Когда они закончили ужин, Маркс уже узнал кое-что об Анне Руссо. У нее был брат, археолог, он сейчас в Египте, в совместной с англичанами экспедиции. Египтологов не надо путать с археологами Объединенных арабских республик. У отца и матери Анны есть ферма в северной части Коннектикута, где они обосновались после того, как отец ушел из газеты. Он все еще пишет статьи, если его что-нибудь сильно разозлит. Но в целом вечер прошел не совсем так, как хотелось бы Марксу. Дело слишком зловещее, чтобы совмещать его с весельем и удовольствиями.

— Когда все это кончится… — неожиданно промолвил он, когда они с Анной вышли из ресторана, и вдруг замолчал. Получилось невежливо, так, словно он уже забыл о ней. — Анна, — снова начал он, — если вы никуда не спешите, я хотел бы, чтобы вы мне помогли в одном эксперименте. Это не займет много времени.

В машине он сообщил ей, что они едут в дом Бредли.

— Надеюсь, мы не станем взломщиками?

— Нет. Меня интересует то, что вокруг дома.

Анна сидела молча.

Движение на улицах уменьшилось. В открытое окно машины ворвался прохладный ветерок. Маркс предложил закрыть окно.

— Не надо, — возразила Анна. — Это настоящий свежий ветер, и я снова все забываю.

— И я тоже, — ответил Маркс, — что в моем случае хуже не придумаешь.

Рука Анны без перчатки лежала на сиденье между ними. Маркс положил на нее свою. Анна повернула руку ладонью вверх и сжала его ладонь. Она вспомнила, когда это было в первый раз. Тогда она уцепилась за его руку при опознании тела Питера Бредли.

Перед домом Бредли стояло несколько машин. Улица была почти пустой, редко когда проезжали машины. В окнах второго этажа из глубины комнат пробивался неяркий свет. Видимо, он горел давно, словно забыли потушить лампу. На первом этаже тоже было светло.

— Вы не помните, горел ли в тот вечер свет на первом этаже, — спросил Маркс, указывая на окна, под которыми они стояли.

— Нет, не помню, — ответила Анна. — Я очень спешила, чтобы догнать тех, кто ушел раньше. Я слышала их голоса на улице, но не видела никого из них. Эта улица плохо освещена, вам не кажется?

Маркс посмотрел на фонарь в нескольких шагах от крыльца.

Лампа была яркой, и вместе с тем кругом было темно. Они ждали на ступенях, пока не прошел прохожий. Он пробормотал: «Добрый вечер», — и они ответили ему. Миновав несколько подъездов, он завернул за угол.

Маркс снял шляпу.

— Вы не возражаете, если я надену ее на вас всего лишь на одну минуту?

— Нет, — прошептала Анна. Она догадалась о том, что он задумал.

Маркс тут же надел ей шляпу на голову, убрав под нее волосы. Он видел, как у девушки дрожат губы.

— Просто стойте там, где стоите, на нижней ступеньке.

Маркс, взяв ее за подбородок, заставил поднять лицо.

— Никто не поверит, если я скажу, что все то, что я сейчас делаю, входит в мои служебные обязанности, — сказал он.

Анна нервно улыбнулась.

— Выше голову, — велел он ей, — сделайте вид, будто вы смотрите на дверь.

Маркс поднялся по ступеням к входной двери. Она была наполовину стеклянной и сквозь витражное дымчатое в узорах стекло на ступени ложились разноцветные пятна света. Маркс вошел в полутемный вестибюль и постоял несколько мгновений, давая двери самой захлопнуться за ним. В почтовом ящике Бредли торчали газеты. Он закрыл глаза и дал им отдохнуть после слепящего света уличного фонаря, на который он так долго глядел. А затем снова открыл входную дверь. Секунду или две он ничего не различал, пока глаза снова не привыкли к свету, и увидел Анну, вернее ее фигуру. Он медленно спустился по ступеням крыльца на тротуар. Но даже тогда он вынужден был прикрывать глаза ладонью, чтобы разглядеть что-нибудь. Свет уличного фонаря первым делом ослеплял каждого, кто спускался по ступеням крыльца. Лишь став с Анной рядом, он мог разглядеть ее черты.

Потом он попросил Анну постоять в разных местах на тротуаре перед домом, а сам смотрел на нее с крыльца, и ни в одном ракурсе ему не удавалось разглядеть как следует ее лица.

