Бостон, 1850 год

Дверь таверны «Русалка» распахнулась настежь. Порыв снежного январского вихря ворвался вовнутрь. В проеме появилась фигура высокого, атлетически сложенного мужчины. Он помедлил на пороге. Его широко расставленные ноги безошибочно говорили о том, что он провел немало лет на качающейся палубе корабля. Снежинки медленно таяли на широких плечах его пальто. Голубые глаза — цвета полярного неба летом — оглядели пестрое сборище за столами. Дочерна загорелые моряки, рабочие с верфей, докеры — все, что потягивали темный ямайский ром, которым славилась «Русалка», один за другим замолкали, как только их взгляд останавливался на мощном силуэте в двери.

— Ну, как он, явился? — Голос Лохлена Мак-Кина (в Бостоне его древнешотландское имя переделали в короткое — Лок) прозвучал гулко-раскатисто, как из бочки.

— Ага. — Мрачный хозяин кивнул в направлении двери, ведущей в отдельный кабинет. — Там он.

Лок тоже кивнул, захлопнул тяжелую дубовую дверь и быстрыми шагами, выдававшими нетерпение, направился туда, куда указывал жест хозяина. Взгляды посетителей — любопытные, завистливые, порой и явно враждебные — провожали его. В своем большинстве посетители таверны были действующими лицами той золотой лихорадки, которая охватила Америку: члены экипажей судов, направлявшихся к мысу Горн, и затем — вдоль тихоокеанского побережья — в Калифорнию, корабелы, строившие эти суда для них, наконец, будущие пассажиры этих судов, надеявшиеся найти там свое Эльдорадо… Пожалуй, не было на побережье человека, который не знал бы, кто такой Лохлен Мак-Кин. Его называли Железным Маком. Прямой, чуждый всяким уловкам и хитростям, но лучше не попадаться ему на узкой дорожке, — раздавит — так он виделся окружающим. У него не было близких друзей или привязанностей, если не считать страсти и таланта к кораблестроению. За это порой его называли еще и Мастером — почетное прозвище в краю, где мастерством в этом деле удивить было трудно.

Лок слышал сдержанный ропот голосов у себя за спиной, даже отдельные реплики по своему адресу, но ни разу не обернулся и даже не подал виду, что это его как-то касается. Да, он не смог бы выкарабкаться в жизни, если бы на все реагировал, а эти — они еще узнают, на что он способен.

Тишину отдельного кабинета, куда он вошел, нарушал только непрерывный стук ножей и вилок о посуду. Две фигуры склонились над столом: одна — мальчишески тонкая, в кепке и мешковатом свитере, другая — мощная, как ствол старого дуба; густые бакенбарды, обветренная кожа лица, — все складывалось в облик испытанного морского волка. Именно он поднялся навстречу Локу.

— С прибытием, капитан Дженкинс. Слава Богу, «Элиза» снова в родном порту. Впрочем, когда вы у штурвала, иначе и быть не могло. — Локу пришлось слегка повысить голос, чтобы быть услышанным: сотрапезник Дженкинса начал щипцами обрабатывать лангустов, лежавших в огромном блюде перед ним. С трудом, веря своим глазам, Лок обозрел стол, весь уставленный пустыми тарелками, блюдами и чашками. Ничего себе аппетит у этой парочки!

— Ваш корабль — настоящая птица, сэр. — Четкий ответ-рапорт капитана отвлек внимание Лока от этого обжорства. — Трюмы полны китовым усом и ворванью — все прямо с Сандвичевых островов, из Лахайна. Неплохой куш вам обеспечен. На лице Лока мелькнула улыбка: «Да уж, эти товарищи со Стейт-стрит покусают теперь локти». Он снова бросил взгляд на молоденького парнишку, уничтожавшего лангустов с таким видом, как будто перед ним были его заклятые враги, и подумал, что его, Лока, любимое блюдо, которое ему еще предстоит вкусить, тоже будет холодное. Это будет холодная месть. Он ярко представил себе, как заскрипит зубами этот престарелый Александр Латэм, из первой десятки бостонских купцов, когда узнает, что добрая порция барышей от нынешнего китобойного сезона уплыла мимо его загребущих лап. Соперничество между Мак-Кинами и Латэмами уже имело длинную историю. Обе семьи понесли в этой драке потери. Отец Мак-Кина преждевременно ушел в могилу, а единственный сын Латэма пропал без вести где-то в просторах Тихого океана при весьма таинственных и не разгаданных до сих пор обстоятельствах. Во всяком случае, никто так и не получил объявленного лет десять назад вознаграждения в двадцать пять тысяч долларов, которое Латэм обещал тому, кто сообщил бы ему какую-нибудь информацию о судьбе сына.

— Это еще не все, сэр, — продолжал Дженкинс. — Ваш брат просил передать: «Вест-Уинд» на тихоокеанской линии прошел за день триста пятьдесят миль! У меня с собой выписка из корабельного журнала. Провалиться мне на этом месте, если это не новый рекорд, сэр!

Когда Лок открыл дверь в таверну, он был весь как натянутая струна; теперь он позволил себе немного расслабиться, впрочем, никак не выразив своих эмоций. Только одобрительный кивок:

— Так держать, капитан. Хорошие новости и полный трюм. Трудно требовать большего.

Капитан Дженкинс скромно опустил голову:

— Ваш «Вест-Уинд» заслужил себе славу уже тогда, когда мы проходили Бостонский маяк. Не каждый корабел может похвастаться таким шедевром.

