— КАК ТЫ могла?!

Я быстро шел по коридору, и посох постукивал по каменным плитам в такт моим шагам. Приятная истома, которая охватила все мое существо от выпитого вина и пережитого триумфа, уступила место досаде и раздражению. Я вмиг протрезвел и ощутил неимоверную тяжесть на сердце. В желудке, кстати, тоже. Энтипи семенила рядом со мной, не отставая ни на шаг.

Банкет все еще продолжался, но чувствовалось, что веселье скоро иссякнет, и многие, как и мы с принцессой, уже покинули пиршественный зал. После того как король во всеуслышание объявил, что я вскорости стану его зятем, Энтипи вторично помогла мне подняться с колен, и я машинально добрел до своего места за столом, опустился в кресло и весь остаток вечера просидел словно в забытьи. Кивком отвечал на приветствия и поздравления, доносившиеся со всех концов зала, потягивал вино и втайне надеялся, что все это окажется сном и я сейчас проснусь, чтобы вволю посмеяться над забавной ночной грезой. Но пробуждение все не наступало. И тогда мне стало ясно, что либо это происходит наяву, либо я уже умер и угодил прямехонько в преисподнюю. Не знаю, право, что я предпочел бы, будь у меня возможность выбора.

— О чем ты? — искренне удивилась Энтипи. Я остановился и заглянул ей в лицо.

— О чем?! Да о том, что твой отец только что назвал меня своим будущим зятем! Весь чертов двор слыхал, что мы с тобой собрались пожениться!

— Ну и что? — Она недоуменно пожала плечами.

— Так ведь ты даже не потрудилась спросить, хочу ли я этого! Прежде чем оповещать остальных, могла бы и моим мнением поинтересоваться!

— Зачем?

— Как это — зачем?! — Я просто ушам своим не верил. — Мои намерения, что же, выходит, не имеют для тебя никакого значения? Не играют никакой роли?

— Нет.

— Что?! Да как ты можешь такое говорить?!!

— Очень просто, — улыбнулась она. — Смотри внимательно.

Приоткрыв рот — гораздо шире, чем требовалось, она раздельно и протяжно произнесла:

— Не-е-е-е-т!

— Ты мычишь как недоеная корова.

— А ты ведешь себя как надутый индюк. До чего же ты, оказывается, неблагодарный!

— Я?! Неблагодарный?! Энтипи… — У меня даже голос прервался. — Послушай, но разве, по-твоему, справедливо отказывать мне в праве самому решать свою судьбу?

— При других обстоятельствах, да, это было бы уместно. Но… ты ведь человек необыкновенный, Невпопад. Ты — избранник судьбы, а я — принцесса, и значит…

— О-о-ох. — Я с досадой махнул рукой и, не желая дальше слушать весь этот бред, направился к своим покоям.

Принцесса осталась стоять в коридоре. Но она пробыла там недолго. Не прошло и пары минут, как я услыхал за спиной топот ее ног.

У двери спальни я обернулся и раздраженно бросил:

— Оставь меня в покое!

— Не смей со мной так говорить! Я — принцесса!..

— А я — твой суженый, и это дает мне право говорить с тобой как угодно. Как мне вздумается. Разве нет? Или ты намерена грозить мне пытками и казнью всякий раз, как тебя что-то в моем поведении не устроит? Ты такой себе представляешь нашу семейную жизнь, признайся?

— Возможно, — ответила она, сердито сверкнув глазами.

— Звучит многообещающе. Ты и впрямь не в себе. — Я прислонился к двери и покачал головой. — А твои родители, которые пошли у тебя на поводу, объявив о нашей помолвке, и подавно умом тронулись. Как тебе удалось этого от них добиться?

— Они уважают мои мнения и желания. Они знают, что я тебя люблю…

— Любишь?! Да что ты вообще знаешь о любви?! Ты понятия не имеешь, что это такое! Для тебя вся эта затея с самого начала — всего лишь игра! Твою глупую голову, внезапно сделавшуюся белокурой, продолжают осаждать романтические мечтания, которые не имеют ничего общего с подлинной жизнью! Интересно, кстати, какой же цвет волос у тебя настоящий, природный?

