Ты знаешь, в лондонском обществе ничто не ценилось более уважаемой фамилии, а Виктория д'Арбанвилль при рождении получила одну из старейших и самых почитаемых. Детство ее было чередой полезных уроков: ее обучали говорить на английском, французском, итальянском, немецком, латыни и немного — по-русски; она умела рассуждать о дарвинизме, притом не слишком напирая на сродство меж человеком и обезьяной; она умела петь лучшее из Монтеверди, хотя предпочитала Кавалли. Родителям ее было, в общем-то, все равно, какая музыка нравилась Виктории, — их заботило лишь одно: как выдать дочь за джентльмена. Именно так полагалось поступать викторианским леди.

Виктория не подвергала сомнению подобное будущее, пока не повстречала Тома Веннигтона. Не Томаса — этот человек был Томом каждой клеточкой тела. Они оказались вместе на одном званом ужине — Том (в скверно сидящем костюме) явился за компанию с городским приятелем. После ужина мужчины удалились в гостиную, и главными темами разговора были парламент и Библия. Тому было нечего особенно сказать об этих вещах, хотя, в случае необходимости, он мог бы порассуждать о земле. Он был фермер до мозга костей, как и все его предки.

Виктории была непривычна неотесанность Тома, однако, всякий раз в последующие недели, когда эти двое сталкивались, специально или случайно, девушка испытывала непременный восторг. Том же прожил в Лондоне на месяц дольше, чем намеревался; он терпел балы, чаепития и оперы, надеясь вновь увидеть Викторию. В конце концов у приятеля Тома, сколь ни был он богат и щедр, закончились костюмы, чтобы одалживать другу. Том слишком хорошо знал: поля едва ли станут засевать себя сами, — и ему пришлось принимать решение: возвращаться домой в одиночестве либо собраться с духом и обойти камень преткновения. Кстати, выражению этому он научился у Виктории.

Д'Арбанвилли пришли в ужас, впервые заподозрив интерес дочери к этому, этому, этому… фермеру! Впрочем, было уже слишком поздно. Виктория не только цитировала леди Макбет — она направила всю свою деятельную энергию (если не сказать — преступные намерения) на составление планов. Вскоре стало ясно, что язык цветов Тому непонятен, и тогда Виктория устроила ему персональную экскурсию на старейшую лондонскую фабрику по производству паровых машин для сельскохозяйственных нужд.

Лондонская многолюдная суета была в корне чужда Тому. Знакомство с девушкой его дурманило, но в голове крутилась одна мысль: жизнь его ей совершенно неизвестна. Теперь же, этой экскурсией, Виктория продемонстрировала, что желает научиться вести сельское хозяйство. Управляющему заводом она задавала вполне осмысленные вопросы — очевидно, постаралась как можно больше разузнать про паровые машины сама, еще до поездки на фабрику. Именно это убедило Тома, что другой женщины для него нет и быть не может.

Том сделал Виктории предложение; она поняла, что долгие дни в гостиной закончились. И тут же ответила «да», без жеманства и сомнений. Она уж больше не была Викторией; она готовилась начать новую жизнь и стать его любимой Вики.

Возражений родителей заметно поубавилось, когда те узнали, сколько у Тома земли в собственности, и пара сочеталась браком, устроив церемонию — слишком шикарную, на вкус Тома. Вики переехала в огромное поместье Веннигтонов, что одной стороной смотрело на их поля, а противоположной выходило к Северному морю. Довольно странное расположение для дома, но прабабушка Тома в свое время затребовала вид на «место, где земля кончается и обрывается в море».

Вики частенько выговаривала Тому, если тот забывал побриться, а Том дразнил Вики, что каблуки у нее слишком высоки для фермерской жены. Однако в глубине души Вики трепетала от вида резко очерченного и щетинистого подбородка мужа, а он обожал смотреть, как покачиваются ее бедра, когда она ступала в городских башмаках. От запаха его пота она покрывалась мурашками, а он, едва заслышав нотки ее духов, вдруг принимался тереть шею не слишком чистым платком. В Лондоне тело ее лишь угадывалось смутными очертаниями под платьем, но на ферме Вики сразу же слилась с земными стихиями. Она разводила огонь и кипятила в гигантских чайниках воду для вечернего купания Тома. Она сжимала мехи, нагнетая воздух, потела и улыбалась, воображая, как будет ласкать мужа. Именно во время этих вечерних купаний Вики впервые в жизни стала любоваться своими руками. Позабыв свои детские занятия фортепьяно, она соскребала грязь с тела Тома.