Сейчас мир свихнулся на скорости. Что ж, когда Дайлан вернется из своего чайного рейса в Китай, даже скептики признают мои новшества. А то меня здесь все еще считают новичком, — признался он, расстегивая свое пальто.

Да, превратить в реальность компанию «Верфи братьев Мак-Кин» — для этого потребовалось немало спину поломать и за письменным и за чертежным столом; и сердечной боли, и риску было предостаточно. Они сумели вырваться из той почти бездонной дыры, в которую попали после смерти отца, после того, как на них налетели стервятники Латэма; но и сейчас весь их капитал был в обороте, и обанкротиться было проще простого. Теперь рекордный переход «Вест-Уинда» давал им уникальный шанс; банкиры и купцы должны были признать молодого судостроителя и сделать на него ставку — а спрос на суда рос с бешеной скоростью.

— Дайте в прессу эту выписку из судового журнала, — решился на совет Дженкинс, — и поверьте, вам проходу не будет от заказчиков.

Громкий звук отрыжки молодого обжоры за столом прервал их. Ну и манеры у этого спутника капитана! Тем не менее, Лок решил продолжать: направление разговора ему явно нравилось.

— Мой «Одиссей» скоро сойдет со стапелей, и мне будет нужен опытный капитан на рейсы в Калифорнию, — сказал Лок и, сделав жест в сторону парня, который теперь звучно вгрызался в корку хлеба, завалявшуюся на столе, добавил: — Сожалею, что прервал ваш первый за пять месяцев обед на твердой суше, но, быть может, это мое предложение меня извинит.

Капитан Дженкинс удивленно поднял брови:

— Вы разве не сами поведете его в первый рейс? Лок покачал головой:

— Я уже достаточно лет провел на море, когда мотался в Кантон и обратно. Теперь я судостроитель — и только, хотя тот опыт мне здорово помогает. Да к тому же, у Дайлана достаточно энергии, чтобы выжать из любого судна даже больше того, на что оно способно. Бьюсь об заклад: ради этого рекорда он наверняка пожертвовал парой-другой рейс.

— Ну, парой парусов, должно быть. — Дженкинс был явно не склонен драматизировать события. — Может, обсудим детали потом? У меня есть кое-какие неотложные дела…

Лок кивнул:

— Конечно, конечно. Назначим день.

— Договорились. Только еще одна проблема, — проговорил он, беря пальто, — вот этот ребеночек.

Лок глянул на парнишку, все еще целиком поглощенного своим занятием — он добирал что-то из большой кастрюли. Лица его было не видно из-под большого козырька фуражки, ложка мелькала так, что ее почти видно не было. С легкой улыбкой он показал на пустую посуду.

— Пожалуй, это может служить доказательством против вас: держите своих юнг на голодном пайке, капитан Дженкинс?

— Моих? — Дженкинс нахмурился, потом тоже посмотрел на своего сотрапезника. — Извините, сэр, но вы ошибаетесь. Я взял этого пассажира в Лахайне по просьбе вашего брата для того, чтобы доставить вам лично.

— Дайлан прислал его?.. — В голосе Лока послышалась тревога. У его младшего брата было оригинальное чувство юмора, и Лок давно уже привык к его розыгрышам.

— Да, сэр, — Дженкинс дотронулся до плеча парнишки. — Вдохни поглубже, Кон. Это мистер Мак-Кин.

Ложка замерла на полпути ко рту, козырек слегка приподнялся, обнаружив прядь темных волос, грязную щеку и молочные усы. Парнишка тоже быстро оглядел Лока: густые волны темно-русых кудрей, падавшие на брови, шерстяная рубашка, грубые рабочие башмаки…

— Вы не очень-то похожи на брата, да?

— Слушай, будь повежливее все-таки, — урезонил парнишку Дженкинс. Он бросил извиняющийся взгляд на Лока. — Морская болезнь. Почти весь переход головой в ведро. Никогда такого не видел. Так и не стало лучше до самого конца.

— И что — вы должны были доставить его ко мне? — спросил Лок, все еще думая, что речь идет о каком-то розыгрыше.

— Да, ваш брат сказал, что с ним делать — это вы сами поймете. Это все, что мне известно. А теперь, извините меня, сэр…

— Но… — Неожиданная миссия, свалившаяся на него, была ему ни к чему, однако он прикусил язык. Если он может справляться с сотней-другой рабочих на верфях и создать себе репутацию справедливого хозяина, то неужели этот зеленый юнец будет проблемой?

— Ну, хорошо, капитан. Я займусь им.

— Ну, тогда я пойду, сэр! — Дженкинс снова дотронулся до плеча парнишки. — Слушайся мистера Мак-Кина, понятно?

Невнятное бормотание в ответ капитан удовлетворенно воспринял как согласие и, кивнув еще раз Локу, вышел.

Лок стянул с себя свое гороховое пальто и уселся на скамейку, через стол, напротив, от парнишки. Кон (так его вроде звали) не обращал на него никакого внимания, полностью поглощенный едой. Неутомимый едок с надеждой осмотрел стол — может быть, что-то еще осталось? Ага, вот оно — очередь дошла до здоровенного блюда с фруктами и пирожками. Лок бросил взгляд на тоненькую, даже, пожалуй, слишком, талию и решил прервать процесс.

— Подожди-ка, парень. Сперва несколько вопросов.

— Отстань ты! — Тон его не обещал ничего хорошего. — У меня внутри пусто, как у пьяницы в бутылке.

— Никак не набьешь утробу? Что, соленая конина тебе была не по вкусу?

