— Надеюсь, Кайл не доставил вам неудобств, оставив вас здесь со мной?

Рейн сразу же повернула голову, перестав любоваться статной лошадью, которая до этого приковывала ее внимание, и улыбнулась пожилому мужчине, севшему около нее. Посмотрев на Бенедикта-старшего, Рейн подумала: вот каким будет Кайл через двадцать лет. Между отцом и сыном было большое внешнее сходство, хотя Дэвид Бенедикт был, вероятно, на два дюйма ниже и немного стройнее. Он был атлетического телосложения, гибкий и плотный, что действительно свидетельствовало о регулярных занятиях теннисом и ручным мячом (об этом ей сказал Кайл). Она также знала, откуда у него этот красивый Загар, контрастно подчеркивающий седину волос, — он был поклонником и горных лыж, причем из очередной поездки в альпийский лагерь вернулся совсем недавно. Глазами отец и сын тоже походили друг на друга — у обоих они были ярко-синие, хоти у отца в них запечатлелась вселенная усталость. Словом, это был красивый человек и обаятельный, хотя имел довольно циничный нрав, к которому надо было привыкнуть.

— Совсем нет, мистер Бенедикт, — ответила Рейн на его вопрос, и она действительно так думала. — Я с удовольствием смотрела, как все прекрасно.

Сидя на стульях в освещенной солнцем комнаты, они видели перед собой через окно панораму конюшен, выстроенных позади массивного дома в германском стиле, за которыми виднелись известные всей округе фермы, простиравшиеся, насколько видел глаз. Правда, эта земля не обрабатывалась Бенедиктами в течение нескольких поколений, о чем Кайл рассказал ей еще в машине, однако и в прошлом их предки жили здесь хороню. Как и у них, главное сельскохозяйственное состояние Дэвида Бенедикта составлял скот, выращиваемый на зимних пастбищах. Что же касается нескольких американских и английских верховых лошадей, включая черного жеребца-производителя, на котором несколько минут назад ускакал Кайл, то их здесь держали для удовольствия.

Этот прекрасный семейный дом, как и многие старинные жилища Филадельфии, мог показаться историческим, поражая воображение своими колоннами, богатыми гобеленами и коврами, а также каминами, сложенными почти в каждой комнате. Но Рейн нашла его размеры и богатство достаточно безвкусными и была рада, что Кайл не планировал поселиться здесь после женитьбы. Недаром он сам переехал отсюда, чтобы жить поближе к месту работы, вследствие чего Дэвид Бенедикт остался на долгое время один и у него сформировался свой стереотип жизни. Так или иначе Рейн не хотела приводить своего малыша под эту крышу, несмотря на предложение, сделанное Бенедиктом-старшим уже через несколько минут, после знакомства с будущей снохой.

Интересно, думала Рейн, поглядывая на него, только ли внешнее сходство было у них с Кайлом общим, а Дэвид, видимо, угадав ее мысли, усмехнулся и опять принялся за свое:

— Вы, конечно, сюда не переедете? Напрасно. Мы могли бы превратить одно верхнее крыло жилое помещение. Там места больше, чем нужно для игр ребенка, и я держу достаточно народа, чтобы вам не пришлось, как в городе, приглашать приходящую няню. — Он протянул ей руку как бы за утешением. — Я знаю, мне не следовало поднимать снова этот вопрос. Сын сказал ясно, когда звонил мне вчера вечером, что его дом станет вашим жильем. Но вы же можете винить меня за то, что я хотел бы другого решения. Я мечтаю, чтобы все Бенедикты опять собрались под одним кровом.

— Так и будет, — успокаивала его Рейн. — Только не каждый день. Все так делают. Вы будете восхищаться Стивеном, — добавила она с абсолютной уверенностью.

— Я вижу, что вы и Кайл не расходитесь во мнении по этому пункту. Он, конечно, лечил и лечит многих малышей, но никто из них не был для него так дорог, как этот мальчик. Вообразите мое удивление, когда я, вернувшись из Вермонта вчера вечером, узнал, что мой Кайл приобрел разом невесту и сына! Он обещал, что я увижу и внука через несколько дней. Теперь, когда Стивен нашел себе маму и папу, я понимаю осторожность Кайла, который не хочет вешать на него еще и дедушку.

— Он узнал, что у него будут новые родители только три дня назад. — Рейн слабо улыбнулась. — Ваш сын умеет убеждать и детей и взрослых, мистер Бенедикт. Он добился разрешения на временную опеку Стивена меньше, чем за неделю. Процесс усыновления будет труднее, но мы не видим особых проблем, кроме времени.

— Это время вы можете тоже использовать для обоюдной пользы. Узнать друг друга лучше как муж и жена, научиться быть родителями. Вам, Рейн, этот срок позволит постепенно привыкнуть к сочетанию материнства с нагрузками вашей профессии. Кайл говорил, что вы с партнершей владеете магазином и собираетесь продолжать работать. Я восхищен этим. Женщине нужен свой интерес и за пределами домашнего очага. — Он одобрительно улыбнулся. — И зовите меня просто Дэвид, если не трудно. Я не прошу вас звать меня папочкой. Вы, вероятно, так звали своего папу?

Значит, Кайл не все рассказал ему о ее судьбе. Деликатно с его стороны. Но, пожалуй, слишком.

— У меня нет семьи, Дэвид. Я воспитывалась в детских домах, — откровенно призналась Рейн, и его синие глаза сузились.

— Тогда это все объясняет.

— Что объясняет?

— Те качества, которые вижу в вас. Загадочность, например. Или обостренное чувство самостоятельности. И прежде чем вы обидитесь, позвольте мне сказать вам, что я нахожу вас очень привлекательной. И, смею сказать, моего сына тоже. — Его улыбка на секунду показалась циничной. — Он редко добивался связи с кем-либо из женщин до настоящего времени.

— А что вам дает уверенность, что ему уже не придется этого добиваться со мной? — спросила Рейн, глотнув холодного напитка. Дэвид Бенедикт виделся ей таким же прямолинейным, как и его сын, если не больше! Что бы он ответил, если бы она сказала ему, что несмотря на достижений согласия, их будущий брак пока основывает исключительно на желании дать Стивену дом? Но Бенедикта-старшего не так-то просто сбить с ног.

— Так же было и со мной, когда я женился на его матери, — подхватил он. — Это была единственная женщина, которая меня избегала. Я тоже И ходил ее нервной, истеричной и совершенно невыносимой. Когда я наконец уговорил ее выйти за меня — кстати, скорее из моего упрямства, чем из желания иметь такую жену, — Кэтрин сделала меня счастливым человеком.

— Так ее звали… Кэтрин? — переспросила Рейн, сообразив, что Фонд поддержки обездоленных детей, в том числе и Стивена, видимо, назван в ее честь. — Кайл как-то говорил о ней. Судя по всему, он ее очень любил.

— Они обожали друг друга, — согласился Дэвид. — Оба моих сына, возможно, были внешне похожи на меня, но Кайл был, в основном, сыном своей матери. Я никогда не жалел, что он унаследовал от нее такие черты характера, как сила духа, чувствительность, живость восприятия… Все эти особенности привлекали меня и в Кэтрин. Было вполне естественно, что эти черты характера достались Кайлу. — Он пожал плечами в сочетании с улыбкой, обращенной к Рейн, и эта деталь поведения очень напомнила ей Кайла. — Мой младший сын Расс был совсем ребенком, а Кайл только начал ходить в школу, когда у жены было обнаружено заболевание костей. Через несколько лет назад умерла. Она была чудесной женщиной, невероятно сильной и храброй. Кайл очень привязался к ней, особенно за годы ее болезни, и нарушил мои планы ввести его в наш бизнес. Вместо этого он начал изучать ортопедию. Если он не мог спасти свою мать, то решил спасать других от такой же судьбы. И хотя я чувствовал себя преданным, первым признал, что уважаю выбор моего сына и восхищаюсь им. — Дэвид встретил ее взгляд прямо, пытаясь понять, как она восприняла его слова.

— Расс был еще одним камнем преткновения, который мы должны были преодолеть, — продолжал Бенедикт-старший. — Кстати, говорил ли Кайл о своем брате?

— Только то, что он погиб несколько лет назад.

— В апреле будет три года с тех пор, как это случилось.

Ожидая услышать подробности, Рейн все же поняла, почему пожилой человек вместо этого замолчал. Как и Кайл, при разговоре о Рассе Дэвид становился немногословным и подавленным. Видимо, оба чувствовали горечь потери слишком сильно, чтобы распространяться на эту тему.

Молчание затянулось. Вскоре Рейн поймала себя на том, что ее взгляд прикован к окну, и она следит за лошадью и всадником, появившимися на площадке перед домом. Черный жеребец был сильно разгорячен скачкой, выглядел свирепым и даже более пугающим в движениях, чем раньше, когда Кайл седлал его в загоне.

— Я не разбираюсь в лошадях, — сказала она, — но Кайл, кажется, умело обращается с этим норовистым жеребцом. Он такой большой и грозный. А зовут его, если не ошибаюсь «Черт»… То есть это означает «дьявол», не так ли?

— Да, ему подходит эта кличка, — согласился Дэвид. — Так же думает и Кайл. — Рейн повернулась, когда он кивнул головой в ту сторону, где по поляне скакал Кайл. — Этот Черт и был тем жеребцом, который сбросил Расса. — Признание вызвал у Рейн дрожь, и она вновь быстро посмотри на скачущую фигуру. — Я хотел его списать в запас после этого, — продолжал Дэвид, — но Кайл остановил меня. Никто не ездил на нем с тех пор, никому не разрешали. Да и Рассу-то раньше разрешали довольно редко. Теперь Черт принадлежит Кайлу.

— Он опасен? — спросила Рейн, боясь за Кайла. Но он, казалось, полностью подчинил мощного зверя. Вот сейчас они оба перемахнули забор, словно демонстрируя технику перед судьями конных состязаний.

— При нормальных условиях нет, — усмехнулся Дэвид. — Но как любой скаковой жеребец, он имеет строптивый характер. Расс это знал. Кайла не было в тот вечер, когда случился этот инцидент, а то бы он никогда так и не приручил бы жеребца.

— Вы бы возражали? — спросила Рейн тихо, вспомнив, как Кайл однажды сказал ей, что в несчастном случае виноват его отец.

