Она уже произнесла слова.

Ошеломляющее чувство экстаза практически оглушило королеву, а затем начало затухать, угасая по мере того, как её Сущность устраивалась на новом месте, вновь закрываясь.

Наконец обретя покой.

Она ещё долго сидела зажмурившись, боясь открыть глаза, не готовая узнать — сработало перемещение или нет.

И затем она услышала очень тихий звук, мягкое бульканье.

А потом ничего.

Оглушительная тишина.

Медленно — очень медленно, она открыла глаза, — посмотреть, что это…и обнаружила себя, стоящую у края постели, глядящую в пустые глаза мертвой королевы.

Глаза, когда-то принадлежавшие ей.

 

1

81 ГОД СПУСТЯ

233 ГОДА СПУСТЯ РЕВОЛЮЦИИ ПРАВИТЕЛЕЙ

Я стиснула зубы, когда голос мистера Грейсона становился все громче и громче, пока не осталось сомнений, что он обращался к людям на заполненной улице, несмотря на тот факт, что они не могли понять ни одного слова, сказанного им.

Это повторялось изо дня в день.

Я была вынуждена слушать эти беззастенчивые фанатичные речи из-за того, что его лавка находилась по ту сторону рыночной площади, как раз напротив ресторанчика моих родителей.

Он не скрывал своей неприязни к беженцам, наводнившим город, принеся с собой “нищету и болезни”.

И он открыто это выражал, прямо перед ними, лживо улыбаясь, демонстрируя товар, который надеялся продать, когда те проходили мимо его магазина, Конечно же, они не могли догадаться-разве что по его презрительному тону-что лавочник насмехается над ними. Он говорил на Парсонском, а беженцы явно не были торговцами.

Они были бедняками с потухшим взглядом. Так смотрел класс Обслуги.

Так что, хотя торговец осыпал их ругательствами, которые они не могли понять, глаз они не поднимали.

Это было запрещено.

И только когда он, наконец-то, обращался к ним на универсальном Англайском, их глаза встречались.

— У меня есть много первоклассной ткани, — хвастался он, надеясь привлечь внимание и кошельки.

— Шелк и шерсть самого высокого качества.

И под нос, но все же достаточно громко, чтобы его услышали:

— А еще объедки и помои.

Я окинула взглядом на море уставших лиц, заполнивших рынок, и увидела Арона, смотревшего на меня.

Я прищурила глаза от яркого света и лукавая улыбка тронула уголки губ.

“Твой отец — задница,” — пробормотала я.

Даже при том, что он не мог услышать моих слов, он понял их значение и усмехнулся мне, копна волос цвета песка пошевелилась на его голове.

— Я знаю, — прошептал он. Глубокая ямка проложила путь через его левую щеку.

Его теплые золотые глаза искрились.

Мать толкнула меня своим локтем под ребра.

— Я все видела, юная леди. Следи за языком.

Я вздохнула, отворачиваясь от Арона.

— Не волнуйся, я всегда слежу за языком.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я не желаю слышать от тебя подобных разговоров, особенно в присутствие твоей сестры. Ты выше этого.

Я шагнула внутрь, укрываясь от палящего утреннего солнца.

Моя младшая сестренка сидела за одним из пустых столов, ее ноги раскачивались вперед-назад, когда кивала головой и претворялась, будто кормит потрепанную куклу на столе напротив себя.

— Во-первых, она этого не слышала, — возразила я. — Никто не слышал. И, по-видимому, я не выше этого. — Я вскинула брови, поскольку моя мама вернулась к протиранию столов. — Кроме того, он — осел.

— Чарлина Харт! — голос моей мамы и ее слова превратились в горловое паршоновское ворчание, как это всегда происходило, когда она теряла терпение по отношению ко мне.

Она потянулась и шлепнула меня полотенцем по ноге.

— Ей четыре, и у нее нет проблем со слухом! — Она бросила взгляд на мою сестру, чьи серебристые светлые волосы светились в солнечном свете, проникающем сквозь окно.

Анжелина даже не посмотрела; она уже привыкла к моим выражениям.

— Может быть, когда Анжелина подрастет и пойдет в школу, она научится вести себя лучше, чем ты.

Я ощетинилась в ответ на слова моей матери.

Я ненавидела, когда она говорила подобные вещи. Мы обе знали, что Анжелина не будет ходить в школу.

До тех пор, пока она не обретет голос, ей не разрешат посещать занятия.

Но вместо того, чтобы спорить, я сухо пожала плечами.

— Как ты сказала, ей всего четыре, — ответила я на англайском.

— Уходи, пока не опоздала. И не забудь: нам нужно, чтобы ты поработала после школы, так что домой не иди.

Она сказала это так, будто это было чем-то необычным.

Я работала после школы каждый день.

— Ах, да, убедись, что Арон пойдет с тобой. В городе очень много новых людей, и мне было бы спокойнее, если бы вы держались вместе.

Я запихнула школьные учебники в старенький ранец, прежде чем плюхнуться перед Анжелиной, которая тихо играла со своей куколкой. Я поцеловала ее в щеку, потихоньку сунув леденец в уже и без того липкую ладошку.

— Не говори маме, — прошептала я ей на ухом, убирая в сторону локоны волос, щекотавшие мне нос, — или я больше не смогу для тебя ничего утащить.

— Хорошо?

Моя сестра закивала, глядя голубые доверчивыми глазами. Но ничего не сказала.

Она никогда ничего не говорила.

перед уходом мама остановила меня.

— Чарлина, твой Паспорт с тобой, не так ли? — это был лишний вопрос, но она ежедневно задавала его. Каждый раз, когда я была вне ее поле зрения.

Я затянула кожаный ремешок вокруг шеи, выставляя удостоверение личности, спрятанное под рубашкой.

Пластик был таким же теплым и привычным, как моя собственная кожа.

Затем я подмигнула Анжелине, в последний раз напоминая ей о нашем секрете, прежде чем выскочить за дверь на переполненные улицы.

Я подняла руку над головой и помахала Арону, пока проходила мимо магазина его отца, давая ему понять, что он должен встретить меня на нашем обычном месте: площади по другую сторону от рынка.

Я прокладывала себе путь сквозь толпу, вспоминая времена, до угрозы новой революции, когда улицы еще не были столь переполненными, когда рынок был просто местом торговли, наполненным ароматами копченого мяса, изделий из кожи, мыла и масел.

Эти ароматы все еще были здесь, но теперь к ним примешивались запахи немытых тел и отчаяния, поскольку рынок стал убежищем для ненужных стране бедных душ Обслуживающего класса, которых вышвырнули из их домов, когда торговые пути были отрезаны силами повстанцев.

Когда те, которым они служили, больше не смогли себе позволить содержать их.

Они стекались в наш город из-за обещаний еды, воды и медицинской помощи.

Однако, едва ли мы могли приютить их.

Монотонный голос, звучащий из громкоговорителей над нашими головами, был настолько привычен, что я могла бы и не обратить внимание, если бы выбор времени не был столь странным: “ВСЕ НЕЗАРЕГИСТРИРОВАННЫЕ ИММИГРАНТЫ ДОЛЖНЫ ОТМЕТИТЬСЯ В ЗАЛЕ КАПИТОЛИЯ”.

Я сжала ремень на своей сумке и пока протискивалась сквозь толпу, держала голову низко опущенной.

Когда, наконец, я покинула поток тел, то увидела ожидаюущего меня Арона, уже стоящего перед фонтаном на площади.

Для него это всегда было соревнованием.

— Забудь, — пробормотала я, неспособная удержать усмешку на губах, вручая ему свой ранец.

— Я отказываюсь об этом говорить.

Он взял мою тяжелую ношу без возражений, широко улыбаясь.

— Хорошо, Чарли, я сам скажу: я выиграл.

Тогда он полез в свой рюкзак, который был перекинут через плечо.

Позади нас мелодично журчала вода в фонтане.

— Вот, — сказал он, протягивая мне сверток мягкой черной ткани. — Я принес тебе. Это шелк.

Я вздохнула, когда мои пальцы прошлись по мягкому материалу.

Это не походило ни на что, к чему я когда-либо прикасалась прежде.

Шелк, повторила я мысленно.

Мне было знакомо это слово, но саму ткань же я никогда не видела.

Я сжимала ее в руке, потирала кончиками пальцев, восхищаясь тем, что она была практически прозрачной, и тем, как солнце отражается от нее.

Затем я повернулась к Арону, почти прошептав.

— Это слишком.

Я попыталась вернуть ему ткань.

С усмешкой, он оттолкнул мою руку.

— Да Бога ради, мой отец собирался выбросить её на помойку. Ты маленькая, можешь сшить себе новое платье или что-то еще.

Я взглянула на свои потертые сапоги и серое ситцевое платье, которое было надето на мне — простое и свободное, как мешок.

Я попыталась представить себе, какое ощущение может вызвать эта ткань от соприкосновения с кожей: думаю, как вода, прохладное и скользкое.

Когда прибыла Бруклин, она бросила рюкзак к ногам Арона.

Как обычно она не сказала ни “Доброе утро” ни “Пожалуйста, не мог бы ты?”, но Арон потянулся за ее рюкзаком.

В отличии от отца, в Ароне не было ничего плохого.

А может слово, которым я пыталась описать старшего Грэйсона было “тупица”.

Или грубиян.

Или лентяй.

Это не имело никакого значения. Очевидно, каждая из тех незавидных черт, которыми обладал его отец, обошла сына стороной.

— Как? А мне ты опять ничего не принес? — Она выпятила полную нижнюю губу, и ее темные глаза вспыхнули завистью, когда она увидела шелк в моих руках.

— Прости, Брук, но отец мог заметить, если бы я стащил слишком много сразу. Возможно, в следующий раз.

— Ага, как же, Коротышка. Это ты сейчас так говоришь, но следующий раз все тоже будет для Чарли.

Я улыбнулась, услышав прозвище.

Сейчас Арон был выше Бруклин, выше нас обеих, но она до сих пор настойчиво называла его Коротышкой.

Очень аккуратно я сунула тонкую ткань в свой рюкзак, задаваясь вопросом, что именно сошью из нее, уже в сгорая от нетерпения.

Брук следовала впереди. Она старалась огибать наиболее многолюдные участки площади.

Как всегда мы проделали долгий путь, избегая центрального квартала.

Я хотела бы думать, что это была идея Брук или даже Арона — или что любой из них был столь же обеспокоен тем, что произошло в квартале, как и я — но сомневалась, что это было правдой.

Я знала, что это беспокоит больше меня.

Откуда-то сверху затрещало другое сообщение: “О любой подозрительной деятельности нужно немедленно сообщить на ближайщую патрульную станцию”.

— Паспорта, — торжественно объявил Арон, когда мы приблизились к новому контрольно-пропускному пункту в основании гигантского сводчатого прохода, ведущего к городским улицам.

Он полез под рубашку, также как это сделали мы, доставая удостоверения личности.

В последнее время появлялось все больше и больше контрольно-пропускных пунктов, включая новые, работающие всю ночь.

Этот пункт не отличался от большинства: четыре вооруженных солдата, по два на каждую из линий, одна для мужчин, другая для женщин и детей.

После того, как фото на каждом из паспортов было визуально сверено с лицом, предъявившим его, удостоверение личности сканировалось портативным электронным устройством.

На самом деле, контрольно-пропускные пункты не имели значения; они были предназначены не для нас.

Мы не были революционерами, которых они стремились удержать от свободного перемещения по городу.

Для Брук, Арона и меня, они были просто еще одной мерой по обеспечению безопасности, одним из последствий войны, назревающей в внутри нашей страны.

И если Вы спросите Бруклинн, то контрольно-пропускные пункты были бонусом, новой возможностью практиковать ее технику флирта.

Брук и я встали в нашу линию, храня молчание, пока ждали нашей очереди.

В то время как наши паспорта сканировались в систему, а мы ждали пока окажемся вне подозрений, я отступила и посмотрела, как Брук хлопает своими длинными густыми ресницами перед молодым солдатом, держащим ее удостоверение.

Он мельком взглянул на сканер, затем снова на нее, и уголок его рта слегка приподнялся, почти незаметно.

Брук ступила ближе, чем было нужно, когда на портативном компьютере вспыхнул зеленый свет, пропуская ее.

— Спасибо, — промурлыкала она низким хрипловатым голосом.

Она засунула удостоверение обратно под рубашку, убедившись, что солдат проследил за ним взглядом.

Удостоверения личности не были для нас в новинку.

Они были выпущены настолько давно, что никто и не помнил когда же это было.

Но только в последние несколько лет мы были вынуждены начать носить их, чтобы нас можно было “отследить”, так, чтобы королева и ее чиновники всегда знали, где мы находимся.

Всего лишь еще одно напоминание, что революционеры затягивали удавку на короне.

Однажды я видела, как кого-то арестовали на одном из контрольно-пропускных пунктов, женщину, которая пыталась ускользнуть, используя паспорт другого человека.

Она прошла визуальный осмотр, но когда удостоверение было просканировано, небольшой огонек в машине вспыхнул красным вместо зеленого.

Паспорт объявили краденым.

Королева не славилась терпимостью по отношению к преступникам.

Вора судили сурово, как изменника или убийцу. Все карались смертью.

— Чарли! — голос Арона прервал мои размышления.

Не желая опаздывать в школу, я поспешила за ними, пряча паспорт обратно под платье.

Когда я догнала их, послышалось громкое ликование толпы на площади, которую мы только что оставили позади.

Ни один из нас не вздрогнул и даже не запнулся.

Ни один из нас даже не моргнул, чтобы признать, что слышал звук, только не рядом с охранниками на контрольно-пропускном пункте, которые всегда наблюдали.

Я подумала о женщине, которую видела в тот день, той, с украденным паспортом, и задалась вопросом, каково было ей стоять у виселицы на площади, окруженной толпой зрителей.

Людьми, которые глумились над нею за преступление, которое она совершила.

Мне было интересно, пришла ли ее семья посмотреть, видели ли они, как широко распахнулся люк под ее ногами.

Закрыли ли они глаза, когда веревка затянулась на ее шее, плакали ли, пока безжизненно раскачивались ее ноги.

Затем голос из громкоговорителя напомнил нам: “ТРУДОЛЮБИВЫЙ ГРАЖДАНИН — СЧАСТИВЫЙ ГРАЖДАНИН!”

У меня заныло сердце.

— Вы слышали, что все деревни вдоль южных границ находятся в осаде? — заявила Бруклинн, как только мы миновали солдат на контрольно-пропускном пункте и оказались в районе менее людных городских улиц, подальше от рынка.

Я уставилась на Арона.

Мы уже знали, что города вдоль границы были атакованы; на них нападали в течение многих месяцев.

Все знали.

Это была одна из причин, почему внезапно наш город стал столь перенаселен беженцами.

Почти каждый приютил бездомных членов семьи и их слуг.

Насколько я знала, моя семья была одной из немногих, незатронутых миграцией, но только потому, что у нас не было никаких родственников в отдаленных областях страны.

— Интересно, как скоро насилие достигнет Капитолия, — драматично продолжила Брук.

— Королева Сабара никогда не позволит им добраться до нас. Она пошлет собственную армию до того, как они подойдут слишком близко, — возразила я.

“Капитолий” было шуточное название нашего города, потому что внутри его бетонных стен никто не было хотя бы одного мало-мальски влиятельного человека.

Термин подразумевал власть и влияние, когда как в действительности, мы были просто самым близким городом ко дворцу.

Королева до сих пор оставалась единственным человеком, в чьих руках была сосредоточена реальная власть.

По крайней мере, у нашего города было название.

Большинство городов Лудании были давно лишены этой привилегии, будучи переименованными просто в соответствии с сектором страны, в котором они были расположены, а затем ранжироваными по размеру.

Запад1, Юг4, 2 Восток2.

Детей часто называли в память о старых городах.

Когда-то, своеобразной формой протеста было назвать новорожденных Карлтоном, Льюисом или Линкольном. Это был способ выразить несогласие с решением государства о перераспределении городов по статистическим группам.

Но теперь это была просто традиция, и младенцев назвали в честь городов, находящихся в странах по всему миру.

Люди часто предполагали, что мое настоящее имя было Шарлотта, в честь далекого, древнего города.

Но мои родители утверждали, что они отказались принимать участие в чем-либо, что могло бы быть расценено, как непослушание, даже в таком давным-давно принятом обычае как имянаречение.

Они предпочли не обращать внимания на то, что происходило вокруг.

Бруклинн же наоборот, любила похвастаться происхождением своего имени.

Крупный район в еще большем городе, который уже не существовал.

Она наклонилась, ее глаза лихорадочно блестели.

— Ну, я слышала… — Она позволила этим трем словам повиснуть в воздухе, убеждая нас, что обладала информацией, которой у нас не было, — что королевская армия собирается на востоке. Ходят слухи, что Королева Елена планирует присоединить войска к мятежникам.

— Кто сказал тебе это? Один из твоих солдат? — прошептала я, придвинувшись так близко, что мой лоб практически коснулся ее, буквально сверля ее взглядом.

На самом деле, я не сомневалась в ее словах.

Сведения Брук редко были неправильмыми.

— Откуда ты знаешь, что тебе говорят правду?

Брук оскалилась медленной, бесстыжей ухмылкой.

— Взгляни на меня Чарли. Зачем им лгать мне? — а затем более серьезно добавила, — Говорят что королева устала. Что она слишком стара, чтобы сопротивляться дальше.

— Чушь собачья, Брук. Старая или нет, Королева Сабара никогда не бросит свою страну.

Одно дело — обсуждать реальные новости с фронта, и совсем другое — распространять ложь о нашей королеве.

— И какой у нее выбор? — пожала плечами Брук, продолжая.

— Принцессы, чтобы занять ее место, нет, и, конечно, она не допустит, чтобы мужчина унаследовал трон.

— Этого не случалось на протяжении почти четырехсот лет, и она не собирается позволить этому произойти сейчас.

Она скорее отречется от королевского происхождения, чем позволит королю снова править страной.

Когда мы приблизились к Академии, я почувствовала, что как живот свело в болезненный узел.

— Полагаю, это правда, — сказала я растерянно, не желая продолжать политические споры.

— Вероятно, она не даст себе умереть, пока не найдет подходящую наследницу.

Мне так хотелось остаться спокойной при виде стен величественной школы, непроницаемой и независимой.

Прежде всего, я отчаянно не хотела, чтобы дети из консульского класса видели мой дискомфорт.

Все в высококлассной школе, включая безукоризненно подобранные формы студентов, кричало, Мы лучше чем Вы.

Даже белые мраморные ступени, которые вели к парадному входу Академии, полировались до максимального сияния, и от этого они выглядели так, будто были ненадежными для передвижения.

Я ненавидела себя за желание узнать, какой звук издавали бы мои ботинки при подъеме по ним.

Я пыталась не смотреть в направлении студентов Академии, которые слонялись на вершине той лестницы.

По какой-то причине именно эти девочки беспокоили меня больше всего; эти две, наблюдавшие за нами более пристально, чем другие, те кто любил насмехаться над нами, когда мы проходили мимо.

Сегодняшний день не был исключением.

Юбки их одинаковых форм были в складочку, а снежно белые рубашки чисты и накрахмалены.

Эти девочки совершенно определенно знали, что такое шелк на ощупь.

Я постаралась не замечать, как одна из них целенаправленно спустилась вниз на последнюю ступеньку, пристально следя за нами..

Она перекинула через плечо свои золотистые светлые волосы, ее щеки раскраснелись, а глаза злобно вспыхнули.

Она остановилась на тротуаре перед нами, подняв руку, показывая, что мы должны остановиться.

— Куда это вы втроем так спешите? — она преднамеренно спросила на Термани, зная, что нам не было дозволено ее понять.

Ее слова заставили воздух вибрировать вокруг меня, затрудняя дыхание.

Я знала, что мне полагалось делать.

Все знали.

Рядом со мной Арон устремил взгляд на ноги, Бруклин сделала то же самое.

Часть меня хотела поступить не логично-проигнорировать закон-даже челюсть свело от желания дать ответ её едким словам.

Но я знала, что не сделаю этого.

Ведь нарушая закон, я испытывала бы не только свою судьбу — Брук и Арон тоже могли бы пострадать.

Так что я опустила голову и постаралась проигнорировать покалывание в руках, когда почувствовала, что девушка сверлит меня глазами.

Её подруга стояла уже рядом с ней, и теперь эти двое были стеной на нашем пути.

— Я не понимаю, почему они вообще позволяют торговцам ходить в школу! А ты, Сидни?

И опять по воздуху пробежали горячие волны.

— Не глупи, Вероника, им нужно ходить в школу. Иначе как же они научатся считать нашу сдачу, когда будут работать на нас? В смысле, посмотри на их руки. Они уже где-то работают, и, скорее всего, не умеют считать, читать или писать.

Я ненавидела их обеих за мысль о том, что мы не понимаем о чем они говорят, даже зубы заныли от желания насовать им как следует.

Но тут я украдкой бросила взгляд на безупречный маникюр Сидни и покраснела.

В этом она была права — ногти у меня были короткие, а кожа на руках огрубевшая от постоянного мытья посуды в ресторанчике моих родителей.

Мне отчаянно захотелось спрятать их за спину, но тогда она могла бы догадаться, что я поняла её оскорбления.

Отведя взгляд в сторону, я попыталась обойти её. но она повторила моё движение и осталась у меня на пути.

Кровь стучала у меня в ушах.

— Не уходи пока, — проворковала она. — Мы только начали веселиться. Тебе весело, Вероника?

В воздухе повисла пауза, и затем её подруга ответила безразличным голосом.

— Не особо, Сид. Я собираюсь вернуться внутрь. Они и вправду того не стоят.

Сидни постояла ещё пару мгновений, не давая пройти, а затем оставила нас, последовав за своей подругой вверх по мраморным ступеням.

Я не подняла головы, пока не услышала шум закрывающихся за ними дверей Академии.

И тогда я громко выдохнула.

— Зачем они это делают? — спросила Брук, как только мы отошли подальше от сияющей школы.

Её щеки горели, а в глазах блестели подступившие слезы.

Она подошла поближе, пальцы обвились вокруг моей руки.

— Ну что мы им такого сделали?

Арон выглядел таким же потрясённым. — Хотел бы я знать, что они говорят о нас.

Произнес он устало, слегка покачав головой.

Я только пожала плечами.

Это все, что я могла сделать.

Я ни за что не смогла бы признаться им, о чем говорили Сидни и Вероника.

Мы подошли к своей школе, которая была куда менее величественная и отполированная, чем Академия.

Старое кирпичное здание, причем совсем не тот привлекающий взгляд кирпич, из которого бывают построены исторические здания, а крошащийся, выглядищий так, будто может рухнуть в любой момент.

У нас не было суперовской униформы и даже названия, как у Академии, нас знали как просто Школу 33.

Но, тем не менее, мы не жаловались.

Это была школа, и нам было позволено её посещать.

И её пока ещё не закрыли, несмотря на борьбу, происходившую в нашей стране.

За это нужно было быть благодарным.

В жизни были вещи похуже, чем посещение школы для Торговцев.

Как, например, непосещение никакой школы вообще.

Прозвенел утренний звонок, и каждый ученик класса встал, так же, как и каждый другой учащийся в каждой другой школе по всей стране.

В унисон, мы подняли правые руки, наши локти согнуты, кулаки подняты к небу, и, единственный раз за всё время, пока идут занятия, произнесли на Англайском.

Это была Клятва Королеве: “Моё дыхание-это моя клятва поклоняться моей королеве больше всех остальных.

Моё дыхание-это моя клятва подчиняться законам моей страны.

Моё дыхание-это моя клятва чтить моих властителей.

Моё дыхание-это моя клятва способствовать развитию моего класса.

Моё дыхание-это моя клятва докладывать обо всех, кто может навредить моей королеве и стране.

Клянусь, как дышу.

Я не часто прислушивалась к словам Клятвы.

Просто произносила, позволяя им небрежно слетать с моих губ.

Спустя годы повторений, они стали второй натурой, практически так же, как дыхание.

Но сегодня, быть может в первый раз, я по-настоящему услышала их.

Я обратила внимание на слова, которые мы произносили особенно четко-поклоняться, повиноваться, чтить, способствовать, докладывать.

В голове перечислила очередность важности: королева, затем страна, класс.

Клятва была командой и обещанием, так королева требовала, чтоб мы защищали её и наш образ жизни.

Я обвела взглядом ребят вокруг себя, моих одноклассников.

Увидела одежду всех оттенков серого, голубого, коричневого и черного.

Цвета рабочего класса.

Утилитарные цвета.

Ткани и фактуры практичные — хлопок, шерсть, даже парусина — надежные и не маркие.

Мне не нужно было даже видеть, чтоб знать, что каждый ученик в классе стоит вытянувшись, подбородки вздернуты кверху.

Это было то, что наши родители и учителя закладывали в нас каждый день, день ото дня, чтобы гордиться, кем мы стали.

Хотела бы я знать, зачем мы были рождены классом Торговцев.

Почему мы были лучше, чем кто-то, но при этом не так хороши, как другие.

Но ответ мне известен — дело не в нас.

Это просто судьба.

Если бы наши родители были из класса Обслуги, мы бы не посещали занятия сегодня.

А если бы они были Консульскими предками, мы бы взбирались по сверкающим ступеням Академии.

Преподаватель прочистил горло, и я подскочила, осознавая, что Клятва окончена, а мой кулак — единственный — всё ещё поднят вверх.

Мое лицо покраснел под взглядами сорока пяти детей, рожденных торговцами, которые делили этот час со мной. Я сбросила кулак, крепко прижимая его к боку, и села на своё место.

Рядом с собой увидела улыбающуюся Брук.

Я хмуро посмотрела на неё, но она знала, что на самом деле я не злюсь, и её улыбка стала только шире.

— Ты уже слышала? — низким шепотом произнес Арон, когда я присоединилась к нему во внутреннем дворике во время ланча.

В школе говорить на другом языке, кроме Парсонского, нам было разрешено только во время Клятвы.

Так что Арону не нужно было вдаваться в подробности.

Конечно, я уже слышала последнюю сплетню.

Придвинувшись поближе к нему на каменной скамейке, я тоже понизила голос.

— А ты не знаешь, они схватили всю её семью? Её родителей, братьев, сестер?

К нам присоединилась Брук и тут же, по приглушенному тону, по тому, как нервно стреляли наши глаза, всматриваясь в каждого, и не доверяя никому, она поняла. о чём мы говорим.

— Шайенн? — спросила она полушепотом.

Я открыла свою сумку для книг и дала Брук ланч, который моя мама приготовила для неё, так же, как и каждый другой день с тех пор, как мама Брук умерла.

Она села по другую сторону от Арена, наши три головы близко склонились.

Арен кивнул, встретившись сначала глазами со мной, а потом с ней.

— Я слышала, что они пришли ночью и забрали только её.

Её удерживают во дворце чтобы задать несколько вопросов, но выглядит это плоховато.

Говорят, на этот раз есть настоящее доказательство.

Мы замолчали и сели ровнее, завидев паренька помладше, который прошел наискось по траве, собирая мусор по пути.

Он ни с кем не заговорил, просто медленно, методично передвигался, занимаясь своим делом.

Как член класса Обслуги, он знал лишь один язык — Англайский.

Таким образом, в стенах нашей школы — за исключением времени Клятвы — ему не позволено было говорить.

Он просто смотрел вниз, собирая отбросы.

Он уже был старше, чем Анджелина — шесть, может, семь — с непослушными волосами и мозолями на грязных босых ногах.

Голова его была опущена, и цвет глаз я видеть не могла.

Он остановился рядом, ожидая увидеть, нет ли у нас мусора, который он должен подобрать.

Я взяла свой ланч и достала печенье, которое испекла мама.

Осторожно показала печенье мальчику. убедившись что никто другой не заметил.

Я подняла глаза, надеясь, что он он посмотрит на меня. Но нет.

Когда он приблизился, я придвинула печенье к нему. Так же, как отдала бы ему мусор, оставшийся от ланча.

Любой, кто мог видеть, ничего не заподозрил бы.

Мальчик взял печенье, таким же привычным жестом, как он подбирал ежедневно мусор. А я, ожидала увидеть взволнованность или благодарность, но не получила ничего.

Выражение его лица оставалось пустым, глаза отведены в сторону.

Он был осторожен…и умен.

Похоже, умнее меня.

Я заметила, как, уходя, он сунул печенье в карман, и улыбнулась.

Голос Брук привлёк моё внимание.

— Какого рода доказательство они обнаружили? — спросила она Арона напряженным голосом.

Новости о задержании Шайенн всполошила всех.

К сожалению, Шайенн была не единственной.

Слухи о предательстве короны приживались, зарождаясь, как вирус и распространяясь как чума.

Была объявлена награда для тех, кто донесёт на любого подозреваемого в измене. Это поражало и разлагало умы обычных граждан

Люди сдавали друг друга, выискивали информация на друзей, соседей, даже членов семьи, чтоб снискать расположение королевы.

Доверие стало ценностью, которую позволить себе могли лишь немногие.

А настоящее доказательство — то, которое могло быть действительной уликой, а не мелочной сплетней, — было смертельным.

— Они нашли карты в её владении. Карты. принадлежащие сопротивлению.

Губы Брук сжались, голова поникла.

— Черт возьми.

Но меня это не убедило.

— Как они могут быть уверены. что это карты повстанцев? Кто тебе это сказал?

Арон поднял голову, посмотрев на меня грустными золотистыми глазами.

— Её брат мне сказал. А донес на неё её же собственный отец.

Остаток дня я провела, думая о Шайенн Гудвин.

Что же это значит, если отец сдает собственную дочь? Родитель предает своего ребенка?

Но за себя я, конечно, не беспокоилась.

Мои родители были абсолютно непоколебимы, настолько преданные и надежные, насколько только могут быть родители.

Я была уверена в этом, потому всю мою жизнь они хранили мой секрет.

Но как же остальные? Если восстание будет наростать, и королева будет все также чувствовать себя в опасности? Сколько ещё семей будут продолжать свою жизнь за счёт молодых?

КОРОЛЕВА

Королева Сабара подтянула повыше шкуру, накинутую на колени и расправила её скрючеными пальцами.

Она была слишком стара для холода, её кожа слишком тонка — почти как лист бумаги — а её тощая плоть цеплялась за усталые кости.

Две девушки — служанки вошли в комнату, низко пригибаясь и тихонько разговаривая, чтоб не вспугнуть её.

Это смешно, подумала она.

Она была стара, но не пуглива.

Одна из девушек — новенькая — по глупости потянулась к выключателю на стене, от которого загорались электрические лампочки наверху.

Другая девушка остановила ее как раз вовремя, сжав пальцами её запястье прежде, чем та могла сделать ошибку.

Было ясно, что она служила не достаточно долго, чтобы знать, что королева терпеть не могла яркий свет электрических лампочек, что она скорее предпочла свет от свечей.

Сабара внимательно следила за парой своим, как всегда острым, взглядом, пока они подкидывали в огонь дрова и поддерживали пламя.

Через мгновение она повернулась и пристально посмотрела через стеклянную стену, выходящую на зеленые лужайки ее усадьбы.

Ей было много о чем подумать, на сердце было тяжело, на нем лежало бремя страны в смуте…её страны.

Она постоянно размышляла о том, что же будет с престолом, если повстанцы не будут остановлены в ближайшее время.

Они уже и так наносят слишком большой ущерб, и её просто разрывало изнутри от боли при виде того, что они сделали с её землями и её подданными.

Хотела бы она знать, сколько же ещё сможет выдержать старая женщина.

Но еще раз напомнила себе, что у неё нет выбора.

Если бы на горизонте появилась бы другая, которая могла занять её место, она бы с удовольствием отошла бы в сторону.

Но заменить её неким — такова горькая правда.

Это тело подвело ее, и она проклинала его за то, что дало ей лишь одного наследника, и тот был сыном.

Одного никчемногоо мальчишку.

Тогда она молча прокляла своего единственного сына, чье семя было более плодовитым, чем ее собственное, но все же среди детей не было ни одной девочки.

Дурачьё, все они.

Слабые и не имеющие навыков, требующихся, чтобы управлять страной…неспособные предоставить то, что ей было нужно.

Если бы только слухи из прошлого подтвердились.

Если бы только она могла найти ту Единственную, выжившую, чтобы занять трон, пропавшую наследницу, которая могла стать ее приемницей.

Но даже если бы такая девочка действительно существовала, то королева должна была бы найти ее первой.

Прежде, чем враги смогли бы добраться до нее.

До тех пор, или пока не родился другой подходящий ребенок, она должна остаться у власти.

Должна оставаться в живых.

Она пристально разглядывала слуг, пока те выполняли работу, ни разу не бросив даже взгляда в направлении их королевы.

Они осознавали свое место в этом мире.

Когда ее главный советник ворвался в двери, он лишь на мгновенье привлек их внимание.

Сабара наблюдала, как он бросился вперед и низко поклонился, нетерпеливо ожидая, пока она даст разрешение снова подняться.

Она уставилась на его макушку и тянула время дольше, чем было необходимо, зная, что это доставляет ему неудобства, зная, что возраст причиняет его спине боль.

Наконец, она откашлялась.

— В чем дело, Бакстер? — растягивая слова проговорила она, тем самым подавая ему сигнал, что можно, наконец, выпрямиться.

Он бросил подозрительный взгляд в сторону прислуги, находящейся в комнате. Две пары глаз уставились в ответ.

Но, как только его слова приняли ритм Королевского языка, взгляд этих глаз метнулся вниз, прирос к полу под их ногами.

— Генерал Арноф собрал свои отряды у восточной границы. Если Королева Елена захочет примкнуть к повстанцам, её ожидает борьба. И пролитая кровь будет на её совести.

Он замолчал, но лишь для того, чтоб перевести дыхание, и продолжил.

— Но боюсь, у нас есть неприятности покрупнее.

Под внешней холодностью королева закипала от гнева.

Она не должна заниматься этим!

Она не должна выслушивать рапорты о войне, или решать, чьи отряды пойдут на бойню следующими, или гадать, как скоро повстанческие группировки займут её дворец.

Всеми этими проблемами должна заниматься новая правительница, а не дряхлая старуха.

Она посмотрела на горничную — на новенькую — и вдруг ей захотелось, чтобы девушка подняла глаза. Именно сейчас, когда ведется речь на языке, стоящем над её собственным. Осмелившись нарушить не только правила этикета, но и закон.

Девушка работала в королевской обслуге всего пару недель, но этого хватило, чтоб быть замеченной, и чтобы понять, что королева не из тех, кто прощает.

Так что она и не подумывала поднять взгляд, пристально разглядывая свои ноги.

— Ну, что стряслось? Выкладывай, зачем явился, — потребовала Сабара, зная, что он не потревожил бы её понапрасну.

Её глаза оставались прикованными к девушке.

— Ваша Светлость, — раболепно склонив голову, произнес Бакстер.

Ему было невдомёк, что внимание королевы сосредоточено не на нем.

— Восстание набирает силу. Мы думаем, их количество увеличилось вдвое, а может даже втрое. Прошлой ночью они напали на поезд, следующий между Югом3 и Севером5. Это был последний торговый путь между севером и югом, и это означает, что ещё большее количество крестьян двинется в города в поисках продовольствия. Понадобятся недели для того, чтобы…

Прежде, чем Бакстер успел закончить фразу, Сабара вскочила на ноги и теперь стояла на помосте, сверля его глазами сверху.

— Да эти повстанцы просто-напросто отбросы! Деревенщина! И ты заявляешь мне, что целая армия солдат не в состоянии усмирить их?”

И в этот момент горничная совершила роковую ошибку.

Она шевельнула головой. Всего на какой-то миллиметр.

Её движение было едва уловимо, но глаза…её взгляд метнулся вверх при словах королевы.

Словах, которые она не могла осмыслить, и которые запрещено было знать.

Королева наблюдала за ней.

Губы Сабары вытянулись в жесткую линию, дыхание стало прерывистым.

Она буквально задрожала от волнения, которое едва сдерживала.

Она ждала этого.

Бакстер, должно быть, сообразил, что что-то происходит. Застыл, наблюдая, как его королева медленно подняла руку вверх, подавая сигнал стражникам, стоящим у дверей.

Девушка казалась слишком ошеломленной, чтоб предпринять что-либо, и лишь смотрела, как зверь, попавшийся на глаза охотнику.

Сабара загнала её в угол.

Она подумывала собственноручно разделаться с девчонкой, и кончики пальцев начало пощипывать по мере того как её рука сворачивалась в многозначительный кулак.

Будь она более молодой — более сильной — это далось бы ей без труда, простое сжатие кулака.

Девушка умерла бы в считанные секунды.

Но, будучи такой, как сейчас, она знала, что не может позволить себе тратить энергию, это дорого ей обойдется. Поэтому она разжала пальцы и, щелкнув ими, указала на обреченную горничную.

— На виселицу её! — скомандовала она, переключаясь на Англайский, чтоб все присутствующие смогли понять.

Плечи королевы были напряжены, голова высоко поднята.

Стражники прошагали к девушке, которая даже не подумала сопротивляться им, или, хотя бы, просить о помиловании.

Она понимала, какой проступок совершила.

Она знала о наказании.

Королева смотрела, как мужчины конвоируют девушку из комнаты.

Настолько живой она не чувствовала себя целую вечность.

Она только что открыла для себя новое развлечение.

 

2

Я нагнулась поднять вилку, создавшую небольшой грохот с тихим лязгом падая на пол, и застенчиво улыбнулась мужчине, одиноко сидящему за столом.

— Я принесу вам чистую, — сказала я, поднимая с пола вилку вместо него.

Он ответил улыбкой, которая, к удивлению, тронула и его глаза.

Искренность была редким явлением, когда речь шла о ком-нибудь из класса Консулов.

Полагаю, меня это обрадовало.

По крайней мере, не придется облизывать его вилку, подумала я, ухмыляясь Бруклинн, мимо которой как раз проходила.

Брук тащила из кухни корзину, наполненную свежеиспеченным хлебом.

— Видела парней за шестым столиком? — подмигнула она мне.

— Надеюсь, получиться заработать приличные чаевые.

Брук всем говорила, что единственная причина, по которой она работает на моих родителей в нашем ресторане, а не в мясной лавке своего отца, — это чаевые, но я-то знала истинную причину.

С тех пор, как её мать умерла, Брук использовала любой повод, лишь бы при любой возможности подальше держаться от своего дома и семейного бизнеса.

Работая сверхурочно, она нашла простой и удобный способ, избегать болезненных воспоминаний и отца, которому было всё равно есть она на свете или нет.

Вне зависимости от причин, мне нравилась, что она была рядом.

Я глянула через плечо на трех мужчин, которые сгрудились в угловой кабинки.

Двое из них — им явно было тесно за столом, за которым сидели — пожирали Бруклинн голодными глазами.

На неё так смотрело большинство мужчин.

Я приподняла брови.

— Думаю, тебе не составит труда заполучить от них чаевые, Брук.

В ответ она нахмурилась.

— Да, вот только, кажется, я не могу привлечь внимание самого симпатичного.

Я поняла, кого она имеет в виду.

Третий мужчина был помоложе остальных и несколько меньше. Ему, казалось, надоели его сотоварищи и всё окружение в целом.

Брук не нравилось, когда на неё не обращали внимания и она не собиралась вот так просто сдаваться.

В глазах появился озорной блеск.

— Думаю, мне придется вернуться к их столику и очаровать его.

Я покачала головой, хватая чистую вилку для человека, сидевшего за моим столиком.

У меня не было никаких сомнений, что к концу смены карманы Брук будут полны.

Вернувшись с чистым столовым прибором, я почувствовала, как сердце забилось быстрее, а щеки вспыхнули.

Оказалось, что мужчина из класса Консулов все-таки обедал не один, и в мое отсутствие к нему присоединилась его семья.

Я сразу же узнала девушку, сидящую рядом с ним. Полагаю это была его дочь.

Девушка из Академии, с которой я сталкивалась почти каждое утро.

Та девушка, которая получала какое-то извращенное удовольствие, издеваясь надо мной и моими друзьями, когда мы проходили мимо: Сидни.

И вот она, все еще в своей униформе, напоминая мне, что её жизнь полна привилегий, и ей не нужно после школы мчаться в ресторан её родителей, чтоб целый вечер там пахать.

Внезапно я пожалела, что не поплевала на все вилки.

У меня было огромное желание развернуться и найти повод отвертеться от работы сегодня вечером, сказать отцу, что я больна, чтоб уйти домой.

Вместо этого я выдавила из себя мою лучшую фальшивую улыбку — ту, которая точно не тронула моих глаз — и сосредоточилась на том, что бы не споткнуться о собственные ноги в то время пока шествовала оставшуюся часть пути к столику.

Я заменила вилку и окинула взглядом всю Консульскую семью, сидевшую передо мной во всем её великолепии: мать, выглядевшая манерно и профессионально; любящий отец; и дочь, прихотям которой безмерно потакали.

Я старалась не задерживаться на каждом из них слишком долго.

Я не предоставила Сидни удовольствия понять, что узнала её, хотя была уверенна, что она меня узнала.

— Могу я предложить вам чего-нибудь выпить? — спросила я, с облегчением осознавая, что дрожь, которую чувствовала, не коснулась голоса.

Это был хороший знак.

Я не хотела нервничать.

Как раз наоборот.

Я сталкивалась с этими надменными детьми каждый день в течение двенадцати последних лет, и устала притворяться, что не слышу презрения в их голосах.

Или не понимаю их слов.

Сидни не потрудилось ответить мне напрямую, и от этого кожа моя стала зудеть прям до костей, в местах, где я куда я никогда не смогла добраться.

Она посмотрела на мать, одетую в костюм безукоризненно белого цвета — цвета, который редко увидишь на людях класса Торговцев.

Он был такой непрактичный, такой маркий.

Она, наверняка, была доктором, или адвокатом, а может даже и политиком.

В тот момент как Сидни открыла рот, чтобы передать слова своей матери, все вокруг меня завибрировало. Это знакомое предупреждение о том, что я не должна понимать о чем они говорят.

— Скажи ей, что я буду только воду.

Я почувствовала, как взгляд Сидни упал на меня.

— Нет, постой! Сначала узнай, чистая ли у них вода.

Мягкий диалект чужого языка скользил с её языка и приторно касался моих ушей.

Пока они говорили между собой, мой взгляд был устремлен вниз.

— Спасибо, — ответила женщина, её голос утратил елейное звучание как только она переключилась вновь на Англайский, обращаясь ко мне.

— Мы будем пить только воду.

Я подняла голову как только услышала общепринятый язык.

— Я дам вам несколько минут ознакомиться с меню, — ответила я так безучасно, как только смогла, стараясь скопировать дипломатический тон матери.

Сто процентов политик, подумала я.

— Я вернусь с вашими напитками.

Я пряталась за барной стойкой, нарочно растягивала время, медленно разливая воду по трем стаканам.

Мне так сильно хотелось добавить в их напитки какой-нибудь гадости, но я знала, что у отца остановится сердце в груди, если он застукает меня за этим занятием, а я не хотела быть ответственной за вдовство матери, или сделать сестру безотцовщиной.

Я рассматривала силу противиться этому как знак огромнейшей силы воли, и была более чем горда собой.

Несколько раз вздохнула, пока окидывала взглядом ресторан.

Я подумывала попросить Брук поменяться столиками, всего разочек, но знала, что это будет расценено как оскорбление для Консульской семьи за моим столиком.

И Брук была крайне довольна своим столиком — мужчины, с которыми можно пофлиртовать и которым можно польстить в надежде получения чаевых.

Кроме того, она ненавидела Консульских детей так же, как я.

Она бы ненавидела их ещё больше, если бы понимала, о чем те говорят.

Когда поняла, что выбора нет, я собрала стаканы и направилась к столику.

— Вы уже решили, что желаете заказать? — спросила я на ровном Англайском.

И вновь Сидни не позаботилась о том, чтоб прикрыть свой язвительный тон, и моя собраность стала улетучиваться.

— Я хотела бы поесть где-нибудь в другом месте. Не понимаю, почему мы не можем где-нибудь поесть еще…

Она подняла глаза, прежде чем я успела отвести взгляд и мы какое-то мгновение смотрели друг другу в глаза.

— …Как подло.

Мои щеки пылали и пыталась заставить себя отвести взгляд, но не могла.

Так полагалось.

Это называлось почтением.

И таков был закон.

Она обращалась не ко мне, мне даже не полагалось понять, о чем она говорит.

Но я поняла.

Мои руки тряслись, когда я ставила стаканы на стол.

Вода выплеснулась через края, брызги попали на пламя свечи, заставив её зашипеть.

Сидни театрально взвизгнула и вскочила со стула, словноо я выплеснула всю воду ей в лицо.

Она уставилась на меня, открыв рот от изумления. Переведя взгляд ниже я увидела маленькие капли воды на её белоснежной блузке.

— Идиотка! — взвизгнула она, и на этот раз я её прекрасно поняла.

Все поняли.

— Она посмотрела на меня, — обвинительным тоном произнесла она, делая свое заявление не мне, а обо мне таким громким голосом, что весь ресторан мог слышать.

— Вы видели? Она посмотрела на меня в тот момент, когда я говорила на Термани!

Её отец — мужчина с улыбающимися глазами — пытался успокоить её, перейдя для этого на Консульский язык Термани.

— Сидни, успокойся…

- Не успокаивай меня, эта кретинка чуть не набросилась на меня! Необходимо что-то предпринять.

Она нарушила закон.

Я не могу поверить, что ты не взбешен.

Не могу поверить, что ты до сих пор не потребовал повешанья.

Она промокнула практически незаметные следы брызг салфеткой.

— Мама, сделай же что-нибудь! Скажи им, что эта. эта дебилка должна быть арестована!

На этот раз, я действительно уставилась вниз, притворяясь, что не слышу всего того, что она наговорила об мне. Многое из этого вообще никогда не должно быть произнесено вслух ни на одном языке.

Меня буквально парализовало от паники, горло сжалось.

Не поднимая головы, одними глазами я бросила быстрый взгляд вокруг.

Уставившись на меня, оцепенев стояла Бруклинн, а за её спиной все три мужчины наблюдали за мной.

На мгновенье я встретилась взглядом с третьим мужчиной — с тем самым, внимание которого намеревалась добиться Брук.

Его глаза были темными и настойчивыми, сосредоточенными исключительно на мне. Он поддался вперед и выглядел теперь крайне заинтересованным.

Я поморщилась, когда услышала, как сквозь кухонные двери, чтоб увидеть, из-за чего весь шум, вбегает отец.

Посмотрела в его сторону, и отшатнулась, встретившись с ним взглядом. Знаю, я допустила ошибку.

Смертельную.

— Извините, — вслух сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Что там произошло? — Спросила Брук, подбегая ко мне и сжимая мою руку так крепко, что кровь в пальцах перестала циркулировать.

— О чем она говорила? Ты ведь не посмотрела, правда же? — Я смотрела на неё, не в силах ни сказать, ни вздохнуть.

Застывшая.

Я слышала как внутри ресторана говорит мать девушки, её голос спокойный и ровный — очень дипломатично.

Мой отец хранил молчание и остальные звуки в ресторане стихли.

Я хотела услышать, о чем она говорит, но закрытые двери — и кровь, шумящая в ушах — делали это невозможным.

Глядя на меня широко распахнутыми глазами, ища ответы на моем лице, Брук сжала руку еще сильнее

Внезапно женщина замолчала, и мы обе выжидательно повернулись в сторону дверей.

