Мы все изменили несколько вечеров назад, Мэри и я. Вот какое это было изменение – Мэри больше не приносила по вечерам для нас еду в белых пакетах, вместо этого я готовил больше, чем обычно на обед для себя. А Мэри приходила и ела.

С тех пор, как я рассказал Мэри секрет о своей драгоценности, я не мог остановиться и рассказывал ей и другие вещи, даже если знал, что она думает, будто это просто придумки. И когда она приходила по вечерам обедать, я просто рассказывал и дальше.

Я рассказал ей о том, как мы раньше работали в саду, когда я был совсем маленький, о том, как Налда навела какое-то колдовство, чтобы я мог спрашивать людей, есть ли у них работа для нас. И еще я рассказал ей о том, как выглядела Налда, в своих юбках, кольцах и с шелковым шарфом на голове.

Я даже рассказал ей много вещей о нашем маленьком трейлере в конце дороги и о диване, который стоял снаружи.

Ей нравилось все это слушать, Мэри. Она всегда внимательно слушала, когда мы ели, и всегда задавала много вопросов. И пока она спрашивала, а я рассказывал, я всегда потихоньку разглядывал ее локоны, которые лежали у нее на плечах, и ее глаза, когда она смотрела себе в тарелку.

Давайте я расскажу вам, что уже происходило несколько раз, несколько раз с тех пор, как мы в первый раз сделали все вот так, в тот вечер, когда мы оба ели рыбу, которую я приготовил.

Кажется, Мэри попросила меня рассказать еще о Налде, и я говорил про нас с Налдой и про ее истории, как она рассказывала мне обо мне самом и как я всегда просил ее самые хорошие истории снова и снова. А потом я рассказал ей, как приходили какие-то люди и пытались забрать меня в школу, а Налда меня прятала. Я даже рассказал немного о том, как Налда начала кричать, случайно, просто вырвалось. Я не хотел рассказывать об этом много.

Это случилось, когда я закончил рассказывать все это и когда мы почти съели рыбу, которую я приготовил, тогда и случилось то, о чем я сейчас рассказываю.

Мэри положила вилку и нож вместе на тарелку и убрала локон за ухо. А потом облизнула губы и громко причмокнула.

– Вкуснятина какая, – сказала она и улыбнулась. А потом она стала говорить своим искусственным голосом: – Я думаю, мне надо пойти и припудрить носик. – И она встала с кресла и пошла в туалет.

И я вот тогда первый раз забыл убрать свою банку в безопасное место, и та все еще висела на крючке в туалете, когда пришла Мэри. А я не вспомнил об этом, пока Мэри не ушла.

Я все прибрал и почистил – свою вилку и все прочее, – и все это лежало вместе с лупой рядом с туалетом. Но я все равно немного волновался, что Мэри все это увидит. А еще я знал, что она не сможет использовать туалет, пока это все лежит там, и что ей придется вернуться, чтобы я смог это убрать. Так что я убрал тарелки в раковину, пока ждал, что она вернется, и проклинал себя.

Когда Мэри вернулась, она выглядела как-то странно. Она немного хмурилась и смотрела на меня так, будто хотела что-то спросить.

– Это?… – спросила она, показывая мне что-то. Потом нахмурилась больше. – Это ты так шутишь со мной? – спросила она, и я постарался для нее улыбнуться. Но она не улыбнулась мне в ответ. Вместо этого она хмурилась и дальше и смотрела на меня. Потом зашла в комнату и повернула кресло от стола к раковине. И села на него.

Я толком не знал, что делать, потому что она ничего не говорила. Она просто сидела, хмурилась из-под локонов, иногда было похоже, будто она хочет рассмеяться, если я только правильно ее понял, но потом она хмурилась еще больше. Так что я повернулся к раковине и включил воду. Потом я положил туда тарелки и все прочее.

Она начала говорить, когда я выключил воду, но очень тихо и не своим искусственным голосом.

– Я… Ты правда веришь во все, что ты мне рассказал, – сказала она. – Да? – А когда я повернулся к ней, она смотрела на меня таким взглядом, какой очень похож на тот, которым на меня иногда смотрела Налда. Когда она бывала очень обеспокоена. Как в тот раз, когда я упал с дерева, на которое забрался в одном из наших садов, я тогда лежал на земле на спине и ждал, пока что-нибудь заболит. Или когда в другой раз я стоял слишком близко к Налде, когда она копала, и она ударила меня лопатой по голове. Мэри смотрела на меня с таким же выражением – с тем же выражением, с которым Налда бросила лопату и осматривала мои волосы. Так что я посмотрел на дверь.

– Я не думала, – сказал Мэри, все еще очень тихо и все еще своим обычным голосом. – Я никогда не думала… но я ведь не ошибаюсь? Эта банка и все те другие вещи, они ведь не для того, чтобы подшутить надо мной? Ты действительно веришь во все то, что ты мне говоришь, веришь, что все это правда, да?

Я кивнул. А еще улыбнулся, чтобы посмотреть, изменится ли что-нибудь. Но ничего не изменилось. Лицо Мэри быстро стало похожим на лицо Налды, когда та собиралась плакать – когда я что-то с собой делал, а она плакала. Тогда Мэри сказала:

– О, мистер Рейнеке…

И она встала с кресла и пошла ко мне. А я так и не понял почему.