— Кайл очень решительный. — Дэвид усмехнулся, опять напомнив ей Кайла. Он сделал долгий глоток, посмотрел в стакан, будто думая, как продолжить болезненную тему. — Я уже сказал вам, что Кайл был сыном своей матери, — сказал он наконец. — Ну вот, а Расс был моим сыном. Даже, когда он был маленьким ребенком, у него была невероятная сноровка отгадывать кроссворды, загадки, считать. Его манило все, что нужно было преодолевать. Я должен был бы раньше понять, что именно он был кандидатом на продолжение моего дела. Тем более, что Расс не уставал расспрашивать меня о каждом моем дне, о моей работе, и слушал с большим интересом. Но я надеялся на Кайла как на человека, которого хотел сделать своим преемником. Кажется, Расс был в восьмом или девятом классе, когда я стал серьезно смотреть на его отличные работы по математике, радоваться похвалам в его адрес. Кайл тогда уже был почти студентом медицинского колледжа, поэтому я на него уже не мог надеяться. И вот я, как бы в отместку, переключился на Расса. Ему было четырнадцать лет, когда я стал брать его на выходные и во время каникул в контору. Он вел себя по-хозяйски уже тогда. — Дэвид улыбнулся. Воспоминания отца были горькими и приятными одновременно. — Я, помнится, проигнорировал замечание Кайла о том, будто бы краду у Расса его юность. Конечно, у него мало оставалось времени, чтобы ходить на свидания или заниматься спортом в школе, но я считал, что делаю правильно. Его приняли в Гарвардский университет, — сказал он гордо. — Первые два года я был вне себя от радости.

— А потом? — спросила Рейн, стараясь представить себе юное дарование, которым, вероятно, был Расс.

— Потом как-то вечером он приехал ко мне и сказал, что встретил девушку. Он собирался жениться, хотел сделать это как можно скорее, и ему было нужно мое благословение.

— А это было для вас так ужасно?

— Теперь нет… Тогда да. Конец его будущего виделся мне как конец его интереса к делу, которому надо отдавать всего себя. И мне показалось, что из-за этой измены делу я фактически потерял надежду и на второго сына. Я рассердился, когда все мои доводы не смогли убедить его, сказал ему, что больше не буду помогать ему… пока он не оставит эту, как я думал, идиотскую затею.

— Он отказался?

— Да. Он заявил, что любит ее. Я сказал, что она, должно быть… — Он болезненно сморщился. — Ну вы представляете, что можно иногда ляпнуть во взбешенном состоянии. Расс был ярости. Очень странно, но только когда он стоя передо мной и кричал, я понял, как много она для него значила, хотя был слишком сердит, что бы успокоиться. Я дал ему выплеснуть все эмоции и безучастно смотрел, как он взобрался на Черта, из этого окна… И это был последний раз, когда я видел его живым. Жеребец прибежал один через час. Мы обнаружили у забора сломанную верхнюю часть, это было самое высокое препятствие. А около забора мы увидела Расса. Падая, он ударился головой о камень и погиб. Даже Кайл не смог бы спасти его, окажись он здесь.

Они некоторое время молчали, Рейн чувствовала, что любые ее слова сочувствия не уместны. Трагедия затронула что-то глубоко внутри нее самой, и она загрустила. Ей было жаль отца и оставшегося брата и, разумеется, ту, которую Расс любил. Глаза Рейн увлажнились, но она сдержала слезы, сосредоточившись на чем-то за окном.

— Что стало с девушкой?

— Никто не знает. — Голос Дэвида стал жестче — Она не пришла на похороны… даже не связалась с нами. О смерти моего сына говорилось в университетских кругах и за пределами его. Она должна была бы знать.

— Вам не удалось найти ее? — Он усмехнулся. — Я даже не знаю, как она выглядит. О, я припоминаю, что Расс называл ее имя в тот вечер, но я не запомнил и упустил столько времени. Мне было не до розыска. И стоило ли? На сама показала, как ей дорог мой сын.

— Теперь вы знаете все семейные тайны, — закончил он свой рассказ и нашел даже силы пошутить. Шутка была мягко саркастической и нацеленной больше против него самого, чем против нее. — Все еще хотите носить фамилию Бенедикт? Я скажу за вас, с вами легко говорить. Я редко обсуждаю, что произошло с Рассом с кем-нибудь, кроме Кайла… Не вижу в этом необходимости. — Он отставил бокал. — Хотите сказать, что у вас есть свое объективное мнение?

— Это, может быть, не то, что вы хотите услышать, — сказала Рейн медленно, — но я думаю, что вы принимаете на себя слишком много вины. Что же касается фактов, то ведь Расс поехал на Черте в плохом настроении. Юноша заставил жеребца перепрыгнуть забор, который был для него слишком высоким. Несчастный случай стал следствием его гнева.

— Гнева, который я, в свою очередь, спровоцировал.

— Но он был уже не ребенок, который не может контролировать свое безрассудное поведение. А вы готовы потратить всю свою жизнь, убеждая себя, что это вы довели его до гибели. Но что это докажет? Разве ваше раскаяние вернет его?

Ей показалось, что он рассердился, и она подумала, что зашла слишком далеко. Дэвид снова взял свой бокал, сделал глоток, потом повернулся и посмотрел на нее.

— Передо мной таким образом два варианта одного и того же мнения — ваш и Кайла. Я с досадой и нетерпением выслушивал доводы моего сына эти 3 года, но когда ту же мысль высказываете вы, это добавляет им весомости. — Он даже улыбнулся при этих словах. — Есть и еще одна черта, унаследованная Кайлом от Кэтрин… Искусство доводить ситуации до требуемого конца. Кажется, вы берете у него неплохие уроки. И вообще до меня только сейчас дошло, что мы поладим, вы и я, — сказал он далее. — И я не возражаю против того, чтобы Кайл и в личной жизни хорошо закончил то, что собирался сделать. Добро пожаловать в нашу семью, Рейн! — Настроение у не опять было хорошим и он приложил ее руку к своим губам. — Я с удовольствием приму вас как дочь.

Радость, подаренная его словами, начала таять, как только Рейн увидела, в каком настроении Кайл возвратился из своей поездки. Поднявшись наверх, чтобы сменить выцветшие джинсы и поношенную кожаную куртку, он слишком долго задержался перед тем как подойти к ним. Странное напряжение чувствовалось в нем, оно было почти осязаемо. Едва допив кофе, которое налила Рейн, он отказался от приглашения на обед, сделанного будущим супругам его отцом, и этим озадачил обоих. Рейн поглядывала на него вопросительно, не догадываясь, что произошло. Через полчаса она сидела около Кайла в машине, уже попрощавшись с Дэвидом Все это было очень неожиданно. Сомневаясь, имеет ли она право спрашивать ею, но все время желая это сделать, Рейн молча сидела и смотрела, как машина проезжает милы за милей. Наконец любопытство победило.

— Что там такое случилось? — спросила она нервно, расправляя юбку на коленях. Кайл бросил на Рейн беспокойный взгляд.

— Что ты имеешь в виду?

— Я думаю, что это и так ясно. Что случилось с твоим настроением?

В его взгляде почувствовались ирония и раздражение.

— Не слишком ли это самонадеянно с твоей стороны спрашивать сейчас о моем настроении?

— Извини. — Она обиделась, и ее голос это выдал. Она выглянула из заднего окошка и молча упрекнула себя. Почему она позволяет, чтобы Кайл — человек, за которого она выйдет замуж в будущую пятницу, все еще погружался а свои мысли и чувства, далекие от нее, да еще дает отпор всякий раз, когда она случайно или нарочно пытается проникнуть в его мир?

— Нет, это ты извини, — сказал Кайл. — Рейн повернулась, изучая его бесстрастное лицо, а он тяжело вздохнул. — Я открыл комнату моей матери. Это всегда так на меня действует… Слишком много воспоминаний. Как-нибудь я возьму тебя туда и ты увидишь сама. Во-первых, мама очень любила семейные фотографии. У нее везде в спальне фотографии в рамках. Школьные, более поздние портреты, старые снимки… Даже графитовые рисунки, на которых изображены Расс и я около какого-то доброхота. Мне было около 15 лет, а Рассу было 2 года… Когда я увидел этот рисунок, я почти поверил…

— Чему? — спросила она, не понимая всех нюансов его настроения. Простыми чувствами нельзя было объяснить его состояние. Казалось, что-то существовало подспудно, что-то давило на его сознание.

— Ничему. — Он вынудил ее замолчать так бесцеремонно, что это могло быть сделано только с намерением. Затем посмотрел на нее своими яркими синими глазами и спросил без обиняков:

— Все еще сомневаетесь, выходить ли замуж, Рейн?

— Нет. — Она согласилась с изменением темы разговора, чувствуя при этом некоторое смятение. — Мы ведь делаем это, в основном, для Стивена, — продолжала она, чтобы убедить его в своем непоколебимом к нему отношении. — Так как никто из нас не приобрел прав на мальчика в отдельности, самое лучшее, воспользоваться ситуацией

Взгляд Кайла посуровел, когда Рейн посмотрела на него из-под ресниц. Она ожидала, что он опровергнет ее, но этого не произошло, глаза его потемнели.

— Думайте так или иначе, если хотите, любимая. Конечный результат для меня будет такой же, — холодно произнес он.

Большинству гостей свадьба показалась красивой и торжественной. Только для новоиспеченных супругов этот праздник слегка отдавал горечью. Рейн стояла возле Кайла в своем кружевном платье, чувствуя что-то вроде обмана, совершенного ею, когда она принимала поздравления от гостей-мужчин и объятия женщин. Мег, выглядевшая шикарно в своем синем костюме, обняла Рейн и Кайла, лицо ее сияло от удовольствия: «Я так рада, что у Стивена теперь есть вы оба. Это, как сказка, которая стала правдой!» Андреа выражала те же чувства, но Фелисити, знавшая истинное положение дел, была более осмотрительна, она пристально посмотрела на красивое, спокойное лицо Рейн, прежде чем молча обнять ее.

Рейн тревожно поглядывала со стороны на своего мужа, и не раз ее глаза встречались с его взглядом, в котором можно было прочесть все что угодно и это совсем не успокаивало ее. Поздравления почти закончились. Джени подбежала к Кайлу, жалуясь, что не может развязать узел на ленте, связывавшей маленькую корзину с цветами. Улыбнувшись, Кайл опустился на одно колено около маленькой цветочницы, и, пока он выручал ее из беды, Дженни смотрела на него восхищенными карими глазами. Рейн нагнулась, чтобы погладить темноволосую головку ребенка, и почувствовала к ней нежность. Дженни была очаровательна, она напоминала Фелисити в миниатюре в своем розовом сатиновом платье. В больших глазах девочки была недетская торжественность — видимо, от сознания ее сопричастности к ритуалу праздника.