В пору урожая Вики понесла. За зиму она поправилась, а родила весной. Мальчика Вики назвала Александром; Том звал его Алом. Деревенский воздух сделался еще слаще, чем всегда.

По утрам они стояли на утесе, с малышом на руках, и смотрели, как уплывают вдаль рыбаки. Они частенько так стояли, с самого начала своей семейной жизни, и в первый год после рождения младенца ничего не изменилось. Том закрывал глаза и представлял, что сам плывет по воде. В молодости он даже подумывал записаться в Королевский флот, но отбросил эту затею, когда отец после смерти оставил ему ферму.

А все же имелась у Тома небольшая лодочка, и он спускал ее на воду по воскресеньям. В одно такое воскресенье, в начале ноября, в день, похожий на все остальные дни, он позвал с собой и Вики. Урожай уже собрали, и можно было провести весь день наедине. Вики ответила, что ей нездоровится и хочется побыть с малышом.

— Но ты плыви, — напутствовала она. — Хорошего дня!

С утеса Вики с Александром на руках смотрела, как Том выводит лодку из гавани и правит в океан, как лодка все уменьшается, уменьшается, исчезает на горизонте. Вики поплотнее запахнула пальто и подоткнула детское одеяльце. Надвигался ветер — она всем телом это почувствовала и поспешила назад, в дом. «Вот уж и ноябрь, — думала она. — Как всегда, незаметно наступил…»

Ветер холодным дыханием нагнал шторм, внезапный и очень жестокий. Вики была в доме — заснула с головной болью, прижимая к себе ребенка. Она все ерзала и ворочалась, но вдруг проснулась от ужасного разряда молнии над полями. Вики подскочила в постели, Александр расплакался. Она вручила сына горничной, набросила первый попавшийся плащ и побежала к краю утеса.

Там, у горизонта, Вики высматривала мужнину лодчонку. Ничего… лишь гневно бурлили серые волны.

Вскоре из усадьбы за ней послали, хотели увести Вики в дом, боялись, как бы ветер не сбросил ее со скалы… Там, внизу, такие острые камни, упадешь — и искромсают на клочки… В доме все принялись успокаивать Вики:

— Том хороший моряк! Он найдет убежище, пристанет к берегу, переждет шторм в безопасном месте… Он вернется, когда все закончится…

Вики рассеянно кивала; ей хотелось верить.

Такого ужасного шторма никто и не помнил за долгие годы — он не стихал целых три дня. Вики металась от дома к утесу, а там все стояла, пока кто-нибудь не уводил ее в дом уговорами, что Александр плачет и требует внимания.

Наконец шторм утих. Темные небеса распахнулись, солнечный свет хлынул в просветы меж облаков. Вики вернулась к своему обрыву и простояла весь день, дожидаясь возвращения мужа. Но тот не появился.

На следующий день Вики собрала поисковый отряд. Тома многие любили, и все имевшиеся лодки отправились прочесывать гавань.

Ничего. Вообще ничего. Лишь широкие пустынные водные просторы. Как будто океан проглотил все свидетельства существования Тома. На третий день рыбаки нерешительно прекратили поиски. Каждому нужно было кормить собственную семью. Они пообещали Вики, что будут следить за водой по мере сил.

Она не стала — не могла! — так легко сдаваться. Наняла моряка с лодкой и еще шесть недель искала мужа сама. Вики изучила каждый скалистый изгиб береговой линии. Но в середине декабря задули ледяные ветры и прогнали Вики и нанятую ею лодку прочь. Настало время прекратить поиски утраченного и заботиться о живых. Маленькому Александру нужна была мама.

Работники трудились все так же, хотя всем на ферме не хватало наставлений Тома.

Хорошо еще, что урожай успели убрать до шторма. Рождество было ужасно: ни наряженной елки, ни жареного гуся.

Год, что начался так хорошо, с весеннего рождения Александра, закончился в печали.

Постепенно Вики вернулась к жизни, но по-прежнему носила лишь черное. Окрестные жители прозвали ее «вдовой Веннингтон». Поступали довольно щедрые предложения о покупке фермы, но она решила, что продавать не будет. Казалось неправильным избавиться от земли, что много поколений принадлежала семье Тома, вдобавок Вики не хотела отказываться от дома, в котором любила и была так любима. Да теперь уж она и не смогла бы вернуться к жизни в лондонском обществе. Слишком много грязи скопилось под ногтями.

