У Царя Аменхотепа было много жен: одна из них — принцесса Митанни, другая — сестра вавилонского царя, и множество других из дальних и соседних стран. Но главную жену — Царицу Тию, он любил больше всех.

Он построил для неё летний дом на берегу Нила, чтобы она могла проводить там с ним долгие часы, среди обильных цветников и рощ редких деревьев. И он приказал вырыть рядом озеро, чтобы она могла вместе с ним плавать по его гладкой поверхности в позолоченной лодке с парусами, столь же тонкими и красивыми как крылья бабочки. Он дал ей власть над всеми другими женами и полностью доверял ей.

Она была умна и честолюбива. Её не удовлетворяла её власть во дворце, и она помогала своему мужу править Египтом и Империей. Она управляла одна, когда царь Аменхотеп уставал от своего напряженного распорядка жизни.

Царица Тия была замужем 26 лет. У неё было несколько дочерей, но ни одного сына. И так как она уже начинала стареть — ей было между тридцатью пятью и сорока — разочарование её было велико. Она молилась множеству богов и богинь, прибегала к колдовству, ходила в паломничества, касалась чудодейственных статуй и пила воду из священных источников, которая, как говорили, дарит сыновей даже бесплодным женщинам. Но все было бесполезно. Однако царица продолжала молиться и надеяться.

И она была права, её молитвы и надежды не были напрасными, её желание исполнилось, и у неё родился сын. Во дворце и повсюду в стране царила радость. Бедным была роздана еда, преступникам даровано прощение, так что сердце даже самого несчастного могло наполниться радостью по случаю рождения наследного принца.

О судьбе ребенка консультировались с астрологами, и они сказали, что он станет величайшим из всех царей Египта. Один из астрологов — человек выдающейся мудрости — сказал, что наследник «покажет миру настоящее лицо своего отца». Когда его попросили разъяснить предсказание, он промолчал. Царице Тие эти слова запали глубоко в сердце, но пройдут годы, прежде чем она сможет понять их истинное значение.

Маленького принца назвали в честь своего отца Аменхотепа, что означало «Амон доволен». Он был болезненным ребенком, ему едва хватало сил плакать, и он выглядел так, как будто не выживет. Его мать любила его всё больше. Она следила за ним днем и ночью, как следят за бесценным сокровищем, которое боятся потерять. Ребенок был окружен всей роскошью египетского двора. У него была лучшая еда, лучшая одежда, и самые изумительные игрушки, которые только могли придумать, чтобы привести его в восхищение. Ему дали товарищей его возраста, чтобы он играл с ними. Но, не смотря на то, что он их любил, обычно мальчик недолго разделял их игры. Характера он был тихого и мечтательного и искал компании взрослых людей. Мальчик любил сидеть со своей матерью, которая рассказывала ему истории о временах, когда жили гиганты и монстры, животные могли разговаривать, а люди имели способность становиться невидимыми. Или же он лежал на подушке, вдыхая аромат открытого лотоса, как будто медленно пил его душу, или тихо пристально глядел на небо. Во дворце, как во всех египетских зданиях, окна были маленькими и находились высоко в стенах из-за яркого света и высокой температуры. С маленькой кушетки на полу, через узкое окно, безоблачное небо виделось ему еще более синим и еще более далеким. Ребенок чувствовал себя так, будто он сам таял в бесформенной пылающей глубине; и это чувство было для него самой большой радостью. Но это было вне слов, и он не мог рассказать об этом даже своей матери.

Мальчик стремился учиться, и как все умные дети, он часто задавал вопросы, на которые было не так легко ответить, например: «Почему животные сейчас не разговаривают?» или: «Из чего сделан свет?» или, «Почему Гилу не носит парик?» (В Египте, в те дни, и мужчины и женщины носили парики, но Гилухеппа, жена царя Митанни, не следовала этой моде).

«Я просила Вас не называть её «Гилу», она Ваша мачеха», — сказала царица Тия, пытаясь уйти от ответа.

«Но она сама сказала мне, что я могу её так называть», — парировал ребенок. У него всегда был готовый ответ на всё.

Однажды его взяли в часть дворца, где он раньше никогда не был, в зал, украшенный золотом и лазуритом, его посадили на трон рядом с матерью. Множество людей сидело вокруг. Они встали и приветствовали его и царицу. Фараон отсутствовал из-за плохого здоровья. Ребенок увидел старика в странной одежде — иностранца — тот подошел на некоторое расстояние к трону и сделал традиционный поклон. Это был хеттский посол, который вскоре должен был возвратиться в свою страну с важным посланием из Египта. «Что он принесет мне, когда возвратится?» — спросил мальчик, хотя, как ожидали другие, он не станет говорить.