Вся церемония была великолепна, тем более если учесть небольшое время, затраченное на приготовления, и то, что прием удалось организовать в относительно маленьком помещении, смежном с часовней госпиталя. Свадебный торт казался слишком высоким (чтобы не занимал много места, он был сделан ярусами), но достаточно нарядным, и, по мнению некоторые гостей, был по вкусу выше всяких похвал. А Рейн не находил этого, давясь своим куском, который, по традиции она получила при обмене порциями с Кайлом. Она не ощущала ни аппетита, ни приподнятого настроения и потому почувствовала значительное облегчение, когда Дэвид Венедикт, почти такой же красивый в своем темном костюме, как и Кайл, пришел ей на помощь:

— Я никогда не видел более красивой невесты, — сказал он мягко, целуя Рейн в щеку и ущипнув сына за плечо. — Быть с тобой, Кайл, и с такой красавицей для меня большая радость. А еще большей радостью будет, если вы оба поведете меня наверх познакомиться с моим новоиспеченным внуком.

— Я хотела бы сначала переодеться, — ответила Рейн. Фелисити увязалась за ней, и они через несколько минут вернулись. Рейн чувствовала себя много уютней в шелковом китайском платье, сменив и подвенечные туфли цвета слоновой кости на подходящие к случаю «лодочки». Перед тем, как покинуть гостей, ей полагалось бросить им букет цветов, и Андреа поймала его и обвязывавшую розу ленту, поднеся душистую гроздь к лицу, отчего ее зеленые глаза таинственно заблестели. Попрощавшись с гостями, Рейн прошла сквозь кортеж мужчин.

Стивен был рад видеть маму и папу, но немного испугался и Кайла в незнакомом элегантном костюме, и Рейн в ее шелковом платье. Потом он совсем растерялся, увидев Дэвида, незнакомца.

— Стивен, — Кайл подошел к постели, взял маленькую ручку в свою большую, — я хотел бы, чтобы ты познакомился с моим папой. Он теперь твой дедушка, и ты можешь называть его «дед», если хочешь.

Реакция Дэвида при виде ребенка удивила и растрогала Рейн, синие глаза пожилого джентльмена заблестели, в них появились слезы. Голос его слегка дрогнул:

— Здравствуйте, молодой человек. — Он торжественно протянул руку. Стивен выбрал для пожатия большой палец, он был все еще не уверен, что это «свой» человек, хотя немного заинтересовался. — Хороший у тебя выбор, — добавил Дэвид, кивнув на гору гостинцев у кроватки.

Стивен гордо погладил белую пластмассовую коробочку с фломастерами, которые Кайл подарил ему. Набор назывался «Колосок». Судя по обилию подписей на лежавшем тут же атласном листе бумаги, это были автографы всех штатных сотрудников четвертого этажа. Стивен вынул ярко-красный фломастер и протянул Дэвиду: «Ты тоже нарисуй!»

— Где? — Дэвид подошел ближе и нагнул седую голову. Потом послышался скрип пера. — Вот, сделал… Здесь написано — Дэвид Бенедикт.

— Нет! — крикнул Стивен. — Дедушка!

Дэвид испугался и обрадовался одновременно. Он опять нагнулся, чтобы заключить написанное в кавычки. Голос его стал обычным.

— Как скажешь, внучек.

Рейн кинула взгляд на Кайла и обнаружила, что он изучает своего отца внимательно. А почему бы и нет? Разве он не хотел, чтобы дед и внук привязались друг к другу? Между тем Рейн видела, что Стивен все больше очаровывал деда своими забавными гримасами. И тот, растрогавшись, саданул:

— У меня когда-то были два таких малыша, как ты.

— Куда ж они делись? — спросил круглоглазый Стивен.

— Они выросли. — Почтенный джентльмен непроизвольно разогнулся и обменялся взглядом с Кайлом. Рейн не смогла сдержать слез, а Кайл положил свою худую руку на плечо отца, который продолжал. — Ты во многом напоминаешь мне их. Приятно будет иметь малыша, с которым можно поиграть. Когда-нибудь мы пойдем в зоопарк… А, Стивен? Или в морской порт Филадельфии, чтобы покататься на подводной лодке?

Он продолжал сыпать предложения, которые были непонятны двухлетнему мальчику, но очень интриговали его, и Стивен живо кивал. Поначалу Рейн беспокоилась, но потом решила про себя, что должны же дед и внук найти общий язык друг с другом — пусть даже это будет в форме абсурда.

Время расставаний наступает рано или поздно. Пришел и час разъезда по домам. Машина супругов остановилась перед домом Кайла, въехав во двор. Он, нажав кнопку, открывающую дверь гаража, загнал свой «порш» внутрь и выключил двигатель. Потом повернулся к Рейн, изучая ее бледные черты при свете салонного плафона, гладил волосы у нее за ухом. Эта нежность, однако, не повысила ее настроения.

— Ну вот мы и дома, — сказал он, открывая дверцу машины.

Рейн полупривстала, пытаясь выбрать из сумок свадебные подарки.

— Оставь. Я притащу это завтра, — сказал он и подождал, пока она выйдет и закроет дверцу. Тут Кайл неожиданно поднял ее на руки: «Традиция», — сказал он, успокаивая ее взглядом. Сердце ее сильно билось. Но Рейн заставила себя расслабиться, позволила пронести себя через порог его — нет, их дома. Он внес ее внутрь. Руки его были теплыми, и нежным было прикосновение. Едва поставив ее на ноги, он сказал: — Мне бы хотелось выпить, а тебе?

Рейн отказалась, но последовала за ним в комнату. Она сразу увидела кучу тарелок, ножей и вилок, фарфоровой посуды. Около серебряного ведерка со льдом, где охлаждалось шампанское, лежал листок бумаги. Кайл посмотрел на записку, и улыбнулся. «Это от отца, — объяснил он, — сервируя стол. — Наилучшие пожелания нам обоим. И, кажется, это первый раз, когда отец использовал данные мной ключи. Я думал, что они пригодятся ему, когда он в городе, но он всегда предпочитает возвращаться на ферму», — добавил Кайл.

Рейн уже пришла в себя и вешала пальто в ближайший шкаф.

— Что бы то ни было, но пахнет хорошо. Что у нас тут? — Она подошла к кофейному столику, чтобы поднять крышки расставленной на нем посуды. — Утка в апельсиновом соусе, — Удивилась она, — желудевые кабачки, детский снежный горошек…

— И шоколадный мусс в холодильнике, как сказано в записке, — сказал Кайл. — Ну вот, все готово. Шампанского, миссис Бенедикт?

— Да, спасибо. — От этого впервые услышанного обращения ее пронзило волнение и серые глаза потемнели. Кайл вынул пробку и наполнил бокалы.

— За нас, — произнес он просто, — и за нашего будущего сына.

«Стивен», — пронеслось в мозгу Рейн. И вдруг до нее дошло, чего они старались достичь и в чем были трудности. Предстояло создать уютную и счастливую жизнь для малыша. Стать для него родителями. Но как могло что-то получиться, пока она и Кайл вели себя как противники? Стивен слишком раним и внимателен к любой мелочи. Он сразу же почувствует, если у них с Кайлом будет что-то не так. А ведь «не так» уже бывало постоянно, и вина, в большинстве случаев, падала на нее, причем, если честно относиться к себе, то заслуженно. Вечно она была то слишком подавлена, то слишком испугана, то слишком щепетильна, чтобы полностью отдаться нормальным интимным взаимоотношениям. Это была отрезвляющая мысль, которая, видимо, что-то изменила в выражении ее лица. Во всяком случае Кайл, посмотрев на нее, поставил свой бокал, чтобы сказать, что он очень устал.

— Кайл… — сказала она, чувствуя, что сейчас ей нужно что-то сделать, чтобы удержать в себе пришедшее к ней озарение. Было тяжело, но надо было пройти этот путь. Ее глаза уставились на него. Трясущейся рукой она поставила стакан на низкий столик. Потом подошла к нему, положила руку на его мускулистую руку, чтобы почувствовать ее тепло своей ладонью. Она уловила его мужской запах, и сердце сильно забилось.

— Да? — Своей ободряющей интонацией он, казалось, помогал ей, а быстрый блеск в его глазах придавал ей смелости. И она продолжала:

— Я хочу, чтобы этот брак не был пустой формальностью.

— Ради Стивена?

— Конечно, ради Стивена, — согласилась она. — Но и ради меня и тебя.

Его глаза стали вновь очаровательно синими, нее охватило внезапное удивление, что этот очень привлекательный мужчина был теперь ее мужем. Он обнял ее, лицо его стало строгим, но это было не похоже на недовольство, которое бывало прежде.

— Я попросил тебя стать моей женой, Рейн. Я думаю, это что-то для тебя значит. Если тебе нужны мои заверения…

— Они мне, возможно, понадобятся, — согласилась она, взглянув на него тревожно. — Я провела всю жизнь, стараясь избегать серьезных связей такого рода. Мне казалось, что это было самое мудрое решение. Самое надежное, как я полагала.

— Потому ты с первого дня наших взаимоотношений всецело переключилась на Стивена.

— Это совсем другое дело. Стивен был таким невинным, беззащитным. И покинутым. — Она пожала плечами. — Я ведь была такой сама, помнишь?

— Я помню. — Кайл притянул ее к себе и стал гладить. От его дыхания шевелилась прядка волос.

— Расскажи мне о твоем отце.

— О нет, Кайл, — застонала она, не желая разрушать атмосферу лирической задушевности и погружаться в тяжелые воспоминания. Вздохнув, она закрыла глаза, но спустя мгновение поняла, что было слишком поздно уклоняться от вопросов.

— Если я сказала тебе, что он был бесчувственный человек, — начала она медленно, — то я была неправа. Он был добрый, обходительный, вежливый. Теперь я понимаю, что сделала с ним смерть матери, как тяжело было самому растить ребенка. Он пил и, должно быть, не всегда имел работу, потому что я помню, что он бывал дома большую часть дня. Обычно когда ему удавалось найти работу, за мной присматривал наш сосед. Иногда я была голодной, — Она почувствовала, как Кайл обнял ее. — Нечасто, но иногда. Я думаю, моя болезнь была для него благословением, возможностью успокоиться и знать, что за мной ухаживают, меня кормят, снимая бремя с его плеч. Поэтому, сдав меня в больницу, он и не вернулся за мной. Я ждала его три года…

— А потом? — спросил Кайл, все еще лаская ее.

— Потом я была вынуждена примириться со своей судьбой. Но горечь обиды так и осталась со мной. Мне казалось, что уже одно мое существование было достаточной причиной, чтобы заставить отца бороться с обстоятельствами. Но, оказалось, что это не так. Впечатление было такое, что я не значила для него ничего.