— Рыжий. Почти как у тебя, — хихикнула Энтипи.

— Цвет огня. Что ж, иного я и не ожидал…

— Вот ты опять!.. — Она надула губы. — Я же тебе уже рассказывала, как было дело.

— Но почему это я должен тебе верить, скажи на милость? Ты на что угодно способна. Нет, это же надо такое придумать: объявить во всеуслышание о помолвке, не потрудившись прежде спросить согласия жениха! Здорово, конечно, что оба родителя уважают твои желания и чувства и с ними считаются. Вот только почему мои желания, мои чувства ничего для тебя не значат? И знаете, ваше высочество, на месте короля и королевы я никогда не дал бы согласия на этот неравный союз. Сколько бы вы ни твердили, что любите меня…

— Да, я именно так им и сказала… И еще… еще я им призналась, что мы занимались любовью.

Вот тут-то я уж точно не удержался бы на ногах, если б не посох. Рухнул бы на пол как подкошенный.

— Ты… им… такое… — только и смог выдавить я из себя.

Энтипи жизнерадостно улыбнулась:

— Сказала, что мы занимались любовью. Да ты не волнуйся, я их уверила, что мы оба этого хотели.

Выход из положения, благодарение богам, был найден: я не обязан на ней жениться, ведь никто не заставит меня сочетаться браком с трупом, а в том, что я сейчас ее придушу голыми руками, сомнений быть не могло…

— Значит, вот что ты им сообщила, — хрипло выдохнул я.

— Верно. — Глаза ее затуманились, и, откинув голову назад, она с мечтательной улыбкой произнесла: — Что мы соединялись, как два диких зверя во тьме глубокой пещеры, как два грозовых облака в бескрайнем небе, исторгнувших в момент слияния триумфальное крещендо…

В коридоре раздались шаги. Меньше всего на свете мне хотелось, чтобы кто-то подслушал, как эта маленькая идиотка, стоя у двери моей спальни, упражняется в изобретении поэтических эвфемизмов для обозначения занятий любовью. Я схватил ее за локоть и силком втащил в комнату. Захлопнул тяжелую дверь и только тогда перевел дух. Энтипи сперва опешила — я прежде никогда не позволял себе так бесцеремонно с ней обращаться. Но лицо ее почти тотчас же осветила улыбка. Случившееся пришлось ей по вкусу. Я насторожился.

И тут у меня в памяти вдруг всплыл недавний разговор с королевой. Она сказала, что ни в чем меня не винит, мол, то, что произошло между мной и Энтипи, было вполне естественно, учитывая обстоятельства. Только теперь мне стало ясно, что она имела в виду. Помнится, она еще прибавила, что король сперва гневался, а потом нас с принцессой простил…

— Как два обезумевших от желания горностая…

— Заткнись же! — прошипел я едва слышно. В королевских дворцах, как всякому известно, даже стены имеют уши. — Как ты могла им такое сказать? Мы ведь не были близки!

— Наяву — нет. А в мыслях — да.

— Ничего подобного! — Я возмущенно засопел. — Я, во всяком случае, никогда этого в мыслях не держал! — Тут я, разумеется, слегка приврал. Но только чтобы не поощрять эту ненормальную.

— А я много раз себе представляла, как все это могло бы между нами произойти. И это давало мне право сказать родителям, что мы были близки.

— Черта с два! — Отставив в сторону посох, я стал нервно шагать взад-вперед по комнате. — Боги милосердные, Энтипи! Ты бы хоть о том подумала, что твой родитель, вместо того чтобы пойти у тебя на поводу и объявить о нашей помолвке, мог запросто приказать меня казнить, распалившись гневом на того, кто лишил его юную дочь невинности!

— Лишил невинности, — наслаждаясь звучанием этих слов, повторила она и многозначительно изогнула бровь. — Выходит, ты наконец поверил, что я целомудренна?

— Я верю только в то, что ты сумасшедшая. Неуправляемая, вздорная девчонка, готовая испортить и перевернуть вверх тормашками жизнь всякого, кто имел несчастье приблизиться к тебе. — Продолжая мерить шагами комнату, я так разволновался, что начал отчаянно жестикулировать. — Тэсит, не встреть он тебя, был бы по-прежнему жив!

