Конец Берии

После смерти Сталина Берия, очевидно, решил, что для достижения верховной власти ему необходим такой же контроль над службой внутренней охраны и прочими подразделениями госбезопасности, какой во времена становления своей власти добился его земляк.

Не успело тело Сталина остыть, как Берия приказал войскам МГБ, в первую очередь Первой мотострелковой дивизии имени Дзержинского (особого назначения) и, Второй мотострелковой дивизии, выдвигаться С мест дислокации в столицу. В течение нескольких часов эти части не только взяли под контроль и остановили уличное — включая пешеходное — движение на всех значительных магистралях столицы, но и охватили кольцом Кремль. Так город, вместе со всеми партийными и правительственными учреждениями, а также Верховное армейское командование, оказался в фактической осаде.

Имея в своем подчинении войска, полностью контролирующие ситуацию, Берия позволил по-быстрому произвести «дележ добычи». Наследный принц Маленков возглавил партию и правительство. Госбезопасность отошла к Берии, Вооруженные Силы — к Булганину, а Министерство иностранных дел — к Молотову.

Однако еще до официального объявления о разделе власти между «соратниками» началась политическая свара. Сам Лаврентий Павлович оказался слишком занят укреплением собственной власти над силами безопасности, чтобы участвовать в ней. Он слил МВД и МГБ в единое министерство, которое, разумеется, сам и возглавил. Как показало время, в процессе реорганизации он Совершил серьезную ошибку: в качестве своего заместителя Берия оставил прежнего министра внутренних дел, человека Маленкова, Круглова, а вторым заместителем взял Серова, выдвиженца Хрущева.

Почти одновременно с этим Берия ввергнул бывшего главу МГБ Игнатьева назад, в пучину партийного аппарата, и арестовал его заместителя Рюмина — главного фальсификатора «заговора врачей». Этот «заговор» преемники Сталина не замедлили выставить на всеобщее обозрение, разоблачая его как подлог, чем он на самом деле и являлся. Стоит также отметить, что находившийся при диктаторе в последние моменты его жизни министр здравоохранения бесследно исчез.

Не упустил из виду Берия и реорганизацию Охраны. Он понизил статус этого некогда элитного и независимого Подразделения до простого Девятого управления госбезопасности. Подобным маневром Берия преследовал двоякую цель: Охрана, которую он исподволь готовил к окончательному захвату им верховной власти, становилась с виду менее значительной в глазах широкой общественности; к тому же это давало возможность перевести личную охрану остальных преемников диктатора под свое непосредственное начало. Причем Берия искренне полагал, что сам он не нуждается в личной охране, поскольку является руководителем всей госбезопасности страны. Но тут Лаврентий Павлович жестоко ошибался. Точно такого рода ошибкой было и то, что он отослал вызванные им дивизии госбезопасности, обеспечившие ему контроль над всей Москвой после смерти Сталина, обратно в казармы, не прибрав немедленно всю власть к своим рукам. Оглядываясь в прошлое, теперь можно с уверенностью сказать, что с того самого момента, как Берия оставил своим заместителем Круглова и отпустил из столицы войска госбезопасности, дни его были сочтены.

А тем временем, пока Берия занимался укреплением своей власти над госбезопасностью, остальные «соратники», в особенности Хрущев, занимались, как впоследствии выяснилось, более важными вещами. Не прошло и двух недель после смерти Сталина, как Хрущев надавил на Маленкова, и тот уступил ему пост руководителя партии. Что именно использовал Хрущев в качестве средства давления, осталось неизвестным. Как бы там ни было, угроза, должно быть, оказалась «весьма серьезной, поскольку Маленков сдался даже не пикнув.

Берия между тем продолжал заниматься госбезопасностью. В результате Охрана и прочие подразделения МГБ, поначалу приветствовавшие воцарение Берии, надеясь на возвращение «старых добрых деньков», испытали на себе еще несколько месяцев тяжелой беспокойной жизни.

Для начала Лаврентий Павлович провел массовую чистку всех офицеров корпуса госбезопасности, сотрудничавших с Абакумовым или Игнатьевым, а также тех, кто тайно помогал укреплению власти Маленкова, Булганина, Молотова или Хрущева (исключая людей Круглова и Серова). Эта чистка явилась одной из самых страшных кампаний со времен конца тридцатых. В нее оказались вовлечены не только старшие офицеры охраны московских руководителей, но и начальники младшего звена вместе с подчиненными на всех бескрайних просторах Советского Союза.

Берия восстановил на высших постах своих личных приверженцев, отстраненных с должностей с 1946 года Абакумовым, Поскребышевым и прочими. Почти сразу же был уволен Новик, а старый приятель Берии, генерал Сергей Кузьмичев, был освобожден из заключения и поставлен во главе того, что осталось от Охраны. Главой кремлевской комендатуры, напоминавшей к тому времени церемониальное подразделение, Берия поставил одного из немногих неполитизированных офицеров госбезопасности, генерала Андрея Веденина, назначенного на этот пост по настоянию Хрущева.

У себя в резиденции, в качестве главного заместителя, Берия утвердил своего Давнего верного сподвижника, генерала Богдана Кобулова. Остальные высшие посты тоже отошли к приспешникам Берии, включая генерал-лейтенанта Михаила Журавлева, который стал заместителем по общим вопросам, несмотря на тот факт, что в 1946 году его выгнали из МВД за беспробудное пьянство. Произведя все эти назначения, шеф госбезопасности приказал подполковнику Карасеву, начальнику Второго управления технического обеспечения — так иносказательно называлась тогда телефонно-телеграфная служба, установить подслушивающие устройства в кабинетах и на квартирах всех членов Политбюро и прочих иерархов, как это делалось при сталинском режиме.