— Может быть, ты больше всего для него значила, — возразил Кайл. — Предположим, он пришел к выводу, что любая жизнь была бы для тебя лучше, чем та, которую он мог тебе предложит. Тогда это было самопожертвование, а не оставление на произвол судьбы.

Она подумала над его словами, но размышления Кайла так отличались от того, во что она привыкла верить, что она не могла с ним согласиться. Видимо, угадав это, он сменил тему разговора.

— Рейн. — Кайл приласкал ее, он видел ее лицо. — Ты понимаешь, как я себя чувствовал, когда ты влетела в хирургическую с этой историей… а я ничего не мог сделать? А потом, помнишь, я был в ярости, когда ты отказалась отвечать на мои звонки.

— Ты имел право быть в ярости, — согласилась Рейн.

— Вот видишь, сколько было всяких глупостей. Теперь я хочу заботиться о тебе. Защищать тебя.

На глазах у нее показались слезы.

— Никто мне так раньше не говорил.

— Ты маленькая дурочка! — Кайл засмеялся, целуя ее. — Что еще я говорил тебе все эти недели?

— Что ты хочешь меня?

Ее нежная интонация мгновенно стерла улыбку с его лица. Голосом, в котором чувствовалось горячее импульсивное желание, он подтвердил:

— И это тоже.

Его поцелуй был обжигающим, кожа ее горела. Рейн отвечала, охваченная стремлением отдать себя всю, прильнув к жесткому телу Кайла. Это была вспышка, неожиданное озарение, которое, казалось, превосходило страсть: теперь сердце Рейн отдано ему — на всю жизнь, до самой смерти. Когда Кайл почувствовал, что у нее больше не осталось сил выносить это напряжение, он сгреб ее в охапку, понес ее наверх, поставил около своей большой кровати и стал расстегивать пуговицы ее платья. Ока успела еще подумать, что голубой шелк идет к глазам Кайла, но потом волнение переполнило ее, тело ее открывалось ему. Он поцеловал место между грудями, не оставляя сомнений в том, что это его сильно взволновало.

Он расстегнул пуговицы на запястьях, снял с нее голубое платье. Она не знала, когда и где успела снять туфли. Впрочем, это не имело значения. Кайл целовал ее тело, подняв шелковое платье над головой, издавая стон, когда она пыталась высвободить волосы. Через минуту она уже вся дрожала, глядя, как он раздевался, и лежала бесстыдно обнаженная. Его губы, руки, казалось, лишили ее остатков целомудренного стеснения, и она следила за его глазами, синими, как дым, когда он снимал свой темный костюм. Он был необыкновенно привлекателен, мускулист, бедра были стройными. С мужской грацией он лег возле нее, прижав ее тело к себе. Она вздрогнула при первом же прикосновении и импульсивно затрепетала, когда он стал всю ее гладить руками. Это было слишком невыносимо, и она сказала ему об этом, но он только мягко рассмеялся, закрыл ее полураскрытые губы своими, и вся комната вокруг нее задрожала и расплылась. Он медленно стал целовать ее в лоб, подождал, пока она не задышала ровно и не подняла ресницы. После этого их тела слились в едином порыве. А потом опять он смотрел ей в глаза долго, долго, и его взгляд вновь заставил ее дрожать.

— Ты мне нужна, Рейн, — произнес он, и его серьезная интонация почти остановила время. — Больше чем кто-либо когда-нибудь.

Рейн вздохнула, грудь ее трепетала.

— Тогда возьми меня, — прошептала она.

Бледный полукруг света падал от лампы в комнатке Стивена, освещая спящего мальчика. Он лежал, свернувшись калачиком, и его коленки были у живота. А рядом в кресле-качалке сидел Кайл, наблюдая за ним. Накануне, когда зазвонил Телефон, Рейн почувствовала, что это был деловой звонок доктору, и поэтому, извинившись, вышла под предлогом того, что ей надо наполнить ванну. Теперь она стояла незамеченной в дверях, приглаживая пальцами волосы, которые от пара увлажнились и слегка торчали.

Но Кайл заметил ее за этим занятием, оторвавшись от собственных мыслей. Он чуть улыбнулся. 'Его живой взгляд коснулся бронзового ореола ее волос, скользнул по бледно-розовой коже. Рейн, поймавшая этот взгляд, сообразила, что стоит перед ним в распахнутой ночной рубашке, и поспешно застегнула ее у пояса.

— Прошло девять недель совместной жизни, — тихо сказал Кайл, — а моя жена все еще робка и стеснительна.

— Не тогда, когда действительно нужно. — Она осмотрела на него полуукоризненным-полуироническим взглядом и засмеялась. Синие глаза Кайла заискрились в ответ, и у нее сильно забилось Сердце. Это случалось с ней всегда, когда разговор касался опасной темы, неминуемо приводившей молодоженов в постель, и поэтому она стала говорить о другом.

— Посмотри на этого ребенка, — вздохнув, она подошла к узкой кровати. Стивен редко не сбрасывал с себя ночью одеяло, а в эту ночь он спал особенно беспокойно и его пижамная курточка сбилась на груди, отделившись от брюк.

— Я лучше посмотрю на его маму, — лукаво ответил Кайл. Он и продолжал это делать, а Рейн нежно расправляла на Стивене пижаму. Повернув малыша на бок, она укрыла его простыней, затем поправила подушку, которая по ночам тоже нередко оказывалась на полу. Сейчас Стивен спал тихо. Бу лежал у него под рукой. Она поцеловала мальчика, чувствуя всю глубину своей любви к нему. Вдыхая запах детской кожи, она подумала, смогла бы она любить своего собственного ребенка больше… или хотя бы так же, как Стивена? Она, конечно же, подумала о ребенке от Кайла.

В последнее время она все больше восхищалась своим маленьким сыном. Он встал на ноги всего какой-то месяц назад, однако скоро произвел большое впечатление на всех, показав умение передвигаться без посторонней помощи. А теперь Стивен, можно сказать, уже ходил. Конечно, он заметно хромал на левую ногу, ведь мышцы от травмы и отсутствия движений были пока недостаточно эластичными. И все же каждый сеанс лечения улучшает его состояние — в этом Рейн убедилась.

Покидая госпиталь, Стивен трогательно попрощался с сестрой Фридой. Теперь он жил дома и посещал детскую школу реабилитации в Спирите Молл, где малыша учили рисовать и дружить с другими детьми.

Рейн повернулась и улыбнулась, подыгрывая спокойному настроению Кайла. Он так и не сменил одежду, в которой ходил на работу, но сейчас, рукава его куртки были закатаны, рубашка расстегнута и была видна мускулистая грудь, негусто поросшая золотистыми волосами. Глаза Кайла казались немного озабоченными, усталыми, но все же он был спокоен и это наполняло сердце Рейн сладковатой болью — ощущением, близким ее чувству к Стивену.

— Ты все время был здесь и смотрел, как он спит?

— Виноват. — Он слабо улыбнулся. — Хочешь Присоединиться ко мне? — Рейн взяла его протянутую руку, теплую, любящую и почувствовала, как его пальцы сплелись с ее пальцами. Кайл притянул ее к себе, посадил на колени, она красиво выпрямилась, зная, что ее гордая осанка всегда очень нравилась ему. Она приблизила к нему свою голову, чувствуя теплую кожу под воротом рубашки, а он обнял ее руками.

— Неужели ты не можешь вести себя прилично? — Он слегка взъерошил ей волосы. — Ты действительно хочешь от меня этого? — Вздохнула она, и сердце ее забилось.

— Только на некоторое время.

Рейн послушно согласилась и позволила ему покачать ее на своих коленях, словно ребенка, а мысли ее унеслись куда-то далеко. Так они сидели, слушая ритмичное дыхание Стивена.

У них бывали моменты, как например, сейчас, когда в неподходящее время Кайл вдруг давал ей понять, что желанна, но и в такие минуты она была очень податливой и нежной, будто прежняя Рейн, хрупкая и вечно усталая, перестала существовать. В действительности, конечно, это было не так. Если в ее голосе появилась новая нежность, говорившая о любви с полной самоотдачей, то где-то глубоко в душе все же таилась осторожность, напоминавшая о былых терзаниях. На ум невольно приходили все те же вопросы: «А важно ли это и для него?» «Или неважно?» «И будет ли важно потом?» Она боялась признаваться самой себе в том, что не знает еще ответов.

Как бы отгоняя от себя подобные мысли, она обвила руками его плечи и нежно прижала к себе. Он крепко сжал ее в объятиях и, поцеловав в лоб, беспечно улыбнулся.

— За что это было?

— Просто так, про запас, на непредвиденный случай. — Она разглядела, что сейчас глаза его были темными, скрывавшими какие-то сполохи неясных ей чувств. — Я надеюсь, что ты скажешь мне, что тебя беспокоит, Кайл? Ты что-то стал очень тихим после этого телефонного звонка. — Ей в голову пришла тревожная мысль и Рейн ласково провела пальцем по его щеке. — Ты не потерял пациента?

— Потерял. — Он через силу улыбнулся, и она почувствовала игру его мускулов под ее ладонью. — Только не пациента. Просто с моим проектом возникли некоторые проблемы, вот и все. Тебе не о чем беспокоиться.

Ответ был уклончивым, но она ощутила прилив сочувствия.

— Может быть, я смогу помочь?

— Я не думаю так, малыш. — Это нежнее обращение смягчило его отказ. Он поцеловал ее ладонь, снова вызвав этим сладкую боль. Недовольство в ее потемневших глазах огорчило Кайла. Он вздохнул и обнял ладонями ее лицо.

— Постарайся понять. — Он нежно поцеловал ее, и от его языка шло тепло.

Рейн вся дрожала, когда он отпустил ее. Кайл отлично понял, что его чувства были не такими глубокими, как у нее. Она для него была не всем и может быть, никогда всем не будет. С нею же все обстояло иначе. Даже когда Рейн чувствовала себя на пределе усталости или подавленности, ее тело отвечало на каждое нежное слово и прикосновение, на каждый вспыхнувший желанием огонек в глазах Кайла.

— Я думаю, что ты можешь помочь, — прошептал Кайл. Он развязал узел, связывающий ее рубашку, и разложил его концы по бокам. Сняв узкую лямочку с ее плеча, он обнажил красивую грудь, готовую к прикосновениям.

— Но Стивен… — Рейн попыталась образумить его и в то же время не захотела, чтобы он останавливался.