Кон дернул головой, одарив Лока презрительным взглядом топазовых глаз. Что-то знакомое и в то же время далекое, никак не соответствующее обстоятельствам их встречи, мелькнуло в этом лице.

— Попробуй, поешь этого дерьма, когда тебя до кишок выворачивает.

Лок нахмурился, но не только из-за нахального тона этого юнца. В голове у него что-то вертелось, какие-то смутные воспоминания и ассоциации. Дворец в Кантоне, такие же вот горящие, с характерным миндалевидным разрезом глаза, изящно очерченные скулы, девушка по имени Су Линь… девушка?

Сердитым жестом Лок сорвал с Кона кепку. По плечам разметалась копна густых, неровно подстриженных волос цвета морского котика. В его глазах вспыхнул упрек:

— Что за игры? Ты не парень!

Розовый кончик языка высунулся наружу, деловито подбирая остатки пищи с коротенькой верхней губки; широко расставленные, как у фавна, глаза не мигая, уставились на Лока.

— Вы уверены, а, сэр?

Лок, потеряв терпение, вскочил и, схватив Кона за рукав ее потрепанного свитера, почти поднял над столом:

— Ну, знаешь, если мы сейчас с тобой разденемся и познакомимся друг с другом как следует, то в содомии нас, во всяком случае, не обвинят, а?

Темноволосая головка почти уткнулась в плечо Лока, однако голосок ее прозвучал спокойно-покровительственно, как будто это она вдвое больше охватившего ее мужчины, а не наоборот:

— Один подонок на «Элизе» попробовал.

— Ну и что? — осведомился Лок.

Кон сделала вид, как будто старается вспомнить.

— Ну, на какое-то время походка у него изменилась. А потом он уже скоро смог брать самые высокие ноты. — Кон красноречиво взглянула на Лока: — Вам, думаю, не улыбается карьера тенора. А, мистер Мак-Кин?

Ну, до чего же наглая девка! Лок не мог удержаться от смеха. Это был какой-то скрипучий, странный смех. Лок вообще редко смеялся, но все-таки это был смех, притом искренний, от всего сердца.

— Черт побери, смелости в тебе, пожалуй, побольше, чем разума, нахалка ты этакая!

Лок отпустил Кон и снова сел, покачав головой. Насколько можно было разобрать под слоем грязи на ее лице, его черты были не такие уж восточные, как ему сперва показалось, но он достаточно помотался по Тихому океану, чтобы распознать в ней кровь полинезийских предков. Она с Сандвичевых островов, а там туземки начали одаривать своими симпатиями чужеземных моряков еще со времени первого путешествия Кука в 1778 году, так что в ней наверняка много намешано. Во всяком случае, в чопорном Бостоне она выглядела как соловей в берлоге. Он швырнул ей салфетку.

— Вытри рот, крошка. И не вешай мне лапшу на уши. А то — вот сейчас штаны-то спущу.

— Вот и тот парень тоже собирался. — Она говорила это с серьезным лицом, но в глазах у нее бегали озорные огоньки. Сделала легкую гримасу и снова взялась за пирог. — К счастью, не все такие любознательные.

Лок недоверчиво потряс головой.

— И что ты хочешь сказать, за пять месяцев на «Элизе» никто так тебя и не распознал?

— Ну, капитан, наверное, знал. — Она пожала плечами. — Легче было думать, что он не знает.

Она отрезала себе кусочек пирожного, но помедлила отправлять его в рот.

— Я же была… больна. Никому до меня особого дела не было, и уж тем более — этой старой перечнице. Дайлан сказал, что так проще будет.

При упоминании имени брата брови Лока мрачно опустились.

— Значит, это, была его идея, понимаешь? Он сказал, ты сумеешь хорошо позаботиться обо мне. — Она спокойно отправила кусок в рот.

Лок поперхнулся. Господи! Неужели Дайлан прислал эту островитяночку ему в любовницы? Он всегда подшучивал насчет его жизни отшельника, но это уж слишком даже для его братца! У Лока уже был печальный опыт неосторожной романтической связи. Его страстное увлечение дочкой китайского мандарина оставило рану, которую он вовсе не хотел бередить.

Да к тому же и времени у него нет на все это. Он представил себе, как отреагировали бы столпы бостонского общества, если бы он появился в компании этой бронзовокожей вахини, а ведь от них его бизнес зависит! Нет, нет, навестить при случае нетребовательную и уступчивую вдовушку на Энн-стрит — этого ему вполне достаточно. Ничто, никто, особенно же женщина, не должны стоять на его пути к успеху, — и мести.

Кон сладко прижмурилась, смакуя кусочек сладкого пирожного, и чуть ли не мурлыкала от удовольствия. В ней ощущалась какая-то невинная чувственность, которая могла возбудить воображение любого мужчины и разгорячить его кровь. Наверное, это и привлекло Дайлана.

Лок отогнал от себя картину, созданную слишком пылким воображением. Господи, да она же совсем ребенок! Только его беспардонному братцу могла прийти в голову такая безумная идея. Ну ладно, с ним он еще посчитается, но что ему сейчас делать с этим цыпленочком?

— Кстати, а, сколько тебе лет? — резко спросил ее Лок.

— Двадцать, — пробормотала она с полным ртом; ее грязная мордашка светилась гастрономическим восторгом. Лок бросил на нее скептический взгляд. Свитер был явно слишком велик, так же как и матросские брюки, явно принадлежавшие ранее кому-то другому — под ними совсем не ощущалось тех округлостей, которые должны были бы быть у женщины в таком возрасте.

