— Если уж ты предпочитаешь носить свитер, — сказала Анна Холлис Корвит своей дочери, — то почему он должен выглядеть как пожертвование для Армии Спасения? А твой макияж…

— Да-да, мама, я все это знаю. — Хильда облокотилась на письменный стол, прямо на разложенные на нем бумаги, и тоскливо уставилась в окно.

— Ты же всегда хорошо одевалась.

— Ах, мама, ну ради Бога! Теперь же все не так, как прежде. Когда на плечах такой груз… Хотя ладно, неважно. — Она встала и принялась беспокойно мерить шагами комнату.

Миссис Корвит опять склонилась к бумаге для записей с вензелем «Конгресс женщин-избирателей Ривердейла». Это была рослая женщина, выше своего мужа, со стройной фигурой и седыми волосами, подстриженными на мальчишеский манер, с точеными правильными чертами лица. Она то и дело терла пальцем лоб.

Невольный вздох матери заставил Хильду остановиться. Она грустно посмотрела на согбенную спину, а затем, будто врач, желающий отвлечь пациента от мыслей о болезни, спросила:

— Что ты собираешься сегодня делать, мама?

Прежде чем миссис Корвит успела ответить, послышались торопливые шаги. В комнату вошел стройный темноволосый мальчик лет одиннадцати-двенадцати. Для своего возраста он был необычайно хорошо сложен и имел красивое, удлиненное лицо. Но глаза его были постоянно полуприкрыты, как у очень застенчивых детей.

— Мама, — сразу же начал он, — т-ты з-знаешь, г-где наша лопата?

Хильда оперлась о подоконник, с улыбкой глядя на него.

— Послушай, а ты не считаешь нужным сказать «доброе утро»? Ты откуда?

Мальчик посмотрел на нее так, будто только что заметил.

— Д-доброе утро. Я делал лодку. — Он опять повернулся к женщине, сидевшей за письменным столом. — Мама!

— А зачем тебе лопата, Лью? — спросила миссис Корвит, продолжая писать.

— Я хочу расчистить дорожки. П-пожалуйста!

— Это хорошая мысль. Надо бы попросить Свендсена помочь тебе.

— А к-кто такой С-свендсен?

— Это наш новый шофер, дорогой. Он приехал, когда ты был в школе. Надень свитер под куртку.

— Ты хочешь п-помочь, Хильда? — Мальчик остановился, не доходя до двери, и обернулся к сестре.

После секундного колебания Хильда решилась.

— Да, Лью, — ответила она. — Я сейчас выйду.

— Ты сейчас — что? — Мать изумленно обернулась к ней.

— А что? — Хильда остановилась в дверях.

— Ты что, тоже будешь расчищать с ними дорожки?

— Ну да. А почему бы и нет? Мне не помешает побыть на свежем воздухе. Я считаю…

— Хорошо, — ласково согласилась миссис Корвит, опять склоняясь над письмом. — Я не возражаю.

— Но ты спросила так, будто в этом есть что-то странное, — с вызовом заметила Хильда.

— Я ничего такого не говорила, Хильда. Кстати, твой уход мне только на руку.

Хильда неторопливо вышла из кабинета, но, дойдя до гостиной, опрометью бросилась по лестнице наверх. Тут она открыла дверь справа от лестницы и вошла в мрачную комнату с темными дубовыми панелями и мебелью из красного дерева. Порывшись в шкафу, она достала коричневые сапоги и бежевую куртку, отороченную мехом леопарда.

Одевшись, она присела перед небольшим зеркалом, чтобы повязать бежевый с желтым шарф, но внезапно замерла. Хильда смотрела на свое накрашенное лицо так, будто увидела его впервые. Сердитая морщинка прорезала ее лоб. Вытащив из пакета косметическую салфетку, она принялась решительно стирать макияж. Затем взяла большую банку крема и покрыла им все лицо. Стерев крем, она слегка припудрила кожу, тщательно удалив излишки пудры. Быстро оглядев результат, она нанесла еще немного пудры вокруг покрасневших глаз, а затем подкрасила губы. Все еще недовольно морщась, она убрала косметику в шкафчик и сбежала вниз.

Когда Хильда вышла из парадной двери, перед домом никого не было. Она направилась было к гаражу, но вдруг обернулась, смутно сознавая, что что-то не так.

Снег под стеной был утоптан. Она заметила это, выйдя-из дома, но не сразу осознала, что сие означает. Если не считать дорожки, это было единственное утоптанное место на участке.