— Спит. — Он сжал руками ее грудь и прильнул ртом к соску, возбуждая в ней желание. Его свободная рука, теплая и твердая, ощупывала ее бедро. Затем он поднял ее, как завоеватель, и перенес покорное ему тело на кровать. Рейн подсмотрела вверх, когда он уложил ее, словно искала глазами сама не зная что. Кайл уже поспешно раздевался. Затем он стал нежно гладить ее тело, Всецело упиваясь этим занятием, и она удивилась, какие же чувства она в нем возбуждает. Но при этом что-то мешало ей, что-то ныло у нее в груди. И этот раз его обладание оказалось горько-сладким.

Она впала в депрессию, длившуюся весь остаток следующего дня. Даже когда вечером Стивен рассказывал о том, что он делал в школе, Рейн не оживилась.

Еще утром, когда пришла с малышом в госпиталь, Андреа Каммингс помахала им у лифта на первом этаже:

— Привет вам обоим! — Она сразу же присоединилась к ним. — Идете на процедуры? — Она, смеясь, обняла Стивена, поцеловала его щеки, похожие на красные яблочки и раскрасневшиеся от мартовского ветра. — Я скучала по тебе, Стивен, мальчик!

Стивен хмыкнул и чмокнул губами, поцеловав ее в подбородок.

— Хочу гулять, Энди! — Стивен, которого держали за руки, тут же рванулся и всем своим поведением подкрепил требование.

— Ну, я не виню тебя, — осадила его сестра, у которой было хорошее настроение. — Покажи-ка мне, что ты можешь делать. Как это у тебя получается?

Отпущенный на свободу Стивен пошел вперед, демонстрируя свое искусство самостоятельного передвижения. Рейн обменялась улыбкой с блондинкой Энди.

— Он очень гордится собой.

— И я думаю, что его мама также. — Зеленые глаза медсестры заблестели. — Семейная жизнь вас изменила. Вы выглядите ужасно и Кайл тоже. Простите. Я только подумала, как непривычно вы выглядите. Я и сама чувствую себя паршиво, — добавила она. — Давайте пойдем в бар и выпьем кока-колы, пока Стивен будет в терапии. Я расскажу вам что-то.

Новость Андреа оказалось брильянтовое кольцо на левой руке.

— Это Марк Уолтерс… Помните, он был со мной на вашей свадьбе. Он лабораторный техник в нашем госпитале и самый безнадежный романтик. Представьте, откладывал объяснение в любви до самого Дня Святого Валентина! — Глаза ее радостно блестели. — Я ваша должница, миссис Бенедикт, за то, что вы бросили мне свой букет. Это Марк посчитал перстом судьбы.

Рейн, казалось, с интересом слушала откровения Андреа относительно ее свадьбы с Марком, замеченной на июнь, однако в душе сгущалось знакомое уныние. Каковым же будет брак, если к нему ведут какие-то приметы и фатальные обстоятельства?

Рейн уже поняла, что взаимная любовь не терпит никаких сомнений и предполагает полную искренность без каких-либо тайн друг от друга. Она хотела этого с Кайлом. Она этого отчаянно хотела. Но, как понимала Рейн, она не достигнет ничего одна. Без столь же глубокой любви Кайла любое ее откровение может быть рассмотрено как эмоциональная ловушка. А ведь она, Рейн, по натуре своей, на такое не способна — этого не дозволяет ее гордость…

Андреа продолжала болтать, не подозревая о сомнениях, обуревавших Рейн, которая заставила себя сохранить выражение внимания на своем лице. Находясь в компании медсестры до окончания процедур и обследований, полагавшихся ребенку, она очень хотела сдержать обещание, данное мальчику, и нанести Кайлу визит в его уютном кабинете. Стивен жаждал «увидеть папу». Не дома, а здесь, где совершался загадочный для малыша ритуал взаимопочтения и предупредительности взрослых в белых халатах. Секретарша Эмили улыбнулась и помахала им рукой, когда они проходили в кабинет Кайла. Тот сразу отложил все дела.

— Покормим рыбок, папочка, — предложил Стивен. Его глаза были яркими и круглыми, когда он стоял перед освещенным аквариумом, прекрасно вписавшимся в интерьер помещения.

— Хорошо, но ты должен быть аккуратным, Чтобы в водичку не попала грязь, — сказал Кайл, поднимая малыша и давая ему в руки совочек с едой для рыб. Он придерживал в своей руке маленький кулачок Стивена, ограничивая его желание чрезмерно сыпать корм. Рыбки тут же начали быстро глотать его, и ребенок довольно засмеялся. Он не протестовал, когда Кайл снова поставил его на пол, и был удовлетворен тем, что наблюдал снизу.

Рейн, вдоволь налюбовавшись этой сценой, подошла к окну и раздвинула узкие занавески, чтобы видеть боковую лужайку, где зеленые нарциссы окружали неведомо как сохранившийся здесь массивный дуб. Она скорее почувствовала, чем услышала, как Кайл подошел к ней. Он старался — не касаться ее, и она не знала, что ему сказать при его приближении.

— Что тебя смущает? — Его красивое лицо было угрюмым, когда он встал перед нею вплотную. — Что произошло?

«Вот он, тот момент!» — подумала Рейн. Именно сейчас надо все ему сказать, чтобы исчезло наконец напряжение, скрытое в них обоих.

— Я люблю тебя, Кайл. Что заставляет тебя думать, что что-то не так?

— А-а-а, язык любви? — протянул Кайл, отвечая на слова и вопрошающий взгляд ее темно-серых глаз. Он посмотрел на красивую фигуру-которую не скрывала даже волнистая линия ее платья, на ее волосы, расчесанные на обе стороны, в которых торчал черепаховый гребешок, на маленькие золотые завитки, обрамлявшие ее тонкое лицо. Она была прекрасна и в то же время выглядела очень ранимой, неуверенной.

— В тебе буйствует инстинкт? — продолжал он. — Что-то такое, что отличает женатых людей? Я просил тебя стать моей женой, Рейн. И не более того. Не надо меня препарировать.

Слова Кайла вошли в ее разум так живо, как будто они уже говорились неделями раньше, но не были осознаны сразу. Наряду с доверием в них была просьба о снисхождении. Только теперь она по-настоящему оценила, что он для нее значил. Как же глупо было с ее стороны просить для себя больше, рискуя всем, чем они владели вместе! И Рейн нашла, как поставить точку над всем этим.

— У меня был трудный день, — просто призналась она. — Вот и все.

— Могу ли я чем-нибудь помочь?

Рейн пожала плечами, затем эта неопределенность сменилась страстным желанием:

— Обними меня!

Она увидела, как его красивые губы слегка вздрогнули при звуках ее голоса. Затем он обнял ее, их тела спаялись воедино, а ее шелковистые волосы рассыпались по его плечу. Она забыла о своих дурных мыслях, отдавшись теплу и спокойствию, исходившему от его тела и рук, и подумала, что на свете ничего лучшего нет и не нужно.

— Рейн? — Голос Кайла вызвал ее из призрачного мира, где она мысленно блуждала. Пошевелившись, она почувствовала его плечо. Тепло его губ еще таяло у нее на губах.

— Я проснулась, — прошептала она слабо, удивляясь, что может ясно мыслить или говорить.

Но грезы не покидали Рейн. В тот момент, в кабинете Кайла в памяти ее возникали какие-то эпизоды прошедшего: еще один телефонный звонок… кажущаяся отстраненность Кайла… Все ее тело наполнилось радостью, когда она вспомнила то, как однажды, не так давно она целовала его, когда он лег в постель. Он ведь сам побуждал ее к этому. А когда его утомленные губы и тело сделались безразличными к страсти, она все равно прижималась к нему еще крепче, ее прикосновения были все страстнее, она верила, что нужна ему. На какое-то время ей удалось достичь успеха, и она опять овладела его вниманием целиком. В ту ночь он отнял у нее всю энергию и она лежала опустошенная в его объятиях, веря, что он принадлежит только ей, что между ними есть и духовное единство.

Кайл обнял ее за талию, притянул ближе, будто чувствуя ее изнеможение и предупреждая его. Теперь она лежала на нем, их тела были обнажены. Впервые она почувствовала робость и была благодарна темноте, которую не мог рассеять слабый свет луны, запутавшийся в занавесках. Его пальцы играли ее волосами и через некоторое время она вновь расслабилась и положила голову на его грудь.

— Как ты это делаешь? — спросил он, медленно поглаживая ладонью ее плечо, от которого шло тепло. Ей послышались лукавые нотки в его голосе, породившие легкое недоверие Но он продолжал. — Вот когда я думаю, что мы не можем лучше ладить друг с другом, ты доказываешь мою ошибку.

Это лишь слова, думала Рейн. Но она не верила подобным мыслям. Не слушая в своем полузабытьи неровное биение его сердца, чувствуя его руки, она пропустила смену его настроения и поэтому следующее его замечание застало ее врасплох:

— Мне надо на пару дней уехать за город, Рейн. Я уеду завтра днем из госпиталя и буду отсутствовать до воскресенья, а вернусь утром. — Последовала пауза. — Не беспокойся о Стивене. Я позвоню отцу по телефону, и он возьмет Стивена за меня в субботу. Ведь он давно искал случая, чтобы Стивен погостил у него.

Хотя Дэвид бывал у них дома несколько раз, а они у него, Бенедикт-старший еще никогда не присматривал за Стивеном один. Но Рейн не видела никакой причины для возражений.

— Если Дэвид захочет взять Стивена, — сказала она, о чем-то размышляя, — то, может быть, я поеду с тобой? Джил может поработать за меня в магазине.

— И у нас будет что-то вроде путешествия в медовый месяц? — спросил он, улыбаясь. — Мне нравится эта идея… И все же я думаю… — Его колебание делало вероятным близкий отказ. — Это все-таки бизнес. Не стоит, Рейн.

— Я понимаю. — Рейн хотела бы, чтобы в ее голосе не прозвучало все ее разочарование. Кроме той ночи, когда его срочно вызвали в госпиталь, они никогда еще не разлучались.

— Если поездка пройдет так, как я надеюсь, я все объясню по возвращении, — пообещал он, дав ей понять, что он уже услышал от нее больше, чем ему хотелось бы. Тем не менее он постарался по-своему заглушить ее сомнения. Она опять почувствовала прикосновение пальцев его теплых рук. Потом он стал ласкать ее так, будто высвобождал Всю свою утреннюю энергию без остатка. Он искал ее губы в темноте, его распаленный язык был так искусен, что вызывал томные вздрагивания ее тела, идущие откуда-то из глубины.