— Если тебе двадцать, то мне уж никак не тридцать один! Иначе я готов свою шляпу съесть!

Особенно не раздумывая, она воткнула свою кепку ему прямо в полуоткрытый рот:

— А как насчет моей? Начинай жевать!

С каким-то сердитым рыком он шваркнул кепкой об стол, но она только весело расхохоталась. Что-то она так веселится — как будто заключенный, выпущенный на свободу? Лок сжал челюсти: он не позволит делать из себя посмешище.

— Следи за собой, крошка! Дело серьезное.

— Вы абсолютно правы, — сразу посерьезнев, она указала куда-то ложкой. — Пожалуйста, скажите, что это?

— А? — Лок взглянул на блюдо. — Яблочный пирог.

— Яблоки. Настоящие яблоки, — почти пропела она, ее акцент, напоминающий о сладком аромате южных островов, придал обыкновенным словам какую-то таинственную мелодичность. — Ради этого стоило поголодать и замерзнуть почти до смерти, не говоря уже обо всем прочем.

Лок был поражен ее почти молитвенным тоном:

— Ты что, никогда не видела яблок?

— Только на картинках, в книжках, там у нас, в миссионерской школе. — Она облизала ложку, потом одарила его ослепительной улыбкой, преобразившей ее лицо.

«Пожалуй, я не прав», — подумал Лок, сам, изумляясь себе. Да, под этими космами и грязной кожей была красавица. Золотистого цвета глаза светились умом и энергией. Он явно заинтригован и где-то в глубине просыпается чисто мужской интерес к ней. Вот еще морока!

Кон уже забыла о своей выходке с кепкой и продолжала, как ни в чем не бывало:

— Я никогда не видела ничего подобного. Этот город… Потрясающе. Только как вы переносите этот жуткий холод… Неудивительно, что вам приходится носить столько идиотских тряпок на себе. Было видно, как она поежилась — потом снова склонилась над своим блюдом.

Лок попытался как-то овладеть собой:

— Слушай, э… Кон — это что такое?

— Констанс. — Она слегка вздохнула, отправляя в рот очередную порцию пирога, приправленного корицей.

— Ну ладно, Констанс. Не знаю, что Дайлан тебе говорил, но… — Лок почувствовал, что краснеет. Черт! Чего тут деликатничать-то! — Я не знаю, о чем вы там с Дайланом договорились, или что он там тебе обещал, но мне… у меня нет потребности… А, дьявольщина…

Она посмотрела на него, слегка склонив голову набок, между бровями залегла удивленная морщинка:

— В чем дело, Лок Мак-Кин?

У Лока даже шея покраснела. Вот это да! Железный Мак, который одним леденящим взглядом мог привести в чувство дюжину матросов-головорезов, который, не моргнув глазом, ворвался в шанхайскую гавань под носом у батарей манжурского императора, сейчас не может слова вымолвить в присутствии этой девчонки!

— А будь оно неладно! Мне не нужна баба для этого дела, тем более такая — кожа да кости, которую мой братец подцепил неизвестно где…

Констанс опять засмеялась, но на этот раз ее смех, который прервал его путаную тираду, звучал презрительно-издевательски.

Лок рявкнул:

— Ты что свихнулась?

Констанс, мгновенно, как хамелеон, сменив манеры портовой девчонки на стиль и произношение принцессы королевского дома, холодно осведомилась:

— Извините. Вы обвиняете своего родного брата в сводничестве? Считаете, что он торгует живым товаром?

— Ну, нет, конечно… То есть… Ну, а как ты иначе-то могла попасть сюда?

Он едва успел увернуться от ложки, которую она швырнула в него довольно метко. Но от груды грязных тарелок, которые она сбросила ему на колени, он спастись не смог. Не успел он прийти в себя, а она была уже почти у двери. С трудом, освободившись от липкой груды, не обращая внимания на черепки, усеявшие пол, он бросился за ней и поймал, когда она уже схватилась за ручку.

— Руки прочь, ты, деревенщина! — Она брызгала слюной как разъяренная кошка, обрушив на него град ударов маленькими кулачками. — Ты, животное! Дубина! Я ему заплатила — чем могла!

— Да уж могу себе представить. — Лок ухмыльнулся, пытаясь как-то обороняться и в то же время не повредить ей что-нибудь. Она была не тяжелее змейки, а запястья, за которые он ухватил, были такие тоненькие, что он боялся, как бы они не переломились!

— Идиот! — Она буквально испепеляла его взглядом. — Я заплатила ему картиной — с видом «Вест-Уинда». Я художница, — или по крайности буду, когда доберусь до Парижа.

Лок, ошеломленный, механически повторил:

— Парижа?

— Конечно. Все настоящие художники заканчивают свою учебу в Школе изящных искусств, и к весне я буду там. — Она вырвалась у него из рук и, слегка поморщив носик, добавила: — Эта ваша заводь для меня только короткая остановка.

Лок фыркнул:

— Думаешь, это так просто? У тебя, небось, и доллара-то не наберется. На что собираешься покупать билет в Европу?

— Сюда-то я все-таки добралась, а тоже не ближний свет, — ответила она, пытаясь справиться с неожиданной дрожью, охватившей ее тело. Страшно стало? Или противно? Взяв себя в руки, она снова бросила на него взгляд, ее глаза необычно золотистого оттенка сверкнули яростью и решительностью. — Я уж как-нибудь устроюсь. И уж, конечно, не стану продаваться такому бабуину-переростку.

