За завтраком оба хранили молчание.

Хелен задумчиво смотрела в окно: овцы на склоне холма напоминали натюрморты старых мастеров.

— Почему он ни разу не приехал? Не мог? А ты не допускаешь, что за эти годы угроза смерти миновала?

— Допускаю, но слишком много зла ему причинили раньше. Репутация растоптана, он, вероятно, полагал, что вы куда-нибудь переехали, ты забыла его, привыкла к новому отцу.

— Мою-то жизнь его приезд только бы поправил, но вряд ли он задумывался об этом.

— В Перу он стал другим человеком, и уехать оттуда было бы весьма непросто, особенно принимая во внимание его возраст.

— Хочется верить, что там он действительно стал другим человеком. Надеюсь, он счастлив.

— Ты по-прежнему думаешь поехать?

— Я не мучила себя раздумьями, прежде чем отправиться в море, а шанс получить работу в Сити выпал во время карточной игры. У меня такое чувство, что отец жив.

Все утро Даю не давали покоя тревожные мысли. Никакого здравого смысла в ситуации не было — только голая необходимость уйти, спрятаться куда-то от боли. И непреклонная воля, которая светилась в глазах Хелен. Как бы Дай ни переживал за нее, поступить наперекор он не мог. Размышления о том, что ждет Хелен в Перу, наполняли его душу страхом.

С трудом заставив себя пройти в кабинет, Дай начал копаться в ящиках стола. Вот она, безмолвная хранительница прошлого, старая записная книжка. Сорок лет назад ее подарил отец. Красная кожа переплета уже давно потрескалась, выведенные пером авторучки синие строки совсем выцвели, но имена еще можно разобрать.

Виктор Мальдонадо… Мать его была уроженкой Шотландии, отец — перуанец. Виктор приехал в Кембридж изучать археологию и разбивать сердца. С Даем и Джеком он познакомился на лекциях по истории Древнего Египта, а потом друзья вечно обменивались конспектами. Смуглый, черноволосый, с бесшабашной улыбкой в темных глазах, Виктор всегда был готов к самым неожиданным проделкам. В кругу наивных студентов он считался единственным мужчиной — потеряв невинность еще шестнадцатилетним мальчишкой в одном из борделей Лимы, куда его привел устроившийся в соседней комнате дед. Настоящий сердцеед, разведчик и конспиратор. Было это двадцать три года назад — жизнь назад.

«Не могу, Хелен, не могу я послать тебя к человеку, которого уже совершенно не знаю! Каким его сделали прожитые десятилетия, неизбежные разочарования? Но ведь ты все равно будешь стоять на своем».

Дай долго смотрел на цифры номера телефона, как бы пытаясь вычислить в их сочетаниях будущее. Резко тряхнул головой, отгоняя тяжелые предчувствия, и снял трубку.

— Пробежка оказалась долгой, — заметил Дай за обеденным столом.

— По-моему, я загнала собак. — Хелен кивнула на улегшихся у камина доберманов.

— А я позвонил в Перу. Трубку снял брат Мальдонадо; я сказал, что учился с его родственником в Кембридже. Номера Виктора он мне не дал, но обещал передать на словах. Виктор — очень занятой человек.

— О, Дай! — Хелен коснулась его руки. — Когда это было?

— Минут тридцать назад. Терпение, Кэриад.

— Согласится он помочь или нет, я поеду в любом случае. Во вторник заварится такая каша! Они обнаружат взломанные замки, начнут расследование.

— И все-таки, Хел, ты могла бы побороться с ними. Я бы поддержал.

— Не сомневаюсь, Дай, но мне почему-то на них наплевать. Хочу выбраться из этого дерьма и найти отца.

— Уоллес был твоим другом, Хел. Еженедельные ужины, беседы. Чего бы я не дал, чтобы добраться до него сейчас!

— С ним я разберусь сама. С Рэнкином тоже. Я еще загляну им в глаза, а потом…

— Тебе виднее. Меня приводит в бешенство мысль, что они останутся безнаказанными.

— Не останутся. Их время придет, и мне нужно будет лишь хлопнуть в ладоши. От взмаха крыльев бабочки рушились империи.

Ночью Хелен взяла в руки саксофон, и по дому поплыли печальные, похожие на рыдания призрака звуки.

В воскресенье утром Хелен и Дай неторопливо завтракали, окружив себя ворохом газет. Ждали звонка.

— Расскажи мне о Мальдонадо. Каков он?

