И ВОТ МЕНЯ опять угораздило попасть под дождь.

Во всяком случае, так мне сперва показалось. По лбу и щекам струилась холодная вода, и я попытался смахнуть с лица избыток влаги. Но это оказалось не так-то просто. Я не мог шевельнуть рукой. Удивился этому, но как-то отстраненно, словно все происходило с кем-то другим, а не со мной. Нет, я не был ранен, просто так ослабел, что конечности мне не повиновались.

Попытка заговорить тоже окончилась неудачей. Мне удалось выжать из себя лишь какой-то сдавленный хрип. Вокруг царили мрак и холод, и продолжалось это до тех пор, пока кто-то не убрал с моего лица влажную тряпицу. И я зажмурился от нестерпимо яркого света, лившегося в комнату сквозь окно у моей кровати.

— Где-е?.. — простонал я, но не смог закончить фразу. Начало, что и говорить, было блестящее. Да и это-то единственное слово я вряд ли сумел произнести членораздельно, так саднило в горле.

Надо мной с улыбкой склонилась незнакомая женщина в темно-синем платье простого покроя. Какая-нибудь служанка, решил я, безуспешно силясь улыбнуться ей в ответ. Симпатичная, пронеслось у меня в голове, заботливая, совсем как моя Маделайн. Да и по возрасту она мне в матери годилась. Ей было, пожалуй, за сорок, а точней, к пятидесяти. Ее большие карие глаза смотрели на меня приветливо и дружелюбно, с едва уловимой насмешкой, впрочем, совсем не обидной, скорей дружеской. Свои черные с заметной проседью волосы она собрала на затылке в тугой пучок, стянув его сеткой. Первые ее слова были обращены не ко мне, а к кому-то, находившемуся в комнате вне поля моего зрения:

— Ступай доложи: наш юный бунтарь пришел в себя.

А после она сразу переключила внимание на мою персону, и улыбка на ее добродушном лице стала шире. Продолжая вытирать мне лицо мокрой холодной тряпицей, так усердно, словно оно было покрыто грязью и она вознамерилась всю ее стереть, женщина весело проговорила:

— Привет. Ну и напугал же ты нас, негодник этакий!

— Напугал? — прохрипел я. На сей раз мне удалось высказаться достаточно внятно. — Чем… напугал?

Она снова погрузила тряпку в плошку с водой, тщательно ее отжала и приложила к моему лбу. Тут только я заметил, что лежу голый по пояс под чистыми тонкими простынями, прикосновение к которым приятно холодило кожу.

— Ты был в беспамятстве долгих три дня, — вздохнула женщина. — Каких трудов нам стоило тебя поить! Но к счастью, у нас служат плетельщики-лекари. Они куда искусней любых докторов.

Я внутренне содрогнулся при мысли о том, что кто-то врачевал мою болезнь посредством магии. Для меня куда предпочтительней были методы Тэсита, тот любую хворь излечивал травами и кореньями, в которых и меня научил малость разбираться.

— Три… дня… — повторил я, не без усилия разомкнув пересохшие губы.

Служанка подала мне чашу с водой. Я стал жадно пить. Хоть она и говорила, что меня пытались поить, я испытывал ужасную жажду, словно внутри у меня все огнем спалило. И тотчас же поплатился за свою неосторожность: поперхнулся и закашлялся, расплескав воду. Но женщина на меня не рассердилась, хотя несколько капель попало даже на ее платье. Взяв со стола сухую тряпку, она молча прижала ее к пятну на подоле.

— Три дня? — снова переспросил я.

Она кивнула.

— Тебя сильно лихорадило из-за простуды. Стражники у ворот сказали, что ты вымок под дождем, измерзся, а после долго стоял под палящим солнцем. Этого было бы довольно, чтобы свалить с ног даже самого выносливого и крепкого мужчину.

— Значит, мне есть чем гордиться… — Я это сказал в шутку, и она на нее тотчас же ответила добродушной и ободряющей улыбкой. Мне все больше нравилась эта немолодая особа. Что-то неуловимое в ней мучительно напоминало мне мою незабвенную Маделайн.

— Так я… в лечебнице, да?