Назначение алкоголика Журавлева ни в коем смысле не являлось исключением. Единственным качеством, необходимым для того, чтобы стать сотрудником Берии, являлась лояльность по отношению лично к Лаврентию Павловичу. В результате прозябавших в безвестности, давным-давно забытых офицеров, многие из которых были выгнаны за пьянство, взятки и кое-что похуже, буквально Вытащили из небытия и наделили властью. К тому же представители национальных меньшинств — прибалты, белорусы, кавказцы и выходцы из Центральной Азии — были поставлены во главе своих местных подразделений госбезопасности, что не могло не вызвать недовольства Берией со стороны русских сотрудников, составлявших подавляющее большинство центрального аппарата.

Производя все эти перестановки, Берия нажил себе немало новых врагов. Он никогда не беспокоился о том, чтобы пройти через все необходимые формальности и получить одобрение Центрального Комитета. Более того, напрямую вмешивался во все партийные назначения, на всех уровнях и по всей стране. К тому же приказал своим подчиненным в каждом регионе не спускать глаз с местных партийных чиновников.

Одним из тех, кто получил такой приказ о слежке, был глава госбезопасности Каменец-Подольской области Украины генерал Тимофей Строкач. Совершенно случайно оказалось, что он находился на короткой ноге с местным секретарем партии, которому и сообщил: «Я тут чего-то не понимаю. Сегодня я получил по телефону приказ из Москвы, от самого Берии. Он велел мне вести постоянное наблюдение… за всеми… и за тобой».

Не мог понять этого и партийный секретарь. Не долго думая, он позвонил в центральный секретариат, в Москву, Несмотря на относительную малозначимость этого партийного функционера, его звонок стал той точкой отсчета, которой отмечено начало конца Берии.

Все остальные «соратники» оказались в курсе почти всех деталей предпринимаемых шефом госбезопасности мер по укреплению позиций для фактического захвата им верховной власти.

Чтобы быть начеку, не надо было обладать каким-то особым политическим чутьем; просто здесь сработал хорошо отлаженный механизм советского режима. Круглов, бывший заместителем Берии, не моргнув глазом продал своего босса его противникам. Да и Серов оказался осведомлен о тайных махинациях Берии значительно лучше, чем это мог подозревать Лаврентий Павлович. Используя надежных техников из. своего бывшего Министерства внутренних дел, Круглов установил подслушивающие устройства в кабинетах и на квартире Берии и его подчиненных, держа их под колпаком столь же надежно, как Лаврентий Павлович своих соперников.

Очевидно, организованная Кругловым слежка оказалась на порядок эффективнее, чем у Берии. К тому же информация Серова дополнила недостающие звенья, поскольку ночью 26 июня 1953 года в Москву вошли танки Кантемировской дивизии, занявшие те же ключевые позиции, что и войска Берии в марте. Танковые соединения поддержали пехотные части Белорусского военного округа. Поначалу жители Москвы удивились такому наплыву войск, так как на следующий день не намечалось каких-либо парадов. Но затем удивление сменилось предположением, что происходит какая-то передислокация частей столичного гарнизона.

Как только войска оказались на месте, Берию вызвали в Кремль, в зал заседаний Политбюро ЦК КПСС, чтобы тот в рабочем порядке ответил, как было сказано, на ряд вопросов. Как только Берия переступил порог зала, вслед за ним вошел Ворошилов. Держа в руках ордер на арест, генерал-коротышка произнес: «Именем Союза Советских Социалистических республик вы, Лаврентий Павлович Берия, арестованы».

Вопреки более поздним выдумкам Хрущева об этом моменте истории, никакого насилия не было, поскольку Берия не оказал сопротивления. Вместо этого он сел за стол и на протяжении нескольких часов спорил со своими прежними «соратниками». Однако Лаврентий Павлович прекрасно осознавал, что угодил в западню. Присутствие в зале заседаний высшего руководства Советской Армии говорило само за себя.

Благодаря установленной Кругловым системе подслушивания допрашивающие знали о планах Берии нанести удар на следующий день, 27 июня. Готовясь к этому событию, он «нейтрализовал» командующего Московским военным округом, генерал-полковника Павла Артемьева, велев ему вывести все войска московского гарнизона на маневры в Белоруссию. Таким образом, по плану Берии, силы подвластной ему госбезопасности должны были снова взять под контроль столицу.

По завершении дискуссии в Кремле подчиненные Круглова официально взяли Берию под арест и доставили его не на Лубянку, где могли найтись преданные ему люди, а в Лефортовскую тюрьму, руководимую сотрудниками Круглова. Позже, в целях сохранения Строжайшей секретности, а также для привлечения к делу армейских офицеров, бывшего шефа госбезопасности перевели в штаб Московского военного округа, где для него специально оборудовали помещение.

Как только Берию надежно запрятали, Круглов лично проследил за арестом Меркулова, Кобулова, Деканозова и еще кое-кого из главных приспешников Берии. Зарубежные обозреватели, которые составляли свои политические прогнозы, основываясь на пересчете по головам советских иерархов во время появления их на публике, отметили, что в тот вечер на премьере в Большом театре среди партийных и правительственных сановников Берии не было, однако не смогли сделать из этого каких-либо определенных выводов.

Карающий меч пал так внезапно и в обстановке такой секретности, что даже Охрана не сразу сообразила, в чем дело. И лишь на следующее утро, при очередной передаче дежурства, они поняли, что с их шефом что-то не так. Когда сотрудники Охраны появились в штаб-квартире Берии, их уже поджидали офицеры ГРУ, которые велели им отправиться обратно, в свое управление (где теперь заправлял Круглов), за новыми указаниями. (И, по укоренившейся уже традиции, с бесславной отставкой хозяина карьере этих телохранителей в органах безопасности наступил конец.)

