Самый рок-н-ролльный чувак

Весь май 1986 года Guns N' Roses терроризировали соседей, которым не повезло жить рядом с их замусоренным домом на Фонтейн-авеню. Слэш бесил даже собственную группу тем, что бросал пустые бутылки из-под виски «Джек Дэниелс» об заднюю стену дома в предрассветные часы — как, впрочем, и в остальное время, — поскольку он сидел на героине и жил по вампирскому режиму дня. Предполагалось, что креативная энергия группы должна идти на написание материала к альбому, пока лейбл не найдет менеджера и продюсера. Но на деле музыканты в основном обдалбывались до полной отключки.

Некоторые участники группы обустроили собственные комнаты. У Слэша имелся аквариум для Клайда, его любимой домашней змеи. За Иззи числилась комната для курения опиума. Остальные спали где придется; роуди обосновались в гостиной. Повсюду тусовались девушки; днем и ночью приходили и уходили клиенты Иззи; постоянными посетителями были представители закона. (Однажды они пришли в поисках дорогого микшерского пульта из «Whisky». Его вынесли из клуба, и полицейский информатор утверждал, что видел его у Иззи в комнате. Клуб назначил награду в 2000 долларов за возвращение пульта и обещал не задавать вопросов, но Иззи все отрицал, так что пульт так никто и не нашел.)

Эксл часто уставал от общего бардака, запирал свою комнату и отправлялся в байкерский бар на бульваре Санта-Моника, где сидел в компании Веста Аркина, музыканта и журналиста Дела Джеймса и других любителей «харлеев». В окружение группы влился Тодд Крю, басист Jet Boy, глэм-группы из Сан-Франциско, которая переехала в Лос-Анджелес и заключила контракт на запись с «Elektra». Все, кто общался тогда с GN'R, помнят огромного, покрытого татуировками Тодда Крю.

«Тодди был классный парень, — говорит Стивен Адлер. — Мы с ним знатно веселились. Он напоминал хардкорного Джеймса Дина. Ну, Джеймс Дин весь такой крутой и отлично выглядит, так? Но Тодд был свой чувак! Он был самый рок-н-ролльный чувак на свете, но был так же крут, как Джеймс Дин».

Однако, помимо этого, Тодд был клиентом Иззи. Из Jet Boy его выгнали, поскольку он предпочитал уколы героина репетициям, так что Guns дали ему работу в команде, и он тоже переехал к ним. Дафф Маккаган и Тодд Крю собрали кавер-группу Drunk Fux, которая 10 мая дала концерт в «Night Train» на Сансет. Флаер гласил:

Лос-анджелесская премьера — в своей вечной битве с трезвостью — DRUNK FUX — (включает участников Guns N' Roses) и другие знатные алкаши.

Drunk Fux просуществовали около года, пока Guns не уехали в турне. Главным образом эта группа служила способом выпустить пар для Даффа. В Drunk Fux играли Вест Аркин и другие местные музыканты, когда появлялись редкие концерты. Часто выступления являлись лишь оправданием, чтобы нажраться и поиграть перед публикой с Тоддом.

В июне Guns под руководством гитариста Мэнни Чарлтона из шотландской группы Nazareth, которую Эксл и Иззи обожали в школе, записали длинную демокассету. Guns посетили все семь июньских концертов Nazareth в Южной Калифорнии, и Эксл попросил Чарлтона руководить записью. Они записали двадцать семь песен на «Sound City Studio» в Голливуде, включая ранние версии «Paradise City», «Back Off Bitch», «The Garden», «Sentimental Movie», «Crash», «Bad Obsession», «Anything Goes» и «Just Another Sunday». Эксл также сыграл Чарлтону ранний вариант «November Rain», сказав, что «оставит эту песню для второго альбома».

Позднее в этом же месяце Guns устроили у себя дома барбекю. Вечеринка превратилась в одно из самых крупных глэм-фрик-событий 1986-го, поскольку вдобавок к стриптезершам, клубным официанткам, фетишистам в коже и друзьям группы пришли почти все остальные банды Лос-Анджелеса. Там были Faster Pussycat, недавно воссоединившиеся L. A. Guns, Redd Kross, Social Distortion, Shanghai, Angel, Prodigal Sons, Ratt, Cinderella, Hanoi Rocks и даже пара чемпионов эпатажа из W.A.S.P. Jet Boy на праздник не пригласили, a Poison сами знали, что лучше не появляться.

Guns тщательно наблюдали за социальными патологиями других групп, их современников и конкурентов. Они живо интересовались имиджем сцены и старались дистанцироваться от глэмовых ярлыков, которые на них навешивали. Репортеру из «Concert Shots», который пришел на вечеринку с диктофоном, Слэш прошептал: «Если ты поставишь нас рядом с настоящей глэмовой группой, ты увидишь много различий. Мы носим кожу и джинсы, а они укладывают волосы, постоянно красятся и любят вычурные побрякушки. Но не важно, что мы носим, — даже одевайся мы как глэм-группы, между нами все равно была бы офигенная разница».

«Мы просто устроили барбекю, — сказал Эксл позже, — и глэмстеры оказались не в большинстве. Они не вписывались в нашу компанию. Они не ходят на наши вечеринки не потому, что мы их не пригашаем, — они просто не вписываются. Мы ведь на барбекю не треплемся о сраной моде. Мы говорим о музыке, о песнях и материале, над которым работаем. Мы слушаем блюзовые кассеты».

Слэш относился к большинству коллег с пренебрежением: «Лос-анджелесская сцена плоха тем, что она вся напоказ. В том, как группы выбирают себе модные стили, слишком много фальши. Они упускают основы, которые действительно важны, и проводят большую часть времени в размышлениях о своем „имидже". Что за фигня? Вот что я вам скажу: глэм-сцена крута, и в ней есть много групп, которые нам нравятся, но в целом она крайне фальшива».

Слэш гордился аудиторией своей группы. «Приходите на наши концерты и посмотрите, — заявлял он. — Вы увидите абсолютно разные группы фанатов. На нас ходят хардкорные металлисты, хардкор-панки, любые категории людей. Там можно встретить белолицых глэмстеров с черными волосами и совсем юных пацанов, только окончивших школу».

«Самое крутое, — изрекал Слэш своим низким голосом, — что на нас нельзя навесить ярлык». Он был прав. Группа стала смешением всего того, что нравилось в роке ее участникам. Не было другой молодой команды, хотя бы отдаленно похожей на Guns N' Roses. И это нравилось Слэшу больше всего.

Лето 1986 года в Лос-Анджелесе выдалось жарким, поскольку Guns продолжали выступать. Одно из шоу, устроенное ими с панк-группой Social Distortion, прошло особенно ужасно. Толпа малолетних панков терпеть не могла рок-группы, и когда Guns вышли на сцену, в них полетели бутылки. Юнцы из первых рядов плевали в Слэша. «Они просто ненавидели нас, — вспоминал Эксл. — Так что мы стали бросать их дерьмо назад и плеваться в них, и им это понравилось!

Они начали аплодировать. Там были скептики, которые кидали в нас бутылками, но мы одержали победу».

Флаер к концерту Guns в «Troubadour» 11 июля гласил: «Прощай, Л. А.», будто группа все еще собиралась уезжать на запись в Лондон после шоу. (К тому времени от этого плана уже отказались.) Теперь Guns стали почти официальными резидентами «Troubadour», проделав за год большой путь. «Каждый раз, когда мы там играли, куче людей мы не нравились», — вспоминал Эксл. Но теперь Guns считались крутыми. На концерте 11 июля Эксл обратился к аудитории. Он объяснил, что группа делает альбом для Геффена, но сначала собирается выпустить независимый лонгплей, чтобы порадовать настоящих фанатов. Предполагалось нечто вроде авторизованного бутлега на основе материала сырой демозаписи, которую музыканты сделали с Мэнни Чарлтоном.

Толпа аплодировала новостям. «Прекраснее всего было видеть позитивную реакцию этих людей. Они хотели наш альбом, они дрожали от нетерпения услышать его».

Идея так называемого независимого релиза принадлежала Геффену. Группа приобрела известность по всей стране, но у Guns по-прежнему не было продюсера, как не было и записей — нечего было продавать. Альбом для Геффена планировалось завершить через полгода, а к тому времени ажиотаж вполне мог утихнуть. Выпуск мини-альбома на подставном «независимом» лейбле группы в 1986 году должен был вывести музыку группы на рынок и поддержать интерес фанов к дебютному альбому 1987-го. В любом случае никто не собирался ставить решения Геффена под вопрос, ведь у группы так и не было менеджера. Лейбл в ту пору действовал почти безошибочно. Они заключили контракт с Aerosmith, чья новая версия «Walk This Way» с рэперами Run-DMC затем попала в основную ротацию MTV и на вершины чартов продаж.