Женщина, продолжая улыбаться, покачала головой. Терпения ей было не занимать. А может, я ее забавлял своими вопросами. Но скорей всего по обеим этим причинам она так же дружелюбно ответила:

— Нет, ты все еще во дворце.

— И до сих пор жив? Невероятно! Как же это рыцари меня не прикончили, когда я лишился чувств?

На лицо служанки набежала тень, но лишь на мгновение. В следующий миг она снова улыбнулась и мягко, хотя и назидательно произнесла:

— Рыцари на такое не способны.

— Простите, что осмеливаюсь вам противоречить, мадам, — с горечью возразил я, — но я, с вашего позволения, успел на себе испытать многое из того, на что способны сэры рыцари. Поверьте, они вовсе не такие, какими желают казаться.

— Неужто? — Она слегка изогнула брови и вернулась к прежнему занятию — стала протирать мне лицо и шею смоченной в воде тряпицей. — Придется поверить тебе на слово. — Вздохнув, она бросила на меня лукаво-насмешливый взгляд. — Ты, как видно, человек бывалый.

— Бывалый! — прыснул я. — Скажете тоже, мадам! На самом-то деле я почти ничего еще в жизни не видел. А на то, что попадалось на глаза, принужден был смотреть в основном снизу вверх.

— Хорошо хоть шею при этом не вывихнул, — подхватила она.

От общения с этой славной симпатичной женщиной у меня здорово улучшилось настроение, даже сил прибавилось. Я, хотя и не без труда, принял на своем ложе полусидячее положение и спросил:

— Как ваше имя, мадам?

— Беатрис. Для друзей и родных — просто Беа. А ты, как я слыхала, Невпопад из Ниоткуда?

— Мое имя стало известно широкому кругу лиц, — усмехнулся я. — Знать бы, к добру это или к худу.

— Как и все на свете, это должно иметь и хорошую сторону, и дурную. — Беатрис снова мне улыбнулась. — Вроде лезвия обоюдоострого меча.

— Потому-то я и предпочитаю держаться поближе к рукоятке.

Она от души рассмеялась этой нехитрой остроте. Смех ее, такой непосредственный и заразительный, совсем не походил на жеманное хихиканье придворных дам, которого я вволю наслушался в зале Справедливости. Что ж, в том, что служанки держатся милее и естественнее знатных особ, для меня лично не было ничего удивительного.

Но тут Беатрис, перестав смеяться, сказала такое, от чего меня буквально бросило в дрожь:

— Король хочет кое-что тебе предложить.

— Но откуда он обо мне знает? — Мне захотелось забраться под простыню и просидеть там до ночи, а потом удрать куда-нибудь подальше отсюда.

— Ему рассказали твою историю.

— И он решил идти войной на Меандра? — встрепенулся я.

— Не говори глупостей. Он распорядился удвоить число патрулей, чтобы с Меандра и его разбойников глаз не спускали. Так им будет неповадно нападать на мирных жителей Истерии. Но атаковать короля-скитальца его величество не будет, не надейся.

— Ну да, конечно, подумаешь, какую-то шлюху прикончили. Туда ей и дорога! — с горечью выпалил я.

— Это одна из точек зрения, — спокойно ответила Беатрис. — Но мне интересно, что бы ты сказал, увидев воочию последствия битвы с Меандром. А это, друг мой, пожары и разрушения, города и деревни, обращенные в руины. Меандр, впав в гнев, повсюду сеет хаос, а страдают от этого мирные жители. Сотни и тысячи ни в чем не повинных людей. Я сочувствую твоему горю, Невпопад. Но разве война с Меандром, в которой многие матери и отцы, а также и их дети будут обречены на гибель, воскресит твою убиенную мать?

Она, в сущности, говорила то же, что и сэр Юстус, но голосом столь дружественным, спокойным, рассудительным, что смысл ее слов верней доходил до моего сознания, чем аргументы сэра магистрата. Возможно, все объяснялось еще и тем, что я не был предубежден против Беатрис: ведь она-то точно не насиловала мою мать!

— Ну, что скажешь?

Мне казалось, что по моему лицу и без слов легко было прочитать, что я согласен со всеми ее доводами, но раз Беатрис настаивала, я подтвердил это еще и вслух:

— Я… считаю, что гибель других людей… была бы и правда слишком дорогой ценой… Но…

— Но тебя все еще не покидает мысль о восстановлении справедливости или о возмездии.