«Что наследник хотел бы, чтобы я принес?» — спросил посол с улыбкой.

Будущий фараон слышал, что в стране хеттов есть нечто белое, холодное и красивое, падающее с неба, легкое, как перья птиц — это был снег. Он покрывает холмы и луга, при свете солнца делая их похожими на серебро. Больше он ничего об этом не слышал, ему едва ли исполнилось тогда четыре года. Мальчик ответил серьезно «Привези мне немного снега», — на этот раз все заулыбались. «Глупый мальчик, — шепнула ему мать на ухо, — как можно привезти Вам снег? Он растает по дороге». Повернувшись к послу, она сказала: «Вы можете привезти ему какое-нибудь домашнее животное, чтобы он с ним играл; он обожает животных». Но ребенок продолжал спрашивать «Почему снег тает? Скажите мне, мама, почему он тает?».

«У мальчика пытливый ум; он будет искать причину всего, как ищет сейчас причину таяния снега, и станет философом», — сказал один из дворцовых чиновников сидящему рядом с ним человеку. «Я бы предпочел, чтобы он был солдатом, — ответил мужчина, — Империя нуждается в сильной руке, чтобы остаться целой».

Принц Аменхотеп рос в обожании. У него был слабое тело, длинная изящная шея, и тонкие руки как у девочки; светло-бронзовый цвет лица и большие черные как уголь глаза с длинными ресницами. Иногда в этих глазах можно было видеть печаль, не свойственную его возрасту. Он был красив и нежен, и все любили его. Гилухеппа и другие женщины гарема часто брали его в свои комнаты, давали ему конфеты, рассказывали о своих родных странах; придворные говорили о его рано развившемся интеллекте, а люди, хотя никогда не видели его — так как не было принято появляться перед народом — восхищались им как молодым богом, своим будущим царем.

Когда мальчику исполнилось шесть, ему дали наставников, чтобы учить всему, что должен знать будущий правитель. Сначала он узнал, как писать на глиняных табличках знаки египетского алфавита — то, что сейчас называют «иероглифами», и как читать их вслух, громко, с ритмом, и рассказывать наизусть стихи древних поэтов, афоризмы и пословицы древних мудрецов. Мальчик взрослел, и ему преподавали кое-что из благородных наук: арифметику и геометрию, историю рождения богов и происхождения мира, названия звезд и имена правителей Египта. Ему рассказывали о превосходстве определенных чисел, которые не могут быть разделены или в сочетании выражали измерения идеальной фигуры — прямоугольного треугольника. Рассказывали, как предки освободили Египет от ига «царей-пастухов» и как его великий прадед, Тутмос Завоеватель, покарал своих врагов перед Амоном, своим богом и сделал египтян самой могущественной нацией. Ребенок не просто воспринимал все, чему его учили, но и старался дискутировать со своими учителями, и те замечания, которые он делал, и вопросы, которые задавал, иногда были обескураживающими. Его учители и восхищались его умом и одновременно немного беспокоились. «Его ум — не ум ребенка» — говорили они.

Однажды один из его наставников рассказывал ему, как при царице Хатшепсут во время торжественной процессии, священное изображение Амона внезапно остановилось перед молодым Тутмосом — тем, кто стал Завоевателем — и кивнуло ему, таким образом показывая, что это была воля бога, что никто кроме него не имел права носить двойную корону Верхнего и Нижнего Египта. «И это было истинное чудо, — добавил учитель, — присутствовали сотни людей, видевших это, и это было высечено в камне…». Но ребенок не дал ему договорить: «Я не верю ни единому слову, — сказал он и с уверенностью добавил, как будто сам был свидетелем всей этой сцены, — не было никакого чуда, священники сделали это». Конечно, спорить с учителем не следовало, но он не мог смолчать о том, что считал истиной.

Наставник попытался узнать, кто так повлиял на его ученика царского рода. Он подозревал одного из учителей — священника Солнца в священном городе Он. Поскольку между священниками из города Фивы и города Он всегда была конкуренция. Но ребенок отказался ответить, кто рассказал ему историю о фальшивом чуде. Он слышал её от своей матери.

В другой день ему рассказали о подвигах его воина-прадеда и тезки, фараона Аменхотепа II. «Потому как во время его правления в Сирии были беспорядки, — рассказывал учитель, — он отправился туда с большим войском и бесчисленными военными колесницами. Он пересек пустыню как разъяренный лев, прошел через Сирию, разгромил повстанцев и захватил в плен семерых военачальников. Он повесил их вниз головой на корме своей лодки фараона, и так торжественно плыл обратно вниз по Нилу. Он убил их своим топором прямо перед ликом Амона, царя богов, он мог радоваться, глядя на это, потому что именно Амон подарил ему эту победу над врагами».