— Подожди минутку, мисс недотрога! Можешь сколько угодно строить из себя принцессу, но…

— Нет, ты подожди, Лок Мак-Кин! — Отбросив назад копну своих темных волос, она ткнула ему пальцем в грудь — довольно больно, кстати. — Это ты строишь из себя Михаила Архангела, но только сам дьявол мог подсказать тебе такие мысли о своем брате-душке!

— Дайлан-душка? Вот уж умора!

— Он единственный настоящий джентльмен, который мне до сих пор встречался. Он-то никогда не считал, что я могу зарабатывать себе на жизнь таким образом. Спать с тобой? Ха! Осыпь меня золотом, и то не пройдет! Лок снова густо покраснел:

— Да, а мне-то, зачем такая тощая кошка?

— Ну и хорошо! А то смотри, еще получишь за свою глупость!

Она вновь подняла свою худую ручонку. Он выразительно сжал кулак:

— Попробуй только, — мрачно посулил он ей. — Единственная глупость с моей стороны — это то, что я тебя принял за нормальную, разумную бабу, которой нужно помочь.

Она нерешительно моргнула, ресницы, казалось, закрыли все ее щеки.

— Я могу быть и разумной.

— Тогда, прежде всего — поменьше о Дайлане, никто никогда не мог сказать, чем он руководствуется, включая и его самого. Давай исходить из очевидного: ты вроде не хочешь моего… гм, покровительства, а мне не до этих, ну, влюбленностей; на этой основе мы можем договориться обо всем.

— Конечно, — хорошая идея.

— Прекрасно, — он устало вздохнул. — Так что же мне с тобой делать?

Она упрямо вздернула кончик подбородка:

— Я могу сама о себе позаботиться.

Лок с отвращением глянул на ее костюм мальчишки-неряхи и грязную мордашку:

— Да уж, принцесса… Ну ладно, я уж привык всегда подчищать за Дайланом. Что бы он там ни замышлял, я не хочу, чтобы ты кончила борделем на набережной. В Бруклине есть миссионерская церковь, которая дает приют таким, как ты. Думаю, пастор с женой…

— Нет. — Щеки Констанс побелели, став под цвет снега, падавшего за окном.

Лок испуганно схватил ее за руку и усадил опять на лавку:

— Что с тобой? Переела? Понятно, нельзя так переполнять желудок, но если ты меня еще яблочным пирогом!..

— Я в порядке. — Глубокий вдох вроде бы помог ей справиться с собой, и она усилием воли подавила приступ дрожи в теле. — Единственное, чем я сыта по горло, — это попы. Это не для меня, Лок Мак-Кин.

— Но нам же нужно найти, где тебе остановиться. Мое жилище прямо над конторой, и мне некогда с тобой возиться. Бога ради, Констанс…

— Хватит об этом! — Она обеими руками вцепилась в копну своих волос и вновь сделала лихорадочный вдох, чтобы успокоиться. — Не нужна мне помощь от этих святош! Дайлан сказал, что ты поможешь мне найти моего дедушку.

— У тебя здесь семья? Черт побери, почему ты раньше-то не сказала? — Лок сразу почувствовал, что у него гора с плеч свалилась. Он широко улыбнулся. Оказывается, отделаться от этой неожиданной мороки легче, чем он предполагал.

— Как его фамилия?

Констанс одарила его невинно чистым взором:

— Латэм. Александр Латэм.

— О Боже! — Лок ошарашенно уставился на нее.

— Ты его знаешь?

Лок стиснул зубы, чтобы удержать готовый вырваться поток ругательств.

— Все, что я знаю, — это что ни один тайфун не наделает столько бед, как мой братец-душка. — Поймав ее удивленный взгляд, он еще больше помрачнел: — Да уж сыграл Дайлан с нами шуточку! Ну, готовься к буре и постарайся смыться вовремя.

— Это прямо-таки обитель великой богини Пеле! Дворец!

Разинув рот, Констанс покрутилась на плитках черно-белого мрамора, покрывавшего пол вестибюля в доме Латэмов на Бикон-стрит. Газовые светильники бросали яркие блики на золоченые колонны, старинные гобелены украшали стены. Слева изящной дугой поднималась лестница, а над ней два высоких сводчатых окна. За гардинами из темно-бордового бархата с золотистой бахромой уже спустился вечерний сумрак.

Обозрев это великолепие, Констанс вновь вернулась взглядом к мужчине, стоявшему рядом с ней, и испугалась. Впрочем, от его фигуры с надменно сжатой челюстью веяло не только сдерживаемым бешенством; от него исходили волны чего-то теплого, волнующего; она вдруг почему-то вспомнила, как она барабанила по его мускулистому торсу; в пальцах что-то закололо, задрожало…

С усилием Констанс отогнала от себя эти никчемушные мысли. Конечно, Лок симпатичный мужчина, стройный, высокий, четкий профиль, густые кудри — любая женщина позавидует. Но главное было даже не в этом; за суровой, жесткой внешностью в нем было что-то нежное, почти беззащитное, как будто душа шотландского барда-лирика ненароком попала в оболочку практического янки. Ей вдруг захотелось погладить его по лицу, словно вырубленному из камня. Ой, какие глупости ей лезут в голову! Попробуй, тронь его — что будет, подумать страшно. И, тем не менее, какой-то чертик толкал ее на то, чтобы подразнить спящего тигра в этом гиганте. Она пригладила взятое взаймы пальтишко, прикрывавшее свитер, и мешковатые штаны, и бросила на спутника оценивающий взгляд из-под густых ресниц.