— Почему же «или»? Разве это не одно и то же?

— Данной темы мы коснемся в другой раз. — И она бросила тряпку в фарфоровую чашу с водой, уселась на низкий стул у моей кровати и сцепила пальцы. — Скажи-ка лучше, ты ведь пока не решил, чем станешь зарабатывать на жизнь? Имеешь представление, куда тебе теперь податься?

— Ну… Вообще-то… ничего определенного, — выдавил я из себя.

— Король намерен предложить тебе придворную должность оруженосца.

— Оруженосца? — Я взглянул в ее безмятежное лицо с некоторым беспокойством. — Что может быть нелепей? Простите, мадам, но вы в своем уме?

— Вполне, — усмехнулась она.

— А вот я в этом не уверен! Оруженосцами назначают сыновей титулованных и владетельных господ, а я Невпопад из Ниоткуда, как вы сами только что мне напомнили. Мне не от кого ждать наследства. Вся земля, какой я когда-либо буду владеть, уместится в кладбищенской ограде, где меня похоронят. Так что я никогда и никаким образом не смогу сделаться оруженосцем.

— То, как ты себя держал, произвело на нашего короля огромное впечатление, — уверенно произнесла Беа. — Слыханное ли дело: выступить против сэров Юстуса и Кореолиса! Да на такое вряд ли отважился бы даже самый испытанный воин! И ведь вдобавок ты неважно себя чувствовал, мягко говоря.

— Потому и надерзил достойным сэрам, — угрюмо буркнул я. — Плохо соображал, что делаю. Меня вовсю лихорадило.

— Возможно, дело в этом, — кивнула Беатрис. — Но я не исключаю, что в твоем характере есть качества, о которых ты сам пока еще не знаешь.

Голова моя бессильно упала на подушку.

— О праведные боги, вы говорите точь-в-точь как моя покойная мать! — Помолчав, я все ж не утерпел и задал вопрос, который так и просился на язык: — Но если допустить, что такая невероятная вещь, как присвоение мне титула оруженосца, стала бы осуществимой, то кому и зачем это могло понадобиться? И что за польза была бы от этого мне самому?

— Польза очевидна, — ласково взглянув на меня, ответила Беа. — Тебя научили бы обращению с оружием. Ты бы сделался настоящим воином. Впоследствии, — при наличии ума, выдержки, отваги, — ты занял бы еще более высокое положение. Приобрел бы друзей и покровителей. Сам стал бы значительной персоной. Со временем ты смог бы потягаться силой с тем негодяем, который лишил тебя матери. Ты наверняка отыскал бы его, вызвал на поединок и рассчитался бы с ним сполна.

— Но на все это потребуется много времени. Годы! И Меандр со своими разбойниками успеет убраться из Истерии куда глаза глядят.

— Верно, — с легкостью согласилась Беа. — Но не можем же мы удерживать его здесь силой. — Губы ее тронула легкая улыбка. — А ты выследишь своего обидчика, где бы тот ни находился, ты из-под земли его достанешь, если захочешь. И чем дальше от границ Истерии ты с ним расправишься, тем будет безопасней для нашего королевства. Не думай, что я не понимаю, насколько это трудно. Но разве ты из тех, кто страшится трудностей, Невпопад?

Я задумался над ее словами. Говоря по правде, терять мне было нечего. Раз уж так вышло, что я, пусть и совершенно случайно, ненамеренно «отказался» от денег, которые мне были предложены, следовало придерживаться этой же линии и впредь. Даже если мне станут навязывать эти несчастные двенадцать дюков, придется со сдержанным достоинством отвергнуть подачку, как бы мне ни хотелось заграбастать этакие деньжищи. Чтобы не дать этим ублюдкам, благородным рыцарям, повод смотреть на меня свысока, презирать меня за алчность. Польстись я на золото, и в глазах сэров Юстуса и Кореолиса это стало бы достойным оправданием их мерзкого со мной обращения. Не дождутся!

— Нет, — солгал я. — Трудностей я не боюсь.