Молчание затянулась, и мне стало казаться, что сердце вот-вот разорвется.

Каждый удар приносил боль, а я пыталась убедить себя, что этого не происходит, что я не совершила только-что роковой промашки.

Я ни в коем случае не должна была забывать..

Мои родители так упорно старались научить меня, намертво вложить в мою голову важность никогда и ни за что не путать один язык с другим.

И никогда, ни при каких условиях не нарушать правил.

И вот она я.

Жду, умру или нет.

Пальцы Брук переплелись с моими, когда с размахом открылась и появился отец. Он сурово посмотрел на нас, потом его глаза скользнули вниз на наши руки.

Моя мать забрала Анджелину наружу до вынесения приговора, каким бы он ни был.

Она не хотела слушать обсуждение.

— Ну.

выдохнув, сжатым голосом проговорила Брук.

— Что она сказала? Что они решили? — Её ногти впились в мою ладонь.

Отец не отрываясь смотрел на меня, и я могла практически услышать его осуждающие мысли и почувствовать его разочарование.

Но его взгляд точно не был тем взглядом, которым смотрят на кого-то идущего на виселицу. Узел в моей груди ослаб.

— Они не донесут на тебя, — сказал он голосом, лишенным всяких эмоций, и мне подумалось, осознавал ли он, что все ещё говорит на Англайском.

— Они полагают, что девушка могла ошибиться, что она просто расстроилась из-за того, что ты пролила воду —

- Но я не —

Его взгляд остановил мои попытки защитить себя.

Его взгляд как бы говорил: не смей мне лгать.

И он был прав.

Я затихла, ожидая, что же будет дальше.

— Чарлина, тебе повезло.

В этот раз никто не догадался… — Тут он взглянул на Бруклинн и теперь настал его черед резко замолчать.

Бруклинн ничего не знала о моих способностях.

Наконец он вздохнул, и когда заговорил снова, на этот раз на Парсонском, его голос смягчился.

— Вы должны быть осторожны, девочки.

И, хотя он обращался к нам обеим, я знала, что его слова были адресованы мне.

— Всегда будьте осторожны.

— Ну же, это первый клуб о котором мы услышали за недели.

Думаю, не стоит упускать шанса сходить туда.

Я только закончила убирать последний из столиков и была порядком измотана, но знала, что жаловаться не стоит.

Я работала тяжело, но родителям доставалось ещё больше — от рассвета до захода солнца — никогда не жалуясь на усталость, хотя я видела, как она отпечатывается в новых морщинах на лице матери, и на том, каким обеспокоенным выглядел каждый день отец.

- Я не знаю, Брук, клуб-последнее место, куда бы мне хотелось сегодня пойти.

И потом, где ты услышала об этом месте? -

- От тех парней.

С шестого столика.

Они дали мне адрес и сказали, чтоб взяла тебя с собой. -

Она приподняла брови.

— Они спрашивали о тебе, или, по крайней мере, один из них.

По-моему, ты ему вроде как понравилась. -

— Или, может, ему просто стало жаль меня, после того, как меня чуть было не вздернули.

По тому как Брук напряглась я поняла, что ещё, наверное, рановато шутить о случившемся.

Было очевидно, что ей абсолютно не смешно.

— Думаю, будет лучше, если я просто пойду домой, — сказала я, меняя тему разговора.

— Мой отец серьезно зол на меня.

Но Брук была настроена решительно.

— Ещё рано, и потом, сегодня ты можешь заночевать у меня.

Так он не узнает, что ты куда-то ходила.

И ещё, это даст ему шанс остыть.

Глядя на меня, она широко распахнула глаза. Подобный фокус Брук проделывала с сотнями мужчин.

— Мы побудем там какое-то время и, если ты не захочешь оставаться, сразу же уйдем.

Я бросила свое занятие и, положив руки на бедра, практически вынудила её посмотреть мне в глаза и так нагло соврать.

— Так я тебе и поверила.

— Мы сразу же уйдем. Клянусь тебе.

Я сжала губы, хоть уже и чувствовала, что уступлю и спросила:

- А как насчет Арона? Он идет? — и, конечно же, ответ тоже уже знала.

Бруклинн никогда не звала Арона с нами.

Она тут же закатила глаза, будто я спросила какую-то глупость.

— Знаешь, Чарли, в клубах и без него полно парней.

Кроме того, Коротышка там становится каким-то дерганым и всё время норовит защитить нас от кого бы то ни было.

Пока мы убирались, дверь между кухней и обеденным залом была открыта.

В дверном проеме появился отец и я поймала на себе его тяжелый взгляд.

Он как-будто прижимал меня к земле, напоминая одним только взглядом, что я облажалась.

Когда он опять вышел, исчезая в глубине кухни, я посмотрела на Брук.

— Ладно, — проворчала я, решив, что может Брук и права и отцу действительно нужно время чтоб остыть.

— Я пойду.

 

3

Бруклин должно быть знала, что я сомневалась, сильно сомневалась.

Я огляделась вокруг.

Что-то было не так.

Большинство клубов располагались на окраине города, спрятанные в промышленной зоне, но, так или иначе, этот был более темным и более грязным, чем любое из мест, в котором мы когда-либо бывали прежде.

С улиц позади нас доносилось слабое потрескивание громкоговорителя.

Сообщения звучали столь приглушенно и резко, что, если бы я не помнила слов, то была бы не в состоянии разобрать их: “ПАСПОРТА НУЖНО ВСЕГДА ИМЕТЬ ПРИ СЕБЕ”.

Было ощущение, что даже королева плюнула на эту часть города.

— Серьезно, Чарли, прекрати волноваться.

— Это то самое место.

Кирпичные здания были изуродованы слоями выцветающего граффити.

Окна, которые не были разбиты или заколочены досками, были покрыты грязью.

Повсюду был разбросаны окурки, валявшиеся посреди гниющего мусора.

И без того сильный запах разлагающейся еды становился ещё ощутимее, смешиваясь с вонью людских нечистот, вызывая позывы рвоты.

Еще более подозрительным казалось отсутствие новых бездомных из класса Обслуги, которые, наводнив город, спали на улицах и тротуарах, рылись в мусоре, оставленном у домов и на аллеях, выпрашивали объедки и мелочь.

Скоро я услышала — и почувствовала — отдаленное дрожание музыки, вырывающееся из одного из складских помещений впереди нас.

Бруклин остановилась, указывая на что-то красное, резко выделяющиеся на фоне всего остального, в конце переулка.

— Я же говорила тебе! Это здесь.

Я не стала спорить, потому что это была единственная здесь свежевыкрашенная дверь.

Возможно, единственная за долгие годы.

А может быть даже и за десятки лет.

Бруклинн почти вприпрыжку устремилась вниз по переулку, хотя каблуки на её туфлях были до безумия высокими. Эти туфли когда-то принадлежали её матери.

Я взглянула вниз на мои ничем не примечательные сандалии из коричневой кожи с ремешками, обвязанными вокруг лодыжек.

Потянувшись, она постучала в массивную дверь, тарабаня костяшками о красную сталь.

Звук был поглощен басами, резонирующими изнутри.

Она попыталась еще раз, ударяя ребром свернутой в кулак ладони, со всей силы сотрясая дверь.

По-прежнему, ничего.

Я оттолкнула её в сторону.

— Думаю, мы просто войдем.

Схватившись металлическую ручку двери, я с усилием потянула её на себя.

Когда дверь открылась, звук, скрывавшийся за ней, проник внутрь меня, казалось, сотрясая кости.

Маня и увлекая меня.

Подпрыгнув от удовольствия, Брук захлопала в ладоши и вихрем пронеслась мимо меня.

Я поспешила за ней, не желая быть оставленной в одиночестве.

Внутри у двери стоял внушительных размеров мужчина. Он поднял руку, такую большую, что, наверное, ею можно было бы обхватить меня посредине, и потянулся за Паспортом Брук.

Я была уверенна, что его молчание было умышеленым, с целью устрашения. И, надо отдать должное, это у него не плохо получалось — со всеми его мускулами и угрожающей нахмуренностью — но, в то же время, он был всего лишь очередным вышибалой в обычном клубе.

Все шло как обычно, пока его взгляд не упал на Брук — на неё саму, не её паспорт — и тут у меня перехватило в горле.

Вот эту часть я просто ненавидела.

Он знал, что мы несовершеннолетние, мы понимали, что он знает, а значит, делает нам одолжение, разрешая зайти.

Он позволит, но сначала потребует чего-нибудь взамен.

Теперь он изучал её, пожирая глазами, оценивая с ног до головы.

Бруклинн не возражала.

Она расплылась в улыбке, изо всех сил стараясь выглядеть соблазнительно, и, должна признать, это было довольно убедительно.

Более чем.

Стоит ли удивляться, что она привлекала внимание стольких военных по всему городу.

В желудке у меня все переворачивалось от того, как он шарил по её телу полуприкрытыми глазами.

Его взгляд задерживался на тех местах, где кожа её не была прикрыта: на шее, плечах, руках.

Закончив, громила кивнул девушке, стоящей с ним рядом и практически незаметной в тени его огромной фигуры.

Её чернильно-черные волосы были подняты вверх и собраны в хвост, короткие черные пряди слегка касались лица, придавая ей юный вид.

Слишком юна, чтобы находится в клубе.

Прямо как мы с Брук.

Девушка метнулась вперед, схватила руку Брук и поставила на неё печать, чернила которой не были различимы при таком освещении.

Теперь настал мой черед.

Я вложила свой Паспорт в необъятную лапищу, надеясь избежать такого же тщательного осмотра, но он все равно уставился.

Было просто невозможно не почувствовать себя оскорбленной.

Я старалась изо всех сил мысленно отгородиться от него, но по коже все равно бежали мурашки, пока его глаза блуждали по мне.

Почувствовав взгляд на своем лице, я посмотрела на него. Наши глаза встретились.

Я почувствовала, как напряглись плечи, но отказывалась отвести взгляд.

Его позабавило мое вызывающее поведение. Он усмехнулся, при свете красных ламп над нами зубы сверкнули алым, губы вокруг них вытянулись в узкую линию.

Этот человек не относился ни к одному из классов — по крайней мере, уже не относился.

В этом я была абсолютно уверенна.

Все в нем говорила об обратном.

Хотела бы я знать, какой класс отказался от него. А может, он был уже рожден в семье изгоев, невинно обреченный на жизнь, в которой ему никогда не будет позволено говорить в присутствии других.

.

.

Даже на Англайском.

Я старалась не стать первой, кто моргнет, но в этой игре он был лучше, и в очень скором времени я отвернулась, устремив глаза к полу.

Его смех загрохотал громче музыки, и угловым зрением я заметила, как он вновь кивнул.

Хрупкая девушка с хвостом подскочила, схватила мою руку и, поставив на ней отметку, вновь исчезла за вышибалой.

Как обычно, кожа под печатью начала слегка пощипывать от маленькой дозы чего-то, что они добавляли в чернила чтоб расслабить клиентов.

В основном женского пола.

Особенно не достигших совершеннолетия.

Мы рассматривали это как расплату за разрешение быть в клубе.

Сканируя Паспорта перед тем как вернуть их нам, он проигнорировал тот факт, что ни одна из нас могла находиться здесь легально.

Я не имела ни малейшего представления куда поступает информация со сканера, но была уверенна, что это точно не военные проверяют нас, так как клубы не считались абсолютно законными.

Они, в то же время, не обязательно признавались нелегальными, но лишь по той причине, что ни один клуб не просуществовал больше нескольких дней.

Максимум неделю.

Бруклинн взяла меня за руку и потащила прочь от выхода, по направлению к завораживающей музыке, льющейся изнутри.

Я чувствовала четкий ритм, стучащий в моих венах, мое сердце начало биться в такт мигающим огонькам, встроенным в балки под потолком.

И на мгновенье я забыла о раздражении, вызванном досмотром, которому только что подверглась.

Так много времени прошло с тех пор, как я куда-то выходила. Так долго я не слышала настоящей музыки, той, что появляется из электронной звуковой системы.

Она проскальзывала под кожу, находя там теплое безопасное местечко.

— Здесь потрясающе, правда же? Ты тоже обалдела? Тебе нравиться здесь? — Порой речь Брук приобретала оттенок сумасшествия, и никому не удавалось понимать, что она имеет ввиду. Но я знала Брук с тех пор, как мы были детьми.

И спокойно переносила её тирады.

Впечатленная её словами, я обвела взглядом клуб.

Она права.

Здесь было изумительно.

У них был весь необходимый набор.

Темное и чувственное настроение поддерживалось красными, голубыми и фиолетовыми огоньками, пульсирующими под музыку.

Барная стойка из стекла и стали была вмонтирована во всю стену массивного интерьера.

Впечатляюще, учитывая, что еще вчера этого всего, возможно, не было. И уже завтра может не быть.

Огромный танцпол был заполнен телами, трущимися друг о друга, скользя, прижимаясь и качаясь в такт соблазняющему ритму.

От одного только вида как они движутся вместе и вокруг друг друга мне захотелось присоединиться к ним

Ритм продолжал обвивать меня своими пальцами.

— Как ты говорила они называют этот клуб? -

- Жертва, — ответила Брук, и я ухмыльнулась.

Ну конечно жертва.

В этом всегда было что-то темное и опасное.

Первобытный инстинкт.

Бруклинн потащила меня к бару, залезая в карман и вытаскивая несколько банкнот.

— Можно нам два Валка? — Дрожание в её голосе было едва заметным.

Барменша — жилистая женщина с худощавым, голыми руками.

Она была сильной и, судя по всем параметрам могла запросто сама быть вышибалой.

У неё были короткие торчащие во все стороны волосы глубокого синего оттенка и она периодически касалась языком пирсинга на нижней губе.

Она выглядела как гермафродит, но была странно красива и довольна собой. Это скользило в её движениях, когда она потянулась за бутылкой.

Сузив черные глаза, она посмотрела на дерганую девушку напротив её стойки.

Бруклинн распрямила плечи и встретила её прямой взгляд так непоколебимо, как только смогла.

В конце концов барменша поставила два стакана на стойку и наполнила их синей жидкостью.

— Двенадцать, — заявила она хриплым голосом, твердым, но в то же время чувственным.

Она подвинула напитки в нашу сторону, а я вдруг четко осознала насколько мы еще юны.

Бруклинн бросила на стойку одну банкноту, которую женщина тут же сунула в карман.

Сдача или чаевые даже не обсуждались.

Я подняла один из бокалов и сделала глоток.

Сладковатый привкус едва перебивал обжигающий спирт, горячей волной прокатившийся по горлу в желудок.

Бруклинн была более тороплива, с такой жадностью набросившись на свой напиток, что за три глотка отполовинила содержимое бокала.

Я покатала стакан о щиплящую тыльную сторону ладони, куда девушка у входа поставила печать.

Взглянув туда, я увидела сильное покраснение на припухшей коже в форме полумесяца.

И мне не нужен был черный свет чтоб разглядеть его теперь.

Никому бы не понадобился.

Я чувствовала неладное и мне было нехорошо.

Я понимала, что то, что беспокоит меня, было лишь наркотическим средством из печати на руке, которое проникло в кровь.

У паранойи всегда есть побочный эффект.

Бруклинн показала на что-то с другой стороны зала.

— Смотри, у них тут есть из чего выбрать, — сказала она густым, как мед голосом.

Над танцполом, напротив нас, мужчина с вызывающей улыбкой стоял у перил наблюдая за переплетающимися телами внизу.

Он заинтересовал Брук.

Что было не в новинку.

Брук интересовали мужчины всех типов.

Она сходила с ума по мальчикам еще с тех пор как мы были совсем девченками. Ей оставалось лишь подождать, пока её тело разовьется.

И теперь, когда это случилось, ничего уже не могло остановить её.

— Вот, — сказала она, допивая остатки напитка.

— Подержи это, я сейчас вернусь. -

И, уже через плечо, добавила:

— Нам нужна закуска. -

Так похоже на Брук, подумала я, выискивая, куда поставить её пустой бокал.

Я старалась не выглядеть брошеной, продвигаясь к перилам, чтобы посмотреть на танцоров. Устроившись поудобнее, приготовилась ждать.

Я оперлась локтями о стальную балюстраду и опять попыталась понять, что со мной происходит.

Мне должно быть весело. Вышибала пропустил нас.

И, что еще важнее, бармен отреагировала спокойно.

Я уверяла себя, что дело в случившемся раньше в ресторане, а не в сдобреной наркотиком печати на руке.

Вокруг я слышала разговоры, которые велись на разных языках, но не была была на этот раз вынуждена отвернуться или притвориться, что не понимаю о чем речь.

Никто из присутствующих не поймет, что я знаю, о чем они говорят.

Потому что здесь и сейчас не было никаких правил.

Я была рождена в классе Торговцев, в семье коммерсантов.

И кроме Англайского, универсального языка, Парсон был единственным языком, который мне было позволено знать.

Единственным языком, который должна была в состоянии понимать.

Я была не такая, как остальные.

Я была как никто другой.

Для меня привлекательным в подпольных клубах было то, что они были местом, где классовая принадлежность не имела значения, где границы социальных статусов были размыты.

В местах как это, военные сидели бок о бок с разыскиваемыми, изгоями, дегенератами, и все они притворялись, пусть даже на короткое время, друзьями.

Ровней.

И дочь торговцев тоже может забыть о своем положении в жизни.

Это было все, о чем я мечтала.

Но я прагматик.

Мои дни не протекали в мечтаниях о другой жизни, о способах избежания ограничений моего класса. По большей части потому, что таких способов просто не существовало.

Я была тем, кем была, и ничто было не в состоянии это изменить.

Места как “Жертва” были всего лишь фантазией, освобождением всего на одну ночь.

Я двинулась прочь от перил, уносимая морем тел, замечая цвета.

Я всегда обращаю внимание на цвета.

Здесь, одежда не обязательно должна быть практичной — унылых оттенков коричневого, черного, серого.

В месте, где не существовало классовых разделений, появлялись цвета.

Яркие тона изумруда, рубина и сливы огнем выделялись во всех формах одежды, временно окрашенных волосах, подводке для губ и лаке для ногтей.

Каким-то образом даже темно-синий и черный цвета становились более глубокими и интенсивными внутри этих стен.

Бруклинн отлично вписывалась сюда, одетая в золотистое платье, открывающее её загорелые ноги и блестящее под вспышками огней.

На мне же, наоборот, была надета моя обычная серая туника, свисавшая чуть ниже колен.

Я посмотрела на людей вокруг меня.

По большей части, они были такими же как мы — несовершеннолетними.

Переполняемые энергией юности, не имеющие достаточного для неё выхода в обычной жизни.

Они — мы, поправила я себя, несмотря на то, что моя одежда была мрачной и хмурой — создавали волшебную человеческую радугу.

Я прокладывала путь к помостам, установленным высоко над танцполом, где едва одетые девушки танцевали для толпы внизу.

Их тела, то, как они двигались, были абсолютно завораживающими.

Они обеспечивали развлечение вечера.

Одна девушка особенно привлекла мое внимание тем, как её бедра раскачивались в безупречном ритме с песней, пульсирующей в воздухе.

Яркий голубой луч света был направлен на неё, заставляя кожу переливаться неимоверными оттенками сапфира.

На ней были бусы, прикрепленные к тонкому ошейнику. Они обвивали её шею и тянулись к ремню, свободно повязанному вокруг бедер.

Когда она кружилась, бусины стучали друг о друга, перемещались, разделялись.

Так же, как и любой другой девушки на помостах, бусы практически ничего не прикрывали, но я была уверена, так и было задумано.

Она старалась привлечь внимание к своим стройным грациозным ногам, будто специально этому обучалась.

Возможно, так оно и было.

Жизнь изгоев полностью отличалась от жизни всех остальных. Они выполняли работу, неприемлимую для живущих внутри классовой системы.

Танцы точно попадали в эту категорию.

Особенно вид танца, который исполняла девушка.

Я понаблюдала за ней еще некоторое время, восхищаясь свободой, которой она обладала там наверху.

Дочери торговца ни за что не позволят зарабатывать на жизнь представлениями.

— Я рад, что ты пришла. -

Глубоким голосом кто-то громко произнес за спиной, прерывая мои размышления.

Я резко повернулась, смутившись быть пойманой глазеющей на танцовщиц.

— Мы знакомы? — спросила я, и тут же узнала его.

Я видела его прежде.

— Ресторан, — поправила я себя.

— Вы были там сегодня вечером. -

Мужественные черные брови сошлись вместе. Он смотрел на меня с непроницаемым выражением лица.

Возникло такое чувство, что меня изучают, но совсем не так, как вышибала у входа.

Что-то темное и непонятное зашевелилось в желудке. Какая-то неуверенность.

Он казался больше, чем я его запомнила, слишком большим для заполненого толпой пространства, в котором мы находились, и это заставляло меня чувствовать себя по-детски маленькой.

Он занимал слишком много места, забирал слишком много воздуха.

Кожа у меня на затылке напряглась, наркотик, путешествующий по моей кровеносной системе, испарился в мгновение ока, в голове сразу посветлело, очистилось.

К слову сказать, все ощущения усилились, пока глаза оставались прикованными к нему.

— Я не был уверен, что ты придешь сюда сегодня. -

Его голос был низким — почти приглушенным — несмотря на громкую музыку, гремящую вокруг нас.

— Да, я тоже

не была уверенна, что пойду вообще куда-нибудь сегодня, — резко ответила я.

Он неуверенно поднял бровь.

— Я не вовремя? Если хочешь побыть одна, я оставлю тебя. -

Я посмотрела на неугомонную толпу вокруг нас.

Если бы мне на самом деле захотелось побыть одной, “Жертва” был последним местом, куда бы я пошла.

И вдруг я почувствовала себя в ловушке его холодных глазах цвета кремния.

Они каким-то непонятным образом волновали меня.

Дыханье сперло, появилось ощущение, что я должна отвести взгляд.

И все же не могла.

— Да нет, все нормально, — наконец выдавила я. В животе затянулся узел. Узел из тугих нитей нерешительных эмоций.

Чувство, что от этого парня нужно бежать, укрепилось.

Он нахмурился, но губы изогнулись в ухмылке.

— Хорошо, потому что я все равно не ушел бы.

У меня есть все намерения остаться.

Я Макс.

Его улыбка стала шире, и было видно, что он дразнит меня.

В этот момент мне ужасно захотелось быть больше похожей на Брук.

Захотелось быть более уверенной, когда дело касается парней.

Он протянул руку,

и когда я не взяла, убрал и потер ею подбородок. Ничего особенного, но в то же время я не могла заметить, что двигался он практически слишком грациозно.

Наступила тишина — меняли музыку.

Я понимала, что должна назвать свое имя, но вместо этого притворилась, что заинтересовалась танцовщицами на помостах над нами.

По правде, все, что меня действительно интересовало, был он, поэтому при любой возможности я украдкой посматривала на него.

Его одежда была сшита из материала, прекраснее которого я еще не видела — даже лучше шелка, который подарил мне Арон — бессознательно мои пальцы потянулись вверх, чтобы погладить богатую ткань его куртки.

Хоть разочек.

Я вовремя спохватилась, отдергивая назад руку и вздернув повыше подбородок, благодарная себе за то, что остановилась прежде, чем успела коснуться его и тем самым, выставив себя на посмешище.

И как раз в этот момент, увидела, что он улыбается мне, и мое сердце замерло.

Я обернулась, чтобы взглянуть на него.

Черты его лица смягчились, и от этого оно вдруг стало выглядеть по- мальчишечьи юным.

И красивым.

Даже слишком красивым.

И, так же, как к ткани на его куртке, мне захотелось прикоснуться к нему.

.

.

Пробежать пальцами по коротким темным волосам, по гладковыбритому подбородку, по чуть пухлой нижней губе.

Меня передернуло.

О чём я вообще думала? Может я была слишком похожа на Бруклинн!

— Я…Я передумала.

Думаю, мне пора идти.

Запинаясь, я начала пятиться назад.

.

.

Один неловкий шаг, потом другой.

Нахмурившись, Макс коснулся моей руки, чтоб остановить меня.

— Подожди.

Не уходи.

Я чувствовала тепло — и силу — его пальцев, проникающие сквозь мое скромное платье, и вдруг пожалела, что не дала Брук уговорить себя позаимствовать один из её нарядов.

Они не были новыми, но ткань, из которой они были сшиты, была подороже.

И они были куда более откровенными.

Подумалось, что бы я почувствовала, прикоснись он к неприкрытой коже.

Я подняла взгляд к его глазам, блуждая по краю темных ресниц, и опять почувствовала приступ нервозности от чувства, что не должна делать этого, что мне полагается отвернуться.

И тут же напомнила себе, что здесь, в клубе, нет разделения по классам.

Даже если это была всего навсего иллюзия.

Эта мысль подбодрила меня, и я позволила себе слегка улыбнуться, наклонив голову набок.

— С чего бы тебе переживать из-за моего ухода?

Отпуская мою руку, он одарил меня улыбкой.

Это был справедливый обмен.

— Ну, я надеялся, что ты хотя бы назовешь свое имя.

Это самое малое что ты можешь сделать, ведь я пришел сюда увидеться с тобой. -

Он приподнял бровь и мой пульс участился.

Я покачала головой, уверенная, что он все еще дразнит меня.

Он, без сомнения, надеялся встретить Брук, а не меня.

Но решила подыграть.

— И в чем подвох? У тебя пунктик по поводу неприметных лучших подруг красоток? Или тебя привлек тот факт, что сегодня я чуть не оказалось на виселице? -

Озабоченность промелькнула на его лице, и я поняла, что его, как и Брук совсем не веселит ситуация, в которую я попала из-за девушки Консульского класса.

Но то, что он сказал дальше, не имело никакого отношения к инциденту в ресторане.

— Ты не считаешь себя красивой? — наклоняясь ближе, спросил он.

К лицу прильнула теплая волна, а потом меня бросило в жар.

И тут я услышала Брук. Её голос поднимался над всем остальным, перекрикивая даже музыку.

Её грудной смех разливался ручьем. Как раз то, что надо, чтоб разрушить чары, под которыми я находилась.

Я обернулась чтоб найти её, пробегая глазами по толпе, и, довольно легко, вычислила её черные кудри.

— Извини, мне надо бежать, — спохватившись, уже через плечо бросила я.

Проталкивая путь руками, я двигалась сквозь движущуюся толпу, чтоб добраться до Брук.

И оказаться подальше от незнакомого чувства, осаждающего меня.

Наконец увидела её, стоящую на одной из поднятых платформ, с которой был хорошо виден весь танцпол. Она была зажата между двумя мужчинами из ресторана, теми самыми, которые рассказали ей об этом клубе.

Они были даже выше своего друга Макса, и, находясь рядом с ними и без того миниатюрная Брук казалась совсем крошечной.

Миленькая, хрупкая куколка.

На мгновенье я заколебалась.

Меня было не так легко запугать, но что-то такое было в тех двоих, что заставило меня остановиться.

Голова Брук была заброшена назад, лицо светилось от смеха, в то время пока она обожающими глазами поедала темнокожего мужчину рядом с ней.

Она выглядела маняще и соблазнительно обещающе одновременно.

Но мое внимание привлек другой мужчина. С более светлой кожей, бритой головой и колючими глазами.

Он был так же высок, как и его друг, такой же мускулистый. Рубашка с серебряными пуговицами плотно натягивалась на его широкой груди.

Он поддался вперед, поближе к Брук, и, пока её внимание было отвлечено, поднес один из её темных локонов к своему лицу.

А потом сделал вдох, вбирая ее запах.

Нюхая её.

— Чарли! — Увидев меня, воскликнула Брук, нетерпеливо махая рукой, предлагая мне присоединиться.

— Ты ведь помнишь моих друзей из ресторана? — Так она представила меня мужчинам по обе стороны от нее.

Мурашки пробежали по моим рукам — интуиция предупреждала об опасности.

Я потянулась к её руке.

— Нам пора, — сказала я, пытаясь оттащить её в сторону.

Но Брук вырвала руку. Потом прижала её к груди, словно обожглась.

— Чарли, притормози.

Я не готова еще уходить.

Я узнала этот тон. Доводилось слышать его уже множество раз перед этим.

Уходить она не собиралась.

Раздосадованная, не зная, как убедить её, я мучительно искала довод, а Брук, в свою очередь, пыталась уговорить меня.

— Да ладно тебе, Чарли.

У этих ребят самый прикольный акцент, какой я когда-либо слышала.

Послушай только! — Она повернулась к мужчине, несколько секунд назад нюхавшему её.

— Покажи ей.

Скажи что-нибудь, — сладким голосом приказала она.

И, прежде, чем я успела возразить, он выполнил приказание.

Но он говорил не на Аглайском.

Его речь была многозвучной и резкой.

За всю свою жизнь я не слышала ничего подобного.

Мир вокруг меня задрожал, протестуя.

Его язык был незнаком мне, голос тяжело колебался, становясь иногда грубым, но смысл слов был предельно ясен.

Я услышала то, что Брук не сможет понять никогда:

- Эта очаровательная малышка так вкусно пахнет. -

Мужчины понимающе улыбнулись друг другу, и я убедилась, что все правильно расслышала.

На этот раз, я крепко обхватила запястье Брук и уже не отпускала.

Только от осознания этого мне стало легче.

Я бросила нервный взгляд в сторону мужчины, присутствие которого заставляло саднить мою кожу. И дело было даже не в том что он сказал, а как он это сделал.

Потянув Брук за руку, я тихонько обратилась к ней.

— Мы должны идти.

Я себя не очень хорошо чувствую.

Это была не совсем ложь; мои руки, не переставая, тряслись.

— Неееет! — сказала она громко с раздражением в голосе.

— Давай останемся.

Я хочу потанцевать с… -

.

.

Она остановилась, сбитая с толку.

— Еще раз, как, говоришь, тебя зовут?

— Клод.

Его глубокий бас уродовал слово. И, хоть он и произнес его на Англайском, его имя прозвучало как Клауд.

Бруклинн хихикнула.

— Клад.

Я хочу потанцевать с Кладом.

Клод наблюдал за ней зорким взглядом, ничего не упуская из виду.

— Брук! — настаивала я, глядя только на неё.

— Ты обещала.

Деликатно нахмурив черные брови, Брук прикусила нижнюю губу.

— Но мы же только что пришли.

Что, если я его больше не увижу? — Надув губы, она повернулась к Клоду.

Его губы приоткрылись. Он терпеливо улыбнулся, зеленые глаза загорелись.

Его улыбка могла бы быть красивой, даже милой, но в другой ситуации и на другом человеке.

Когда он вновь заговорил, по воздуху вокруг меня побежали удушливые волны.

И опять его слова не были похожи ни на что услышанное мною до этих пор. И все же я прекрасно их поняла.

- Я буду присматривать за тобой, моя лапочка. -

При этом заявлении второй мужчина прищурил глаза и добавил:

- Её сложно будет упустить из виду. -

Услышав эти странные слова, я быстро моргнула, испугавшись, что могу выдать себя.

Что они могут догадаться — я поняла, хотя не должна была.

Брук выдернула руку.

— Нет! — кромко вскрикнула я, больше не беспокоясь, что могу привлечь внимание находящихся в клубе.

А потом вновь схватила её за руку и притянула к себе поближе.

— Брук, мы должны уйти.

Ты же обещала. — Скрепя зубы, умоляла я.

Бруклинн нахмурилась, но плечи её обмякли, покоряясь судьбе.

— Мне так жаль, — угрюмо сказала она, повернувшись к Клоду.

— Оставишь мне танец? Для следующего раза? — Многозначительная улыбка играла на его губах.

Он наклонился к ней и что-то прошептал на ухо.

И тут до меня дошло, что Макс последовал за мной на платформу.

Я понятия не имела, сколько времени он подслушивал.

Он стоял всего в паре метров от нас, внимательно наблюдая за мной. На лице его было новое выражение — любопытство.

И это совсем не то выражение, которое мне хотелось бы вызвать.

Я успокаивала себя тем, что это лишь померещилось.

Что нет никаких шансов, что он мог догадаться, или хотя бы заподозрить, что я поняла слова его друзей.

Я опять посмотрела на Брук, которая заправляла шелковистый черный локон волос за ухо.

Лукаво улыбаясь, она кивала Клоду.

Не было никаких сомнений, что сейчас Клод говорил на понятном ей языке.

Но я уже тащила её, уволакивая прочь от огроменных мужчин и их таинственного языка.

Подальше от удушливого страха, проникающего в меня.

МАКС

В бараках никогда не было абсолютной тишины, даже посреди ночи.

Вокруг себя Макс мог слышать шуршание постельного белья, не прекращающийся лающий кашель и приглушенные голоса разговаривающих вдалеке людей.

Он лежал на своей койке, стараясь шевелиться как можно меньше, притворяясь спящим, хотя спать абсолютно не хотелось.

Он не пытался выбросить ту девчонку из своих мыслей, просто не хотел делиться ими с остальными.

Лучше притвориться спящим.

Лучше избегать вопросов от тех, кто окружал его, кто держал его под постоянным надзором.

Было бы проще, если бы он был один.

Если бы он был по-настоящему один.

Но он сам выбрал такую жизнь, и поэтому возможности выбора не было. Так что все, что ему оставалось — разбираться со своими мыслями по ночам. Украдкой, и в то же время у всех на виду.

Из глубин памяти на него смотрели чистые голубые глаза. Глаза, которые он мечтал бы никогда не встречать.

И в которые надеялся заглянуть вновь.

Как можно скорее.

От неё будут проблемы. Уже тот факт, что он лежал без сна был тому доказательством.

Они обменялись всего парой слов, улыбкой. Несколько коротких минут, проведенных с ней в клубе, а он уже мучается и не может успокоиться.

Он вновь прокрутил в памяти последние моменты, когда последовал за ней в клубе. Как наблюдал за ней, слушающей игривую болтовню его друзей.

Он сразу обо всем догадался. Этого просто невозможно было не заметить — её широко распахнувшиеся глаза, задрожавший голос, рассыпавшаяся уверенность.

Она была не такой сильной, как бы ей хотелось.

Он волновался за неё, хотя на данный момент она была в безопасности — дома, с семьей, спящая в своей постели.

Ничего не подозревающая о страданиях, которые обрушила на него.

 

4

По дороге домой Бруклинн отказывалась говорить и даже смотреть в мою сторону, хотя я раз сто пыталась извиниться.

Может, если б я смогла объяснить почему нам пришлось покинуть клуб, она и простила бы меня. Но я не могла.

Но никому в мире, даже моей самой близкой подруге, нельзя было прознать о моих способностях…

О том, что я могу понять все, что услышу.

Ко времени, когда мы приблизились к окрестностям нашего дома в западной части города, — части торговцев, — я решила, что будет лучше, если сегодня заночую дома.

Конечно, так мои родители догадаются, что я сегодня ходила гулять, а не сидела у Брук дома. Но, судя по тому, как она смотрела исключительно прямо перед собой, прощать меня Брук не собиралась.

Во всяком случае, не сегодня.

Но я не жалела, что заставила её уйти.

Даже на следующее утро, в свете нового дня, была уверенна, что поступила правильно.

Я поняла, что сказал Клод прошлой ночью, и в тех словах было что-то не так…

Почему до сих пор я ни разу не слышала языка, на котором он говорил? Как вообще стало возможным его появление здесь? По мере увеличения угрозы революции рос и интерес других стран — стран, лелеявших надежду поживиться в час, когда наша защита ослабла, получить выгоду от королевы, находящейся в опасности — границы Лудании были закрыты, а иноземцам было приказано покинуть страну.

Туристические Паспорта больше не издавались.

И тем не менее, мне доводилось слышать все региональные вариации Терманского, Парсона и Англайского. Я была знакома со всеми их диалектами, знала все интонации и ритмы.

Или так мне казалось.

До этих пор.

Пока не услышала что-то совсем новое.

И почему я так уверенна, что мне не полагалось вообще слышать этот язык?

Хотелось бы знать, кем на самом деле являлись Клод и его друг.

Шпионами? Революционерами, общающимися шифром? Что-нибудь еще похуже? Эти вопросы и странное звучание этого нового языка преследовали меня всю ночь, лишая покоя.

Кое-что еще не давало мне спать, заполняя мысли. А мне не должно было быть никакого дела до этого

Темно-серые глаза, мягкие губы, нагловатая улыбка.

Я пыталась убедить себя, что глупо подпитывать подобные идеи, но каждый раз как только выгоняла его из головы, он находил лазейку и возвращался вновь.

На следующий день я увидела Бруклинн, ожидавшую на нашем старом месте на площади. Мне сразу стало легче.

Губы уже начали расплываться в улыбке, как вдруг дошло, что она делает вид, будто не замечает меня.

Арона пока не было — только она и я.

Я осторожно подошла, не зная, как вести себя после вчерашнего.

- Привет, — осторожно начала я. Ничего другого на ум не приходило.

Брук продолжала стоять, невозмутимо скрестив руки на груди. Школьная сумка лежала, перекосившись, у её ног.

Но, не смотря на вызывающую стойку, я знала, что она колеблется.

Иначе зачем же она пришла сюда? Она отвернулась в сторону, все еще отказываясь признать мое присутствие.

— Ладно, — признавая, что придется сделать первый шаг, вздохнула я, тут же возненавидев горечь извинения у меня на языке.

— Мне жаль, Бруклинн.

Знаю, тебе понравился тот парень…Клауд.

Я нарочно произнесла его имя именно так, в надежде сломить её железную оборону.

Но ничего не вышло. Она продолжала рассматривать небо над собой.

— Ну я не могу тебе ничего объяснить, просто не могу, — опять попыталась я.

— В них…было что-то странное. Что-то, чему нельзя доверять.

Это было все, в чем я могла ей признаться. И это сработало, она стала чуть притоптывать ногой.

Она слушала меня, и это было уже начало.

— Ты ведь знаешь, я не попросила бы уйти, если бы не волновалась…

Я запнулась, пытаясь придумать что бы ещё сказать.

И тут Брук сама повернулась ко мне. Непоколебимую нахмуреность сменило озабоченное выражение.

Она немного подумала, а когда, наконец, заговорила, мне захотелось вернуть время назад.

Грозное молчание было легче правды.

— Дело не в парне, Чарли.

Дело в тебе.

Что-то произошло вчера. И не только в клубе, но и в ресторане тоже.

Это ты вела себя странно…

Её голос понизился до шепота, когда она преодолела расстояние между нами, приблизившись настолько близко, чтоб никто не смог подслушать.

— Это ты ходишь по краю нарушения закона. И не обманывайся по этому поводу. Я видела, как вчера у школы ты дала мальчику печенье. Это опасно. Смертельно опасно.

Она прижалась ко мне щекой, ее слов почти не возможно было разобрать.

— Я твой друг, Чарли. Если хочешь чем-то поделиться со мной, я выслушаю. И сохраню твои секреты. Но ты должна быть более осторожна. Ради всех, кто тебя окружает.

Напуганая её словами, я отскочила. От изумления пересохло во рту.

Брук редко бывала серьезной.

А уж такой взволнованой она не бывала ещё никогда.

Я уставилась на неё, не моргая.

Она была права. Причиной проблем была я.

Не она.

И не Клод.

Я чуть не подпрыгнула, когда громкоговоритель над нами рявкнул:

— Обо всей подозрительной активности необходимо в обязательном порядке сообщать в ближайший патрульный участок.

Мне так хотелось признаться ей во всем.

Но тут послышался голос Арона, и момент был упущен.

— Жульничать не честно. Я даже не видел как ты ушла. Так что не считается.

Он улыбнулся, чуть скривив губы.

И тут же, от вида нас двоих, стоящих как статуи королевы, которыми заполнен был город, брови его полезли вверх.

— Все в порядке..?

Я порывисто вздохнула, бросив на Брук вопросительный взгляд.

Ты в порядке? глазами спросила у нее.

Не отрывая взгляда, Брук игриво толкнула меня плечом.

— У нас все хорошо, — думаю, эти слова больше предназначались мне, а не Арону.

Уже уходя, она через плечо посмотрела на него.

— Возьмешь мою сумку, Коротышка?

Я улыбнулась, увидев Арона, ожидавшего меня после школы внизу у ступеней

Арон, всегда поддерживающий и надежный. В тот же момент во мне все успокоилось.

Я не могу вспомнить, чтоб когда-то было по-другому.

Арон был светлым, непоколебимым и прямым как маяк в темноте.

Мне было сложно примириться с мужской фигурой, которая появилась на месте мальчика, которого я знала, но какие-то остатки моего друга детства еще были в нем — то, как его волосы были постоянно взлохмачены, небольшая дорожка веснушек на носу, с каждым годом становящаяся все менее заметной.

По-привычке, он потянулся за моей сумкой.

— Бруклинн просила передать, что ей пришлось уйти сегодня по-раньше.

Её отцу понадобилось, чтобы она была сегодня дома.

Я нахмурилась, несмотря на то, что Арон мне улыбался просто и беззаботно. Я пыталась припомнить, к какой момент его голос стал звучать так низко.

Разве такое возможно, чтобы я не заметила произошедших изменений?

— Она могла бы прогуляться с нами, — ответила я, без особой уверенности в голосе.

Хоть Бруклинн больше и не обижалась на меня, она была против нашей кампании в дни, когда отец требовал её присутствия дома.

Отец редко обращал на неё внимание, но, если такое всё же случалось, это означало, что по дому требовалась уборка или пополнение продуктового запаса на кухне.

Я понимала, что Брук чувствовала себя не нужной от того, что на неё так редко обращали внимание и то только в корыстных целя.

Я начала уже ненавидеть его, потому что она, похоже, не способна на подобное.

— Эй, Арон, твой папа много болтает…

Это был не вопрос. Мистер Грейсон был из таких людей, которым сплетни необходимы как воздух.

Он был бы опасным человеком, не будь таким дураком. Его легкомыслие можно сравнить было с легкостью, какой он трепал своим языком направо и налево.

Арон просто кивнул.

Он не обиделся на мои выпады в сторону его отца…конечно, он всё понимал.

Он посмотрел в мою сторону с любопытством, на его губах играла улыбка.

— Чего ты добиваешься?

Я пожала плечами, забеспокоившись, что переступила допустимые границы.

Я осторожно продолжила в том же направлении.

— Что он говорит про Бруклинн? Про её отца?

Усмешка исчезла с его лица.

— Ты о чём?

Я снова пожала плечами.

— Ты понимаешь о чём я.

Твой отец когда-нибудь говорил о них? Говорил, как у них там дела?

Хватает ли у мистера Маера работы? Может ли он содержать их двоих? А Брук…

Мне было тяжело произносить оставшуюся часть вопроса, даже при том, что я уже тысячу раз задавалась им.

— Если хоть малейшая опасность, что её отберут у отца? — Бруклинн уже было почти семнадцать, она была всего на несколько недель младше меня. И меньше чем через год, уже сможет сама принимать решения и отвечать за себя.

Но до тех пор она рискует угодить под опеку королевы.

А это означало, что её отправят в трудовой лагерь. Но в этом случае, Бруклинн скорее умрет, чем примет потерю статуса Торговца и скатиться вниз на ступень своего социального положения.

Все сироты становились членами Обслуживающего класса.

Арон остановился. Лицо его теперь было серьезным, а глаза необыкновенно печальными.

— Я слышал кое-что. — сказал он с сожалением в голосе.

— Покупатели иногда болтают про Бруклинн в лавке моего отца, но эти разговоры не касаются её благополучия.

Они говорят, что она слишком своенравна, что отец плюнул на неё, что он ей слишком много позволяет.

Кто-то утверждает, что отец должен держать её под замком, другие говорят, как это печально, что матери её больше нет и некому её контролировать.

Он покачал головой.

— Мне не приходилось слышать, чтобы отец не мог бы содержать её, но я волнуюсь всякий раз как её имя всплывает в разговорах.

И я боюсь, что вскоре услышу как их причитания вылились в нечто худшие, — он посмотрел на меня, перехватив мой взгляд, — в нечто опасное.

Мы оба знали к чему он клонит. У меня перехватило дыхание и я потянулась к его руке.

Я хотела сказать ему, что это было невозможно, что никто не может заподозрить Бруклинн в предательстве, что никто не посмеет обвинить её в связях с революционерами.

Но я понимала, что не права.

Я знала, что у Брук нет бунтарских мыслей, но кто-нибудь другой мог посчитать иначе и высказать свои мысли вслух.

Иногда, чаще, чем хотелось бы, достаточно было пообещать награду и твой же сосед мог легко изменить свои привязанности.

И такая как Брук, девушка без матери и отца, способного высказаться в её защиту, могла стать легкой мишенью.

— Надеюсь, ты предупредишь меня, если услышишь подобные разговоры? — спросила я, не совсем представляя что же буду делать с этой информацией. Но понимала, что просто не могу позволить, чтобы её забрали.

Как это случилось с Шайенн Гудвин.

— Ты же знаешь, что предупрежу. — заверил меня Арон, и я знала, что он именно так и поступит.

Он взял меня за руку, и мы шли так всю дорогу. Это напомнило мне, что он всё еще мой друг.

И что я могла рассчитывать на него.

Я склонила голову к его плечу, получив еще одну порцию утешения от того, что он рядом.

— Сколько раз я должна повторить тебе? Это была случайность.

Я не сразу поняла, что она перешла на Термани.

Я уже устала объясняться, но было не важно, сколько бы раз я не повторяла эти слова, мой отец не удовлетворялся этим объяснением.

Он был слишком взволнован.

Он расхаживал по комнате взад и вперед, и, не смотря на то, что у него был целый день, чтобы успокоиться после инцидента в ресторане, который случился на кануне вечером, его плечи были по-прежнему опущены под тяжким бременем, которое я на них взвалила.

Из-за своей оплошности.

— Чарлина, пожалуйста, это не те ошибки, которые ты можешь себе позволить.

Всё о чем я говорю, так это то, что ты должна быть осторожна.

всегда осторожна.

Лицо отца раскраснелось, он приложил мозолистую руку к щеке.

По лбу пролегли морщины, он хмурился.

— Я беспокоюсь за тебя.

Я переживаю за всех нас.

— Знаю, — ответила я, упрямо отказываясь потакать своим родителям, которые предпочитают говорить на Парсоне.

Я предпочитала, по большей части, говорить на Англайском.

Всё время на Англайском.

Тогда не было места недоразумениям, не было места ошибкам.

Я хотела бы, чтобы все понимали это так же, как и я.

Он присел на диван в маленьком жилом пространстве нашего дома.

Здесь было уютно, и оно было наполнено воспоминаниями.

Я знала наизусть каждый уголок, каждый камешек, каждую деревянную дощечку и каждый темную щелочку.

Это был дом, в котором я родилась и в котором воспитывалась. Внезапно я почувствовала себя недостойной этого спасительного островка. Из-за того, что не оправдала доверия отца.

Я понимала — возможно, даже больше, чем кто-либо — чем ему пришлось пожертвовать, чтобы обеспечить нашу безопасность.

Я всё еще помню ту ночь, когда была того же возраста, что и Анджелина сейчас.

Ночь, когда некий человек постучал в нашу дверь требуя поговорить с моим отцом и отказываясь уйти без ответов на свои вопросы.

Отец затолкал меня в мою спальню, наказав ждать там, пока он не скажет, что я вне опасности и разрешит выйти.

Или до тех пор пока мать не вернется домой.