Хильда задумчиво втянула щеки. Подходя к гаражу, она услышала голос Льюиса из открытых дверей.

— …с прошлого лета, — говорил он. — Давайте возьмем три. Моя сестра тоже хочет помочь.

— Которая из них? — спросил шофер.

— Вот эта, — ответила Хильда, входя.

Свендсен, изучавший пол, выпрямился. Льюис все еще стоял нагнувшись. Не глядя на сестру, он потащил к выходу три лопаты.

— Доброе утро, мисс Корвит, — сказал шофер. Он нагнулся, чтобы стряхнуть грязь с колен, забрал у Льюиса две лопаты и добавил: — Я сейчас, Лью.

Мальчик направился к парадному фасаду дома.

— А вы быстро сходитесь с детьми, — заметила Хильда.

Она взяла протянутую Свендсеном лопату, но не двинулась с места.

— Я… Вы ходили по снегу около стены?

Выражение его лица не изменилось.

— Ходил по снегу? — вежливо переспросил он.

— Я хочу сказать, вы делали что-нибудь на газоне прошлой но… этим утром?

— Не понимаю вас.

— Снег у стены весь утоптан, и я думала, что… что… — Она смешалась под его вежливым, но угрюмым взглядом.

— Да? — подбодрил ее шофер.

Хильда нахмурилась и отвернулась.

— Вы всегда ведете себя так, будто издеваетесь над людьми?

— Я не собирался…

— Неважно. Это был, конечно, глупый вопрос. — Она пошла к двери. — Давайте начнем.

Тусклая улыбка сбежала с его губ.

— Мисс Корвит.

— Да? — Она остановилась и обернулась.

— Кто, по-вашему, стал бы копаться в земле в это время года?

Хильда проследила его взгляд и увидела лежащие на полу лопаты.

— Почему вы спрашиваете?

— На лопате совсем свежий чернозем.

— Должно быть, это с прошлого лета. — Подтягивая шерстяные перчатки, она спросила: — Так вы об этом спрашивали моего брата?

— Да. Откуда вы знаете?

— Услышала его ответ, когда вошла. А какая вам разница?

— Никакой. Только эта земля лежит тут всего несколько недель. С прошлого лета она превратилась бы в сухой песок.

— Может быть, здесь просто сыро.

— Может быть.

Перед входом в дом они увидели Льюиса, энергично разбрасывающего снег во все стороны.

— Эй! — окликнул его Свендсен. Мальчик поднял голову. — Давай действовать по системе. Вы с сестрой начинайте с левой стороны от входа, а я начну справа.

— Ладно! — ответил мальчик. — Д-давайте устроим соревнование. П-посмотрим, к-кто п-первый дойдет до дороги. — Взяв веточку, он воткнул ее в снег у конца подъездной аллеи. — Вот так, п-правильно? Кто первый до нее докопает, тот победил.

— Постой-ка, ведь вас двое, — возразил шофер.

— Да, но вы мужчина. Я еще маленький, а она девушка. — Льюис нетерпеливо копнул снег лопатой. — Давайте начинать!

— Хорошо. — Шофер принялся за работу.

Хильда тоже взялась за дело, хоть и менее увлеченно, чем брат. Постепенно ее лицо раскраснелось, волосы выбились из-под шарфа. Когда вместо макияжа на лице появился естественный румянец, а смутная тревога улеглась, она стала почти хорошенькой. Даже ее тусклые глаза заблестели.

— Он обгоняет, — в отчаянии сказал Льюис. — Ну давай, Хил, с-скорей! — Сам он разбрасывал снег куда попало.

— Ты неправильно делаешь, Лью. — Хильда засмеялась, ловя ртом снежинки. — Сгребай на обочину.

— У меня все в п-порядке, Хил, — отозвался запыхавшийся мальчик. — Это т-ты п-поторопись, Хил.

Лью трудился изо всех сил, девушка старалась не отставать. Время от времени шофер поглядывал на них.

Наконец, отбросив последнюю лопату снега, Свендсен сказал:

— Я выиграл. Вот дорога.

Льюис поднял голову. На лице его читалось разочарование.

— Вы уже дошли до веточки?

Хильда громко рассмеялась и бросила пригоршню снега в лицо брата.

— Ну, конечно, малыш. Надо уметь проигрывать!

Слепив снежок, Льюис метнул его в сестру.