— Значит, решено. — Она подбоченилась и взглянула на меня весьма одобрительно. Едва ли не с восхищением. — Тебя поселят вместе с другими оруженосцами. Им будет велено относиться к тебе как к ровне. Один из рыцарей станет твоим господином и наставником. Ты будешь учиться всему, чему подобает, овладеешь боевыми навыками, отшлифуешь свои манеры, ты вырастешь в чинах. И рано или поздно тебе откроется твое истинное предназначение.

Я негромко застонал. Опять, опять это слово!

Но внезапно в душе моей всколыхнулось воспоминание: я словно воочию увидал рисунок на гобелене в зале Справедливости. И спросил о нем мою сиделку.

— Ах, вот ты о чем? — Беатрис пожала плечами. — Знаешь, его много лет тому назад выткал один колдун. Плетельщик-прорицатель.

Я снова приподнялся на подушках. Ну ничего себе! Магов-плетельщиков, обладающих даром предвидения будущего, во всем нашем королевстве были считанные единицы. В отличие от чародеев, специализировавшихся в других разновидностях магии.

— А что… что означает рисунок на гобелене? — дрогнувшим голосом спросил я.

— Явление величайшего из героев. Одного из будущих правителей Истерии… Некоторые утверждают, что он объединит под своим владычеством также и другие королевства, и тогда на нашей земле настанет золотой век. — Склонив голову набок, она смерила меня лукавым взглядом. — А почему ты спрашиваешь? Мнишь себя этим героем?

— Что? — Я расхохотался. — Мадам, я такой же герой, как вы — королева Истерии.

В дверь постучали. У выхода из комнаты стояла в ожидании приказаний какая-то молоденькая девица. Она обратила вопросительный взор к Беатрис и поспешно распахнула створки лишь после того, как та повелительно кивнула и произнесла:

— Пусть войдут.

Не иначе как прислуга этого крыла замка находилась в подчинении у моей симпатичной сиделки.

Сквозь растворенную дверь в комнату вошел король в длинном развевающемся пурпурном плаще.

Девушка, дежурившая у двери, тотчас же опустилась на колени и низко склонила голову. Я же, поскольку и без того находился в распростертом положении, не сдвинулся с места. Вряд ли от лежащих на одре болезни требовалось при виде монарха спрыгивать на пол и принимать коленопреклоненную позу.

Беатрис, к моему величайшему изумлению, приветствовала Рунсибела ласковой улыбкой — и только. Правда, со скамеечки своей она поднялась, но никаких иных знаков почтения вошедшему не оказала. Король стремительно подошел к ней и, взяв ее руки в свои, нежно поцеловал тонкие белые пальцы.

— Ну и как поживает наш юный сэр, столь скорый на расправу с моими доблестными рыцарями и несдержанный на язык? — добродушно обратился ко мне Рунсибел.

Чувствуя, что краснею до корней волос, я пробормотал:

— Я… Я… ничего… благодарю, ваше величество.

Беатрис тотчас же вступила в разговор:

— Я передала ему ваше предложение, милорд. Он к нему отнесся… несколько скептически. Возможно, — тут она обнажила в улыбке белоснежные ровные зубы, — это из-за того, что он не принимает всерьез слова простой служанки, не верит, что она уполномочена передавать кому-либо волю монарха.

У Рунсибела буквально глаза на лоб полезли.

— Что-о-о?! — сердито выдохнул он. — Ну и наглец! Да как это он посмел усомниться в словах самой королевы!

Тут настал черед моим глазам вылезти из орбит.

— Королевы? — пролепетал я, переводя взгляд с Рунсибела на Беатрис и обратно. — Вы… Ваше величество хотите сказать, что… что…

— Королева Беа к вашим услугам, оруженосец, — разрешила она мое недоумение, слегка наклонила голову и задорно улыбнулась.

— К моим услугам?! — Тут уж мне волей-неволей пришлось покинуть свое ложе, чтобы воздать должные почести царственным супругам. К несчастью, прыжки мне и прежде-то не особенно удавались, теперь же, после того как я неподвижно пролежал в постели несколько дней кряду, мои мышцы так ослабели, что я свалился с кровати на пол, как куль с овсом.

— Величественное зрелище, — без тени улыбки прокомментировал мое приземление Рунсибел.