И я старалась повиноваться. Попыталась спрятаться под кроватью — как он и настаивал — но я была так испугана.

Тот вечер был еще так свеж в моей памяти: холодный каменный пол под моими босыми ногами, когда я выползла из своего укрытия; кукла, прижатая к груди, слова, громыхающие по ту сторону двери.

— Джозеф, я слышал, что она сделала.

Тот человек заговорил с ней на Термани и она ответила ему.

Она поняла всё, что он сказал.

— Она же мерзость! — голос, что я услышала, в котором слышались негодование и страх, не принадлежал моему отцу.

— Ничего ты не слышал.

Она дитя.

Она всего лишь забавлялась.

— Нет, она действительно всё понимала и ты подвергаешь нас всех риску позволяя ей здесь находиться.! — Я задержала дыхание, прислонившись лбом к грубо-отесанным доскам двери, единственной преграде, разделяющую меня с отцом.

А затем мой отец произнес рассерженным, но настойчивым голосом.

— Ты должен покинуть мой дом.

Тебе нечего здесь делать.

Последующая тишина, была слишком долгой, и такая значительная, что уже тогда я достаточно хорошо понимала, что это такое, бояться пустоты.

Я отступила на шаг назад, всё еще дрожа в полумраке.

Я помнила, как тот другой мужчина потом снова заговорил, почти шепотом.

— То что она умеет, не законно.

Либо ты сдашь её, либо я.

Мой отец тут же ответил.

— Я не могу позволить тебе так поступить.

Я попятилась назад, крепко прижимая к себе куклу, делая медленные и осторожные шаги, я попятилась назад.

Как и велел папа, я, как можно тише, забралась под кровать, свернувшись там калачиком. А по щекам текли слезы.

Закрыв лицо руками, пыталась защититься сначала от ужасных звуков, а потом от оглушающей тишины, наступившей за дверью.

Я дрожала в темноте, панически страшась, что эти звуки появятся вновь и, проникнув сквозь закрытую дверь, доберутся до меня.

Но ничего такого не произошло, а последовавшия потом тишина, казалось, тянулась бесконечно.

Когда я устала, то положила лоб на холодный пол и ждала.

Наконец, когда скрипнула входная дверь, моё сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

В мгновение ока во мне все встрепенулось.

Я открыла глаза пошире, чтобы постараться повнимательнее рассмотреть сквозь темноту, чьи же это ноги прошаркали к моей кровати.

По моей коже пробежали мурашки от скрипучего звука, издаваемого тяжелыми ботинками об каменный пол.

Я приподнялась на локтях, вглядываясь в темноту.

В горле стоял ком.

А потом матрац надо мной прогнулся и я услышала тяжелый вдох.

— Ты уже можешь выйти.

Услышав голос своего отца, я поползла на животе, изо всех сил работая локтями.

Но не успела полностью вылезти, как отец уже тащил меня вверх, прижимал к себе.

Обвив отца руками, подогнув под себя ноги, я уселась на его теплых коленях.

Вдохнула его запах.

Он долго держал меня прежде, чем заговорить снова, вероятно потому что было очень много всего, о чём мы не должны говорить, очень много того, что должно остаться невысказанным.

Наконец его голос загрохотал из груди напротив моего уха.

Теперь он говорил на Англайском. Более мягкие слоги языка заставляли его слова казаться менее резкими, чем прежде, когда он разговаривал с человеком в другой комнате.

— Ты не можешь больше допускать подобных оплошностей.

Ты должна быть осмотрительней.

Когда он снимал меня со своих коленей и укладывал на мягкие подушки, то переключился назад на более гортанный тон нашего родного языка.

— Теперь отдохни, родная.

Мне нужно прибраться, пока твоя мама не вернулась.

Он подоткнул одеяла вокруг меня и наклонился, мягко прижимая губы к моему лбу.

Отяжелевшие веки закрылись, и я помню то чувство безопасности и надежности, от осознания, что отец защитил меня. Что он всегда будет защищать меня…

в то время как я пыталась забыть о крови, которой была покрыта его рубашка.

Я вздохнула, когда смотрела на своего отца сейчас, зная, что все, что он когда-либо хотел — держать нас в безопасности, меня и Анджелину.

Так почему же для меня было настолько трудно признать, что я совершила ошибку? — Ты прав, Папа.

Наконец, сказала я.

— Я буду более осторожно себя вести.

Обещаю.

Он улыбнулся мне.

Это была жалкая попытка, но я ценила его усилия.

— Знаю, родная, так и будет.

Он взял меня за руку и сильно стиснул мои пальцы в свое руке.

Входная дверь распахнулась и внутрь вприпрыжку проскакала Анджелина, маленькая и энергичная. Благодаря её спутанным и непокорным волосам она походила на крошечный вихрь.

Мама зашла следом за ней.

— Ты готова ко сну? — Спросила я сестру, качая ее в руках и используя в качестве оправдания, чтобы избежать мучительного ощущения того, что разочаровала отца.

Анджелина закивала, выглядя далеко не сонной

Я пожала плечами в сторону родителей, пока несла вертлявую маленькую девочку в спальню, которую мы делили, и уложила ее на единственную кровать.

Я оставила ее раздеваться, пока ходила за влажной тряпкой, чтобы вытереть часть грязи, которую ей удалось накопить в течение дня.

— Смотреть страшно, — упрекнула ее я, отчищая грязь с ее алебастровой кожи.

Она заулыбалась во весть рот. Усмешка четырехлетки.

— На Маффин тоже страшно смотреть, — жаловалась я, глядя на неряшливую игрушку, — старого, потрепанного кролика, подаренного мной, которого она всюду таскала с собой.

Время не прошло даром и для Кексика.

Его мех сильно истерся в некоторых местах, поэтому выглядел он довольно паршиво.

Пятна заставляли его родной мягкий белый цвет казаться коричневым и грязным, даже выцветшим.

Анжелина сжимала изодранного кролика, не позволяя даже приближаться к нему мокрой тряпкой.

К тому моменту, как я закончила отмывать младшую сестру и переодевать ее в длинную ночную рубашку, Анджелина вяло опиралась на меня, едва в состоянии поддерживать собственную голову.

— Давай же, сплюха, — прошептала я, укрывая одеялами маленькое тельце и маленького грязного кролика около нее на подушке.

Анджелина никогда не ложилась спать без Кексика.

Я забралась к ней в постель, оставив лампу возле кровати и вытащив ткань, что дал мне Арон.

Я уже раскроила ее, моделируя выкройку собственного сочинения, и скрепила детали вместе.

Вытащила иголку из катушки ниток, которую оставила на своем ночном столике и принялась за работу, еще раз отмечая шелковистость ткани между пальцами, и задаваясь вопросом каково это, носить что-то настолько прекрасное.

В поисках тепла ноги Анджелины подвинулись на мою сторону кровати и через прохладные простыни нашли дорогу под мои ноги.

Так Анджелина желала спокойной ночи.

Для неё это был единственно возможный способ.

 

5

Не составило никакого труда уговорить Бруклинн снова отправиться в клуб, и я на самом деле и не думала, что столкнусь здесь с какими-либо трудностями.

Брук обычно была крайне предсказуема.

— Ну, и кто он? — Конспиративным шепотом спросила она, придвигаясь ближе и обвивая мои плечи рукой.

Она подмигнула Анжелине, которая сидела на кровати, скрестив ноги и глядела на Брук с восторженным обожанием.

— Я никого не видела рядом с тобой той ночью, но у тебя никогда ещё не возникало желания пойти в клуб дважды за неделю.

Она не ошиблась — с той ночи в “Жертве” я не переставая думала о загадочных серых глазах.

А это было два дня назад. Пока еще не одному парню не удавалось задержаться в моей голове на такое время.

Я не очень понимала, что было такого в этом Максе.

Он пугал меня так же сильно, как и интриговал.

И все же, как бы сильно не пугала перспектива столкнуться с его друзьями, мне отчаянно хотелось вновь увидеть его.

— Всё не так, — попыталась объяснить я, но Бруклинн и слушать не хотела.

— Серьезно, Чарли? Не верю тебе ни граммочки, тем более, если собираешься надеть это.

Глядя на меня оценивающе, она подозрительно сузила глаза.

Я почти улыбалась.

Фасон платья я придумала сама, но все равно оно казалось мне черезчур вызывающим.

Или недостаточно вызывающим.

Я не была такой, как Бруклинн.

Я не привыкла чувствовать себя настолько открытой — одно плечо голое, другое прикрыто лишь тонкой полоской темного шелка.

Ткань, струящаяся по телу, казалась невесомой. Ощущение, несравнимое со свободными хлопковыми платьями, которые я носила.

— Забей. Если уж ты не хочешь мне ничего рассказывать…

За этими словами последовали надутые губы, что, как я думаю, беззаговорочно срабатывало с парнями.

— А тебе она что-нибудь рассказывала? — спросила Брук у моей сестренки.

Анжелина покачала головой, потом придвинулась вперед, положила подбородок на руки и выжидательно уставилась широко распахнутыми голубыми глазами.

— Ну, серьезно, Брук, ничего такого. Он просто…такой необычный. Я всего-то и хочу еще раз с ним поговорить. Это не то, что ты думаешь.

Но, в конечном итоге, мои мотивы в расчет не брались — Брук пошла бы, не взирая ни на что.

Так что позже тем вечером, стоя у дверей “Жертвы”, я с удивлением почувствовала облегчение, поняв, что клуб все еще открыт.

И в тоже время, мне было еще более неуютно, чем в первый раз.

Некоторые вещи никогда не меняются: другой вышибала, та же рутина.

Бруклинн, как обычно, похоже, наслаждалась осмотром, в то время как меня воротило от этого.

И даже больше, чем в прошлый раз, — из-за моего нового платья.

Как обычно, верзила на дверях позволил нам пройти взамен на сдобреную наркотиком печать на руке.

В месте, где отпечатались чернила, кожа начала гореть еще до того, как мы спрятали наши паспорта.

Я едва взглянула на печать, слишком увлеченная поиском чего-то — кого-то, хотя прекрасно понимала, что скоро на том месте будет жечь невыносимо.

С легкостью, с которой прошли мимо вышибалы, мы были обслужены и синеволосой барменшей, которая на этот раз даже дала Брук сдачу, хоть и высчитала оттуда порядочные чаевые для себя.

Сегодня клуб был еще более оживленным. Я посмотрела вверх, где на помостах танцевали девушки, на которых уже вместо бус были надеты перья.

Они были обворожительными, словно экзотические птицы, переливающиеся пурпурным, голубым и зеленым.

Брук потащила меня сквозь толпу, она уже была увлечена музыкой, мужчинами и наркотиком, проникающим в её кровь с печати на руке.

Мои глаза постоянно двигались — выискивая…выискивая.

Но в эту ночь Макса нигде не было видно.

Я искала взглядом двух других тоже — его друзей, говоривших на незнакомом языке, правда, по совсем иным причинам.

Их я буду стараться избегать как только возможно.

Брук сказала, что хочет потанцевать, и я отпустила её.

Я была слишком поглощена в свои мысли, надеясь, что Макс еще появится.

Я смотрела, как легко она скользит в массе тел, выискивая для себя место на танцполе.

Голова отяжелела, но я знала, что тому виной был лишь наркотик, блуждающий по кровеносной системе.

Мельком глянув на руку, я увидела горящий в свете неона знак.

Шестиконечная звезда.

Я закрыла глаза, ожидая что недомогание пройдет. Но мне вдруг стало здесь невыносимо жарко, невыносимо тесно и оглушающе громко.

Мне нужно на воздух.

Я посмотрела в сторону выхода, туда, где вышибала раздевал своим сальным взглядом еще одну несовершеннолетнюю девушку. Меня аж передернуло.

Наверняка в клубе должен быть еще один выход на улицу. Запасной.

Выбравшись из толпы у перил, я отправилась и на его поиски.

Я не знала точно, в каком направление собираюсь идти. Но для начала решила, что противоположная направление будет отличным выбором.

На данный момент, это было самое логичное решение.

— Извините, — бормотала я, проталкиваясь по танцполу сквозь скопление извивающихся тел.

Я высматривала Бруклинн, но никак не находила. Похоже, она растворилась в океане лиц, окружающих меня.

И все это время могла отделаться от мысли, что должна просто найти место, чтобы отсидеться и переждать, когда пройдет это бредовое состояние.

А вскоре тошнота, завладевшая мной, потребовала, чтобы я избавилась от хаоса в своей голове.

Достигнув другой стороны танцпола, я вскарабкалась по ступеням на одну из платформ в надежде найти дверь, ведущую наружу.

Но не увидела ни одной.

Я остановилась в неуверенности, наблюдая за двумя мужчинами и женщиной. Их тела были переплетены в объятии, лаская и целуя друг друга.

Волосы девушки были цвета слоновой кости и, казалось, меняли свой цвет в свете огоньков, мерцающих сверху.

У одного из мужчин шевелюра была окрашена в сияющий оттенок красного. Волосы второго были золотистыми, слегка вьющимися.

Создавалось впечатление, что троица двигалась синхронно, словно те танцовщицы наверху.

Огромная зеркальная стена за ними вторила им, отражая их руки, ноги, переплетенные между собой, сливая три тела в одно.

И тут сразу за ними, у самого края зеркала, я заметила тяжелую черную штору, низ которой был украшен золотистым шнуром.

Размер этого куска ткани был как раз таким, чтоб можно было скрыть за ним дверь.

Я вдруг почувствовала неуемное желание узнать, что находится за шторой.

Музыка пульсировала вокруг тяжелым биением басов.

Я побаивалась, что кто-нибудь из троицы может заметить, что я собиралась сделать, и попытается остановить меня. Ведь они могли быть охранниками этого места.

Но, похоже, никто из них даже не заметил моего присутствия, и я бесприпятственно проскользнула мимо них.

Приблизившись к шторе, я, отодвинув край, осторожно заглянула за неё.

Штора скрывала длинный темный коридор, освещаемый лишь тусклыми вспышками света, проникающими из небольшого пространства, только что созданного мной. Увидеть что-либо в глубине коридора было невозможно.

Тем не менее, мне все еще нужно было выйти на улицу, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

Я шагнула вперед, штора, тяжело колыхнувшись, закрыла проем за спиной. Я стояла там, сдерживая дыхание, боясь, что кто-то заметил, как я пробралась сюда.

Сердце бешено стучало, нервы напряглись.

Я гадала о том, что происходит позади и стоит ли вообще здесь находиться.

Ведь не зря же вход сюда был спрятан шторой.

Вспышки клуба не проникали за плотную черную драпировку, и мои глаза привыкали к темноте очень медленно. Но, в конце концов, я начала различать очертания пола, стен и размытые прямоугольники двух закрытых дверей.

Убедившись, что меня не застукали, я поддалась вперед, медленно делая один шаг за другим.

Остановившись у одной из дверей, прижала ладонь к её деревянной поверхности.

Страх усилился, он душил меня.

Я протянула руку, пытаясь повернуть ручку, но дверь была заперта.

Тяжело опустив плечи, я выдохнула.

Над верхней губой проступили капельки пота. Затем я двинулась к двери в конце коридора.

Эта дверь была металической.

Это она.

Та дверь, что я искала.

Мои пальцы нащупали ручку.

Я надавила, и ручка легко поддалась. Кликнула защелка, и этот звук показался мне громче оглушающей музыки клуба.

Я уже собралась открыть эту дверь, как вдруг чья-то рука крепко схватила меня за плечо.

Сердце, подскочив в груди, понеслось в бешенном галопе.

Я резко повернулась, и, врезавшись в непоколебимую стену мускул, сразу же подумала о вышибале на входе.

Я пыталась развеять туман в своей голове, заставить себя соображать быстрее.

— Я могу тебе помочь? — спросил мужской голос.

Я поняла, что это не вышибала. Тот омерзительный голос узнала бы сразу же.

Тем не менее, намерений этого человека я не знала.

Любопытство? Недоверие? Или что похуже…угроза?

— Я…я… — Я изо всех сил пыталась найти правильное объяснение тому, что делала.

— Я…Я просто заблудилась, — наконец выдавила я из себя.

Тут он потянулся к стене по правую сторону от него.

Затем последовал легкий щелчок включателя.

Свет красной лампы под потолком над нами залил все пространство и позволил рассмотреть мужчину, с подозрением хмурящегося на меня.

Темные волосы свободно спадали ему на плечи, лицо покрывала щетина недельной давности.

Меня поразили его глаза — по-кошачьи хищные, отражавшие красным при этом освещении.

— Тебе не следует здесь находиться, — холодным тоном заявил он. — Здесь не безопасно.

Неосознано я потерла тыльную сторону ладони, где кожа пекла и чесалась.

— Мне нужно на воздух, — выдохнула я.

Сердце учащенно билось, меня качнуло.

Он подхватил меня за руку, чтоб поддержать и спросил:

— Тебе необходимо присесть?

— Да, — пробормотала я, расчесывая печать на руке. — Не помешало бы.

Я почувствовала как пол стал уходить из-под ног, а кровь отхлынула от лица.

Он обнял меня за талию, скорее всего испугавшись, что я тут же, в коридоре, рухну на пол. Он не повел меня обратно в клуб, а к первой же ближайшей двери в проходе — закрытой двери.

Вытащил ключ из своего кармана и отпер её, прежде чем я успела что-либо возразить.

И через несколько секунд обнаружила, что лежу без сил на зеленом вельветовом диване, от которого пахнет дымом. Дым от легальных и нелегальных наркотиков. Я запрокинула голову назад и закрыла глаза.

Никогда еще прежде не видела в клубе приватную комнату.

Поговаривали, что в клубах, над баром и танцполом, есть номера-люкс, в которых элита — те, кто в состоянии заплатить баснословные суммы хозяевам заведений — обслуживалась по высшему разряду.

А еще ходили слухи о притонах, в которых исполнялись самые порочные желания. Конечно, тоже за соответствующую плату.

Эта комната не представляла собой нечто совсем иное. В ней не было ничего шикарного или стращащего.

Я взглянула на мужчину, который сидел в кресле напротив меня.

Он наклонился вперед, упираясь локтями в свои колени и внимательно изучая меня.

Я не была уверена, могу ли находится с ним наедине в одной комнате.

Я гадала откуда он взялся. Когда наткнулся на меня в коридоре.

— Это ваш клуб? — спросила я, сиплым голосом.

Он нахмурился, и я обратила внимание на шрам, пробегавший поверх брови и спускающийся вниз до самого подбородка.

Шрам был бледный и уже давний — от старой раны. И когда он хмурился как сейчас, у краев появлялись морщинки.

— Нет, это не мой клуб. Но люди, которые здесь заправляют, позволили мне вести здесь свои дела.

И то как он произнес “свои дела”, подсказывало, что это нечто незаконное.

Непрерывно мерцающий свет клуба наполнял комнату, попадая сюда через огромное, во всю стену, окно.

Световые блики падали на его лицо, постоянно меняя цветовую радугу.

По обратную сторону окна я видела уже знакомую троицу — двух мужчин и темно-волосую женщину, которые все так же продолжали целоваться и ласкать друг друга, и вспомнила о зеркале у них за спинами.

Я поднялась с дивана, и, слегка покачиваясь, обминая несочетающуюся мебелировку комнаты, подошла к стене из стекла.

Кончиками пальцев прикоснулась к ней.

— Они не могут нас видеть? — Я была слегка обалдевшей.

Никогда не слышала о подобных штуках.

Таинственным образом он тут же оказался рядом.

— Нет. С другой стороны зеркало; через него можно смотреть только в одном направление.

— Как странно, — прошептала я.

У меня всё еще кружилась голова, и трудно было сосредоточиться.

Вокруг всё двигалось как в замедленной съемке. В горле пересохло, веки налились свинцом.

Я не могла остановиться и всё почесывасала свою руку.

Он проследил за моим движением.

— Можно мне? — спросил он, взяв мою руку.

Дорожки тонких белых шрамов зигзагами бежали по его пальцам.

Я не отрываясь смотрела на шрам, едва скрытый копной падавших на лицо волос.

Не могла оторвать взгляда, пытаясь собраться с мыслями.

Покрытое щетиной лицо было жестким, но все же в его выражении скользила открытость. Он терпеливо ждал моего ответа, и я решила, что ничего страшного не случится, если он осмотрит мою руку.

И я позволила ему.

Прохладными шершавыми кончиками пальцев он провел по припухлым краям звезды.

А потом сунул руку в карман и достал оттуда маленький черный контейнер.

Внутри была мазь с довольно приятным острым запахом сырой земли и цитрусов.

На этот раз он не спросил разрешения и сразу смазал горящую кожу, втирая средство большим пальцем.

Я не очень понимала, как реагировать.

Часть меня настаивала, что это было плохой идеей, позволить совершенно незнакомому человеку — человекe, которому я совершенно определенно не могла доверять, втирать в мою кожу какую-то мазь.

Кто знал из чего она?

Но была и другая часть меня, которая молча наблюдала, удивлявшаяся сама себе, как легко я уступила под его настойчивым взглядом.

— Вот, — сказал он, закрывая контейнер и сжимая его в моей ладони.

— Скоро ты почувствуешь себя лучше.

Он ошибался.

Мне уже лучше.

Кожа на тыльной стороне ладони больше не ссаднила, а голова перестала кружиться.

Мысли прояснились.

— Кто вы? — наконец спросила я.

Улыбаясь, он склонил голову набок.

— Меня зовут Ксандр. А ты — он приподнял брови, — Чарли.

Я дернулась вперед, внезапно забеспокоившись.

Откуда он знает мое имя?

Он усмехнулся и объяснил, — Я видел тебя в клубах. Тебя и твою хорошенькую подружку.

Ну, конечно же, он имел в виду Бруклинн.

Все обращали внимание на Бруклинн.

Было трудно представить, чтобы я никогда не замечала его прежде.

Его сложно было пропустить.

— Извини. Было очень приятно познакомиться с тобой, Ксандр, но мне правда очень нужно сейчас же разыскать свою подругу.

И это было правдой.

Голова прояснилась, и я осознала своё положение: никто не знает ни где я нахожусь, ни с кем.

На какое-то мгновение подумала, что он будет возражать против моего ухода или попытается уговорить меня, чтобы я осталась.

Он стоял как раз между мной и выходом. В комнате повисла тяжелая, затяжная пауза.

Я задержала дыхания, пытаясь успокоить своё сердце.

Но через мгновенье он уступил мне дорогу.

И вновь в голове мелькнуло, что в нем было что-то хищное — в грациозности, с которой он двигался, не сводя с меня поддернутым серебром глаз.

Стиснув коробочку с мазью в руке, я напомнила себе, что ничего плохого он не сделал.

— Сюда.

Он провел меня по темному коридору обратно в клуб.

У выхода из коридора мы остановились. Он придерживал меня за локоть.

Мы постояли какое-то время, в молчании наблюдая за толпой.

— Вон она.

Его глубокий низкий голос почти смешался с музыкой.

У входа произошел внезапный всплеск активности, и, казалось, все вдруг повернулись в ту сторону, чтобы узнать, что происходит.

Пальцы Ксандера крепче сжали мою руку.

Уверена, что он сделал это не нарочно.

И вряд ли даже обратил на это внимание.

В одно мгновенье он буквально застыл, настороженно глядя в сторону входа.

Толпа зашевелилась, расступаясь.

Прибывших еще не было видно, но одно уже их появление накалило атмосферу в клубе.

А затем из людской массы, заполнившей пространство у входая. показались трое мужчин. В одном из них я сразу узнала Макса.

Дыхание перехватило.

И опять бросилось в глаза — Макс не вписывался в это окружение.

В отличие от Ксандра.

В отличие от меня.

Я едва замечала его компаньонов, наблюдая, как его оценивающий взгляд пробегает по клубу.

Я не смогла держать удивление, в глубине души надеялась, что это меня он искал.

Я стояла не шевелясь, когда его глаза, мрачно вспыхнув, остановились на Ксандре. Это длилось всего пару секунд и можно было подумать, что мне померещилось.

А потом это самоуверенный взгляд скользнул на меня. Я буквально вросла в пол, не в силах оторвать от него глаз, не моргая, застыв.

Затаив дыхание, я ждала, что же произойдет дальше, надеясь, что он узнает меня.

И, показалось, в его выражении промелькнуло что-то — чуть сузились глаза, чуть приподнялись уголки рта.

Но все промелькнуло за какую-то секунду, и он невозмутимо продолжил свой путь.

Глядя вслед уходящему Максу и его компаньонам, я почувствовала горечь разочарования, разливающуюся во мне.

Какая же я дура, что пришла сюда в надежде встретиться с ним, что шила платье с мыслями о нем, что надеялась на его внимание.

— Кто они такие? — наконец спросила у Ксандра.

Но когда повернула голову, увидела, что Ксандр исчез.

Машинально посмотрела на свою руку, просто чтобы убедиться, что все это не приснилось мне, что он на самом деле был здесь.

Кожу больше не пекло и печать — шестиконечная звезда — почти полностью исчезла.

Разжав кулак, я коснулась коробочки с мазью.

Ксандр был на самом деле, он мне не привиделся.

И вдруг я стала совершенно уверена, что у него есть ответы на мои вопросы.

КСАНДЕР

- Так что, Дер, это была она? -

Спросила Иден, двигаясь как живое дыщащее воплощение урагана. Энергия всегда била в ней ключом.

Она плюхнулась в кресло напротив него, положив локти на стол, поддалась вперед, глядя в упор.

Раздосадовавшись, что его прервали, Ксандер сунул потрескавшуюся фотографию в бумаги, лежавшие перед ним на столе. Непроизвольно пробежался пальцами по шраму на лице — старая привычка.

Ксандру не нравилось, когда ему докучали. Но Иден была одной из немногих, кому сходила с рук эта назойливость.

— Пока не знаю. Но думаю, что она может быть той самой.

Затем он поправил себя.

— Я почти в этом уверен.

Над головой музыка из клуба продолжала отбивать неистовый ритм, сотрясая потолок.

Так будет продолжаться до рассвета.

Некоторое время Иден обдумывала его слова, играя прядью волос.

А затем из неё посыпались вопросы, над которыми он и сам размышлял всю ночь.

— А как насчет гвардейцев, они видели её? Догадываются, кто она? -

Он лишь пожал плечами — ответов у него не было.

— Я не знаю. Они определенно видели её, причем поняли, что она была со мной, хотя вряд ли знают по какой причине. Но понятия не имею, догадываются ли они о том, кто она. -

Он помедлил, обдумывая, стоит ли задавать следующий вопрос.

Он доверял Иден всем сердцем, но было заметно, что она и так уже слишком взволнована. А добавлять ей лишних переживаний не хотелось.

Она поднялась и начала взад-вперед отмерять пространство под клубом — их последнее прибежище.

Оставаться в нем больше они не могли.

Он не знал наверняка есть ли за ними слежка, но рисковать не мог.

Клубы были хорошим прикрытием, отличным местом для передачи информации, но оставаться подолгу на одном месте было небезопасно.

Если не придерживаться этого правила, можно попасть под проверку, которая разоблачит их.

Поэтому уже с наступлением дня их здесь не будет.

Воспользовавшись ключом, доступ к которому был лишь у неё и Ксандра, Иден проверила небольшой переносной тайник, который всегда держался под рукой.

Наконец он прервал молчание:

- Ты видела, кто был с ними сегодня? -

Её взгляд метнулся к нему, и поначалу он подумал, что она промолчит.

Черные глаза Иден наполнились тревогой, страхом и волнением.

Она подняла переносную пусковую установку гранаты, прижав её к себе как ребенка.

— Это был Макс, да? -

МАКС

Он приблизился к своей королеве с особой осторожностью, так же, как делал это всегда.

В комнате было тепло, даже жарко. Впрочем, как обычно. Чем старше становилась королева, тем слабее было её тело.

Но он опасался не физического состояния королевы.

Её мозг был все ещё таким же острым, а настроение менялось с неимоверной быстротой.

Её ни в коем случае нельзя было недооценивать.

— Ваша Светлость, — вкрадчивым голосом произнес он на королевском языке, слыша, как напарники вторят ему. Все трое склонились перед ней в земном поклоне.

Ответ последовал тут же, в нем слышалось нескрываемое нетерпение.

— Поднимитесь! У меня нет времени на вашу ерунду.

Переходите к делу. -

Её взгляд упал на темнокожего мужчину, стоявшего напротив.

— Что ты можешь сообщить? -

Так обращались не к нему, Макс отступил в сторону, сцепив руки за спиной, терпеливо ожидая, когда обратятся непосредственно к нему.

— Думаем, мы обнаружили их последний командный штаб, Ваша Светлость. Один из клубов в городе. Сейчас информация проверяется, и, как только будет подтверждение, мы начнем действовать. -

Королева обдумывала услышанное, не отрывая взгляд от громилы напротив неё.

Мужчина поменьше задрожал бы под этим испепеляющим взглядом, но Зафира не так то легко было сломить.

В королевские гвардейцы отбирались только бесстрашные кандидатуры.

— Больше ничего не хотите добавить? -

Она посмотрела на другого гиганта перед ней.

— Нет, Ваше Величество.

Клод отвечал кратко и чётко.

Наконец она повернулась к Максу, в первый раз обращаясь к нему.

— А что по поводу девушки? Есть какие-нибудь новости? -

Он смотрел на свою королеву, изучая её сморщеную кожу сероватого оттенка и помутневшие глаза, гадая, как вообще она способна что-то рассмотреть сквозь пелену, застилающую их.

Тем не менее, он точно знал — от неё ничего не ускользнет.

Кроме, может, этого:

- Нет, Ваше Величество. Мы ничего не узнали о девушке. -

Ложь легко скатилась с языка, и вдруг он представил, как с такой же легкостью скользящую гильотину, отделяющую его голову от тела.

Он искал причину, по которой не сказал правды, утаил информацию.

Это же была его королева, и он был просто обязан выкладывать любые имеющиеся сведения.

Перед глазами возникла бледная девушка с русыми волосами, которую он видел уже дважды. И, оправдывая себя, решил, что, по большому счету, не соврал.

Он на самом деле не знал о том, кто она.

Он никак не мог знать, она ли та самая разыскиваемая девушка.

Королева окинула его с ног до головы изучающим взглядом и — судя по отвращению на её лице — что-то заподозрила.

Но он тут же отбросил эту мысль.

— Можете идти, — коммандным тоном произнесла она, отпуская их.

 

6

Большую часть ночи я пролежала без сна, не переставая прокручивать в памяти момент, когда Макс зашел в клуб — и демонстративно проигнорировал меня.

Проснувшись утром, я расстроилась еще больше, поняв, что проспала, и родители ушли, не дождавшись меня.

Так как был выходной, я поначалу решила укрыться с головой одеялами и остаться здесь, избегая окружающих и притворяясь, что прошлой ночью ничего такого не произошло.

Но, к сожалению, родителям была нужна помощь, и я просто не могла подвести их.

Я быстро оделась, убрала волосы с лица, собрав их в хвост, и выскочила на улицу, уже переполненую людьми и залитую палящим солнцем.

Утро на торговой площади всегда было моим любимым временем суток.

Мне нравился этот всплеск активности, то, как торопился класс Обслуги, выполняя поручения своих домовладельцев.

Это было время, когда первые буханки хлеба доставались из печей и заваривались первые листики чая.

Когда звучал лишь англайский, так как владельцы магазинов вынуждены были говорить на универсальном языке.

Но сейчас улицы были забиты беженцами, задыхаясь от их количества, и мне пришлось буквально проталкиваться сквозь толпу.

Заметив, за ночь что на площади поменяли флаги, я от неожиданности остановилась.

Безупречно белые флаги Луданы больше не реяли над нами.

На их месте развивались знамена королевы. Её позолоченный профиль на фоне занимал большую часть кроваво-красной ткани.

Еще одно напоминание, что королева главнее страны. И я знала, что эта демонстрация означает, что она начинает затягивать удавку потуже, и понимала, чем это обернется.

Толпа понесла меня дальше, и я была рада отвлечься.

Подойдя к ресторану родителей и увидев, кто меня ждет, я вдруг сразу захотела вернуться домой. Ошеломленная, я чуть не споткнулась о собственные же ноги.

За одним из столиков на улице, небрежно закинув одну на другую длинные ноги, сидел Макс.

Вспомнив, как он повел себя вчера, я пыталась перебороть внезапное замешательство.

Я изо всех сил старалась не думать об этом, но не получалось.

Сдавшись, решила, что все еще не поздно просто уйти.

Пока не заметил.

Но тут он поднял глаза. Наши взгляды встретились.

Я не могла пошевелиться.

Или хотя бы вздохнуть.

Я создавала помеху в непрерывном потоке людских тел, и они то и дело толкали меня.

При свете дня, не скрытый полумраком клуба, он выглядел моложе, чем помнился мне.

Не думаю, что он намного старше меня — ему лет восемнадцать. Девятнадцать от силы.

Его взгляд был настойчив, и вновь у меня возникло чувство, что необходимо отвести глаза.

Но, беспокоя, его глаза завораживали.

Гипнотизировали.

В отчаянии я пыталась отыскать чувства, возникшие в первую ночь, когда я услышала слова его друзей — ощущение

трепета и неминуемой опасности, заставившие меня быстро покинуть клуб.

Но теперь, стоя на залитой солнцем рыночной площади, я не могла почувствовать то же самое.

И чем дольше смотрела в его глаза, тем сложнее было представить, что такое вообще когда-то со мной происходило.

Я испытывала страх, но совсем иного рода. Сердце, казалось, готово было выскочить из груди.

Он поднялся из-за столика. Приблизившись, я попыталась прочесть выражение его лица, но, как и прошлый раз, потерпела неудачу.

Я нахмурилась.

— Что ты здесь делаешь? -

Его брови чуть приподнялись, вызывая во мне эмоции, которых быть не должно было.

Но я ни за что бы не позволила ему узнать, какой эффект он на меня оказывает.

— Я пришел сюда, чтоб увидеть тебя, — слишком уж беззаботно ответил он.

— Я догадалась. -

Скрестив руки на груди, я огляделась вокруг, не наблюдает ли кто за нами.

Я пока была просто не в состоянии отвечать на дотошные расспросы родителей.

Вызывающе приподняв подбородок, спросила:

— И что тебе нужно? -

- А ты не очень-то общительная, правда? — Изучающе глядя на меня, спросил он, и в его голосе можно было явно расслышать веселые нотки.

Его глаза. Я так часто о них думала последнее время.

Но мне было совсем не смешно.

Наконец, он громко вздохнул.

— Честно говоря, сам не знаю, зачем пришел.

Наверное, не следовало этого делать.

Но ты заинтриговала меня. Мне просто н6еобходимо было вновь увидеть тебя. -

— Прошлой ночью ты видел меня, и выглядел абсолютно не заинтригованным. Едва вообще внимание на меня обратил. -

Макс заколебался, нахмурившись.

— Это не так. Я увидел… -

взяв меня за руку, он понизил голос.

Это было молчаливое предупреждение.

— Ты должна быть осторожнее в выборе того, с кем общаешься. -

Я удивленно подняла брови, ожидая продолжения. Хотя оно и не требовалось, я заметила, каким взглядом он смотрел на Ксандра.

— Ты поэтому прикинулся, что не узнал меня? — Я вырвала руку.

Он сделал шаг вперед, сердце в моей груди подпрыгнуло.

Мне так хотелось, чтоб причиной этому был страх, пыталась убедить себя, что это именно так, что Макс меня пугает.

Но прекрасно понимала, что дело совсем в другом.

А затем он удивил меня, осторожно спросив:

- А почему ты так быстро ушла в первый раз? -

Я боялась произнести хоть слово, а он стоял и ждал ответа.

Забросив чуть назад голову, я в упор посмотрела на него.

Порывшись в голове, нашла самый банальный ответ:

- Мне стало нехорошо. -

Он молча пялился с высоты своего роста, и создавалось впечатление — он понял, что я вру.

Но единственной его реакцией, тем не менее, был вздох. Он легонько улыбнулся.

— Может, прогуляемся? — наконец спросил он.

Было бы легче дать ответ, если бы мое дыхание не было таким прерывистым, а пульс не так бешено, что мне пришлось чуть помотать головой, чтоб прийти в себя.

— Нет. -

Наконец смогла выдавить я.

— Мне нужно быть в ресторане.

— У меня дел по горло. -

— Чего ты боишься? — спросил он так мягко, осторожно, что я чуть не упустила из виду, что слова эти были произнесены не на англайском.

И не на Парсонском, втором и последнем языке, который мне полагалось знать.

Я слышала это звучание — этот диалект — до этого лишь раз. В ту ночь в клубе, когда его друг говорил о Брук.

А закон был предельно ясен в этом вопросе.

Я моргнула, задержав взгляд на нем на мгновение дольше, чес полагалось, и опустила голову.

А вот на этот раз сердце в моей груди сбилось с ритма по абсолютно понятной причине. Мне стало панически страшно.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. -

Я мысленно молила бога, чтоб Макс поверил мне.

Взяв меня за подбородок, он приподнял его, чтоб посмотреть мне в глаза.

Его лицо было хмурым. Было ли в его выражении что-то еще? Как бы мне хотелось уметь понимать его реакции так же легко, как и то, о чем он говорил.

И тут до нас донесся вопль восторженной толпы с центра рыночной площади.

Казнь.

Я не пошевелилась, не моргнула.

В отличие от Макса.

Он вздрогнул, как от пощечины.

Его глаза наполнились печалью, которая была отражением моих собственных самых потайных мыслей.

Как кто-то может ликовать по этому поводу? Почему у людей есть желание быть свидетелями этого?

По этой причине я избегала центра площади и каждый раз нервно оглядывалась, не обратил ли кто на это внимание.

Законом не предписывалось обязательное ликование по такому случаю, но было крайне нежелательно привлекать к себе внимание, явно выказывая негативную реакцию. Только не с таким количеством сограждан, желающих донести друг на друга.

В конце концов, повешеный только что на площади расценивался как преступник — враг королевы, возможно даже шпион.

Или просто несчастный, отказавшийся опустить голову при звуках языка, которого не понимал.

Он потянулся к моей руке, пальцы слегка прикоснулись к участку чувствительной кожи, где рана от печати все еще заживала.

— Может ты передумаешь, и мы все же прогуляемся? Мне на самом деле хотелось бы узнать тебя поближе.

Я думаю, ты представляешь собой гораздо больше, чем просто хорошенькая девушка острая на язык. -

Он широко улыбнулся, и это было по-мальчишечьи очаровательно. У глаз его собрались мелкие морщинки.

Я изо всех сил старалась не замечать этого.

— Ты ошибаешься.

Я всего лишь самая обычная дочь торговцев.

И потом, я и так уже задержалась.

Развернувшись, с пульсирующей болью в голове, я пошла вдоль ресторанной стены, оставив его стоящим на тротуаре.

Желая как можно быстрее очутиться подальше от него, я почти бегом добралась до угла здания. Сразу за углом был черный вход. Ступив на знакомую кухню, тут же почувствовала, как напряжение потихоньку отпускает.

Я даже не отдавала себе отчета, насколько скованной была в его присутствии.

И что все это время сдерживала дыхание.

Сирены, взорвавшие тишину ночи, ворвались в мою темную спальню.

Я резко поднялась, мое тело отреагировало раньше затуманенной сном головы.

Я почувствовала, как рядом со мной испуганно дернулась Анжелина, её пальцы вцепились в меня.

Я несколько раз моргнула, пытаясь очистить мысли. понять, что происходит. Сирены за окном продолжали реветь.

“Нападение,” медленно начало приходить осознание.

На город напали.

Это не была учебная тревога.

Дверь в спальню с силой распахнулась, ударившись о стену.

Я подскочила.

Отец ворвался в комнату, двумя широкими шагами добрался до кровати и протянул мне ботинки и куртку.

Мама уже подняла Анжелину и укутывала её в собственный плащ.

На то, чтобы быть сонной и вялой, времени не было.

В спешке я не могла попасть в рукава куртки.

— Бери сестру и спускайтесь в шахты. -

Четким уверенным голосом произнес отец.

Мама передала мне сестру. Ботинки зашнуровать я так и не успела.

— А как же вы? Разве вы не пойдете с нами? -

Опустившись на колени, отец завязал шнурки на моих ботинках, мама погладила Анжелину по голове.

Она поцеловала нас обеих. По её щекам катились слезы.

— Нет, мы останемся здесь, на случай, если нагрянут отряды

Если мы с мамой будем здесь, может, они поверят, что в этом доме нас только двое. -

Он запнулся, увидев мое взволнованное выражение.

— И тогда может они не станут искать тебя и твою сестру. -

Я не могла понять, какой в этом смысл.

Для чего вообще мы нужны отрядам, с родителями или без них? С чего вдруг они станут искать двух детей, исчезнувших в ночи?

Я помотала головой, протестуя, желая сказать, что никуда не пойду без них, но не смогла произнести не слова.

— Давай же, Чарлина, быстрее! -

Он подтолкнул меня к выходу.

— У нас нет времени на споры. -

Я попыталась упираться, но он был сильнее.

Анжелина вцепилась в меня, обхватив руками за шею. Кексик болтался, зажатый в её бледном кулачке.

Её широко распахнутые глаза были наполнены ужасом.

Пронзительный вой сирен неприятно резал слух, подстегивая необходимость искать укрытие.

— Мы придем за вами, когда все стихнет. -

Голос отца смягчился, когда он увидел, что я, наконец начала двигаться к двери.

За спиной я услышала, как всхлипнула мама.

На улице я очутилась в целом море сотен, может даже тысяч людей, покидавших свои дома.

Со всех сторон меня толкали, вокруг царила паника.

Здесь, на открытом пространстве, рев сирен был просто оглушительным — громкоговорители были развешены через каждые пятьдесят метров или около того, и в экстренных случаях вроде этого они превращались в системы тревожного оповещения.

Анжелина прятала голову за полами моей куртки, пытаясь защититься от ужасного шума.

За непрекращающимся ревом можно было расслышать крики страха и отчаяния, служивших подтверждением тому, что на город напали.

Над головой не было грохота двигателей, нас не бомбили, звуков выстрелов тоже не было.

Однако это не имело большого значения — одних сирен было достаточно, чтоб я продолжала двигаться дальше.

В городе были сооружены бомбоубежища: в церквях, школах, и даже в заброшеных уличных переходах.

Вот куда направлялась основная масса людей.

В этих местах было уговорено встречаться в случаях, если сражения подберутся близко к дому.

Но наш отец опасался, что убежища были слишком открытыми, поэтому мы с Анжелиной шли дальше.

Отец считал, что эти места не надежны.

Они спасут от обстрелов, но против отрядов, которые могли войти в город с востока, или от сил повстанцев, сражающихся за свержение королевы Сабары, городские убежища были бесполезны.

А во времена военных действий часто случалось, что людей — по крайней мере военных — стоило опасаться больше любого оружия.

Они могли быть грубыми, беспощадными. Они приносили смерть.

Поэтому нужно было найти другое место, чтоб спрятаться.

Например, в шахтах за окраинами города.

Тяжело стуча подошвами ботинок о землю, я проталкивалась сквозь толпу, крепко сжимая Анжелину, постоянно врезаясь в тела идущих рядом.

Чем больше мы отдалялись от центра города, тем реже становился людской поток, пока не остались лишь мы вдвоем да случайно отбившийся от толпы прохожий, который тоже вскоре пропал из виду.

Уже недалеко.

Показались стены, окружавшие город — стены, возведенные, чтоб защитить нас, не пускать врагов, теперь стали нашей западней.

Лишь они отделяли от шахт, расположеными сразу за стенами.

Я заметила как несколько человек карабкаются на стены. Те, кто, по-видимому, разделял мнение моего отца.

Достигнув этой каменной преграды, стоящей на пути к нашей цели, я опустила Анжелину на землю.

— Ты пойдешь первая, — сказала ей.

Она напряглась, но сделала, что велели.

Подняв как можно выше, подтолкнула её что есть силы вверх.

Услышав, как она шлепнулась по другую сторону стены, тут же отогнала чувство вины прочь. На душевные терзания времени просто не было.

Я начала карабкаться вслед за ней, цепляясь ботинками за выемки в камне, подтягиваясь на руках.

И уже была почти на самом верху, как тут одна нога соскользнула, и я со всего размаху грохнулась на землю, приземлившись на правую часть лица.

Рот наполнился вкусом свежей крови, на глазах проступили слезы.

Создавалось впечатление, что в скуле образовалась трещина.

Но жалеть себя я не стала, и вновь цепляясь за стену так, что стали огнем печь руки, полезла вверх.

Наконец мне удалось перебросить одну ногу через стену, а затем подтащить и верхнюю часть тела.

По другую сторону было очень темно, без единого огонька.

— Отойди, — крикнула я стоящей внизу Анжелине, не уверенная, где конкретно она находится.

Я спрыгнула, тяжело приземлившись на ноги, падая, схватившись руками за сырую траву.

Анжелина подбежала, отыскав меня в темноте, хватаясь маленькими ручками, цепляяся за мою одежду.

За стенами сирены не умолкали ни на секунду.

Не теряя времени, игнорируя усталость в руках и невыносимую боль в скуле, я схватила ее и понеслась к шахтам.

Заросли кустов плотно обступали вход в шахту.

Я устремилась вперед, нисколько не заботясь о том, что кто-то может наблюдать за нами.

Необходимо как можно быстрее проникнуть внутрь, найти укрытие.

В шахте практически ничего не было видно, но это не заставило меня сбавить темп.

Я продвигалась вперед, на ощупь ориентируясь по стенам.

Эти тоннели были знакомы мне — Арон, Брук и я, еще будучи детьми, проводили немало часов здесь, исследуя лабиринты бесконечных ходов и устраивая маленькие биваки, представляя, что шахты это наше собственное королевство.

А сейчас я молилась, чтоб они стали укрытием для нас.

Ещё длительное время после того, как сирены стихли, мы оставались в шахте.

Пульсирующая боль в щеке не прекращалась, найдя свой ритм с биением сердца, и вскоре распухший глаз совсем закрылся.

Огромной волной нахлынула усталость, я начала проваливаться в сонное забытье.

Меня разбудила сестра. Кончиками пальцев Анжелина провела по уже появившейся гематоме, и, прежде чем я успела остановить её, легонько поцеловала то место. Совсем как мама.

Я убрала её руку,

но было уже слишком поздно.

Уже можно было почувствовать приятное покалывание от её прикосновения.

Уже ощущалось, как боль начинает угасать.

— Не нужно, — прошептала я, благодаря бога, что мы под сейчас землей, где никто не может увидеть этого.

— Ты не должна так делать.

Никогда.

Тебе понятно? -

Я ненавидела себя за огорчение, появившееся на её лице.

Ведь совсем не хотела напугать или отчитать её.

Лишь защитить, уберечь.

Просто её прикосновение напомнило мне о том, почему мы вообще оказались именно здесь. И это заставило меня забыть о сиренах, панике и боли.

Нельзя допустить, чтоб кто-нибудь узнал о наших секретах.

Никогда.

— Все хорошо,

сейчас мы в безопасности, — успокаивала я, обнимая ее, пока не почувствовала, как она, наконец, расслабилась в моих руках.

В конце концов, Анжелина заснула, но мои шансы на сон были невелики.

Я чувствовала себя уставшей — изнеможденной даже, но страх пробрался под кожу, не давая покоя.

А еще доставала окружающая обстановка.

Под курткой на мне была лишь ночная рубашка, дававшая совсем немного тепла.