Другие группы, вроде Poison и Cinderella, уже выпускали записи и отправлялись в тур, Эксл не сомневался, что этим летом Guns — главная команда Лос-Анджелеса. Он говорил интервьюеру: «Мы дали группам Лос-Анджелеса причину бороться за свою музыку. Не нужно стремиться быть „коммерческим". Элтон Джон когда-то тоже считался некоммерческим и не мог найти лейбл. А в семьдесят пятом он стал воплощением коммерции. Только не надо меня убеждать, что „Someone Saved My Life Tonight" — актуальная, написанная в радиоформате песня. Или посмотрите на Metallica. Мы ничем на них не похожи, играем совсем другую музыку, но у нас есть нечто общее».

Слэш развил тему: «Metallica — это группа, которая пробилась, занимаясь тем, что ей нравится, и мы еще одна группа, которой это удалось, и после нас придут и другие такие музыканты. Когда-нибудь вы увидите группу подростков, которые жесткости и твердости превзойдут все ожидания. Для многих людей это станет сюрпризом. [Намек на гангста-рэп.] Мы не пытаемся изменить этот гребаный мир. Мы просто хотим, чтобы подростки лучше понимали, что творится вокруг».

Реабилитационное шоу

20 июля 1986 года Guns снова выступали в «Troubadour». Флаер к субботнему концерту бил прямо в точку:

ТОЛЬКО ЧТО ИЗ КЛИНИКИ

GUNS N' ROSES

«РЕАБИЛИТАЦИОННОЕ ШОУ»

«TROUBADOUR»

20:30

2 доллара с флаером

Группа решила, что раз об их серьезном пристрастии к наркотикам все равно знает каждый, то зачем скрывать очевидное? Наркотики составляли часть жизни на улицах Голливуда. Алкоголь лился сквозь музыку Guns, словно полноводная река «Столичной», а их субботняя публика отличалась той же неадекватностью, что и сами музыканты (разве что за исключением Эксла, который иногда выступал трезвым как стеклышко, но его настолько переполнял адреналин, что его трезвости все равно никто не замечал).

Guns считали своим главным хитом «Move to the City», но многие фанаты признавали одной из лучших песен сета «Think About You». Это одна из первых песен группы, в которых брутальная панк-рок-атака уравновешена нежностью в голосе Эксла. Это настоящая баллада о любви, исполненная с неприкрытой тоской и классической романтической чувственностью. (Трейси Ганс утверждал: «Эта песня о девушке по имени Моник, с которой мы все встречались. У Эксла на руке есть тату в ее честь».) Это неожиданное сочетание — дворовая банда поет о любви — и стало той ракетой, которая в итоге вывела Guns на их орбиту в стратосфере.

Новая черта в голосе Эксла — неожиданная у демонического рок-н-ролльщика нежность — появилась примерно в тот период, когда Эксл начал серьезно встречаться с Эрин Эверли. Когда красивая миниатюрная Эрин начинала двигаться под музыку, от нее невозможно было оторвать взгляд. Она происходила из рок-н-ролльной семьи. Ее дед Айк Эверли, звезда кантри из Кентукки регулярно появлялся в радиопередаче «Grand Ole Оргу». Ее отец, Дон Эверли, был одним из Everly Brothers, божественного дуэта раннего рок-н-ролла. (После туров Everly Brothers по Англии в конце 1950-х и начале 1960-х феерическая игра Дона Эверли на ритм-гитаре вдохновила многих гитарных героев будущего британского нашествия. Кит Ричардс скопировал у него технику ветряной мельницы, вращая рукой по кругу и цепляя струны. Вскоре это движение присвоил себе Пит Тауншенд из The Who, который сделал на этой технике карьеру.)

Эксл Роуз и Эрин Эверли познакомились в начале года в нью-йоркском клубе, где Эрин работала моделью. Летом они начали встречаться. Девушка переехала в Лос-Анджелес, чтобы быть с возлюбленным, а затем они поселились вместе в ее квартире. Эрин продолжала работать моделью, чтобы платить за жилье. Отношения длились четыре беспокойных года и находили отражение почти во всех песнях Guns N' Roses того периода.

Никто не думал, что их связь затянется надолго: частенько Эксл и Эрин дрались на людях. Эрин была уроженкой Беверли-Хиллз, дочерью актрисы Винишии Стивенсон, а сам Эксл описывал себя как «деревенскую задницу» из ниоткуда. Эрин была умна и хорошо воспитана, а Эксл наполовину остался дикарем, только что сбежавшим из резервации. У нее был отличный дом, а он слонялся между чужими квартирами и тусовками. Она была почти нормальной, а он страдал явным психозом. И все-таки те, кто близко знал эту пару, считали их отношения глубокими и крепкими. «Она была славной девочкой, — говорил друг пары. — Такая милая, полная противоположность Эксла. Когда они ладили, у них все шло очень хорошо. Когда нет — начинался сущий кошмар. Просто не верилось, что они в итоге смогут ужиться».

Лето 1986-го. Вечер. «The Rainbow Ваr and Grill». Звучит хитовый альбом Metallica «Master of Puppets». Эксл, потягивая чай со льдом, дает интервью Джори Фарру из «Дэйли пресс», который спрашивает его о выступлениях в шотландском килте и кожаных стрингах. Не слишком ли это… по-гейски?

«Я ношу то, что мне хочется, — отвечает Эксл, — и не желаю вникать в подспудные причины, а то ведь можно и напугаться. Да, я люблю делать пышные прически и краситься. Но когда я только приехал, я думал, что сценические костюмы и макияж — лишь фальшивый имидж, которым прикрываются геи. Я был наивным».

Guns в последнее время получили несколько плохих отзывов. «Они пишут, что я слишком патетично пою, то есть переигрываю. Или говорят, что я пресыщенный позер. Это полная хрень! Все, кто со мной знаком, знают: все, что я делаю, — по-настоящему. Все, что делает группа, — по-настоящему». Эксл добавляет, что в любом случае ненавидит критиков, и его не волнует, что они там пишут. (Вот уж неправда.)

О группе: «Наша любимая музыка — хард-рок. С примесью блюза. Раньше мы называли себя хеви-метал/панк-группой, но смешение стилей не вчера родилось… Дух блюза, блюзовые риффы, блюзовое мироощущение — все это мы пытаемся вернуть в музыку».

Имея в кармане немного денег, Эксл тем летом еще чаще попадал в передряги. По большей части у него случались проблемы с агрессивными торговцами (в основном иранскими иммигрантами), которые не желали его видеть в своих магазинах. Однажды Эксл с братом пошли в магазин оружия, чтобы купить электрошокер, потому что: «Мы выступали в „Whisky" [где у Guns недавно были проблемы], и ситуация вышла из-под контроля, так что я подумал: надо бы купить электрошокеры. Тогда не придется ломать челюсти, мы просто ткнем обидчиков шокером, а кто-нибудь их вынесет».

Итак, Эксл с братом зашли в магазин, и Эксл попросил продавца: «Извините, сэр, будьте любезны, не могли бы вы показать электрошокер?»

Продавец средних лет оглядел Эксла: длинные рыжие волосы под шелковой банданой, зеркальные авиаторские очки, кожаная куртка, помятые вещи. Он фыркнул: «Сынок, не надо мне тут этого дерьма. Давай проваливай отсюда ко всем чертям».

Эксл вспоминал: «Мой брат говорит: „Поймите, он недавно подписал контракт, он может купить хоть десять таких". А продавец ему: „Мне плевать. Тебе я их продам, а ему — нет"». Братья покинули магазин, злые от унижения. «Такое часто со мной происходило, — позже рассказывал Эксл. — Я просто не врубаюсь: ладно бы, если я нарушаю закон, но зачем грубить, когда я веду себя нормально?»

В другой раз Эксл и Слэш зашли в продовольственный магазин и повздорили с продавцом, грубым смуглым иранцем, напоминавшим специалиста по пыткам из секретной полиции последнего шаха. Когда Эксл выказал ему недовольство, здоровый иранец схватил разделочный нож и выскочил из-за кассы.

«Он гнался за нами по улице с мясницким ножом, потому что ему не понравилось, как мы одеты, — рассказывал Эксл. — Напугал меня до усрачки». Эксл терпеть не мог чувство страха — оно выводило его из себя. Он схватил оранжевую крышку пластикового мусорного контейнера и двинулся навстречу иранцу с этим щитом, матерясь что есть духу. «Я не собирался отступать», — говорил Эксл. Крича что-то на фарси, иранец ретировался обратно в магазин и запер двери.