Королева Беа наклонилась было, чтобы подать мне руку, но я с таким отчаянием на нее взглянул и так решительно помотал головой, что она отступила. Король придержал ее за локоть и выжидательно уставился на меня. Медленно, с колоссальным напряжением всех сил, я таки поднялся на ноги. Меня так шатало, что пришлось схватиться рукой за спинку кровати. Но все же это было лучше, чем валяться на полу в присутствии властителей государства. А уж тому, что я предстал перед ними по пояс голым, я решил просто не придавать значения. Не нарочно же оголился, это они и сами понимали. Чтобы не пялиться на них, как неотесанный мужлан, я опустил глаза, немного наклонив голову. Лица королевы Беатрис мне не было видно, но я почему-то не сомневался, что она по-прежнему улыбается.

— Осмелюсь спросить ваше величество, — негромко и почтительно проговорил я, — почему сама королева взялась за мной ходить?

— Потому что меня это забавляло, — весело ответила она. — Поверь, Невпопад, одна из главнейших задач королевы — найти способ развеять скуку, которая является неизбежным уделом супруги монарха.

Мне еще о многом хотелось ее расспросить, но в разговор наш нетерпеливо вклинился король.

— Так он принял мое предложение, да или нет? — спросил он Беатрис.

«Почему не меня самого?» — промелькнуло у меня в голове.

Но королева молчала. Я бросил на нее осторожный взгляд, она едва заметно мне кивнула, давая понять, что я сам должен ответить королю. Набрав полную грудь воздуха, я браво выпалил:

— Я был бы неблагодарнейшим из ваших подданных, если бы осмелился отвергнуть такую редкостную возможность учиться полезному делу и расти над собой, ваше величество!

— Ну-ну, — одобрительно пробормотал король. — А ее величество сообщила тебе об альтернативе?

— О чем? — Я озадаченно нахмурился.

Беатрис покачала головой.

— Ну как же, — благодушно усмехнулся Рунсибел. — Двадцать дюков, если ты откажешься от должности оруженосца и покинешь замок. Это почти вдвое больше той суммы, которую ты отверг.

У меня перехватило дыхание. Почти вдвое больше. Это решило бы все мои проблемы. На долгие годы, если не навсегда. Это было…

Это было…

Это было слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Желание заполучить эту невероятную сумму завладело всем моим существом. Забрать деньги — и поминай как звали. Ноги моей больше не было бы ни в замке, ни в столице, пусть она провалится. Но что-то меня останавливало от принятия такого решения. Внутренний голос нашептывал, чтобы я не поддавался на обманчивую легкость этой новой возможности. Уж не ловушка ли это? В конце концов осторожность взяла во мне верх над алчностью, и я с поклоном сказал:

— Благодарю ваше величество от всей души. Я покорен вашей щедростью, но мне, право же, невыносима даже мысль о том, чтобы продать память матери. Это было бы… равносильно бесчестью. — Кажется, мне вполне удалось придать своему голосу достаточно искренности и убедительности.

Беатрис на это купилась.

— Прекрасно сказано, оруженосец. Благородное решение. Я не сомневаюсь, что, если бы ты дерзнул отказаться от возможности служения великому королю Рунсибелу в качестве оруженосца при одном из его доблестных рыцарей и предпочел бы этому блестящему предложению звон презренного металла, мой венценосный супруг…

— … вышвырнул бы тебя прочь без единого гроша в кармане, — напыщенно закончил король. — Помолчав, его величество с милостивой улыбкой прибавил: — Рад приветствовать тебя, оруженосец. Добро пожаловать в ряды моих приближенных. — Кивнув мне на прощание, он торопливо прошествовал к выходу, но у самой двери остановился и бросил через плечо: — За назначением своим обратись к сэру Юстусу.

От этих слов по спине у меня пробежал холодок. Больше всего на свете мне хотелось раздобыть какую-никакую одежонку, натянуть ее на себя и удрать из замка через ближайший выход, где бы он ни находился.