Хрущев и его сторонники вели себя крайне осторожно, дожидаясь, пока армия полностью не возьмет под контроль ситуацию и не будут уничтожены все рычаги, с помощью которых Берия управлял госбезопасностью. И лишь 9 июля 1953 года ЦК КПСС официально объявил о смещении Берии как «врага партии и советского народа». Как и следовало ожидать, пресса, по указанию «коллективного» руководства, немедленно открыла все краны, поливая грязью некогда внушавшего ужас властелина госбезопасности. Однако партийные боссы превзошли и ее, когда объясняли рядовым членам «причины» падения Берии.

Допросы Лаврентия Павловича и его приспешников длились почти полгода. Чтобы сделать причастной к свержению Берии армию, одним из его следователей назначили маршала Конева. Один раз мингрел объявил голодовку, но ему сделали принудительное внутривенное кормление. Берия как-то заявил своим следователям: «Если я в чем-то виновен, то остальные члены Политбюро виновны не меньше моего». И здесь он был близок к истине.

23 декабря 1953 года, ровно через три дня после тридцать пятой годовщины основания ЧК, Берию и его подручных приговорили к высшей мере наказания. И почти немедленно, буквально через несколько минут, они были выведены из камер и расстреляны — но не солдатами, а людьми Круглова.

По иронии судьбы ошибка, допущенная Хрущевым в борьбе за власть, была как раз противоположной просчету Берии. В то время, как последний концентрировал все свое внимание на вопросах госбезопасности и практически не занимался политикой, Хрущев, наоборот, сосредоточился на одной политике и слишком мало заботился о безопасности. И если бы усилия, предпринятые обоими лидерами, объединились в действиях одной личности, то миру грозило бы появление нового диктатора, даже более страшного, чем Сталин.

Между тем для Охраны и госбезопасности опять наступили нелегкие деньки. Мини-чистка, направленная на всех сподвижников бывшего главного безопасника, была делом само собой разумеющимся. Поначалу кое-кто их них даже приветствовал смещение Берии, надеясь, что оно положит конец влиянию его помощников, грузин и представителей других нацменьшинств, однако последующие события довольно скоро развеяли их иллюзии.

После ликвидации Берии Хрущев, будучи партийным лидером, стал непререкаемым руководителем Советского Союза, несмотря на промелькнувших на Горизонте власти таких сотоварищей по «коллективному» руководству, как Маленков с Булганиным вместе с их правительственными постами и титулами. Первым делом утвердившийся во власти Хрущев ослабил силы госбезопасности, чтобы эта организация не могла более представлять из себя угрозу, как это случилось при Берии. Этим он занялся сразу же после ареста последнего. Первый секретарь поставил главой МВД своего главного подслушивальщика, заместителя Берии Круглова. Хрущев вернул руководителя Охраны, или Девятого управления МГБ, Кузьмичева обратно в тюрьму, откуда его вытащил Берия, и заменил, своим ставленником, Александром Линевым, бывшим подчиненным по московской партийной организации. На должности заместителей Линев привел за собой других партийных аппаратчиков — такой практикой тогда пользовались во всех подразделениях госбезопасности. Он продержался на своем посту всю начальную фазу конфликта между Маленковым и Хрущевым, но в 1954 году был замещен на другого представителя московской партийной организации, Владимира Устинова, который возглавлял Девятое управление до 1957 года.

Перетряска Охраны и прочих организаций госбезопасности, произведенная Хрущевым, была всеобъемлющей и длилась долго. Заметим, Что постепенно его личная охрана выросла в три раза по сравнению с 1953 годом, когда он еще не полностью прибрал к рукам власть. В первоначальный штат его службы безопасности входило два повара, четыре официантки, одна экономка, одна прислуга, парикмахер, две горничных, три уборщицы, три шофера лично для Хрущева и два — для его жены и сорок пять офицеров охраны. После реорганизации в 1957 году в Москве, а также по всему СССР и за рубежом остались лишь считанные единицы тех, кто некогда работал со Сталиным и Берией. Пожалуй, единственным офицером, уцелевшим в Охране, был комендант Кремля Веденин. Однако Хрущев не доверил ему заботу о собственной безопасности. Для этой цели имелись полковники Литовченко и Столяров, телохранители Никиты Сергеевича со времен руководства Украиной, которых он забрал с собой в качестве начальников личной службы безопасности в 1949 году.

Назначение Линева, сотрудника Хрущева, главой Охраны крайне обеспокоило Маленкова. Он испугался, что это позволит его сопернику осуществлять чересчур пристальный контроль над госбезопасностью.

И поэтому, имея пока еще некоторый политический вес, заместителем Круглова Маленков провел своего ставленника Николая Шаталина, одного из секретарей ЦК КПСС. Но даже это не помогло ослабить влияние Хрущева на органы безопасности, поскольку к тому времени его старинный приятель Серов уже занимал должность заместителя министра внутренних дел. Смещение баланса власти в пользу Хрущева еще более усилилось, когда он добился утверждения своего продвиженца Константина Лунева на пост второго заместителя Круглова, что явилось своего рода компенсацией назначению маленковского Шаталина. Кроме того, повышение Лунева было крайне на руку Хрущеву, поскольку тот оказался единственным представителем МВД, подписавшимся под смертным приговором Берии.

Но служба в госбезопасности как Шаталина, так и Лунева продолжалась недолго и закончилась в 1954 году, после чего Шаталина вернули в партаппарат и вскоре перевели в провинцию, где о нем и забыли. Лунева также сослали в провинцию в качестве сотрудника госбезопасности, и он постепенно благополучно исчез со сцены. Однако основная значимость этих двух функционеров заключалась скорее в их смещении, чем в проделанной ими работе.

Их отставка послужила своеобразной поворотной вехой, отметившей начало хрущевской борьбы за абсолютную власть, когда он в значительной степени повторил Сталина, и не только в политическом отношении, но и в полном подчинении себе госбезопасности. Последнее достигалось путем постоянной смены имен — характерной российской тактике как при царизме, так и при советской власти. С помощью этой тактики Хрущев не только морочил голову своей и зарубежной общественности, но и держал в кулаке госбезопасность, чтобы использовать ее в личных целях.