Я сидела, облокотившись о жесткую стену, стараясь не шевелиться, чтоб не побеспокоить сестру. Спина и плечи совсем затекли, руки болели.

Я вновь и вновь прокручивала в голове слова отца о том, что они с мамой останутся, чтоб предотвратить поиски нас приближающейся армией.

Свет фонаря разрезал темноту, больно ударив по глазам.

И в тот же миг я увидела Арона, и больше мы с Анжелиной не были одни.

Появились другие люди.

Они шли семьями, поддерживая друг друга, и по одиночке.

Кого-то я узнала, другие были незнакомы мне.

Но все мы теперь были объединены в поисках защиты здесь, в подземельях под городскими стенами.

Улыбаясь, Арон оставил свою семью, поспешив к месту, где находились мы с сестрой.

Его отец был слишком увлечен, сплетничая с окружающими, чтоб заметить отсутствие сына, а мачеха была слишком смиренная женщиной, чтоб начать возмущаться.

— Я наделась, что ты придешь сюда, — с благодарностью выдохнула я, когда он оказался рядом.

Я вглядывалась в темноту за его спиной.

— А как насчет Брук? -

Он отрицательно покачал головой.

— Её здесь нет.

Наверное, она с отцом в одном из городских убежищ. -

— Кстати о…

Я с сомнением посмотрела на отца Арона.

— Как твой папаша смог перебраться через стены? — Я попыталась представить, как Арон подталкивает своего отца, карабкающегося наверх, как я Анжелину.

— Ты бы удивилась, узнав, насколько прытким он становится, когда припечет. -

Он приподнял брови, но я видела, что он не шутит.

Арон уселся рядом, и я тут же тяжело облокотилась на него, почувствовав необыкновенное облегчение от того, что он с нами.

— Как она? — спросил он, кивнув в сторону Анжелины.

Я ощетинилась, хотя и наверняка знала, что в его словах не было скрытого подтекста.

Знала, что, заглянув в его глаза, не увижу неозвученых вопросов — почему она всегда молчит, почему не произносит не звука, как все дети её возраста.

Вопросы, которыми другие всегда тревожившие меня, заставляющие гадать, нет ли у людей, задававших их, подозрений, не догадались ли они, что молчание не единственная её странность.

— С ней все в порядке. — Ответила я немного резковато.

И, пытаясь загладить это, добавила уже мягче:

- Просто устала. -

Я знала — Арон поймет.

Мы замолчали, прислушиваясь к приглушенным голосам вокруг нас, гадающих, что может происходить в городе.

Сейчас не было деления на классы, и я могла с легкостью уловить различия в голосе, интонации, языке.

Я понимала каждое слово, хоть и не могла поделиться услышанным с Ароном.

Люди предполагали возможность нападения на город с применением всех сил и ресурсов.

Кто-то настаивал на сбое в оборонительной системе города, что это ложная тревога.

Я надеялась и молилась о последнем, не в состоянии принять худший вариант, пока родители находятся в городе.

Потом откуда-то из темноты донесся голос, эхом отражающийся от каменных стен.

А за ним другой, и ещё один, и вскоре все стали вставать со своих мест в дань уважения, повторяя слова Клятвы.

Присоединяясь к остальным, я поднялась вместе с Анжелиной, отказываясь отпустить или хотя бы разбудить её.

Моё дыхание-это моя клятва поклоняться моей королеве больше всех остальных.

Моё дыхание-это моя клятва подчиняться законам моей страны.

Моё дыхание-это моя клятва чтить моих властителей.

Моё дыхание-это моя клятва способствовать развитию моего класса.

Моё дыхание-это моя клятва докладывать обо всех, кто может навредить моей королеве и стране.

Клянусь, как дышу.

Этой ночью слова приобрели большее значение, чем прежде.

Я не была уверена, страх или патриотизм являлся тому причиной, но в этот момент я по-настоящему клялась своей королеве.

Умоляя её о защите, которую лишь она могла предоставить.

Понемногу, все разместились поудобнее, разговоры стали затухать. Тяжело навалилась ночь.

Обхватив руками Анжелину, ощущая рядом тепло Арона, я, наконец, сдалась усталости.

И сон стал не только единственным выбором, но и необходимостью.

Громкие ликующие голоса прокатились эхом по подземелью.

Эти крики разбудили меня. Разминая плечи, я пыталась избавиться от боли в затекших плечах и шее.

Анжелина уже проснулась и сидела, притворяясь, что шепчет секреты на ухо Кексику.

Я коснулась её ноги.

— Все в порядке? -

Она кивнула.

Снаружи было светло, поэтому рассмотреть происходящее вокруг было гораздо легче.

Я посмотрела на Арона, все еще находившегося рядом.

— Кто-то приходил сюда? -

Он кивнул. Осмотревшись по сторонам, я увидела, что практически все, включая семью Арона, уже ушли.

Я улыбнулась Анжелине, все еще игравшей с игрушечным кроликом.

— Так что же произошло? — спросила я у него.

— Из-за чего сработали сирены? -

- Армия Королевы Елены прорвала оборону нескольких городов поменьше нашего на востоке.

Сирены были мерой предосторожности, на случай, если её силы подойдут слишком близко. -

Это были хорошие новости. Они означали, что Капитолий все еще оставался в безопасности.

И, что еще более важно, это не было ложной тревогой, сирены были включены намеренно.

На них можно положиться.

А самое главное, отец скоро придет за нами.

— Тебе не совсем обязательно оставаться, Арон.

Нужно было уйти домой вместе с родными. -

Арон поморщился, как будто я несла чепуху.

Качая головой, он сказал:

- Я бы не ушел без тебя, Чарли.

Ты же знаешь. -

Я действительно знала об этом, его слова были лишними.

Ухмыльнувшись, я пожала плечами.

— Забавно.

А вот я бы бросила тебя не задумываясь. -

Но Арон не купился.

— Врунья.

Ты никогда бы так не поступила. -

А потом отец нашел нас. Он сгреб меня и Анжелину в объятия, грозясь никогда больше не отпускать.

Даже Арону перепало обниманий, хотел он того или нет.

Отец целовал нас, поочередно шепча благодарности и извинения мне на ухо.

Анжелина просияла, когда он подбросил её в воздух, подхватив у самой земли прежде, чем она успела упасть.

Это было все равно что наблюдать за гризли, играющим с перышком.

Мы были в безопасности, и только это имело значение.

Пока что.

 

7

То, что на город не напали, совсем не означало, что все пошло по-прежнему.

Во всяком случае, не сразу же.

Был введен комендантский час.

Он не начинался очень рано и не был слишком строгим. Это просто была еще одна демонстрация королевской власти.

Очередное заявление, что на правление королевы не повлияли повстанцы и их союзники.

Теперь каждый вечер из громкоговорителя раздавались три одинаковых сигнала.

Они означали, что все должны убраться с улиц.

Нам было сказано, что это лишь временная предосторожность.

Нам просто предстояло привыкнуть к очередному нововведению. Также как и ко многим другим, появивщимся за последние дни, недели, месяцы.

Акклиматизация была главным критерием выживания.

Я пыталась расспросить родителей, почему они не пошли с нами в ту ночь.

Почему отправили одних на улицы во время угрозы военных действий.

Мой отец оставался абсолютно невозмутимым в ходе моих отчаянных попыток узнать правду. Он говорил, что я преувеличиваю, постоянно напоминая, что на самом деле нам ничего не угрожало, что все было под контролем.

Но в ту ночь он не мог знать об этом.

Моя мама просто меняла тему разговора, и, в конце концов, я сдалась.

И все-таки, с ревом сирен в ту ночь в городе проснулась какая-то активность.

Внешне все было по-прежнему, но в течение следующих нескольких дней в воздухе что-то ощущалось. Какое-то зловещее предчувствие, пробуждавшее наши страхи и заставлявшее беспокоиться.

Это коснулось и меня, поглотив мысли и управляя моими действиями.

Теперь я обдумывала каждый свой шаг, просчитывала риски, как реальные, так, порой, и надуманные.

Но подобная бдительность не могла просуществовать долго. Потихоньку она стала уменьшаться, уступая место привычному поведению.

Вскоре я обнаружила, что думаю о вещах, куда менее страшных, чем угроза войны, менее беспокойных, чем быть разбуженной сиренами, разрывающими тишину ночи, и более… личных.

Хотя и не менее волнующих.

Макс.

Я не была уверена, по какой причине он вновь оказался в моей голове, но, вне всякого сомнения, он засел там довольно основательно.

Отвлекая меня.

Я поймала себя на мысли, что думаю о нем в моменты, когда совсем не должна, гадая, где он сейчас и чем занимается.

С того утра в ресторане, когда почти потребовала оставить меня в покое, я больше не видела его. Но сотни раз подряд прокручивала эту встречу в голове, обдумывала его слова, поведение.

Восстанавливала в памяти звук его голоса снова и снова. Это воспоминание было самым приятным моментом.

Я всегда любила прислушиваться к звучанию голосов.

Слова передавали смысл, а голос — эмоции.

Но я отчетливо помнила не только его голос.

Он был красивым. И высоким. А еще гордым. И даже в минуты страха меня непреодолимо влекло к нему.

По-видимому, привлекательность не имеет классовых ограничений.

Практически ничего не зная о нем, я понимала, что он не одного со мной класса.

А вернее, я не одного с ним.

Я была убеждена, что его класс был выше моего.

По диалекту невозможно было узнать, какой именно, потому что, хоть в это и сложно поверить, язык, на котором он говорил, никогда прежде я не слышала.

Но это не имело никакого значения — закон есть закон.

В реальном мире — мире, сильно отличающемся от моих детских фантазий, нам было бы разрешено пересекаться лишь мимолетно. Или на уровне обслуживания.

Кроме того, в нем было еще кое-что, далеко не столь положительное.

От него веяло излишней самоуверенностью.

Эта его черта, этот вид самодостоинства, напоминал мне о детках из Академии, а подобную заносчивость я переносила с большим трудом.

Встретив еще один очередной день школьных занятий и работы в ресторане, я отбросила мысли о Максе в сторону.

Ежедневная рутина быстро заставила меня забыть о проблемах страны и нависающей над нами угрозе войны.

А также помогла забросить мысли об угрозе, нависающей лично надо мной.

Бруклинн и Арон поджидали меня на площади, чтоб оттуда отправиться в школу, и, передавая сумку Арону, я мысленно улыбнулась.

Все вернулось в прежнее русло.

По пути Арон толкнул меня плечом, тревожно нахмурившись.

— Это кто такой? — тихо спросил он.

Я окинула его недоуменным взглядом.

— О ком ты говоришь? -

— Не смотри пока, — вклинилась Брук, беря меня под локоть.

Придвинувшись поближе, она лишь сделала вид, что понизила голос.

— Но вон там — она кивнула головой в сторону — находится лакомый кусочек, внимание которого ты, похоже, привлекла. Он постоянно смотрит на тебя. -

Арон зарычал, переключаясь на Парсон, по-видимому для того, чтоб максимально сократить круг желающих услышать наш разговор.

— Брук, это не смешно.

Он преследовал нас с тех пор как мы покинули площадь. И все это время не сводил глаз с Чарли.

Сказать ему чтоб отвалил? — говоря это, он не сбавил темпа, и это лишало его слова реальной угрозы.

Я посмотрела в сторону булыжной мостовой, где пешеходное движение было наиболее плотным.

Лица сливались, и понять, о ком они говорят, было невозможно.

Я всматривалась изо всех сил, пытаясь заметить кого-нибудь, смотрящего в мою сторону, но не могла.

Каждый был сосредоточен на собственной задаче, глядя себе под ноги, разговаривая с компаньонами, любуясь товарами, выставлеными на витринах, мимо которых они проходили.

Никому из них не было дела до меня.

Я решила, что преувеличенное воображение сыграло злую шутку над Ароном, как вдруг уже отворачиваясь, краем глаза заметила в толпе мужчину, о котором они говорили.

Это был Ксандр.

Его лицо мелькнуло так быстро, что я почти пропустила его.

Но этого было достаточно.

Я была практически уверенна, что это был он.

Сделав шаг в сторону, вытянула голову, пытаясь разглядеть получше, но его уже не было.

Я подумывала пересечь улицу и найти его. Спросить, почему он так внезапно скрылся той ночью в клубе. А еще спросить, что он знает- если ему вообще что-либо известно — о Максе.

Но это был лишь секундный порыв, и поддаться ему я не собиралась.

Если бы он хотел поговорить, то не скрылся бы как только я его заметила.

Наконец, я произнесла на Англайском, надеясь, что Брук и Арон не заметят разочарования в моем голосе.

— Ладно, кто бы это ни был, он уже ушел. -

Бруклинн потянула меня за руку.

— Давай, Чак, — сказала она, испытывая мое новое прозвище.

— Надо двигаться, а то опоздаем. -

И, не смотря на то, что сам же все и заварил, Арон уже шагал впереди, и нам пришлось бегом догонять его.

Это не мог быть Ксандер, решила я, убеждая себя, что все выдумала и увидела лишь то, что хотела видеть.

С чего вдруг Ксандер оказался бы здесь? Почему сейчас?

Он не показался мне похожим на парня, который будет разгуливать по рыночной площади.

— Э, Брук, — сказала я, когда мы наконец поравнялись с Ароном.

— Не называй меня Чаком. -

Когда отзвенел последний звонок, я стояла под большущим деревом, растущим напротив школы, поджидая Брук и Арона.

Его подертые ветки переплетались над моей головой, отбрасывая тени на мою светлую кожу и защищая от беспощадного солнца.

Голос, прервавший мои раздумья, был усладой для моих ушей и наждачной бумагой для моих нервов.

— Надеюсь, это меня ты ждала, — сказал Макс.

Я подскочила, ударившись о ствол дерева. Он был последним, кого я ожидала увидеть у школы, в которой учусь.

— А ты что здесь делаешь? — спросила я, поворачиваясь к нему лицом. И остановилась, как вкопанная, увидев его.

— Почему ты каждый раз об этом спрашиваешь? — в глубине его голоса прятался смех, так и не поднявшись на поверхность.

Никто другой не заметил бы, но я могла четко расслышать это.

В конце концов, голоса — это мой конек.

— Что? В чем дело? -

- На тебе военная форма? — Спросила я, кивнув на униформу, не в состоянии оторвать от нее глаз.

Она была зеленого цвета, какую носят солдаты, золотые пуговицы блестели даже в тени дерева.

Улыбка тут же исчезла с его лица.

— Да, я служу в армии.

Это был лучший способ взбунтоваться против моей семьи. -

Сердце тарабанило, но все же я была заинтригована его ответом.

Подняв голову, я заглянула в его темно-серые глаза.

— Твоя семья не хотела этого? -

- Нет, они были категорически против. -

Я обдумывала услышанное, наряду с его знанием незнакомого языка.

Хотела бы я знать, кто он такой, откуда родом.

А потом я нахмурилась, смутившись, поскольку вспомнила, как он отреагировал на аплодисменты, доносившиеся с ближайшей площади, где стояла виселица.

— Если ты военный, то что насчет того утра у ресторана моих родителей? Тебя так и передернуло, когда на площади заликовала толпа.

В ответ он просто ухмыльнулся. Этого я совсем не ожидала.

— Думаешь, служба в армии автоматически делает меня бессердечным? — спросил он.

— Нет, но я…-

Ну, что я? Была удивлена, что кто-то в окружение королевы не поддерживает её решений относительно собственных граждан, которых за любую провинность вешают или обезглавливают? Разве ему кто-то запрещал иметь собственные мысли и чувства по этому поводу?

Я огляделась вокруг, опасаясь, что кто-нибудь мог подслушать наш разговор, который балансировал на грани осуждения политики королевы.

Это опасная тема для разговора в общественных местах, тем более, что от остальных нас отделяют всего навсего низко раскинутые ветви дерева, под которым мы стояли.

И тут я увидела то, от чего еще больше испугалась.

На другой стороне улицы я увидела двух мужчин, которые пугали не столько, что они говорили на незнакомом языке, а своими внушительными размерами. Эти двое вряд ли могли бы затеряться в толпе.

Мой пульс участился.

— Зачем они здесь? — Легким кивком головы я указала на них. В голосе сквозили нотки недовольства.

— Всё в порядке.

Пока он отвечал, его темные глаза внимательно меня разглядывали.

— Я попросил, чтобы они там подождали.

Чтобы не пугать тебя.

Я расправила плечи.

— Почему я должна кого-то бояться? — как только я задала свой вопрос, тут же поняла как нелепо он звучит.

Их присутствие напрягало меня, даже несмотря на то, что они стояли через улицу от нас.

— Не думай о них, они не причинят тебе никого вреда.

Правда, — ответил он, потянувшись ко мне.

Кончиками пальцев он коснулся моей руки, сжимающей ремень висящей на на плече сумки с книгами.

Я говорила себе, что должна сделать шаг назад, даже если для этого придется впечататься в дерево, чтобы появилось хоть какое-то расстояние между нами. Но по какой-то причине не могла пошевелиться.

— Я надеялся проводить тебя домой.

И прошу тебя на этот раз не говори “нет”.

Он старался говорить тихо.

Я хотела отказать ему, потому что считала, что так будет правильно и разумно. Но вместо этого услышала, как отвечаю, — Я..Я тебя даже не знаю.

Я старалась не обращать внимание как же сильно мне хочется быть ближе к нему, а не отдаляться, потому что так будет разумнее.

На этот раз мне легко было прочесть его. Это улыбка говорила о том, что он только что одержал маленькую победу.

— Ты знаешь обо мне больше, нежели я знаю о тебе.

Не припомню, чтобы ты хотя бы назвала своё имя.

У меня перехватило дыхание. Когда же я попыталась заговорить, мой голос сорвался на шепот.

— Чарли Харт, — наконец, ответила я.

Это было так странно. Представляться ему.

— Чарли? Полное значит Шарлотта?

Он протянул свою руку, и на сей раз я пожала её.

Это было не столько приветственное рукопожатие, а больше похоже на то что он просто держал меня за руку.

И я не начала протестовать.

Я покачала головой, потому что едва могла говорить.

— Чарлина, — ответила я.

А потом он едва заметно погладил тыльную сторону моей ладони большим пальцем.

Этот жест был едва уловим, но я его почувствовала.

Определено почувствовала.

Я выдернула свою руку, удивившись своей реакции. От этого его легкого прикосновения у меня засосало под ложечкой.

— Макс, — Я первый раз назвала его по имени, как бы пытаясь понять какого оно на звук.

А потом, разволновавшись, что я произнесла его имя будто страстно увлечена им (такая манера говорить, больше свойственна Брук), я спросила, — Почему ты всё время пытаешься меняя смутить? Ты меня преследуешь или что-нибудь в этом роде?

Наш разговор прервали Арон с Бруклинн, которые оказались прямо у него за спиной.

Похоже, Брук не узнала Макса. Хотя ничто не помешало её попытаться познакомиться с ним по- новой.

Беззастенчиво глядя на него, поедая глазами его фигуру, Брук стала вдруг такой взволнованной и от этого еще более привлекательной. Не удивительно, что ни один мужчина не мог устоять перед ней.

— Кто твой друг, Чак? — Она склонила голову набок, когда задавала вопрос, но на самом деле она обращалась вовсе не ко мне.

Не уверена, что ей вообще было дело до того, что я стою рядом с ней и весь этот день просила не называть меня так.

По-хорошему, мне должно бы быть всё равно, я почти не знала Макса. Но тут же почувствовала вспышки ревности.

Это было такое незнакомое ощущение и очень неприятное.

Арон же выбрал другой подход, он сделал вид, что Макса здесь вообще нет.

— Ну что готовы? Идем? Я сказал отцу, что приду к нему в лавку сразу после школы.

— Твой отец засранец, — подметила Брук, не отрывая своего пристального взгляда от Макса.

Она протянула свою руку.

— Меня зовут Бруклинн. -

— Макс, — представился он, пожав её руку. На этот раз движение было кратким, даже каким-то настороженным.

Но, не смотря на это, мои плечи оставались скованными.

Арон не сменил тактики, бросая косые взгляды на Макса.

— Каким бы ни был мой отец, я все равно должен быть в лавке. — Сказал он Брук.

А потом обратился ко мне:

— Так ты идешь или нет? — он потянулся за моей сумкой.

Но Макс оказался быстрее, первым стянув сумку с моего плеча.

— Вообще-то, если ты не возражаешь, я бы сам хотел проводить Чарли домой сегодня. -

Он так легко произнес мое имя, будто мы были знакомы сто лет.

Арон спросил меня, не отрывая взгляда от Макса:

— А чего ты хочешь? -

Я посмотрела на Макса.

Сдержаный с Брук. он, тем не менее, казался полностью открытым для меня.

Я не думала, что это благоразумно.

Но лишь пожала плечами.

— Все в порядке.

Вы идите без меня. -

Плечи Брук поникли, она наверняка опять будет дуться на меня.

Я смотрела им вслед — Арон покорно нес её сумку.

— Пойдем? — перебрасывая через плечо мою сумку, спросил Макс.

На нем она выглядела до смешного маленькой.

Мы обошли дерево, и я, стараясь попадать с ним в ногу, гадала, чем будут заниматься его друзья — которые, кстати, тоже были одеты в военную форму. — пока мы прогуливаемся.

И тут они начали двигаться по другой стороне улицы в одном с нами темпе, но сохраняя дистанцию.

Это было жутковато, словно громадная тень двигалась за нами.

— Они всегда ходят за тобой? — спросила я, наблюдая, как все прохожие уступают им дорогу.

Макс равнодушно пожал плечами.

— Мы почти все время вместе, но сегодня я попросил их не беспокоить нас.

Я же говорил тебе, они безобидные. -

Он, похоже, действительно в это верил, а вот я сильно сомневалась.

Но пока они держались подальше от нас, думаю, их присутствие следовало рассматривать всего-лишь как странность.

И потом, рядом с Максом я, похоже могла забыть обо всем на свете.

Нужно прекратить пялиться на него.

Он взял меня под руку, чуть ниже локтя.

Это был абсолютно невинный жест, который должен был бы разрядить обстановку.

Но получилось обратное.

Мне показалось, что от его прикосновения по телу прокатилась горячая волна.

Между нами было всё время какое-то напряжение.

Нужно прекратить прикасаться к нему тоже.

Но только не сейчас.

Еще хоть чуточку.

Уж не знаю как, но я все же смогла вспомнить, о чем хотела спросить его.

Я повернула голову и, изучая его профиль, спросила:

— Как ты нашел меня? Как узнал, в какую школу я хожу?

Он ответил не раздумывая:

— В городе не так много школ для детей из класса Торговцев. А эта расположена к ресторану твоей семьи ближе остальных.

Он был прав — Школа33 была одной из трех в Капитолии. Остальные были разбросаны по стране.

— НУ, и зачем? Почему я? -

- Я уже отвечал на этот вопрос.

Я очарован тобой. -

Он посмотрел на меня, а потом убрал с моей щеки прядь волос.

Его пальцы оставили горячий след на моей коже.

— Ты прекрасна, — прошептал он на незнакомом языке.

Он, конечно, не мог знать, что я поняла его слова.

— Не делай этого. -

— Не делай чего? -

- Не говори со мной вот так. -

Даже поняв смысл сказанного, я отказывалась отвести глаза, зная, что он сделал это нарочно.

— Почему же? -

- Потому что это незаконно.

Я из коммерческого класса, и, говоря на любом другом языке, кроме Парсона или Англайского, ты заставляешь меня нарушить закон.

И не притворяйся, будто не понимаешь этого. -

Я гневно смотрела на него, ожидая ответа.

— Но ведь ты можешь спокойно отвернуться.

Это твой выбор — нарушать закон или нет. -

Не будучи уверенной, дразнит он меня или говорит вполне серьезно, я почувствовала, что сама себя загнала в западню.

В глаза бросилась его униформа.

Я остановилась, сбросив его руку.

Сузив глаза, сказала:

— Ты делаешь это нарочно.

— Это именно ты нашел меня.

— Я тебя не искала.

— И я не нахожу тебя очаровательным —

Он тоже остановился.

— Чарли, я всего лишь дразнил тебя.

Расслабься, меня абсолютно не волнует, что ты услышала, а чего нет.

Я просто хочу узнать тебя поближе. -

Его взгляд был таким настоящим, искренним.

Таким настойчивым.

А потом он лукаво улыбнулся.

— И ты хочешь сказать, что ни сколечки не заинтересована мной? -

Это меня смутило.

Обычно я более собрана, лучше контролирую свои эмоции.

А с Максом все было по-другому.

Я уже ни в чем не была уверенна, потому что он был прав.

Он заинтересовал меня.

Более чем.

Но, прежде, чем я успела расспросить его о незнакомом языке, он озадачил меня, быстро отвернувшись и низко опустив голову при виде проходящих мимо мужчин.

Пытаясь понять, в чем дело, я посмотрела на них.

Их было пятеро, все военные, одетые в синюю униформу гвардейцев.

Рангом они были ниже Макса, и, проходя рядом, вытянулись по струнке, отдавая честь. А Макс не ответил — даже не посмотрел в их сторону.

Он продолжал, отвернувшись, смотреть в сторону. И подобная реакция не имела ничего общего с классовым делением, потому что у военных нет ранжира по классовой системе.

И пока они состояли на службе, классовая принадлежность значения не имела. Важен был лишь ранг.

Один из мужчин посмотрел на меня и внутри все сжалось. Его взгляд был таким же, как у вышибалы в клубе.

Хорошо хоть, что, благодаря присутствию Макса, этот взгляд был коротким.

В этом смысле я совсем не была похожа на Брук.

Предпочитала оставаться незамеченной.

Мы немного постояли в напряженной тишине, пока мужчины не отошли подальше.

Тогда Макс схватил меня за локоть и потащил в сторону менее заполненой улицы.

Он был незнакомцем, и мне следовало бы испытывать страх, оставшись с ним наедине вдалеке от кишащего людьми пространства.

Но я не боялась.

— И что это было? -

- Что ты имеешь в виду? -

Он нахмурился, практически волоча меня, пока мы не оказались на порядочном расстоянии от пешеходного движения.

Наконец, он замедлил ход.

— Почему ты отвернулся от тех людей? — Я резко остановилась, скрестив руки на груди и отказываясь идти дальше.

Он приподнял бровь.

— Понятия не имею о чем ты. -

— Ты прекрасно знаешь о чем. -

Явно взволнованный, он провел рукой по волосам.

— Может, мы просто пойдем дальше? Клод и Зафир заметят наше отсутствие и начнут нас скоро разыскивать. -

От упоминания об этих двух по коже пробежали мурашки.

Но мне было наплевать.

Я хотела узнать, почему он так отреагировал на тех военных.

— Нет, пока ты не ответишь.

— Слушай, я думаю, тебе просто померещилось.

Забудь об этом. -

Он врал.

Не знаю, как поняла это, но он врал, а мне нужна была правда.

— Это почему же? В тебе есть что-то опасное? Может, ты преступник? Что ты пытаешься скрыть? -

Он помрачнел.

— Это ты нарушила закон.

Ты не отвернулась, когда я заговорил на… — он запнулся.

— Это тебе необходимо быть осторожнее.

Особенно если ты понимаешь тот язык. -

Сердце бешено застучало, затряслись руки. Он подозревал меня и больше не скрывал этого.

Не просто подозревал — знал.

Мне не следовало ему доверять, не следовало позволять увести себя от друзей и вообще от людей.

В одно мгновение Макс стал моим врагом.

Я отвернулась от него и побежала, даже не зная, куда направляюсь. Главное, не натолкнуться на его друзей.

Поэтому вместо того, чтоб вернуться на улицу, с которой он увел меня, я побежала в другую сторону, вдоль по длинной заброшенной аллее.

— Чарли, постой! — расстроенным голосом крикнул Макс, но вслед не побежал.

— Чарли! Не убегай! Нам нужно поговорить! Пожалуйста, Чарли! -

Но я продолжала бежать, тяжело стуча ботинками по земле, пока его слов стало слышно.

Особенно тех, которые не полагалось понимать.

 

8

Работать тем вечером было невероятно сложно. Нужно было притворяться вежливой, делать вид, что искренне улыбаешься клиентам, пришедшим в ресторан.

А вести светскую беседу было вообще выше моих сил.

Я была слишком поглощена собой и своим мрачным настроением.

Я была зла, а также немного напугана.

Даже невозможно себе представить какие могут быть последствия, если кто-нибудь узнает о моём секрете. Так что вариант, чтобы кому-нибудь его раскрыть, даже не рассматривался.

Никто, за исключением моих родителей, даже не представлял, на что я способна.

И никому не дозволено это знать.

А Макс все это разрушил, и я понятия не имела, как ему такое удалось, чем я себя выдала.

Я точно никогда не сознавалась, что понимаю его язык, никогда не отвечала ему.

И, самое главное, я до сих пор не была уверенна, на каком языке он говорит, общаясь со своим классом.

По закону, мне не полагалось даже отличать один незнакомый мне язык от другого.

Единственное, что могла понять, это то, что он не полагающийся мне по классу и не Англайский.

Он раскусил меня.

Каким образом?

Он утверждал, что я его заинтриговала, но по какой причине? Должно быть, моя способность была слишком очевидна той ночью в клубе, мой страх слишком заметен.

Но какое его-то дело? Зачем он пришел со мной повидаться?

Голос отца вырвал меня из раздумий. Мне стало неловко от того, что была такой дурой. А еще благодарна, что отец вряд ли мог знать о чём я замечталась.

— Чарлина? Ты слышала, что я сказал?

— Что? Прости. — Я выкинула мысли о Максе из головы.

Мне нужно прекратить думать о нём.

Я не могу ему доверять.

Я не могу позволить снова подвергнуть своих близких опасности.

— Тут кое-кто пришел с тобой повидаться.

Он стоял, удерживая блюда в обеих руках, и его явно раздражало, что приходится повторяться.

— Он ждет у черного входа. И тебе лучше поспешить. Я не отпускаю тебя на перерыв.

У меня скрутило желудок.

Это же не Макс, так?

Но мне больше никто не приходил на ум.

Ни Бруклинн, ни Арон тоже не будут ждать у служебного выхода.

Они абсолютно свободно входили через парадную дверь и вели себя, никого особо не стесняясь.

Обычно мама тут же усаживала их за столик и чем-нибудь угощала.

Я судорожно обдумывала, как поступить, стоит ли вообще пойти туда и выяснить, кто меня ждет. Но отец продолжать стоять и хмуриться, так что выбора у меня не оставалось.

Если это Макс, нужно заставить его уйти.

И дать ему при этом понять, что возвращаться не стоит. Никогда.

Чувствуя легкое головокружение, я проскользнула в кухонные двери.

Знакомые запахи не вернули мне душевное равновесие.

Дверь черного входа была закрыта. Только мой отец мог быть настолько груб, чтоб захлопнуть дверь перед пришедшим сюда.

По-видимому, это был урок любому посмевшему прервать меня во время работы.

Глубоко вздохнув, я схватила ручку двери.

Я не была уверена, что готова к этому.

Резко потянула её на себя.

И чуть не свалилась от неожиданности.

На пороге стоял Клод — друг Макса.

Его глаза уставились в пол.

Он до смерти напугал меня и я отступила назад, чуть было не упав, запутавшись в собственных ногах.

Сердце выпрыгивало из груди.

Но я взяла себя в руки и постаралась сделать вид, что все в порядке.

Все на кухне наблюдали за мной. Все, включая маму, вытиравшую в этот момент руки о передник.

Прежде чем заговорить, я заставила себя посмотреть в его ярко-зеленные глаза, чтобы показать, что у меня хватит мужества встретиться с ним взглядом.

— Чем могу помочь? — Мой голос так дрожал, что был едва различим.

— Мне сказали, что это принадлежит тебе.

Он протянул мою сумку с учебниками.

В его здоровой лапище она казалось такой незначительной.

— Макс просил передать это тебе.

Его голос прогремел, заполняя пространство кухни и, казалось, не умещаясь в нем.

Оттуда не раздавалось ни звука, и, даже не поворачиваясь, я знала, что все продолжают пялиться.

Дрожащей рукой я потянулась за сумкой.

— Спасибо.

Не ответив ни слова, он просто развернулся и пошел прочь.

Казалось, земля может проломиться под его тяжелой поступью, хотя, конечно, этого не случилось.

Он был всего лишь человеком.

Правда огромным.

Я долго смотрела ему вслед, не в силах увидеть удивленные взгляды моих коллег.

И матери.

Меня обуревали противоречивые чувства: с одной стороны — разочарование от того, что вместо Макса передо мной стоял Клод, но в то же время я испытывала смятение и растерянность.

Я пыталась убедить себя, что было лучше, что пришел не Макс.

По-видимому, он тоже так считал, раз прислал Клода вместо себя.

Но от этого не становилось легче.

Ночью в своей комнате я открыла сумку.

Анжелине уже полагалось спать, но, как это бывало уже не раз, она ждала, пока я ей почитаю.

— Только если будешь себя тихонько вести. Не хочу получить нагоняй из-за тебя. — Прошептала я. Мама запретила бы нам спать вместе, если бы узнала, как часто я читаю сестре по ночам.

— И чур не жаловаться, если будут сниться кошмары.

Анжелина энергично закивала.

Нетерпеливое выражение на её лице вызывало улыбку.

— Тогда ложись. И хотя бы попытайся заснуть. — Сказала я и начала рассказывать о том, которые мы сейчас проходим в школе.

— Краткий промежуток времени в истории Лудании, страной правили суверенны, порожденные революцией. Монархия была низвергнута и люди сами выбирали своих правителей.

Я читала прямо с листа, текст был написан на Парсоне. — Это была концепция идеализма, на стороне которой выступали большая часть людских масс, те, кто восстал против королевы Аволея и оставшихся в живых семейства Ди Хейзов. Это было время беспрецедентной жестокости, когда королевская семья была вынуждена скрываться, боясь быть схваченной и плененной. Расправы проводились на публичных площадях, чтобы удовлетворить людскую жажду крови.

Я украдкой глянула на Анжелину.

Мне вряд ли стоило бы рассказывать подобные “сказки” четырехлетки, если бы она уже не знала их.

Мы росли, слушая эти рассказы. С самого раннего детства нам внушалась история нашей страны.

Революционеры не внове в нашей истории. Важно было понимать, что наша жизнь зависит только от воли королевы.

Я пододвинулась ближе к Анжелине. Меня бросила в дрожь, когда я представила каково пришлось тем людям благородного происхождения в те времена, ведь им всё время приходилось убегать, иначе их распяли бы собственные соотечественники, свои же подданные.

Их свергли с престола, чтобы потом учинить над ними расправу: повесить, сжечь или обезглавить.

Я продолжала читать, зная, что она ждет продолжения.

— Их состояния были разграблены, их дома и земли разделены между новыми лидерами, и все напоминания прежних монархов: статуи, флаги, картины, деньги — были уничтожены, не оставляя доказательств их существования.

На странице было изображение, картина художника — прежняя правящая семья, так как никаких фотографий не осталось.

Анжелина протянула руку и коснулась рисунка, ее палец обрисовал контуры изображения девочки ее возраста, девочки, которая по-видимому была казнена просто из-за ее родословной.

Я напряглась всем телом.

Это было темное время в истории нашей страны.

— Но несмотря на идеализм того времени, при новом правительстве не было никакого реального послабления для людей, старые налоги были отменены только для того, чтобы создать новые.

Королева, обладавшая слишком большой властью, была заменена президентом, который имел еще большее влияние.

Анжелина посмотрела на меня, у неё было озадаченное выражение лица.

Я прекратила читать, чтобы объяснить что всё это значит. На этот раз на Англайском.

— Потому что любой мог стать правителем, вне зависимости от своего рождения. Кругом была коррупция.

Выборы были подтасованы, а налоги завышены, чтобы прикармливать прихлебателей нового режима.

Возникали еще более кровавые перевороты.

— Королевы других стран, у которых была реальная власть, отказывались сотрудничать с новым режимом, потому что у их лидеры были не королевского происхождения.

Взглянув на неё, я пояснила:

— Поскольку у нас не было королевы, страна была изолирована от остального мира.

Мы были лишены существенного количества торговых путей, и люди скоро поняли, что наша страна не так самодостаточна, как им казалось. Поэтому мы нуждались в других странах, чтобы обеспечить нашу страну всем необходимым.

Глупым заблуждением было поверить, что обычный смертный сможет руководить страной.

— Первый масштабный голод последовал сразу же после болезней, охвативших всю страну.

Я прислонилась к Анжелине, мне уже больше не нужна была книга, чтобы рассказывать дальше. Эту часть истории я знала наизусть, мне её пересказывали бесчисленное количество раз.

Её дыхание стало глубже, становясь ровнее, и даже не смотря на то, что она всё еще слышит меня, было ясно, что она погружалась в сон.

— Это был поворотный момент для Лудании, — прошептала я, наклонившись к щеке Анжелины.

— Слишком многие были недовольны правящим режимом, а человеческие потери слишком велики.

Мертвые тела переполняли кладбища. Их некуда было девать, потому их сжигали. Когда их жгли, поднимались черные тучи, от которых задыхались деревни.

Люди призывали к новому восстанию, взывали к регентам из прошлого.

Только никто не откликнулся.

Все они были принесены в жертву, на алтарь революции.

Когда я произнесла последние слова тихо и медленно, Анжелина уже спала.

Меня это не волновало, она знала как всё закончилось.

Мы все знали.

Другие страны обратились к тайным группам, которые стремились свергнуть новую “демократию”, и шпионов, которых послали, чтобы те разыскали оставшихся наследников королевских кровей, который были в тесном родстве с прежним правящим престолом.

Нам нужен был новый лидер.

У нас должна была появиться королева.

В конце концов, она была найдена.

Та, которая была готова занять своё место на престоле и увести свою страну от пути саморазрушения.

Эта была сильная женщина, так гласит история, королевских кровей и с царственной осанкой.

Когда её войска прибыли, легко одолев уверенную в своей непобедимости и, тем не менее, плохо подготовленную армию, председательствующего правительства, королева проявила милосердие к своим предшественникам. Те были убиты не у всех на виду и смерть их была лёгкой.

Королева была настолько влиятельна, что её легко приняли монархи соседних стран, и вскоре санкции были сняты, торговые пути и общение между странами восстановлены.

У народа Лудании снова появилась пища.

И тогда же впервые была введена классовая система.

Она была создана, чтобы препятсвовать будущему бунту, удержать людей живущих раздельно от мыслей о совместном востании.

Язык стал инструментом, способом чтобы завершить это разделение.

Разговаривать… или даже различать…языки других классов стало вне закона.

Это был способ сохранить секреты, способ показать силу и власть над теми которые были… слабее.

Это было век назад… вернулось когда у городов были имена… и даже если что-то изменилось, и классовая система и монархия все еще остались неизменными.

Теперь еще сильнее, чем прежде.

Язык стал камнем преткновения.

Общаться дозволялось только на языке, который определялся нашим происхождением, или на Англайском.

Любой, у кого проявлялись способности к языку, был казнен.

А тех кто, делал хоть малейший намек на попытку выучить недозволенный язык, преследовался властями.

Прошло сто лет, способность разбирать слова другого класса была утеряна, владеть другим языком кроме своего сделалось невозможным.

Мы стали невосприимчивы к тонкастям чужих языков.

Но даже, если бы все были равны, я всё равно оставалась бы аутсайдером, потому что понимала все языки.

И моя способность не ограничивается только произношением слов.

Я могу разбирать всевозможные способы общения, даже включая те, что были визуальными или осязаемыми.

Мой отец однажды взял меня в музей, один из тех немногих, что не был сожжен дотла во время Революции, и он показал мне, каким когда-то был мир, как жила когда-то наша страна — как единая нация.

Может быть не всегда в согласии, но ни разделенная на касты.

В музее нам показывали красивые рисунки, которые использовались первобытными людьми для общения…вообще-то это были искусно созданные копии, а наш гид объяснял смысл перевода этих картинок на Англайский.

Но когда гид зачитал нам их значение, я знала, что там закралась ошибка, перевод был не точен.

Я поняла, что на самом деле значили эти красиво выведенные слова.

Я знала настоящее значение слов на обратной стороне картины, и поэтому сообщила ему истинное послание от наших предков.

Возмущенное руководство музея настояло на том, чтобы я отреклась от своей лжи и извинилась за свою непокорность.

Отец скрыл свой страх под маской смущения. Он извинялся перед разъяренным гидом, ссылаясь на моё богатое детское воображение, которым я мол поспешила поделиться с окружающими.

Он утверждал, что я была со своими причудами, к тому же еще и трудным ребенком, и утащил меня прочь.

Подальше от тех замечательных слов, подальше от музея, пока те люди не поняли, что я всё правильно перевела.

Чтобы удостовериться, что я понимаю язык, на котором никогда не разговаривала.

Меня впервые отругали за ту выходку в музее, а потом папа крепко обнял меня, явно испытывая страх и облегчение, что нас не преследовали.

Мой отец напомнил мне как это было не безопасно с моей стороны обнаружить при людно свои способности.

Кто бы это ни был.

Никогда не показывать то, что ты умеешь.

Мне было всего шесть лет, когда я увидела (всего второй раз на моей памяти), как плачет мой отец.

В первый раз, мне было четыре и тогда он убил человека.

Дверь в мою комнату открылась, и силуэт моей матери тенью проскользнул внутрь. За ней тянулся аромат выпечки, которым казалось пропиталась её кожа за время работы в ресторане.

Она кивнула головой в сторону Анжелины.

— Чарлина, тебе тоже уже пора быть в постели. Тебе завтра в школу.

— Знаю, я почти закончила.

Ответила я ей на Англайском и захлопнула книгу, потому что больше не могла сосредоточиться ни на одном слове.

Она присела ко мне на кровать и убрала мои волосы с моего лица, а затем погладила по щеке тыльной стороной ладони.

— Ты выглядишь уставшей.

Я не стала говорить ей, что она та самая, кто выглядит уставшей.

Что золото её волос поблекло, а гордая осанка сутулилась.

Я всегда была убеждена, что моя мама не была рождена для такой суровой жизни.

Да, может быть, и никто не рожден для такой жизни.

Я кивнула.

— Так и есть.

Она наклонилась, чтобы поцеловать меня в лоб, и я услышала знакомый знакомый запах теплого хлеба.

Это был запах моей матери.

Она потянулась к книге, вынимая её из моих рук.

Как только она забрала книгу, из неё выпал сложенный листок бумаги и упал мне на одеяло. Видимо этот листок лежал между страницами.

Мама не заметила записку, потому что сразу же повернулась, чтобы положить мою книгу на прикроватную тумбочку. Я взяла записку и развернула её.

Я сразу же поняла, что это не я прятала этот листок.

А когда я прочитала, слова что были там написаны, я резко втянула воздух.

— Чарлина, в чём дело? — спросила она, повернувшись ко мне.

Зажав листок в кулаке под одеялом, я покачала головой.

Она приподняла брови, будто снова собираясь что-то спросить, но мы услышали за окном знакомый звук сирены, напоминая всем, что наступает комендантский час и всем лучше разойтись по домам.

Когда мама снова повернулась ко мне, видимо она уже забыла о чём собиралась спросить и потянулась к лампе, чтобы выключить её.

— Доброй ночи, Чарли, — сказала она, на этот раз на Англайском, к моенму не малому удивлению, потому что она отказывалась говорить на этом языке в стенах нашего дома.

— Спокойной ночи, мама, — ответила я, улыбаясь и говоря на языке, который предпочитала она.

Когда она закрыла дверь и я была точно уверена, что она ушла, я достала из под одеяла записку.

Я должна была прочесть еще раз.

Или возможно два…или три… или еще пятдесят раз, я думала, вытаскивая записку и осторожно разворачивая ее.

Листок был уже измят, потому что мне пришлось зажать его в руке, когда я прятала записку от своей матери.

Я взглянула на слова, нацарапанные в записки, пытаясь разобраться, что же я чувствую.

В моем теле напрягся каждый мускул.

Волосы на руках встали дыбом.

Я читаю записку в последний раз, запоминаю слова, так что я смогу вспомнить их позже

Затем я опять обратно прячу листок в книгу, перед тем как снова выключить лампу.

Я слушала дыхания своей спящей сестры, задаваясь вопросом, каково бы было услышать те слова, а не просто читать их.

Слышать их тихий шелест в ночи.

На всех языках.

 

9

Я не могла себя заставить снова взглянуть на записку.

Больше ни одного раза в течение последующих нескольких дней, я не позволила себе взглянуть на записку, которая лежала между страниц моего учебника.

Я была слишком напугана.

Меня очень взволновали те слова, что я прочла, тот смысл что в них вложен и обещание.

Я была просто в ужасе.

Я пыталась сосредоточиться на уроке, на профессоре, который стоял в классе передо мной.

Он говорил очень страстно, даже после стольких лет преподавания одного и того же предмета — история нашего народа, класса Торговцев.

Наши лекции были разделены на блоки, которые включали три часа Истории: один час истории Торговцев и как мы соответствуем нашему обществу; другой об истории нашей страны; и еще один о всемирной истории, которая была наполнена историями древних аристократий, демократий, и диктатур, которые расцвели и рухнули перед Временем Правителей.

Поскольку мы были торговцами, были также классы торговли, бухгалтерии, и экономики.

Нам давался один час, который мы могли провести по собственному усмотрению, искусство, науки или кулинария. Обучайся чему хочешь.

Однако эти факультативы имели только одну цель улучшить навыки обслуживания Торговцев.

Даже Исскуство включало, изучение тканей, керамики, и графики, что могло быть упаковано и продано.

Всё это обучение — это наша подготовка, чтобы мы могли занять свое место в обществе.

Я делала равнодушные заметки лекции, притворяясь, что сказанное учителем было намного интересней, чем письмо спрятанное внутри книги под моим столом.

Когда я переместила свою ногу, то случайно толкнула свою кожаную сумку, высыпав ее содержимое на пол.

Я наклонилась, чтобы собрать беспорядок, ныряя головой под стол, собирая карандаши и листы бумаги, которые выскользнули.

Я позаботилась, чтобы всё разложить внутри как можно аккуратнее.

Я видела свернутую записку, выглядывающую из книги, в которой я ее прятала.

Я провела кончиками пальцев по её поверхности. Руки так и чесались вытянуть её.

“Я не должна”, говорила я себе, когда затаив дыхание наблюдала как вытаскиваю записку из книги.

Я попытался подавить чувство предвкушения, которое пробежало по мне, прекрасно понимая, что это будет ошибкой, снова взглянуть на неё.

Это больше не заслуживат моего времени.

Макс и так прочно засел у меня в голове, а он этого не заслуживает.

Я осмотрелась вокруг, чтобы понять, заметил ли меня кто-нибудь под столом, читающую записку, которую я уже выучила на зубок.

Никто не обратил меня внимания.

Я держала письмо, живо представляя себе шесть слов, написанных внутри сложенного листа.

Шесть слов, которые я уже знала наизусть.

Шесть слов, которые так много для меня значили.

Я осторожно развернула бумагу, специально не фокусируясь на надписи.

Моё сердце замерло.

Затем мое зрение прояснилось.

“Я клянусь что защищу тебя”

Я провела оставшуюся часть дня пытаясь забыть записку, пытаясь уничтожить повреждение, которое я нанесла в момент, когда позволила себе прочитать это еще раз.

Слова сейчас чувствовались неминуемыми, как если бы они были выгравированы во мне и письма были визуализированы, рвано и сыро через мою плоть.