Но потом я вдруг представил себе, что должен был почувствовать сэр Юстус при известии о моем новом назначении. Я словно воочию увидал его, беседующего с королем. Или с королевой. Вот каким рисовался в моем воображении этот разговор:

«Помните того юношу, который чуть было не отсек своим клинком ваше мужское достоинство, Юстус? Ну, калеку, что поставил вас в идиотское положение? Представьте себе, мы решили произвести его в оруженосцы, чтобы он мог со временем сделаться рыцарем».

О, как он, наверное, побелел бы при этих словах! Как вытянулось бы его надменное лицо!

«Но… Но ваше величество, — заикаясь, пролепетал бы сэр рыцарь, — вы, полагаю, изволите шутить. Ведь он простолюдин! Разве возможно допустить его в наш клуб избранных?! Насколько мне известно, этот уродец не кто иной, как незаконнорожденный отпрыск одного из рыцарей, находящихся на вашей службе. Возможно, что и мой собственный».

«Какое мне дело до всего этого, до ваших альковных похождений, — ответил бы ему король. — Извольте выполнять, что вам приказано, сэр Юстус».

В общем, я многое бы отдал, чтобы хоть краем уха услыхать подобный диалог.

Настроение мое резко улучшилось. В конце концов, удрать из королевского замка я всегда успею. Плевать мне на стражников, я уж как-нибудь исхитрюсь проскользнуть мимо них незамеченным, если в том возникнет нужда. Так почему бы прежде не поразвлечься как следует? Одна лишь встреча с сэром Юстусом сулила мне бездну удовольствия. Как бы ни был он на меня зол, ему придется подчиниться воле Рунсибела и назначить мне наставника из числа рыцарей. Но тут меня снова словно ледяной водой окатило при мысли о том, что Юстус ведь может определить мне в менторы самого себя! Или еще того хуже — сэра Кореолиса! Но я быстро отбросил это опасение. Вряд ли любому из этих сэров захочется, чтобы я по целым дням маячил у них перед глазами как живое напоминание о том эпизоде в зале Справедливости… Скорей уж он по-другому мне отомстит: приставит к какому-нибудь свирепому рубаке, который с меня три шкуры спустит. Вот тогда-то я и уберусь отсюда восвояси.

У меня почти не было сомнений, что именно так все и получится.

Ну и дураком же я был!

Никогда еще мне не доводилось видеть рыцаря, подобного сэру Умбрежу, владельцу Пылающего Испода.

Сказать, что я не ожидал заполучить такого наставника и господина, значило бы не сказать ничего. По правде говоря, когда меня после окончательного выздоровления от болезни препроводили в кабинет магистрата — сэра Юстуса, — я терялся в догадках, чем для меня закончится наша с ним встреча. Полагал про себя, что ко всему готов, к любому исходу. Но оказалось, что ошибался.

Юстус восседал за огромным письменным столом. Когда я вошел в его кабинет, почтительно поклонился и замер у порога, он взглянул на меня лишь мельком и погрузился в изучение какого-то пергамента. Не знаю, так ли уж важен был документ, который он читал, или ему просто хотелось заставить меня поволноваться, почувствовать себя неловко. Думаю, именно мое последнее предположение и было верным. И я решил не выказывать нетерпения, ничем не выдавать своего присутствия, а терпеливо ждать, когда он соизволит заняться мной. Я облокотился на посох и замер, почти не дыша. Если он вознамерился игнорировать меня до бесконечности, что ж, у меня и на этот срок хватит терпения.

Но пауза, которую взял сэр Юстус, тянулась недолго — всего какую-нибудь минуту. Отложив пергамент, он равнодушно воззрился на меня.

— Так-так… Оруженосец Невпопад. Мне сообщили, что вы какое-то время будете находиться при дворе.

— Мне тоже об этом сказали, милорд.

— Обращения «сэр» вполне довольно. «Милорд» — это уж чересчур. — Помолчав, он легонько хлопнул обеими ладонями по столу, так, словно принял какое-то важное решение, и с деланным дружелюбием продолжил: — Хотя нам с вами, оруженосец, и есть в чем друг друга упрекнуть… я на вас не в обиде. — Взгляд его словно ненароком скользнул по моей увечной ноге.

— Я тоже на вас зла не держу, сэр! — подхватил я. А что мне еще оставалось?

— Мы теперь оказались по одну и ту же сторону крепостной стены. И значит, между нами не должно быть недоразумений и недопонимания. Верно?