В марте 1954 года Хрущев занялся реконструкцией аппарата МГБ, за которым тянулся душок дел не только Берии, но и всех его предшественников. Вместо этого министерства он учредил «всего лишь» Комитет государственной безопасности, широко прославившийся впоследствии под аббревиатурой КГБ. В то же время МВД превратили в декоративное министерство, а КГБ усилился за счет перешедших под его начало пограничной службы и сил внутренней безопасности, прежде подчинявшихся Министерству обороны и прочим ведомствам. Круглов, который продолжал возглавлять изрядно ощипанное МВД, протянул на своем посту еще несколько лет, после чего был уволен Хрущевым.

Поскольку статус органа госбезопасности «понизился» до комитета, его главой теперь был не министр, а председатель. Первым Председателем КГБ Хрущев назначил своего старого приятеля Серова. Утвердив его, Хрущев занялся организацией собственного «окружения», как до него это делал Сталин. Личную службу безопасности Хрущева можно было бы окрестить «командой с улицы Грановского», поскольку она сформировалась и руководилась давними приятелями Хрущева, прописавшимися в правительственном доме по этому московскому адресу. Там жил Серов, а также еще один прихлебатель Хрущева, Генеральный прокурор и главный блюститель советской «правовой» системы Роман Руденко. Они имели обыкновение встречаться на улице Грановского и по вечерам, за выпивкой, решать, кого из «врагов народа» (читай — Хрущева) следует ликвидировать, а кого просто посадить за решетку. Вполне возможно, что именно во время одной из таких вечерних посиделок было принято решение о казни в 1954 году Карасева, главных «ушей» Берии, ставшего козлом отпущения по делу о «заговоре врачей» Рюмина, а также незадачливого Абакумова вместе с сотрудниками.

Несмотря на усовершенствования, произведенные Серовым вместе с Руденко и их сотрудниками, Хрущев, как отмечалось выше, будучи экспертом больше в политике, не последовал опыту Сталина, уделявшему самое пристальное внимание организации личной безопасности, особенно в ее российском и советском смысле. Так, несмотря на внушительный кортеж личной охраны и полностью подчиненную ему госбезопасность, у Хрущева никогда не было своего Поскребышева или Хотя бы Власика. Фактически единственным, по-настоящему преданным ему человеком являлся один лишь Григорий Шуйский, журналист-аппаратчик из партийной прессы, с которым Хрущев близко сошелся еще в свою бытность на Украине. Этот Шуйский находился при Хрущеве в качестве своего рода секретаря, сопровождавшего его при встречах с главами государств в США, Париже и Вене, однако он представлял из себя не более чем бледное подобие зятя Хрущева Аджубея и конечно же не являлся подобием «серого кардинала» Никиты Сергеевича.

Таким образом, не особо заботясь о личной безопасности, Хрущев предоставил Охране самой справляться с теми недостатками, вместе с которыми он получил ее в наследство. Первым шефом подчиненной КГБ Охраны, примерно с 1954-го по 1957 год, стал очередной бывший сотрудник Хрущева по МГК КПСС, некий Владимир Устинов, параллельно выполнявший функции заместителя Председателя Комитета. Позднее он был направлен послом в Венгрию; в 1971 году ему посчастливилось умереть собственной смертью.

Преемником Устинова стал Николай Захаров, тут же получивший звание генерал-майора. Выходец из прежней Охраны № 2, он принадлежал к «команде с улицы Грановского», но, по некоторым, сведениям, больше симпатизировал Маленкову, чем Хрущеву.

Захаров оказал придворное рвение и вскоре снискал расположение хозяина. Хрущев в качестве поощрения взял его с собой в США, где тот потратил не меньше времени, улыбаясь перед камерами репортеров, чем на обеспечение безопасности Хрущева вместе со своими американскими коллегами. Вскоре после поездки, а может, еще при подготовке к ней Захарова произвели в генерал-лейтенанты.

Затем, в 1961 году, Хрущев снова отметил своей милостью этого беспрестанно улыбавшегося человека, который являлся лишь бледной тенью прежних начальников личной охраны, и назначил заместителем Председателя КГБ, одновременно оставив шефом Девятого управления. А в 1963 году Захаров — от которого, как вскоре выяснилось, не оказалось никакого проку, когда его хозяину понадобилась реальная помощь, — достиг вершины своей карьеры. Ему присвоили звание генерал-полковника и одновременно назначили первым заместителем Председателя КГБ, курировавшим Девятое управление, комендатуру Кремля и другие подразделения госбезопасности. Никогда еще в советской истории офицер госбезопасности не взлетал так высоко и так стремительно, не обладая другими заслугами, кроме умения вовремя и к месту улыбаться. Должно быть, это была крайне обаятельная улыбка, поскольку карьера Захарова продолжалась еще несколько лет после падения Хрущева.

В период стремительного взлета Захарова в вопросах собственной безопасности Первый секретарь больше полагался на КГБ, чем на хорошо организованную личную службу охраны, что впоследствии стало причиной его падения. В середине пятидесятых годов, когда КГБ возглавлял Серов, подобная недальновидность не имела для Хрущева опасных последствий, поскольку этот Председатель Комитета был беззаветно предан ему.

Однако в 1958 году, когда победы над соперниками явно вскружили Хрущеву голову, он совершил, как потом оказалось, роковую ошибку, не только уволив Серова, но и назначив на его место совершенно никудышного в деле безопасности человека — Шелепина.

Бесспорно, этот комсомолец привлекал симпатии своей молодостью и отсутствием связанного с госбезопасностью прошлого. Но на этом все его достоинства и заканчивались. Против них выстраивались сплошные недостатки — карьеризм, подхалимство, неблагодарность и готовность политически утопить каждого, кто окажется на его пути. Если к этому добавить верность лишь собственным интересам, то получится совершеннейший образчик «нового» советского человека. А принимая во внимание ослабление сил госбезопасности после падения Берии и политическую Изоляцию, в которой к тому времени оказался Хрущев, ему надлежало сделать гораздо лучший выбор.

