«Бесстрашный» плавно лег на предписанную парковочную орбиту для встречи с «Колдуном». Планета Медуза тусклой светящейся сферой ворочалась далеко внизу. Так себе планетка, подумала Хонор, разглядывая ее на дисплее визуального наблюдения. Она прекрасно понимала, что ее сосредоточенность на Медузе проистекает от необходимости думать о чем угодно, только не о предстоящей беседе со старшим по званию. Но мнение о пункте назначения как о самом невзрачном мире, когда-либо ею виденном, сложилось независимо от настроения.

Серо-зеленый шар оживляли только облачные узоры и сверкающая белизна полярных шапок. Даже глубокие узкие моря имели всего лишь чуть более светлый оттенок того же вездесущего серо-зеленого — бурлящей каши планктона и более крупных растительных форм. Расплодись такое варево на Сфинксе, экологи в мгновение ока подняли бы шум до небес. Планета имела экстремальный наклон оси, более сорока градусов, что в сочетании с прохладным светилом породило климат более жестокий, чем даже на Грифоне, обращавшемся вокруг Беты Мантикоры. Местная флора неплохо приспособилась к суровой окружающей среде, но демонстрировала удручающее отсутствие разнообразия. Медузу покрывал мох. Тысячи — миллионы! — разновидностей мха. Короткий пушистый мох вместо травы. Более высокорослый щетинистый мох играл роль кустов. Боже правый, даже на месте деревьев торчали большие неряшливые кучи мха. Впервые узрев подобный пейзаж воочию, Хонор удивилась, насколько реальность отличается от изображения.

Она скорчила кислую гримасу и решительно перевела взгляд на другой экран. КЕВ «Колдун» дрейфовал на той же орбите, примерно в сотне километров, и женщина сглотнула горькую зависть, смешанную с застарелой ненавистью.

Корабли класса «Звездный Рыцарь» представляли собой новейшие тяжелые крейсера КФМ. В три с половиной раза больше «Бесстрашного», они вшестеро превосходили его по огневой мощи. Огромный, элегантный, он висел в пустоте, одним своим присутствием насмехаясь над престарелым корытом Хонор, а поскольку она знала, кто командует этим красивым судном, ей стало совсем мерзко. Она-то считала, что достигла самого дна. Вот теперь не осталось ни малейшего сомнения.

Дежурный рулевой зафиксировал «Бесстрашный» неподвижно относительно «Колдуна», и Харринпгон глубоко вдохнула, гадая, понимает ли кто-нибудь из экипажа, почему Нимица оставили в каюте. Ставить их в известность она не собиралась.

— Вызовите мой катер. Лейтенант Веницелос, примите вахту.

— Есть, мэм, — отозвался Веницелос. Он с любопытством наблюдал, как капитан вышла из лифта и направилась к ангару.

Пока катер преодолевал пустоту между «Бесстрашным» и «Колдуном», Хонор сидела молча, сложив руки. Она испытывала искушение воспользоваться одним из ботов, но подобное проявление хвастовства представлялось излишним. Обычный катер двигался гораздо медленнее. Даже самые эффективные маневровые двигатели не выжимали ускорения, развиваемого импеллерами, а втиснуть в эту скорлупку даже самую компактную импеллерную установку и прилагающийся к ней компенсатор инерции не позволяли размеры суденышка.

Для Хонор поездка оказалась короткой. Слишком короткой. Несмотря на собственное стремление поскорее со всем покончить, последние тридцать часов она провела в ужасе перед этим моментом.

Направляющие «Колдуна» захватили катер. Он вздрогнул и поплыл, подстраиваясь под внутреннюю гравитацию тяжелого крейсера. Ярко освещенный ангар проглотил крошечное судно, тихонько звякнул металл стыковочной люльки, опояски люков замкнулись, и загорелся зеленый индикатор давления.

Харрингтон засунула берет под погон, одернула полы кителя, расправила плечи и решительно шагнула в открывающийся люк и дальше, вдоль по туннелю, туда, где раздавались отрывистые команды боцмана и приветствие вспомогательного состава.

Юнг не спустился встретить ее лично. Видимо, из желания нанести оскорбление. В подобных вещах он отличался непревзойденным мастерством. Но, по крайней мере, его отсутствие принесло некоторое облегчение. Заодно появился шанс собрать волю в кулак и восстановить внутренние защитные барьеры перед неизбежным столкновением.

Женщина отсалютовала невысокому квадратному офицеру, возглавляющему вспомогательную команду.

— Разрешите подняться на борт, сэр?

— Разрешаю, коммандер Харрингтон. — Он отсалютовал в ответ и протянул руку. — Пол Тэнкерсли, старпом «Чудотворца».