Спустя пару дней попытка Эксла воспользоваться туалетом на заправке на углу Ла-Брея и Ромейн закончилась тем, что Эксл угрожал иранскому менеджеру взорвать колонку. Полиция появилась почти сразу, но Эксл совершил стратегическое отступление. Эти и другие случаи притеснений со стороны людей, которых Эксл не считал американцами, вскоре вылились в новую песню, которую Эксл сочинил в квартире Веста Аркина. Эксл бренчал на гитаре Веста и смотрел по «НВО» выступление комика Сэма Кинисона, пытаясь придумать песню, которая по злобной ярости напоминала бы монологи Кинисона.

Сэм Кинисон был близок Экслу по духу. Кинисон начинал проповедником-пятидесятником, а затем переключился на сатиру. Его репризы включали множество смелых шуточек, подчеркиваемых его фирменным звериным рыком. Рок-звезды тех лет любили его. Кинисон был одержим СПИДом и обвинял гомосексуалистов в том, что они испортили всем секс. (Эта точка зрения была также распространена среди молодых рок-звезд. Они первыми в шоу-бизнесе начали опасаться обильного случайного секса, который был одной из черт профессии. Слэш, уже переболевший различными венерическими заболеваниями, очень боялся подцепить СПИД.)

Эксл с приятелями обсуждали случай, когда два черных громилы ограбили Веста Аркина на 98 центов прошлым Рождеством, и когда Эксла избили сутенеры на автобусной остановке в центре Лос-Анджелеса.

Эксл рассказывал: «Я начал писать о том, что хочу ненадолго уехать из Лос-Анджелеса. Я бывал в центре, на автобусной станции. Там ошивается много черных, торгующих наркотой и крадеными драгоценностями, причем большая часть наркотиков паленая. К подросткам, которые сходят с автобуса, еще не понимая, где оказались, пристают грабители. Так и я приехал в город, чувак».

На гитаре Аркина было всего две струны, но тогда Эксл написал первые строчки новой песни. «Ниггеры и полиция, — начал он, — убирайтесь с дороги». Кто-то засмеялся над этим, но Вест подбодрил Эксла. «Иммигранты и пидоры, — начинался второй куплет, — зачем они нужны. / Они приезжают в нашу страну / И разносят поганую заразу».

Вот так жарким пыльным летом 1986-го родилась «One in a Million». Эксл Роуз мог наслаждаться славой, о которой мечтал с детства, но внутри Билла Бейли зиял черный колодец негодования, который два года спустя, когда Guns выпустили песню, разжег национальный конфликт.

Остальные участники группы тоже не были добряками. В интервью «Лос-Анджелес уикли» Слэш говорил: «Дети просто хотят быть свободными. Они хотят гулять и веселиться.

Они не желают, чтобы им указывали, как поступать. И один из выходов — это рок-н-ролльные группы и вообще весь рок-н-ролльный образ жизни. Единственное место, куда могут пойти подростки, — это клуб. Там они слушают музыку и забывают про дерьмовых учителей, долбаных родителей и все те авторитеты, которые твердят им, что они должны делать. На концерт ходят для того, чтобы забыть все это. Всех своих врагов, всех копов и учителей, все это дерьмо. Все они набрасываются на детей, и это выматывает. А потом они набрасываются на тех, кто влияет на детей, — например, на рок-группы».

Эксл согласился, что жизнь трудна: «В жизни — моей, по крайней мере, — больше вещей, которые раздражают, чем тех, которые приносят радость, настоящую искреннюю радость, когда ты переполнен счастьем. Можно завести подружку или жену, но за всю жизнь можно по пальцам пересчитать моменты, настолько прекрасные, чтобы их помнить — всегда. Сложно писать о таких мгновениях. Они так коротки».

Слэш добавил: «Насколько счастливым можно быть в Лос-Анджелесе? Типа, смотришь на дерево, а на него собака гадит, вокруг толкутся шлюхи, и в воздухе висит смог».

«Об этом я и пишу, — продолжал Эксл. — Кому-то это кажется депрессивным, но я такой, какой есть, и это мир вокруг меня».

ИНТЕРВЬЮЕР: Чего вы ждете от следующего года?

ИЗЗИ: Платинового альбома или типа того. Просто чтобы отправиться в тур и играть.

ЭКСЛ: Мирового тура. Возможности сыграть с теми людьми, которых мы годами слушали, которых мы уважаем. Выйти на сцену и надрать столько задниц, сколько сможем.

СЛЭШ: Если и когда нам доведется разогревать AC/DC — это будет поворотный момент в моей жизни.

ИЗЗИ: Я бы сыграл даже на разогреве Motley Criie. ЭКСЛ: Для меня конечная цель — выступить с Rolling Stones. Да!

ИЗЗИ: Это было бы самое оно.

Новый менеджмент

Майк Клинк был не первым кандидатом на роль продюсера решающего дебютного альбома группы. Но летом 1986-го Guns были на околомузыкальной тусовке и веселились на шумной, приправленной наркотиками пьянке в Голливуде, которую нельзя было пропустить. В такой обстановке все ключевые продюсеры забыли о страхе провести следующий год в душной студии, нянчась с пятью дегенератами.

Майка Клинка нашел Том Зутаут. Клинк начинал в качестве звукорежиссера на прославленной лос-анджелесской студии «Record Plant», доме Eagles и других мастодонтов калифорнийской поп-музыки. В основном он был известен работой с Роном Невисоном, который сотворил KISS, Europe и Оззи. К 1986 году Клинк успел поработать с Metallica, Heart, The Babys, Эдди Мани и Jefferson Starship. Он переключился на продюсирование недавно и славился серьезным подходом к потенциально неуправляемым группам, деловой этикой и невмешательством в музыку. Что лучше всего — он не боялся. Ему нравились Guns N' Roses, и он хотел получить эту работу.

Guns начали записываться с Майком Клинком в начале осени 1986-го, сразу после выступления на разогреве у Lords of the New Crunch в «Timbers Ballroom» в Глендоре. Сначала они работали на «Take One Studio», затем на «Rumbo Recorders», скромной (и недорогой) студии в Канога-парке, по дороге в долину Сан-Фернандо. (Студией владел Дэррил Дрэгон, Капитан из поп-группы Captain & Tennille.) Майка Клинка сразу впечатлило прошедшее огонь и воду оборудование группы: старые усилители, разбитые барабаны; на гитаре Слэша до сих пор стояли струны, которые были на ней при покупке. Клинк понял, что Guns настоящая уличная группа. И постепенно, песню за песней, Майк Клинк и Guns начали создавать дебютный альбом.

Слэш позже рассказывал: «Как Майк контролировал нас? Тонко. Он держал нас на расстоянии вытянутой руки. Мы все были молоды и счастливы работать над первой записью. В это время мы очень жестко тусовались, но когда приходили в студию, вели себя тихо. Только бутылка „Джека Дэниэлса" — никаких наркотиков и подобного дерьма».

Все в группе понимали, что теперь ставки высоки. Если их запись провалится, у них не будет никакого второго шанса. «Мы действительно усердно работали, — вспоминает Дафф, — репетировали дважды в день. Когда надо потрудиться, мы воспринимаем это очень серьезно».

Но затем героиновая зависимость поставила карьеру группы под вопрос. Как-то ночью у них дома Слэш посинел. Его привели в чувство, но быстро поползли слухи, что один из Guns умер. Также на улицах болтали, что группа распалась после громкой публичной ссоры в «Club Lingerie». Эксл почти каждый день угрожал уйти. Сотрудники Геффена начали нервничать. Некоторые считали, что контракт с Guns был ошибкой. Общий бюджет составлял 375000 долларов, необычайно большую на то время сумму для дебютного альбома. Требовалось много денег, чтобы записать диск и затем продвигать его, а ведь приходилось еще и следить, чтобы группа не развалилась. Далее начались разговоры, что Геффен отказался подписывать вторую часть сделки, собственно контракт на выпуск альбома, пока Guns N' Roses не завяжут с наркотиками.

Слэш к этому моменту действительно стал законченным торчком. «Был момент, — вспоминает он, — когда я вообще бросил играть на гитаре и даже не разговаривал с группой, за исключением Иззи, поскольку мы оба употребляли». Тем летом на протяжении трех месяцев Слэш неохотно покидал дом группы, разве что бегал на рынок за сигаретами. Однажды ночью его нашли в канаве возле Голливудского бульвара, босого и без сознания. Кто-то помог ему добраться до дома. На фотосессии, организованной Геффеном, Слэша пришлось буквально держать, чтобы он не падал.