Их смысл отзывался головной болью.

Он просил у меня слишком много этой простой клятвой.

Как он мог давать клятву в таких вещах? Как я могла воспринять такое обещание всерьез? Он едва знал меня, и я конечно не знала его.

Не настолько, чтобы начать доверять ему.

Не с той информацией которую он уж знал, или по меньшей мере подозревал, что он знает, обо мне.

Он знал такое, что грозит расправой надо мной.

Я не могла позволить себе серьезно воспринимать его слова, так что я решила игнорировать их.

Решила забыть о записке.

Забыть его.

Я отказалась от попытки сосредоточиться на моих школьных занятиях и отдала себя работе над другими задачами вместо этого.

Я пошла в ресторан после школы, хотя я не должна была сегодня работать.

Я принесла запасы на кухню и приготовила блюда, и вымыла столы и вершину прилавка.

Я проинвентаризировала снабжение, которое уже было заинвентаризировано, и помогла матери почистить овощи, до этого не было ничего что могло занять мои беспокойные руки.

Даже после этого мой ум отказался перестать фиксировать письмо, которое он написал.

Наконец, я решила, что у меня всего один шанс.

Я схватила свечу и промаршировала через кухню, через черный ход, и по аллее позади ресторана.

Я нашела место в затемненном углу, далеко от глаз прохожих следующей улицы, и я присела внизу, придавая чашевидную форму моей руки вокруг фитиля свечи.

Я засунула руку в мой задний карман и вытащила сложенную записку.

Я думала прочитать еще раз — только в последний раз — но мне это было не нужно.

Мне никогда не нужно бы смотреть на это снова; те слова стали бы часто посещать меня навечно, даже за отсутствием бумаги, на которой они были написаны.

Я держала угол листа выше свечи, слегка колеблясь прежде чем дать огню его уничтожить.

Я наблюдала как язычки пламени поглотили лист бумаги, и бросила его на землю перед тем, как они смогли достичь кончиков моих пальцев.

Остаток промерцал передо мной, сначала оранжевым, после черным, бледными тенями серого пока не словил медленный поток воздуха, который его унес.

Я почувствовала себя лучше как только бумага распалась, это больше не могло соблазнять меня.

Так меня и нашла Бруклинн на темнеющей аллее, сидящей на корточках над свечой, так как я пристально посмотрела в ее крошечное пламя, чувствуя себя наконец свободной.

Бруклинн была мастером в убеждении меня сделать вещи, которые я не хотела делать; она всегда была.

Когда я была едва старше, чем сейчас Анджелина, Брук уговорила меня подстричь мои собственные волосы чтобы притвориться мальчиком.

Она думала, что это будет забавно, шутка для игры, обмануть других детей в школе, что в нашем классе новый мальчик.

К сожалению мои родители не поняли шутку.

И даже хуже, я действительно напоминала мальчика с моими новыми стриженными волосами.

Это был год когда дети перестали называть меня Чарлина и начали называть Чарли.

Прозвище было прекрасным.

Это удовлетворило меня лучше так или иначе, и волосы в конечном счете тросли снова.

В тот год я также научилась не всегда доверять Бруклинн ставить мои интересы впереди ее собственных.

Так было не потому что она плохим другом… она не была.

Это не было даже потому что она была мстительна или злобна…она была также.

Она была просто… неугомонной.

Необходимо сказать, что я вынуждена была иногда проявить твердость с Бруклинн чтобы избежать совершения вещей, которые не были лучше для меня.

К счастью, это не было одним из тех раз, и в этом случае, Брук появилась точно в правильное время.

Время в которое мне была наиболее нужна ее специфическая манера отвлечения.

Когда меня наиболее нужно было вытащить из моего мира и в ее.

Ночь с Бруклинн было именно тем, что мне нужно было чтобы выкинуть из моего ума…другие вещи.

Ралли в парке было бы совершенным отвлечением.

Нам пришлось пообещать моему отцу, что мы останемся вместе — обещание, которое я думала, подразумевало больше для выгоды для Бруклинн чем моей- и моей матери, что мы будем дома вовремя до комендантского часа.

Я не уверена, где еще она думала мы будем так поздно — парк опустеет задолго до сирен.

Последняя вещь которую кто-либо хочет, быть пойманым за нарушение закона.

И, как всегда, я храню свой Паспорт в безопасности возле груди.

Я знаю, что ожидать задолго до того, как прибыть на место сбра на набережной.

Раньше когда “Ралли” впервые начались, они были чем-нибудь еще в целом, их имя, вызывало полностью другой ответ.

Они произошли, от событий, которыми намеревались показать поддержку тем, кто был недавно вербуемый, как празднование наших новейших солдат, поскольку угроза войны от врагов, как внутри, так и за пределами наших границ, стала надвигающейся.

Но как недели стали месяцами, и месяцы перешли в годы, ралли приобрели абсолютно другое значение.

Сейчас они были заявленными — санкционированными вечеринками.

Вечеринки, чтобы молодежь собралась в парке на набережной под отговоркой патриотизма, пользуясь оправданием прийти вместе в ночь, чтобы потанцевать, покричать, петь и радоваться.

Только однажды ралли были опасными, когда пьяная толпа стала беспокойной и воинственной под руководством мужчины, призывающего к несогласию.

Насилие сломалось пролившись на улицы города.

Несколько его активистов были убиты теми самыми военными, в честь которых было создано ралли.

Но это было много месяцев назад, и сейчас была установлена охрана, для патрулирования ежемесячных сборов, поддерживать приказ перед тем, как хаос смог бы прорваться.

До того, как вечеринка станет протестом.

И сегодня ночью, поскольку весна движется в направлении лета и ночные температуры стали теплее, гуляки были наполнены настроением.

Воздух на берегах реки был пропитан предвкушением песен, алкоголя и танцев.

Звук инструментов, играющих вместе в практической гармонии, отлично простирася за пышный ландшафта парка и на улицах за ним.

Это было многообещающе и пьянило.

Бруклинн схватила мою руку убедившись, что я не смогу передумать и сбежать.

Но ей не нужно было.

Я была счастлив находиться здесь, благодарная за ее присутствие и за отвлечение празднования.

Мы миновали группу мужчин, играющих разнообразных инструментах внизу плотной группы листовых деревьев.

Они пели, как громко, так и бедно

Я смеялась над их усилиями привлечь наше внимание, так как их голоса поднялись.

Бруклинн хихикала и поощрял их, махая и подмигивая, и покачивая бедрами.

Они окликнули нас чтобы вернуть, чтобы мы спели для них, но Брук тянула меня, игнорируя их противоречивые оправдания.

Мы остановились возле цветущего куста, и пока она напевала, ее тело двигалось в такт звукам вокруг нас, Брук сорвала безупречный красный цветок и аккуратно засунула его в мои волосы, позади уха.

Она наклонилась и поцеловала меня вщеку.

“Ты выглядишь прекрасно”, сказала она одновременно подмигивая.

Я схватила ее за обе руки и сузила глаза, позволив намеку на улыбку изогнуть губы.

“Ты уже пьяна, разве не так? О это так”

Ее лицо изменилось и она оскалила зубы.

“Возможно совсем немножко”

Она взыла мою руку, и мы снова мы пошли.

Факелы проводили линию вьющихся путей, так как мы подбирались ближе к центру парка, к центру ралли, где праздники были хорошими в реализуясь.

Несколько человек приветствовали нас, с кем-то мы были знакомы, с кем-то нет.

Брук знала намного больше чем я, особенно охранников одетых в синее..

Она сделал себя лучше, представив меня но я знала, что в конечном счете она забудет что я была с ней, и она захочет быть подальше от меня.

Это было ее натурой.

Я понимала это.

Кто-то дал нам напитки, и прохладная жидкость прошлась огненными пальцами к низу моего горла, расслабляя мое тело и звукопоглощение моего ума.

Бруг наверно не нужен был второй, но она взяла его в любом случае.

Найдя путь к толпе под цветущими деревьями, она ушла танцевать, пока я за ней наблюдала.

Она подняла руки выше своей головы и вращалась гипнотическими кругами, ее глаза и ее движения приглашали других двигаться ближе к ней.

Как всегда, я хотела чтобы Арон был здесь.

Он остался бы со мной.

Он никогда бы не оставил меня.

Но Арон был против планов правил Брук.

Ей не нравилось брать его на наши пикники.

Она была согласна конкурировать с

ним за мое внимание в течение дневных часов, путем которым это было всегда, но только, потому что у нее это было тоже.

Ночью это предполагало только нас двоих.

Ее правило было абсурдно, действительно, она находила новых друзей каждый раз, когда мы приходили и спешила покинуть меня, если появлялась возможность.

Я посмотрела вовремя чтобы увидеть Брук танцующей с партнером сейчас, мальчик с грязными волосами, который тянул ее ближе, его рука обвивалась вокруг ее талии пока она смело смотрела ему в глаза так, как будто были только они двое, кто существовал в рамках переполненного пространства.

Перед тем как я смогла осмотреться своими собственными глазами, стальной голос позади меня вторгся в мои мысли заставив меня вздрогнуть в ароматной ночи.

“Ты не должна здесь находиться. Парк не безопасен после наступления темноты”

А затем я почувствовала его руку — его ладонь- легкое прикосновение по длине моей обнаженной руки, нежный жест, несравнимый с его тоном.

Мой желудок резко упал и я почувствовала себя больной, в это же время я обратила внимание на четкую искру чего-то еще, проскользнувшую сквозь меня.

Что — то далекое и такое близкое к надежде.

Я подавила часть себя, отвечая вместо этого на предупреждение в его голосе, отказываясь при этом оборачиваться.

“К счастью для меня, это не должно быть твоим решением где я должна находиться с наступлением темноты”

Или с кем я нахожусь.

Я потянула свою руку подальше игнорируя…… от его прикосновения

Я прошла дальше, по другой стороне от танцующих, не спуская глаз с Брук, так я не смогу потерять ее в толпе.

И конечно я не хотела смотреть на Макса.

Так мне не прийдется сталкиваться с его тревожными серыми глазами.

Я слышу его шаги следующие за мной.

— Чарли, подожди.

Я не собирался указывать тебе что делать.

Его голос был добрее в этот раз, прося меня выслушать.

Я качнула головой — мой упрямый отказ — но это было больше к самой себе.

Я сомневалась что он даже заметил легкое движение в мерцающих сумерках.

Часть меня хотела, чтобы он следовал за мной — я была почти уверена, в том что я делаю — хотя я почти бежала подальше от него.

Мое сердце забилось быстрее, и замешательство от моей собственной реакции вынудило меня почувствовать головокружение и неуверенность.

Я ощущала покалывание во всем теле, будто оно никогда не было более живым.

Потом он накрыл мою руку своей останавливая и становясь передо мной.

Сражение в пределах меня росло, пока я не была в полном расстройстве.

Я хотела вырвать свою руку.

Но я не сделала этого.

Казалось, что так и нужно, но все же я не могла даже посмотреть на него.

— Чарли.

Только одно слово, только один этот звук и он полностью завладел моим вниманием.

Я попытался дышать вопреки моей гордости, но это было также в моем горле.

Его большой палец перемещался, по немногу, выпуская потоки воздуха, которые качались через меня.

Мои плечи опустились.

Иди домой. Я не смогу сдержать свое обещанье, если ты будешь постоянно поподать в опасные ситуации.

Его обещание.

Напоминание его примечания послало холод по моему всему телу, и тем не менее, я чувствовала, что я напряглась, чтобы быть ближе к нему.

— Я не ухожу, — сказала я, боясь поднять глаза.

Боясь встретиться с его взглядом, и позволить ему увидеть то, что я так усердно прячу.

Что я хочу, чтобы он был возле меня.

Он отпустил мою руку, и она упала на мою сторону, чувствующую себя странно холодной и пустой.

Когда он снова заговорил его голос был жестким и резким.

“Что, если я настаиваю, чтобы ты пошла?” Я подняла взгляд, уставившись на него в недоверии.

Ты не сделаешь этого! Но увидив его лицо, я поняла, что ошибаюсь.

Я знала, что он может сделать именно это.

Его мундир был четкий, безупречный, командир.

Это было все полномочия, он должен был бы меня сопровождать из парка, чтобы вернуть меня в мой дом.

Это не имеет значения, что я хотел остаться, Макс может заставить меня уйти.

Моя челюсть напряглась, и я хмуро посмотрела на него, делая шаг ближе.

Единственный конфликт я чувствовала, сейчас был к нему.

— Ты не посмеешь! У меня есть полное право здесь находиться.

Я не сделала ничего плохого, я не та, что беспокоит людей, это ты! Ты тот, кто должен уйти”

Я протянула руку и попыталась сдвинуть его с моего пути, но он не сдвинулся с места.

Он даже не вздрогнул.

“Я просто хочу быть с моим другом сегодня”, я прохрипела голос на грани истерики.

“Если бы я знала, что ты будешь здесь, я бы даже не пришла”.

“Я пыталась обойти его, но он протянул руки они были вокруг меня, прежде чем я поняла, что произошло.

Мое лицо было прижато к его груди; я могла услышать его сердце, напевающее ниже густой шерсти его жакета.

Я чувствовала тепло его тела напряжение по отношению ко мне, то, как я очень хотела быть рядом с ним.

И пряный аромат от него, как

я вдыхала его, пробуждая у меня головокружение.

Я ожидала большего.

Намного, намного большего.

Моя решительность пошатнулась, а потом и вовсе рухнула.

Я чувствовала себя в безопасности в его руках.

— И если бы я знал что ты будешь здесь, я бы пришел только ради встречи с тобой.

“Голос Макса грохотал под ухом.

Затем он вновь заговорил на языке, который должен быть мне незнакомым.

— Все что я хочу — чтобы ты была в безопасности, Чарли. Это все, чего я когда-либо хотел.

Это было закончено, краткий и идиллический момент, в котором я подошла так близко к своей охране.

Я застыла, прежде чем я могла даже ответить, желая, чтобы он не только говорил.

Не таким образом.

Я оттолкнулась от него, выпутываясь из его рук.

Когда я посмотрела на него, я увидела, что он понял, что он знал, что сделал что-то не так.

Он должен был говорить Англайским.

— Чарли, извини.

Но я уже исчезала в толпе и на этот раз он не последовал за мной.

Хотя часть меня все еще хотела этого.

Бруклин задыхалась, когда нашла меня, и хотя я была не в настроение для ее ликования, она притащила б его с собой в любом случае.

Она опьянела от внимание и напитков.

Это был ее идеальный наркотик.

Она потянулась к моей руке, вытягивая меня от того места, где я прятался среди деревьев, которые стояли вдоль края реки.

То, что листья не скрывали, скрывала тьма, скрывая меня из виду.

Но Брук определенно я слышала, когда она звала меня за долго до того, когда она обнаружила меня там, окутанною тьмою, где я могла дуться в тишине.

— Я только что встретила самого потрясающего парня.

Ты должна пойти и увидеть его.

Поверь мне, Чарли, ты полюбишь его!” Под ее руками я не чувствовала себя комфортно или сильной пусть даже Макса рядом не было.

Ее кожа была теплой и мягкой, но пальцы впились в мои.

Я сделала несколько шагов и споткнулась потому что она меня тянула.

“Если он так хорош, почему бы тебе не пообщаться с ним? Ты не нуждаешься во мне.”

Брук улыбнулась, подняв брови.

— Но у него есть друг.

Очень симпатичный друг.

Она снова потянула и протащила меня еще несколько шагов.

— Пойдем, ты не захочешь пропустить такое.

Я отрицательно покачала головой, стоя на своем.

— Я не в настроение сегодня, чтобы с кем-либо встречаться.

Брук, не сегодня.

Она отпустила меня и положил руки на бедра.

Она стояла в вызываюей позе, ее карие глаза поблескивали.

— Та почему нет? Все из-за твоего малыша-солдата?

Я посмотрела на нее, не уверенная что поняла что она имела в виду.

Она пожала плечами.

— А, ну да. Я видела вас двоих.

И что, Чарли? Еще я видела, что он не пошел за тобой.

Зачем тратить время, сидя здесь в одиночестве и позволяя ему разрушить все веселье?”

Я, наверное, ненавидела Бруклинн в тот момент, или была как никогда прежде близка к этому.

Она наблюдала за мной когда я спорила с Максом, и позволила мне блуждать зная что я была расстроена.

Она больше беспокоится возвращением к какому то парню, которого только что встретила, чем тем, что я могу нуждался в ней.

Но было что-то еще, что-то о том, как она сказала: “Малыш-солдат”, ее голос испускает яд.

Брук ревнует? Я думала о том, что днем произошло в школе, когда она старалась обратить внимание Макса, чтобы он ее заметил.

Бруклинн не привыкла, чтобы ее игнорировали.

И она определенно не привыкла, чтобы вместо нее предпочитали меня.

Вдруг я подумала, что может поэтому она брала меня с собой, зная что ее заметят прежде чем меня, заставляя чувствовать себя лучше.

Интересно, может быть именно поэтому Арон не мог пойти с нами, если бы это было потому, что он видел ее настоящую и решила, что я ему нравлюсь больше.

Тем не менее, до сих пор, я думаю, что не обижаюсь на Брук.

Я даже не завидовала тому, что, когда мы вернулись на ралли и она представила меня ребятам, их глаза были прикованы к ней, а не ко мне.

Хотя, наверное, должна была.

Я должна бы сердится на нее из-за ее мелких обид.

Вместо этого я жалела ее.

Макс был всё еще здесь.

Я не видела его, но знала, что он где0то по близости.

Не то чтобы я могла ощущать его присутствие, просто мне так казалось.

Я играла вместе с Брук, делая вид что хорошо провожу время, для того чтобы позволить Максу знать, что обо мне не нужно заботится, и мне не нужно идти домой.

Я встретила друзей Брук, и она была права, мальчик, которого она встретила — тот с грязными волосами, с кем она танцевала прежде — казался очень даже приятный.

Его друг Парис, тоже ничего.

К тому же он из Торговцев.

Они носили простые ткани в оттенках коричневого и серого цвета, которые были знакомы мне.

К тому же, мне не нужно было претворяться, что я не понимаю их слов, и неважно на каком языке они говорили.

Это были те люди с которыми я должна бы общаться.

Но я не ошибалась, когда думала, что они бы были рады провести весь вечер любуясь Бруклин.

Даже Парис, который сделал все возможное, чтобы заставить меня чувствовать себя свободно, не мог отвести глаза полностью от нее.

Это не имеет большого значения, хотя, я не хочу быть и с ним тоже.

Каждая молекула моего тела старалась определить местонахождение Макса среди гуляющих, пока я не почувствовала напряженность и беспокойство.

Тем не менее, я смеялась над шутками мальчика и взял второй напиток который он предложил мне, не обращая внимания на то, что моя голова уже начинает кружиться.

Когда его рука оказалась на моем бедре, он потянул меня танцевать, я следовала, наши плечи, наталкивались друг на друга, когда он двигался впереди.

Он потянул меня ближе, чему я была не рада, и я была потрясен моей реакцией, полагая, что не так давно я задалась вопросом, на что это будет похоже прикосновения с Максом.

В Парисе, это было как раз наоборот, я отталкивалась от его прикосновения, а он притягивал мое тело устойчивее к себе.

Однако, его руки были сильнее, и настойчивее, и он шатался в завершении всему этому.

Я смотрела вокруг, пытаясь не нервничать, когда алкоголь — его дыхание, смешанное с моим.

Его тело двигалось с музыкой, и вместо того чтобы пойти к сцене, я решилась согласиться с ним, только наполовину танца, и только наполовину после удара.

Я задавалась вопросом, как долго играет уже песня, и как скоро наступит долгожданное спасение.

— У тебя красивые глаза, — сделал он комплимент на Парсоне.

Его слова были горячие и липли к моему лицу.

Я чуть не рассмеялась, питаясь вспомнить, в какой момент он перестал пялиться на Брук, что бы заметить.

Вместо этого я слабо улыбнулась, отстранив голову в сторону от него.

“Спасибо”, я ответила громче музыки, в надежде что та скоро закончится.

Но это не была пауза в музыке, которая прервала неуклюжий танец; это было что-то, к чему я не была подготовлена.

Что-то до чего я никогда бы не смогла приготовится.

Рев сирен взорвался, как будто звук отбивался эхом от моей собственной головы, его пронзительный шум, разрушающий ночь.

Этот не был сигналом о начале комендантского часа.

Я чувствовала себя приклеенной к месту, мой ум помрачнел от внезапного хаоса, пробудившегося вокруг меня.

Начались крики, хотя я едва могла слышать их сквозь шум.

Я чувствовала как все меня толкают, со стороны в сторону пытаются бежать, вдаль от парка.

Чтобы найти убежище.

Я искала Брук.

Я только что видел ее! Но сейчас я не могу найти ее среди путаницы и пресса тел.

“Брук!” Я крикнула, но мой голос был потерян в движение вокруг меня.

Я смотрела, поскольку девочка, моего возрасте, упала на землю в давке, чтобы уйти, человек бежал поверх нее, его тяжелые ботинки пинали ее голову.

Она попыталась уйти с дороги других, уползая с их пути, ее пальцы, цеплялись за грязь, но она не может двигаться достаточно быстро.

Она посмотрела верх, на ее лице читалось ошеломление, кровь сочилась с нижней части лица.

В момент, когда она подняла голову я узнала ее.

Это была Сидни, Консульская девушка из Академии, которая дразнила нас, когда мы проходили мимо по дороге в школу.

Та, которая вошла в ресторан моей семьи той ночью и дразнил меня, думая, что я не могу понять то, что она говорит.

Прежде, чем я смогла сообразить, я уже мчалась к ней.

Меня толкали ударяли и пихали, я с усилием питалась добраться до нее, через людей у которых главная миссия самосохранение.

К тому времени я достигла ее, чуть не наступив на нее.

Тело было прижато к телу, и я чуть не пронеслась мимо ее.

Я расталкивала толпу настолько, насколько могла, прокладывая себе путь.

Какая-та рука схватила мои волосы и начала дергать.

Кожей я чувствовала огонь, наклонив голову вперед и дергая в стороны кричала от боли.

Никто не услышал меня.

Или даже им было все равно.

Я видела Сидни, по-прежнему пытающуюся отползти с дороги.

Она выглядела разбитой.

Я колебалась недолго, а потом решительно нагнулась, схватила ее под руки и потащила в сторону от давки.

Подальше от ног, что избивали ее.

Вопль сирены был постоянным, но у меня не было времени беспокоиться о том, что он означает.

Я наклонилась и закричала прямо ей в ухо, надеясь, что она услышит меня.

“Ты можете стоять? Ты можете идти?”

Она выглядела смущенной, когда она мигала, я задавалась вопросом, поняла ли она то, что я только что спросила.

Затем медленно, очень медленно, она кивнула, протягивая руку, позволяя мне, помочь ей подняться.

Поначалу она пошатывалась, и я придерживала ее, ожидая, когда она втердо встанет на ноги.

Она открыла рот и что-то сказала, но я не смогла услышать ее.

Слова потонули в шума вокруг нас.

Я покачала головой и пожала плечами.

Она подошла ближе, её рот оказался на уровне моего уха.

— Почему ты делаешь это? У нее был измученный глос.

Я не была уверена. что мне ответить, так что промолчала.

“Мы должны выбираться отсюда! Где ты живешь?”

Она указала на восток.

Так я и подозревала, ей нужно идти туда, где живут семьи адвокатов, в верхний квартал восточной части города

Но мне нужно было на запад, к краю города.

К своей семье.

К Анжелине.

Мое сердце сжалось.

Мне нужно найти свою сестру.

— Я не могу пойти с тобой, — закричала я что есть мочи.

— Можешь добраться туда сама? Знаешь где встретиться с семьей?

Она выбросила свою руку, хватая мою и я поняла. что это и есть ответ.

Она не хотела, чтобы я бросила ее.

Она не хотела в одиночестве искать дорогу.

Она идет со мной.

Толпа поредела, большинство людей уже сбежали в ночь в поисках убежища, где они смогут спрятаться.

Можно было уже не бояться быть растоптанными, но было что-то еще в этих новых звуках вдалеке, которые один за другим слышались за воплем сирен.

Держа меня за руки, Сидни отскочила месте со мной, ее тело сотрясалось после каждого нового взрыва.

Я узнала эти незнакомые звуки, хотя фактически никогда раньше не слышала их.

Бомбы.

Звуки бомб.

Это была не тренировка и не предупреждение.

Город аттаковали.

Я должна добраться до Анжелины.

Мы не успели отойти далеко, когда я почувствовала толчок сзади, и до того, как смогла понять, кто толкнул меня и почему, я уже летела назад, потеряв равновесие.

Я упала в объятия Макса во второй раз в эту ночь, хотя на этот раз у меня не было намерения отталкивать его.

И от ощущения его рук, подобно железной ленты, я сомневалась, что он бы позволит.

“Я искал тебя везде!” Он кричал, но даже если нет, я бы услышала по-любому.

“Где ты была?”

Я едва могла дышать и, когда попыталась ответить, то лишь что-то промямлила, уткнувшись в его грудь.

Он расслабил свою хватку, так чтобы я могла наклонить голову назад, и как только я подняла взгляд на его лицо, я чувствовала гнев и расстройство.

Он волновался за меня! Я ненавидела, что именно в этот момент, угроза оружия и звуки сирены, портят ночное небо, я почувствовала, что мое сердце расслабилось.

Я напомнила себе, что Анджелина была все еще там, я освободила голову от нежелательных чувств.

Сейчас время было не для увлечения.

“Мне нужна моя семья! Мне нужно найти мою сестру! Я крикнула, и снова начала бежать, решив чтобы они сами решили следовать ли им за мной.

Я не слышала шагов. но знала, что они здесь, рядом со мной.

Макс сохранял легкость, бежав рядом со мной.

Но я беспокоилась о Сидни.

Я подумала. что она могла упасть, но яне остановилась.

Я не могу остановиться.

И время от времени я мельком смотрела на ее, уверяя себя, что она, так или иначе, поддерживает наш ритм, движения.

Сирены были везде, но я не могла понять с какой стороны доносились взрывы.

Время от времени я чувствовала, что мы могли бы бежать к ним, в то время как, казалось, они были очень далеко, с другой стороны города.

Возможно так оно и было.

Улицы кишат от мужчин и женщин, детей и стариков, так как мы покинули парк.

Но к тому времени мы достигли западной части города, улицы которой были почти заброшены.

Я беспокоилась тем что может уже было слишком поздно, что моя семья спряталась где-то, и я не буду в состоянии найти их в ночное время.

Я не позволю себе рассмотреть другие варианты…,что в друг война оказалась слишком близко к нашему дому.

Я чуть не заплакала с облегчением, когда мы завернули за угол, все дома на моей улице были невредимы от бомб, по мима других районов города.

Я заметила мерцание свечей изнутри моего дома.

— Оставайтесь здесь! - прокричала я Максу и Сидни.

Лицо Сидни было смято от боли, я знала что это было слишком для нее бежать так далеко и так быстро.

Кровь высохла вдоль ее левой щеки, покрывая коркой ее волосы.

Она выглядела благодарной за минутную передышку.

Я бросилась к входной двери которая была открыта изнутри.

Отец почти столкнулся со мной, неся Анжелину на руках.

— О, спасибо небесам! Магда! Магда! позвал он маму прижимая меня к себе.

“Она здесь! Она в безопасности!” Он сжал меня крепко, Анжелина разместилась между нами.

Мама протолкнулась мимо отца, схватив меня начала трогать удостоверяя себя что я целая и невредима.

Тогда мой отец передал мне сестру; Анджелина запутывала пальцы в мои волосы, обертывая руки вокруг моей шеи.

“Нет!” Я кричала, понимая его намерения.

“Вы должны идти с нами! Вы не можете заставить нас пойти одним!” Мой голос был хриплым от криков, но он мне нужен чтобы он выслушал меня.

Сокрушительный звук бомбы прозвучали в воздухе где-то поблизости, и я трясся, наклонила свою голову, не задумываясь.

Казалось взрывы стали громче.

И ближе.

Он покачал головой и я видела ответ написанный на его лице.

Он уже все решил.

— Мы остаемся.

Вам будет проще без нас.

“На этот раз он говорил на Англайском….так необычно для моего отца, не по его характеру.

Я не была уверена, что удивило меня больше, что он оставляет своих дочерей на истерзанной войной улице города, или то что он не говорит на Парсоне.

Мама дала мне сумку, я взяла ее перекинув через плече.

“Внутри еда.

И немного воды!” Она кричала по словам, в это же время отец толкал меня перед собой.

— Когда все закончиться мы придем за тобой.

А до того защищай сестру, Чарлина.

Она вышла на улицу, схватила меня за плечи и глядя мне твердо в глаза, так как я никогда не видела.

Ее слова были жесткими и резкими.

— И не возвращайся домой, пока ты не будешь полностью уверена, что это абсолютно безопасно.

Она встряхнула меня один раз.

— Я серьезно, Чарли.

Держитесь подальше от сюда и от войск, что находятся с обеих сторон.

И что бы ты ни делала, никогда не открывай никому своих умений.

“Когда ее руки напряглись она передали что-то еще — что-то более мягкое, как исказилось ее лицо, на глаза наворачивались слезы.

Она поцеловала на с в лоб, замирая лишь на минуту, чтобы вдохнуть и запомнить наши запахи.

Потом папа подтолкнул меня, заставляя сделать первый шаг от них.

Я повернулась и побежала за угол, где нас ждали Макс и Сидни прижимая Анжелину к груди.

Горькие слезы жгли мне глаза, когда я повиновалась.

Это казалось неправильным.

Все это.

Я беспокоилась за своих родителей и сестру.

Но хуже всего то, что я переживала за себя, и я понимала как это эгоистично.

 

10

Макс взял сумку, наполненную едой и также предложил взять Анджелину, но она прижалась ко мне.

Это было так хорошо, я нуждалась в ней столько, сколько она нуждалась во мне.

— “Мы можем пойти в шахты!” Я кричала громче чем всегда.

— Мы можем спрятаться там до конца боев.

“Я следовала впереди, задаваясь вопросом, каким путем лучше пойти.

Выше вершин зданий, я могла видеть неустойчивые вспышки, которые могли только означать крушение домов, заводов, и школ.

Удар огня в небе, дым, затемняющий ночь.

И все еще выли сирены.

Не кого не было; улицы были пустынными.

Оказала энергосистема, и, пока мы бежали, фонари мигали, а затем и вовсе погасли все до одного.

Я не знала, почему продолжают работать сирены, лишь догадывалась, что они подключены к другой системе — чему-то вроде аварийного резервного источника — которая позволяет им функционировать, даже когда вся остальная система энергоснабжения не работает.

Было такое чувство, словно темнота проникает прямо в легкие, душит меня.

Анджелина должно быть тоже чувствовала это, потому что уткнулась лицом мне в шею и отказывалась поднимать взгляд.

Я завидовала ей.

Я хотела, чтобы я могла закрыть глаза, спрятать своё лицо, я не хотела видеть мир, который рушится вокруг меня.

К счастью у Макса был фонарь на батарейках.

Фонарь был не большой, но когда он включил его, мы могли бы по крайней мере, увидеть землю у наших ног, поэтому мы не споткнулись, когда мы бежали.

Мои ноги уже горели, и руки дрожали под тяжестью сестры, но объятия Анжелины придавали мне чувство безопасности.

И, сколько бы я ненавидела себя за это признание, но присутствие Макса рядом со мной заставило меня чувствовать себя вдобавок лучше.

Сидни не замедляла нас и сейчас это само по себе казалось маленьким чудом.

Но это чудо было до того, когда всё изменилось, и мой план скрыться в безопасной шахте- разрушился, как и часть письма, сгоревшего в огне.

Впереди нас произошла белая вспышка взрыва, а затем оглушительный грохот, рифленый по воздуху.

Я могла бы прочувствовать шокирующий удар волны, как гремела ночь.

Анджелина треслась в моих руках. когда я остановилась и крепче обняла её, делая всё возможное, чтобы защитить её.

Ее ногти впились в меня.

Макс схватил меня за руку и потащил под крышу здания на другой стороне улицы, подальше от взрыва.

У меня в ушах звон, и я уже не могла различить звук сирены от гудения, которые вопили внутри моей головы.

Звуки стали одним целым, и это испытывала не только я, моя сестра тоже, которая заткнула уши своими маленькими указательными пальцами.

Она дрожала всем телом, и я сжала ее крепче, пытаясь без слов, утешить ее.

Второй взрыв произошёл где-то рядом с первым.

Но Макс уже тянул нас в противополжную сторону.

Подальше от мин, и от последнего нападения на город.

Я прикинула сколько будет гудет до взрыва бомбы, и это была не единственная наша проблема.

Сколько осталось времени, пока вражеская пехота не вышла на улицы, давая выход их собственному виду опустошения и убийств с опрометчивой энергией

Как долго мы находились в опасности?

Почему-то слова Клятвы метались в моей голове в тот момент, когда я попыталась найти строку, в которой говорилось о защите людей, и сохранения друг друга от вреда.

Но, конечно же, такой линии не было.

Клятва была предназначена только для защиты королевы.

Сила Макса на моей руке стала сильнее, и я поняла, что он говорил со мной.

Я пыталась сосредоточиться, сконцентрироваться на губах и приглушенном голос, который пробивался через шум в моей голове.

Его глаза были сосредоточены, его черные брови соединялись, когда он наклонялся ближе ко мне, его теплое дыхание.

— Где ближайшее убежище? — кричал он.

Я посмотрела и у видела, что с другой стороны он держит Сидни за руку, которая съежилась рядом с ним.

Я сказала себе, что это не имеет значения.

Не сейчас.

Я просто должна была доставить Анжелину в безопасное место.

Макс, и его руки, не моя забота.

Я старалась думать, вспомнить места, про которые нам рассказывали в течениии бесмысленного учения.

Церкви и школы.

Но казалось все они тоже немало подвергаются опасности во время бомбадировки.

Другой взрыв был как рикошетом (Рикошет (фр. ricochet) — отражённое движение какого-либо тела (чаще всего пули или снаряда), ударившегося о поверхность либо преграду под небольшим углом.) в воздухе, и на этот раз я почувствовала, что земля гудит, в то время как я упала на колени, накрывая голову Анджелины руками.

Я услышала ее хныканье или, может быть, я только это чувствовала, и я издала звук, чтобы успокоить ее, хотя я сомневаюсь, что она слышала моё утешение.

Потом я вспомнила, куда бы мы могли пойти, где может быть безопаснее, чем в каком-либо другом месте.

Надеюсь.

— Туннели! — Я закричала, поднимая голову и удовлетвореная напряженным взглядом Макса.

Мы были всего в нескольких дюймах друг от друга.

“Под городом, где в метро используется для запуска! Они используются в качестве убежищ!”

Я не стал ждать его одобрения, я просто встала и побежала.

Я держала голову настолько низко, насколько могла, прикрывая одной рукой Анджелину, пытаясь защить её, как могла.

Туннели были уже недалеко, и я молилась, чтобы мы не слишком поздно, чтобы проход не был завален.

Пожалуйста, пусть у нас получится выйти.

Когда мы подошли к лестнице, которая привела вниз по улице, Анджелина и я пошели первыми, а Сидни прямо за нами.

Макс подождал наверху, убедившись, что мы все благополучно спустились.

Я не стала ждать. чтобы он нас догнал.

В переди меня было множество двойных дверей уже запечатаных, пара людей в синей военной форме охраняла их.

В первый раз я задумалась о униформе Макса и задавалась вопросом, почему он все еще был с нами, если он должен быть в другом месте, когда город находился под опасностью.

Я удивилась, подумав, если бы он отказался от своих обязанностей, чтобы быть с нами.

В панике я бросилась вперёд, практически падая с ног, спеша добраться до убежища за пределами двери.

Мышцы рук сильно болели, словно прося отпустить сестру, чтобы она пошла сама, но опять же, я не моглп заставить себя сделать это.

Я должна чувствовать её рядом с собой.

Она была всем, ради неё я заставляла себя идти дальше.

Прежде, чем мы могли достичь дверей, один из охраников выступил вперед, держа руку в жесте предупреждения, и также показывая нам, чтобы мы вернулись откуда пришли.

— Здесь больше нет места.

Вам придется найти другое место.

Моё сердце сжало и отчаяние начало душить меня, что стало трудно говорить.

— Мы — мы не можем вернуться туда.

На улицах слишком опасно.

“Я сделала шаг, в надежде что они слышат меня.

Второй охранник с медно-рыжими волосами и жёлтой кожей, нажал пальцем на курок оружия, винтовка пересекала его тонкую грудь.

Это было серьезным предупреждением.

— Это не наши проблемы.

Туннели полны”

Слова моей матери преследовал меня, ее мольбы, что я должна заботиться о Анджелике любой ценой.

Я проигнорировала инстинкты самосохронения и сделала еще один шаг в их сторону.

“По крайней мере, пропустите ее,” — попросила я, отпуская от себя Анжелину.

Она вцепилась в меня, и изо всех сил держалась, но я была сильнее, чем она, и я свободно разжала её пальцы.

— Она маленькая и почти не займёт много места.

Пожалуйста.

Дыхание Анджелики остановилось, когда я покачала её.

Моё сердце разрывалось, но я не могла позволить ей видеть это.

Я должна быть сильной.

Рыжий охранник, тот с пистолетом, переместился так внезапно, что всё, что я могла сделать, это смотреть в оцепенении.

Он переклал вентоку на плечо, приготовил прицел с такой же молниносной скоростью.

У меня не было времени уклониться в другую сторону.

Всё что я могла сделать — это дотянуться до Анджелики и притянуться обратно к себе.

Сидни ахнула, напоминая мне, что она все ещё с нами.

Я смотрела на оружие, мигая, сжимая к груди Анджелику одной рукой, а другую подняла вверх.

— П-простите.

Мой голос дрожал так же как и руки.

— Мы н-не хотим проблем. -

Я услышала шаги Макса, когда он бросился за мной, но я не обернулася, даже когда я почувствовала, что его рука на моём плече.

Я держала всё своё внимание на оружие, делая первый, а потом ещё один осторожные шаги, успокаиваясь тем, что Анджелика уже была позади меня.

Но именно действия первого охранника, что смущал меня больше всего, как и тревожный взгляд мелькнул на его лице, а затем он перешёл еще быстрее, чем рыжий.

Его рука вылетела в сторону, пальцы крепко обхватили ствол пушки, разоруживая рыжего одним быстрым движением.

Охранник, который несколько минут ранее целился в моё сердце, выглядел ошеломленным внезапным поворотом событий.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, в знак протеста, но первый охранник оборвал его с резким взглядом, что стало понятно, кто из них главный.

И тогда первый охранник потянулся к двери.

Он открыл их и отошел в сторону, показывая, что мы можем пройти.

Все.

Я оглянулась, чтобы взглянуть на Макса, и увидеть, понимает ли он, что только что произошло, но он уже вталкивал Сидни через дверь, и я уже не могла видеть его лицо.

Я взяла Анджелику и после бросила осторожный взгляд на двух охраников, как только мы прошли.

Дверь снова закрылась за нами.

Первое что я осознала — здесь было темно.

Тёмнота не всё обхватывала, кое-где она была нарушена мерцанием фонарей и бледным светом фонариков.

Конечно этого было не достаточно, чтобы я видила, куда иду.

И снова я была благодарна за фонарик Макса, мы могли разобрать наш путь через переполненные платформы в поисках места для отдыха.

Второе что я заметила: люди.

Повсюду.

Теснились вместе.

Здесь, внизу было тихо, подальше от улиц.

Вдали от сирен.

Но здесь было тихое отчаяние, заполнявшее каждый сантиметр пространства, каждую трещинку, делая даже воздух густым и тяжелым для дыхания.

Я чувствовала запах беспокойства.

Мы шли осторожно, избегая препятствия в виде чужих ног на нашем пути, маленький луч огня показывал, где можно остановиться и отдохнуть.

Когда нести Анжелину дальше я уже не могла, то опустила ее на землю, крепко сжав ее пальцы в молчаливом обещании не отпускать ее.

Я подтолкнула ее перед собой, прижимая спину к себе, свободной рукой на плече направляю её.

Когда стало ясно, что мыне найдём места на платформах, Макс повернул свет вниз, на нефтезагрязнённый спекшейся след.

Лица смотрели на нас из луча света, и Макс быстро осветил их фонарем, осматриваясь и ища.

— Там, — сказал он наконец, направляя свет к проходу.

Хотя это было меньше, чем проход, была небольшая бреж в массе людей, они ютились поверх гравия на противоположной стороне неиспользованных путей.

Я согласилась, кажется, это было лучшее, что мы могли в состоянии делать.

И хотя мы вплотную сели, по крайней мере, мы все могли сидеть вместе.

Макс опустился с платформы, ногами хрустя в рыхлых породах там, где он нашел узкое мето, находящиеся между телами.

Он протянул руку Сидни, увидев снова их руки вместе, я почувствовала приступ ревности, енавижу это чувство.

Но у меня не было времени останавливаться на этом, потому что дальше он потянулся за Анджелиной.

Она пошла к нему, на этот раз решительно, я же была удивлена, как легко и быстро она стала доверять ему.

Обычно она сдержанна и осторожна с теми, кого подпускает близко.

И сейчас инстинкт ее не обманул.

Даже в темноте я вижу у нее на губах улыбку, когда Макс аккуратно садит ее на землю.

А затем она тянется к руке Сидни, пока ждет меня.

Если бы не страх наступить на кого-нибудь в темноте, я бы не стала ждать, пока Макс мне поможет — я бы прыгнула сама.

Но я не видела, куда приземлюсь, поэтому мне пришлось взять его за руки.

Он потянул меня вперед и я упала в его объятия, мое тело проскользило по его.

Внезапно я чувствую его — его силу, жар его тела напротив моего, его руки у меня на бедрах, когда он опускает меня вниз — намного медленне, чем необходимо.

Внутри меня все горит и пламя растекается по венам, но я говорю себе, что это не важно.

Ничего этого не было.

Мои руки были на его плечах, мои пальцы скользили по его шее и даже простой контакт, прикосновение обнаженной кожи к коже, заставляет меня краснеть.

По мне пробегает дрожь желания.

Когда мои ноги касаются земли, вздох срывается с губ. Я молюсь, чтобы он его не услышал, хотя и не уверена, что его можно было не услышать.

Он был так близко.

Несколько мгновений он прижимает меня к себе, его ладони скользят по моей спине, и я не отстраняюсь.

Интересно, как мы выглядим для окружающих — для Сидни и Анджелины?

Тем не менее, я не двигаюсь с места, чувствуя его сердцебеение у своей груди.

Кто-то у моих ног закашлялся, а затем я слышу шепот. Звучит так, будто он и не прекращался, просто я услышала его только сейчас.

Я отступаю назад, один крошечный шаг, но расстояние между нами теперь кажется огромным.

Его руки соскальзывают с моей спины, мои падают с его груди, и мы расходимся, когда я отправляюсь к Анджелине, забирая ее у Сидни.

Мне было слишком стыдно, чтобы посмотреть в глаза кому-нибудь из них.

Макс снова взял лидерство, ведя нас к небольшому углублению в земле.

Оно оказалось меньше, чем выглядело с платформы, но несколько человек подвинулись, чтобы дать нам немного больше места.

Благодара этому теперь один из нас може опереться о грубую кирпичную стену.

Всем остальным придется сидеть прямо или опереться друг на друга.

Одного взгляда на Сидни хватило, чтобы понять, что именно ей нужен отдых.

Ее щеку покрывают темные дорожки запекшейся крови, а ее кожа кажется серой даже в полумраке.

Она тяжело опускается на землю, запрокидывая голову к стене.

Я села на щебень скрестив ноги, создав подобие гнезда для Анджелины, которая с легкостью скользнула ко мне на колени.

Макс сидит рядом со мной, его плечо прижато к моему.

Я чувствую каждый его вздох, ощущаю упругость мышц на его руках.

С другой стороны от меня, я касалась спины человека, который охранял женщину и троих маленьких детей.

Я метнула робким взглядом в Макс, вдруг почувствовав безмолвие и неудобство, так непривычно для меня.

Анджелина наклонила голову назад, глядя на меня, а затем на меня взглянул Макс, и так молча наблюдал за всеми нами по кругу.

Когда она успокоилась и раслабилась, прислонилась к моей груди, и я наболюдала за ней, как она вытаскивает из внутренего кармана пиджака Маффин.

Она положила куклу под подбородком, используя её в качестве импровизированной подушке, и ее дыхание замедлилось.

— Она сильная, да? — заявляет Макс. Я сужаю глаза, улыбка подкрадывается к моим губам.

Анджелина была маленькой и хрупкой на вид, она никогда не разговаривала, но это было обманчиво.

Она была очень умна и понимала все, что происходит вокруг.

Я всегда это знала, даже когда остальные ее недооценивали.

Она никогда ничего не упускала и она была сильной.

Я всегда думала о ней, как о бойце.

Маленькая, но умная и сильная.

Забавно, что Макс тоже это заметил.

— Да, — отвечаю я.

— Пока мы вместе, думаю, с ней все будет в порядке.

— Я хочу поблагодарить тебя.

Голос Сидни прервал нас, тем самым удивляя, потому что я ожидала её почти что уже заснувшей.

Она выглядела изнурённой, ослабленной.

— Тогда, там в парке… когда ты спасла меня от затоптывания толпы.

Она посмотрела на свои руки, чувство вины читалось на ее лице.

— “Ты не должна была это делать.

Не уверена, что поступила бы так же на твоем месте.

Я не знала, что сказать.

Я все еще не знаю, зачем я это сделала. Конечно, я не мечтала о том, чтобы с ней или детьми из ее школы случилось что-нибудь ужасное.

Но она так же ничего не сделала, чтобы заслужить мое расположение.

Кроме того, что она все же человек.

Возможно, жестокий и злой, но никто не заслуживает быть затоптанным.

Даже она.

Она перевела взгляд на меня, в слабом свете дальнего фонаря видно была как в её глазах блестят слёзы, и каким-то образом забыла свою ненависть к ней.

Мне как-то забылись те ужасные вещи, которые она мне говорила в прошлом, она мне их говорила снова и снова, напоминая, что я была из более низкого класса, чем она и её в друзья в академии.

— Мне очень жаль, — прошептала она, её слёзы свободно скользнули, проделывая путь к подбородку.

Она смахнула их, нахмурившись.

— Я надеюсь, ты простишь меня.

— Потом она наклонилась ко мне, и протянула руку.

— Я Сидни

Сидни Леонн.

— Я прикусила свою щеку, пытаясь решить, должна ли я ответить, но интересно, был ли на самом деле другой вариант.

Был ли у меня другой выбор, когда я потащила её с собой в безопастное место, вместо того, чтоб самой убежать?

Я протянула свою руку, испугнувшись, что её пальцы должны сомкнуться с моими.

Она была просто девушкой.

Обычной девушкой, одинокой и напуганной.

— Я Чарли.

А это, — показывая жестом на свои колени, — моя сестра, Анджелина.

— Анджелина подняла голову, давая понять, что она еще не спала… и тихо слушала.

Потом легла обратно, не говоря ни слова.

“Извини меня.

За все.

Я не знала тебя.

— Я не понимаю, — Сидни нервничала, и я был рада, что ей непросто признать то, что он сделала в прошлом.

Я ничего не говорила, чтоб стало ей легче, а просто ждала.

Она пожала плечами.