— Но он меня встретил и он не жив. А ты остался в живых и очутился со мной рядом. — Она снова вопросительно изогнула бровь. — Скажешь, лучше бы тебе оказаться где-нибудь в другом месте?

— Вот именно! Тысячу раз да!

— Ты предпочел бы остаться простолюдином и бродить по городам и весям, прося милостыню и, быть может, промышляя воровством?

— Возможно, — кивнул я, хотя и без особой уверенности. — И между прочим, Тэсит твой по большей части добывал себе пропитание именно таким способом! Воровал и грабил! Но это тебе не помешало в него влюбиться. Или, во всяком случае, убедить себя, что ты его любишь. А Тэсит…

— Тэсит — то, Тэсит — се! Да на небесах твой Тэсит! — Энтипи едва не перешла на крик, игнорируя все мои призывы говорить потише. — Боже, можно подумать, что…

Умолкнув на полуслове, она взглянула на меня с вызовом и насмешкой.

— В чем дело? — растерялся я.

— Сам знаешь.

— Нет, уж изволь объясниться!

— Ты по-прежнему считаешь, что Тэсит мог быть моим любовником и что я стану тебя с ним сравнивать, если ты займешь его место. И разница окажется не в твою пользу.

Тут только я понял, что должен был почувствовать мой бывший друг, когда ему в грудь вонзилась стрела… Едва шевеля пересохшими губами, я возразил:

— Чепуха какая! Я всегда говорил, что ты не в себе… И теперь ты это в очередной раз доказала…

Но Энтипи помотала головой, а потом еще и пальцем мне погрозила:

— Мне следовало раньше об этом догадаться. Ты всегда и во всем чувствовал себя слабее его. И хотя Тэсит мертв, его превосходство над тобой по-прежнему не дает тебе покоя…

— Плевать мне на его превосходство! — выпалил я, позабыв осторожность. — Тэсит тут совершенно ни при чем! Просто это было бы… недостойно! Я всего лишь повел себя как приличный человек…

Энтипи презрительно фыркнула.

— Тебе бы женщиной быть! В ее устах такие слова звучали бы уместно. Неудивительно, что ты себя вряд ли считаешь способным даже свечку для Тэсита держать, а не то что… Наверное, ты и в самом деле никуда не годишься.

Пелена ярости на миг затмила мой взор. А Энтипи как ни в чем не бывало повернулась ко мне спиной.

— Не тревожься ни о чем. Я признаюсь отцу, что солгала, что такой слабак, как ты, даже помыслить не смел…

Но я не дал ей договорить: схватил за руку и развернул к себе лицом. И жадно впился поцелуем в ее свежие упругие губы. Честно говоря, мною двигала вовсе не любовь, а неистовое желание проучить эту самоуверенную девчонку, взять над ней верх, чтобы впредь, зная, на что я способен, она не смела так беззаботно распоряжаться мною и моей жизнью.

Энтипи высвободилась из моих объятий и взглянула на меня с вызовом, изогнув губы в усмешке:

— И это все? Все, на что ты отва…

В ее глазах я увидел Астел, которая издевательски хохотала надо мной. И Тэсита, тот заявил, что настоящий герой — он, а я — жалкий самозванец. Увидел рыцарей и оруженосцев, от которых вытерпел столько насмешек и унижений, мерзкого Строкера — одним словом, тех людей, которые когда-либо причинили мне зло. И я набросился на них на всех разом с дикой яростью, одержимый желанием наконец с ними расправиться.

Я рывком поднял Энтипи и легко, как пушинку, несмотря на свою хромоту, швырнул на кровать. Свечи, которые стояли на низком столике, опрокинулись и погасли — край ее платья смел их на ковер. Но тьму, воцарившуюся в спальне, рассеивал свет полной луны, который лился внутрь сквозь высокие окна. И в этом призрачном свете я разглядел ее глаза. В них по-прежнему горели насмешка и вызов. И еще — желание.