Но самое главное, земля — это все, что должно было остаться Александру от отца. Эта земля и была Томом. В ту первую свою одинокую зиму Вики изучала земледелие, пыталась узнать все, что можно, ради пропавшего мужа и маленького сына. Ей нужно было заниматься хоть чем-то, чем угодно, чтобы реже вспоминать о том, как несправедливое море украло у нее Тома. Каждое утро, с восходом солнца, Вики целый час проводила на утесе.

— Том погиб, — говорили окрестные жители. — И как же она не понимает? Бедняжка!

С приходом весны Вики развернула бурную деятельность. Поначалу работники сомневались в ее указаниях, но вскоре стало понятно: хозяйка знает, что делает, — и перешептывания прекратились. Деньги Веннингтонов из рук Вики были нисколько не хуже, чем из рук Тома. Она усердно старалась доказать, что справится, и хотя земля была не столь щедра, как в прошлом году, урожай оказался вполне хорош. В годовщину исчезновения Тома Вики сняла вдовий траур, но по-прежнему каждое утро ходила к обрыву. Она не могла бы этого объяснить, но сама верила, что отлив каким-то образом уносит ее любовь туда, к Тому.

Спустя годы ферма стала процветать. Вики прославилась как знатная хозяйка и проницательная деловая женщина. Ей доставались лучшие работники — ведь и платила она больше всех, а все потому, что и сама много зарабатывала. В итоге она принялась скупать окрестные фермерские угодья, по справедливой цене, и хозяйство под ее руководством неизменно давало все более высокие доходы.

Вики трудилась двадцать два года и стала самой значимой землевладелицей во всей округе, а Александр вырос здоровым юношей, дельным и сильным — и телом, и душой. А потом, в один прекрасный день, он повстречал живую и смышленую девушку из городка по соседству, влюбился в нее, сделал ей предложение и получил согласие. Вики чувствовала, что сын будет счастлив.

И все эти двадцать два года, каждое утро, она целый час стояла на утесе и всматривалась в изломанную, заветную линию прибоя. Триста шестьдесят пять дней в году. Все знали, что она ждет мужа. Восемь тысяч дней. В дождь, ветер, слякоть, снег, солнце — вдова Веннингтон не замечала погоды. Восемь тысяч часов. И ни разу не покинула она свой одинокий наблюдательный пункт на краю мира, там, где земля обрывается в море.

Осенью, после свадьбы Александра, случился ужасный шторм. Кажется, самый страшный с тех пор, как пропал Том. По странности, он налетел в то же самое время, в воскресенье, в начале ноября, когда Вики потеряла мужа. Ревел ветер, однако ничто не могло преградить Вики путь к утесу. Честно говоря, непогожие дни ей даже больше нравились — она чувствовала себя ближе к пропавшему мужу. Вики стояла, вытянув руки, принимая всей кожей дождь и шептала имя любимого:

— Том, Том, Том, Том… — Волосы ее развевались. Она прокричала прямо в ураган: — Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя! Всегда буду любить!

Александр зачарованно и смятенно наблюдал в окно. Он воспринимал как должное этот обычай матери, ведь другой жизни не помнил, но сегодня она вела себя иначе. Обычно тихо и задумчиво смотрела вдаль, теперь же металась по берегу, точно марионетка в шторм. Александр поспешил к матери, попытался успокоить:

— Мама! Я тебе раньше никогда не мешал… Пойдем же в дом, здесь опасно!

Вики крикнула, заглушая ветер:

— Нет!

Александр попытался удержаться против ветра. Против матери.

— Сколько ни смотри, все равно!

Вики покачала головой.

— Нет, не все равно.

Александр поплотнее запахнул дождевик, натянул желтый капюшон и крикнул:

— Никто не сомневается в твоей любви!

Вики отвернулась от сына, к морю, и тихо прошептала, так тихо, что он не расслышал:

— Мне просто хочется помнить о нем…

Дождь хлестал по земле, выбивая ручьи и канавки. Почву размыло, все поплыло под ногами. Между Вики и Александром прорезалась трещина — основание утеса не выдержало двадцати двух лет стояния на том же месте. Александр лихорадочно рванулся к матери, с широкими от ужаса глазами просил взять его за руку. Вики потянулась к сыну, но в последний момент замерла. Страха больше не было, и она с улыбкой уронила протянутую руку.

— Ради Бога, мама!

Договорить Александр не смог. Выл ветер, шумел дождь, повсюду гремели громы и молнии, но никогда еще он не видел мать столь спокойной, прекрасной… Как будто она долго-долго ждала своей очереди и, наконец, дождалась. Земля под ней осела, и на глазах сына Вики исчезла за краем крошащегося обрыва.

Тело так и не нашли. А в округе говорили: «Наконец-то она встретилась с любимым своим Томом».