— Если бы я могла что-то изменить.

— Я почти слышала ее вздох, и я почувствовала насколько она сожалела.

— В любом случае, мне правда жаль.

Я просто кивнула; это все, что я могла.

Я не могла сказать ей, что все в порядке, ведь это было не так.

Макс сидел молча и я задумалась сколь многое он знает или подозревает.

До сих пор, он был более проницательным, что я боюсь признаться.

Помнил ли он, что Сидни была той девушкой в ресторане моих родителей? Или он подозревал, что у нас с ней была история задолго до событий того вечера? Понял ли он, что подразумевали ее тихие извинения?

Если да, то он держал свое мнение при себе, и за это я была благодарна.

Сидни смотрела на меня в течение нескольких секунд, без слов понимания, что это проходит с нами, прежде чем она вернулась обратно, оседая по стене и уперевшись об неё спиной.

Я знаю, что она не могла лечь полность и устроиться с комфортом.

Сплошная стена — лучшее, что мы могли бы предложить ей в данный момент.

Она закрыла глаза, слишком уставшая, чтобы жаловаться.

Теперь мы были лишь вдвоем, Макс и я.

И тысяча других людей вокруг.

 

11

- Ты не хочешь рассказать мне, что произошло у входа? — Макс придвинулся ближе ко мне, как будто собирался рассказать секрет.

Как будто он не был уже слишком близко.

Его темно-серые глаза в темноте казались почти черными

— Я не понимаю, о чем ты, — ответил он, почти касаясь моих губ своими губами.

Я отскочила назад, врезаясь в идущего позади человека.

— А я думаю, что ты прекрасно понимаешь, о чем я.

Охранники, что не пускали нас, вели себя бессердечно. Но они ясно дали понять, что убежище закрыто.

Один из них даже направил свое оружие на меня- прошипела я.

— Но тут случилось что-то, что заставило его изменить свое мнение.

Я попыталась чуть наклониться вперед и вести себя так, как обычно вел себя Макс, желая казаться увереннее, чтобы припугнуть его.

Но, вопреки моим ожиданиям, он не отступил, и в результате я оказалась в опасной близости от него снова

Я надеялась что он не слышит звук моего сердцебиения.

— И думаю, что ты причастен к этому.

Он криво усмехнулся, протянул ладонь и с наслаждением коснулся ей моего лица.

Мне показалось, что сейчас биение моего сердца может услышать любой

— Это была моя униформа.

Он сказал это так тихо, что я с трудом расслышала его.

Я отрицательно покачала головой, не собираясь верить, что всё так просто, но он не убрал руку, позволяя пальцам пробраться в волосы.

Его большой палец коснулся уголка моих губ, и я закрыла глаза.

Я должна была стряхнуть его ладонь.

Я говорила себе, что я не хочу что бы он касался меня…что это его прикосновение не подразумевало ничего, меньше чем ничего.

Его рука осталась там, где была, а большой палец замер напротив моих губ.

Я открыла глаза и наблюдала, как он смотрит на мой рот.

— Ты такая красивая.

— Прекрати, — выдохнула я.

— Это не ответ

— Его большой палец очень медлено проводил по моей нижней губе, оставляя чувствительный след.

Мурашки пробежали по позвоночнику.

“Ты не задавала вопроса.

Я посмотрела на него, и произнесла

— Кто ты?

Он отшатнулся, будто мои слова ударили его током

Его рука перестала касаться моего лица

— Что ты имеешь ввиду?

— Ну, откуда ты, Макс? В какой классовой принадлежности ты родился? Какой твой родной язык? — Я попыталась обдумать все вопросы, которые у меня были, и обо всех вещах, которые я боялась даже спросить.

— И почему ты все еще тут, когда город атакуют? Нет ли никаких мест, где ты еще должен быть? — Его челюсть напряглась, жевалки заиграли.

— Я именно там, где мне нужно.

— Ты знаешь о чём я.

Не должен ли ты быть со своим батальоном? Не будет ли у тебя проблем, находясь тут? — Я поняла, что практически кричу, когда несколько голов повернулись в нашу сторону.

Я прикусила губу и бросила сердитый взгляд на Макса за то, что стал причиной моей вспышки и последовавшего за ней смущения.

На этот раз, когда он наклонился ближе, опасность не предполагалась, и не было желания, затопившего мои страхи.

Его челюсть была сжата.

— Может обменяемся секретами, Чарлина? Я отвечу на твои вопросы, если ты ответишь на мои.

Он приподнял бровь, с легкостью переходя на тот же диалект, на котором говорил раньше… тот самый, которого я никогда не слышала до вечера, когда положила на него глаз.

Тот, который я не должна слушать.

Мне не нравится, когда это происходит, и мой живот болезненно сжался.

“Неважно,” — бросила я, на этот раз сохранив тихий шепот.

Мне плевать на то, что здесь случилось.

Я ничего не хочу знать о тебе или том откуда ты.

Фактически, чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше. И тебе никогда не нужно будет беспокоиться обо мне, сующей нос в твою жизнь.

— Давай, Чарли, только стало интересно.

Ты же не хочешь оставить сейчас всё как есть, не так ли? -

— Оставьте меня в покое, — прошипела я, поворачивая голову, мои щеки горели от гнева, стыда и сожаления.

Никто никогда не путал меня так, как делал это он.

Я молчала и он не пытался спровоцировать меня больше.

Тишина вокруг была плотной, но были звуки снаружи, из города, напоминающие мне — напоминающие всем нам — о том, почему мы здесь теснимся и прячемся.

Время от времени это звучало жестоко, взрывы, из-за которых земля под нами дрожала, раздавались прямо над нами, заставляя меня беспокоиться за себя и младшую сестренку, которая, я знала, не спала, но лежала неподвижно на моих руках.

В другие моменты звуки доносились издалека, заставляя волноваться о родителях, об Ароне и о Бруклинн.

Обо всех, кого здесь не было.

Было просто не говорить с Максом.

Страх поглотил меня, обнажая, выворачивая наизнанку.

Была еще злость поверх страха, но это была его ошибка.

Его выбор.

Все его секреты и ложь сделали невозможным не сердиться на него.

В какой-то момент, в течении ночи, сон победил.

Не могла припомнить, в какой момент я, наконец, сдалась, но я знала, что истощение мучило меня, закрывало мои глаза и делало меня слабой и усталой.

Анжелина сдалась задолго до меня.

Я неопределенно думала, что облокачиваюсь на что-то теплое… или скорее кого-то.

Сильная рука держала меня, ладонь гладила мою.

И губы.

Кто-то поцеловал меня в макушку.

Или мне это снилось?

Где-то в подсознании тихий шепот настаивал, чтобы я проснулась, предупреждал, что все это было ошибкой.

Тем не менее, я продолжала спать, отказываясь обращать внимание на предостерегающий голос.

Я была уверена, что меня разбудил крик, хотя я могла с легкостью спутать его с бормотанием.

Или огни, заполонившие туннель, пробрались сквозь мои веки и разогнали темноту.

Или это был факт, который я только что осознала, что моя голова находится на коленях Макса, а рука небрежно лежит на его бедре.

Что бы это ни было, я тут же выпрямилась, удерживая Анжелину и стараясь не потревожить ее.

Я была поражена, что позволила себе расположиться так удобно.

Вокруг поднимался шепот, становясь яростным.

Что-то происходит.

— Что происходит? — Я спросила Макса, который наблюдал за шумом у входа.

Его палец поднялся к губам.

— Ничего, — тихо ответил он.

Только будь тихой и опусти голову.

Я огляделась вокруг, пытаясь сосредоточиться.

Около входа голоса перерастали в крики, и фонари освещали всю платформу.

Однако было сложно разглядеть что-то оттуда, где мы сидели.

“Я знаю, ты здесь!” — проревел мужской голос, заставляя тени колебаться.

На мгновение повисла тишина, каждый остановился и прислушался.

И затем голос поменьше — другой человек — ответил, но я не услышала что.

Зажглось еще больше фонарей.

Я вытянула шею, стараясь получше рассмотреть.

“Чарли, пригнись, — предупредил Макс, одергивая меня.

Анджелина теперь точно не спала, просто тихо сидела у меня на коленях.

Я сжала ее руку, но заговорила с Максом.

— Кто это? Мне его голос кажется… знакомым.

Макс покачал головой. На его лице отразилось столько эмоций.

Он выглядел одновременно пойманным и побежденным, его плечи опустились.

Он смотрел на меня внимательно несколько долгих секунд, прежде чем, наконец, ответить мне.

— Они здесь из-за меня.

— Он протянул руку и взъерошил волосы Анджелики, грутно ей улыбаясь.

— Я должены был догадаться, что они будут меня искать.

Мои глаза расширились.

Я знала это! Я беспокоилась, что макс должен быть где-то еще, что ему нужно было быть со своим взводом вместо того, чтобы помогать паре девчонок торговцев пробраться в туннели под городом.

Даже Сидни, как член класса Консулов, не требовала той защиты, которой он обеспечил нас.

Интересно, какой штраф был за дезертирство.

Я взяла его за руку, сжимая пальцы.

Что мы можем сделать? Здесь нет места, чтобы спрятаться.”

Голос прогремел снова где-то с края платформы.

“Я знаю, ты внизу! Можешь выйти сейчас!”

На этот раз я знала, без сомнений.

Я знала, кто говорил — или, скорее, вопил — сквозь проходы.

Его глубокий голос грохотал от стен и вибрировал в воздухе.

Я посмотрела еще раз.

Больше фонарей были включены, и он был ближе теперь, а люди торопились убраться с его пути.

Это был Клод, звучащий и выглядящий впечатляюще в своей униформе даже в полумраке туннелей под городом.

И он был не один.

За ним двигалась небольшая армия солдат, включая другого мужчину, которого я опознала, второй парень из клуба, темнокожий Зафир.

Ни он, ни Клод, не были тем типом мужчин, которых я могла забыть.

Макс усмехнулся мне. Я подумала, что это странный ответ.

Затем он наклонился, его губы соприкоснулись с моими, захватив моё дыхание и сознание.

— Что бы ни случилось, пообещаешь мне одну вещь?-

Я хотела кивнуть, но я боялася пошевелиться.

Боялась, что если я это сделаю, наши губы по-настоящему соприкоснутся, и тогда я буду потеряна, неспособна думать или говорить, или обещать ему что-то.

Я медлено моргнула.

Губы Макса медлено растянулись в улыбке.

Шаги по гравию послышались где-то рядом, и свет от фонаря приближался.

Они были почти рядом с нами, и я знала, что время было почти на исходе.

— Пообещай мне, что независимо от того, что произойдёт прямо сейчас, ты не будешь сердиться на меня.

Я все еще держала его руку, и его пальцы сжимали мои, как бы подтверждая мою присягу.

Человек с другой от меня стороны встал и подвинул свою семью с пути приближающихся солдат.

Звук тысячи ног, казалось, остановился прямо напротив нас, но Макс держал мой взгляд, захватив мое дыхание.

— Вставай.

Голос Клода разрезал тишину, которая повисла в воздухе, пока все в туннеле наблюдали.

Затем, нетерпеливо, не дождавшись ответа, он заговорил на языке, который, я сомневалась, что кто-либо вообще слышал до этого.

“Вставай сейчас же, или я тебя подниму.

королеве не понравится, когда она услышет об этом.

Королева? Почему королеве нужно услышать о дезертирстве одного солдата? Но у меня не было шанса задать ни один из вопросов, которые штурмовали мозг.

Макс только вздохнул, все еще не поворачиваясь к другим.

Он держал мое лицо между своих ладоней и оставил нежный поцелуй на моих губах, напоминая о моем сне, о том поцелуе, который мне привиделся.

Я сказала себе, что сейчас не время фантазировать, сейчас все серьезно.

Макс был в беде.

Но он, кажеться, не замечал этого.

Я наблюдала, как он поднялся, его поведение было слишком обычным для такой ситуации.

“Как вы нашли меня?” — спросил он хмурящегося Клода.

Клод поднял фонарь и посветил им в лицо Макса, свет танцевал по чертам его лица.

Я все еще чувствовала его губы на своей коже, будто он обжег меня этим коротким поцелуем.

Мои щеки пылали.

Каждый мускул в моем теле напрягся, ожидая, что же произойдет с Максом.

— Тебя не так уж трудно отслдить.

Люди замечают тебя.

Один из охранников на входе точно знал, кто ты,” — был грубый ответ Клода.

И затем, откуда-то издалека, я услышала, как один из солдат рявкнул на людей в туннелях.

Хотелось знать, что он сказал, но его команда была заглушена хором вздохов, сначала одним… замет другим.

И ещё.

Произнесенное шепотом передавалось от человека к человеку и превратилось в оглушительный рев, распространяющий слова солдата в толпе.

Команду, которая еще не дошла до меня, но которую я должна была услышать.

Я посмотрела на Сидни, может, она понимала, что происходит, но она выглядела также растерянно, как и я.

И затем все вокруг стали падать на колени, и я заинтересовалась, что было сказано, что отняло у них силы, чтобы стоять.

Другой гигант, Зафир, ухмылялся.

“Как долго, ты думал, ты сможешь прятаться?” — спросил он Макса, его голос был таким же грозовым, как и Клода.

Макс посмотрел на меня, выражение его лица было серьезным.

Он протянул руку, и я приняла ее, позволяя ему помочь мне подняться.

“Достаточно долго,” — ответил он на этот раз на Англайском.

Я, нахмурившись, глядела на Макса, удивляясь, почему они все действовали так странно.

Почему его не арестовали.

Почему они стояли там, беседуя, когда все вокруг были не в состоянии подняться с колен.

И затем, прямо рядом со мной, мужчина и вся его семья упали на колени, и я услышала его слова, сказанные где-то у земли: “Ваше Высочество.”

Заняло слишком много времени осознать эти два простых слова.

И даже когда осознание пришло, я все еще не могла представить, кому они могли быть адресованы.

Но как только они до меня дошли, Макс повернулся, изучая меня.

Ожидая моей реакции.

И я отреагировала.

Слишком медленно, но тем не менее.

Секретный язык.

Факт, что Макс, казалось, приходил и уходил, когда он пожелает, не смотря на то, что являлся военным.

Упоминание о королеве.

Всем в тунелле приказали стать на колени, заставили поклониться в почтении.

Не перед Клодом или Зафиром или еще кем-то в униформе.

А перед Максом.

Они склонялись перед Принцом Максимилианом, внуком Королевы Сабары.

Его Королевским Высочеством.

Я обернулась, гравий шуршал под ногами, и взглянула на людей на земле.

Анжелина стояла возле меня, глядя на меня, глядя на все.

Тишина наполнила подземные пещеры, тишина отдавалась эхом от стен.

Даже солдаты не издавали ни звука.

Мой язык как будто распух и угрожал меня задушить, если я попытаюсь сглотнуть.

Или заговорить.

Воздух в легких был теплым и сухим, его хватало только на маленькие вдохи.

Казалось время остановилось.

Я моргнула, в глазах чувствовался песок.

Я, нахмурившись, смотрела на Макса, умоляя его взглядом сказать, что я ошибалась, что все они ошибались, он был никем… просто молодой человек, дезертировавший со своего поста.

“Извини,” — пробормотал он одними губами… губами, которые совсем недавно касались моих.

Губами, которые врали и предали меня.

Макс из королевской семьи.

Вот кем он был.

Вот почему я не слышала прежде этого языка.

Это был язык монархов. Язык, которым немногим доводилось слышать.

Особенно простой девочке-торгашке.

Я нашла руку сестры и потянула ее за собой, когда мы обе рухнули на колени.

Мы не можем позволить себе привлечь еще больше внимания, чем мы уже привлекли.

Мы не можем позволить себе показаться нелояльными власти.

Я задумалась, как же я не увидела этого раньше, как же я не опознала, кем он был.

Но как бы я смогла? Он был принцем, мужчиной.

Не было никаких памятников, построенных в его честь, ни флагов или монет с его изображением.

И я особо не интересовалась королевской династией.

Не было причин опознать его лицо.

Рывком вернулись звуки вокруг меня, как будто они и не пропадали.

Клод схватил мою руку, сжав слишком сильно, поднял меня на ноги и потянул в сторону выхода.

Я отшатнулась от него, внезапно я была в ярости.

— Я никуда не собираюсь с тобой идти.

Я остаюсь здесь.

Он не тронул меня снова, но пугающе возвышался надо мной.

Когда он заговорил, то обращался не ко мне, а скорее к Максу.

“Нужно понять, что ей известно.”

Анжелина сжала мою руку, и я задалась вопросом, поняла ли она как-то значение его действий или почувствовала напряжение в его голосе.

И что означало “что ей известно”. Возможно ли, что Макс делился своими подозрениями с Клодом?

Я подняла подбородок, отказываясь показать ему, как часто бьется мое сердце или как быстро бежит кровь.

К счастью, по крайней мере, в тот самый момент, только ответ Макса имел значение, и он покачал головой.

— Она останется здесь со своей сестрой, — заявил он голосом, который был непреклонен и царственен.

Я не могла поверить, что не поняла этого раньше.

Я сощурилась, отказываясь смотреть на любого из них, пока они уходили. Макс возглавлял процессию и ни разу не обернулся.

Я оставалась тихой, игнорируя противоречивые эмоции, бушующие во мне, не обращая внимания на тысячи вопросом, кружащих в голове.

Вместо этого я сконцентрировалась на безопасности Анжелины рядом со мной.

 

Часть 2

 

12

Я не знаю, как долго стояла там, или как долго люди вокруг планировали стоять на коленях, но слишком много времени никто из нас не двигался.

На сей раз, когда я услышала звук шагов, он имел совсем другое направление и не звучали подобно грому, как шаги армии Макса.

Все, что я знала наверняка, когда посмотрела на того, кто пришел, это то, что я увидела последнего человека, которого только могла ожидать.

Ксандр.

И он стоял перед пестрой группой мужчин и женщин, которые прятались в темноте тоннелей.

Как бы я не относилась к Ксандру прежде, сейчас это было омрачено обманом Макса.

Я не уверена, что чувствовала вообще что-нибудь в тот момент, кроме унылого мерцания облегчения.

Мы уже не одни, моя сестра и я.

Они пришли не со стороны входа, а изнутри туннелей, из пустынных каналов, по которым когда-то бежали поезда под городом. Ксандр шагнул вперед с тихой уверенностью, туда, где мы ждали, его армия была маленькая по сравнению с той, что только что покинула туннели.

Анжелина прижалась к моей ноге.

“Что ты делаешь здесь? Как ты нашел нас?” — спросила я, когда Ксандр был практически рядом.

Но он только поднял палец к губам, отвечая тишиной на мои вопросы.

“Просто пошли со мной”

Других объяснений не было.

Он протянул руку, и я должна была принять решение.

И оно не было трудным.

Я не хотела оставаться там, где мы были, окруженная всеми этими людьми, которые были свидетелями произошедшего с Максом.

Я не смогла бы перенести вопросов в их глазах.

Когда я ступила вперед и взяла его руку, я почувствовала Сидни позади и поняла, что у нее нет намерений остаться позади, и мы отправились за Ксандром, который вел нас в тоннели сквозь тьму.

Я не представляла, где мы были, но это было потрясающе.

Захватывающе.

Когда мы, наконец, достигли финальной точки нашего путешествия, это было больше похоже на подземный город, чем на тоннель.

Люди — изгои, как я поняла, — свободно двигались вокруг нас, а их фонари создавали ощущение почти дневного света даже в середине ночи.

Подобно клубам, цвет заполнял почти все пространство, но здесь цвета превращались в форму покрытий, несоответствующей одежды и одеял, которые были натянуты везде, создавая барьеры вместо обычных стен и дверей. Кусочки частной жизни среди беспорядка.

Пахло специями и табаком, и дымом, и едой, а еще сырой землей, которая окружала нас.

Акустические звуки струнных инструментов смешались с криками, смехом и плачем младенцев.

Маленький мальчик стремглав пробежал мимо нас, протиснувшись между Сидни и мной, уносясь от ребенка постарше, девочки или мальчика, я не была уверена, кудри длиной до подбородка этому мешали.

Матери качали младенцев, пока другие дети играли у них в ногах, а мужчины собирались, чтобы поиграть в азартные игры.

Царила знакомая суматоха торговли и болтовня.

Это походило на положение в центре переполненного рынка, только без голубого неба над головой.

Деятельность была непрерывной.

И слышался только один язык — Англайский.

Я ощутила мир.

“Что это за место?” — спросила я, ставя Анжелину на землю, чтобы она шла рядом, пока я поражалась хаосу вокруг.

Мы остановились посмотреть, как девочка постарше рисовала линии на грязи, а группа детей, одетых в то, что я могла бы описать только как лоскуты, делилась на команды и готовилась к игре.

Пальцы девочки были покрыты слоями грязи, и ее щеки порозовели, когда она сконцентрировалась на создании больших идеальных квадратов.

Ксандр улыбнулся.

— Это мой дом.

Женщина подошла, чтобы встретить нас, или, скорее, чтобы поприветствовать Ксандра. И я поняла, что видела ее раньше, она была барменом в “Жертве”.

Синий цвет ее волос выделялся даже в свете газовых ламп.

“Чарли, это Иден.”

Ксандр представил нас друг другу, и я кивнула, пытаясь припомнить, видела ли когда-нибудь более черные глаза.

Уверена, других таких в мире нет.

Ко мне закралось странное чувство, что Иден не улыбается часто.

Она обнажила зубы немного чересчур в попытке показаться гостеприимной.

Еще одна причина, почему Изгои не живут по правилам нормального общества, думала я, пытаясь улыбнуться ей в ответ.

Анжелина стояла близко, как всегда, а Сидни практически залезла на меня.

Ксандр повел нас дальше с Иден, следующей прямо за ним.

— Не беспокойся, здесь ты будешь в безопасности.

Затем он улыбнулся Сидни и сказал: “Мы доставим тебя домой как только сирены замолчат”.

Я остановилась, даже сердце замерло в груди.

“Откуда ты знаешь, что это не атака города? Откуда ты знаешь, что сирены просто… замолчат?”

Ксандр улыбнулся так же хищно, как я уже видела в клубе.

“Потому что мы ответственны за атаку города.

Мы заставили их уйти.”

Я не могла поверить своим ушам.

Это не имело никакого смысла.

Даже меньше смысла, чем подземный город.

“Зачем? Почему вы бы сделали это?”

Он вздохнул.

— Чарлина, пойдем со мной.

Нам нужно поговорить.

Было нетрудно убедить Анжелину остаться с Сидни в комнате, приготовленной для нас.

Можно было сделать вывод, что отдельных комнат было мало, так что я была благодарна, что одну такую отдали нам.

Там было сыро и пахло грязью, но, по крайней мере, были удобные спальные места.

Я все еще волновалась за травмы Сидни.

Она выглядела все более и более нуждающейся в медицинском уходе, и я могла только надеяться, что отдых ей поможет.

До того, как оставить их одних, я оставила нежный поцелуй на щеке Анжелины.

Это был шанс поговорить с ней без посторонних ушей.

“Не делай ничего, чтобы помочь ей, Анжелина.

Мне нужно, чтобы ты держала свои руки при себе.”

Когда я отстранилась, то заметила беспокойство в ее глазах. Я знала, она не хотела, чтобы я уходила.

“Я буду торопиться.

Я не задержусь.” — пообещала я.

Анджелина знала, что я говорю правду.

Я никогда не умела лгать ей, и она успокоилась, тихо соглашаясь остаться.

Проходя мимо, я изучала вооруженную женщину, охраняющую вход в маленькую камеру.

Она была более пугающей, чем любой солдат, которого я когда-либо видела.

Еще одна экстравагантность хозяев этого места.

“Кто вы? Кто все эти люди?” — спросила я теперь, когда Анжелины не было рядом.

“Я имею в виду, я поняла, что они Изгои. Но как так вышло, что вы вместе?”

Ксандр уселся за импровизированный деревянный стол с царапинами и отшелушанным лаком.

На нем бессистемно были разбросаны цветные карты и схемы.

Мы были в своего рода офисе, еще одной камере, выкопанной в земле.

“Они не все изгои, Чарли.

Многие из них решили остаться здесь.

Да, некоторые оставили свои классы, решив жить свободно среди Изгоев, чем придерживаться строгих правил общества. Но другие… ну, давай просто скажем, что другие ведут двойную жизнь.”

“Что ты имеешь в виду? Зачем кому-то хотеть жить в двух местах одновременно?”

“Это не просто подземный город, где люди свободны уходить и приходить, когда захотят, место без правил,” — объяснял он, сидя прямо, локти на столе.

“Ты все еще не понимаешь, не так ли? Это люди с сильными убеждениями.

Мы собрались вместе, потому что у нас общая цель — общий враг.

Ты находишься в штабе сопротивления.”

Он смотрел на меня и, я знала, он ждет ответа, но мой мозг внезапно стал вялым, а мысли медленными, чтобы понять, что я услышала.

В конце концов, Ксандр нарушил тишину.

— Чарли, ты понимаешь то, что я говорю тебе? Мы революционеры.

Он усмехнулся, и зубы блеснули белым, а его шрам натянулся.

А я их лидер.

Его слова повисли в воздухе.

“О чем ты говоришь?” наконец, усмехнулась я.

Это был какой-то сложный розыгрыш.

Но затем я посмотрела на него, реально посмотрела на него.

Я заметила чувство власти, которое он носил, оно исходило от него, подобно жару, и я заинтересовалась, почему не заметила этого в клубе.

Может, я была слишком занята его странными серебристыми глазами.

Или, может быть, меня слишком беспокоил Макс.

Что бы там ни было, Ксандр ждал, когда я пойму.

“Ты… та ведь не шутишь, да?”

Он торжественно покачал головой.

“Нет, действительно нет.”

“Как много вас тут?” — спросила я, все еще стараясь найти смысл в том, что он только что сказал, голова разрывалась от туманных, несформулированных вопросов.

Он изучал меня так же пристально, как и я его.

— Здесь? Тысячи.

Подземный город простирается на тысячи миль, у нас есть доступ к каждой части Капитолия, и здесь почти столько запасных выходов, сколько у нас солдат, готовых умереть за идеи.”

Он гордо улыбнулся и добавил: “Снаружи Капитолия у нас есть лагеря почти во всех крупных городах страны.

Нас больше, чем ты себе представляешь.

Больше, чем представляет королева.”

Его брови сошлись над переносицей, выражение лица было серьезным.

“Я не могу проиграть, Чарли.

Я не могу подвести этих людей.

Они рассчитывают на меня.

Я не знала, что сказать.

Не важно, что его причины звучали хорошо, или что он честно верил, будто они справедливы.

И не важно, что я думала, будто Ксандр был приличным человеком, пытающимся найти свое значение в этом мире.

Он был преступником.

Он был лидером повстанческого движения, направленного на разрушение основ нашей страны.

Если бы он преуспел, если бы какой-то неимоверной силой воображения он смог бы свергнуть королеву Сабару, страна была бы брошена в хаос.

Все, во что мы верили, все, чему нас когда-либо учили, устареет.

Это уже случалось.

И это не удалось.

Без той магии, с которой рождалась только королева, иы не сможем выжить.

КОРОЛЕВА

Королева беззвучно ждала.

Она не ценила спокойствие.

Когда, наконец, дверь в палаты отворилась, и зашел Бекстер, она незаметно с облегчением выдохнула.

“Он заговорил?” — потребовала она.

“Вы его сломали?”

Бекстер колебался, нехороший признак.

“Нет, Ваше Величество, — извинялся он, опускаясь так низко, насколько позволял живот. -

“Еще нет.

Но, уверен, мы уже близко”.

Она взвесила го слова: обсахаренное ожидание триумфа против реальной возможности, что они убьют мальчика до того, как убедят его сотрудничать.

В настоящий момент она нуждалась в любой информации о сопротивлении, и убийство того, от кого можно получить ценные сведения, было бы нецелесообразным.

“Притащите его ко мне,” — сказала она в итоге.

Бекстер поднял голову.

“Ваше Величество?”

Ее брови поднялись, а губы сжались.

Бекстер откашлялся, явно вспоминая свое положение.

— Да, Ваше Величество.

Когда он неуклюже вышел из комнаты, она задумалась, сколько еще времени он сможет быть ей полезным.

Он пережил своих предшественников на годы, но теперь и сам начинал пересекать границы и задавать вопросы своей королеве, даже если только в мыслях.

Это само по себе измена.

Достаточная причина для смертного приговора.

Она думала, что, возможно, новая королева отведет место для таких предателей, как он.

Хитрая улыбка проскользнула по ее губам, несмотря на боль в костях.

Если только они смогут найти новую королеву во время.

Мальчишку пришлось вносить в комнату.

Он не мог стоять перед своей королевой, и она сомневалась, будет ли он способен на это даже в лучшем состоянии.

Поначалу она получила слова мальчика через свою шпионскую сети, проложенную через весь город.

Шпионы были всюду, среди каждого социального класса: Консулов, Торговцев, Обслуги, и даже среди Военных.

Они знали, как собрать информацию, используя вознаграждения и обещания славы, которые часто заставляли превращать одни слова в другие.

Она понимала, что сам мальчишка не представлял ей никакой угрозы, он был никем.

Но у него была информация, по крайней мере, так ей сказали.

Она подала сигнал, и охранники его отпустили.

Мальчишка свалился к ее ногам, хныкая и хватаясь за ребра.

Его глаза затекли и были окружены темными синяками, губы разбиты и окровавлены.

И это только видимые повреждения.

Королева приложила все усилия, чтобы казаться нежной и заботливой.

Сложная задача, учитывая, что ее сердце было безмолвно по отношению к мальчишке.

“Ты дурак.

Ты скажешь нам все, что мы хотим, если это убивает тебя”, — произнесла она.

Он не поднял взгляд, и она приняла это за знак, что его мозг все еще не поврежден, так как она говорила на Королевском языке.

Альтернативу, что он уже не способен к ответу ни на каком языке, она отмела.

Она попыталась снова, на этот раз на Англайском, в надежде получить от него ответ.

“Мы не хотим сделать тебе больно,” — лгала она.

“Нам просто нужна девчонка.”

Его голова осторожно и медленно двинулась.

Он открыл рот для ответа, но только сухой шепот сорвался с израненных губ.

Он выглядел побежденным.

Ее взяла ярость.

“Идиоты! Дайте ему воды! Вы приносите мне заключенного без надлежащей подготовки?”

Бекстер подал сигнал, и девушка из обслуги выбежала за дверь выполнять приказ королевы.

Пока королева ждала, в палаты вошел ее внук в сопровождении двух охранников.

Он выглядел самодовольным, как всегда.

И бесполезным, как и ожидалось от наследника мужского рода.

Она гневалась на него за то, что тот убегал от охраны снова и снова.

Он был не просто мужчиной, он был еще и членом королевской семьи.

Были правила, которым надо следовать, и меры предосторожности, которые нужно соблюдать.

Было достаточно плохо уже то, что он склонялся к военной службе.

Она остановила себя от того, чтобы сощурить глаза, глядя на него, напомнив себе, что личные вопросы лучше всего решать в частном порядке.

С непокорным внуком можно будет иметь дело позже.

Конечно, Максимилиан знал свое место и тихо ждал в дальнем углу, пока она решала первостепенные задачи.

Мальчишка с жадностью пил, проливая воду на запачканную кровью рубашку.

Когда у него иссякли силы, чтобы даже глотать, королева продолжила допрос.

“Мы знаем, что ты связался с членом сопротивления.

Я обещаю, что все это закончится, если только ты дашь нам ее имя.”

Его голова никак не хотела принять устойчивое положение, пока он пытался встретить взгляд своей королевы.

“Я не знаю, о ком вы говорите,” — прохрипел он.

Что-то похожее на улыбку снова появилось на ее тонких губах.

“Брось, мальчик, твои опровержения бессмыслены.

Наша информация точная, уверяю.

Если ты не уверен, о ком из твоих друзей мы говорим, назови тогда все имена.

Мы найдем ее сами”.

Он покачал головой из стороны в сторону.

“Не могу.

Вы просите, чтобы я втянул в это всех.

Я не могу сделать это.

Королева подпрыгнула, возвышаясь над избитым телом мальчишки.

Теперь она дрожала, гнев поглотил ее.

Конечно, она просила, чтобы он обвинил своих друзей! Ей нужно найти революционеров, раздавить их раньше, чем они принесут больший ущерб стране.

Она должна остановить их.

Ей нужны имена!

“Скажи мне! Я приказываю тебе говорить!” — закричала она, в уголках рта появилась пена.

Она вытянула руку вперед, указывая на горло мальчишки, а затем сжала пальцы в кулак.

Ее саму удивила эта демонстрация эмоций, удивило, что она использовала магию, но вовремя сдержаться не смогла.

Она чувствовала силу, покалывающую на кончиках пальцев, простирающуюся к мальчишке, оборачиваясь вокруг его горла, как тугой электрический провод.

Тело мальчика внезапно напряглось, каждая мышца сокращалась, в борьбе за воздух.

Его руки схватились за шею, глаза были на выкате.

Его пальцы царапали кожу, будто бы он мог вырыть отверстие для доступа кислорода.

Он понятия не имел, с чем боролся.

Его королева выглядела беспристрастной, невпечатленной его попытками освободиться и на мгновение подбодренной демонстрацией своей власти.

Парень был дураком.

Он скорее умер бы, чем выдал имена своих друзей? Он бы пожертвовал собой, защищая тех, кто противостоит его королеве? Дурак и изменник.

Наконец, когда она поняла, что он усвоил урок, она закрыла глаза и опустила руку, тем самым освобождая его.

Она откинулась в троне, изо всех сил стараясь скрыть свое истощение.

Громкое удушье заполнило комнату на несколько секунд.

Свежая кровь показалась на следах от ногтей, которые он оставил по всему горлу, когда боролся против невидимого ошейника.

“Уберите его,” — в итоге приказала она, отвернувшись, будто не могла больше смотреть на него.

— Скажи им достать нужную мне информацию.

Любой ценой.

МАКС

Мак не моргал, но наблюдение за происходящим отняло у него всю решимость.

Он понимал необходимость сохранять порядок, но не одобрял те методы, которыми его бабушка — его королева — решала дела.

Как она может оправдать такие пытки?

Рядом с ним Клод и Зафир стояли неподвижно.

Но вмешательство не принесло бы никому из них ничего хорошего.

Но все же не мальчик привлек внимание Макса, пока королева села снова на трон, освободив мальчика от заклятия.

Именно к ней был прикован его взгляд.

Она все еще сильна, она только что доказала это, сильна, как и всегда.

Но эта демонстрация израсходовала ценную энергию, и, наблюдая за ней, Макс не был уверен, что это та энергия, которую ей не стоило беречь.

Она была слишком стара для подобных демонстраций силы.

Даже если никто не заметил, он мог видеть, что она угасала прямо на глазах.

Охранники подняли мальчишку с пола, подхватив с обеих сторон, и Макс внутренне сжался, когда мельком увидел лицо мальчика.

Не в первый раз за свою жизнь он был благодарен, что родился мальчиком, и обязанности править Луданией никогда не упадут на его плечи.

В попытках вырваться, он совсем немного поднял голову, но этого было достаточно.

Он увидел Макса.

И Макс узнал его почти тут же, что заставило пульс предупреждающе застучать в висках.

Он знал, как плохо это может закончиться.

Если бы только они были одни, Макс бы предостерег парня, попросил бы оставаться тихим, держать слова при себе.

Но они не одни.

И королева, наряду со всеми остальными, услышала то, что сказал мальчик, когда он понял, где видел Макса раньше.

“Где Чарли?!” Кричал Арон, вырываясь от охранников, стараясь освободиться, и даже не понимая, что только что дал королеве то, что ей было нужно — имя.

— Она здесь? Ты сукин сын, что ты сделал с Чарли?

 

13

“Вы не сможете победить,” — объясняла я, не имея понятия, правду ли я говорила.

Но это имело смысл, он говорил о победе армии.

“Сможем и сделаем,” — настаивал Ксандр, во взгляде блеснул металл.

“Сабара потратила слишком много энергии, борясь с нами в несущественных конфликтах. Она никогда даже не подозревала, что мы заручились помощью по ту сторону границ.

Сейчас уже слишком поздно.

Множество королев желают видеть конец правления Сабары.

Мы сильны, Чарли. Намного сильнее, чем она думает.”

Я все еще не понимала, было столько всего, чтобы обдумать, а мой мозг занят чем-то другим, заполнен заботами и страхами.

“Как ты можешь вредить своим собственным людям? Как ты смог атаковать город?”

Лицо Ксандра сморщилось, и я почувствовала, что он ослабил защиту.

Я понятия не имела, почему он так быстро раскрыл секреты передо мной.

“Мы настолько осторожны, насколько можем. Но не получается всегда избегать насилия.

Места, что мы бомбили, здания, которые поджигали, были по большей части стратегическими объектами.

Это были военные установки или контрольно-пропускные пункты.

Мы ждали в убежищах столько, сколько могли, и не начинали атаку районов, пока сирены не прогнали всех.”

“А если не прогнали? Если люди все еще находились в их домах?” Я старалась не представлять своих родителей, пока задавала этот вопрос.

Он рассеянно двигал пальцем по щеке, следуя по бледной линии шрама.

“Надеюсь, их там не было.”

Это был не тот ответ, и мы знали это.

“Мне нужно назад.

Мне нужно убедиться, что моя семья в безопасности.

И мой друг.

.

.

Я не смогла найти ее в парке.

.

.

.

Я не имела понятия, добралась ли Бруклинн до убежища, и по коже побежали мурашки.

Ксандр не ответил так, как я ожидала.

Его защитная маска вернулась на место.

“Ты говоришь о Бруклинн?” — спросил он, украв мое дыхание и лишив возможности глотать.

Он знал ее имя.

Я кивнула, моргнув один раз, два, а затем снова.

Я вспомнила нашу с Ксандром встречу той ночью в клубе.

Он тогда знал мое имя, и я не должна быть удивлена тем, что он также знал Брук.

Ксандр поднял руку, подавая знак Иден, которая стояла вне зоны слышимости, наблюдая за нами ее черными, как смоль, глазами.

Я фактически не видела ее движений, но была уверена, что она подала ответный сигнал.

Из тени к нам в унисон подошла группа солдат Ксандра в не одинаковой униформе и с не отполированным оружием.

Они были антивоенными, но столь же большой численностью.

Они приблизились, и их неорганизованная группа стала более упорядоченной.

И тут одна девушка ступила вперед, вставая впереди этого взвода, на плече на ремне висел автомат.

Это была Бруклин.

Я бросилась к ней, свалив стул.

Я схватила ее за плечи, на мгновение забыв о тревоге, вызванной ее странным внешним видом, притянула к себе и прошептала в испачканную грязью щеку: - Ты в порядке

Слава богу, ты в порядке.

Но почему-то она ощущалась иначе в моих руках, как другая Брук, не та, что я знаю всю мою жизнь.

Она, конечно, выглядела иначе.

Она отстранилась и я разглядела ее лицо.

Оно было жестче, чем я помнила.

Сильнее.

- Я никогда не была в опасности, Чарли

- Даже ее голос звучал необычно для моих ушей

Это было что-то, что я не могла себе представить.

Я не была уверена, как ответить. голова болела, а сердце сжималось.

Так много изменилось всего за один короткий день.

Ксандр подошел и встал рядом со мной, и в этот момент я увидела вспышку старой Бруклинн — моей подруги — за новой оболочкой, которую она носила теперь.

Ее глаза, казалось, наполнились обожанием, когда она посмотрела на него.

“Отправь свою команду наверх,” — Ксандр сказал Бруклинн.

Голос был сугубо деловым, так лидер отдает приказ.

“Вели им проверить родителей Чарли и дать им знать, что Чарли и Анжелина в безопасности, теперь они под нашей защитой.”

Он сжал мое плечо.

Его рука была сильной, а слова успокаивающими.

Но после этого единственного жеста свет в глазах Брук потух.

Ксандр.

Бруклинн имела виды на Ксандра.

КОРОЛЕВА

Королева Сабара ждала, пока комната опустеет, пока останутся только она, Макс и двое его охранников, прежде чем заговорить снова.

Это дало ей время успокоиться.

Но ее голос, когда он покинул ее губы, был похож на несгибаемую сталь.

“Кто она, Максимилиан? Кто та девушка, о которой говорил этот мальчишка-торговец?”

Ее внук вышел вперед с серьезным выражением лица.

Но его голос звучал фальшиво, заставляя ее сделать паузу.

“Она никто, просто девушка, которую я встретил в одном из клубов.”

Его верность сейчас была под вопросом.

Она изучала его, удерживая его взгляд, сжимая подлокотники до боли в суставах.

Ей нужно тщательнее подбирать вопросы.

“Какой клуб? Наверное, тот, в котором последний раз размещалось сопротивление? Это был тот клуб?”

Его бровь неосознанно приподнялась, и она уже знала ответ до того, как его слова повисли в воздухе.

- Я не помню точно

Возможно, это был тот клуб.”

“И эта девушка, она была в компании кого-нибудь, кого ты знаешь? Членов сопротивления, возможно?”

Он нагнулся в талии, отвешивая джентльменский поклон, и она немедленно поняла, что это был не жест уважения, так он пытался скрыть обман на его лице.

“Нет, Ваше Величество, не была.”

Один из охранников прочистил горло, и брови королевы сошлись на переносице.

Она приподняла подбородок, подтверждая резонанс своих слов.

“Я напоминаю всем, что лжесвидетельство вашей королеве наказывается смертью.

Если у вас есть что добавить, сейчас самое врем сделать это.

Единственным ответом, который она получила, стало несвоевременное появление Бекстера в комнате, прервавшее ее предупреждение.

Она направила пристальный взгляд на своего внука, мальчика, которого едва замечала до этого момента, мальчика, которого она теперь подозревала в сокрытии информации, существенной или нет.

Диверсия могла принимать множество форм.

“Предупреждаю, Максимилиан, если эта девушка окажется членом сопротивления, я не постесняюсь отправить тебя на виселицу рядом с ней.”

Кровь оставила ее губы, когда она сжала их вместе.

Она имела в виду то, что сказала.

“Конечно.”

Его ответ был настолько обычным, а голос не более серьезным, чем если бы они обсуждали банкет, накрытый перед ними, живопись или погоду.

.

.

Что угодно, кроме его казни.

Он поклонился еще раз, прежде чем покинуть комнату.

Только когда он и его охранники ушли, Сабара откинулась на троне, чувствуя недостаток сил даже для дыхания, ее бросило в холодный пот.

Понадобилось несколько мгновений, чтобы она признала своего советника.

“Мне безразлично, каким образом, Бекстер, но я хочу, чтобы ты нашел эту Чарли до рассвета.

Если она у нее есть информация о сопротивлении, я настаиваю на том, что должна ее знать.

Бекстер выпрямился и прочистил горло.

“Да, Ваше Величество.

Я пошлю людей, чтобы отыскать ее немедленно.

Если она знает что-то, мы выясним это.

Королева отвлеклась, неспособная выкинуть дерзость внука из мыслей.

Она повернулась и пронзила Бекстера взглядом, довольная, что кто-то еще сжимается в страхе.

— Нет! Приведите ее ко мне.

Если она что-то знает, я собираюсь выяснить это сама.

И ее губы разошлись в жесткой ухмылке.

“Кроме того, мне любопытно, что это за девушка, если мой внук готов рисковать жизнью ради ее защиты.”

МАКС

Макс шагнул в свои палаты и подождал, пока сзади захлопнется дверь.

Даже не оглядываясь, он знал, что был не один.

“Вы бы прокляли нас из-за девчонки?” — обвинил его Клод.

Макс стоял спиной к охранникам, не переживая, что они были рассержены.

У него не было времени интересоваться их чувствами.

Он всегда был верен своей стране и своей короне, но он не мог перестать думать о Чарли.

.

.

.

.

.

И о том, что его бабушка — его королева — найдет ее первая.

“Я не должен ничего вам объяснять,” — категорично ответил он.

И затем, потому что знал, что несправедлив, он развернулся на пятках и прищурил глаза.

“Кроме того, когда это ты стал таким ребенком? Вы никогда не были в опасности.

Я не лгал.

Я не знаю, где она.

— Но ты, так же как и я, знаешь, что она знакома с Ксандером; мы все видели их вместе в клубе.

Член она сопротивления или нет, но дружба с их лидером — опасное дело.

Королева захочет многое узнать.”

“Нет!” — отрезал Макс.

“Это не связано.

Она не больше имеет отношение к сопротивлению, чем я.”

Он снова повернулся спиной, закончив разговор.

Конечно, Клод был прав.

Он размышлял о той ночи, о Чарли с Ксандром.

Но он знал кое-что, чего не знал даже Клод.

Его большой палец скользнул по золотой цепочке в кармане.

Правда, которой он не может рискнуть, и которую королева не должна выяснить.

“Нам надо выбраться отсюда.”

Макс направился к двери, хорошо зная, что Клод и Зафир пойдут следом.

“Мы должны найти ее раньше королевы.”

Он должен защитить Чарли.

Он дал клятву.

 

14

Все, что я могла, это ждать весточки от родителей.

И ожидание было мучительным.

До настоящего момента защита Анжелины была моим приоритетом, и сейчас она была в безопасности.

Ксандр уверил меня в этом.

Я протиснулась ближе к ней на ложе, которое мы делили, и прислонила щеку к ее макушке.

Именно так мы спали множество раз раньше.

Сидни была беспокойна в ее личной постели, и я делала все, чтобы игнорировать звуки с той стороны комнаты.

Она привыкла к более роскошным условиям: мягкие матрацы, тканые полотенца, тепло.

Сложнее было игнорировать звуки, доносящиеся снаружи нашей комнаты.

Здесь не было двери, просто открытый выдолбленный кусок из самой земли.

Только одеяло, прикрепленное к выточенной стене отделяло нас от активности снаружи.

Казалось, здесь нет разницы между днем и ночью, нет комендантского часа.

Под городом было прохладно, и Анжелина дрожала.

Я перекинула заплесневелую шаль через ее плечи и покрепче сжала ее в объятиях.

В отличии от Анжелины и Сидни, не было никакой надежды, что я засну, не без новостей от родителей.

Пока Бруклинн не вернется.

Брук

Странно, насколько имя больше не соответствовало его носительнице.

Бруклинн — моя Бруклинн — была беззаботна и эгоистична.

Эта Бруклинн, которую я сегодня встретила, была кем-то совершенно другим.

Она была солдатом.

Как я могла не знать, что эта другая Брук существует? И какая Бруклинн настоящая?

Громкий смех раздался где-то за нашими стенами.

Такой радостный звук казался неуместным в холодных подземных пещерах осажденного города.

В стране, которая воюет сама с собой.

Но эти люди, эти Изгои, которые говорят только на одном языке, выглядят счастливее, чем те из нас, кто жил наверху.

Чем те из нас, кто был разделен словами и правилами, страхом.

Я закрыла глаза и не в первый раз представила Макса, и пожелала — еще раз — чтобы он прекратил занимать мои мысли.

Мне не было дела до беспокойства из-за его обмана, в то время как я ждала вестей от родителей.

Но он все еще был тут, пробивался в мои мысли.

Принц.

Родившийся для благородной жизни, но пытающийся выдать себя за что-то… меньшее.

Неудивительно, что его семья возражала против его службы в армии.

Неудивительно, что за ним везде, куда бы он не шел, следовали Клод и Зафир.