Я дрожащей рукой разорвал ворот ее платья. Она принялась стаскивать с меня камзол. Мы барахтались на постели, являя собой беспорядочное сплетение рук, ног, торсов и голов, которое с каждой секундой все более обнажалось, по мере того как мы срывали друг с друга одежды. Я никогда еще не носил такого роскошного платья, и никогда мысль о том, что с ним станется, не заботила меня менее, чем в те минуты.

Я лежал на спине, и Энтипи покрывала поцелуями мое лицо, шею, грудь. Приникла губами к соску и вдруг вонзила в него зубы. Я вскрикнул от боли, и она нежно прижалась ко мне всем телом.

На миг перед моим мысленным взором вновь предстал возродившийся из пепла феникс, и в глубине сознания мелькнула мысль, что на моем месте должен быть Тэсит…

А после я подумал…

А вдруг это не так?

И эта внезапная, невесть откуда взявшаяся мысль меня просто потрясла.

Что, если… что, если именно я и никто другой с самого начала был назначен на роль героя этой истории? Разве можно исключить, что судьба всегда вела меня в верном направлении, просто я сам принужден был искать предлоги, чтобы ему следовать. И находил их! Черт побери, разве это так уж невероятно? Что, если не прав был Тэсит, а не я? Это ведь вполне возможно. Разумеется, еще как возможно! Этот идиот подставил грудь под стрелы, превратившись в живую мишень. Выходит, с даром предвидения у него дело обстояло не очень…

— Да! Да! — крикнул я вне себя от счастья.

До чего же здорово было ощутить себя не жалким самозванцем, влачащим свои дни в вечном страхе неизбежного разоблачения, а избранником судьбы, достойным всех милостей, которыми она его одарила. Выходит, все именно так и обстояло: несмотря на низкое происхождение, на трагические обстоятельства, при которых я был зачат, на безрадостное нищее детство, я пробился наверх, на самый-самый верх, и судьба мне в этом благоволила. И теперь я с чистой совестью, без всякого чувства вины могу пожинать плоды наших с ней усилий.

Энтипи, не подозревавшая, что я говорил сам с собой, простонала «да» мне в ответ.

Она обвила мои бедра ногами, и я приник к ней, стал покрывать страстными поцелуями ее лицо, шею, ложбинку между грудями. Тела наши слились воедино, и Энтипи хрипло, прерывисто задышала, а я смотрел и не мог насмотреться на ее лицо… На нем появилось новое, прежде мной не виданное выражение — то была уже не самовлюбленная принцесса, а юная женщина, безраздельно принадлежавшая мне одному. Я был полновластным хозяином не только ее тела, но и души. В этот миг призрак Тэсита навсегда нас покинул, он с протяжным и жалобным стоном унесся в бескрайнюю высь неба…

Сжимая в объятиях Энтипи, которая, как и я, изнемогала от страсти, я видел перед собой феникса, языки пламени, плясавшие вокруг сказочной птицы. Из неистового огня, который охватил нас обоих, рождалось нечто не менее прекрасное и великое, чем царственная птица. То была любовь, которую я ощутил в своем сердце, когда в пароксизме страсти выкрикнул ее имя. Она тоже звала меня по имени, и голос ее звенел и прерывался от любви…

— Энтипи… — едва не рыдая от счастья, произнес я. — Я люблю тебя…

— Давно пора, черт возьми, — простонала она, и волна наслаждения подхватила нас и понесла в бескрайнюю пучину на своем пенном гребне.

Проснувшись, я тотчас же зажмурился от яркого света, который лился в спальню сквозь незашторенные окна. Голова принцессы покоилась на моем плече. Пушистое одеяло почти целиком сползло на пол, и лишь край его прикрывал бедра и стройные ноги Энтипи, верхняя часть ее тела была обнажена. Я залюбовался ее маленькой, упругой грудью. Между прочим, у принцессы, при всей хрупкости ее сложения, мускулатура была развита неплохо… что она и доказала на практике во время наших ночных акробатических упражнений… Боже, ее высочество оказалась просто ненасытной…

А еще… она и впрямь до вчерашнего вечера была невинной.

Осмысливая эти открытия, я погладил ее по белокурым волосам. Она улыбнулась во сне и еще тесней ко мне прижалась. И я принялся мечтать.