Стивен Адлер, по словам друзей группы, тоже употреблял наркотики. Дафф выпивал по бутылке водки в день. Эксл на три недели забивался в нору в девушкой и мешком героина. (Эксл говорил, что они слушали подряд все записи Led Zeppelin, снова и снова.) Иззи торговал героином — настолько открыто, что журнал «Spin» послал нью-йоркского репортера написать о героиновом подполье, из которого поднялись Guns N' Roses.

Героиновая эпидемия охватила лос-анджелесские группы после постпанковской революции начала 1980-х. Первым умер от передозировки лос-анджелесский герой протопанка Дарби Крэш из Germs. Затем пришел черед Джона Белуши, которого в 1981-м прикончил спидбол из бурого героина. Это выглядело не предупреждением, а скорее приглашением или вызовом. «Героин был популярен у панков Лос-Анджелеса в начале восьмидесятых, — рассказывал Эксл. — Потом на какое-то время он исчез. А затем, абсолютно внезапно, когда пришел хеви-метал, он опять стал по-настоящему популярен».

Позже Эксл откровенно признавался: «Вообще-то это Иззи вернул его».

По свидетельствам современников, зависимость Иззи невероятно повлияла на лос-анджелесскую сцену. Если Иззи принимал героин, это определенно работало на него и его группу. Другие музыканты равнялись на Guns: четверо участников были невменяемы, но Guns продолжали оставаться крутой рок-группой и получили престижный контракт. Это сделало образ музыканта-наркомана еще более привлекательным. По словам менеджера Doors Дэнни Шугермана, он тоже покупал у Иззи наркотики: «Сотни музыкантов в Лос-Анджелесе с головой погрузились в наркотический дурман, надеясь претерпеть такие же алхимические трансформации, превратившись из неизвестных бедняков в рок-звезд».

Когда в конце августа Геффену стало известно, что сессии записи Guns остановились — Слэш просто не приходил в студию, — в игру вступил Том Зутаут.

«Том хороший парень, — говорила Вики Хэмилтон, — но при необходимости он умеет манипулировать людьми и даже быть жестоким». Том начал убеждать Эксла, который казался самым вменяемым участником группы, что будущее Guns N' Roses под угрозой. Потрачены сотни тысяч долларов Геффена, а показать почти нечего. Бывший сотрудник Геффена вспоминал: «Том просто угрожал им. Он сказал, что лейбл крайне обеспокоен и многим грозит увольнение. Том вынес им строгое предупреждение — если они не разберутся со своими вредными привычками, сделка будет расторгнута».

Позже Зутаут рассказывал VH1: «Я беспокоился, выживут ли они вообще, потому что нельзя просто сказать наркоману, чтобы он бросил принимать наркотики. Они, наверное, смеялись, когда я говорил им: „Эй, парни, вы можете стать самой крутой группой в мире. Не стоит разрушать все это наркотой"».

«Единственным, что действительно остановило меня [от злоупотребления героином], — вспоминает Слэш, — был звонок от Даффа, который сказал: „Ты отрезаешь себя от всех остальных". И поскольку они единственные люди, с которыми я был близок, это действительно задело меня, и я наконец завязал».

По крайней мере на какое-то время.

«Если я правильно помню, — говорит Иззи, — в какой-то момент они [ «Geffen Records»] собирались нас бросить». Участники группы насильно убедили Тома Зутаута не отказываться от них. И Слэш, и Иззи отправились в реабилитационные клиники, которые на самом деле не работали, но такой маневр хотя бы позволил продолжить сессии записи позднее в 1986-м. Прошло немного времени, и больше никаких тревожных сигналов из «Rumbo Sound» не поступало. Все сотрудники рекорд-компании были поражены и вздохнули с облегчением, когда стратегия Зутаута сработала и группа смогла продержаться вместе достаточно, чтобы записать «Appetite for Destruction».

То, что Геффену понадобилось пять месяцев, чтобы найти менеджера для потенциально самой крутой группы в мире, наглядно демонстрирует, какой ужас наводили Guns N' Roses на музыкальную индустрию. Менеджер Eagles Ирвинг Азофф отказался от них. Тим Коллинз сказал «нет». Док Макги заявил, что ни за что не согласится. Все известные менеджеры, которым звонил Том Зутаут, либо сразу отказывались, либо не перезванивали. Никто не хотел рисковать своей карьерой, особенно после того, как пошли разговоры, что вокалист настоящий псих, а остальные четверо наркоманы.

Слэш признавал: «Нам не сиделось на месте. Мы подписали контракт, нам дали кучу денег, сняли жилье. Мы не выходили и не давали концертов… Так что в конце концов пришла смертельная скука, и мы начали злоупотреблять наркотиками, пить запоями и дебоширить. А все менеджеры нас боялись. Это было плохо. Мы теряли чертово время».

«Никак не удавалось найти менеджера, который мог спасти нас, — позже рассказывал Иззи. — Они просто смотрели на нас и уходили». Один кандидат в менеджеры застал Слэша и Иззи сразу после их визита в Мексику. «Мы только вернулись из Тихуаны, — вспоминал Иззи, — с ящиком текилы и этим черным героином, который тогда считался крутым. Парень просто взглянул на нас и свалил. Даже не поговорил с нами».

Но наконец Зутаут совершил правильный телефонный звонок, и в августе 1986-го менеджером Guns стал Алан Нивен. Этот типичный пробивной новозеландец с длинными густыми волосами работал с трудолюбивой метал-группой Great White и согласился стать менеджером Guns лишь после долгих уговоров Дэвида Геффена. Именно Нивен десять лет назад помог Sex Pistols заключить контракт с «ЕМ1», чем сразу заслужил уважение Слэша и Даффа. Нивен одевался в потертую кожу и мог сойти за европейского байкера — суровый, злобный грубиян. «Ходячий пережиток прошлого, даже тогда, — вспоминает сотрудник Геффена. — Он напоминал сырую версию менеджера Spinal Тар — именно то, что требовалось». У его менеджерской компании «Stravinsky Brothers» был офис в округе Ориндж, в серферском городке Хермоса-Бич. Нивен получил работу менеджера Guns N' Roses по умолчанию — просто никто больше не хотел этим заниматься, — не смотря на то, что Эксл его не любил.

«Вообще-то Эксл не то чтобы его ненавидел, — говорит Роберт Джон. — Дело было не в том, что Алан ему не нравился. Скорее, Эксл ему не доверял. Экслу было важно доверять человеку, иначе ничего не получалось».

Зато Great White ненавидела уже вся группа.

Но лейбл сказал Guns, что это их единственный шанс, и Алан Нивен вроде бы горел энтузиазмом. Он задобрил музыкантов доставкой на дом пиццы, пива, виски и жесткого шведского порно, наглядно демонстрируя, что может сделать для них классический рокер старой школы. Бандитский жаргон и узнаваемый акцент тоже работали на него. Наконец, чтобы скрепить сделку, Нивен повел группу в легендарный кабак в Западном Голливуде «Barney's Beanery», где сиживал Джим Моррисон и любила выпить Дженис Джоплин — когда не кололась героином в мотеле дальше по улице. Нивен, которого часто называли наглым и резким, впечатлил Даффа и Слэша своим умением пить. Даже Иззи сказал: «Алан Нивен стал для нас как шестой участник группы. Он увидел нас и сказал: „Ну и придурки", но, возможно, он сам когда-то был таким. Правда в том, что это он вытащил группу из города».

Гораздо позже Алан Нивен рассказал биографу Guns Мику Уоллу, что для него все это было словно выстрел вслепую. «Когда я подписал контракт, — говорил он, — я не знал, чего ждать. И думал, первый альбом может разойтись разве что парой сотен тысяч копий. Если бы кто-то мне сказал, что на нем есть хитовый сингл, я бы рассмеялся этому человеку в лицо».

Возможно, поэтому Экслу и не нравился Алан Нивен.

Бунт на уличной сцене

Возможно, поздним летом и осенью 1986 года Guns N' Roses уже находились на пороге славы, но, несмотря на наркоманию, алкоголизм, психические расстройства и реабилитационную клинику, группа всегда выступала отлично. Guns устраивали пламенные шоу почти каждый раз, когда выходили на сцену, выпуская с потом токсины, отравляющие их почти голые тела среди жары, звука и неистовства полноценного рок-концерта.

В августе они подписали окончательный контракт с «Geffen Records». Документ на 62 страницах был составлен Джеффом Фенстером, молодым юристом «Warner Bros.», чьи сотрудники помогали Геффену в бумажной работе по дистрибьюторскому соглашению. Группа знала Фенстера, поскольку он иногда крутил пластинки в одном из их любимых мест, рок-клубе «Scream», устроенном в зале старого отеля в центре города. Вскоре Фенстер будет играть на блюзовой губной гармошке вместе с Guns на Сансет-стрип.