Они не были его товарищами или друзьями.

Они были его охранниками, поклявшимися защищать его ценой собственных жизней.

Каждая королевская особа имела охрану, даже девочка-торговка это знала.

Так почему я? Откуда этот интерес к обычной дочери торговца?

Он сказал, я его заинтриговала.

Интрига не была причиной такой непрактичной путаницы, она не романтична.

Интрига очень близка к любопытству, к причуде.

Но мои губы все еще горели.

Я дотронулась ими до макушки Анжелины, надеясь стереть его прикосновение.

Это было несправедливо.

Он мог бы выбрать другую девочку, любую другую, кроме меня, и она бы с удовольствием поддалась его очарованию, даже зная, что это всего лишь временно.

Но я была единственной, кто его заинтриговал.

КСАНДР

Ксандр шагал по темным пустынным коридорам, где он мог побыть один на один со своими мыслями.

Он волновался, что открыл слишком много Чарли о том, кем он был, кем все они были.

Если бы только на этом все и закончилось.

Скоро он должен будет рассказать ей остальное, и он волновался, что потеряет ее доверие.

Она будет сопротивляться, он уверен.

А как иначе? Она разумна, а ни один разумный человек не примет просто так то, что он знал.

“Ксан, команда вернулась.”

Его мысли прервала Иден, и когда он повернулся, он увидел, как к ней присоединилась темноволосая красавица, которую он назначил на эту миссию.

Бруклинн была ценным приобретением сопротивления. Она компетентный шпион, понимающий, что ее внешность давала ей уникальный талант развязывания мужских языков.

Военные не были неуязвимы для женской красоты.

И большинство людей недооценивало ее интеллект.

Ксандр знал лучше.

Она была честолюбива и хитра, а это смертельная комбинация.

Очень ценная, если о ней позаботиться.

“И?” — спросил Ксандр, когда ни одна из вооруженных женщин не заговорила.

“Что с родителями Чарли?”

Бруклинн шагнула вперед, ее полные губы сжались в тонкую линию.

Она не заговорила сразу, выжидая, и он задумался, была ли эта пауза просчитана — как многое, что она делала — для большего эффекта.

Но Иден, всегда нетерпеливая. не была той, которая тянула бы время.

“Они опоздали,” — доложила она Ксандру, при этом выпрямив плечи и сжав челюсть.

“Родители девчонки уже ушли.”

 

15

Завтрак был интересным.

Столовая мало напоминала хорошо организованный ресторан моих родителей, а больше бешеную кучу малу.

“Кухня” была открыта в конце незаблокированного прохода и окружена рядами и рядами беспорядочных столов, стульев, ящиков и коробок, все они использовались как места для приема пищи.

Несколько человек ели стоя, черпая из чашек еду руками, не заботясь о таких вещах, как приборы или манеры.

Другие сели на корточки на земле на краях переполненного пространства, заняв любое место, что смогли найти, в углах и напротив стен, предпочитая уединиться, чем быть зажатым между телами за столами.

Восемь огромных чанов стояли в линию вдоль одной стены, каждый заполнен дымящейся кашей, сваренной до состояния жидкого месива.

Мужчины и женщины, работающие на кухне, контролировали распределение порций, чтобы никто не взял больше, чем их чашка.

Анжелина, Сидни и я тихо ждали своей очереди, а Анжелина рассматривала с трепетом все вокруг, и звуки, и цвета.

Мужчина, стоящий позади нас, постоянно болтал с Анжелиной.

Я не могла увидеть ни единого зуба у него во рту, а его губы заворачивались по деснам.

Он спросил Анжелину, сколько ей лет, где она остановилась, и как имя ее куклы. Он едва вдыхал между словами и вряд ли заметил, что она не отвечала ни на один его вопрос.

Когда подошла наша очередь, мы вежливо взяли по чашке и позволили крупной женщине в клетчатом переднике выплеснуть по полному половнику в каждую, а затем направились вокруг столов, пока не нашли три места рядом.

Чего не хватало чашке с сырой кашей, так это запаха, и даже цвета. Это делало ее похожей на месиво.

Она была плотной и полезной, и я уговорила Анжелину есть, несмотря на то, что она не хотела.

Я не была уверена в том, как долго мы пробудем тут, или когда мы сможем еще раз поесть.

Все здесь было сомнительным.

Я посмотрела на Сидни, сидящую напротив нас с Анжелиной, и задумалась над ее ночной трансформацией.

Прошлым вечером ее кожа была болезненной и серой, бледностью ближе к смерти, чем к жизни.

Я знала, потому что лежала с открытыми глазами и слушала, как она спит, волнуясь за каждое ее дыхание.

Этим утром, однако, после беспокойного сна, ее щеки снова порозовели, и глаза были ясными, хоть в волосах и рядом с лицом видна была запекшаяся кровь.

“Скажи, а доктор был у вас с Сидни, пока меня не было прошлым вечером?” — шепотом спросила я у Анжелины так, чтобы услышала только она.

Но Анжелина только покачала головой и опустила в чашку виноватый взгляд.

Я потянула ее руку под столом, вынуждая посмотреть на меня.

“Я говорила не помогать ей!” — предупредила я, подвигаясь так близко, что Сидни не могла нас слышать.

“Ты не можешь разгуливать и лечить людей.

Что если кто-нибудь видел тебя? Что если Сидни поймет, что ты сделала?” Я вздохнула, коснувшись ее лба своим, внезапно чувствуя усталость.

“Ты должна быть осторожной.”

Я повторяла слова отца снова и снова.

“Всегда осторожной.”

Сидни не знала, что чувствовала себя лучше этим утром из-за Анжелины.

Я могла это утверждать, судя по тому, как она игнорировала нас обеих, осторожно беря в рот завтрак.

Она не потрудилась скрывать свое отвращение к еде перед собой.

“Это не так плохо,” — уверила я Анжелину, которая в ужасе наблюдала за Сидни.

“Просто нужно привыкнуть к консистенции.

Давай, попробуй.

Сидни сомкнула губы вокруг плоского прибора — кустарной ложки — и потянулась еще за одной.

Она попыталась улыбнуться Анжелине, давая той понять, что завтрак даже на половину не так плох, но она не была убедительна даже для четырехлетки.

Анжелина сильнее сжала губы.

Бруклинн удивила нас всех, когда села напротив Анжелины и поставила свою чашку на стол.

“Вот,” — предложила она, вытаскивая из кармана маленький контейнер с сиропом и щедро наливая его в чашку Анжелины.

“Так будет лучше.

Не хорошо, просто лучше.”

Сестра усмехнулась Брук, нашей старой подруге, кому-то, кого она видела практически каждый день с младенчества. Бруклинн усмехнулась в ответ.

Старая Бруклинн.

Настоящая Бруклинн.

“Итак, что это за место?” — спросила я Брук.

Анжелина была в лучшем настроении после еды, держа меня за руку, пока мы шли.

Не то чтобы я удивилась: сон и еда были настоящей панацеей для толпы всех, ниже десяти фунтов.

К сожалению, я в эту категорию не попадала.

“Для меня это своего рода дом вдали от дома, но для многих людей это дом.”

Объясняла Бруклинн, пока вела нас по тоннелям, показывая все вокруг.

Сидни решила вернуться в нашу комнату, пытаясь убедить нас, будто она устала, не очень правдоподобно зевая.

Но я полагаю, она больше хотела уйти от Бруклинн, которая глазела на Консульскую девочку каждый раз, как могла.

“Большинство из этих тоннелей не использовались годами, некоторые даже не существовали до того, как Изгои спустились сюда.

Мы соорудили новые тоннели, которые соединяют старые линии метро с шахтами снаружи Капитолия.

Это как наш собственный город здесь внизу.”

“Ты не боишься быть пойманной? А если люди королевы найдут тебя?”

Брук сделала лицо, будто я говорила ерунду.

“Она должна знать, где искать, чтобы нас найти.

Даже если они найдут вход, тоннели длинные и запутанные.

Они заблудятся, прежде чем нас обнаружат.”

Ее зубы блеснули ослепляюще белым.

Мы тут где-то около десяти дней, и никто нас еще не нашел.”

Анжелина отпустила мою руку, когда мы подошли к группе играющих детей.

Она молча наблюдала за ними.

Те же самые клетки, которые, мы видели, девочка рисовала в грязи, когда впервые сюда пришли, были нарисованы перед нами.

Игра была готова, и дети бросили в квадраты гальку.

Затем игроки заняли свои места в квадрате, в который приземлился их камень.

Когда последняя галька была брошена, они использовали их тела как части игры, пытаясь сдвинуть других игроков.

Я тот час же узнала эту игру. Это “Принцы и пешки” — стратегия, которую знал каждый ребенок в королевстве.

Дети хихикали, что Анжелина делала очень редко.

Но она снова коснулась мой руки, дергая ее, спрашивая без слов, могли бы мы приблизиться, прося помочь ей подойти ближе.

“Иди,” — шепнула я, садясь напротив нее на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне.

“Посмотрим, позволят ли они тебе играть.”

Я улыбнулась Бруклин, и Анжелина оставила меня, направляясь прямо к энергичной игре.

“А что насчет тебя, Брук?” — наконец, затронула я тему, когда убедилась, что Анжелина не могла нас больше слышать.

“Как ты очутилась здесь?”

Она не колебалась.

— Я всегда была здесь, Чарли, просто ты не знала об этом.

Я практически родилась здесь.

Моя мать была частью сопротивления задолго до того. как Ксандр повел нас.

Она верила, что если отменить классовую систему, то станет намного лучше.

Карие глаза Брук потеплели, когда она заговорила о матери.

“Только когда я стала старше — непосредственно перед ее смертью — она доверила мне свои истинные верования и страстные идеи.

К тому времени я знала этих людей. Я провела столько времени здесь, ято чувствовала, будто принадлежу им.

Никто не должен здесь притворяться.

Здесь только один язык, один клас.

Ее голос сломался.

“Иногда, когда предполагается, что я дома, я прихожу сюда поспать.

Мой отец никогда не замечает, что меня нет.

Мне стало стыдно, что я не поняла, насколько одиноко ей было.

“Так твой отец, это не из-за него?”+

Она сморщилась.

“Он даже не догадывается.

Он всегда был доволен своей судьбой и не хотел неприятностей.

Кроме того, он никогда не пойдет против королевы.”

“А ты?”

Она пожала плечами, как будто ее ответ не имел значения.

“Думаю, если бы отец узнал о маме, он, возможно, выбил бы из нее признание.”

“Правда?” Я была шокирована этим заявлением.

“Но он был подавлен, когда она умерла.

Он даже внешне изменился до неузнаваемости.”

Она подняла брови.

“Я и не говорила, что он ее не любил.”

“Ты думала рассказать мне об этом?”

“Нет,” — заявила она, и несмотря, что ее опровержение прозвучало абсолютно четко, я все же услышала след сожаления в ее голосе.

Тогда она повернулась ко мне спиной и ушла, оставляя меня обманутой и брошенной.

И нуждающейся в ответах.

 

16

Я от расстройства ударила кулаком в стену.

“Что ты имеешь в виду, говоря, как сложно найти их? Ты же сказал сам, что атака закончена.

Как это может быть трудно? Они уже должны были бы вернуться из укрытий.”

Я ненавидела чувство, будто он что-то укрывает, будто что-то осталось несказанным.

“Они проверили наш дом? А ресторан?”

Ксандр кивнул, сложив руки так небрежно, что у меня с трудом хватило сил не кинуться на него и не встряхнуть его, не накричать ему в лицо, что они ужасно ошиблись.

Что они были в неправильных местах.

Только я знала, что это не так.

Брук отвечала за операцию, и она точно знала, где искать моих родителей, где они должны были быть.

— Мы будем искать, Чарли.

Клянусь, мы их найдем.

А пока тебе надо отдохнуть.

Ты вообще спала?”

Я не ответила, я не была в настроении обсуждать свой сон.

“Как, ты ожидаешь, это все закончится?”

Я взмахнула руками в раздражении.

“Даже если ты свергнешь королеву, что тогда?”

Ксандр усмехнулся, и у меня сложилось впечатление, что он не был против такой смены темы.

“Что ты конкретно спрашиваешь, Чарли?”

“Куда денется королева? Кто, как ты думаешь, поведет людей, когда твоя революция свергнет трон?” Я пристально смотрела на него.

“Ты? Ты не сможешь управлять без силы королевы.

Уже пробовали.”

Голос Ксандра был спокоен. Он, казалось, не разделял моих сомнений.

“Я не уверен в том, куда денется королева.”

Он пожал плечами.

“Предполагаю, это ее дело.

Если она хочет все усложнить, представляю, что она должна умереть…”

“Быть убитой, ты имеешь в виду?” — бросила я ему вызов.

Он кивнул, приподняв брови.

— Это именно то. что я имел в виду.

Почему я почувствовала облегчение оттого, что он не пытался лгать мне? Почему это простое ощущение повышало мое доверие к нему, хоть и совсем немного? Позади послышались шаги, я повернулась и увидела, что к нам присоединилась Брук.

“По поводу нового правителя, ты права: у нас должна быть королева, которая бы заняла ее место.”

Я посмеялась над его ответом.

“Ты сумасшедший! Где, ты считаешь, ты найдешь другую наследницу, способную придти в нашу страну и занять ее место?”

“Нам не нужно искать в других родословных.”

У нас есть наследница тут, в этой стране.

Потомки первой линии, которые пережили свержение более двухсот лет тому назад.”

“А где они тогда были? Почему никто о них не знает?”

Но Ксандр даже не моргнул, он быстро отвечал на все мои вопросы.

— Они прятались.

Как же иначе? Ведь само их существование — это вызов монархии.

Естественно, если бы кто-нибудь узнал, кто они, их бы схватили и казнили.”

“И что изменилось?”

“Время уходит.

Сабара стареет и нуждается в наследнице.

Она ищет, надеясь найти этих потомков раньше нас, чтобы посеять свое зерно зла в них до того, как мы сумеем убедить их, что наш путь лучше, что классовая система больше не нужна.

Если она найдет их раньше, я беспокоюсь о том, какое заклинание она на них наложит.”

Я смутилась, он нес чепуху.

И я продолжила спрашивать: “Если они настоящие наследники, тогда должны быть люди, их поддерживающие? Почему они не попытались возвратить трон раньше? Почему никто не пытался вернуть им власть?”

“Это просто.

Прежде не было девочки.

Нужна принцесса, чтобы унаследовать государство.”

Я окинула его взглядом, полным сомнения.

“И теперь она есть?”

Бруклин переместилась позади меня, но тишину не нарушила.

“Мы в это верим.”

Я заколебалась, задаваясь вопросом, почему вдруг в воздухе повисло обвинение, отчего волосы на моих руках внезапно встали дыбом.

“Откуда вы знаете?”

Бруклинн прочистила горло, и я повернулась к ней, она, не Ксандр, ответила на мой вопрос.”

“Потому что, Чарли, мы думаем, что нашли ее.”

Они ошибались.

Все это было ошибкой.

Не было ничего королевского в моей семье или во мне.

Я родилась в класс Торговцев, легко и просто.

Мы были торговцами, которые работали, обслуживая корону.

Я изучала Анжелину, пока она спала, пучки ее золотистых волос, создающих светлый ореол вокруг ее головы даже в темноте.

Я стралась представить ее кем-нибудь другим, не той, кем она была, но это казалось абсурдным.

Она была не более принцессой, чем я.

“Проснись.”

Я сказала так спокойно, как могла, наклонившись ближе к ее уху.

Мягко потрясла ее.

Я чувствовала себя нехорошо, пытаясь разбудить ее после такого непродолжительного сна, но нам нужно уходить.

Я должна отправиться на поиски родителей, и после всего, что Ксандр мне доверил — его подозрений по поводу того, кто кем был — уверена, он бы попытался меня остановить, если бы узнал о моих планах.

Ее глазки сонно смотрели на меня.

“Ты должна проснуться.

Мы уходим,” — объяснила я, накидывая куртку ей на плечи и засовывая Маффина во внутренний карман.

Она без колебаний взяла меня за руку, и мы почти ползком отправились из комнаты, осторожно, чтобы не побеспокоить Сидни, которая теперь спала крепче.

Слава Богу, женщины, которую день назад ставили у нашей двери для охраны, сегодня не было.

Было легко смешаться с непрерывной деятельностью на улицах этого города, никто не обращал на нас внимания.

Анжелина шла в ногу со мной, несмотря на усталость, которую было видно по кругам под глазами.

Ее бледная кожа ничего не скрывала от меня.

Я снова осматривала стены — как делала это по пути в нашу комнату на ночь — в поисках возможного выхода.

В голове я планировала несколько многообещающих вариантов.

Люди, которые здесь жили, казалось, свободно приходили и уходили, но я не видела ни туннелей, ни дверей, ведущих наружу.

И я не была уверена, что мы не привлечем лишнего внимания, используя какой-нибудь особый маршрут.

Внимание было тем, что Анжелина и я должны были сейчас избегать.

Я отпрянула с дороги так, что наши с Анжелиной спины оказались прижаты к стене, когда увидела трех пьяных мужчин, топчущихся у одного из темных туннелей.

Они вели себя шумно и буйно, хватаясь друг за друга, запутываясь в собственных ногах и смеясь над собой.

Я опустила глаза, с облегчением понимая, что мы не заслужили и второго взгляда каждого из них.

Уверена, они только что вернулись сверху.

Я потянула сестру в направлении, откуда они пришли.

Как только мы были вдали от вездесущих газовых ламп главной пещеры, тоннели стали темнее и уже.

Откуда-то спереди постоянно слышались звуки капающей воды.

Захлестнувшее нас зловоние заставило задуматься, не пересекаем ли мы канализационный канал.

Анжелина крепче сжала мои пальцы, и я не была уверена, чего она испугалась, темноты или запаха.

“Я здесь,” — уверила я ее, осторожно делая шаг вперед и проверяя путь пальцами ног.

Свободной рукой я ощупывала стену, которая в некоторых местах была гладкой, что заставляло живот отскочить, даже если пальцы не могли.

Каждый шаг был опасен и сомнителен.

Мы шли так больше семидесяти шагов, прислушиваясь ко всем звукам в округе, пока, наконец, луч света не прорвал почти сплошную черноту.

Но этого было достаточно, чтобы я увидела, что в нескольких шагах от нас начиналась трещина в потолке.

Непонятно, куда она вела, но сейчас она казалась лучшим путем к спасению.

Я понимала, что должна пойти первой, но знала, что Анжелина ни за что не позволит мне оставить ее одну в канализационном коллекторе, поэтому я толкнула ее вперед.

“Я прямо позади тебя,” — пообещала я.

Она взобралась туда ловко, быстрее, чем я могла бы справиться, и исчезла в проходе прежде, чем я успела предупредить, чтобы она подождала меня.

Я была менее расторопна и уверена в действиях и облегченно выдохнула, когда, наконец, оказалась на другой стороне.

Анжелина уже тянулась ко мне.

“Я не уверена, где мы.”

Осмотрелась вокруг.

“Я ничего не узнаю.”

Местность, где мы оказались, была больше промышленной, чем жилой, с большими темными складами и местами для хранения.

Никаких разрушений от бомб заметно не было, и я решила, что здесь нет военных.

Щели, из которой мы вылезли, была просто трещиной в земле, но, к счастью, никого не было вокруг, чтобы заметить наше появление.

У меня не было ощущения времени, кроме разве что того, что было поздно, и это подтверждало покрывало ночи, окружающее нас.

Я не знала, сейчас время до или после комендантского часа, поэтому надо быть осторожными.

Я должна предполагать худшее, что сирены уже звучали, что мы нарушили закон, будучи здесь.

Первое, что я осознала, это что электричество восстановили, и уличные фонари ярко горели в ночи.

Кажется, лучший вариант — просто выбрать направление.

.

.

В конце концов что-нибудь должно быть знакомо.

Анжелина устала, и мне надо позаботиться о ней, но я боюсь, что она уснет у меня на руках, а тогда я не смогу снова ее поставить на землю.

А сейчас лучше, чтобы она шла.

Спустя какое-то время мы замечаем оптовые рынки и розничные магазины, места, которые при дневном свете были бы открыты для торговли.

Когда мы увидели людей напротив маленького кафе, я знала, что безопаснее быть снаружи.

В кафе было шумно и активно.

Я слышала знакомые интонации Парсона и поняла, что мы, должно быть, возле западной части города.

Здесь были мои люди.

Не важно, что сказал Ксандр.

Когда мы повернули за угол, я мельком увидела первые картины разрушений, вызванных бомбами Ксандра: почти весь квартал был уничтожен.

Резкий запах дыма выползал далеко за периметр разрушений, а черные головешки все еще тлели, поднимаясь к ночному небу.

Я тихо молилась, чтобы никто не оказался ранен — или хуже — при этих взрывах.

Солдаты и охранники, их синяя и зеленая униформа теперь была покрыта сажей, убирали щебень.

Мы могли бы пройти через развалины, но вместо этого я тянула руку Анжелины, чтобы она шла в ногу со мной.

Я не желала дать военным ни шанса заметить нас, поэтому мы направились левее, длинным путем вокруг развалин.

Когда мы добрались до другой стороны подкошенной стены, на меня снизошло первое озарение.

Мы были возле ресторана — нашего ресторана — в аллеях, которые находились за рынком.

После неверного поворота, мы, наконец, обнаружили себя, стоящими на центральной площади.

Я почти никогда не приходила сюда, но узнала это место моментально, и я притянула Анжелину к себе, закрыв ей глаза рукой.

Не хотелось, чтобы она видела место, где регулярно казнили мужчин, женщин и детей, а сама я не могла отвести взгляда от простого сооружения виселицы.

Петля палача свисала мягко, безжизненно.

“Еще немножко,” — пообещала я, как только мы прошли площадь, видя, что ее шаги становятся вялыми.

“Мы почти там.”

Анжелина ничего не сказала в ответ.

За зеркальными окнами ресторана наших родителей мы видели только темноту, никакой вспышки света, чтобы зажечь надежду, что они могут быть внутри.

Не было смысла останавливаться.

Я изо всех сил пыталась сдержать эмоции, чтобы Анжелина не увидела моего разочарования.

Чего я ожидала? Я не верила, что Брук солгала о поиске ресторана.

Но все еще не могла просто сдаться.

Теперь мы двигались быстрее, поощренные тем, что были так близко к дому.

Когда я почувствовала, что Анжелина пошатывается рядом, я присела и обернула ее своими руками, наконец, позволяя ей уснуть.

Были и другие разрушенные здания, повреждения, которые портили городской пейзаж, но было непозволительно тратить время на размышления об этом.

Когда мы достигли нашей улицы, мое сердце екнуло.

Мой темп замедлился.

Я вбирала каждую крошечную деталь.

Все казалось нормальным, практически неповрежденным насилием, охватившим город только прошлой ночью.

Было такое чувство, будто целая жизнь прошла с тем пор, как родители выставили сестру и меня на атакованные улицы.

Впереди стоял наш дом в тишине и полной темноте.

Вокруг меня ползло отчаяние, сжимая, пока я думала, что легкие могут разрушиться.

На пороге я поставила Анжелину на землю еще раз и толкнула дверь.

Открыто.

Родители никогда не оставляли дверь открытой раньше.

Я открыла ее внутрь, скрип петлей объявил о нашем прибытии.

Я держала Анжелину за своими ногами, защищая ее, пока мое горло сжималось.

Как Торговцы мы были лишены электрических фонарей в доме, они были роскошью не по доходам нашей семьи. Так что я возилась внутри двери в поисках лампы, которая всегда была там.

Но в этот раз не было, так же, как на столе.

Удушье от страха стало чем-то реальным.

“Останься тут,” — попросила я мягко. Но Анжелина сжала руку сильнее, ступая за мной, отказываясь отставать от меня.

Я с трудом моргнула, пытаясь приспособиться к отсутствию света в стенах собственного дома.

Когда я снова сделала шаг, стекло хрустнуло под ногами, и хватка Анжелины стала отчаянной.

Каждый шаг был громкий, и внутри я содрогалась от шума, который создавала.

Я бесцельно пыталась что-то нащупать в темноте руками.

Я подпрыгнула, когда наткнулась на большой обеденный стол, за которым мы кушали, но, по крайней мере, теперь у меня был ориентир.

Пальцы прошлись по его поцарапанной поверхности, чувствуя знакомые трещинки, которые всегда там были, и затем на меня нахлынуло облегчение, когда пальцы задели свечу точно там, где она и должна была быть, в центре стола.

Я прошла вокруг стола, взяв свечу, к буфету и порылась в ящике в поисках спичек, которые, знала, что найду.

Это бледное пламя было прекраснее всякого рассвета, что я когда-либо видела.

Я тяжело вздохнула, глядя на него.

Свет дал мне смелости попробовать необходимый мне голос впервые с момента, как переступила порог.

Это только выглядело органичным, позвать родителей на языке, который они предпочитали.

Я повернулась вокруг себя, Анжелина все цеплялась за меня, пока я исследовала дом.

“Мам! Пап!”

Слова едва достигли языка, как я сглотнула их.

Мой дом — наш дом — не мог быть более разрушен, будто бомбы нашли путь внутрь.

Но знала, дело не в этом.

Стены все еще стояли, все еще крепкие.

Пальцы Анжелины сжали мою руку.

“Я не знаю.”

.

.

Ответила я с тихим дыханием.

Я просканировала глазами каждый угол, каждое место, которого достигал свет, надеясь, что мы были одни, что, кто бы это ни сделал, он уже покинул наш дом.

Теперь я знала, без сомнений, родителей здесь не было.

Что-то заставило их уйти.

Разбитая лампа у двери была только началом, дом был разграблен.

Мебель перевернута.

Подушки разодраны, и то, чем они были набиты, словно кровь, заполняло пол.

Книги и фотографии выглядели так, будто их случайно сдул сильный ветер, а в некоторых местах даже половицы были оторваны от балок.

Я не имела никакой идеи, для чего.

Первым инстинктом было бежать, забрать Анжелину отсюда, на тот случай, если те, кто за это ответственнен, вернутся.

Но это был наш дом, и нам некуда больше идти.

По крайней мере, до тех пор, пока я не получила некоторые ответы.

И я отчаянно хотела узнать, что случилось с родителями.

Анжелина спала на диване, я собрала и набила, как смогла, подушки.

Я не хотела, чтобы она спала в своей кровати, это слишком далеко от того места, где я работала над восстановлением некоего подобия порядка, исправляя повреждения, нанесенные нашему дому.

И она не возражала, она просто свернулась клубочком, громко зевнула и позволила мне укрыть ее одеялом, чтобы ей было теплее.

Сомневаюсь, что она хотела быть далеко от меня также.

Я сделала все возможное, чтобы вернуть мебель на места, а затем смела осколки разбитой лампы от входа и собрала бумаги, книги и фотографии с пола.

Большинство из вещей, которые мне попадались, были знакомые, каждая как часть нашего домашнего очага: написанные рецепты, детские книжки, которые отец читал вслух сначала мне, а потом и Анжелине, маленькая стопка фотографий, что родители могли себе позволить на наш скромный бюджет.

Но попадались и менее узнаваемые вещицы.

Поломанная резная коробочка лежала среди всего прочего у дыры в полу, и я знала, что никогда не видела ее прежде.

Внутри были документы, большинство из которых выглядело старыми, старше, чем поколение моих родителей. Бумага, на которой они были напечатаны, была хрупкой и сворачивалась по краям, чернила исчезли от времени.

Я пролистала их, но не нашла ничего примечательного в их содержании.

Устаревшие сделки с землей, судебные решения и личная переписка, в основном со времен Суверенной Революции.

Но среди них были выцветшие портреты, которые я не узнала.

Старые, но красивые.

И странно призрачные.

Я сидела на коленях, перебирая их и очерчивая пальцами уставившиеся на меня лица.

Я знала этих людей, этих незнакомцев.

Мужчин, женщин, детей.

Я узнавала их позы, выражения их лиц, их черты.

Я изучала фото мужчины, и улыбка коснулась моих губ и моих глаз, как бы перейдя с его губ, его глаз, паутины его светлых волос.

Его лицо было лицом моего отца.

И отца моей сестры, думала я, глядя на спящую на диване Анжелину.

Я протянула руку и пробежалась пальцами по моим щекам, моему носу и моему подбородку.

По мне.

Но кто были эти люди? Почему я никогда не видела этих портретов раньше?

Я вгляделась, пытаясь найти подсказку.

На нескольких фотографиях на мужчинах были своего рода шарфы с одинаковыми эмблемами на каждом.

Я нагнулась и поднесла фотографии ближе к лампе на полу рядом со мной, пытаясь расшифровать надписи на эмблеме.

Но изображение было слишком нечетким, слишком размытым.

Нахлынуло разочарование, и я зажмурилась, пытаясь понять, что же так грызло меня по поводу этих фотографий.

Я взглянула на разрушенную коробочку.

Из кусочков я смогла найти части того же символа, что носили мужчины с фотографий, только теперь он был раздроблен.

Я осторожно начала собирать их вместе, как пазл, используя фотографии как руководство.

Снаружи, с улицы, послышались голоса.

Они казались далекими, из другой жизни.

Когда я, наконец, закончила, то, удивляясь, принялась изучать эмблему.

Она была красива, мастерски вырезана.

Но не говорила ничего.

Просто узор.

Блестяще запутанный узор.

Я вздохнула, пробегая пальцами по его красивой витиеватой поверхности.

.

.

И тут мир вокруг меня задрожал.

Перед глазами все поплыло, и на мгновение я не осознавала ничего, кроме ощущений под моими прикосновениями.

Время, казалось, остановилось.

Я провела пальцами еще раз, поглаживая детали резьбы, чувствуя каждую борозду, и поняла, что это был не обычный узор.

Это был язык.

Осязаемый язык.

И он говорил мне.

Я ахнула и одернула руку, прижимая ее к сердцу, которое прерывисто билось в груди.

Мне вдруг захотелось забрать назад то простое действие, когда свет прошел по моей коже от поверхности собранной коробочки.

Я хотела забыть то, что только что обнаружила.

Потому что это не было просто эмблемой, которую носили на фотографии эти люди, так похожие на моего отца и на меня.

Это была печать.

Герб.

Принадлежащий давно изгнанной королевской семье.

 

17

Шумы, что я слышала с улицы, были прямо за дверью, практически надо мной.

От волнения, ошеломленная, я не могла дышать, не говоря о том, чтобы принять, что мы — я и сестра — больше не одни.

Кончик пальца будто бы покрылся волдырями от огня, но я знала, что жгло его нечто похуже.

Знание чего-то, что должно быть скрыто, похоронено под половицами, по которым я ходила всю жизнь.

Ксандер был прав.

В этом я была почти уверена.

Мой отец был наследником трона.

Настоящего трона.

И это означало что я

.

.

что Анджелина и я.

.

.

Первые дети женского пола, разве не об этом говорил мне Ксандр?

Дверь открылась, и снова я удивилась факту, что замок сломан.

Мы были здесь в ловушке, и я подпрыгнула, становясь напротив дивана, напоминая себе, что прямо сейчас нет ничего важнее безопасности Анжелины.

За моей спиной я сжала металлическую кочергу для камина, которую держала поблизости именно для такой цели.

Я была готова ко всему, пыталась убедить себя, что собираюсь сражаться за путь отсюда.

Но когда я обернулась, оказалось, что я не была готова встретиться с тем, кто стоял в дверном проходе, заслоняя его собой.

Он взглянул на фотографии и бумаги, разбросанные у меня в ногах, глаза задержались на гербе на плохо восстановленной коробочке.

Затем его глаза пропутешествовали по мне, замечая побежденное выражение моего лица и кочергу, теперь мягко висящую сбоку.

“Сожалею, что ты узнала обо всем так.”

“Ты знал? Сколько еще секретов ты скрываешь от меня?” Я бросилась к столу, когда он попытался приблизиться, таким образом сохраняя дистанцию между нами.

Я не хотела его сострадания или его жалости.

“И где твои громилы? Я так поняла, вы передвигаетесь в комплекте, так что они где-то по соседству.”

Но Макс не сдавался так легко, он двинулся мне на встречу медленными, осторожными шагами.

“Я беспокоился о тебе, Чарли.

Как долго ты тут была?”

“Я не желаю слышать о твоих беспокойствах.

Мне нужны ответы.

Я хочу знать, что ты не рассказывал мне.

Мы в опасности теперь?” Я старалась сдерживать голос, чтобы не разбудить Анжелину, но чувствовала нарастающую истерику.

Было так много вопросов, и все они приходили одновременно.

“Не думаю.

Никто не знает, что вы тут.

Королева думает, что ты член сопротивления.

Она не знает, что я…”

.

.

Он не закончил предложение, а я подумала, как это было бы: знаю тебя? целовал тебя?

Я была благодарна, что королева ничего не знала.

“А что твои охранники, они не сказали ей? Они сейчас здесь? Они сдадут нас?”

“Они прямо за дверью, следят, чтобы никто не смог войти,” — объяснил Макс.

“Они скажут только то, что я им позволю, а это будет то, что ты захочешь открыть.

Ты можешь мне доверять, Чарли.

Я никогда не хотел причинить вред тебе.

Я не пытался тебя обмануть.”

Он ступил ближе, но я вытянула руки против его груди, держа его на расстоянии, и покачала головой.

“У тебя странный способ это показать.

Так это правда?”

Я ждала, мне нужно было услышать это от него.

Он не шевелился, и я задалась вопросом, понял ли он, что я спросила.

Затем он кивнул.

Немного, почти незаметно.

Я закрыла глаза.

Мне нужно было его подтверждение, даже больше, чем Ксандра.

Я была принцессой.

Так же как и моя младшая сестра.

Отец был принцем, членом династии Ди Хейс, что не означало практически ничего в течение долгой линии мужчин-потомков, даже несмотря на то, что они принадлежали к королевскому роду.

Только девочки рождались, чтобы править.

“Как ты узнал?” Я, наконец, обрела дар речи. и Макс сделал еще один медленный шаг ко мне, сокращая расстояние.

Он потряс головой.

“Я не был до конца уверен до этого момента.”

Его глаза снова нашли коробочку.

Это был семейный герб Ди Хейсов, и он должен был быть уничтожен более двухсот лет тому назад, вместе со всем остальным от той власти. Но не был.

Он был тут.

В моем доме.

“Я начал подозревать, когда увидел тебя в “Жертве.”

Он дотянулся до своего кармана и вынул оттуда тяжелую золотую цепочку — ожерелье с медальоном, на внешней стороне которого, на старинном металле был выгравирован тот же самый королевский герб.

Он раскрыл его большим пальцем, и внутри оказалось миниатюрное фото.

Даже в неярком свете свечи я могла видеть схожие черты.

Как и другие портреты, на которые я смотрела, этот походил на взгляд в зеркало.

Я подняла свой пристальный взгляд на него.

У меня было столько вопросов.

“Королева Авонлеа”, — объяснил он.

“Она умерла первой в Революции.”

Его темные глаза были наполнены печалью.

“Мой брат и я раньше охотились на сокровища на территории дворца.

.

.

.

Сомневаюсь, что бабушка даже заметила, когда он пропал.”

Он протянул его мне.

“Кажется, теперь это принадлежит тебе.”

Я покачала головой, отступая, будто медальон мог обжечь меня.

“Я не хочу.

Я не могу…”

Макс не давил на меня, он просто положил ожерелье обратно в карман.

“И затем я увидел тебя с подругой, казалось, ты понимала мою охрану.”

.

.

.

Он задумчиво изучал меня.

“Никто не должен был узнать, что они говорят.”

Он не обвинял, но походило на то.

Я отвела взгляд, не готовая признать что-либо.

“Это только Королевский язык, Чарли, или все остальные тоже?” Он шагнул снова, на этот раз вставая прямо напротив меня.

Если бы я хотела встретить его пристальный взгляд, мне нужно было только слагка отклонить голову назад.

Но я этого не сделала.

Я стояла неподвижно.

“Ты никогда не задавалась вопросом, как такое возможно? Как дочка торговца могла понимать язык, который никогда не слышала?” Он протянул палец и подтолкнул мой подбородок, чтобы получить мое внимание.

“Ты никогда не слышала его раньше, не так ли?” Он не побеспокоился сейчас говорить на Англайском.

И я не притворилась, что не понимаю.

Я подняла голову, и мои глаза встретили его.

Мое сердце гремело в груди, заставляя меня удивляться, как я могу слышать слова сквозь этот шум.

“Твои родители знали?”

Медленны кивок, простое подтверждение.

“Они никогда не объясняли, что это значит? То, почему ты можешь иметь эту

.

.

способность?”

Я смотрела на него, был только один ответ, который я могла предположить.

Что он знал о моих родителях? Какое право он имел спрашивать об их причинах, по которым они рассказали или не рассказали мне?

“Ты знаешь,” — продолжил он, отказываясь смягчиться, даже видя, что я хмурюсь, — “только те, которые может быть королевами, рождаются с силами.

Только женщины королевской семьи.”

Я шагнула назад, врезаясь в стол сзади.

“Это не сила,” — попыталась я объяснить, отмахиваясь.

“Это ничто.

Меньше, чем ничто.”

Тогда он улыбнулся, но это была вовсе не теплая и дружественная улыбка, скорее торжествующая и злорадная.

“Правда, Чарли? Скажи это любому, кто может понимать только язык своего класса.”

Он наклонился к Анжелине, четырехлетнему красивому спящему ангелу, который и не замечает, как изменилась ее жизнь.

“Что по поводу нее? Ты уже знаешь, что она может?”

Я нахмурилась и покачала головой.

“И что теперь?” Я, наконец, справилась проигнорировав его вопрос.

Я чувствовала себя опасно легкомысленной.

Макс дотянулся до моей руки, и я была слишком потрясена, чтобы убрать ее.

Я не была уверена, что думала о нем, доверяла ему или нет.

Но в этот момент он был всем, что у меня было.

Кроме того, он заставлял меня ощущать вещи, не имеющие ничего общего с доверием, и, если быть абсолютно честной, мне нравилось, когда он держал мою руку.

“Я не уверен.

Предполагаю, это зависит от тебя.”

Он снова говорил на Англайском, вероятно, чтобы я почувствовала себя легче.

Его большой палец рисовал круги на моей ладони, как будто он пытался создать свой собственный язык и общаться со мной при помощи прикосновений.

Я поняла смысл, даже не постигнув диалекта.

“Есть вещи, которые мы должны обсудить”

Громкий шум снаружи заставил меня подпрыгнуть, и я одернула руку, пряча ее за спину, будто бы скрывая доказательство нашей близости.

“Не двигайся,” — приказал он, когда я кинулась к Анжелине, проснувшейся от волнения.

Он бросил на меня предостерегающий взгляд, говоря, что именно это и имел в виду, но это уже не имело значения, дверь открылась.

Клод ворвался внутрь.

“Кое-кто снаружи настаивает, чтобы увидеть девчонку.”

Мне стало интересно, на самом ли деле он не знал, что я могу его понять.

Макс сохранял дружелюбность, держа стражников в темноте.

“Кто?”

“Ксандр.”

То, как он назвал имя Ксандра, заставило меня содрогнуться.

Темно и приправлено угрозой.

Там была скрытая от меня история.

“И он не один.”

Затем Клод улыбнулся, как Макс улыбался чуть раньше, не было ничего теплого или дружественного в этой улыбке.

Она была дерзкая и леденящая душу.

“Хочешь, я расправлюсь с ним?”

Макс взглянул на меня, оценивая мое мнение перед своим ответом.

Он прояснил, что видел меня с Ксандром той ночью в “Жертве”, но я могла только догадываться, знал ли он роль Ксандра в сопротивлении.

— Нет.

Дайте ему войти.

Но только ему.”

Клод выглядел разочарованно, но сделал так, как ему сказали, и сходил за лидером сопротивления.

“Как много ты рассказала Ксандру? Как много он знает?” — быстро спросил Макс, пока мы были одни.

“Ничего.

Я не сказала ему ничего.”

Я встала с дивана, оставляя Анжелину за спиной, и попыталась припомнить, спрашивал ли Ксандр когда-нибудь, что я могу.

“Но он первый, кто объяснил, кто мы.

Или, по крайней мере, кто верит в то, кто мы.”

Макс сощурился, когда Клод вернулся, Ксандр шел рядом.

Не уверена, что замечала, насколько Ксандр был большой, до этого момента; он практически конкурировал с Клодом по росту.

Он был менее грузным, но более мускулистым, проворным.

Ксандр выглядел, как хищник из джунглей, готовый напасть, тогда как Клод напоминал малоподвижного быка.

Каждый привлекал внимание своим собственным способом.

“Охраняй дверь и убедить, что никто больше нас не побеспокоит,” — сказал Макс Клоду, не обращая внимания на хмурость охранника.

Ксандр даже не заговорил с Максом, едва замечая того.

Вместо этого он подошел непосредственно ко мне.

И сжал мою руку в своей, ту, которую момент назад Макс поглаживал, нежно подбадривая.

“Ты не представляешь себе, в какую опасность себя поставила, убежав, Чарли.

Мы не сможем защитить тебя, если ты нам этого не позволишь.”

“Ей не нужна твоя защита.”

Макс протиснулся между нами с Ксандром.

Ксандр засмеялся.

“Почему? Потому что ты предложил свою? Ей будет безопаснее в гнезде вампиров.

Ты можешь так же успешно передать ее Сабаре с петлей на шее,” — усмехнулся он, удивляя меня руганью с Максом на Королевском языке.

Я сделала шаг назад, мой мир внезапно зашатался.

Как получилось, что Ксандр говорил на Королевском языке?

“И ты веришь, что ей безопаснее с тобой и твоей бандой солдат-неудачников? Ты рассказал ей, кто ты? Кем ты, как предполагается, являешься?”

Ксандр бросил быстрый взгляд в моем направлении, будто в его словах был скрытый смысл, и я знала в тот момент, что мой секрет все еще в безопасности.

Он не имел ни малейшего понятия, что я понимала, что он говорит.

Анжелина была единственной в комнате, кто не понимал.

“Черт, правильно, ей безопаснее с нами.

Мы защищаем ее интересы.”

“Твои интересы так же эгоистичны, как и королевы.

Вам нужен правитель, и ты думаешь, Чарли соответствует требованиям.”

“Она соответствует.

Она Единственная.

И ты тоже это знаешь, иначе не был бы тут по заданию королевы.”

Макс скрипнул зубами и сделал предупреждающий шаг по направлению к Ксандру.

“Ты не представляешь себе, почему я здесь, как и королева.”

Ксандр замешкался, но только на секунду.

“Она должно быть знает что-то.

“Другое.”

.

.

Его глаза пробежались по разрушениям в доме.

“Иначе ей бы не потребовались родители Чарли.”

Я задыхалась, рука потянулась к горлу, а тело отшатнулось назад.

Я откинулась на диван, на котором тихо сидела Анжелина.

“Ты… ты думаешь, мои родители у Королевы Сабары?”

Глаза Ксандра расширились, его злость на Макса в момент была забыта, а он уставился на меня, наконец осознав, что я его понимала.

Он не попросил объяснений, он просто нахмурился, выглядя сожалеющим.

“Да, Чарли.”

На этот раз на Англайском, не было места для неправильного перевода.

“И ты, может быть, единственный шанс, что у них есть.

Но прямо сейчас мы должны увести тебя отсюда.”

Он бросил злой взгляд в направлении Макса и добавил: “Пока она не послала кого-нибудь за тобой и твоей сестрой.”

Внезапно мой дом стал ловушкой, и мы оставались в ней только для того, чтобы взять Анжелину в мои руки и выскочить за дверь на улицу.

Бруклинн ждала там, наряду с малочисленными солдатами Ксандра, и я снова удивилась тому, как непринужденно она среди них появилась.

Мы составили странный порядок: солдаты и простолюдины, мятежники и королевская семья. Хотя я сомневалась, что любой, кто бы посмотрел на нас, понял бы, кем мы были.

Как только было решено, что единственное место, где мы могли быть в безопасности, это подземный город, мы двигались в тишине.

Но это была не комфортная тишина, она была натянутой, наполненной невысказанным напряжением.

Клод и Зафир оба сомневались относительно движения с борцами сопротивления, притом что Ксандр опасался сопровождать внука королевы и его двух охранников в свой подземный штаб.

Но никто не смог предложить другое место, где королева не была бы способна определить наше с Анжелиной местоположение, по крайней мере, в настоящее время.

Бруклинн шла рядом, и я задалась вопросом, была ли это привычка, или она все еще мой старый друг?

Честно, я не могла сказать ничего больше, и ненавидела, что подвергала сомнению ее верность.

Макс был по другую сторону от меня, окруженный грузными охранниками настолько хорошо, насколько они могли, держа в страхе Ксандра и его людей.

Мы не пошли тем путем, через который выходили мы с Анжелиной, через маленькую трещину в земле.

Вместо этого Ксандр повел нас через черный ход ресторана, который ночью был закрыт.

Мы прошли черед темную кухню к двери, которая должна была привести нас в подвал, но вместо подвала она открывала ход в бесконечный тоннель.

Вдоль пути горели лампы.

Здесь было чище и пахло лучше, чем в коллекторе, через который ранее шли мы с сестрой.

От страха ли, или от притяжения, но я замечала, что двигалюсь близко к Максу.

Мое плечо наткнулось на его, и я ощутила, как напряжение спадает от его близости.

Я поставила Анжелину на землю между мной и Бруклинн, рука болела от ее веса.

С другой стороны я видела, как ее рука тянулась к руке Брук, держа каждую из нас, пока она шла.

Обнадеживало знать, что Анжелина все еще доверяла ей.

Только когда мы надежно устроились в тоннеле далеко от лестницы, которая вела в ресторан, кто-то заговорил.

Ксандр первым нарушил тишину.

Он отступил так, что мог говорить непосредственно с Максом.

“Если ты не говорил, то как же королева узнала о Чарли?” Его голос эхом отозвался в тусклом коридоре.

Возникла маленькая пауза, и я ясно ощутила, что это не был тот вопрос, на который Макс хотел бы ответить.

Но мне, как никому, нужно было услышать его ответ.

Я подняла взгляд, чтобы увидеть его лицо.

Он сморщил лоб, когда, наконец, заговорил.

“Они понятия не имели о том, кто она, пока не пришли в ее дом и не отыскали ее родителей.”

Обвинение было тяжестью во взгляде, который он направил на Ксандра.

“Они искали тебя, расспрашивая всех подозреваемых о связях с твоими революционерами.

Они применяют силу, чтобы получить любую информацию, какую только смогут.”

“Но что я сделала, что вызвала их подозрения? Почему они верят, что мне известно, где Ксандр?” Я все еще не понимала.

“Ты не сделала ничего, Чарли.”

Макс вытянул руку и обхватил мою, крепко ее сжав.

У меня не было времени обдумать значение этого жеста, его следующее предложение объяснило все.

“Одним из людей, кого они пытали, был твой друг Арон.”

На какой-то момент я даже не поняла, что он перестал говорить.

Пока Анжелина не дернула меня за руку, напоминая мне, что она все еще была тут.

.

.

Что они все тут, смотрят на меня.

Я сглотнула ком в горле, который угрожал позволить мне задохнуться, взгляд останавливался на каждом из них.

На Максе и на Ксандре.

На Клода и Зафира, охранников, которые поклялись своими жизнями защищать их принца.

На хорошо вооруженных революционеров Ксандра, включая Бруклинн, которые поклялись своими жизнями в своем случае.

