Реальность и фантазия для Дурлы смешались воедино. Он стоял на высоком утесе на Мипасе, глядя на корабли, готовые к бою, и не мог понять, видит ли он все это наяву, или же это очередное его видение.

— Великолепно, — сказал он, и ветер унес его слова в сторону, так что никто их не услышал, кроме него самого. Но ему и этого было достаточно.

Мипас был всего лишь одним из многих миров, на которых собирались центаврианские военные корабли, но здесь, в непосредственной близости от родного мира дрази, находилась их основная база. К счастью, министр Кастиг Лион проделал отличную работу, дав кому надо взятки, и теперь нужные члены правительства Дрази устроят так, что ни один дрази не станет особо присматриваться к тому, что здесь происходит. Они знали, что Мипас был индустриальным центром, но центавриане упорно настаивали на том, что эти заводы являются всего лишь строительными проектами для центаврианского правительства, предназначенными для поддержания благосостояния их народа.

И все это было правдой, здесь, как и в других местах, центавриане долго и упорно трудились. А теперь плоды многолетней работы почти созрели. Корабли казались почти готовыми к бою — такие могучие, что даже на земле, будучи относительно беспомощными, они все же устрашали.

Вне всякого сомнения, это был самый грандиозный флот, какой только мог быть у одной расы. За это пришлось дорого заплатить, на его создание ушли долгие годы проб и ошибок.

— Великолепно, — снова повторил он. Дурла отстранено подумал, что забыл все остальные слова.

Но флот был великолепен, этого не отнимешь. Корабли покрывали всю поверхность земли до самого горизонта, готовые взмыть в воздух по его приказу.

Не только взлететь, многие уже были там, исчезая вдали. Небо бурлило от сотен кораблей, пролетавших ровными рядами.

Он стоял, широко раскинув руки, и всем телом чувствовал мощь, исходившую от кораблей, чувствовал, как их энергия вливается в него. Ему казалось, что простым движением руки он может отправить в забвение множество миров. С таким могучим флотом он мог бы разрушать планеты из простой прихоти.

— Скоро… очень скоро, господин, — сказал генерал Райс, стоя рядом с ним. — Еще две-три недели… и мы будем готовы. По одному мановению вашей руки мы нанесем удар.

Это звучало неплохо. Нет, это звучало превосходно.

— По мановению моей руки, — произнес Дурла, завороженный этой фразой. — По мановению моей руки. Моя рука сокрушит миры Альянса. Им нас не остановить.

И никто нас не остановит.

Внезапно рядом с ним появилась Мэриел. Она улыбалась и, казалось, источала сияющий внутренний свет, который, почему-то, он никогда не замечал при других обстоятельствах.

— Шеридан может, — твердо сказала Мэриел. — Он может тебя остановить.

— Никогда! — вскричал Дурла.

— Он остановил Теней. Он остановил ворлонцев. Он может остановить тебя.

— Я уничтожу его! Сотру его в порошок! Я…

— Я люблю тебя, Дурла, ты лучше всех, — произнесла Мэриел. — Шеридан должен попасть в твои руки. Шеридан и Деленн.

— Как? — Дурла удивленно вытаращил глаза. — Как ты собираешься это сделать?

— Сын. Сын — это ключ. Как только ты заполучишь сына, отец и мать будут у тебя в руках. Он был рожден лишь для того, чтобы стать величайшей слабостью Деленн и Шеридана. Они пожертвуют собой ради его спасения. Им кажется, что если они так поступят, то будут единственными жертвами, но на самом деле они пожертвуют и Альянсом Шеридана. Он пытался создать нечто большее, чем он сам.

Но он все еще не достиг желаемого. Он не понимает, что с его исчезновением Альянс распадется. Когда миры Альянса подвергнутся нападению величайшего флота, созданного тобой, они обратятся за помощью к Шеридану и обнаружат, что его нет. Они начнут обращаться друг к другу, но обнаружат лишь расы, которым нет дела до остальных. И тогда Межзвездному Альянсу придет конец.

— И мне больше ничего не надо делать?

— Ничего, — улыбнулась Мэриел. — Дурла… знаешь, кто ты такой?

— Скажи мне.

— Ты величайший лидер, величайший мыслитель, величайший центаврианин из всех, кто когда-либо жили на свете. В будущем все будут воспевать тебя, молиться тебе. То, что произойдет через несколько недель, сделает тебя бессмертным. Никто не сможет забыть твое имя, Дурла. Ты уподобишься богу.

— Богу… — прошептал он.

— Даже сам Великий Создатель побледнеет от зависти, услышав молитвы, обращенные к тебе. Великому Создателю понадобились божественные способности, чтобы создать этот мир. Ты, Дурла, простой смертный… и все же посмотри на то, что ты создал всего лишь усилием своей воли.

Теперь корабли настолько затмили небо, что не было видно звезд. Иногда их можно было заметить, но большая часть звезд была закрыта боевыми кораблями.

— Все это создал ты. И за все это ты будешь вознагражден.

Она потянулась к нему, прижавшись к нему губами… …и тут он проснулся.

Дурла чувствовал, что ему тяжело дышать в этой темной комнате. Это своеобразное ощущение всегда появлялось, когда просыпаешься в необычном месте.