Голос у офицера оказался глубокий и рокочущий, пожатие крепкое, в острых глазах светился оттенок любопытства. Хонор гадала, не дошли ли до него слухи относительно нее и Юнга.

— Если вы позволите проводить вас, коммандер, — продолжал Тэнкерсли после короткой паузы, — то капитан ждет в центральном.

— Ведите.

И они вдвоем прошли сквозь строй к ожидающему лифту.

По дороге никакой светской болтовни не получилось, из чего Хонор заключила, что старпом знает о ней не много. В конце концов, не мог же он начать беседу со слов: «Коммандер, правда, что вы с нашим капитаном все еще ненавидите друг друга до мозга костей?» В сложившихся обстоятельствах самым мудрым, несомненно, являлось благоразумное молчание, и Харрингтон кисло усмехнулась. Лифт остановился.

— Сюда, коммандер.

Она проследовала за Тэнкерсли по короткому коридору к люку центрального поста. Офицер набрал код допуска, шагнул в сторону, и капитану «Бесстрашного» почудился оттенок симпатии, мелькнувший на лице старпома, когда она проходила мимо.

Капитан лорд Юнг восседал за столом для совещаний, изучая лист машинописного текста. Он даже не поднял глаз на вошедшую. Хонор стиснула зубы, дивясь на себя. Такое тривиальное пренебрежение — а так ее разозлило! Она подошла к столу и молча остановилась с твердым намерением не вступать в разговор первой.

Павел все еще оставался красавчиком. Разве только немного располнел. Короткая бородка прекрасно скрывала наметившийся двойной подбородок, а китель сидел безупречно — как и всегда, даже в Академии, где всем полагалось носить одинаковую, флотского пошива, униформу. Однако правила не существовали для Павла Юнга — старшего сына и наследника графа Северной Пещеры.

Хонор понятия не имела, как он исхитрился организовать себе ссылку на станцию «Василиск». Возможно, просто повел себя в свойственной ему манере. Высокое покровительство обычно ускоряло офицерскую карьеру — как-никак, Юнг, окончивший курс всего годом раньше Харрингтон, попал в Реестр пять лет назад. А стоит фамилии офицера оказаться в Реестре капитанов, и в конце концов адмиральский чин ему гарантирован. Если только офицер не сотворит чего-нибудь настолько ужасного, что Флот его с позором выгонит. Попавшему в заветный список оставалось только прожить подольше и получить адмирала по выслуге лет.

Звание, как пришлось узнать многим, еще не гарантировало трудоустройства. Некомпетентные, продолжая числиться в штате, часто оказывались без команды и на половинном жалованьи. В теории предполагалось, что «половинщики» обеспечивают резерв кадровых офицеров на случай внезапной нехватки личного состава. На практике ими в основном становились выходцы из родовитых семей, слишком важные, чтобы выгнать их с королевской службы, но слишком безрукие и безголовые для реального ее несения. Очевидно, Юнг пока не угодил в эту категорию, но почти целый земной год, проведенный им на «Василиске», выглядел весьма прозрачным намеком на то, что кое-кто в Адмиралтействе отнюдь не в восторге от его квалификации.

Несомненно, сложившаяся ситуация сделает общение с ним еще менее приятным.

Капитан «Колдуна» перестал прикидываться, будто читает бумагу, изящным движением положил ее на стол и поднял глаза.

— Коммандер. — Ровный тенор скрыл враждебность, словно бархатные ножны — лезвие кинжала.

— Капитан, — ответила Хонор тем же бесстрастным тоном.

Рот Юнга скривился в короткой полуулыбке. Сесть он не предложил.

— Для меня огромное облегчение видеть ваш корабль. С тех пор как отбыл «Неумолимый», нам больше, чем обычно, не хватает рук.

Харрингтон молча кивнула, и он откинулся на спинку стула.

— Как вам известно, станция «Василиск» страдает хронической недоукомплектованностью личного состава, и, боюсь, «Колдун» печально задержался с перевооружением. Вот это, — Юнг постучал пальцем по бумаге, — список наших самых срочных ремонтных работ. — Он улыбнулся. — Вот поэтому я так рад видеть вас, коммандер. Ваше присутствие позволит мне вернуть «Колдун» на Мантикору для постановки в док.

Хонор прикусила губу изнутри и ничем не выдала смятения. Если Юнг отправляет собственный корабль на Мантикору, он, несомненно, собирается перебраться на «Бесстрашный». От перспективы делить с ним рубку ее едва не затошнило. Сохранять видимость спокойствия, одновременно пряча свои мысли, было весьма затруднительно.