И на Анжелину, которая смотрела на меня в ответ доверчивыми голубыми глазами.

Арон.

Я не могла этого понять.

Они пытали Арона, чтобы найти меня.

И не за то, кем я была, а за того, кого я могла знать?

Я предполагала, это был только бонус, что они нашли пропавшую королевскую семью в процессе.

У меня заболел живот.

Макс поддержал меня, когда я пошатнулась. и я ухватилась за его руку, только чтобы устоять на ногах.

“Они…” — но я не смогла закончить предложение.

Тогда Бруклинн, которая молчала до сих пор, закончила его за меня, и в ее вымученных словах я услышала ее, человека, которым она была раньше, которого я потеряла в сопротивлении.

“Они убили их?” — прошептала она свой — наш — вопрос на одном дрожащем дыхании.

“Нет,” — ответил Макс.

“Когда я уходил, они все еще были живы.”

Я почувствовала, как она вдохнула воздух с другой стороны от Анжелины, будто это была я.

Было что-то в знании, что я не одна, что Бруклинн все еще со мной, страдает из-за Арона, это заставило меня чувствовать себя сильнее, решительнее.

Я стояла твердо теперь, выпустив руку Макса только для того, чтобы доказать, что могу сама.

Я держала спину прямо.

“Тогда нам надо спасти его.

И моих родителей.

Каким-то образом мы должны сделать это правильно.”

 

18

Брук потянула

меня за руку подальше от остальных, изо всех сил стараясь предоставить нам хоть какую-то приватность, пока мы удалялись по коридорам все глубже в метро.

— Я не знала, — прошептала она, стараясь говорить тихо и оглядываясь, чтобы убедиться, что ее никто не слышит.

“Я никогда никому не хотела навредить.

Особенно Арону.

Ее темные глаза были грустными, полными сожаления.

“Я знаю”, — уверила я, глядя на нее теперь иначе.

Она больше не была той беззаботной девочкой из моего детства, но она и не была жесткой революционеркой, которой, я думала, она стала.

Вместо этого она была пылкой, самоотверженной, преданной.

И все еще была моим другом.

— Но ты ведь понимаешь, що если начнеться война, то будут жертвы, правда7

— Мы не хотим этого, Чарли.

— Мы не хотим сражаться, но дальше так продолжаться не может.

Мы заслуживаем выбирать, что мы хотим, кем мы хотим быть.

Я не могла не согласиться с ее причинами, но я не знала, как ответить, потому и не пыталась.

“Что насчет меня? Как долго вы подозревали…” — я колебалась, подобрать нужные слова было трудно.

— Как давно ты знал, кто я?

Твой отец отлично скрыл вашу схожесть

На самом деле твои родители были не единственными, кто следил.

.

.

мы подозревали и другие семьи.

Но потом был вечер, когда девчонка из академии…”

“Сидни,” — поправила я.

Брук пожала плечами, будто само знание этого имени было чем-то неприятным.

“Вечером, когда Сидни пришла в ресторан, и ты пролила воду на нее, я подслушала, как твои родители спорили на кухне.

Твой отец волновался, что кто-нибудь обнаружит правду, если вы не будете осторожными.

Он боялся, что королева узнает твое местонахождение.

С тех пор я была уверена.

После этого дело было лишь в том, чтобы подвести тебя как можно ближе к Ксандру, чтобы он решил, соответствуешь ли ты описанию.”

“Клуб?” — уточнила я, заранее зная ответ.

Брук кивнула, в ее газах что-то вспыхнуло.

“Но мы так рано ушли в ту, первую ночь.

Ксандра там еще не было.”

Неудивительно, что она была так расстроена, когда я утянула ее из клуба той ночью, настаивая, что пора уходить.

“Тем не менее, ты облегчила ситуацию, спросив, сможем ли мы туда вернуться.”

Она игриво подтолкнула меня плечом, как будто мы говорили о мальчиках, о школе или о чем-то еще, кроме того, о чем мы беседовали на самом деле.

“Но даже тогда я не подозревала о твоем даре, о том, какой спрятанной силой ты обладаешь.”

Она улыбнулась, озорная знакомая усмешка.

“Я хотела, чтобы ты рассказала мне, Чарли.

Подумай обо всех классных вещах, что мы могли бы сделать с такой маленькой хитростью.”

“Ты сумасшедшая!” Я подтолкнула ее в спину, душа смех.

Для смеха было не время, не сейчас, когда мои родители все еще не здесь.

“И вечером в парке? Ты знала, что должно было произойти?”

Брук, стыдясь, опустила голову. “Я знала, что-то будет.

И говорила, что я должна не спускать с тебя глаз.

Я сделала все, что могла, чтобы мы с тобой ушли.

” Она покосилася на меня.

“Я не подразумевала потерять тебя в парке.

Когда включились сирены, я искала везде.

В итоге я решила, что ты скрылась

.

.

с ним.”

Она не назвала имени Макса, напоминая, что все еще злится, и я задалась вопросом, ревность ли это, или она знала все время, кем он был.

Я думала о том вечере в Жертве, когда она бесстыдно флиртовала с Клодом и Зафиром, и стало интересно, было ли это просто действие.

Расчет, чтобы получить их доверие, собрать информацию.

Я внезапно заинтересовалась, как Бруклинн выбирала мужчин, всегда склоняясь к военным.

Я не стал спрашивать её.

“Мы были так близки,” — объяснила она.

“Ко всему, чего мы всегда хотели, ко всему, над чем работали.”

Ее глаза засветились, когда она взглянула на меня.

“И ты можешь дать нам это, Чарли.

Ты можешь все изменить.”

Я покачала головой, глаза наполнились слезами, которые не могла объяснить.

.

.

Даже самой себе.

Бруклинн ошибалась.

Я могла признать, что мой отец происходил из королевской семьи, или, по крайней мере, больше не могла отрицать этого.

Я видела доказательства собственными глазами.

Я даже могла признать, что это была причина, по которой я могла постигать другие языки, их понимание было способностью королевской дочери.

Но я не была рождена править.

.

.

Я никогда не смогу быть королевой.

“Да, Чарли,”- Брук продолжила до того, как я смогла высказать опровержение.

Она схватила мои руки, крепко стиснув своими и прижавшись к ним губами.

“Ты должна.”

Я закрыла глаза, ненавидя то, что подведу ее, и не желая спорить об этом сейчас.

Не когда я, наконец, почувствовала, что вернула ее.

Как только мы вернулись в подземный город, Ксандр взял ситуацию в свои руки.

“Брук, отведи Анжелину в ее комнату, чтобы мы могли поговорить с Чарли наедине.”

“Но разве я не должна быть здесь?…”

Что-то темное вспыхнуло на лице Ксандра, предупреждая Брук не спорить. Ей отдали приказ.

“Оставь ее с Сидни,” — предложила я.

“А затем возвращайся.”

Ксандр и Иден обменялись многозначительными взглядами.

Мне пришло в голову, что Иден носила свои капризы так, как другие носили одежду. Они сопровождали ее повсюду, куда бы она не направилась.

В этот момент я чувствовала тяжелую вуаль умалчивания.

“Бруклинн, иди,” — настоял Ксандр, и он ждал, пока она и Анжелина скроются из пределов слышимости, прежде чем повернуться ко мне.

“Сидни здесь нет, Чарли.”

“Что значит, ее здесь нет? Где она?”

“Ей стало лучше, и мы послали команду проводить ее домой,” — объяснил Ксандр.

“Разве вы не волнуетесь, что она расскажет кому-нибудь про вас? Что она сдаст вас”

Ксандр только покровительственно улыбнулся.

“Она не станет.

Она заботится о тебе, Чарли.

Она благодарна за то, что ты помогла ей.

Кроме того, даже если она попытается кого-нибудь сюда привести, она только заблудится.”

Я вспомнила замысловатые тропы, по которым мы двигались, где один проход соединялся с другим, закручиваясь и поворачивая.

А потом подумала о словах Бруклинн о том, как долго они здесь располагались — почти десятилетие — абсолютно незамеченными.

Все равно это казалось слишком рискованным,

“Мы не смогли бы держать ее здесь вечно, Чарли.

Ей надо было вернуться домой, к семье.”

Голос Ксандра звучал более разумно теперь, менее хвастливо.

И затем я услышала сзади тихий голос Макса, его дыхание щекотало шею.

“Думаю, возможно, тебе нравилось, что она, подобно щенку, следует за тобой,” — дразнил он, и я улыбнулась абсурдности этого предположения, толкая его локтем настолько незаметно, насколько могла.

К сожалению, не было ничего незаметного в этом жесте.

Все видели это единственное, простое движение.

И ад вырвался на свободу.

В промежутке между ударами сердца два королевских охранника сделали выпад в мою сторону со смертельными намерениями, написанными на их лицах.

Раньше, чем я смогла подумать или среагировать, или даже моргнуть, люди Ксандра подняли свое оружие, целясь в Клода и Зафира.

Ксандр кинулся ко мне, обхватил руками, чтобы смягчить падение, так как мы рухнули на землю.

Воздух до последней капли покинул мои легкие при приземлении.

В то же время между рук Ксандра я заметила, как Макс нырнул между мной и решительными охранниками.

“Нет!” — твердо и сердито крикнул он.

“Остановитесь! Все!”

Я вздохнула против груди Ксандра, пытаясь восстановить дыхание, голова кружилась.

“Я так сказал,” — зарычал Макс, разворачиваясь и впиваясь взглядом в солдат вокруг.

Только Клод и Зафир повиновались своему принцу, каждый замерев на месте.

Больше никто не подчинился, оружие было все еще наготове.

Ксандр ослабил свою хватку, но не очень.

“Ты в порядке?”, — прошептал он мне в макушку.

Каким-то образом я была способна кивнуть, и когда я это сделала, то услышала его голос, раздавшийся глубоко из груди: “Солдаты, стоять.”

Я не могла видеть всех, но я могла слышать одновременное отступление тел и оружий.

Когда Ксандр, наконец, освободил меня, подняв на ноги, его лицо было ожесточено.

Макс достиг меня, вырывая у Ксандра и притягивая к себе, охранным жестом оборачивая руку вокруг моей талии.

В комнате не было ни одного человека, с кем бы я захотела поменяться местами, включая Иден, которая тоже схватила винтовку.

Когда Ксандр заговорил со своими солдатами, его голос был обманчиво спокоен.

А в глубине завитая в спираль ярость.

Он был змеей, готовой в удару, пока двигался с опасной точностью в маленьком пространстве.

“Вы подняли оружие без моего приказа? Вы хоть представляете вред, который могли нанести? Опасность, которой вы подвергли нашу гостью?” Я знала, он говорил обо мне, все в комнате это знали.

Я посмотрела сначала на Клода, затем на Зафира, чтобы оценить их реакцию на напыщенную речь Ксандра.

Не знаю, почему это имело значение, но мне необходимо было знать, сказали ли им, знали ли они, кем я была.

Зафир казался скучающим, его карие глаза остекленели.

Клод выглядел разъяренным, будто бы он хотела лично переломить каждую шею в комнате.

Внезапно я застеснялась, понимая, что они еще не в курсе.

“Вы могли бы ранить ее,” — продолжал Ксандр вероломно тихо.

“Я ожидаю, что вы защитите ее ценой своих жизней.

Все вы.”

И затем он произнес слова, от которых скрутило мой живот:

“Как если бы вы защищали свою будущую королеву.”

Он достиг Иден и прошелся пальцами по ее щеке, сильные мышцы предплечья были заметно напряжены.

Он провел рукой вдоль ее лица, и она зажмурилась.

“Я ясно выразился?”

Ее окружили смешанные эмоции подобно грозовой туче: страх, сожаление, преданность и что-то, неожиданно близкое к страсти.

Слеза появилась из ее закрытых глаз и скатилась по лицу.

Она кивнула, открыла свои черные глаза и посмотрела не на Ксандра, а за него, туда, где стояла я.

“Я поняла,” — поклялась она, присягая на верность мне.

“Как такое возможно? Она просто девчонка Торговка, которую ты встретил в клубе.” -

Поднял голос Клод, перейдя теперь на королевский язык.

Он отказывался смотреть на меня с тех пор, как люди Ксандра опустили оружие.

С тех пор, как Ксандр бросил бомбу о том, кем я была.

Зафир казался более догадливым.

“Как, Вы ожидаете, отреагирует Ваша бабушка, когда узнает?”

Напоминание, что Королева Сабара — женщина, против которой борются Ксандр и его революционеры — была бабушкой Макса, резало ухо.

Это то, чего я не должна забывать, твердила я себе.

Я понятия не имела, на кого распространяются привязанности Макса.

“Она будет взволнована,” — перебил Ксандр.

“А почему нет? Чарли может быть наследницей, которую она искала, той, кого не смогла дать ей собственная семья.

И я намереваюсь убедиться, что старуха никогда ее не достанет.”

Зафир слегка наклонил голову, будто принимая скрытое заявление Ксандра.

Я, однако, оставалась в темноте.

Впивалась взглядом в них, неспособная больше сохранять молчание: “Я не собираюсь занимать место королевы.”

Только Клод и Зафир реагировали на мое вмешательство, напоминая, что они все еще не в курсе моей способности постигать Королевский язык.

“Она понимает?” Предвкушающая улыбка осветила каменное лицо Зафира.

“Понимает,” — ответила я, будто он обращался ко мне.

Он этого не делал.

“Что еще она может?”

Макс ответил.

На Англайском.

“Ничего, что бы она знала, но время покажет.”

Это был первый раз, когда я осознала, что, возможно, я способна на большее, чем простая расшифровка языков.

Что насчет ребенка? Она демонстрировала уже свои умения?”

Это был Клод, раздраженный данным открытием.

Единственное отличие было в том, что он обращался ко мне напрямую.

“Нет.”

Макс покачал головой, и я поняла, что он принял мое молчание, когда мы были в моем доме, за отрицательный ответ.

Ксандр обхватил рукой шею Иден.

Это был братский жест, товарищеский, и я задалась вопросом, как долго они сражались вместе.

“Мы должны обсудить наш следующий шаг.”

Он с надеждой поднял брови.

“Во-первых, я думаю, пришло время дать Сабаре знать, что Чарли у нас.”

“Что относительно моих родителей? И Арона?” Крикнула я, я уже устала от таких разговоров, будто бы я домашний скот, который будет делать то, что они решили.

“Мы должны их вернуть.”

Выражение лица Ксандра стало серьезным, а слова грубыми и безразличными.

“Для них может быть уже слишком поздно.

Они не могут быть нашей заботой сейчас,” — объяснял он.

“Нет, нет, нет! У тебя не получится!” Я покачала головой, вызывающе скрестив руки.

“Они ваша забота.”

Я с негодованием смотрела на него и на Иден, а потом повернулась к Максу.

“Ты думаешь, уже поздно? Правда?” — потребовала ответа я.

Макс подошел ко мне.

“Я не думаю, что они мертвы, если ты спрашиваешь об этом.”

Он хмурился, пристально наблюдая за мной, его глубокие серые глаза изучали меня, копаясь в моей душе в поисках трещин, будто бы вес этой информации — или следующей — будет слишком велик.

“Но моя бабушка безжалостна, и если она думает, что есть хотя бы шанс, что они знают о том, где ты…”

.

.

Я повернулась к Ксандру еще раз, не желая, чтобы Макс закончил предложение или даже обдумал те слова, которые он не сказал.

“Видишь? Они живы,” — скрипучим голосом сказала я, требуя, чтобы он обратил на меня внимание.

“Мне нужно пойти туда.”

И затем я обратилась к Максу: “Мне нужно, чтобы ты организовал встречу с твоей бабушкой.”

“Это плохая идея, Чарли.”

— объяснил Ксандр, и я приняла за хороший знак, что он больше не кричал на меня.

“Сабаре нельзя доверять.”

“Ты не можешь убедить ее,” — настаивал Клод, повторяя слова, сказанные им уже несколько раз.

“Они правы, Чарли,” — согласился Макс.

“Она и моя королева, и моя бабушка, а я не доверяю ей.

Она скажет и сделает почти все, если это будет означать то, что ей нужно.”

Он дотянулся до моих рук, как будто как-то мог убедить меня через прикосновение.

Я устала вести эту беседу.

Они были моими родителями, что я дожна была ещё делать? Я опустила руки, наблюдая как его пальцы скользнули по моим.

“Я должна,” — прошептала я.

“Пожалуйста, просто позвольте этому случиться.”

Ксандр попытался еще раз:

“Что если я запрещу тебе идти?” Но не было реального веса у его слов теперь.

Я поёжилась от этой идеи.

“Какой у тебя выбор на самом деле? Тебе нужно мое сотрудничество, а пока ты не поможешь мне вернуть родителей…”

.

.

Я позволила продолжению повиснуть между нами.

Его глаза потеплели, даже несмотря на то, что брови сошлись над переносицей.

“Итак, ты говоришь, что у нас есть твое сотрудничество? Что ты согласишься быть нашей королевой?”

“Я говорю, что ты гарантируешь не получить мое сотрудничество, если не поможешь мне.”

Ксандр широко улыбнулся.

“Я уже вижу, как ты станешь перспективным посредником,” он похвалил меня, и я поняла хитрость скрытую за его тщательно подобранными словами.

Он упустил своё истинное призвание, подумала я.

Ему надо было быть дипломатом.

— Из тебя получиться замечательная королева.

 

19

“Есть вещи, которые тебе нужно знать, если ты действительно планируешь встретиться с ней лично,” — заговорил Ксандр, и мне стало интересно, почему именно Ксандр предлагает мне этот урок, а не Макс или один из королевских охранников.

Конечно, у них было больше личного опыта.

Тем не менее, они, казалось, были удовлетворены, тем, что Ксандер взял инициативу на себя в этом случае.

“Она хитра и обманчива.

Не позволяй ее невинной внешности одурачить себя.

И она жестока, не забывай об этом.”

Он шагал, и мне было сложно следовать за ним взглядом.

От него у меня закружилась голова.

— Я бы чувствовал себя лучше, если бы мы все пошли с тобой.

Я бы предпочёл, чтобы ты не оставалась с ней наедине.

— Что, если она не согласится встретиться с нами? — спросил Макс Ксандера.

Он отмахнулся от этой идеи.

— Конечно она захочет встретиться с Чарли.

Она планировала это годами.

Кажется, что Макс был также неосведомлён, как и я.

Он покачал головой.

— Как ты можешь знать, что она планирует?

— Я знаю больше, чем ты можешь представить.

Больше, чем кто-либо другой, наверное.

Он засмеялся с иронией, но все же никто не усомнился в его словах.

Тем не менее, я была озадачена тем, как этот револлюционер мог владеть такими глубокими познаниями о правительнице нашей страны.

Он перестал ходить и остановился передо мной.

Он смотрел на меня с такой нежностью, что я чуть было не забыла в чьи глаза смотрю.

Я моргнула и осознала, это Ксандр, а не Макс, пристально смотрит на меня с таким обожанием.

“Она хочет принудить тебя пообещать разделить с ней трон.”

“Это бессмысленно”, — наконец, прервал его Макс.

“Как она может ожидать совместного правления? Верность была бы разделена.

Как бы улаживались споры?”

“Ее магия древняя, она намного старше тела, в котором она поселилась.

Это не первый раз, когда она на троне.

История Ксандра звучала, как детская сказка, но все же никто с ним не спорил.

“О чем он говорит?” — спросила я, отвернувшись от Ксандра к Максу.

Но ответил мне Зафир низким, почти мелодичным голосом.

Он прав.

Душа королевы, ее Сущность, как она это называет, передавалась от тела к телу задолго до того, как она заняла трон Лудании.

Тот же правитель, другое тело.

Ксандр подхватил, когда Зафир остановился:

Она сильна, но должна иметь разрешение, чтобы обменивать одно тело на другое.

И она в отчаянии, так как время на исходе.

Ей нужно твоё одобрение, чтобы она могла трансформировать свою Сущность в твоё тело.

В противном случае она будет оставаться в ловушке тела, в котором она сейчас.

Если оно умрёт, она тоже умрёт.

— Почему моё тело? Почему не могли найти кого-нибудь другого чтобы занять её место? — ответ выглядел очевидным, но мне было нужно услышать, как он скажет его.

— Потому что твоя кровь королевская.

— Потому что ты единственная наследница, которую она может найти.

Я нахмурилась.

— Но так ли это в действительности? Я имею в виду, что моя мама не королевских кровей.

— И мой отец, конечно, не может быть чистокровным, не так ли? Насколько сильна на самом деле моя кровь может быть? — Ксандер выглядел так, будто знает всё, и он ответил ровно, легко и без колебаний.

“Это не так работает, Чарли.

— Кровь женщины, неважно насколько она далеко от линии, также сильна и чиста, как будто она родилась в первом королевском поколении.

Её дары будут также сильны, как и у её предков.

Он поднял свои брови, прося о других вопросах, но у меня был только один.

Я закрыла глаза.

— И если бы мне пришлось с этим смириться.

.

.

С этой Сущностью.

.

.

Что случится со мной потом?

— С тобой ничего не случится-Макс прервался, схватил меня за плечи, заставляя смотреть на него.

— Потому что ты не собираешься этого делать.

Ты собираешься послать ее к черту!”

Но Ксандр проигнорировал вспышку Макса, дав мне единственный ответ, который у него был.

“Мое лучшее предположение, что это комната для одной из вас.”

Никто не заговорил снова и тишина поглотила воздух вокруг нас.

Королева собиралась попытаться поторговаться со мной. Моя жизнь на моих родителей.

Она была хитра, как и сказал Ксандер.

Ну, я должна быть ещё хитрее.

“Макс прав,” — заявила я, потеребив подбородок и принимая решение.

— Она может идти к чёрту.

Они все еще спорили, когда я покинула их, пытаясь решить, как лучше донести сообщение до королевы.

Макс хотел пойти сам, чтобы убедиться, что не будет никаких недопониманий в послании, и взять с королевы обещание не причинять мне вреда.

Но Ксандр не позволил бы ему это сделать, так как все еще не доверял ему.

В итоге было решено, что пойдет Клод, но он должен был взять с собой одного из бойцов сопротивления.

Дебаты о том, кто из них это будет, все еще шли.

Поскольку мы были под землей, и здесь правила темнота, я не имела понятия, днем или ночью шла через туннели, но точно знала, что устала до боли в костях.

Когда я дошла до комнаты, Анжелина бодрствовала, интересно, спала ли она вообще.

Я упала на колени, когда она бросилась мне на руки.

Она пахла потом, сном и пылью, и я глубоко вздохнула, когда крепко прижала ее к себе.

Ее яркие голубые глаза не соответствовали ночам прерванных снов и разрушенной мечты.

Глядя в них, нетрудно было предположить, что она была кем-то особенным.

С другой стороны, мои глаза будто были наполнены песком и уязвимы, и я потерла их внешней стороной ладони в попытке скрыть усталость.

Я с тоской посмотрела на убогое ложе на полу из подушек и шершавого одеяла.

Брук взяла Анжелину за руку и отвела на завтрак, а я провалилась в беспокойный сон, наполненный солдатами, королевами и потерями душ.

Меня разбудил звук воды, булькающий шум, как будто что-то переливали из одного сосуда в другой.

Это было негромко, но я, тем не менее, услышала.

Я открыла глаза и моргнула, надеясь, что это была не иллюзия: большой металлический таз с поднимающимся над ним паром.

Ванна.

Кто-то принёс мне ванну.

Иден держала штору, прикрывающую дверной проем, открытой, пока двое мужчин несли два больших ведра воды, добавив их в ванну.

Клод вернулся.

Мы уезжаем, как только все будут готовы.

Её чёрные глаза встретились с моими и она подняла одну бровь.

“Ксандр подумал, ты захочешь помыться сначала.”

Она повернулась, чтобы уйти.

“Я буду снаружи.”

“Подожди! Где Анжелина?”

Иден кивнула, ее сосредоточенность ослабла на мгновение.

Было проще находиться рядом с ней, когда она была такой.

Она заставила меня чувствовать то же самое, несмотря на то, что только что проинформировала меня о встрече с королевой.

“Она уже пообедала, но захотела остаться и поиграть с кем-то из детей.

Я решила, что всё будет в порядке.

Время может идти здесь намного медленнее, когда ничего не делаешь.”

Она была права, конечно.

Я не хотела, чтобы Анжелина застряла в этой темной комнате на весь день.

Или на всю ночь, в любом случае.

“Хорошо,” — наконец, согласилась я.

Штора опустилась, и я уставилась на воду.

Никогда не представляла, что ванна может выглядеть настолько соблазнительной, особенно, если это металлический таз.

Но я быстро разделать и скользнула в воду.

Мыла не было, таким образом я просто отмокала, наслаждаясь ощущением воды на голой коже.

Синяки уже практически появились на ребрах от того, как Ксандр бросил меня на землю, и я осторожно провела по ним кончиками пальцев.

В ванне было тесно и немного неудобно, но каким-то образом мне удалось откинуться назад и опустить голову под воду.

Я пробежалась пальцами по волосам, очищая их по мере возможности.

Это был кусочек небес.

Когда вода слишком остыла, чтобы дальше терпеть, я, наконец, встала и дотянулась до потертого полотенца, которое мне оставили.

И тогда я увидела стопку чистой одежды, аккуратно сложенную на краю спального ложа.

Моя одежда из моего дома.

Тут также был комплект для Анжелины.

Казалось опасным посылать кого-нибудь в наш дом за свежей одеждой.

Я быстро вытерлась и оделась, сидя на краю постели, промокая волосы полотенцем и пальцами распутывая пряди.

Похоже, прошла целая жизнь с тех пор, как я была чистой и отдохнувшей — роскошь, которую я принимала как должное всю свою жизнь.

Сложно себе представить, но не прошло и двух дней с ночи атаки.

Мягкий стук послышался с той стороны двери.

“Чарли?” Это был голос Макса, и внезапно я поняла, насколько одинокой была тут.

Мой пульс нервно барабанил по всему телу, и я прочистила горло.

Входи.

Он ступил внутрь, и я улыбнулась шире, чем подразумевала.

Я не была уверена, что хотела, чтобы он знал, насколько я была рада его видеть.

“Можно?” — спросил он, указывая на место рядом со мной на постели.

Я кивнула с серьезным выражением лица, а сердце бросилось вскачь, когда он сел рядом.

— Как ты держишься? Ты же знаешь, ты не обязана этого делать.

— Я буду в порядке-я настаивала, но всё же закусила губу.

— Могу я задать тебе вопрос?

— Всё что угодно.

— Был ли Ксандер прав, не посылая тебя? Можем мы, могу я доверять тебе?

Его улыбка была неожиданной.

Он дотянулся и убрал влажную прядь моих волос со щеки.

— Ты можешь доверять мне, Чарли.

И Ксандр тоже, даже когда он заставляет меня желать приложиться кулаком по его лицу.

Он знает так много, он только не хочет это признать.

Его ленивая ухмылка была чистым обольщением.

Я хотела обладать неуязвимостью к его способу соблазнения, но у меня ее не было, и я поймала себя на том, что наклоняюсь к нему.

Лампа в углу мерцала, отбрасывая тени на его лицо, изменяя формы и цвета, но независимо от танца теней, он все еще был прекрасен.

Его лицо осторожно двигалось к моему, а я наблюдала, мой взгляд застыл на его губах, а дыхание замерло где-то между легкими и горлом.

“Который сейчас час?” — спросила я, надеясь, что он прекратит приближаться.

Он улыбнулся, и я смогла увидеть его зубы, каждую деталь, включая крошечный скол, который был бы незаметен с любого приличного расстояния.

Его дыхание было тёплым и пахло обещанием.

“Зачем? Есть какое-то другое место, где ты бы хотела быть?” Его голос был глубоким и хриплым, и наполненным чем-то, что я не узнала, но это заставило сжаться пальцы на ногах.

Когда его губы настигли мои, моё сердце перестало биться, и я потерялась в ритме нашего поцелуя.

Я закрыла глаза, убеждая себя отойти от него, но была неспособна ни на одно самое простое действие.

Поначалу это было робка, лишь слабое касание наших губ, когда они легко соединились.

Прикосновение пера.

.

.

даже легче.

Мой нитевидный пульс говорил на своем собственном распознаваемом языке.

Но затем я сдвинулась — ближе, но не так далеко, как я себя предупреждала, было можно — отвечая на его нежную просьбу своей.

Говоря ему, что я хотела большего.

Его пальцы прошлись по моим все еще влажным волосам, перемещая меня против него, пока мы не оказались грудь к груди и рот ко рту.

Я дотянулась до его плечей, цепляясь за него, разделяя свои губы, неуверенная в своих действиях, но желающая быть ближе.

Его язык скользнул в мой рот, и мои вены наполнились жидким огнем, заставляя меня дрожать от желания и от страха.

Никогда еще я ни хотела чего-то так сильно в своей жизни.

Никогда еще я не была так напугана своими собственными эмоциями

Я все еще дрожала, когда, наконец, повернула голову, прерывая поцелуй.

Это была самая трудная вещь, которую я когда-либо делала.

Мои губы были будто опухшими и чувствительными, и ноюще холодными без него.

Глаза Макса остекленели, как, я уверена, и мои.

Я никогда не видела лицо прерванной страсти раньше, но несомненно, это был тот самый взгляд.

Разочарование давило на сердце.

Он восстановился быстрее, чем я, и спустя мгновение он снова дышал нормально.

Меня разозлило, что он смог успокоиться так быстро, будто бы он практиковался в этом умении, а я нет.

Я уставилась на него, игнорируя укол ревности, который возник из-за этой мысли.

— Что мы делаем? — спросила я сбившимся дыханием.

“Я думал, мы целовались.”

“Шшш,” — упорствовала я, закрыв рукой его рот, пытаясь не думать о том, что этот рот делал с моим.

Не хотелось, чтобы Иден услышала, что он сказал.

“В чем дело, Чарли? Ты злишься, что я поцеловал тебя? Или что ты ответила на поцелуй?”

Я понизила голос и опустила глаза.

“Я просто не знаю, как это может закончиться.

Что хорошего может выйти из этого? Из нас?”

Его палец приподнял мой подбородок. Жест, который заставил живот трепетать.

“Кто сказал, что это должно закончиться?” Его большой палец потер мою нижнюю губу.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть его бездонный взгляд, и не могла представить, как тонуть в нем всегда.

“Я дочь торговца, Макс.”

Горечь в моих словах была почти болезненной для моих ушей.

Макс взял меня за подбородок, заставляя посмотреть на него ещё раз.

Когда я наконец сделала это, он ответил: “Ты принцесса, Чарли”

Мир вокруг нас застыл, от того, как Макс смотрел на меня.

Слышать эти слова я никогда не привыкну.

Одно дело — говорить о встрече с королевой, а другое — представлять сестру и отца членами отдаленной линии королевской семьи.

Было чем-то совершенно иным слышать себя, говорящей об этом.

Для меня было слишком легко игнорировать этот факт.

Он, конечно, был прав.

Я была принцессой.

В его руках я позволила себе забыть.

В его руках я просто была собой.

“Так вот почему все это?” Я не хотела задавать этот вопрос, но мне нужно было знать правду.

Макс выглядел растерянным.

“Ты о чем?”

Я сжала челюсть, подготавливая себя.

Этот.

Поцелуй

Причина, по которой ты нашел меня интригующей в первый раз.

Это потому, что ты подозревал, что я принцесса?” Кто еще бы подошел по происхождению Максу?

Он обезоружил меня улыбкой.

Тогда, загибая прядь моих волос за ухо, он ответил низким, громким голосом, ласкающим мое сердце:

“Я бы нашел способ быть нам вместе, даже если бы ты была дочерью Обслуги, Чарли.

Ты интригуешь меня, но не по одной из причин, о которых ты думаешь.”

Он наклонился и снова меня поцеловал, сладко, мягко и нежно, заглушая мои доводы, крадя мое дыхание. Интересно, как один простой жест может быть столь трагически прекрасным.

КОРОЛЕВА

Королева сдержала улыбку, настоящую улыбку, поскольку истинный восторг настиг ее.

“Вы определили местонахождение их базы? Сердце их операции?”

Бакстер кивнул.

“Да, Ваше Величество.”

Её губы дрогнули.

— Ты уверен? У меня нет терпения на ещё один провал.

Его голова опустилась от напоминания о его проступках, крепкое тело задрожало.

Конечно нет, моя королева.

На этот раз мы уверены.

Мятежники отправили маленькую группу солдат в город, своего рода караул в Восточную часть.

Одна из наших разведывательных бригад только что вернулась с докладом, что им удалось выследить повстанцев до их возвращение в подземелье.

“Он встретился с ней взглядом, улыбаясь.

“На этот раз мы поймали их.”

Она почти дрожала от нетерпения.

Она так долго ждала, чтобы сказать следующие слова.

“Спустя сколько времени вы будете готовы к атаке?”

Бакстер поднял подбородок, осмеливаясь быстро взглянуть на женщину на троне.

“По Вашей команде, Ваше Величество.

Войска просто ждут вашего приказа.

Она больше не могла сдерживать улыбку, которая озарила её лицо.

Хорошо, Бакстер.

Это на самом деле очень хорошо.”

Она заметила облегчение на лице советника, он знал, что избежал смертного приговора, принеся ей такие новости.

Он понимал, что больше не мог позволить себе разочаровывать её.

“О, и Бакстер?” Она подняла корявый палец к губе, решив, что пришло время кое-что приготовить.

“Да, Ваше Величество?”

“Распространи мое послание, и меня не заботит, как ты сделаешь это, но удостоверься, что никто не подвергнет его сомнению.

Скажи им, что скоро у нас будет новая королева”.

 

20

“Тебе придется подождать здесь, Анжелина. Тут нет комнаты для спора. Обещаю, я не долго,” — прошептала я, наклонившись к ее уху.

“Если будешь молодцом, я принесу тебе сюрприз,” — я улыбнулась, отдаляясь.

Я была уверена, что смогла договориться с четырехлеткой.

“Иден останется с тобой.”

Я взглянула на женщину с синими волосами, которая наблюдала за нами.

— Она обещает заботится о вас.

Правда, Иден?”

Иден кивнула, кратко и по-деловому, как солдат костям.

Я вернула взгляд на Анжелину.

“Ты доверяешь ей, не так ли?”

Анжелина не отводила от меня широко раскрытых глаз, и в первый раз она совсем не ответила.

Задержка меня волновала.

Мне был нужен ответ Анджелины.

Но затем ее глаза заискрились, совсем слегка, когда она дала мне свой ответ едва заметным кивком.

Наверное, больше никто не мог знать, как много значил этот простой жест.

Иден была благородной.

Анджелина рассказала мне об этом.

Это была еще одна способность Анжелины, я теперь поняла.

То, что я думала, было странной интуицией — талант знать, кому можно, а кому нельзя доверять — теперь стало чем-то большим.

Как ее дар излечения.

Бы были той причиной, по которой родители так сильно беспокоились, почему они защищали нас и учили держать наши необычные способности в секрете.

Они все время знали кем и чем мы были.

Я снова улыбнулась сестре, удовлетворенная тем, что договоренность принималась.

Я поцеловала ее в щеку и ощутила липкий аромат конфеты от ее дыхания, интересно, она уже получила лакомство от своей новой няни.

Неудивительно, что Анжелина не была против остаться с Иден.

Я повернулась к Максу, глубоко вдыхая, чтобы успокоить нервы, и приняла решение.

Ладно.

Я готова

Когда мы были вне пределов слышимости моей сестры, он повторил: “Ты не должна этого делать, ты же знаешь?” И я услышала сомнение, сквозящее в его голосе.

“Да, знаю.

Это единственный способ убедиться, что мои родители остались живы.

Ты слышал, что сказал Клод, королева обещает не причинить им вред, если я приду во дворец.

“Тем, что она обещала, было освободить их,” — спорил Макс, напоминая мне снова, что его бабушка тщательно подбирала слова.

“Я все еще думаю, что ты могла бы заставить ее согласиться на встречу где-нибудь еще.

Дворец ее земля.

— Это ее страна, Макс.

Везде ее земля.

Думаешь, она была бы где-нибудь не в своей тарелке, если бы мы согласились встретиться в другом месте? Кроме того, чем дальше от Анжелины, тем лучше.”

Я потянула Макса остановиться, используя это как предлог, чтобы коснуться его руки.

Макс, казалось, не возражал и привлек меня ближе, когда мы выскользнули из толпы, в поисках более тихого места, где мы могли бы поговорить наедине.

Он посмотрел вниз на наши переплетенные пальцы, и тысячи крыльев бабочек затрепетали в моем животе.

Я чувствовала его дыхание на моей щеке и я хотела обратится к нему, чтобы найти его губы моими.

Даже ощущение его руки, трогающей мою, отвлекало, и я должна была сосредоточиться, чтобы помнить, почему хотела остаться с ним наедине в первый раз.

Понизив голос, я, наконец, спросила: “Кто такой Ксандр?”

Макс вскинул голову.

— Что ты имеешь в виду? Он лидер революционеров.

Он же не мог представить, что я поверю в его ложь? Даже без моей сестры, которая бы сказала иное, я знала лучше.

“Ты знаешь, о чем я, Макс,” — настаивала я, убирая мои руки от него и упирая их в бедра.

— Я хочу знать, почему он может говорить на Королевском языке, так же как ты.

Откуда точно он? Почему он знает так много о королеве?”

Он дрогнул, и опровержение, что я чувствовала, пришло, напоминая о себе, вися в воздухе без слов.

Наконец, он громко вздохнул.

— Он из дворца, Чарли

Ксандер мой брат.

“Нужно было сказать тебе раньше,” — Макс попытался снова, когда мы благополучно спрятались в убежище для ожидания транспорта.

Он сел рядом, но был на мили дальше.

“Но никак не было хорошего момента.

Кроме того, я не уверен, что это еще имеет значение.”

Мы были одни позади, только мы вдвоем.

По настоянию Макса Ксандр, Клод и Зафир поехали впереди.

Если бы мы говорили с обычной громкостью, они могли бы с легкостью нас подслушать.

Макс сохранял свой голос низким, не озвученная просьба.

И мой упрямо оставался где-то в горле.

Это был первый раз, когда я ехала на топливном автомобиле, и это не походило ни на что, что я могла вообразить.

Я чувствовала, будто плыла по облакам.

Машина гладко скользила, подобно шелку, по каменным улицам.

Автомобили были редкостью, даже на улицах Капитолия, и люди уходили с дороги, вставая на тротуарах и в страхе наблюдая за нами.

Это была возможность, которую редко предоставляли кому-то, родившемуся в моем положении.

Тогда я вспомнила, какого было мое настоящее положение, и поняла, что ошибалась.

Это точно был вид роскоши, позволенный кому-либо моего статуса.

Я никогда не свыкнусь с этим фактом.

Я повернула голову в сторону окна и наблюдала, как мы достигли стен города, скользили мимо пешеходных очередей к контрольному пункту, даже не замедляясь.

Любой на транспортном средстве не подвергался досмотру и проверке документов, в отличие от остальных.

Предполагалось, что тем, кто внутри, это было дозволено, они выше позора.

Это был день открытий, потому что я также никогда не видела сельскую местность.

Я родилась и выросла в стенах города.

Я слышала рассказы о полях и лесах и небольших деревнях страны, я даже видела рисунки.

Но от увиденного у меня перехватило дыхание.

Это было почти так же сладко, как первый поцелуй.

Кожу покалывало, потому что я думала о губах Макса, прикасающихся к моим, напоминая, что он сидел рядом.

Тишина в кабине машины была гнетущей, и насколько я хотела продолжать его игнорировать, настолько же мое любопытство пересиливало.

Кроме того, я пыталась утешить себя тем, что он уже извинился несколько раз.

“Любопытство — наркотик,” — обычно говорил мне отец, когда я задавала слишком много вопросов.

Я хотела прислушаться к предостережениям своего детства о моей любознательности, но обнаружила, что уже поддалась соблазну.

Все же я отказывалась смотреть на Макса, когда, наконец, прошептала: “Как ты можешь отрицать своего собственного брата?”

Его лицо потемнело.

“Я не отворачивался от него.

Он был тем, кто решил, что быть членом королевской семьи недостаточно хорошо.

Он был тем, кто хотел изменить мир.”

Я смотрела на мужчин впереди, изучая затылок Ксандра и пытаясь вообразить, как же я пропустила схожие черты между ним и Максом, не только во взгляде — их глаза были различными оттенками расплавленной стали — но и в строении и в манерах.

Даже их голоса были похожи.

Я была так поглощена их различиями, но никак не осознавала, насколько на самом деле они похожи.

Макс попытался преодолеть расстояние, он потянулся к моей руке.

Я резко убрала ее, я еще не была готова к его прикосновениям.

“Каждая ложь, которую я обнаруживаю, возвращается к тебе.”

Слова были достаточно правдивы, но даже я понимала, что ошибалась, что я могла доверять Максу.

Анжелина бы предупредила меня, если бы он был предателем.

Он глубоко и нетерпеливо вздохнул, и Зафир повернулся со своего места, его черные брови поползли вверх, когда он проверил, в порядке ли его принц.

Макс покачал головой и махнул рукой своему охраннику.

— Чарли, пожалуйста.

Я не прошу тебя выбирать сторону, это не я или мой брат.

Но ты собираешься столкнуться с моей бабушкой.

— Позволь мне встать рядом с тобой.

Его руки сомкнулись вокруг моих, глаза пристально смотрели на меня. “Хоть немного поверь, что я преследую твои интересы, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была в безопасности.”

Макс давал мне клятву, также, как он сделал раньше, написав записку и подсунув ее в мою книгу по истории.

Но его напоминание о том, куда мы направлялись, заставило мой живот напрячься.

Во дворец.

Во дворец королевы.

Я закрыла глаза и откинулась на сидение.

Дворец не был похож на другие места.

Мы были на территории владения задолго до того, как показались здания.

Зеленые лужайки выглядели так, будто бы были подстрижены вручную, каждое лезвие в совершенстве обработало срезы до нас в широкие покрытые листвой волны.

Сверкающие водоемы были заселены прекрасными водоплавающими птицами, а за ними покрытые лесами земли распространялись настолько, насколько видели глаза.

Если рай был реальным местом, то я представила, что он бы выглядел почти так же.

Я посмотрела на Макса, нервы и ожидание помогали забыть его обман.

Он был прав, я нуждалась в его поддержке.

— Все будет в порядке, — заверил он меня.

“Я здесь.”

Я вздохнула, поскольку машина проехала через открытые ворота, ожидающие нашего приезда.

Обе стороны мощеной камнем дороги были огорождены, что мешало моему периферийному зрению и фокусировало взгляд впереди, на территории, открывающейся перед нами.

Стремясь увидеть первый проблеск дворца, я подняла голову, напряженно вглядываясь в трех вышеупомянутых огромных мужчин, сидящих передо мной.

Но они занимали все пространство, и я могла мельком уловить только камень, металл и стекло.

Ничего, что бы удовлетворило мое любопытство или успокоило напряженные нервы.

И затем все произошло так быстро, что у меня не было времени, чтобы созерцать округу.

Автомобиль остановился и дверь открылась.

Мой пульс лихо заколотился.

Макс вышел передо мной, и я знала, чего он ждал, но не могла найти силу воли, чтобы двигаться.

Спереди повернулся Ксандр, глядя на меня с восхищением.

— Ты можешь это сделать, Чарли.

Ты сильнее, чем ты думаешь.

Стало интересно, сказал бы он так, если бы знал, как ужасно дрожат мои руки, или что кожа ощущалась ломкой, словно лед, и она бы разрушилась, если бы я пошевелилась слишком резко.

Или если бы я осмелилась дышать.

Мои родители там, напомнила я себе.

И Арон.

Они нуждаются во мне.

Этого было достаточно, и я пришла в движение.

Я дотянулась до ожидающей руки Макса и позволила ему вытянуть меня из транспорта.

Я стиснула зубы, чтобы не позволить им стучать, пока мои глаза искали его.

Мне нужно было видеть его спокойствие, чтобы позаимствовать.

Нежность, которую я там обнаружила, растопила мой холод и дала мне силы, которые я искала.

Но все же, когда я вышла из автомобиля, мое внимание привлекло не богатство дворца, а скорее тысяча солдат в униформе, стоящих перед ним безупречными, ровными рядами.

Каждый мускул их тела выпрямился, словно они ожидали чего-то.

Они были громадны, сильны и внушительны.

Я была поражена самих их видом.

Глаза расширились, дыхание перехватило.

Макс взял меня за руки и заставил сделать шаг вперед, Клод и Зафир расположились по обе стороны от нас.

Из глубины людского поля один голос отдал приказ безмолвной толпе, и в мгновение тысяча голов склонилась, тысяча мужчин упала на колени в унисон, эта демонстрация уважения, этот гармонический показ почтения, наводил ужас.

Я видела такое действие только один раз, в убежище под городом в ночь нападения.

Когда я узнала, что Макс был принцем.

“Это… это тебе?” — прошептала я, дотягиваясь до руки Макса, не заботясь о том, что кто-нибудь увидит.

Я ждала ответа, наблюдая за всеми этими солдатами, преклонившими колени в знак уважения.

“Нет, Чарли. Это тебе.”

КОРОЛЕВА

Она стояла у окна, наблюдая затем, как мужчины-гвардейцы и солдаты низко кланялись девушке.

Бекстер доставил ее сообщение всем рангам, убедившись, что новую королеву поприветствуют должным образом.

Это была та девочка, которую она искала.

Это была наследница, которую она пыталась обнаружить.

Она должна была действовать осторожно, чтобы девушка начала сотрудничать, и быть уверенной, что она не сделает ошибок.

Если бы она играла по-правилам, тогда бы она могла переиграть её в другой жизни.

Новое начало.

Если она ошибалась, и то, что она узнала о девочке, неправда. тогда все кончено.

Все это.

Александр материализовался из автомобиля, и она напряглась, ее сердце на мгновение замерло, и она перенеслась назад во времени, в те дни, когда он был ее любимчиком, единственным мальчиком, который когда-либо им был.

Он был первым потомком ее сына, непослушным ребенком со своим взглядом на справедливость, даже тогда.

Он всегда был невосприимчив к ее непроницаемому внешнему виду и ледяным глазам.

Когда он улыбался и взбирался на ее колени, чего не отваживался делать ни один другой ребенок, ее замерзшее сердце таяло.

Она предлагала ему сладости и подарки.

Она позволяла ему беспрецедентный доступ в свое святилище, он обучался и жил в стенах ее крыла дворца.

Она держала его близко к себе.

Она любила его.

А он повернулся к ней спиной.

И вот он, враг её трона, стоящий на стороне девушки.

Пр и виде её когда-то любимого внука, её сердце замерало на месте.

Внезапно она стремилась увидеть выражение его лица, когда она устроит сюрприз, который для него приготовила.

А еще там был Максимилиан — другой ее внук, не более уникальный, чем остальные.

Он тоже стоял возле новой наследницы.

Но не он был причиной, по которой ее решение ускользало.

Теми, кто заинтересовал ее, были его верные охранники, окружавшие девочку,

Они всегда бы ревностно служили Максу, ребенку, защищать которого были рождены, и если его преданность была уже решена, если он склонялся к милому личику, тогда и они тоже.

И королевские гвардейцы были не в силах не заметить этого.

К счастью, у королевы был свой собственный план.

План, уже приводимый в действие, который бы поколебал их всех.

http://www.litlib.net/bk/43483