— Я умею, — добродушно ответил он. — Идите сюда, — крикнул Льюис шоферу. — Мы устроим еще одно соревнование. Давайте посмотрим, кто быстрее очистит дорожки вокруг дома.

Не успел Свендсен ответить, как парадная дверь отворилась. Вышел мистер Корвит, закутанный в толстый шарф, и медленно приблизился к ним.

— Мы с-сейчас соревновались, папа, — прокричал Льюис.

Его отец остановился, рассеянно глядя на сына.

— Говори помедленнее, сынок, — попросил он. — В последнее время у тебя испортилась речь.

— Он выиграл, но это Хильда виновата. Я бы ни за ч-что не п-проиграл, если бы мы были с Киттен.

Делая вид, что прикуривает, шофер быстро взглянул на Хильду. Улыбка мгновенно исчезла с ее лица. Она принялась стряхивать снег с перчаток, старательно, словно маленькая девочка. Румянец разом сошел, и лицо опять превратилось в безжизненную маску. Бросив лопату в сугроб, она сказала:

— Что-то я замерзла. Пойду в дом.

Взглянув на отца, она увидела, что он сворачивает за угол. Минуту спустя он скрылся за поворотом. Льюис что-то прокричал и припустил за ним.

— Мисс Корвит, — сказал Свендсен.

Она устало повернулась к нему.

— Да?

— Сегодня у меня выходной. Я знаю, что не имею никакого права, но… — В ее глазах зажглась какая-то искорка. — Но не мог бы я взять машину?

Искорка погасла.

— А! — Она отвернулась. Ее голос звучал без всякого выражения. — Конечно, берите.

Улыбнувшись одними глазами, Свендсен увидел, как за ней закрылась дверь.

Когда он вошел в кухню, там была только кухарка. Шофер взял «Дейли-ньюс» и лениво листал ее, пока не вошла Патрисия со шваброй и совком. Увидев Свендсена, она тут же принялась приглаживать волосы рукой.

— Этот мальчишка за выходные переворачивает весь дом вверх дном, — пожаловалась она кухарке. — Он разбросал палочки и щепки по всему второму этажу.

— Он строил лодку, — как бы между прочим заметил Свендсен.

Горничная настороженно посмотрела на него, смахнув пот с верхней губы.

— Я согласна, что дети должны развлекаться, — сказала она уже совсем другим тоном. — Но хотелось бы, чтобы они сорили в какой-нибудь одной комнате.

— Конечно, — с сочувствием сказал шофер. — У вас еще много работы?

— Еще три комнаты.

— А вам разрешается выходить по вечерам?

Глаза горничной мгновенно загорелись. Рука опять невольно потянулась к волосам, поправляя прическу.

— Мой выходной в четверг, — сказала она, выжидательно глядя на него. — А у вас когда?

— Сегодня.

Патрисия села и пнула швабру ногой.

— Вы неплохо устроились, — грубовато заметила она. — А как вам это удалось?

— Я не просил, — Свендсен пожал плечами. — Думаю, старик решил так, потому что сам не работает по воскресеньям.

— Ага… — Она принялась водить носком туфли по полу.

— Так вы можете освободиться на вечер?

Не прерывая стряпни, кухарка с откровенным любопытством поглядывала на них. Патрисия заметно приободрилась.

— Я могла бы отпроситься на сегодня. Работы немного.

— Хотели бы пойти в кино?

— Еще как! Вы не представляете, до чего мне надоело сидеть здесь взаперти. Я уверена, что смогу освободиться. — Она взяла чистые тряпки и опять пошла к двери. — Надо торопиться, чтобы пораньше закончить. Когда я должна быть готова?

— В семь вас устроит?

Патрисия согласно кивнула. Усталости как не бывало. Повеселев, будто ей впрыснули наркотик, и напевая что-то себе под нос, она поднялась по черной лестнице.

После обеда Свендсен слонялся по своей комнате. Он не задергивал шторы и наблюдал за всеми передвижениями в доме. В начале четвертого появился «крайслер-империал», в котором приехали полная женщина в шубе из русского каракуля, высокий сутулый мужчина и мальчик-подросток. Вскоре подкатил «кадиллак» с пожилой дамой за рулем.

Шофер лег и немного подремал. Когда он проснулся, за окном было темно. Посмотрев на часы, он увидел, что уже шесть. Свендсен неохотно встал, пригладил волосы и зевнул. Обе машины уже исчезли. Зябко поеживаясь, он начал собираться.