Подписав контракт, Слэш вздохнул с облегчением. Он заявил репортеру: «Это то, что гарантирует мне вторую часть денег». Эксл признал, что это большой день в его жизни. Чтобы заключить этот контракт, бывший Уильям Брюс Бейли официально поменял имя на У. Эксл Роуз. Эксл упоминал также, что Дэвид Геффен поздравил их с тем, что теперь они стали «контрактными работниками» «Geffen Records».

23 августа Guns собрали полный «Whisky». 30-го выступили на разогреве у Теда Ньюджента в Городском центре Санта-Моники. Следующим вечером их зрители забили до отказа «Roxy». Флаер называл их «группой, которая не умрет». Эксл до сих пор обычно выступал в своих кожаных штанах с открытой задницей и байкерской фуражке, костюме гей-панка, периодически копируя недвусмысленные сценические движения Фредди Меркьюри и бешено отрываясь во время «Out ta Get Me», «Think About You», да и всех остальных песен. Порой он менял свои фетишистские штаны на клетчатый шотландский килт. У зрителей от шоу захватывало дыхание.

15 сентября Guns N' Roses выступали хедлайнерами «Street Scene», летней серии концертов в парке в центре Лос-Анджелеса. На предыдущие концерты приходило по паре сотен человек, но посмотреть выступление Guns на большой сцене под открытым небом явились 5000 подростков. Все шло хорошо, пока Эксл не начал одну из своих прелюдий к «Out ta Get Me». Его антиавторитарные рассуждения о преследованиях и паранойе, адресованные и без того невменяемой юной аудитории в форме протеста выглядели в рок-клубе лишь частью шоу, но в общественном парке звучали скорее как откровенный призыв бросить чем-нибудь в полицейского.

Отыграв четыре песни, Иззи Стрэдлин поднял глаза от струн своей гитары и увидел начинающийся в толпе бунт. Люди кидались пустыми бочками в копов. Подростки в первых рядах прорвали оцепление, обрушили барьеры и начинали карабкаться на сцену. Эксл увидел месиво из сотен людей, которые смотрели на него снизу, тянулись к нему, кричали, пытаясь что-то ему сказать. Но что?

«Толпа просто взбесилась, — рассказывал Эксл «Hit Parader». — Все эти дети — панки, металлисты — буквально тронулись. Если бы я им сказал: „Крушите город!", весь центр Лос-Анджелеса оказался бы в руинах!»

Группа хотела продолжить выступление, но пожарные остановили концерт. «В любом случае, останься мы на сцене, поджарились бы на оборванных проводах», — вспоминал Эксл. Группа ретировалась. Полиции понадобилось четыре часа, чтобы очистить парк от неуправляемых фанатов Guns N' Roses.

Городок Резеда в долине Сан-Фернандо той осенью был весь увешан флаерами группы. Ситуация неожиданная: «Chuck Landy's» служил главной площадкой для начинающих групп вроде Guns, но если музыканты игнорировали запрет отцов города и обклеивали флаерами улицы и торговые центры Резеды, их концерты в «Country Club» отменялись перед самым началом. Что характерно, запрет не коснулся Guns, чьи желтые флаеры были нагло развешены по бульвару Вентура, словно муниципальные объявления:

ПЯТНИЦА

18 ОКТЯБРЯ

«CHUCK LANDY'S COUNTRY CLUB»

НОЧЬ ГЛЭМА

С GUNS N' ROSES

БЕЗ ВОЗРАСТНЫХ ОГРАНИЧЕНИЙ

Концерты других групп, развешивающих флаеры, отменяли без предупреждения, но билеты на Guns были проданы в первый же день, и выступление прошло в намеченный день. Они также выступили на разогреве у Red Hot Chili Peppers в «ULCA» 31 октября, на Хеллоуин. Последний концерт этого беспокойного года прошел в Лонг-Бич, где Guns разогревали Dead Boys. После этого Guns N' Roses не давали публичных выступлений четыре месяца, сосредоточившись на работе над предварительной «независимой» записью и сочиняя материал для своего дебютного шедевра.

L. A. ROCKS: Вас называют засранцами. Почему?

ИЗЗИ: Дело в запахе. У нас подмышки воняют.

ЭКСЛ: Мы не сдаемся.

ДАФФ: Мы единственная группа, которая отказывается от хороших возможностей, — но потом мы всем дадим просраться.

ИЗЗИ: Да, есть те, кто гнет, и те, кто прогибается.

СЛЭШ: И мы не из вторых. (Смеется)

В жизни Эксла происходило много событий, и в группе, и в его личной жизни, но в общении с прессой он оставался реалистом. «Мне есть чем заняться с Guns N' Roses, — говорил он «Лос-Анджелес таймс». — Это часть меня, которую я хочу выплеснуть и донести до всех. Возможно, нам предстоит долгая карьера, возможно — короткая, взрывная. Мне в общем-то все равно — пока мы играем и продолжаем что-то делать».

По словам Роберта Джона, Эксла интересовало все, что связано с Sex Pistols. Тотальная анархия и зажигательные ритмы группы заставили Эксла полюбить весь панк-рок. А Сид Вишез, который принес себя в жертву, скончавшись в Нью-Йорке от передозировки после (предположительно) убийства своей подружки, занимал особое место в извращенном пантеоне героев Эксла. Поэтому, когда в Голливуде вышел в прокат фильм «Сид и Нэнси», Эксл с толпой друзей отправился в кино.

Вечер явно не задался. Все они — Эксл, Роберт Джон, Трейси Ганс и пара девушек — обдолбались героином. Они планировали сходить на фильм, а потом переместиться в «Troubadour». Кино оказалось хреновым — кстати, Слэш подрабатывал на съемках в массовке, — но это было только начало. По дороге в клуб компания на арендованном фургоне врезалась в машину, пересекающую бульвар Санта-Моника. Водитель пострадавшей машины был в бешенстве оттого, что его протаранили те, кого он счел трансвеститами. Копы приехали настолько быстро, что у парней едва хватило времени спрятать наркотики в шинах автомобиля, а затем служители закона обыскали всех участников и допрашивали в течение часа.

В октябре Guns записали немного музыки для своего мини-альбома. Они сыграли часть сырого раннего материала Hollywood Rose плюс несколько панковских и классических рок-песен, которые они переигрывали на концертах. Также были записаны акустическая версия «You're Crazy», которую Эксл, Иззи и Слэш сочинили после подписания контракта с Геффеном, и новая песня Иззи «Patience». Большая часть материала записывалась на «Take One Studio» в Бербанке звукоинженером Гансом-Питером Губером и позже сведена Губером и Аланом Нивеном. Четыре песни вышли в декабре 1986-го на виниловом мини-альбоме, названном — после многочисленных встреч группы, которые превращались в собрание страдающих афазией, — «LIVE?!*@ LIKE А SUICIDE».

Якобы независимый лейбл группы также назывался «UZI Suicide». По словам Алана Нивена, задумка состояла в том, что, раз уж группа исповедует такой саморазрушающий образ жизни, им стоит позиционировать себя соответственно.

Поскольку мини-альбом был замаскирован под настоящую независимую пост-панковскую запись, Геффен напечатал всего 25000 копий. На обложке размещался цветной снимок Роберта Джона, запечатлевший Даффа и Эксла с пышными прическами. Задняя обложка, сделанная Джеком Лью, была украшена всеми любимым снимком Guns N' Roses: они стоят на аллее, нагло прислонившись к чьей-то машине, в полном глэм-облачении; Стивен, Слэш и Дафф одеты в черные кожаные штаны; Иззи опирается на Эксла. Убийственный имидж Эксла для этого фото разрабатывала сама «ракетная королева» Барби фон Гриф, которая заправила его белые леггинсы в поношенные ковбойские сапоги и уложила ему волосы так, что он стал похож на одуванчик в полном цвету. Дополнял картину зловещий макияж, делавший Эксла похожим на «изящно обдолбанного» Кита Ричардса.

Сама пластинка, немедленно раскупленная в магазинах на Сансет и Мелроуз как коллекционное издание и услышанная лишь парой тысяч местных фанатов, была настоящей бомбой. Две песни Hollywood Rose и две кавер-версии подвели черту под путешествием Эксла и Иззи на Запад и последовавшим обучением красивой жизни в Голливуде. В записи слышались отголоски революции звука, произведенной Sex Pistols. До этого ни одной американской группе не удавалось достичь таких результатов.