— А ведь у меня хорошее зрение, — сказал он сам себе.

Стоя на противоположной стороне улицы, они с Анной смотрели на окна квартиры Бредли. Свет торшера в кабинете падал на пустой стул около двери. Шторы на окнах не были задернуты, поскольку квартиру ее обитатели покинули днем. Маркс приложил пальцы обеих рук к губам, а потом выбросил их вперед к дому.

— Это было сделано так?

— Да, — еле слышно ответила Анна. — Что это значит, Дэвид? — спросила она, когда оба сели в машину.

— Не знаю. Но Мазер мог описать человека, увиденного им здесь на этой улице, только так же скупо, как это сделали вы. Всего лишь как случайного прохожего. В этой истории не все чисто. Но пока мы не разберемся в этом, прошу вас никому ничего не говорить.

— Конечно, — согласилась Анна. — Но зачем Эрик описал его вам так подробно?

Маркс покачал головой.

— Это и для меня загадка, но я сниму с нее покров тайны.

— Думаю, мне не понравилась бы работа детектива, — помолчав, сказала Анна.

Погруженный в свои мысли о Мазере Маркс внезапно вымолвил: — «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал…» — Он встряхнулся, как бы приходя в себя: — Господи, чем только не заставляют тебя заниматься. А все это дешевая интрига, рифмы, шепелявая декламация и самоуничижение…

— Я не верю, что Эрик способен на убийство! — горячо воскликнула Анна.

— Не ручайтесь, — остановил ее Маркс. — Никто лучше Эрика Мазера не расскажет вам, сколько есть способов убийства.

— Вы ненавидите его? — удивилась Анна почти с обидой в голосе. — Вы и вправду ненавидите его. Почему?

— Потому, что обязан. Вот что значит быть полицейским. Ты ненавидишь человека за те мерзости, которые он совершает, и не можешь позволить себе роскоши отделить грешника от его грехов. В конечном счете это он или мы.

— Все так просто, вы считаете? — спросила Анна, а когда он не ответил, сказала: — Раньше я никогда не была знакома с полицейским.

— И всегда удивлялись, зачем люди идут в полицию? — промолвил Маркс, нанося ради нее еще один удар по собственному самолюбию.

— Нет, этот вопрос я всегда оставляла своему отцу. А он, будучи итальянцем, часто себе его задавал.

— Почему?

— Потому что среди итальянцев так много гангстеров.

— Представляю, — произнес Маркс. — Он, очевидно, не видит большой разницы между полицией и гангстерами.

— Я слышала, как он говорил о ростках от одного и того же корня, — пояснила Анна. — Но, в конце концов, он все же считал, что все зависит от самого человека.

— Должно быть, — согласился Маркс, — но не всегда так бывает. Ну а полицейский остается полицейским.

Проводив Анну до дверей ее квартиры, Маркс поехал в участок, распорядился установить круглосуточное наблюдение за квартирой Эрика Мазера и сообщить ему в любое время дня и ночи, когда тот появится.

Поднявшись на второй этаж, чтобы проверить, у себя ли еще Редмонд, он нашел в его кабинете также Джима Андерсона и еще одного федерального следователя, Тома Конноли. Редмонд представил его Марксу как специалиста по кубинским эмигрантам.

Редмонд и его помощники свели список докторов с двенадцати до одного человека, некоего доктора Родрика Корралеса, постоянного врача детского приюта, которому, вполне возможно, и принадлежит злополучный носовой платок. У доктора Корралеса был свой кабинет в Гарлеме и свои пациенты в «клинике» на Восточной одиннадцатой улице.

— Вы были правы, Маркс, — сказал ему Редмонд и объяснил федеральным следователям: — Лейтенанта Маркса заинтересовала одна фотография миссис Бредли, сделанная на пороге этой клиники. Это и помогло нам оставить в нашем списке только доктора Корралеса. — Редмонд повернулся к Марксу: — У него черный «шевроле-59». Есть и номер машины.

— А сам доктор у нас есть?

— Пока еще нет, — тяжело вздохнул Редмонд. — Мы не можем допросить его как обычного подозреваемого. Он какая-то шишка в освободительном движении Кубы.

— Но он американский гражданин, — заметил Андерсон с укоризной в голосе. — Я бы не сказал, что вам нельзя его допрашивать, напитан. Но было бы разумней иметь на него улики. Он человек достаточно известный, а его друзья могут нам быть полезны политически.

— А если он убийца? — не выдержал Маркс.