Когда он вошел в кухню, посуда была убрана, а за столом сидел один Уэймюллер, читая «Геральд-трибюн». Он поднял глаза на Свендсена, отметив его наряд и чисто выбритый подбородок.

— Что, идете развлекаться?

Свендсен кивнул.

— В кино. — Он взглянул на лестницу, зевнул и сел. Дворецкий положил газету.

— Ждете кого-нибудь?

Еще один кивок.

— Патрисию.

Уэймюллер вскинул брови.

— Забавно.

Свендсен перестал барабанить пальцами по столу и посмотрел на дворецкого.

— Что забавно?

— Что вы идете с ней.

— А что тут такого?

— Она глупа. А вы — нет. — Дворецкий говорил безразличным тоном, но пристально вглядывался в лицо Свендсена. Затем он спросил: — Почему вы стали шофером?

Свендсен отбивал дробь, словно и не слышал вопроса. Он опять взглянул на часы. Затем лениво спросил:

— А почему вы стали дворецким?

На губах Уэймюллера мелькнуло подобие улыбки.

— Вы не поверите, если я вам скажу.

— А вы попробуйте.

Уэймюллер задумчиво смотрел на шофера, улыбка исчезла без следа. Наконец он поднялся и подошел к раковине, чтобы выпить воды. Лицо его ничего не выражало.

— Вы когда-нибудь видели Киттен Корвит? — спросил Уэймюллер.

Свендсен оглядел на его узкое грубоватое лицо, волосы с проседью, хлипкую фигуру. Но дольше всего он смотрел в умные карие глаза. Свендсен медленно покачал головой.

— Нет.

На лестнице послышались шаги, и Уэймюллер вдруг затараторил:

— В «Виктории» идет хороший фильм, — сказал он непринужденно. — Про шахтеров. Критики…

— Опять вы о том же! — Это была Патрисия. На ней было черное платье с низким вырезом, все в блестках, на голове лихо сидела красная шляпка, тоже с блестками. В руках она держала черное пальто. — Сегодня не хочу смотреть на всяких там голодающих шахтеров. — Она скорчила рожицу, словно рассчитывая на сочувствие Свендсена. — Честное слово, когда он не требует, чтобы мы читали «Нью-Йорк-таймс», то норовит заставить нас смотреть на голодающих шахтеров. Он говорит, что только дураки читают…

Свендсен решительно взял ее под руку и повел к двери, на прощание кивнув Уэймюллеру.

Несмотря на ненастную погоду и слякоть на улицах, нью-йоркцы не сидели дома, а искали удовольствий. Тысячи машин, устремившихся в город, на подъезде к центру еле ползли. Толпы мужчин, женщин и даже детей фланировали по ярко освещенным улицам, брюки и спортивные куртки чередовались с норковыми шубками и дорогими платьями. Все бары и рестораны были полны. Громкая музыка лилась на улицы, смешиваясь с гомоном толпы.

Машина Свендсена и его спутницы проползла мимо «Капитолия», «Риволи», «Критериона». Наконец внимание Патрисии привлек фильм «Мельницы Господа». Вообще-то она собиралась пойти на мюзикл, но согласилась и на мелодраму.

Герой фильма был изувечен негодяем, и Патрисия сжала руку Свендсена. Возлюбленная героя проявила исключительное благородство, и Свендсен обнял Патрисию за плечи. Когда же негодяя должно было постигнуть возмездие, голова Патрисии уже лежала на плече спутника.

После фильма Свендсен помог ей надеть пальто и довольно долго ждал у дамской комнаты. Выйдя на холод, они протиснулись сквозь шумную толкающуюся толпу к Западной сорок пятой улице, где оставили машину.

Шофер усаживал Патрисию в машину, когда случайно поднял глаза и встретился взглядом с Хильдой, выходившей из театра «Империал» в компании знакомых. На мгновение она заколебалась, затем, ничего не говоря своим спутникам, направилась прямо к Свендсену.

— Мы увидели машину, когда приехали, — сказала она. — Вы ведь не были в театре, правда?

За ее спиной он увидел Дору, Фрэнсиса и Криса. Дора казалась недовольной.

— Нет, мы ходили в кино. — Он последовал ее примеру и не стал употреблять никаких имен и обращений.

При слове «мы» Хильда невольно заглянула мимо него в машину.