— Ну, прямо как в сказке! — произнесла она, храбро улыбаясь, а сердце билось как птица в клетке — Здорово, что ты заставил меня умыться.

— Заткнись-ка, крошка, — Лок дернул ее за руку.

Вошла веснушчатая толстушка-горничная в фартуке и чепце и уставилась на них. Он мрачно обратился к ней:

— Скажи мистеру Латэму, что нам нужно срочно его видеть.

— Но, сэр, — протестующе взмахнула руками горничная — в ее голосе послышался явный ирландский акцент. — Старый господин занят с гостями. Я его не могу беспокоить.

— Скажи только, что его ждет Лохлен Мак-Кин. Глаза служанки округлились.

— Да-да-да, сэр. Сейчас, сэр. Не будете ли так добры, подождать в библиотеке?..

— Мы подождем здесь, — холодно ответил Лок.

Горничная бросила еще один взгляд на его мрачную физиономию и решила не настаивать. Она бросилась по коридору с такой скоростью, что отчетливо послышался шорох ее нижних юбок, да и сами они предстали во всей их сверкающей белизне перед глазами незваных гостей. Констанс посмотрела на Лока с почтением, которого он не мог добиться от нее раньше.

— Ты, наверное, действительно здесь кое-что значишь, если такая почтенная леди перед тобой так прыгает.

Лок нахмурился, потом увидел, что она на этот раз его не подначивает.

— Она служанка. Ей за это платят — чтобы прыгала.

— А… — Констанс неловко покусала заусенец на пальце, покраснела и пододвинула поближе к себе маленький парусиновый мешок с пожитками. Чем она вообще думала, когда на все это решилась? Великолепие, их окружавшее, подорвало ее уверенность в себе. Она застонала про себя. И как это она клюнула на увещевания Дайлана? Правда, она была на грани отчаяния и готова была ринуться куда угодно, хоть за полсвета… А за время этого жуткого путешествия ей было так плохо, что она думала только об одном — как бы добраться до твердой суши, а там уж будь что будет.

— Ты думаешь, он выйдет? — спросила она тихо.

— Латэм? — Лок скривил губы в улыбке, вовсе не свидетельствующей о том, что происходящее его забавляет. — Не удержится. Хотя лучше бы он тебя не видел в моей компании.

— Ты не уйдешь? — вскрикнула она испуганно, хватая его за рукав. Он вызывал в ней смешанные чувства, но что-то в нем ее притягивало; кроме того, это был ее единственный знакомый в этом чужом городе: кто же еще ей поможет? — Ну, пожалуйста!

Лок посмотрел на ее изящные пальчики, на щеке у него задергалась жилка.

— Тебе надо кое-что знать, Констанс. Первое правило: Латэмы никогда не просят помощи у Мак-Кинов, и наоборот.

— Так, значит, я уже его нарушила, да? — заметила она с неким вызовом. Она всегда нарушала правила, не слушалась старших. Так что ничего нового тут для нее нет. Она спокойно выдержала взгляд голубых глаз Лока. — Да и ты с Дайланом нарушили его — вы же мне помогаете.

— Неизвестно еще, скажешь спасибо за эту помощь или…

Она непонимающе покачала головой:

— Я… я не понимаю.

— Поймешь!

Констанс поежилась от его мрачного тона и убрала руку:

— Ты должен поручиться за меня.

— Да я даже не знаю, кто ты, принцесса. — Он скривился, почесал затылок, рассеянно проговорил как будто про себя: — Черт, не знаю даже, зачем я здесь.

— Но ты же знаешь, я прибыла из Лахайна на одном из твоих судов. И ты знаешь, что это все устроил Дайлан. Вот об этом и скажи.

— А почему это я должен?

Он помолчал, остановился долгим взглядом на ее, полной надежды и сейчас тщательно умытой, мордашке. Оказалось, что под слоем грязи скрывались прямой носик, полные, чувственные губы, медового цвета кожа с изящным розовым оттенком. Лок резко отвернулся.

— Я не допущу, чтобы Латэм когда-нибудь сказал, что я попираю справедливость.

Констанс постепенно начинала кое-что понимать. Значит, его с ее неизвестной ей еще семьей разделяет вражда. Может быть, действительно благодарить ей Лока не стоит. Да нет, без него ей было бы сейчас совсем плохо. Странно все это. Приближающееся постукивание каблуков по мраморному полу прервало ее мысли. К ним через вестибюль направлялись две фигуры в черных смокингах.

— У тебя крепкие нервы, Лохлен Мак-Кин. Так вот, запросто явиться? — пролаял старший. Его густые седые бакенбарды переходили в шкиперскую бородку; подбородок и верхняя губа были гладко выбриты.

С ним рядом стоял приятной наружности элегантный мужчина лет тридцати; жидкие белесые волосики были зачесаны вперед, чтобы скрыть преждевременные залысины. Он добавил то, что, видимо, больше всего его задевало:

— Если вы пришли сюда хвастаться своим так называемым рекордом…

— Это не светский визит, джентльмены, — резко прервал его Лок.

— А делами я дома не занимаюсь. — Старик надменно сдвинул брови.

— Подожди, дядя Алекс. — Карие глаза его племянника зажглись неожиданной догадкой. — Ты насчет «Одиссея»? Не думай, что ты сумеешь вздуть цену слухами об этих рекордах.

— Как же ты меня недооцениваешь Роджер, — отрезал Лок. — Глупо ведь — конкуренту продавать мой «Одиссей».