— Согласен с вами, сэр.

— Будем считать, что данная проблема улажена, — подытожил Юстус таким тоном, словно сам в это верил. Даже улыбнулся — почти что дружески. — Итак, поскольку вы заступаете на должность оруженосца, вам необходимо назначить рыцаря-наставника, из тех, кто нуждается в помощнике. Верно?

— Вполне, насколько мне известно.

— Ну так вот, хочу вас обрадовать. — Он чуть подался вперед, сцепив пальцы. Его надменное лицо приняло восторженное выражение. — Я уже выбрал для вас достойного наставника. Это один из опытнейших рыцарей, которые когда-либо служили нашему славному королю Рунсибелу. Я имею честь знать его долгие годы. Долгие-долгие годы.

— И у этого прославленного рыцаря нет оруженосца?

Сэр Юстус вздохнул и с напускным огорчением подтвердил:

— К сожалению, нет. В настоящий момент. Боюсь, он с ними довольно суров, с бедными юношами.

Ну что ж, я был вполне к этому готов. Юстус решил отдать меня на растерзание какому-то живодеру. Тому, кто, по его мнению, запросто меня сломает. Но у меня, право же, было чем удивить и огорошить их обоих. Напрасно они надеются, что я стану их безответной, легкой жертвой. Подавятся мной эти сэры, но проглотить себя я им не дам. А может, лукавая лиса сэр Юстус надеется так меня напугать, чтобы я тотчас же задал стрекача из замка? Ну уж нет, я уйду, когда сам сочту нужным, когда станет совсем невмоготу, не прежде.

— Вы хотите сказать, он слишком требователен к своим оруженосцам?

— О нет. Нет, дело в другом. Юноши просто… — Он выразительно развел руками. — Просто выбывают из строя один за другим. Убитыми или тяжело раненными, умирающими. Обычно это с ними приключается, когда они в сражениях защищают от нападений своего наставника.

— То есть как это? — Я был совершенно сбит с толку. Но мое недоумение разрешилось неожиданно скоро…

За моей спиной послышался лязг оружия. Звук был такой, словно доспехи и меч вынимали из оружейной комнаты. Поверить, что так жалостно скрипеть и дребезжать своими латами и прочим снаряжением может шагающий по коридору замка рыцарь, было невозможно. Я оглянулся и при виде старика в доспехах, приблизившегося ко мне сзади, чуть не прыснул со смеху.

У него были густые белоснежные волосы, которые росли во всех мыслимых и немыслимых направлениях и стояли над его головой огромной шапкой, словно в результате взрыва, случившегося внутри его черепа. Щеки и подбородок скрывала окладистая белая борода. Доспехи, в которые он вырядился, когда-то наверняка были ему впору, но с тех времен бедняга здорово похудел и теперь просто в них терялся. Усталый и тусклый взгляд старческих глаз ни на чем подолгу не задерживался. Да и вид у старика был изнуренный. Выше меня ростом, он весил, думаю, раза в два меньше, чем я. С пояса у него свисал меч, ножны волочились по полу. Я готов был поклясться, что старик с трудом удерживается от искушения воспользоваться ими вместо посоха, во всяком случае, туловище его заметно клонилось набок. Надо отдать ему должное: через каждые несколько шагов он делал попытку выпрямиться, но после снова слегка заваливался на сторону.

— Я поручаю вас менторскому попечению сэра Умбрежа из Пылающего Испода, — торжественно произнес Юстус — Сэр Умбреж, вот ваш новый оруженосец.

Старик облизнул тонкие сухие губы и воззрился на меня, склонив голову набок. Голос оказался под стать всему его облику — надтреснутый и глуховатый. Тем не менее, заговорив, старикан слегка вздрогнул. По-видимому, его самого удивило, что он еще способен к членораздельной речи.

— Новый оруженосец? — Моргнув, он с недоумением уставился на Юстуса. — А что с моим прежним?