У мальчика были яркое воображение и доброе сердце; он дрожал, представляя себе пытку семи сирийцев, повешенных вниз головой под палящим солнцем: их синие лица, искаженные болью, и стоны. Он внезапно почувствовал ком в горле, его глаза наполнились слезами, а губы дрожали. Но учитель был столь взволнован воспоминанием о победах Египта, и своим собственным красноречием, что не обратил на реакцию мальчика никакого внимания и продолжил свой рассказ. «Затем фараон приказал повесить тела шестерых пленников на стенах Фив, а тело седьмого отправить на юг и повесить на стенах Напаты, столицы Нубии, чтобы жители юга также смогли увидеть великий подвиг Амона, могучего бога, совершенный руками фараона, его сына, и преисполнились страхом».

Но больше ребенок не мог вынести этого. «Ужасный человек и ужасный бог!» — расплакался мальчик, и слезы негодования, отвращения и стыда катились по его щекам. «Они и меня тоже называют «сын Амона»! Но я не хочу им быть! И не буду….». Его учитель попытался успокоить его. Он был ошеломлен нечестивыми словами мальчика, но еще больше его тоном, в котором слышалось страстное намерение, чего раньше он никогда не замечал. Но учитель помнил, что наследник был всё еще только ребенком. Он объяснил, что сирийские предводители вели войну против их законного правителя, царя Египта, что, конечно же, было преступлением. Учитель сказал ему, что подавление восстания было правильным решением, потому что «восстание вызывает недовольство богов и ослабляет Империю».

«Как это может быть правильно, если вызывает страдание?» — ответил будущий царь.

Он любил все живые существа и никогда не оставался безразличным к крику о помощи. Всего за несколько дней до этого, когда он в одиночку гулял по садам, окружающим дворец, как он часто делал, у корней дерева он нашел маленькую бедную птицу, которая упала из своего гнезда. Он поднял её с бесконечной заботой, и отнес домой, где выкармливал, пока она не стала достаточно сильной, чтобы улететь. Он вспомнил ощущение биения крошечного сердца в своей руке, и снова подумал о сирийских вождях. «Мятежники» — так о них говорили, но кем были мятежники на самом деле? Внезапно, невероятная догадка осенила сознание будущего фараона — нечто настолько простое и настолько странное, что никто, казалось, не думал об этом до него (и тысячелетия должны были пройти прежде, чем некоторые люди станут думать подобным образом). «И какой же вред нанесли сирийцы? — спросил он, и ответил сам, не давая учителю заговорить — Они боролись против нас так же, как мы боролись против царей-пастухов ради своей свободы».

Старый учитель был ошеломлен. Как кто-либо мог сравнить сирийских вождей с великими царями, принесшими освобождение землям Египта? Разве существует общая мера между Египетской Империей и народами, её завоеванными? Между её богами и их богами? Он попытался объяснить это ребенку, но напрасно. Наследник не понимал, в чем состояло различие. Такие очевидные всем различия были чужды ему, как будто он был ребенком из другого мира.

В тот самый день принц сидел со своей матерью на террасе дворца. Он рассказывал ей об уроке истории. Он не мог забыть впечатление, которое оказал на него рассказ о пытке пленников. «Все боги хотят, чтобы мы были жестоки?» — спросил он наконец. Заходило солнце. Царица указала на прекрасный шар, выше западных холмов. «Нет» — ответила она, — «Не все. Не Он. Посмотри, как он прекрасен». Она говорила ему об Атоне — солнечном диске — древнейшем боге Египта, боге, которого она любила. «Он добр, — нежно сказала она, — Благодаря ему созревает зерно и растут лилии. Он — отец всей жизни, кому поклоняются в священном городе Óне с сотворения мира».

«Тогда почему священники говорят, что Амон — это то же самое, что и Солнце?» — спросил принц.

«Священники говорят много ерунды, когда это удовлетворяет их нужды», — ответила Царица Тия, как если бы разговаривала сама с собой. И уже громче добавила с улыбкой: «Не слушай священников, сын мой, слушай свое собственное сердце».

Ребенок был счастлив. Пламенный жар падал на его лицо, пока он следил, как диск опускается все ниже и ниже, пока не исчез вдали за темными холмами. Ему казалось, добрый бог улыбается ему, как улыбалась его мать.

Тем временем, в комнате, где никто больше их не мог слышать, наставник сказал одному своему близкому другу: «Пусть Амон и все другие боги докажут, что мои слова ложь! Но мысли мои тревожны. Я боюсь, что однажды наш великий фараон потеряет Империю».