Хотя вопросы безопасности, более чем вероятно, обсуждались на ежедневных встречах Хрущева и Шелепина, складывается впечатление, Что амбициозный глава КГБ использовал их больше для обеспечения собственного политического будущего, чем для оказания помощи хозяину в укреплении власти. Так, в конце 1961 года Шелепин смог убедить Хрущева не только освободить его от обременительной должности Председателя КГБ и перевести Hа перспективную в политическом отношении работу в секретариат ЦК КПСС, но и назначить своим преемником другого аппаратчика от комсомола, Семичастного — ближайшего приспешника самого Шелепина.

Согласившись, Хрущев совершил очередную ошибку, доверив управление госбезопасностью в такие ненадежные руки. Семичастный докладывал Шелепину, о каждом секретном действии, предпринимаемом Хрущевым совместно с новым главой КГБ. Что заставило Хрущева сделать такой опрометчивый шаг, неизвестно. Он не только поставил на высокую должность в ЦК КПСС не заслуживающего доверия человека, но и обеспечил Шелепина каналом передачи секретной информации, о которой никто, кроме самого Хрущева и его ближайшего окружения, не должен был даже догадываться.

Скорее всего, Хрущев, будучи слишком уверенным в себе и пребывая в эйфории от успехов, упустил из виду, что коммунистическому лидеру надлежит не только быть безжалостным политическим бойцом, но и иметь самый жесткий контроль как над собственной, так и над государственной безопасностью. Но при наличии команды Шелепина — Семичастного — Захарова последнее у него как раз и отсутствовало.

Даже создание «нового» Министерства внутренних дел со всей очевидностью демонстрировало дальнейшее ослабление власти Хрущева над силами безопасности. В 1956 году он сместил с поста главы МВД свои главные «уши» Круглова, заменив его на еще одного московского партийного аппаратчика Николая Дурова. «Эксперт» по строительству и промышленности в сталинских трудовых лагерях, Дуров имел весьма смутное представление о работе в органах безопасности, зато был предан Хрущеву лично, за что и получил этот пост. Однако при создании МООПа, даже фактор лояльности для Хрущева, похоже, перестал играть значимую роль, поскольку он назначил главой этого министерства Вадима Тикунова, очередного комсомольского выдвиженца Шелепина. Таким образом, именно Шелепин заполучил все бразды правления силами госбезопасности страны, что представляло собой крайне опасную концентрацию власти в руках того, кому Хрущев так слепо доверял.

А в начале 1964 года из-за дела Пеньковского Хрущева заставили избавиться и от Серова, единственного по-настоящему преданного ему офицера госбезопасности, руководившего тогда ГРУ.

Нельзя сказать, что у Хрущева не возникало поводов для беспокойства — их хватало с избытком. Еще в 1956 году, когда амбициозный Шелепин возглавлял КГБ, он осмелился учинить политический скандал и спутать карты своему хозяину, приказав арестовать и выслать из страны американского дипломата в тот самый момент, когда во время кэмп-дэвидской встречи между Хрущевым и президентом Эйзенхауэром намечалось сближение. Поскольку инцидент сошел с рук, тандем Шелепин — Семичастный в следующий раз нанес Первому секретарю настоящий удар в спину. Пока Хрущев пытался успокоить президента Кеннеди после того, как советско-американские отношения сильно подпортились в результате Карибского кризиса, агенты КГБ грубо обошлись с тремя американскими военными атташе (и их британским коллегой) в номере одной из гостиниц Сибири. Имели место и другие, менее известные примеры проявления «комитетчиками» самодеятельности, но кульминацией послужил произошедший в сентябре 1964 года случай, когда агент КГБ выпустил в лицо немецкому дипломату, пришедшему на службу в московскую церковь, струю отравляющего газа. Это произошло в то время, когда Хрущев прилагал огромные усилия нормализовать отношения с Бонном.

И вот в октябре 1964 года по-прежнему до крайности самоуверенный в себе Хрущев отбыл в отпуск на Черное море. Его отсутствие в столице дало возможность проломить спину и без того слабой службе личной безопасности Хрущева. Для Суслова и его друзей-заговорщиков сбросить Первого секретаря с трона оказалось не сложным делом. Они без труда переманили на свою сторону амбициозных — Шелепина с Семичастным, пообещав им продвижение по служебной лестнице. А Захаров был готов расточать свои обаятельные улыбки заговорщикам, как до этого улыбался Хрущеву.

Когда по прибытии в московский аэропорт Никиту Сергеевича взяли под опеку его бывшие подчиненные, Шелепин и Семичастный, он попытался было возражать, однако серьезных попыток к сопротивлению не предпринял. До него наконец — хотя и слишком поздно — дошло, что без надежной системы личной безопасности его карьера закончена. А российский народ, еще более бесправный, чем при царях, стал наблюдателем очередного дворцового переворота, на этот раз — совершенно бескровного.

 

Брежнев

Заняв место партийного руководителя, Брежнев постоянно вел подспудную и крайне осторожную борьбу не только за удержание власти, но и за ее усиление.

С самого начала он взял на вооружение скорее, тактику Сталина, нежели Хрущева, и в дальнейшем его методы управления зачастую стали называть «неосталинистскими». И хотя политические мельницы Брежнева мололи медленно, зато очень тщательно. Он перенял фиктивное «коллективное» руководство, изобретенное Хрущевым, и вскоре превратил его в триумвират, разделив свою власть с премьер-министром Косыгиным и Николаем Подгорным, своего рода эквивалентом президента. Однако на деле такого рода «коллективизм» был просто фикцией, и коллеги Брежнева по триумвирату оказались практически безвластными, особенно после того, как он присвоил себе титул «Генерального секретаря», который до него носил только Сталин.