— Добрый вечер, мисс Хильда! — с неловкой улыбкой сказала Патрисия. Хильда смущенно взглянула на Свендсена и поспешно ответила:

— Добрый вечер, Патрисия.

— Хильда, я умираю с голоду! — нетерпеливо крикнула ей Дора.

— Иду! Э-э… доброй ночи. — Быстро повернувшись, она вернулась к Крису.

Патрисия улыбнулась Свендсену, когда он сел за руль.

— Она к вам неравнодушна.

Машина отъехала от тротуара.

— Где вы хотели бы поужинать? — Он смотрел только на дорогу, чтобы не наехать на пешеходов.

— Вы что, не слышали, что я сказала? Мне кажется, вы нравитесь Хильде Корвит. Большое везение для шофера. — Она лукаво взглянула на него.

Свендсен обнажил зубы в улыбке.

— Жаль, что ее сестра, Дора, не разделяет чувств Хильды.

— Да она всегда такая. Ужасно высокомерная!

— Вы так мне и не сказали, куда хотите поехать.

— Я выбирала фильм, — благодушно проговорила Патрисия. — Так что теперь выбор за вами.

Свендсен молча свернул на Бродвей, глядя вперед.

— Не правда ли, было здорово?

— Что? — рассеянно спросил он, быстро поворачивая руль, чтобы избежать столкновения с идущей впереди машиной.

— Кино. Правда, он выглядел ужасно, после того как этот — как его? — порезал ему лицо? Не знаю, как та девица решилась выйти за него замуж. Я бы близко не подошла к парню с таким лицом!

— А если бы вы были влюблены в него?

— Ну как бы я могла любить человека с такой внешностью? Можно было бы найти кого-нибудь другого. А вы когда-нибудь влюблялись?

Свендсен свернул на Пятьдесят первую улицу.

— Я когда-то получил два отказа от одной девушки со Стейтен-Айленда.

— А потом она согласилась?

— В конце концов, да.

— Так почему же вы не женаты?

Он остановился на Пятьдесят первой у ресторана «Майен».

— Речь шла не об этом.

Взяв ключ, он вылез из машины и обошел ее, чтобы открыть дверцу для Патрисии. Они выбрали столик в дальнем углу. После десятиминутных размышлений и обсуждения меню, Патрисия решилась на «бренди-александер» и бифштекс. Свендсен заказал виски с содовой и отбивную.

— У вас красивое платье, — сказал он, когда официант отошел. — Корвиты, должно быть, неплохо платят.

— О, платят они хорошо. Это единственная причина, по которой я не ухожу. Вы знаете, жилье, еда, все бесплатно. Но все равно, я не жалею, что они уезжают.

— Почему?

— О, мне предлагали несколько отличных мест, где не надо было заниматься хозяйством. Я… — Подошел официант с напитками, и она умолкла. Потом сказала: — Я уже устала быть горничной. — Патрисия понизила голос и заозиралась. — Наверное, пойду в официантки. Только надо посмотреть, сколько платят. А вы так и останетесь шофером?

— Ага. Мне казалось, вы не жалеете об их отъезде, потому что возникли сложности.

— Господи, нет. По-моему, Корвиты не хуже других. Потом, это даже престижно, вы ведь понимаете. Он такая большая шишка, его имя вечно в газетах, и все такое. Ну, и деньги, конечно. Вы бы видели их дом в Поулинге! — Она манерно отпила глоточек белой жидкости из своего стакана, держа его двумя руками и поставив локти на стол.

— Должно быть, в такой семье работать непросто. Мальчик-подросток и больная.

— Ну, мальчик приезжает из школы только на выходные. А… ведь вы имеете в виду Киттен, правда? Она теперь вообще не требует забот. Раньше с ней было куда сложнее. Она вела себя так, как будто я ее персональная горничная. Патрисия, сделай то, Патрисия, пришей это, Патрисия, помоги мне надеть платье! Она любила покомандовать, как, впрочем, и все они. А Уэймюллер заставлял нас быть в десять раз аккуратнее, если мы обслуживали ее. Он считал ее богиней или чем-то вроде того. Вы знаете, в это трудно поверить, но иногда мне кажется, что он в нее влюблен. Ну не смешно ли?

Свендсен махнул рукой, подзывая официанта, и заказал бутылку бургундского к мясу.