— О! Мы познакомились сорок семь лет назад; мы были тогда еще совсем мальчишками, во всяком случае Джек и я. О Викторе так, пожалуй, не скажешь: высокий, атлетического сложения, с аккуратно зачесанными назад волосами, с умным, знающим взглядом. Гражданин мира, не то что мы, парни из уэльской деревушки. Чаровник, он покорял всех, и женщин, и мужчин. Очень любил жизнь, хотя и был немного меланхоликом, как истинный валлиец. — Дай улыбнулся. — Добрый, веселый, щедрый. Но если человек ему не нравился, Виктор тут же превращался в свою полную противоположность. Упаси тебя Господь нарушить какой-нибудь его принцип. Он всегда говорил, что стремление платить обидчику у него в крови — то ли от конкистадоров, то ли от инков. Виктор никогда не признавал, что в его жилах течет смешанная кровь, у них это считается позором. Но в глубине души, мне кажется, он гордился своим происхождением. Считал, что по отцу его род идет от верховного вождя инков. Семья Виктора считалась фантастически богатой, хотя, по-моему, состояние довольно быстро таяло. — Дай развел руками. — Вот каким он был полвека назад.

— Он мог таким и остаться. Ты сам сильно изменился?

— Откуда мне знать, Кэриад? Виктор был другом, но не таким, как Джек. Твоему отцу я без колебаний доверил бы собственную жизнь, а Виктору не решился бы.

— Мне не придется доверять ему собственную жизнь.

— Откуда ты знаешь? Перу — далеко не самое безопасное место.

На мгновение Хелен ощутила непонятный страх.

— Я в состоянии позаботиться о себе.

— Айкидо против пули?

— А здесь? Отсутствие вины против сфабрикованных железных улик?

— Ты знаешь, что это такое, когда на человека объявляют охоту? Подумай о прессе! Стоит только сказать, что ты отправляешься в Перу, как аэропорт заполнят толпы газетчиков. Куда ты от них спрячешься?

— Будет лучше, если они придут к моему дому?

— Если ты останешься, они могут вообще ничего не узнать.

— Я не могу остаться, Дай, поскольку просто не знаю, что в такой ситуации делать.

— Тогда, уж коль ты твердо решила ехать, постарайся не привлекать к себе внимания. Держись подальше от туристских маршрутов. Хотя бы какое-то время.

— Превращусь в беглеца, как отец. — В глазах Хелен блеснула ирония. — По-моему, это называется бороться огнем против огня.

— Да, только смотри не сгори в нем.

— Дай, обещаю тебе быть осторожной. Сменю фамилию, оформлю новый паспорт, куплю билет. Газетчикам придется попотеть, чтобы разыскать меня, да и властям тоже.

— Согласен. Остаться Хелен Дженкс ты не сможешь. Пусть будет Уильямс, Хелен Уильямс.

— А как с Мальдонадо? Если он все-таки позвонит, если предложит помощь?

— То же самое, Хелен Уильямс. Ни звука о том, кто ты такая. Если он позвонит, я попрошу его оказать тебе содействие, но не обмолвлюсь о ваших с Джеком родственных отношениях. Ты будешь поступать так же, по крайней мере в течение нескольких недель, может, месяцев — пока у тебя не исчезнут последние сомнения. Тогда, почувствовав, что доверяешь ему до конца, можешь говорить правду и просить помощи.

— А чем он в состоянии навредить?

— Скажем, бросит намек властям, журналистам.

— С какой целью? Для чего?

— Мотивы могут быть самыми разными, за ними дело не станет.

На внезапный телефонный звонок собаки ответили лаем. По скрипящим половицам Дай прошел в кабинет, снял трубку. Звучавший в ней голос принадлежал прошлому.

— Дай, дружище! Это Виктор.

— Виктор, сколько лет!

— Целая жизнь. Как ты там?

— В целом неплохо. Кости иногда ноют, но каждый прожитый день воспринимаю как праздник.

— Ты всегда был оптимистом, Дай.

— Поневоле, разве нет? А что у вас?

— В Перу? Слишком много предательства. Сейчас дети осторожность впитывают с молоком матери.

— Если память не изменяет, в Кембридже ты не слишком утруждал себя осторожностью.

— Беззаботные были времена, не так ли? — В трубке послышался печальный вздох.

— Он жив?

— Не знаю, — после долгого молчания ответил Виктор. — Последний раз я видел его больше шести лет назад.

— Почему так?