— Да говорят, у тебя с денежками-то туговато, — развязно заметил Роджер. — «Латэм и К0» делает тебе хорошее предложение, тем более что корабль в доке. Продавай…

Лок выдавил усмешку:

— Когда рак на горе свистнет.

— Ну, тогда не понимаю, почему мой ужин стынет, — вмешался Алекс с видом крайнего неудовольствия. Прямой, крепкий, несмотря на свои шестьдесят с лишним лет, он взглянул на золотые часы, свисавшие на цепочке у него с жилетки — мол, теряю бесценное время.

— У тебя манеры не лучше, чем у твоего папаши, Лохлен.

Констанс, на которую никто не обращал внимания, с ужасом и каким-то трепетом заметила, что на скулах Лока зарделись яркие пятна румянца. Но взрыва, который ей казался неизбежным, не последовало.

— Я не собираюсь обмениваться оскорблениями с вами, мистер Латэм, — жестко промолвил Лок. — Единственное, что заставило меня переступить порог вашего дома, это мой долг судовладельца. Я должен выполнить контракт — доставить вам пассажира. Для нас, Мак-Кинов, обязательства святы.

Замаскированный намек явно взбесил Роджера:

— Погоди-ка, черт возьми!..

Лок схватил за локоть Констанс и вытолкнул ее вперед:

— Эта леди прибыла сегодня на «Элизе», и на вашем месте я бы со всей серьезностью отнесся к задаче, как ее прокормить.

— Леди? Что за дурацкие шутки? — Роджер наморщил нос при виде грязного свитера и замасленного пальто. — Кто эта… особа?

Констанс из-под неровной челки бросила на него взгляд, полный мгновенно возникшей антипатии.

— Вы тоже Латэм… Неужели?

Роджер поглядел на нее так, как если бы неожиданно заговорил стул или сапог.

— Ты, недомерок! — Я Роджер Латэм, хотя тебе-то не все равно?

— Да, прежде чем прыгнуть на эту веточку фамильного древа, дважды подумаешь, должна сказать, — несколько высокопарно произнесла Констанс; ей послышалось, что со стороны мужчины, стоявшего рядом, раздался какой-то звук, похожий на сдавленный смешок, но когда она бросила на Лока подозрительный взгляд, его лицо ровно ничего не выражало.

— Женщина! — бросил Алекс, резко и нетерпеливо, — если у вас есть что сказать, давайте, выкладывайте. Моему пищеварению противопоказано здесь надолго задерживаться.

Констанс оглядела его, ища что-нибудь знакомое в морщинистом лице и пронизывающих карих глазах.

— Так значит, вы — Александр Латэм?

— Я.

Она глубоко вздохнула:

— Я — Констанс Лилио Латэм. Джеймс Латэм был моим отцом.

Взгляд Алекса стал холодным и жестким, как мраморные плиты у него под ногами.

— Это невозможно!

Констанс вызывающе вздернула подбородок, но ее голос был мягкий и мелодичный, в нем была музыка и аромат далеких южных островов.

— Может быть, невероятно, но почему же невозможно? Нет, дедушка. Хотя народ моей матери когда-то поклонялся богине огня, Пеле, кровь Латэмов горит во мне так же ярко, как и в вас.

— Нет, нет! — Алекс потряс своей седой головой. Удивленное выражение на лице Роджера свидетельствовало о том, что он еще не вполне разобрался в ситуации.

— Но… — начала было Констанс.

— Тихо! — рявкнул Алекс. Он перевел взгляд на Лока. — Я понимаю, что твой отец мог затаить злобу против старого партнера, но дойти до таких вещей, Мак-Кин? Ты на что надеешься? Неужели ты так влип, что думаешь поправить свои делишки этой суммой, которую я обещал за известие о моем сыне?

— Думай, что хочешь, — сердито отрезал Лок. — Ты знаешь, такие махинации не по мне — ни чести, ни славы. Я тебя вскрою по-своему и в свое время. А пока мое дело — доставить пассажира к месту назначения. Кто она такая — не мое дело!

— Твой отец меня ненавидел, и это, парень, настолько отравило тебя, что ты теперь пытаешься мне так отомстить. Это подло. Я двадцать пять лет все на что-то надеялся, но теперь-то я знаю — мой сын мертв. — В голосе Алекса слышалось глубокое презрение.

— Это верно. — В разговор мягко вмешалась Констанс. — Когда мне было десять лет, у нас была эпидемия лихорадки. Отец меня выхаживал и заразился, умер, когда я сама была без памяти. Пастор на той сахарной плантации, где мой отец помогал нести слово Божье, сказал, что пути Господни неисповедимы…

— Вранье! Мой сын погиб в море!

Констанс покачала головой: он похоронен в поселке миссионеров, там, в Лахайне…

— Это можно ведь и проверить, — сухо заметил Лок. — Или боитесь правды?

— Вон! — шкиперская бородка под мощной челюстью задрожала. — И забирай эту самозванку! Роджер, проследи!

— Сейчас, сейчас, дядюшка! — Роджер суетливо сделал шаг вперед.

— Вы расшумелись что-то, прямо как дети. — Голос Констанс прозвучал упреком. Откуда-то из-под свитера она вытащила отливающий серебром овальный предмет на довольно изящной цепочке. — Вот эта штучка вас, наверное, помирит.

Алекс замер, потом порывисто схватился за медальон, который она протянула ему. Теперь уже в его голосе не было уверенности, а только тяжесть и горечь прожитых лет:

— Где ты это взяла? Констанс пожала плечами:

— Он у меня всегда был. Открой. Там два портрета.