— Ну если он убил Бредли, то у вас есть все основания преследовать его по закону, — успокоил его Андерсон. — Я просто хочу сказать, что работать с ним как с обычным подозреваемым, имея только те улики, которые у вас есть, будет нелегко.

В словах Андерсона Маркс уловил нечто другое: Андерсон обозначил некое различие, когда сказал: «Если он убил Бредли»… Значит, другие убийства могут доктору сойти с рук.

— Это не значит, что вы на неверном пути, — добавил Андерсон, открывая портфель, который бросил на стол Редмонда. Из него он вынул похоже совсем новую фотографию толпы демонстрантов.

— У вас найдется лупа, капитан? — спросил он у Редмонда.

С помощью увеличительного стекла он нашел в толпе молодого красивого человека. Он широко улыбался.

— Доктор Корралес? — спросил Маркс.

— Да, он, — ответил Андерсон.

Маркс еще раз внимательно посмотрел на фотографию.

— Вот это да! — вдруг воскликнул он.

— Отлично. Вы наблюдательный человек, Маркс.

Рядом с Корралесом он увидел лицо, удивительно похожее на фоторобота, созданного по описанию Эрика Мазера.

— Что за демонстрация? — спросил Маркс.

— Приезд в США первого посла президента Кастро. Снимок сделан на ООН-Плаза.

— Тогда Корралес был за Кастро или против?

— Против, и, предполагаю, что и сейчас он тоже против. — Андерсон посмотрел на Конноли, вертевшего в руках сигару. — Нам надо срочно получить от вас любые сведения об этом типе. Очень многое зависит от того, кто он, этот джентльмен. — Он указал на фото и на человека с темными бровями, подозреваемого в убийстве Бредли.

— У вас ничего на него нет?

— Вы даже не узнали для нас его имя? — сказал Андерсон в свойственной ему манере грубой прямоты, которая была столь же обидной, как и сарказм Фицджеральда. — Однако мистер Конноли уверяет меня, что из всех… сколько их там на фото, Том?

— Тридцать семь.

— …тридцати семи присутствующих на фото, о которых мы знаем все, только он один к ним не имеет отношения.

— Я хотел бы тоже добавить, — вмешался Конноли. — Мне не кажется, что он связан с кубинскими делами.

— Эрик Мазер сказал мне, что этот человек напоминает ему одного русского дипломата.

— Интересно, — пробормотал Андерсон, вновь взяв в руки фотографию. — Этот Эрик Мазер, он ваш объект, не так ли, Маркс?

— Уже сутки, как я не общаюсь с ним. Но велел следить за его домом.

— Вы надеетесь, что он туда вернется?

Маркс выдержал взгляд Андерсона.

— Да, — твердо ответил он. — Надеюсь.

Андерсон кивнул и принялся укладывать в портфель фотографии. Маркс заметил коробку, в которой Бредли привез фильм. Это порядком его удивило. Андерсон улыбнулся.

— Я не украл ее, Маркс. Капитан Редмонд все вам объяснит. — Закрыв портфель, он стал прощаться.

— Я сожалею, что мы больше ничем не можем вам помочь в дальнейшем расследовании. Но вы и без нас удивительно хорошо справляетесь. — Марксу он дружески бросил: — Желаю успеха.

У того сразу же мелькнула мысль, что теперь Мазер уже под надзором на федеральном уровне.

— Не понимаю, — сказал Маркс, когда они с Редмондом остались одни. — Они хотят, чтобы мы оставили в покое доктора Корралеса?

Редмонд выбил табак из трубки в корзинку для бумаг.

— Я вижу лишь две возможности, Дэйв. Они будут темнить до тех пор, пока сами все не узнают. Бредли действительно что-то привез в этой коробке — микрофильм, спрятанный наипростейшим способом под двойным дном, и вполне легальные куски пленки. — Он начертил четыре линии на листке бумаги. — Вот дно коробки, вот микрофильм, вот другое, фальшивое дно и легальные куски пленки. Как я уже сказал, они или еще не знают всего и готовы сотрудничать с нами, или уже знают больше, чем мы, и надеются, что мы своими действиями не разрушим их систему международных связей. Конноли, кстати, из Отдела уголовных расследований.

— Какова же теперь наша задача, капитан?

— Завтра с утра полным ходом вперед. Позвони, прежде чем приходить сюда, Дэйв. Если Корралес в городе, мы заедем за тобой.