Когда он поднял наконец голову, в его голосе прозвучала нотка юмора, не заглушённая испытанной страстью:

— Нет оснований, почему бы нам не наверстать авансом все потери от предстоящей разлуки

Пятница тянулась медленно. Это был день отдыха для Рейн, но, несмотря на кучу домашних дел, которые надо было переделать, она ничего не успела, так как с самого утра помогала Кайлу упаковывать вещи. Она отказалась от планируемой стирки и протирания книг, которые уже перенесла из гостиной и сложила штабелем. Вместо этого она потратила время на то, чтобы погулять со Стивеном в парке. Щенок коккер-спаниэля, привыкший к новой кличке, которую дал ему Стивен, спокойно шел на ремешке, и у Рейн было хорошо на душе.

Суббота не была такой легкой. Она провела утро, сосредоточившись на своих бумагах, затем оставила Эми работать за кассой, а сама стала разрабатывать модель нового стенда для рекламы купального костюма. Она все еще сидела у дисплея, когда пришла Фелисити, чтобы заступить на смену. Она сразу же включилась в работу, взяла образец, который Рейн повесила на крючок, и растянула сиреневую ткань в руках, изучая линию покроя.

— Я бы в этом выглядела, как математическое уравнение, — сказала она сухо. — Посмотри на все эти углы. — Отыскивая фиолетовый костюм с более мягкими линиями, она бросила на Рейн сочувственный взгляд. — Ты сегодня что-то не в себе. Что-нибудь случилось?

— Кайл уехал на выходные, — вздохнув, ответила Рейн.

— Понимаю. — Фелисити сказала это с таким выражением, что Рейн почувствовала себя еще хуже. — Это значит, что за Стивеном днем некому присмотреть? — спросила она.

— Отец Кайла берет его на день.

— О, как я хотела бы пойти туда и поиграть с ним в мой перерыв. — Она улыбнулась Рейн. — Мне очень нравится, как он зовет меня «тетя Лисси». Может быть, ты его научила?

— Он сам придумал, честно. — Рейн слабо улыбнулась.

— Ты должна была познакомить меня со Стивеном раньше, и это для тебя было бы гораздо лучше. — Фелисити задумалась. — Я понимаю теперь, почему ты так боролась за него. Он настоящее сокровище, когда гляжу на Стивена, мне так хочется иметь собственного ребенка… — Обе женщины улыбнулись, потом Фелисити засмеялась. — После такого вступления я не знаю, говорить тебе или нет, но… я обедала с Гавином вчера вечером.

Несмотря на смех, от Рейн не укрылось, что партнерша наблюдает за ее реакцией.

— Ну, как он? — спросила она спокойно.

— Несет свой крест. — Это было сказано как бы между прочим. — Надеюсь, ты не возражаешь, но я очень стараюсь помочь ему.

— Значит, с Брайаном уже все?

— Окончательно.

— Я рада, — сказала Рейн искренне, сопоставляя в уме Фелисити с Гавином и одобряя их союз. Оба они всегда ценили деловую хватку друг друга. Кроме того Гавину нравилась фигура Фелисити, и она, зная об этом, старалась при нем выглядеть респектабельно. В общем, это был тот случай, когда противоположности тянутся друг к другу. Рейн ничего не имела против, если этим людям хотелось быть вместе.

Рейн была уже дома, обдумывая то, что сказала Фелисити, и сортируя белье, когда зазвонил телефон.

— Привет, Рейн, — голос Дэвида застал ее врасплох, ведь она ждала звонка от Кайла. — Послушайте, а не провести ли Стивену ночь у меня на ферме? Мы хорошо свыклись друг с другом и не хотим расставаться.

— А пижама? — Рейн беспомощно взглянула на телефонный диск. — Зубная щетка?

— У нас много запасных зубных щеток, — сказал с удовольствием Дэвид, — и я могу постелить ему удобную постель и найти подходящую одежду. Вы не будете чувствовать беспокойства за своего малыша, не так ли?

— Останусь с дедушкой, мама! — неожиданно пропищал Стивен на другом конце провода. — Пожалуйста!

Рейн не могла сдержать грустной нотки в голосе, когда Дэвид опять взял трубку:

— Вижу, он совсем не прочь побыть вне дома. Я, конечно, немного ревную. — Она вздохнула. — Но я знаю, он в хороших руках. Вы завтра привезете его домой, так ведь?

— После второго завтрака. — Она почувствовала его улыбку. — Вам не будет так одиноко?

— Не настолько одиноко, чтобы лишить вас и Стивена взаимного общения.

Но ей было одиноко. Она бродила по дому и ей было трудно понять, почему когда-то она любила одиночество, даже нуждалась в нем. Теперь она без цели слонялась по комнатам, изучая декоративные украшения в столовой, просматривая книги, перебирая вытащенную из сушилки одежду Стивена и стараясь отгонять темные мысли прочь.

Перетаскивая наверх очередную охапку выстиранных и отглаженных джинсов и рубашек, она с трудом выносила тишину в комнате Стивена. Даже бедный Бу был каким-то тусклым, его шерстка поникла и губки отвисли. В одном месте игрушка была порвана, но сколько Рейн ни старалась зашивать, дырка возникала вновь. Опилки внутри Бу, которых у него и так уже не хватало, таяли из-за этого с катастрофической быстротой. Она не могла понять желания Стивена разрывать нитки, но решила зашить игрушку еще раз.

Поэтому она нашла иголку, нитку и ножницы и после этого постаралась зашить разорванную ножку. Ведь она делает это для того, чтобы Бу меньше хромал, и должна суметь починить крольчонка так, чтобы Стивен ничего не заметил. А еще лучше было бы его постирать, если уж она собиралась использовать все возможности.

Она сложила возле несчастной игрушки весь материал для починки, сделала себе чашку чаю, затем стала разрезать старую ветошь на полоски для заплаток на шейку и лапки Бу. После этого она вынула остатки ниток, чтобы использовать отверстия, оставшиеся от прежнего шва.

Рейн расширила дырку и осторожно просунула кисть руки во внутреннюю полость игрушки, добираясь до головы, так как хотела починить сначала зайчонку шею. Почти сразу же пальцы ее нащупали что-то бумажное. Вначале она думала, что это был ярлык, прикрепленный ко внутреннему шву, но на ощупь находка была похожа скорее на бумажный сверточек.

Она достала странный предмет и хотела выбросить, предчувствуя что-то дурное. Вместе с тем в ней проснулось любопытство. Там было что-то увесистое, завернутое в бумажку, и это что-то, возможно, предназначавшееся для Стивена, было весьма остроумно спрятано.

Бу выпал из рук и свалился на ковер, Рейн подняла его, положила на диван около себя. Больше ничто не отвлекало ее внимание от маленького предмета. Дрожащими пальцами она развернула смятый листок, затем другой. И тут перед глазами блеснуло золото и маленькая тоненькая цепочка обвилась вокруг руки. Она были прикреплена к украшению в форме сердечка с одним крохотным бриллиантиком в центре. Медальон.

Она открыла крышку, зажмурив глаза и чувствуя грусть в ожидании увидеть лицо улыбающейся Мелани Томпсон. Так оно и оказалось. Но тут Рейн посмотрела на вторую створку медальона и увидела другую фотографию. Это было лицо молодого человека: блондин, очень привлекательный, губы его чуть-чуть тронула улыбка. Лицо неизвестного казалось знакомым. Голубые глаза были почти такие же, как у Стивена. Неужели это фотография отца ребенка? То, что она была помещена напротив фотографии Мелани, и, конечно же, то, что медальон был спрятан в любимой игрушке малыша, — все говорило в пользу такого предположения. Рейн посмотрела еще внимательно на нее и убедилась в том, что и в чертах лица молодого мужчины было много общего с обликом Стивена.

Наконец, взволнованная Рейн, осознала, что у нее все еще зажат в руке комочек бумаги, и что там, возможно, что-то написано. Она собралась с духом и распрямила скомканный листок

«Мой дорогой сын», — прочла она на верхнем поле листка, и слезы выступили у нее на глазах Письмо предназначалось для Стивена, письмо от ушедшей из жизни Мелани Томпсон ее сыну. Рейн обожгла мысль, что, может быть, оно было написано именно в день несчастного случая.

Усиленно поморгав, чтобы влага не мешала видеть, она стала читать, разбирая круглый почерк.

«Мой дорогой сын. Ты, малыш, хороший мальчик, раз помнишь, куда мамочка положила письмо. Может быть, ты сейчас уже большой мальчик или, может быть, кто-то еще читает это для тебя. Если, у тебя есть это письмо, значит, что от меня ты далеко. А вот что я хотела тебе написать. Хочу сказать тебе, что пока жива, я никогда тебя не оставлю… что всегда буду тебя любить, что бы ни случилось. Но ты особенный мальчик и когда-нибудь будешь особенным мужчиной, совсем как твой папа. Ты должен ходить в школу и узнать все о мире. Ты должен иметь то, чего я не могу дать тебе. Ведь ты же Бенедикт. Что бы тебе ни сказал кто-нибудь, Стивен, ты Бенедикт. Твой папочка хотел, чтобы мы втроем были вместе, но он умер, не успев осуществить свое желание. И хотя я потеряла много времени, стараясь уйти от этого горя, теперь я вижу, что у тебя есть право знать семью своего папочки, у них есть право узнать тебя. Это письмо означает, что если бы они знали, что ты существуешь на свете, мой мальчик, они бы не позволили мне оставаться с тобой. Но я не хочу, чтобы ты грустил и сердился, когда прочтешь это. Оставайся просто хорошим мальчиком и будь очень, очень счастлив. Помни, что я рассказала тебе. Твой папочка и я всегда будем с тобой, в твоем сердце».

Рейн не могла сказать, сколько времени просидела она так, глядя на слезинку, капнувшую на бумагу, и думая о том, что расплывшиеся чернила в некоторых местах письма тоже, вероятно, говорили о слезах, пролитых Мелани Томпсон. Слова «ты Бенедикт» запали ей в душу. Сердце билось теперь все медленнее и, казалось, скоро совсем остановится. Она встала, закрыла медальон и сложила письмо, поднялась по лестнице. Ее вела за собой ее цепкая память, точнее блеснувшая в сознании почти фантастическая мысль, которая требовала своего реального подтверждения. Рейн нащупала пальцами среди книг на полке Стивена ту, которую хотела найти… Она вспомнила, чем привлекла она тогда внимание Кайла в День Благодарения. Отвернула переднюю обложку, посмотрела на маленькую золотую рамочку, оттиснутую в уголке с обратной стороны, и прочитала заключенные в рамке слова, написанные рукой Мелани Томпсон: «Стивен Рассел Томпсон…»

Второе имя было наверняка дано Стивену в честь отца. Да, это сын Расса Бенедикта… племянник Кайла!