Я мечтал о совместной жизни с Энтипи. Могли бы мы с ней быть счастливы? Мне было трудно ответить самому себе на этот вопрос. Ведь принцесса малость не в себе. Можно ли доверять человеку, который не вполне отвечает за свои поступки? Хотя, если разобраться… Я по крайней мере твердо знал об этой ее особенности и не питал на счет ее высочества никаких иллюзий. Мне следовало, находясь с ней в постоянном и тесном общении, все время быть начеку — и только. Не так уж это и сложно, в конце концов. Я что имею в виду: вот взять, к примеру, Астел. Уж та-то была нормальной во всех отношениях. И бросилась мне на шею, завлекла в свои объятия, а после ограбила и чуть не убила. Вот чем обернулось мое доверие к ней. С Энтипи же о доверии и речи быть не может. Единственное, что не подлежало сомнению, это как раз то, что она неизменно заставляла сомневаться в себе. В этом была пусть извращенная, но все же логика.

Я размечтался о том, как здорово было бы однажды взойти на трон. Рунсибел и Беатрис ведь не вечные. К тому же они так настойчиво подталкивали меня к мысли, что я как раз тот самый герой, портрет которого выткан на гобелене и который должен стать правителем Истерии. Быть может, выдав за меня свою дочь, они через какой-нибудь десяток лет уйдут на покой, а бразды правления вручат нам, то есть мне? И я, Невпопад, стану полновластным хозяином огромной процветающей страны. Или на худой конец помощником Энтипи в нелегком деле управления государством.

Я зримо представил себе, как Морнингстар по моему приказанию двадцать раз обегает вокруг крепости — в полной боевой амуниции. И так каждый день.

Я мечтал о том, как все станут бояться и уважать меня, как я буду упиваться своей почти безграничной властью над всеми без исключения жителями Истерии. Как я в торжественной обстановке объявлю себя героем, появление которого было предсказано.

Давно уже я не ощущал в себе такой полноты жизни, такого прилива сил. Просто-таки другим человеком себя почувствовал.

Энтипи во сне перевернулась на бок и забросила ногу мне на бедро. Бедняжка, наверное, озябла. Но угол одеяла, которым принцесса была укрыта, от этого ее движения с тихим шелестом сполз на пол, и я залюбовался ее стройными, тонкими ногами, округлыми ягодицами. И усмехнулся про себя.

Какие еще мне нужны доказательства того, что мы должны принадлежать друг другу, что мы друг для друга созданы? Ведь вот оно — родимое пятно у нее на бедре, в точности такое же, как у меня, — язычок пламени…

Надо же, какие на свете бывают совпадения. Глядя на эти одинаковые отметины на наших телах, можно подумать… что мы состоим в родстве.

Мне стало трудно дышать. Кожа покрылась мурашками.

Родовая отметина… точная копия моей… знак принадлежности к одной семье, свидетельство близкого родства…

Я всмотрелся в ее лицо, и наихудшие мои опасения подтвердились. Как же я мог прежде этого не замечать?! Такие знакомые черты…

В памяти моей один за другим стали возникать разрозненные эпизоды нашего с ней недолгого общего прошлого… необъяснимые совпадения… Теперь только все встало на свои места. Недаром же королева отправила за ней именно меня, мне одному поручила с ней подружиться. Она материнским инстинктом поняла, что мы с Энтипи сумеем найти общий язык, что мы во многом так похожи… До меня наконец дошло, почему единороги приходили в исступление, стоило нам только проявить нежность друг к другу. Тогда я ошибся, решив, что они собирались отомстить мне за Тэсита, за то, как я с ним поступил. Но дело было в ином: эти легендарные животные знали, что союз между нами стал бы не чем иным, как гнусным кровосмесительством… Боги, она сама вечером сказала, что у нее от природы волосы того же цвета, что и мои… Она похожа на меня, как… Как сестра…

Я так жутко, так отчаянно взвыл от ужаса, что, не сомневаюсь, даже Тэсит, лежа в своей пещере в Приграничном царстве, услыхал этот крик, и мертвый его рот изогнулся в злорадной усмешке, а губы прошептали: «Поделом же тебе!»