В отличие от Хрущева, Брежнев, как и Сталин, хорошо понимал, что лидерство при советской системе требует тщательного соблюдения баланса между политикой и безопасностью, с использованием первой — для приобретения власти, а второй — для ее удержания.

Оглядываясь в прошлое, Можно заметить, что поначалу позиция партийного секретаря Брежнева выглядела довольно уязвимой как с политической точки зрения, так и в отношении безопасности. Ему не только пришлось платить за услуги — и весьма щедро, — продвигая по служебной лестнице Шелепина и Семичастного (за то, что они сдали Хрущева), введя первого в Политбюро, а второго — в состав ЦК КПСС. Он также был вынужден оставить эту парочку амбициозных и беспринципных людей во главе служб безопасности, включая и свою собственную. Фактически наличие команды Шелепина — Семичастного являлось аналогом существования Берии и его компании после смерти Сталина. Вдобавок ко всему Шелепин стал теперь весьма реальным политическим соперником Брежнева. Внешне новый генсек представлял из себя густобрового, малоинтересного, лишенного всякой харизмы технократа-аппаратчика. Более молодой и привлекательный Шелепин обладал относительным лоском, более светскими манерами и казался «мягким руководителем», который уже успел снискать себе популярность в стране и за рубежом и которого кое-кто прочил в будущие лидеры Советской России.

Почуяв опасность, Брежнев стал действовать — но медленно и крайне осторожно. Одновременно с введением Шелепина в состав Политбюро он постарался, чтобы в противовес ему в этом высшем органе оказались два его собственных выдвиженца: один в качестве члена, а второй — кандидата в члены Политбюро. Генсек также позаботился, чтобы имя Шелепина стояло как можно ниже в списках партийных боссов, а в аэропортах его встречали и провожали второстепенные сановники. Затем, в декабре 1956 года, Шелепину весьма существенно подрезали крылья. Всесильный Государственный комитет партийного контроля, возглавляемый Шелепиным, который можно было использовать таким же образом, каким Сталин некогда использовал рабоче-крестьянскую инспекцию, был распущен.

В 1966 году Брежнев делает следующий шаг — увольняет прошелепинского министра охраны общественного порядка Тикунова, заменив его Николаем Щелоковым, своим бывшим Личным другом, также выпускником металлургического института и коллегой по партийной организации Днепропетровска. (Два года спустя МООПу вернули прежнее название — МВД; Щелоков остался во главе министерства, и власть его только усилилась за счет возвращения под командование МВД внутренних и конвойных войск.)

Итак, добившись власти, по крайней мере частичной, над службой безопасности, Брежнев почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы наконец заняться КГБ. Шелепин, которого к тому времени явно переиграли в закулисной политической борьбе, не стал открыто противиться переменам в кадровом составе Комитета.

И вот в мае 1967 года руководитель партии сместил с поста Председателя КГБ и ставленника Шелепина Семичастного, заменив его своим надежным человеком Юрием Андроповым. Доказательством надежности Андропова послужил тот факт, что он, будучи послом в Будапеште в 1956 году, принимал непосредственное участие в подавлении венгерского восстания силами армии и КГБ в кровавой, истинно сталинской акции «антисталиниста» Хрущева. К тому же Андропов был привлекателен для Брежнева еще и отсутствием политических связей как с другими партийными иерархами, так и с КГБ. А чтобы помочь своему выдвиженцу, не имевшему опыта работы в органах госбезопасности, Брежнев снабдил его тремя помощниками, или заместителями председателя, которые беззаветно были преданы генсеку и на деле осуществляли руководство КГБ. Ими являлись Виктор Чебриков, друг-аппаратчик Брежнева по Днепропетровску, Георгий Цинев, прежде служивший в СМЕРШе, и Семен Цвигун, работавший под руководством Брежнева в Молдавии; Именно Цвигун и стал первым заместителем, а также настоящим главой КГБ, несмотря на формальный титул Андропова. Улыбчивого и бесполезного Захарова, понизив в должности, сделали вторым заместителем.

В связи с жесткой перетасовкой высшего руководства КГБ был освобожден (правда, с почестями) с должности коменданта Кремля Веденин, которого заменили еще одним брежневским ставленником Сергеем Шорниковым. Однако тот целиком и полностью находился в подчинении Цвигуна, который не только руководил КГБ, но и контролировал Девятое управление, таким образом приглядывая как за Брежневым, так и за его возможными соперниками.

Это был совершенно радикальный поворот в технике управления советской госбезопасностью. Хотя Цвигун оставался как бы в тени благодаря своей должности заместителя Председателя КГБ, ему вверили такую власть, какой прежде обладали Берия, Поскребышев и Власик, вместе взятые. Несмотря на то что авторитет Андропова усилили, сделав его кандидатом в члены Политбюро, непреложным оставался тот факт, что его заместитель Цвигун являлся самым полновластным человеком после Брежнева и, возможно, самым сильным руководителем госбезопасности, какого когда-либо видела имперская или Советская Россия.

Еще задолго до того, как подмять КГБ, Брежнев потихоньку подчинил себе Вооруженные Силы. Он добился этого путем длительных товарищеских отношений, в результате которых такие высокопоставленные военачальники, как генералы Алексей Епишев и Петр Ивашутин, стали полностью зависимыми от него людьми; Епишев был выпускником «секретариата» Поскребышева, перешедшим от последнего на службу к Абакумову и работавшим заместителем министра МГБ в последние годы жизни Сталина. Ко времени прихода к власти Брежнева Епишев уже возглавлял Главное политическое управление Советской Армии, и генсек позаботился о его членстве в ЦК КПСС. Ивашутин, официально занимавший пост заместителя Генерального штаба Советской Армии, имел обширный опыт работы в НКВД, МГБ, МВД и контрразведке КГБ, а также побывал начальником СМЕРШа на Украине, в Австрии и Восточной Германии. На самом же деле Ивашутин возглавлял военную разведку (ГРУ).