— В сложившихся обстоятельствах, — продолжил Юнг спустя мгновение, — и ввиду обширной природы наших нужд, мне кажется, было бы нецелесообразно просить коммандера Тэнкерсли взять на себя ответственность за ремонт «Чудотворца». — Он протянул ей диск с данными. — Таким образом, коммандер Харрингтон, я намерен сопровождать «Колдун» обратно на Мантикору и лично проследить за работами.

На сей раз удивление полностью скрыть не удалось. Он же старший офицер на станции! Он что, собирается пренебречь лежащей на нем ответственностью за систему?!

— Я, разумеется, вернусь так быстро, как только смогу. Понимаю, мое отсутствие может оказаться… неудобным для вас, и я приложу все усилия, чтобы по возможности сократить его, но, по моим оценкам, необходимая профилактика и ремонт отнимут у нас, по меньшей мере, два месяца. Более вероятно, — лорд Юнг снова улыбнулся, — три. В течение этого времени вы остаетесь старшим офицером здесь на Василиске. Ваши инструкции — на диске. — Он позволил стулу принять вертикальное положение и снова взял в руки бумагу. — Это все, коммандер. Вы свободны.

Хонор слабо помнила, как очутилась в коридоре. Диск с данными врезался в ладонь, так сильно она его сжала, и женщина заставила себя медленно расслабить мышцы руки.

— Коммандер?

Харрингтон оглянулась на возглас, и капитан Тэнкерсли отпрянул. Выражение ее лица на мгновение испугало его. Темные глаза почти дымились, словно раскаленная сталь, а уголок плотно сжатого рта чуть подрагивал в легком тике. Она быстро взяла себя в руки и выдавила улыбку. Старпом попытался было сказать еще что-то, но поднятая в предостерегающем жесте рука заставила его снова отступить в спасительный нейтралитет.

Хонор глубоко вдохнула, вытащила из-под погона белый берет и, ощущая на себе разом потяжелевший взгляд Тэнкерсли, аккуратно водрузила символ капитанской власти на голову. Ее жест выглядел вполне рассчитанным оскорблением человеку, с которым она только что рассталась. Правила воинского этикета запрещали капитану надевать свой форменный головной убор на чужом корабле.

Харрингтон обернулась к провожатому, в темных глазах сверкал вызов. Офицер вызов не принял и, пока провожал гостью до лифта, довольствовался молчанием.

Хонор была благодарна ему за это молчание, голова у нее чуть не лопалась от мыслей. Почему-то вспомнилась ужасная сцена в кабинете начальника Академии: гардемарин лорд Юнг, в гипсе из-за переломов ребер и ключицы и с расквашенными губами, по приказу начальника извиняется перед гардемарином Харрингтон за «неподобающие выражения и действия», — после чего в его личное дело записывают официальный выговор «за недостойное поведение».

Надо было все рассказать, тоскливо подумала она. Но Павел-то был сыном могущественного аристократа, а она — всего лишь дочерью отставного военного медика. И не особенно красивой к тому же. Кто бы поверил, что сын графа Северной Пещеры попытался изнасиловать великовозрастную деревенскую дуру, которая даже хорошенькой не была? И где доказательства? Они оказались одни — об этом Юнг позаботился! — и она была так потрясена, что убежала к себе в комнату, вместо того чтобы немедленно доложить командиру. К тому времени, когда о происшествии стало известно, дружки оттащили негодяя в медпункт с какой-то сказкой про падение с лестницы по дороге в спортзал.

Тягостная картина сменилась менее тяжелыми воспоминаниями. На память Хонор пришел случай, имевший место раньше, при свидетелях, когда она дала резкий отпор самоуверенным заигрываниям Юнга. Не будь она столь изумлена, столь растеряна его внезапным интересом и явной уверенностью в ее согласии, она, может, отклонила бы его приставания более изящно. Но ей никогда прежде не приходилось сталкиваться с подобной проблемой. Отказать, не задев гипертрофированное самолюбие нахала, не удалось, и ему это не понравилось. Несомненно, именно это «пренебрежение» его гордостью и спровоцировало дальнейшие события, но и немедленная его реакция на резкость Хонор была достаточно мерзкой, а в Академии весьма неодобрительно относились к сексуальным домогательствам, особенно когда они принимали форму оскорбительных высказываний и унижающего поведения старших курсантов по отношению к младшим. Комендант Академии адмирал Хартли был в ярости на него за этот случай, но кто поверил бы правде?