В начале пластинки один из роуди — Джейсон, Ронни, Дэнни — представляет группу воображаемой аудитории, олицетворяющей безумную публику на концертах Guns в рок-клубах Сансет-стрип: «ЭЙ, УБЛЮДКИ! ОТСОСИТЕ У ГРЕБАНЫХ GUNS N' ROSES!» Группа начинает играть «Reckless Life» с развязностью Aerosmith периода альбома «Toys». Эта чисто панковская песня с хрипами и рифом на двух аккордах сопровождается вокалом, напоминающим верещание подстреленной утки. Различие между панком и Guns N' Roses заключалось в Слэше. Эпическая рок-гитара предавалась анафеме традиционными панками, которые считали виртуозов вроде Клэптона и Пейджа фальшивыми идолами. Guns вывели стиль на новую ступень, объединив минимализм панк-аранжировок с блюзовыми гитарными соло Слэша, выросшего на Джо Перри, Брэде Уитфорде и Стиве Джонсе. Песня заканчивается коротким кличем викингов в стиле раннего Роберта Планта.

Затем следует скоростная версия «Nice Boys» австралийской рок-группы Rose Tattoo, насыщенная жужжащими гитарами, агрессией и рваными ритмами. «Move to the City» Криса Вебера перекочевала из Rose в Hollywood Rose и Guns N' Roses, оставаясь одним из ярчайших номеров их живых выступлений. Композиция начинается со взрыва намеренно грязных гитар. Затем Эксл изрекает свой призыв жить безумной жизнью на улицах, отринув мертвое существование подростковых пригородов. После смены нескольких частей песня приходит к драматической развязке и экстатическим пьяным аплодисментам воображаемой публики.

Завершает пластинку «Mama Kin» Стивена Тайлера, ошибочно датированная 1972-м годом. «Это песня о твоей гребаной матери», — усмехается Эксл. Guns добавили в старую композицию панковского духа, сыграв ее быстрее, чем Aerosmith. Эксл даже копировал «черный» вокал Тайлера из оригинальной версии. Песня является честным переложением классического материала и данью уважения главным вдохновителям Guns. Она обращена ко всем забитым подросткам, чьими главными желаниями является «оживить свои фантазии, / поздно ложиться и курить траву».

«Live?!*@ Like a Suicide» стал первым ударом группы по империи. Задняя обложка еще раз подтверждала, что это ограниченное издание предназначено в первую очередь тем, кто верил в группу: «Этот альбом посвящается нашим друзьям, за поддержку на улицах и на сцене».

Те, кто хорошо знал группу, — по крайней мере некоторые из них — говорили, что Guns N' Roses больше никогда не звучали настолько круто.

«Берегись, мир!»

Десять тысяч тиража якобы независимого мини-альбома Guns N' Roses разошлись моментально.

«RIP», новый музыкальный журнал, основанный Алтеей Флинт (женой издателя «Hustler» Ларри Флинта), с энтузиазмом писал о волнениях глэм-метал-сцены: «Берегись, мир! Из грязных темных глубин голливудского подполья вылезли Guns N' Roses, которые играют зубодробительный рок-н-ролл в стиле Led Zeppelin и надерут всем задницу. Две их гитары, хриплый вокал в стиле Стива Мэрриотта и громоподобные ударные являются воплощением молодого поколения рок-звезд».

Нью-йоркский рок-журнал «Circus» высказался более спокойно: «Миру рок-музыки не нужна еще одна команда „плохих парней", но, судя по чартам, ему нужен квинтет из Лос-Анджелеса. Не являясь особенно оригинальными, они смогли воспользоваться своим заурядным талантом (и незаурядным эго), чтобы создать по-настоящему маниакальную смесь панка, ритм-н-блюза, глэма и металла, которая гарантированно выведет из себя ваших родных (и половину друзей тоже)».

Рекламная служба Геффена разослала копии мини-альбома в лондонскую рок-прессу, которая в начале 1987 года отреагировала редкими невнятными обзорами, в основном предсказывающими второе пришествие рока. Мик Уолл из английского метал-издания «Kerrang!» назвал запись «лучшим уличным рок-н-роллом из Лос-Анджелеса со времен альбома Motley Criie 1981 года „Too Fast for Love"».

Большинство критиков Америки сразу же начали сравнивать Guns с их прародителями, Aerosmith, что польстило обеим группам.

В интервью Guns настаивали, что «Suicide» не отражает направление, которого они придерживаются в работе над настоящим альбомом. Слэш говорил, что единственная задача «Suicide» состояла в том, чтобы «дать шанс всем тем, кто слушал нас с самого начала, получить наши ранние вещи в записи. Это вроде дорогого подарка тем, кто помогал нам выжить, когда у нас не было денег и мы ютились по подвалам».

Эксл Роуз имел собственное мнение. Он был не в восторге от проекта. «По сравнению с альбомом эта запись просто кусок дерьма, — говорил он в начале 1987-го, когда готовился «Appetite». — Самый лживый кусок дерьма из всего того, что мы когда-либо делали. „Живой записью" там и не пахнет. Если вы на это купились, вы псих или тупица. На самом деле мы записали музыку в помещении, а потом наложили поверх крики пятидесяти тысяч людей». Эксл считал, что такое поведение попахивает нечестностью и продажностью, однако звукозаписывающая компания настояла, что группа должна сохранять связь с улицей, пока она записывает альбом, запершись в студии.

Но для фанатов Guns N' Roses мини-альбом от «UZI Suicide» является единственной записью, на которой можно услышать оригинально звучание группы, прежде чем на нее свалились слава и удача. Торговцы и коллекционеры ожесточенно бьются за редкие и дорогие копии записи, ставшей первой попыткой Guns пробиться за гряду гор на востоке Лос-Анджелеса.

Несмотря на все разговоры о распаде группы, в конце 1986-го — начале 1987-го Guns с Майком Клинком записали основные треки для «Appetite» на «Rumbo» и «Take One Studio». По бульвару Сансет ходили самые разные слухи. Говорили, что участники группы подцепили СПИД. Что они не записываются в Лондоне, потому что им запретили въезд в Великобританию. Что Геффен их бросил, а Слэш умер от передозировки. Что они распались еще до — или сразу после — дикого шоу в «Club Lingerie».

ЖУРНАЛИСТ: Вы действительно тогда распались?

СЛЭШ: Нет, мы не распались. Мы просто многое обсудили и разложили все по полочкам.

ЭКСЛ: Случился конфликт, ссора [из-за наркотиков]. Думаю, это одно из худших наших выступлений. Но на следующий день мы во всем разобрались. Потому что если бы мы распались… с кем нам еще играть, кого мы ценили бы так же, как ценим друг друга?

ДАФФ: Мы не самые спокойные парни. Мы не сраные Mister Mister [модные на MTV софт-рокеры], врубаешься? Мы не рядимся в такие одежки ради концертов, мы живем этим! Так что подобные вещи закономерно случаются. Мы сами о себе заботимся и никому не позволим указывать нам, что делать.

СЛЭШ: Мы довольно нервные ребята, если присмотреться.

ЭКСЛ: Мы очень импульсивные. Это мы и вкладываем в нашу музыку. Большинство из нас работают вместе три года. Мы много раз срывались друг на друга, но всегда мирились.

Но в «Geffen Records» все по-прежнему пребывали в ужасе. Тогдашний сотрудник отдела по работе с артистами вспоминает, что группа постоянно попадала в переделки: «Они дрались в клубах, их все время выкидывали из „Rainbow" и „Cathouse". Они занимались сексом с порнозвездами. Они открыто употребляли тяжелые наркотики. Тормоза у них совершенно отсутствовали. В их доме всегда можно было застать кучу полуобнаженных девушек в разной стадии опьянения. Однажды они заявились в офис Геффена с опозданием и притащили с собой голую девушку, завернутую в занавеску от душа, — она была еще мокрая. Короче, сотрудники компании убедились, что контролировать их невозможно. Многие считали, что Эксл, самый важный участник группы, просто отдаст концы. Я помню долгую дискуссию в „Geffen Records", когда кто-то — возможно, сам Дэвид Геффен или его специалист по грязным делишкам Эрик Айзнер — сказал: „Надо записывать все, что они делают, — репетиции, саунд-чеки, концерты — сейчас, потому что это группа будет очень популярной и проживет очень недолго. Один из них явно схватит передозировку еще до того, как закончится ажиотаж"».

Однако запись «Appetite for Destruction» проходила без особенных проблем — в основном благодаря тому, что Майк Клинк четко дал группе понять: профессиональные музыканты, которым платят за запись собственных песен, не должны лажать.

К Клинку обратились в последнюю очередь, как к последней надежде, но он оказался отличным продюсером. В идеале он стремился ограничиваться одним дублем. Группа называла его Майк «Самое То!» Клинк. Его философия состояла в том, чтобы поймать живую энергетику группы, а не делать зализанную коммерческую запись. «Это на уровне инстинктов, — говорил Клинк множество альбомов спустя. — Просто знаешь, когда песня звучит так, как надо». Менеджер Guns Алан Нивен позже утверждал, что именно Клинк обеспечил успех альбома: «Я просто не могу представить, у кого еще хватило бы терпения довести эту запись до конца». Майк Клинк подтверждает: «Очень-очень часто они приходили с жуткого похмелья». Слэш, который тогда проводил ночи в «Rainbow», замечает: «После ночного веселья мы все равно каким-то чудом вставали и к двенадцати утра были в студии. И чаще всего нам это не мешало».