— Подумать только, как все с ней носятся, — продолжала Патрисия, даже не заметив, что ее перебили. — Я бы не дала ей запираться в комнате и не стала бы носить ей туда еду и прочее. Это все мистер Корвит. Он всегда баловал ее и позволял делать что угодно. Ха! Как будто она младенец! Да она выше, чем он! Это отец дал ей такое дурацкое имя. Я никогда не слышала…

Патрисия умолкла, наблюдая, как официант наливает им вина. Отвлекшись от своего рассказа, она спросила:

— Это вы заказали?

Свендсен кивнул.

— Боже, мне, кажется, лучше не пить. — Она хихикнула. — Я слишком быстро пьянею.

— Только не от этого молочного коктейля! Так что с ней случилось?

— С кем? Ах, с Киттен. — Патрисия вернулась к предмету беседы. — Так что я говорила? Ах, ну да, я никогда не слышала, чтобы ее звали…

— А что с ней случилось?

— Она попала в аварию. Это всем известно.

— Но почему после аварии она начала прятаться от всех в запертой комнате?

— Что-то случилось с ее лицом. Она разбила его о ветровое стекло. — Хотя девушка старалась говорить бесстрастно, все-таки уголки ее рта дрогнули при этих словах. Шофер видел, как она опустила глаза, и ноздри ее чуть раздулись. — Говорят, что на него просто страшно смотреть.

Официант принес бифштексы и вино, но Патрисия уже не обращала на него внимания. Кое-как нарезая мясо, она продолжала свою речь.

— И не то чтобы она была такой уж красавицей. Не знаю, из-за чего все так с ума сходили. Она была не по-женски мускулистой. Прямо как… Ну, мне кажется, что девушка не должна быть такой… Мне кажется, нужно быть более женственной. А вам? — Свендсен кивнул, так как она ждала ответа, замерев с вилкой в руке. — А как она держала голову! Будто у нее позвоночник окаменел. Вы ведь знаете, как некоторые девицы ходят — будто аршин проглотили. — Патрисия помолчала и ее возбуждение улеглось. Она взглянула на свою тарелку, словно увидела ее впервые, потом сказала: — И все равно, у нее была куча поклонников. До аварии дом кишел ими.

— Может быть, кто-то приходил и к другим девушкам?

Патрисия опять оживилась. С удовольствием отпив большой глоток вина, она рассмеялась.

— Другие девушки! Просто смех! Вы видели сегодня этого Криса Гледхилла с Хильдой? Такого долговязого красавчика? Он один из приятелей Киттен. Теперь, когда он не может с ней видеться, начал всюду бывать с Хильдой.

Свендсен наполнил бокал Патрисии.

— Он тоже не встречается с Киттен?

Патрисия ничего не ответила. Потом она игриво сказала:

— Вы так сорите деньгами! Можно подумать, вы собираетесь меня напоить, чтобы воспользоваться этим. — Она отпила глоток и глупо рассмеялась.

— Так она видится с Крисом?

— Кто?

— Киттен.

— О! Конечно, нет. Неужели она позволит молодому человеку лицезреть себя в таком виде?

— А вы тоже ее никогда не видели?

Патрисия покачала головой, жадно глотая вино.

— Нет. Хотя, честно говоря, умираю от любопытства. — Слова выскочили сами собой, и она тут же спохватилась. — Я хотела сказать… Ну, тут любому было бы интересно.

— Подумать только, сидеть весь день взаперти и никогда никого не видеть! Я бы с ума сошел.

— Я не говорю, что она вообще никого не видит. Она разрешает людям постарше заходить к ней. На них-то ей наплевать. Вот сегодня приезжали родственники, и еще эта миссис Шонеман. Ну, мать этого Дориного красавчика, Фрэнсиса. Фрэнсис — единственный молодой человек, которого она принимает. Он ее врач. Тоже мне врач!

— А что, вы о нем не очень высокого мнения?

— Ну, на вид-то он ничего. Но у меня другое представление о врачах. Боже, если бы он начал меня осматривать… — Она захихикала. — Ну, вы понимаете. Я бы просто не позволила ему, вот и все. Я не думаю, что он… — Она замешкалась, подыскивая слово.

— Достаточно профессионален?

— Ну да. Профессионален. Я бы не подпустила его к себе, уж во всяком случае, не в качестве врача. Ни за что!

— Как ужасно, когда такое случается с молодой, хорошенькой девушкой, — задумчиво произнес Свендсен, внимательно наблюдая за реакцией Патрисии.