А ведь Хартли поверил бы, подумала она. Хонор уже давно поняла это и теперь ненавидела себя за молчание. Оглядываясь назад, она могла распознать его намеки, его едва ли не открытые просьбы: рассказать ему все. Не будь у начальника собственных подозрений, он вряд ли потребовал бы, чтобы Юнг извинялся после того, как она сделала из него бифштекс. Павел не учел ни силы, ни скорости реакции, дарованных гравитацией Сфинкса, не говоря уже о дополнительных тренировках по рукопашному бою, которые давал ей старшина МакДугал. Сбив мерзавца с ног, она уже не позволила ему подняться. Его счастье, что он полез к ней в душевой, когда рядом не было Нимица, ибо присутствуй там еще и древесный кот, негодяй был бы далеко не так красив сегодня.

Вообще-то хорошо, что Нимица там не было. Хонор честно призналась себе в первобытном удовольствии от того, что сама, своими руками избила гада за ту гнусную попытку. Конечно, возмездие оказалось совершенно непропорциональным официально зафиксированной обиде, но никто не сомневался, что никакого «падения» не было. У Хартли могло недоставать улик, но он никогда не обошелся бы с Юнгом так жестко в сложившихся обстоятельствах, если бы не имел совершенно определенного мнения о том, что произошло на самом деле.

Но тогда она этого не понимала и твердила себе, что уже и так разобралась с этим делом. Что скандал только повредит Академии. И чем меньше говорить об этом, тем скорее происшествие изгладится из памяти, поскольку все равно ей никто не поверит. И без того достаточно мерзко оказаться замешанной в нечто столь унизительное и оскорбительное, чтобы еще и выставлять это напоказ! Она почти слышала смешки по поводу невзрачной девушки-лошади и ее «иллюзий». В конце концов, она и впрямь несколько перегнула палку. Не было нужды дубасить его до потери сознания. От самообороны она перешла к наказанию.

Таким образом, замяв дело, она проиграла дважды. Попытка изнасилования являлась одним из проступков, за которые со службы выгоняли без разговоров. Будь Юнгу предъявлено подобное обвинение, не носить бы ему офицерской формы никогда, несмотря на высокое происхождение. Но его не обвинили. Харрингтон не выжила его со службы и заработала себе врага на всю жизнь, ибо Павел никогда не забывал, что она избила его до крови. И не простил ей унижения, когда его заставили извиняться перед ней в присутствии начальника Академии и его первого помощника. А влиятельных друзей, и на службе, и вне ее, у него хватало: Хонор не раз чувствовала их руку в ходе своей карьеры. Как он злорадствовал, взвалив на ее плечи полную ответственность за всю систему Василиска, — и оставив ее с единственным устаревшим легким крейсером выполнять работу, которая пришлась бы впору целой флотилии! Мелочная жестокость… вполне в его духе.

Когда лифт достиг катерного ангара, она уже достаточно овладела собой, чтобы пожать Тэнкерсли руку и заставить свой голос звучать почти нормально, когда прощалась с ним и садилась в свой катер.

Хонор устроилась на сиденье и попыталась представить реакцию экипажа на новое осложнение. Люди, несомненно, расценят отбытие «Чудотворца» как очередное доказательство того, что их перевели на самый никчемный пост, какой нашелся во Флоте, и бросили. Но скоро они поймут, какое тяжелое бремя взвалил на них Юнг. Ее корабль, один-единственный, должен будет патрулировать всю систему и отслеживать весь поток транспорта, проходящий через терминал Василиска, что в принципе невозможно.

Они не в состоянии присутствовать в нескольких местах одновременно. Даже попытаться — значило довести всех до морального и физического истощения.

Чего, собственно, и добивался Юнг. Он оставил ей невыполнимую задачу, довольный сознанием того, что неудача будет, в данном случае, занесена в личное дело Хонор. Ей, в отличие от него, еще только предстояло войти в Реестр, и если она провалит свое первое независимое командование, каким бы образом оно ей ни досталось, не видать ей новых нашивок как своих ушей.

Если уже не провалила, резко и сердито тряхнула головой женщина. Пусть Юнг ее подставил, добиваясь, чтобы она потерпела фиаско и разрушила свою карьеру, но все равно это лучше, чем служить под его началом. Пусть себе катится на Мантикору. Чем скорее он покинет данную звездную систему, тем лучше! И в одном Хонор была уверена: она не может работать хуже, чем он.

Однажды она уже сделала из-за него ошибку. И не позволит себе второй раз наступить на те же грабли. Чего бы это ни стоило, она привыкла выполнять свои обязанности и отвечать за то, что делает. И куче высокородного дерьма, вроде Павла Юнга, ее не победить.

Харрингтон выпрямилась и взглянула на диск с инструкциями. В глубине ее темных глаз вспыхнул опасный огонек.