Не чувствуя под собой ног, Рейн пошатнулась и села на кровать. Она с трудом могла осмыслить такой ход событий. Они с Кайлом начали борьбу за Стивена на равных, но доказательство, которое она держала в руке, могло уже тогда все изменить в пользу Кайла — выпади случайно этот медальон с фотографией Расса или это письмо из старой порванной игрушки. И тогда… Что бы случилось с Рейн тогда? Кайл — дядя Стивена. А она уже больше не была бы нужна Кайлу, чтобы заботиться о ребенке… ее сыне.

Ну, а сейчас? Много ли лучше ее положение сейчас? Закон неумолим. Боже, она больше не имела прав на Стивена! А раз усыновление было ревизующим фактором ее брака с Кайлом, то, значит, она не имеет теперь права и на Кайла! Мысли, обгоняя одна другую, мчались в голове Рейн с лихорадочной быстротой. Ну, а если совместное усыновление отпадает, то на чем же теперь основывается их брак? На страсти? И хотя она когда-то очень поверила, что физически нравится Кайлу, сейчас она стала думать о непрочности этого чувства — при всем их обоюдном желании, чтобы брак был удачным. Какой же процент здесь доставляет относительность? И вообще, что теперь будет? Ей представилось, будто сейчас у нее из-под ног неожиданно выбили опору.

Целый час она простояла, разглядывая стену, цветы на обоях. Цвет обоев сочетался с цветом мебели Кайла. На стенах она развесила несколько снимков, поставила растения на подоконники, и большая спальня хозяина стала выглядеть значительно уютнее. Во многих деталях интерьера чувствовался хороший вкус Рейн. Дом, который когда-то казался таким чужим, был теперь и ее домом. Осознав всю иронию этого понятия теперь, она заставила себя встать с постели и немного походила, прежде чем принять горячую ванну. Она добавила шампунь в воду, и аромат наполнил все помещение ванной. Рейн машинально выключила краны, пошла в спальню раздеться и приготовила ночную рубашку. Затем, уложив волосы на затылке, она влезла в ароматно пахнущую воду. Ей почти удалось расслабиться после стресса, как вдруг послышались знакомые шаги на лестнице. Это действительно был Кайл. Ей почему-то было очень неловко предстать перед ним нагой теперь, когда перед ней все открылось.

— Входи, — сказала она холодно, не собираясь кривить душой. Он возник в проеме двери ванной; усталый, но немного настороже, синие глаза его тем не менее заблестели, когда он увидел ее стройное тело, покрытое хлопьями мыльной пены. Поэтому она побыстрее скрылась под водой, из которой теперь виднелись лишь ее голова и плечи.

— Я сегодня тебя не ждала, — чуть слышно сказала Рейн.

Кайл пожал плечами, что-то в ее голосе показалось ему странным.

— Я сделал все, что было надо, — уведомил он. — И мне захотелось скорее вернуться домой. — Ранее такое признание наполнило бы Рейн нежностью, но теперь она не могла найти ответа. Кайл, не выходя из ванной, стал снимать галстук, расстегивать рубашку. Она сразу же почувствовала что-то значительное в этих действиях. Хотя бы по тому, как он неторопливо примостился на краю широкой раковины. Теперь Кайл казался почти угрюмым, особенно, когда спросил: — Почему у меня создалось впечатление, что ты опять хотела бы провести ночь одна?

Рейн не смогла ответить, на ее бледном лице, подобно синякам от побоев, печально темнели пятна ее серых глаз. Она видела, как Кайл искал объяснение этой перемене в ней, как его мучили вопросы, на которые она не была готова ответить. Наконец Кайл в отчаянии взял ее за руку, не обращая внимание на пену, стекавшую на его брюки.

— Рейн! — Их пальцы привычно сплелись. — Лучше скажи мне, в чем дело?

Она закрыла глаза, чтобы не видеть его красивое мужественное лицо в тот момент, когда придется выплеснуть всю свою боль, но ничего путного не произнесла, кроме слов:

— Принеси мне, пожалуйста, мой халат.

Он на минуту оторопел, потом крепко сжал руку. Хотя ей было больно, она и после этого решилась взглянуть на него.

— Нет, я не принесу тебе твой халат, — простонал он. — Ты хочешь поставить еще один барьер в наших отношениях? Что же произошло?!

Рейн почти зарыдала от этих слов. Но при всей ярости она видела, что он не в силах обидеть ее.

— Пожалуйста, Кайл…

Она шлепнула ладонью по воде, когда он отпустил ее руку. Глаза ее были закрыты, но она слышала, что он ушел в другую комнату. Сердце Рейн тревожно забилось, ведь она слишком поздно вспомнила, что халат лежал на кровати, а около него были медальон и письмо. Он отсутствовал слишком долго, и она воображала, как он читает письмо Мелани Стивену, расправляя листки скомканной бумаги, как это делала она, чтобы разобщить эти трагические строки.

Не помня себя, Рейн рванулась из воды, не пытаясь даже наскоро обтереться. Выскочив в комнату, прикрытая одним махровым полотенцем, Рейн замерла. У него в руках действительно были письмо и открытый медальон… Халат так и остался лежать нетронутым, хотя сейчас это уже не имело значения.

Кайл, державший роковые предметы в руках, стоял, прислонясь к двери, и на лице у него не было никакого ужаса и даже удивления. Голос, когда он заговорил, тоже был ровным:

— Где ты это нашла?

— Спрятано было внутри Бу. Я собиралась почистить его и вот… — Рейн смотрела на него растерянно. — Неужели до тебя не дошло, что это значит?

— Я узнал только, что отцом Стивена был Расс. — Он сказал это спокойно, задумчиво глядя на медальон, который уже закрыл. В уголках его появились морщинки от доброй улыбки, и он перенес такой же добрый взгляд на Рейн. — Значит, я его дядя… по крайней мере, с процессом усыновления покончено. И, — он немного поколебался, чтобы продолжить, — это еще раз доказывает, что у меня все дома. Хотя… — Он всхохотнул. — Были периоды, когда я в этом сомневался.

— Ты говоришь так… будто ты все знал?!

— Что-то в этом роде, но до сих пор не имел настоящих доказательств.

Рейн задрожала, и причиной тому была отнюдь не остывающая влага на коже. Наконец она выдавила из себя:

— Я не понимаю. Я ничего не понимаю!

— Это моя вина, — согласился он, проходя в центр комнаты. — Я считал, что надо хранить свои мысли при себе, ведь всегда есть шанс, что они не верны. Но почти с начала всей нашей тяжбы я чувствовал, что Стивен мне не чужой. Я, естественно, не мог ничего такого обнаружить, но потом мне как бы открылось это.

— Тебе показалось, что ты раньше видел его лицо? — спросила она.

— Я был убежден, что такие черты мне знакомы и близки. Но по госпитальным записям было видно, что я никогда раньше не лечил Стивена, поэтому я оставил эту мысль. Потом Мег принесла вещи нашего малыша, и я увидел его имя, написанное матерью в книге. Имя Рассел уже тогда показалось удивительным совпадением. Я подумал, что это только совпадение, но другие факты мои догадки не подтвердили. Когда я открыл комнату своей матери в нашем доме и увидел там один из сохраненных ею детских рисунков Расса, нарисованный, когда ему было столько е лет, сколько Стивену… Я увидел много общего манерой рисунков Стивена. Что-то подталкивало меня искать внешнее сходство Стивена с матерью, чтобы это сходство с Рассом, особенно в нежном возрасте брата, не оказалось таким очевидным, мало-помалу я стал чувствовать, что Стивен мне действительно не чужой. Подспудно меня грела мысль, что здесь есть какая-то загадка. — Он слабо улыбнулся своим воспоминаниям и продолжал:

— Теперь о моем отце. Папа, может быть, и не осознает до сих пор, что его поразило в Стивене, но видя, как его притягивает малыш, я еще раз задумался, что же так разбередило душу нашего старика. Вот и не верь теперь в «голос крови»…

Он задумчиво повертел в руках медальон и продолжал, не замечая, что Рейн вся сжалась в комок:

— Чего бы я ни дал, чтобы узнать об этом раньше! Извини, я не сказал тебе, что нанял частного детектива, который несколько недель проверял всю подноготную Мелани Томпсон. Он проследил ее до Массачусетса, где она работала официанткой в маленьком ресторане около Кембриджа 3 года назад. Они бывали там с Рассом, и владелец ресторана узнал его по фотографии. Я тоже поговорил с этим человеком, бывшим хозяином Мелани. Это было сегодня утром. Затем имел беседу с двумя школьными товарищами брата, Которые все еще живут там. Они подтвердили, что Мелани и Расс любили друг друга. Значит, моя версия была правильной.

— Ты был в Массачусетсе? — с трудом выговорила она, опустившись на колени.

— Массачусетс — это ничто в сравнении с теми местами, в которых побывал детектив, — улыбнулся Кайл. — Этот человек звонил мне из разных пунктов трех разных штатов. Были моменты, когда он совсем терял след Мелани. Стивену не было и двух лет, а он уже успел пожить бог знает в каких местах. Вместе с Мелани они скитались, как беженцы. — Он смял письмо в руке. — У нее не было никакой причины избегать встречи с нашей семьей, у которой она всегда бы нашла кров.

— Она этого не знала, не так ли?

— Но разве можно так жить, Рейн? — Он взглянул на нее затуманенным взором. — Берясь за любую работу, оставляя Стивена у сиделки или у соседей. И все из-за того, что боялась представить нас достаточно гуманными. Зачем строить свою жизнь и судьбу малыша лишь на догадках?

— Ты ничего… ничего не понял! — Рейн показалось, будто кровь ударила ей в голову. — Может, я смогу объяснить? Если тебя воспитывают в детском доме, как Мелани и меня, с тобой что-то неотвратимо происходит. Ты становишься подозрительной. Редко поддаешься оптимизму. Ты учишься ревниво охранять свою независимость. И ты никогда не доверяешь незнакомым. — В ее голосе послышалась горечь. — Значит, вообще трудно доверять кому-либо. Даже если ты стараешься сблизиться с кем-либо, как ты можешь быть уверена, что ты его действительно знаешь? Где гарантия, что он не скрыл ту часть себя, которая тебе органически не по нутру?

Рейн круто повернулась и быстрыми шагами направилась снова в ванную комнату.