— Что вы… A-а, вы имеете в виду Киттен? — Девушка замялась, глядя в тарелку, потом пожала плечами. — Даже не знаю. Ведь она всегда имела все. Я считаю, что никто не может иметь все, что хочет, всю жизнь, правда?

Свендсен промолчал.

— У нее были и деньги, и сколько угодно нарядов. И ей никогда не приходилось работать. — Отодвинув тарелку, Патрисия грустно размышляла вслух: — И о ней всегда писали газеты. Все считали ее чем-то из ряда вон выходящим. А она была достаточно обыкновенная. — Горечь, накопившаяся за долгие месяцы созерцания чужого благоденствия, переполняла ее. — Знаете что? — Она посмотрела на него с каким-то детским вызовом. — Один из ее приятелей… не помню его имени. То есть, он мне не представлялся. Так вот, он всегда приходил в кухню и заигрывал со мной. Я ему действительно нравилась. Он был отличный парень. Очень высокий, черноволосый. Чем-то похожий на вас, только более… ну…

— Другой, — подсказал шофер.

— Да… да. Другой. — Патрисия посмотрела на него с подозрением, но лицо Свендсена было совершенно серьезным. — Он всегда говорил, что я выгляжу в точности как Люсиль Болл, только черноволосая. Он, кстати, не первый это заметил. Если вы посмотрите на меня под определенным углом, то, может быть, сами заметите. — Она чуть повернула головку и улыбнулась.

Свендсен подтвердил, что видит сходство.

— Ну, вот, он всегда приходил на кухню и делал вид, будто помогает. Большой был шутник. Каждый раз, когда Киттен приходила искать его, он обнимал другую служанку и прикидывался, что говорит с ней. Но при этом всегда подмигивал мне. Киттен тоже это видела. Но притворялась, что ей все равно. И твердила одно и то же. Мол, кухня — не место для… для игр. Чудовище! Она всегда несла чепуху. — Патрисия умолкла. Глаза ее потускнели. — Но он никуда меня не приглашал. — Она пустым взглядом посмотрела на Свендсена и взяла свой бокал. — Слишком строгих правил, наверное.

Появился официант и спросил, не желают ли они десерт. Свендсен отказался, но девушка ответила, что хочет пирога с черникой и шоколадного мороженого. Официант бросил на шофера смущенный взгляд, но тот лишь пожал плечами.

Когда официант, еще раз взглянув на Свендсена, поставил заказ на столик, Патрисия внезапно сказала:

— Я чувствую себя как-то странно. — Ее взор блуждал, а лицо раскраснелось.

— Вам будет лучше на свежем воздухе, — сказал Свендсен. — Но может быть, не стоит есть пирог?

— Нет-нет. Это мне не повредит, — заверила она его, кладя мороженое поверх пирога и отправляя ложку этой смеси себе в рот. Одна ягода упала в тарелку. — Обожаю сладкое. Моя подруга Лоретта ужасно мне завидует, потому что я могу есть сколько угодно сладостей, и мне никогда не бывает плохо. Она всегда говорит мне: «Патрисия, твой прекрасный цвет лица…»

— Мне кажется, что у Киттен должны быть подруги, которые навещают ее.

— Что? — Она заморгала, стараясь сосредоточиться. Несколько ягод упало на платье, но Патрисия даже не заметила этого.

— Почти у всех девушек есть подруги. У вас — Лоретта. А у Киттен была лучшая подруга?

— Лучшая подруга? — неуверенно произнесла Патрисия, тупо глядя по сторонам мутными глазами. Вдруг она заметила пятно на платье. — Ой! Посмотрите, что я наделала!

Бормоча что-то успокаивающее, шофер смочил салфетку и начал старательно оттирать пятно. Наконец оно почти исчезло.

Патрисия хихикнула.

— А вы делаетесь нахальным.

Свендсен положил салфетку на стол и сел. Девушка виновато оглянулась, боясь, что на нее смотрят, но никто не обращал внимания, и она снова занялась пирогом.

— А были ли у Киттен близкие подруги, которые и сейчас навещают ее? — опять спросил Свендсен.

— Что?

— Подруги должны были приходить. Это естественно.