С самого начала записи встал вопрос, стоит ли пользоваться услугами Стивена Адлера. «Все любили Стивена, — вспоминает сотрудник «Geffen Records», — ведь он такой милый, будто забавный щеночек, и к тому же он являлся важной частью их концертных выступлений. Стивен был наименее обдолбанным из них, но и наименее одаренным музыкально. В компании шли серьезные разговоры насчет того, не стоит ли Guns записываться с другим барабанщиком, но дальше обсуждений дело не продвинулось».

Группа усердно трудилась. По словам Слэша, Майк Клинк относился к ним с уважением. Если один из музыкантов был нетрезв и не мог играть, Клинк вежливо объяснял, как можно улучшить партии. Он давал участникам группы возможность попрактиковаться, отточить какие-то моменты и записать треки позже, когда они будут в состоянии это сделать. Клинк мог взять песню вроде «You're Crazy», которую Иззи, Слэш и Эксл записали на акустических гитарах, и превратить ее в горячий боевик, достойный стать центральным элементом альбома.

К началу записи прошлым летом у группы было около тридцати разных песен. Но в итоге ни одна из их баллад — «Don't Cry», «November Rain» — не вошла в дебютник, который стал самым тяжелым хард-роковым альбомом со времен «Physical Graffity» Led Zeppelin, вышедшего в 1975 году. Том Зутаут категорически настоял, чтобы Guns оставили свои баллады на потом, когда у них появится более обширная аудитория. Уже в процессе работы в студии были написаны некоторые новые композиции, включая громоподобную «Мг. Brownstone» Иззи и «Sweet Child о' Mine», которую Эксл посвятил своей роскошной Эрин Эверли.

Знаменитая гитарная фраза, с которой начинается «Sweet Child», родилась из шутки. Слэш играл этот забавный перебор в студии, просто чтобы разогреть пальцы, но Клинк записал его, и он понравился Экслу. Он вспомнил текст, над которым работал когда-то, но в итоге забросил: «Когда Слэш с Иззи начали работать над песней вместе, я тоже подключился. Иззи сыграл ритм, и неожиданно у меня в голове всплыл этот текст». Композиция стала, как отмечал Эксл, первой позитивной песней о любви, которую он написал, — абсолютной противоположностью «Back Off Bitch» и другим параноидальным женоненавистническим манифестам Эксла.

Слэш позже вспоминал, как его сыгранный наспех рифф поразил Эксла: «То, что для меня родилось как шутка, для Эксла стало настоящим гимном… в рамках его отношений того времени. Я знаю, что это был один из самых романтичных периодов его жизни».

Друзья Эксла считали, что Эрин Эверли стала первой его настоящей любовью. Вот откуда родилась «Sweet Child о' Mine». И Эксл очень хотел, чтобы песня правильно передала его эмоции.

«Я из Индианы, — рассказывал он английскому рок-журналисту, — где Lynyrd Skynyrd превозносят до такой степени, что в итоге от них уже тошнит. Но ради „Sweet Child о' Mine" я пошел и купил несколько их старых кассет, просто чтобы убедиться, что мы уловили тот незамысловатый, но искренний настрой».

Сексуальные кассеты

В некоторые песни с «Appetite for Destruction» внес свой вклад Вест Аркин, чья роль в создании альбома в целом оказалась достаточно большой, чтобы в благодарностях к пластинке группа назвала его «GN'R № б». Аркин, родившийся в Париже в 1960 году, был немного старше Guns и больше разбирался в музыке. Он рос в Сан-Диего и учился играть самостоятельно, практикуясь под метроном в доме родителей. Вдохновленный Хендриксом, Джоном Ленноном и Тедом Ньюджентом, в 1981 году он переехал в Лос-Анджелес, чтобы работать в музыкальной индустрии. Там Аркин подружился с Иззи, а затем и с остальной группой. Со своими светлыми волосами и галлийским напором он напоминал средневекового трубадура, невесть как очутившегося на Сансет-стрип. Он играл с Даффом в его группе Drunk Fux. (Одна из песен Guns также названа в честь Веста. Если быть точным, то в честь его пениса. «Она получила название благодаря парню по имени Вест Аркин, — рассказывал Дафф Мику Уоллу, — который периодически помогает нам сочинять материал. Он настоящий маленький засранец, но член у него еще тот: всего вот такусенький в длину, зато вот такой в толщину, чувак! В обхвате, врубаешься? Вот мы и назвали песню „Girth" („Обхват")».) Так или иначе, Аркин стал для группы близким человеком, крутым и загадочным старшим братом. Дафф обращался к нему за идеями, мелодиями и гармониями. В 1986-м они вместе написали «It's So Easy».

Эксл помогал писать текст к «It's So Easy», но в основном песню сочиняли Дафф и Вест. В 1987 году Дафф рассказывал: «У нас с Вестом был особый период жизни, когда мы очень полюбили текилу. Он учил меня разным гитарным гаммам, и мы много тусовались вместе. Пока мы не попали на лейбл, ребята и девушки не особо обращали на нас внимание. А потом, когда мы подписали контракт, неожиданно на нас свалилась куча девиц — они приносили бухло, наркоту и все такое, спали с нами и сосали члены, ну просто до смешного. Даже не верилось! Вот о чем, It' So Easy"».

«Вест Аркин был необычайно талантлив, — вспоминает друг группы. — При этом он был непростой, темной фигурой — очень скрытной и замкнутой. Чудаком. Но Эксл очень уважал его. Случалось, что Эксл играл песню Весту, чтобы узнать его мнение. Это редкость, потому что Эксл перфекционист, и он не особенно доверяет другим. Вест Аркин был исключением».

Запись «Appetite» во всех ее аспектах стала полным переосмыслением концепции Guns N' Roses. Их живые выступления были достаточно сумбурными, «безумными», как говорил Эксл: «Визуально мы очень противоречивы — никогда не знаешь, чего от нас ждать. Но как передать это на записи?»

Тактика Майка Клинка состояла в том, чтобы дать участникам группы возможность быть собой. Он не пытался что-то привнести, а скорее помогал сделать альбом таким, чтобы он отражал сущность группы. Наиболее важным пунктом в их видении музыки была экспериментальность, импровизация, внесение в композиции новых элементов. Благодаря тому, что Клинк с группой начали применять цеппелиновские уроки «света и тени», «Jungle», «Rocket Queen», «Му Michelle» и «Paradise City» заиграли в студии новыми красками.

«Вот почему мы работали с Майком Клинком, — говорил Эксл позднее. — Нам нужен был сырой звук. Мы знали, как звучим вживую, и понимали, что единственный способ сохранить это на записи — сделать ее более непосредственной: снять бас, ударные и ритм-гитару одновременно. Мы записали их немного быстрее, чем играем вживую, чтобы добавить еще немного энергии. Затем остается выбрать лучший дубль и добавить много вокальных партий и наложений гитары. Такова была схема».

«Paradise City», с которой Guns попадут на радио, является примером того, как строились их песни. Она родилась во время первого «адского тура» в Сиэтл, когда Guns неожиданно почувствовали тоску по пыльному Голливуду, который оставался их домом. Песня наполнена романтическим томлением по домашнему уюту, простой жизни в городе, где все девушки прекрасны и никого не заразят герпесом. Эксл рассказывал журналу «Kerrang!» о процессе записи: «Я придумал две первые дорожки вокала — всего их было пять, — и они звучали очень таинственно». Потом Эксл с Клинком начали экспериментировать, складывая две эти дорожки вместе — «две самые приглушенные». Клинку они не нравились, но он проявил дипломатичность. После прослушивания он сказал Экслу: «Ну не знаю, чувак».

Эксл вспоминает: «А я ему: „Я тоже не знаю. Давай вернемся к ним завтра?"» На следующий день Эксл позвал Клинка и признался, что все еще не уверен в идее. «Но он ответил: „Нет, теперь мне кажется, что звучит круто". Так что он передумал! Мы наложили еще три дорожки, и тогда песня зазвучала. Все дело в том, что мы такого не планировали. Мы не знали, что из этого получится». («Paradise City» также является единственной композицией, в которой присутствует синтезатор. Его предложил добавить Эксл.)