Кайл догнал ее там, хотел взять в свои ладони ее лицо, но осекся и проговорил почти шепотом:

— Мы же говорили о Мелани, а не о тебе. Рейн…

— Скажи мне прямо, Кайл. У меня есть Стивен? — Она старалась побороть волнение. — Теперь тебе достаточно того, что стряслось со мной, стало с моей гордостью? Мне претит то, что хочешь показать, будто ничего не изменилось, Стивен теперь только твой, я это знаю. Ты можешь это открыто сказать. Тебе я уже больше не жена. Если этот брак тебе мешает сделать выбор между независимостью и добропорядочностью, тогда, ради Бога, оставь мне хоть какой-нибудь шанс не сойти с ума!

— Что? — Кайл вздохнул, словно провел под водой не меньше минуты. — Какой шанс?

— Уходи! — Рейн потеряла самоконтроль. Она а готова расплакаться навзрыд и не могла понять, почему она все еще в ванной, почти голая, открытая его взору. — Я ясно сказала? Убирайся!

Кайл провел рукой по своим волосам, не решаясь, что дальше делать, затем распахнул дверь шкафа и, вытащив толстое полотенце, кинул его Рейн.

— Нет, это ты убирайся!

Рейн смотрела на него горящими глазами, а угрожающе шагнул вперед.

— Не думай, что сможешь спрятаться здесь, чтобы я не мог коснуться тебя. Либо ты выхолишь, либо я иду на абордаж. — Рейн отодвинулась в дальний угол просторного помещения, перепугавшись и не решаясь даже заплакать. Он ухмыльнулся. — Я уже доказал, что могу это сделать. Очень успешно.

Она побледнела, оскорбленная, что он воспользуется ее слабостью, ее любовью, которая теперь стала для него объектом насмешки. Кусая губы и стараясь сдержать рыдания, она закуталась в полотенце и рванулась к двери так быстро, что чуть не поскользнулась. Но у порога он внезапно схватил ее.

— Нет, ты не уйдешь! — Он притянул ее к себе, не обращая внимания на дробь ударов, обрушенных на него влажными кулачками Рейн. — Ты должна объясниться. — Она смотрела с болью и вызовом, и он тяжко вздохнул. — Ах, черт возьми! Я, как всегда, могу достать тебя лишь одним способом.

Ожидая возмездия, Рейн ослабела, предчувствуя прикосновение его губ. «Нет, это не было честной борьбой», — пронеслось в ее мозгу. Его поцелуй она еще могла отвергнуть. Но это… Этот томный огонь… Она застонала, и Кайл прижал ее к себе. Жар его тела окутал ее. Его руки, то сжимая, то поглаживая, пробегали повсюду и становились все проворнее. Она чувствовала, как его пальцы развязали узел на ее груди и сняли широкое полотенце, в которое Рейн была закутана, словно в тогу.

— Нет! — Она отвернула лицо, отталкиваясь от него руками и изгибаясь со всей своей силой. — Ты не можешь сделать этого со мной!

Наконец он отпустил ее. Рейн надела халат, а Кайл сердито отбросил полотенце прочь. Она вскинула голову:

— Черт возьми, Кайл! Не надо! — Она вздрогнула от собственного возгласа и от пронизавшей ее мысли, которую должна была высказать. Теперь ей остается только навсегда скрыться от него. Так сделал ее отец. Так сделала Мелани. И так сделает она. В жизни бывают такие горькие обстоятельства, когда приходится покидать самых близких людей. Она решила и сохранит свою решимость — лишь бы Кайл к ней не прикасался. — Я оставлю тебя, если ты хочешь, но ты не сможешь получить от меня все. Я не наложница.

Рейн казалось, что прошло уже десять секунд, пока он стоял молча. Его синие глаза устало поблескивали, красивые черты слегка поблекли.

— Не получить, а дать это тебе — вот что я должен! — выпалил он. — Стало быть, ты — женщина, которая теперь не ждет ничего? Ты уже все рассчитала, не так ли? Поняла, что Стивен мой. Ты отчаянно боролась за него, но не достигла своей цели. А раз так, то и я должен быть, по твоему, совершенно равнодушным, чтобы дать тебе закончить все, как ты задумала. Только ты хочешь уйти обязательно первой, не так ли? О, благородная Рейн! — В его улыбке уже не было юмора, она была мрачна. — Ах, черт возьми! Как мелодраматично. Но ты не благородна, любимая. Если бы ты такой была, ты бы осталась еще побороться.

Рейн часто заморгала, на глазах ее были слезы, когда она прошептала:

— Ты сердишься на меня?

— Да, сержусь! Если я не доказал тебе, что люблю… что мне можно верить… тогда какой толк тебя удерживать? Но к и не собираюсь унижаться! Поступай как хочешь. — Кайл повернулся в сторону двери.

— Что ты сказал? — Он только что сказал ей именно то, что она давно хотела услышать, и собрался уходить? — Подожди, Кайл. Ты сказал, поступай, как хочешь? — Он даже не обернулся. — Ты сказал, что не будешь передо мной унижаться?

— Кайл, — молила она. — О, пожалуйста, дорогой! — Она сделала шаг вперед, когда он остановился. Она видела его четкий, красивый профиль, который, возможно, останется у нее теперь только в воспоминаниях. И Рейн прильнула к его телу, нисколько не заботясь о своей гордости и последовательности поступков. Ему было гадко, скверно, он неуверенно обнял ее. «Сейчас, наверно, уже поздно», — пробормотал он.

— Кайл, я… Скажи, ты действительно так думаешь? — Она еле могла говорить. — Ты меня любишь?

Он повернулся.

— Да, люблю.

— О, Кайл! — Она не сводила с него своих сверкающих, полных мольбы и преклонения глаз, пока он не вынул руки из карманов и не протянул их для объятия. Рейн почти лишилась чувств, ее тело дрожало. — Я тоже люблю тебя, — произнесла она. — Странно, я уже не надеялась, что смогу сказать тебе это.

— Ты имеешь в виду, что добивалась я хотела, чтобы и это сказал первый? — спросил Кайл грубовато. — Ну а я, в свою очередь, сдерживался, дорогая, стараясь не нагнетать эмоций. — Его глаза все еще смотрели недоверчиво. — Рейн, как ты могла? Ты прочла это письмо и сделала наихудшее из возможных заключений, будто я теперь в тебе не нуждаюсь. Разве я тебе не сказал, что…

— Нет, — прервала Рейн, стерев остатки слез ресниц, — единственное, что ты мне сказал, гак это то, что «хочешь» меня. — Ее глаза были беззащитны перед его пронзительным взглядом. Кайл притянул ее к себе.

Но это был уже не прежний властный и хмурый человек с железной хваткой, как несколько минут назад. Только голос все еще был резким:

— Ты давно могла бы избежать непонимания, если бы призналась, что влюблена. Разве это было так трудно сделать?

— Да. — Это первое слово чуть не застряло у нее в горле. — Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя связанным обязательством, оно ведь не входило в условия нашей сделки. — Она пожала плечами и ощутила, что он еще сильнее прижимает ее. — Мне казалось, я спасаю мою гордость.

— Моя бедная, милая и такая осторожная дама, — прошептал он ей в ухо. — Почему ты все усложняешь для себя? Не кажется ли тебе, что то, что мы уже имеем, так редко дается ищущим счастья людям? Подумай хотя бы, какой у нас замечательный ребенок.

Рейн подняла на Кайла свои счастливые глаза, как бы упиваясь его взглядом и чувствуя, что страсть закипает в ней. Она медленно обняла его. «Я лучше отдамся чувствам», — прошептала она…

Рука Кайла была теплой и тяжелой, она обвилась вокруг ее талии и гладила кожу, и Рейн, очнувшаяся от сладкого забытья, опять начала все осознавать. Она лежала довольная около него в постели, удовлетворенная тем, что находится полностью в его власти. Но вопрос неизбежно появился.

— Те твои телефонные разговоры были связаны со Стивеном, не так ли? С кем же ты говорил?

— С этим агентом, частным детективом, — признался Кайл. — Я все время проверял его.

— Но почему? Почему, если дело касалось Стивена, ты не смог довериться в этом мне?

Он вздохнул, нежно целуя ее.

— Потому что, как я уже раньше говорил, я мог ошибаться. И еще потому, что я знаю все небезупречную логику твоего мышления. Нам еще не хватало наломать дров в этом деле. Сама посуди, Пока я старался прояснить обстановку, ты умудрилась умножить два на два и получить пять.

Тут же, словно обрадовавшись, что о нем упомянули, на столике зазвонил телефон. Рейн слегка насторожилась, с некоторых пор она боялась резких звонков, неожиданных включений лампы, щелчков поднимаемой трубки.

— Алло. — Но Кайл смотрел на нее успокаивающе, продолжая в ходе разговора любоваться нежным очертанием ее алых губ. — Все в порядке, — сказал он, когда положил трубку. — Это был беспокойный свекор. — Он смотрел на нее чуть насмешливо, не снимая руки с ее талии. — Кажется, Стивен уже не так уверен, что хочет провести следующую ночь с дедом. Я слышал, как он ныл рядом, пока тот говорил в трубку. Папа завтра привезет его домой.

— Ты хочешь сказать, что он скучал по мне? — Рейн слабо улыбнулась.

— Не радуйся так, — добавил он с иронией. — Это значит, что наши планы на медовый месяц расстроились. — Он выразительно ущипнул ее за бедро.

— Зачем так это воспринимать? — Она погладила его брови. — У нас для медового месяца есть целая жизнь, правда? — Они таинственно улыбнулись друг другу. Потом Рейн задумалась. — Может, Стивен становится слишком зависимым от нас? — поколебавшись, спросила она. — Я все думала узнать… Чувствуешь ли ты желание иметь второго ребенка? Например, сестру для нашего сына?

— Ребенка? — переспросил Кайл, словно его оторвали от глубоких размышлений.

— Твоего ребенка? — Она погладила его по щеке. — Я хотела бы, чтобы когда-нибудь… когда время будет подходящим… — Она замолчала, ища его одобрения. — Фактически я уже подумала о Дженни…

Взгляд Кайла был мечтательно задумчив. Она чувствовала, что он уже предвкушает увидеть радостную беготню двух пар маленьких ножек по комнатам. Во всяком случае, угадывала присутствие в нем этой идеи. Не нарушая близости их соприкосновения, он лег пониже и слился с ней своим мускулистым телом. Голос ею был спокойным:

— Говорил ли я вам, леди, как обожаю вас?

— Нет. — Рейн задышала прерывисто, раскрыв губы для поцелуя. — Но чтобы убедиться в этом окончательно, нужно какое-то время.