Комната, в которой он поселился, не отличалась особенно шикарной обстановкой, но это было лучшее из того, что можно найти на Мипасе. Правда, это всего лишь на ночь. На следующий день он собирался отправиться на другие миры, захваченные Великой Центаврианской Республикой, дабы и там проследить за окончанием строительства.

Это было славное путешествие, итог всего его дела.

Его дела.

Чем больше он задумывался, тем больше в нем зарождалось подозрений. А потом он услышал тихий стон. Подняв глаза, он увидел Мэриел, лежащую рядом с ним, и вид у нее был далеко не спокойный. Возможно, ей тоже что-то снилось.

Но ее видение и близко не было похоже на его сон, который совершенно не утомлял его. И, все же, она всегда присутствовала в его снах — как воплощение величия. Определенно, она не была виновата в том, что Его Мэриел в настоящем мире никогда бы не могла распалить его воображение. Тем не менее, это было источником острого разочарования. Он потряс ее, чтобы разбудить, и она вскочила, отчаянно моргая. Одеяло соскользнуло, обнажив прозрачную ночную рубашку. Некогда один ее вид мог воспламенить его кровь. Теперь же он просто скользнул по ней взглядом.

— Мэриел… скажи мне, что ты обо мне думаешь, — сказал он.

Она смущенно посмотрела на него.

— Что?

— Что ты думаешь. Обо мне. Мне бы хотелось это узнать.

— Ты… — она облизнула губы, по-прежнему сонная, но достаточно игривая, чтобы ответить: — Ты мое солнце и луна, мои звезды, ты для меня все. Ты…

— Прекрати, — и он крепко схватил ее за руки. — Я хочу об этом знать, потому что мы стоим на грани чего-то великого. На грани возвращения былого величия Примы Центавра. Но мне важно, чтобы ты сказала, что ты думаешь об этом деле и обо мне.

— Почему… это так важно? — глубоко вздохнула она.

— Потому. Так скажи мне. Я великий лидер? Будут ли обо мне слагать песни? — когда она не ответила сразу, он яростно тряхнул ее и повторил: — Отвечай мне!

И внезапно ее лицо исказилось от ярости, от гнева настолько ощутимого, что ему показалось, будто ее глаза стали похожи на острые кинжалы.

— Тебе хочется знать, что я думаю? Хорошо. Я думаю, что ты псих.

Сумасшедший. Я думаю, что ты опьянен властью. Думаю, что ты убедил себя в том, что все, что ты делаешь, делается ради Примы Центавра, но на самом деле ты делаешь это ради себя. Я думаю, что ты принесешь нашему народу смерть и разрушения. Что все эти твои «великие видения» ни что иное, как заблуждения прогнившей насквозь душонки, которая долго готовилась к своему проклятию. Я думаю, что если бы у тебя было хоть немного порядочности, то ты бы остановил этот безумный проект гораздо раньше. Что ты бы не посмел вызвать гнев Межзвездного Альянса на наши головы, а вместо этого занялся бы чем-нибудь действительно хорошим, достойным уважения. Чем-нибудь, что могло бы стать символом на тысячи лет, чтобы все говорили: «Посмотрите! Вот что сделали мы.

Великая Республика Центавра, и это послужит благу всех разумных существ». А если ты, Дурла, и дальше будешь идти по этому пути, то приведешь всех остальных к гибели, и единственные песни, которые о тебе сложат, будут траурными. Ты хотел знать, что я о тебе думаю? Вот что я о тебе думаю.

Жесткие безжалостные слова вырвались из нее. Она не думала рационально или рассудительно. Как и многие униженные и оскорбленные жены в таком случае, единственное, чего ей сейчас хотелось — это причинить ему боль. Дать ему сдачи единственным образом, каким она могла это сделать.

Но, будучи женщиной умной, ловкой и обходительной, Мэриел долго сдерживала свой гнев. Прежде чем он ринулся к ней, она сорвала с себя одеяло и прыгнула с кровати с ловкостью дикого зверя. Что-то, наконец, проснулось в ней, чувство собственного достоинства, память о том уважении, которого она заслуживала, когда была светской дамой.

В эту ночь она стала прежней. Прежде чем Дурла успел вскочить с кровати.

Мэриел распахнула дверь спальни с такой силой, что та ударилась о стену. Она выбежала в коридор, чувствуя, что он гонится за ней. Несколькими прыжками она преодолела расстояние до другой комнаты. Она вцепилась в ручку двери на другом конце коридора, нажала, повернула и оказалась внутри, закрыв ее перед самым носом Дурлы. Оставив его снаружи. Навсегда.

Когда Дурла в ярости начал колотить в дверь, Мэриел прижалась к ней, чувствуя спиной благословенное дерево, принявшее на себя весь его гнев. На другом конце комнаты стоял темный терминал. Она уставилась на него, осознав, что все это время она сама держала себя в ловушке.

Мэриел пересекла комнату, коснулась пальцами терминала, а потом вызвала императора Лондо Моллари на Приме Центавра. Она попросит у него помощи. Она отправится домой. И тогда Дурла ничего не сможет ей сделать.