Брежневу необходимо было избавиться и от сподвижников Хрущева, занимавших руководящие посты в армии и службе безопасности, хотя предпринятые в том же направлении шаги Шелепина и Семичастного облегчили ему эту задачу. В свете этого следует обратить внимание на «неожиданное» (и, согласно мнению экспертов Белграда, совершенно необъяснимое и невозможное) крушение советского лайнера в Югославии, произошедшее неделю спустя после отставки Хрущева. На борту самолета находились шесть высших военных чинов. Особый интерес среди них представляли маршал Сергей Бирюзов, начальник штаба Советской Армии и известный сторонник Хрущева, а также генерал-лейтенант КГБ Николай Миронов, последовательный проводник хрущевской программы «социалистической законности» и глава управления делами ЦК КПСС — псевдоним органа партийного надзора за госбезопасностью.

Не исключено, что Шелепин и (или) Семичастный были посвящены в истинную причину авиакатастрофы; так же можно предположить, что к этому происшествию имел отношение и Брежнев. Постепенное вымывание оставшихся сторонников Хрущева из кабинетов госбезопасности продолжалось периодическими вспышками и затянулось до следующего десятилетия. В июне 1970 года «скоропостижно скончался» генерал-майор Шульженко, заместитель Председателя КГБ Украины, хотя ему исполнилось всего пятьдесят один год. В том же самом месяце генерал-полковника Виталия Никитченко, длительное время возглавлявшего КГБ Украины, освободили от должности Председателя и перевели в управление тюрем, заменив генерал-полковником Федорчуком, сослуживцем Брежнева военного периода. Оба, и Шульженко и Никитченко, принадлежали к сторонникам Хрущева.

Пик напряженности борьбы Брежнева за власть в Кремле, особенно за обладание контролем над госбезопасностью, пришелся на период между маем и июнем 1967 года.

Первым признаком ужесточения такой борьбы явилась серия неожиданных и скоропостижных смертей среди руководства КГБ, МВД и Вооруженных Сил, о чем скупо сообщалось в тогдашней прессе. За тот период из жизни ушло не менее пятнадцати высших военных чиновников, среди которых оказались генерал-майор КГБ Василий Лукшин, начальник военной контрразведки, генерал-майор КГБ Сергей Вишневский, три полковника КГБ и один полковник милиции.

Далее, 26 июня 1967 года было объявлено о награждении Верховным Советом РСФСР Кантемировской бронетанковой дивизии. Причины награждения не пояснялись, к тому же за последнее десятилетие не произошло ни одного мало-мальски значительного события, в котором упомянутое военное соединение принимало бы участие. Однако это была та самая дивизия, которую Политбюро вызвало себе в подмогу против клики Берии ровно четырнадцать лет назад. Но если бы именно акция 1953 года послужила поводом для награждения, то наверняка прозвучали бы какие-то заявления, по крайней мере завуалированные. А поскольку причина награждения держалась в секрете, можно предположить, что кантемировцы по поручению Брежнева выполняли какие-то специальные превентивные мероприятия, направленные на пресечение шелепинской попытки захватить власть в духе Берии.

А к концу лета 1967 года все было кончено — Шелепина перевели на политически совершенно бесперспективный пост председателя Совета профсоюзов. Одновременно его освободили от должности секретаря ЦК КПСС. На самом деле только это отстранение и имело первостепенное значение, поскольку, будучи секретарем, Шелепин осуществлял партийный контроль над всем аппаратом системы безопасности. С его отставкой Брежнев окончательно и бесповоротно взял в свои руки власть над КГБ, ГРУ, милицией, включая, конечно, собственную службу безопасности и личную охрану своих потенциальных соперников.

Но еще до того, как Брежнев одержал окончательную победу в дворцовой сваре за власть, он добился значительных успехов в усовершенствовании собственной мафии — его личной элитной охраны, состоящей из государственных, партийных деятелей, а также аппаратчиков от госбезопасности.

Большинство из них Брежнев знал еще со времен молодости, когда учился в Днепропетровске, а позже занимал пост первого секретаря в местной партийной организации. (В Москве эту команду окрестили «днепропетровской командой».) Первыми членами этой группировки, которым были вверены властные полномочия, стали Щелоков, Цвигун, Цинев, Чебриков — все земляки-украинцы, — Епишев и Ивашутин. Заслуживает внимания тот факт, что пятеро из секстета — за исключением лишь Щелокова — служили в госбезопасности еще при Сталине.

Управляя своей командой и используя ее для достижения собственных политических целей на самом высоком уровне, Брежнев превзошел даже самого Сталина. У него имелось не одно, а целых два «вторых «я». Первым и, пожалуй, менее значимым являлся действовавший под дипломатическим прикрытием офицер разведки Александр Александров-Агентов. Этот «дипломат» с 1966-го по 1969 год служил советским послом по особым поручениям в Сьерра-Леоне. Видимо, свои «особые поручения» он исполнил безукоризненно, поскольку в 1971 году премьер-министр этого государства, Сиака Стивенс, призвал к себе советских «инструкторов» в качестве личных охранников. Этот африканский лидер, видите ли, столкнулся с определенными трудностями после захвата власти.

«Вторым «я» Брежнева — и, несомненно, более значимым — был Георгий Цуканов, еще один выходец с Украины и еще один соученик партийного босса по металлургическому институту. На Брежнева он начал работать с 1958 года. После отставки Хрущева его сделали главой администрации генсека, так называемого «секретариата». Так же, как некогда Поскребышев при Сталине, Цуканов координировал все дела Брежнева, особенно связанные с вопросами безопасности. И, в продолжение сравнения между Поскребышевым и этой брежневской парочкой, следует упомянуть, что оба носили звания помощников Генерального секретаря ЦК КПСС — как и сталинский, подручный.