— Мы пошли разными путями. С возрастом человек меняется. Да, никогда не знаешь, как лягут карты. Что у тебя за проблема, Дай? — В голосе Виктора звучало спокойное достоинство мужчины, привыкшего распоряжаться человеческими судьбами.

— Одному из моих друзей требуется надежное убежище.

На том конце провода повисла тишина.

— Могу я узнать причину?

— Просто окажи мне услугу, как в старое время.

Перед глазами обоих встала освещенная пламенем камина комната студенческого общежития, бутылки портвейна на столе.

— Старое время, Дай! Это была другая жизнь.

— Что ж, ты, видимо, прав.

— Погоди, ты не понял. Неужели решил, что я не помогу? Долго он рассчитывает пробыть у нас?

Хороший вопрос.

— Три месяца, — наугад ответил Дай. — И это не он, а она. Она тебе понравится.

— Кто это?

— Мой друг, Виктор. Старый друг.

— Для чего ей нужно быть здесь?

— Она улетела бы сегодня, если бы смогла.

— А неприятностей с собой она не привезет?

— Она оставит их здесь.

— Неприятности, как правило, следуют по пятам.

— Но не в этом случае.

«Исключений не бывает», — подумал перуанец, разглядывая свою ладонь. Неприятности подобны заразе.

Прежняя жизнь закончилась на удивление быстро. Открывшееся предательство, разговоры с Даем, несколько телефонных звонков, возобновление старой дружбы и заказанный авиабилет. Все.

Дай устало потер виски, медленно поднялся, подошел к скрытому в стене за картиной сейфу. Достав пачки банкнот — фунты, марки, иены, — отсчитал двадцать тысяч долларов, завернул деньги в плотную коричневую бумагу.

Вдоль стен кабинета от пола до потолка стояли стеллажи с книгами. Книги были старыми друзьями, Дай знал, где они живут, кто их соседи. Он бережно снял с полки три томика, вслушался в размеренное дыхание собак. Ухо уловило звук четких, энергичных шагов: по каменным плитам холла к двери приближалась Хелен. Дверная ручка повернулась, и Дай увидел ее на пороге.

— Паспорт у тебя с собой?

Хелен кивнула.

— Мы же договорились.

— Твой рейс через пять часов. «Америкэн эрлайнз». Майами, затем Лима. Мальдонадо тебя встретит.

— Спасибо, Дай.

— Держи. — Он протянул ей потрепанные от частого употребления томики: грамматику испанского, словарь и сборник пословиц. — Начнешь с азов.

— Ты и их сохранил!

Впервые Хелен заметила, с каким трудом даются ему движения. «Дай стареет, — со страхом подумала она. — Почему же я не обращала на это внимания раньше? Какими же эгоистами бываем мы в детстве! Без нашего разрешения родители не имеют права стареть. Они сжигают себя, мы же лишь пользуемся их теплом».

— Пойдем. — Дай коснулся ее плеча. — Пора собирать вещи.

* * *

Он дал ей старый, весь в наклейках, кожаный чемодан. Первым Хелен уложила саксофон. Руки ее механически что-то складывали, заворачивали. Когда с этим было покончено, Хелен подтащила чемодан к лестнице.

— Хочешь, я довезу тебя до аэропорта? — спросил от дверей кабинета Дай.

— Лучше Дерек, если ты не против.

К чему мучить себя долгими прощаниями? Они крепко обнялись. Хелен едва удержалась от слез.

— Скажешь Джойс, хорошо? Она поймет меня.

— А матери?

— Мать не заметит моего отсутствия.

Дай сжал ее руки в своих. Спрятав боль в самую глубину, глаза его выражали лишь бесконечную любовь и сочувствие.

— Удачи тебе, Кэриад. Я всегда на месте, ты знаешь, я всегда жду тебя. Возвращайся поскорее, нам еще предстоит драка с теми подонками. — В словах Дая звучала воля, ослабить которую были не в силах даже годы.

— Обязательно.

— Разыщешь отца, скажи, что я не забыл о нем.

— Обещаю. Береги себя, Дай. — Поцеловав его, Хелен спустилась по лестнице.

Уходить было трудно, но она знала, что, оставшись, уже никогда не обретет покоя.

Дерек гнал машину мимо покрывшихся свежей зеленью полей. Над узкими змеями рек поднимался едва заметный, прозрачный туман.

На родные места Хелен смотрела глазами человека, отчетливо сознающего неизбежную гибель, потерю самого дорогого.