— А! — Патрисия попыталась сосредоточиться. — Господи, конечно, нет. Ее все ненавидели. Они только радовались ее уродству, и она это прекрасно знает. — На лице Патрисии появилось философское выражение. Подумав, она добавила: — Они тянулись к ней просто потому, что она была в центре внимания. Вы замечали, как девушки тянутся к тем, кто пользуется успехом? Когда я училась в школе, было так же. Парни ухаживали за мной, и остальные девочки…

— Так, значит, они радовались ее несчастью, — повторил шофер. — А кто, по-вашему, радовался больше всех?

— Что? — Патрисия заморгала.

Глубоко вздохнув, Свендсен наклонился и отпил кофе.

— Просто подумал, кто мог бы радоваться беде Киттен?

— Господи, да почти все, — сказала Патрисия, беззаботно пожав плечами. — Могу поспорить, что миссис Льюисон не очень-то расстроилась. Конечно, она замужем, и все такое, но мне кажется, что она завидует Киттен. Не знаю почему. Они редко бывали в одной компании. Но я заметила, что она ненавидит Киттен. Впрочем, не она одна. Ее все ненавидят. Я имею в виду девушек.

Неожиданно взгляд Патрисии сделался более осмысленным. Она поколебалась, облизывая губы, потом подалась к Свендсену и уставилась на него.

— Хотите, скажу кое-что?

Шофер не выказал любопытства. Разве что глаза стали более сосредоточенными.

— Что?

— Не знаю, стоит ли вам об этом рассказывать. — Ее лицо раскраснелось и вспотело, а платье стало мокрым под мышками. — Вы не проболтаетесь? Я имею в виду Корвитов или Уэймюллера.

Он покачал головой.

— Вы знаете, что в газетах писали, будто бы Киттен была одна в машине, когда случилась авария?

— Да, и что?

— На самом деле, я думаю, все было не так.

— Правда? — мягко спросил шофер.

— Да. Иногда мне кажется, что кто-то нарочно разбил ее лицо о ветровое стекло.

Свендсен оставил в покое чайную ложку. Положив руки на столик, он внимательно изучал их.

— Это было бы нелегко. Стекло небьющееся. Почему вы так думаете?

— Но ведь столько людей были бы только рады…

Он вздохнул.

— Так это только догадки?

— А как она добралась бы до дома с такими порезами?

— А что ей было делать, если вокруг никого? Кроме того, неужели она стала бы молчать?

— Вы не знаете эту семью! Они сделают все, чтобы только о них не судачили, — в ее голосе зазвучали упрямые нотки. — Но это еще не все. Вообще-то я не должна вам этого говорить… Я обещала кухарке, что буду молчать. Она взбеленится, если узнает, что я болтала. Вы точно никому не скажете?

Свендсен опять кивнул.

— Так вот. В день аварии кухарка вышла на улицу, чтобы бросить старые газеты в мусорный бак. Мне казалось, что перед этим я слышала звонок в дверь. В общем, она сказала, что видела, как уехала Киттен. И кто-то еще был с ней в машине. — Патрисия прищурилась. — Что вы об этом думаете?

— А не могла она высадить своего пассажира до аварии?

— Да, но… Они-то говорят, что она вообще поехала одна.

Свендсен не отрывал глаз от своих рук.

— А кухарка не видела, кто это был?

— Нет, она не знает. Она же видела их только мельком. Даже не знает, мужчина это был или женщина.

— Понимаю. — Рука, сжимавшая ручку чашки, расслабилась. Он встал. — Ну, пойдемте?

* * *

Дверь тихо закрылась, чиркнув по ковру. Тусклый сумеречный свет, проникший из коридора, упал на овальный предмет на стене.

В комнате наверху пациентка разглядывала маленького медного пловца, прикрепленного к деревянному овалу. Он присел, готовясь броситься в воду. Перевернув доску, она посмотрела на надпись, выгравированную на обороте: «Первое место по прыжкам с вышки. Киттен Корвит». Пациентка снова повесила доску на место и, подойдя к туалетному столику, взяла красную тетрадь с золотым обрезом. Склонив голову, она молча и неподвижно вглядывалась в страницы.

«Сегодня мы ходили на соревнования по плаванию. Я участвовала в заплывах на спине и кролем, но ничего не выиграла. Киттен выиграла два первых приза, один за кроль, второй — за прыжки в воду. Все восторгались ею. Потом к ней подошел тренер и спросил, не хочет ли она заняться плаванием профессионально. Она сказала, что никогда об этом не думала, и он ответил, что подумать следовало бы. Но она заявила, что плавает только для собственного удовольствия…»