Хотя Брежнев добился бесспорной власти над Кремлем и госбезопасностью, а также сумел организовать собственную банду для защиты от дворцовых переворотов, его личная охрана оставалась лишь бледным подобием сталинской. Это сказалось — и, несомненно, весьма пугающим образом — в январе 1969 года. Террорист, ни разу не упоминавшийся иначе как Ильин, сумел практически в упор обстрелять кортеж генсека у самых ворот Кремля. Ничего подобного не случалось со времени покушения на великого князя Сергея в 1905 году.

После этого покушения поползли самые разные слухи: что покушение организовано кем-то из Политбюро; что за ним стояли Вооруженные Силы; что это дело рук возмущенных интеллектуалов. Никаких официальных объяснений не последовало, и лишь только несколько месяцев спустя было объявлено, что психиатрическая экспертиза признала Ильина невменяемым и его поместили в сумасшедший дом, излюбленное место заключения диссидентов, имевших несчастье уметь думать. Обвинение в невменяемости освобождало руководство от дачи каких-либо объяснений по поводу покушения.

Однако в апреле и мае 1969 года косвенное подтверждение тому, что инцидент у кремлевских ворот связан с оппозицией режиму в Вооруженных Силах, все же имело место. Только за эти два месяца среди высокопоставленных советских офицеров прошел настоящий мор. Одни «скоропостижно скончались», другие «трагически погибли при исполнении служебных обязанностей». Среди ушедших из жизни оказалось восемь генералов, включая и Валентина Пеньковского, бывшего заместителя министра обороны, командующего Белорусским военным округом и двоюродного деда Олега Пеньковского. (К делу своего родственника он не имел никакого отношения.)

И по сей день не ясны причины резкой вспышки смертности среди высшего офицерского состава. Одно из предположений — в покушении на Брежнева напрямую были замешаны военные, поскольку точно известно, что Ильин являлся офицером Вооруженных Сил. Такая возможность подтверждается неожиданной отменой военного парада в честь Первомая. Если было установлено — или хотя бы предполагалось, — что войска имели отношение к покушению на генсека, то до парада оставалось слишком мало времени, чтобы власти успели провести достаточно основательную чистку Вооруженных Сил и обрести уверенность в невозможности нападения на собравшееся на трибуне Мавзолея руководство.

Несмотря на всю расплывчатость фактов в деле о покушении на Брежнева, за, ним последовали весьма определенные изменения в организации службы безопасности. Почти немедленно улыбчивого Захарова, самого старшего из чиновников, ответственного за случившееся, поскольку в его полномочия входил надзор за Управлением охраны, сослали в провинцию, что следовало сделать значительно раньше. Цвигун, до этого осуществлявший общий контроль над этим управлением, теперь был назначен его официальным руководителем.

После небольшой волны увольнений и вынесения приговоров, — возможно, и нескольких смертных, — низшим и средним чинам службы безопасности, не сумевшим предотвратить проникновение вооруженного злоумышленника к воротам Кремля, Управление охраны снова обрело свою былую мощь и эффективность. Наконец-то до руководства дошло, что сейчас, как и при царизме, покушение возможно не только извне, но и изнутри дворца. К тому же ни для кого уже не являлось секретом недовольство, бродившее к тому времени среди интеллектуалов.

В результате Брежнев довел численность Управления охраны почти до пятнадцати тысяч человек. Была упрочена связь с двумя соседними дивизиями госбезопасности, а также с Кантемировской бронетанковой дивизией, расквартированной под Москвой, хоть официально она и находилась в подчинении Министерства обороны. Наладили также более тесное взаимодействие с милицией и внутренними войсками Щелокова, хотя вряд ли а этом существовала необходимость, поскольку Брежнев и Щелоков жили рядом и часто виделись как по официальным, так и неофициальным поводам. Теперь, когда все силы были сплочены воедино, должно потребоваться немало времени, чтобы другой террорист смог подобраться к Кремлю или советскому иерарху на расстояние выстрела.

Несмотря на подобное усиление службы личной безопасности, в апреле — мае 1970 года вновь вспыхнула борьба за власть. Насколько известно, это была скорее закулисная возня, чем открытая схватка, к тому же положению Брежнева теперь, похоже, вряд ли что угрожало напрямую. Однако все оказалось достаточно серьезно, поскольку явилось причиной отсрочки XXIV съезда КПСС.

Другим косвенным признаком политической свары послужила отставка прежнего коменданта Москвы (без перевода и нового назначения), занимавшего этот пост с момента падения Берии, а также чистка последователей Хрущева среди командного состава КГБ Украины.

И все же борьба, повлекшая за собой все эти изменения, не могла быть достаточно серьезной, поскольку в последнюю неделю 1970 года Брежнев собственноручно торжественно снял покрывало с бюста Сталина — своего до некоторой степени прототипа, — установленного рядом с Мавзолеем Ленина на Красной площади.

А к 1971 году личная политическая безопасность Брежнева, похоже, достигла уровня, сравнимого со сталинской. Единственной неудачей того года было смятение внутри КГБ, когда англичанам удалось выдворить более сотни его сотрудников, действовавших Под видом дипломатов и торговых представителей. Однако это выглядело относительно невинным просчетом в организации внешней разведки, а не дефектом всей структуры безопасности, способным принести вред руководству страны.

Таким образом, имея под своим контролем Управление охраны, Вооруженные Силы и другие организации госбезопасности, а также проявлявших определенную вялость политических оппонентов, этот преемник Сталина не побоялся отправиться с государственным визитом в Париж, где он смог насладиться помпезным приемом, оказанным ему президентом Жоржем Помпиду. А в 1972 году он даже позволил себе гарантировать достаточно восторженный прием президенту США Ричарду Никсону.