— Я знаю, что внутри…

— Дядя Алекс! — протестующе вмешался Роджер, глянув с отвращением сперва на Констанс, потом на Лока, лицо которого, впрочем, тоже не выражало особого восторга:

— Ведь ты же не…

— Помолчи! — дрожащими пальцами Алекс открыл медальон и, тяжело дыша, взглянул на миниатюрные изображения внутри.

Констанс вновь внимательно оглядела высокого джентльмена.

— Мой отец вроде как не похож на вас.

— Нет, — пробормотал Алекс, дотрагиваясь до изображения на одной из крышек-половинок. — Джеймс был копией матери. И сердце такое же мягкое — как у Рашели. Это ее вещь. Она его отдала Джеймсу, когда умирала; она хотела, чтобы он потом передал его своей будущей жене.

— Он так и сделал, а когда моя мать умерла, он перешел ко мне. Я его всегда ношу. — Констанс обратила взор на предмет, который все еще был в руках у престарелого джентльмена; теперь она чувствовала, что что-то уже прочно связывает их, не только цепочка, на которой висел медальон.

— А эта леди внутри — моя бабушка, да? Я всегда гадала…

Зрачки глаз Алекса расширились. Он бросил беглый, какой-то смущенный взгляд на стоявших слегка поодаль мужчин, потом захлопнул крышку и вернул Констанс.

— Нет, она мне незнакома. Ну, неважно.

— Разве? — Констанс не смогла скрыть разочарования. Она сжала медальон в ладони; он еще хранил тепло рук Алекса.

— Констанс. — Алекс Латэм произнес впервые это имя, и в глазах его что-то подозрительно заблестело.

— Девочка Джеймса. Посмотрите на нее. Бог мой!

Неожиданно для себя Констанс оказалась в его объятиях, он прижал ее щекой к тонкой шерсти своего смокинга. Ее ноздри наполнил аромат дорогого трубочного табака и мяты; она почувствовала, что его плечи вздрагивают. Это было уж слишком для нее; ей так хотелось, чтобы ее любили, и было так страшно, что это может не осуществиться. Она отшатнулась, почти в отчаянии, обхватила сама себя за плечи, чтобы скрыть дрожь, охватившую все ее тело.

— Дядя Алекс, — с возмущением воскликнул Роджер. — Ты, надеюсь, это не серьезно?

— Попридержи язык, племянничек! — Алекс отмахнулся от него и улыбнулся Констанс, не замечая ее состояния. — У нее медальон Джеймса. Я бы его узнал из тысячи.

— На это может быть тысяча причин, включая и то, что она воровка! — Лицо Роджера густо покраснело; казалось, его вот-вот хватит удар. — Это же нелепо! Она просто авантюристка в сговоре с Мак-Кином. Пытается завладеть наследством.

— Поосторожнее, Роджер. Я не собираюсь это выслушивать! — Глаза Лока опасно сузились.

Роджер, однако, уже не мог остановиться:

— Да посмотри ты на нее, дядя! Прямо как из сточной канавы, кто знает, что у нее в прошлом, да к тому же еще и… язычница! Знаем мы этих островитянок — шлюхи, голыми подплывают к нашим судам и предлагают себя матросам…

Эти слова иголками вонзились в Констанс, она даже пошатнулась. Алекс сердито одернул племянника:

— Хватит, парень!

— Ты же не дурак, чтобы дать себя так провести!

— Послушаем ее, — твердо сказал Алекс. — Почему ты так долго не давала о себе знать, Констанс?

— Я же ничего не знала о вас, — ответила она. Покусала губы, боль ее как-то успокоила. — Я была совсем маленькая, когда мама умерла, а когда папа… — тогда мне было десять. Может, он и говорил мне о вас и этом доме, только я не помню. И в миссионерской школе на сахарной плантации, где я жила, никто мне ничего не мог рассказать про его родственников.

— Тогда как же ты вообще узнала про нас? — осведомился Роджер.

— От Дайлана Мак-Кина.

— Ну, конечно! — В голосе Роджера прозвучала смесь торжества и презрения. — С начала до конца все подстроено!

На Констанс его слова подействовали как красная тряпка на быка. Она выпрямилась и обратилась к нему сладчайшим тоном:

— Да нет, дорогой кузен! Когда Дайлан впервые оказался в Лахайне, он увидел мое имя на картине, которую я написала, и начал задавать вопросы. Так все и обнаружилось. С его стороны это был чисто христианский жест — помочь мне обрести мою семью, не так ли? Я хочу изучать искусство во Франции, в Лахайне меня ничто не удерживало, поэтому я здесь. — Голос Констанс подчеркнуто спокойный, даже равнодушный, звучал ядовито-презрительно. — Но не беспокойся — я не собираюсь здесь жить и не рассчитываю на твои нежные чувства. Я уже сказала; моя цель — Париж, и, по правде говоря, в этом доме слишком напряженная атмосфера — это меня не устраивает. Роджер чуть не задохнулся от ярости:

— Эта тварь осмеливается нас осуждать! Я не могу этого вынести!

Констанс бросила на него сожалеющий взгляд:

— Столько спеси в мужчине — это скучновато. Алекс резко оборвал Роджера, попытавшегося что-то вставить:

— Ну а зачем же ты все-таки в таком случае пришла, а?

Констанс победоносно улыбнулась:

— Как зачем? За вознаграждением, конечно же! И я была бы очень обязана, если бы вначале ты заплатил мастеру Мак-Кину, а потом и я возьму свою долю.