— Да вы и сами отлично помните, — фальшиво бодрым голосом ответил Юстус. Он встал из-за стола и, приблизившись к старику, почтительно взял его под руку. — Сражение с Синим рыцарем и его отрядом. — Покосившись на меня, он заговорил полушепотом, словно сэр Умбреж был неодушевленным предметом: — Бедняга! Никогда не видел человеческого тела, разрубленного на такое количество мелких кусочков. Но зато… — И тут он возвысил голос: — Зато сэр Умбреж уцелел и невредимым покинул поле боя!

— Это правда, так все и было, — закивал Умбреж. Потом качнул головой. — Но с кем мы сражались?

— Нам надо поговорить, сэр, — обратился я к Юстусу, еле сдерживая злость.

— Но разве мы молчим? — с ледяным спокойствием возразил тот.

— Нет ли у вас для меня кого-нибудь… — Я старался подобрать наименее обидное определение, что-нибудь нейтральное, учитывая присутствие здесь старика, чьи чувства следовало пощадить. — Кого-нибудь не столь обремененного годами…

— Надеюсь, вы далеки от мысли отказаться от выпавшей вам великой чести! — с наигранным ужасом осведомился Юстус.

Это он так давал мне понять, что в его лице я приобрел себе злейшего врага. Разумеется, ни о какой случайности речь не шла. Он здорово все рассчитал, я его, выходит, недооценил. Он вверил меня вовсе не жестокому и кровожадному, а совершенно некомпетентному наставнику.

— Признаться, именно это и было у меня на уме, — сказал я довольно равнодушным тоном.

Юстус расправил плечи и напыщенно изрек:

— Сэр Умбреж — один из самых верных и давних союзников нашего короля. Теперь-то, конечно, силы у него уже не те, но если бы вы видели, каков он был в зените своей рыцарской славы! Ему поистине не было равных! Я долго размышлял, долго вынашивал и взвешивал решение предоставить вас попечению сэра Умбрежа. Поверьте, оруженосец, отказавшись от этой чести, вы тем самым нанесете оскорбление лично его величеству Рунсибелу. А наш король скор на расправу с теми, кто дерзнет его оскорбить…

— Но… но я… — Я запнулся на полуслове. Что можно было на это возразить?

— Никаких «но», оруженосец! — строго взглянув на меня, произнес Юстус. — Если вы не желаете оскорбить короля, то соглашайтесь на Умбрежа. Или вы его берете, или я ни за что не ручаюсь. Так как же? Согласны?

Я нехотя кивнул, чувствуя, как над моей головой захлопнулись створки западни.

— Да, сэр.

— Вот и хорошо. Можете идти.

Обойдя свой стол, он вернулся на прежнее место и стал изучать другой пергамент, весь уйдя в это занятие, словно мы с моим новообретенным господином уже удалились и он остался один в кабинете. Но по ясно различимой торжествующей ухмылке на его губах я без труда угадал, насколько ему сейчас не до пергамента, — так велика была его злобная радость. Он плевать сейчас хотел на все документы на свете, он ликовал, что отомстил мне, отомстил жестоко и изощренно.

Я неторопливо приблизился к сэру Умбрежу:

— Я в вашем распоряжении, сэр. С чего мы начнем? Что прикажете мне делать?

Он глубоко задумался над моим вопросом и после продолжительной паузы сообщил:

— Самое лучшее — это начать с начала.

— Так точно, сэр.

Сэр Умбреж побрел к выходу из кабинета Юстуса. Я держался позади и чуть правей него, как и надлежало оруженосцу. В дверях старик сбавил шаг, оглянулся и, заметив меня, помотал головой. Явно силился что-то припомнить. Потерпев в этом неудачу, он мягко спросил:

— С кем имею честь, юноша?

— Я ваш оруженосец, сэр рыцарь. — Вторично представляясь старику столь формальным образом, я старался произносить слова как можно громче, чтобы заглушить сдавленные смешки, которые доносились до меня из глубины кабинета.

— Надо же! А мне, представьте, думалось, что вас давно нет в живых! Что подданные Синего рыцаря вас убили. И рассекли на мелкие кусочки.

— Я тоже об этом слыхал, сэр рыцарь.

Умбреж кивнул, вполне довольный моим ответом, и побрел дальше.

Мне оставалось одно: примениться к ситуации, извлекая из нее для себя максимум пользы и надеясь, что сэр Умбреж из Пылающего Испода отправится на тот свет все же раньше меня.