Для себя Эксл делил песню на куплеты и припевы. «Куплеты рассказывают о существовании в джунглях, — объяснял он. — Припев словно возвращает на Средний Запад или еще куда». Припев вызывал у Эксла воспоминания о раннем детстве, когда он в изумлении смотрел на бездонное небо: «В некоторых частях песни сильнее проступает ощущение дома, и когда я стал накладывать остальные дорожки, они начали напоминать что-то ирландское или шотландское».

Представление Эксла Роуза о «Rocket Queen» типично извращенное. Песня, по крайней мере, ее растяжная вторая часть, рассказывала о надежде и дружбе. Но Эксл также слышал в ней нечто порнографическое и был твердо настроен записать в студии настоящее совокупление, чтобы использовать в песне крики женщины в момент оргазма. Клинк позже признался интервьюеру: «Парни по очереди трахали эту девушку в студии. На записи слышны звуки настоящего секса». Бывший сотрудник «Geffen Records» утверждает, что Эксл трахал в студии двух или трех девушек, по крайней мере, два или три раза, пока не был удовлетворен результатом. Ассистенту звукорежиссера Виктору Дейглио приходилось забегать в темную студию и поправлять вокальные микрофоны, пока Эксл развлекался там с девушками. Одной из участниц этой записи стала подруга Стивена Адлера, 19-летняя стриптизерша по имени Адрианна, которая мстила Стивену за измену. Пока шла запись, Эксл ругался на нее: «Давай, Адрианна! Прекрати притворяться — сделай это по-настоящему!» Когда об этом узнал Стивен Адлер, он вышел из себя.

Эксл рассказывал: «Я написал эту песню для девушки, которая хотела создать группу и назвать ее „Rocket Queen". Она какое-то время помогала мне выживать. Последняя часть песни — мое послание этой девушке всем тем, кто сможет что-либо из этого вынести для себя».

Естественно, по Голливуду пошли слухи о сексуальных записях группы. Эксл не удосуживался их опровергать: «Для этой песни я хотел провернуть кое-что с разными людьми — записать сексуальный акт. Предполагалось нечто спонтанное, но спланированное. Это была сексуальная песня, и мы провели дикую ночку в студии».

«Му Michelle» родилась как милое посвящение бывшей подружке Эксла, Мишель Янг. Она все еще оставалась другом группы и отозвала по просьбе Эксла обвинения в изнасиловании. Однажды вечером, когда Эксл и Мишель ехали на концерт, по радио в машине зазвучала «Your Song» Элтона Джона, и Мишель призналась, что всегда хотела, чтобы ей посвятили песню. Так что Эксл написал песню для Мишель, но потом понял, что текст слишком далек от реальности. Он переписал слова, изобразив Мишель юной проституткой из несчастной развалившейся семьи, которая пристрастилась к кокаину и героину. Вокал к песне Эксл записывал на студии «Rumbo», облаченный в синюю бандану, темные очки и футболку, завязанную на животе узлом. Его ковбойские сапоги украшали цепи, собачьи ошейники, кожаные ремешки и серебро.

Несмотря на чудесное спасение Мишель в конце песни, остальные участники группы считали, что новый текст слишком жесток. Эксл вспоминал: «Слэш и кое-кто еще из группы заявили, что текст слишком жестокий для бедной милой Мишель. „Она взбесится, чувак!" Но это правдивая история. Она описывает ее жизнь. Эта девушка действительно ведет такую сумасшедшую жизнь — употребляет наркотики и все такое, — что не знаешь, протянет ли она следующие три дня… Каждый раз, когда я вижу Мишель живой, я испытываю офигенное облегчение».

Дебаты вокруг текста к «Му Michelle» продолжались еще около трех недель. Наконец Эксл пригласил в студию саму героиню истории. Она пришла, и Эксл прочитал ей текст, а потом сыграл песню. Он пообещал, что не будет включать трек в альбом в таком виде без одобрения Мишель: «И она была просто счастлива, что я не стал рисовать слащавую картинку. Это была настоящая песня, о ней. Ей реально понравилось. Даже ее отцу понравилось!»

«Nightrain»

Вопреки всем рациональным ожиданиям и общим опасениям, Guns N' Roses закончили основные треки для «Appetite for Destruction» достаточно быстро. Для группы песни воплощали лучшее из того, что Дафф позже называл «двумя годами, посвященными музыке». На благоприятный результат повлияло и то, что сессии проходили на студии «Rumbo» в тихом Канога-парке в долине Сан-Фернандо, в часе езды по загруженному шоссе (а там всегда бывали пробки) от соблазнов Голливуда. «Девицы, дилеры и прочие паразиты просто не могли отвлекать их, потому что они записывались в Долине, — объяснял один из друзей группы. — Это было сделано специально, для большей концентрации на записи».

Все были впечатлены усердием Слэша, который полностью сконцентрировался на работе над треками и доведении звучания гитар до совершенства. Слэш добирался до студии сам, поскольку разбил арендованный фургон группы: взятый напрокат «гибсон SG» еле тянул и разжег в Слэше тягу к разрушению. Существовала даже фотография этого фургона на парковке «Take One Studio» в Бербанке — с разбитой электрогитарой, торчащей из лобового стекла. Поэтому большую часть песен Слэш записал на копии «Les Paul», воткнутой в усилитель «Marshall». Он работал во второй половине дня и вечером. После этого приходил Эксл и пел до рассвета, в результате чего Майку Клинку приходилось работать по восемнадцать часов в день.

Слэш мастерски работал в студии, выкладываясь на полную. Казалось, альбом стал для него всем. Позже он описывал песни диска как «историю всего, через что группа прошла в Голливуде с начала восьмидесятых и до того момента, когда была закончена запись». Слэш официально бросил тяжелые наркотики, но он и его змеи (Клайд и Кранстон) часто ночевали у Тодда Крю, который открыто употреблял героин, так что вопрос о наркозависимости Слэша был открыт.

Но его преданность альбому не угасала. Он проявил себя самоотверженным рок-солдатом. «Слэш прирожденный музыкант, — говорил Роберт Джон. — Если на сцене ему становилось плохо, он блевал за усилителями и продолжал играть. Если во время соло ему на джинсы падала сигарета, и все принимались орать: „чувак, ты горишь!", он все равно доигрывал, как бы ему ни было больно».

Слэш внушал людям благоговейный страх. Эксл называл его своим любимым мультипликационным персонажем. Он действительно выглядел чуть ли не мифологическим героем: наполовину человек, наполовину монстр — кентавр рока.

Единственным приглашенным музыкантом на записи основных треков альбома стал Джефф Фенстер — один из юристов группы.

Фенстеру тогда было тридцать три. Он приехал из Нью-Йорка, окончил факультет права Колумбийского университета и получил работу в «Warner Bros.», когда у руля компании стояли Мо Остин и Ленни Уоронкер (сейчас то время считается золотым веком лейбла). Фенстер уже был знаком с Guns, поскольку подрабатывал по ночам диджеем в хипповом клубе «Scream» в центре города, где группа любила тусоваться, чтобы послушать новинки музыки — так называемый индастриал и новые группы вроде Ministry.

«Днем я работал в „Warner Bros.", — вспоминает Джефф, — а в качестве хобби крутил музыку на разных вечеринках в Голливуде и в „Lhasa Club", где играли альтернативные группы вроде Hüsker Dü. Наверное, я встретил Guns в „Scream", рядом с парком Макартура, где начинали Jane's Addiction. Guns N' Roses тоже там играли, и они должны были попасть в сборник групп, выступавших в „Scream", в работе над которым я принимал участие, — „The Scream Compilation". На том сборнике присутствовал первый сингл Jane's Addiction, но Guns подписали контракт с Геффеном, а тот не разрешил взять трек для нашего маленького независимого проекта.

Тогда в Лос-Анджелесе было пять крутых команд: Guns N' Roses, Faster Pussycat L. A. Guns, Poison и Jet Boy. У Poison был контракт с лейблом, но они выглядели скорее клоунами — за исключением того, что всему Голливуду было известно, что Poison заграбастали самых красивых девиц. (Один из их флаеров откровенно говорил: „Дай мне свободу — или в рот".) Но я помню, как одним вечером видел битву групп в „Whisky" — возможно, там присутствовали все пять команд, — и Эксл Роуз казался альфа-самцом на этой сцене. К нему приклеился имидж „плохого парня", но вместе с тем он был чувственным, почти женственным в своих движениях и манере подачи. Он явно представлял лицо лос-анджелесской сцены тех времен. И потом у них был Слэш — безусловный архетип рокера, и к тому же лучший гитарист в городе.

Я работал над контрактом группы, потому что „Warners" помогала Геффену в рамках дистрибьюторского соглашения. Я числился младшим сотрудником „Warners", и когда пришло время заключать контракт с Guns N' Roses, эта работа досталась мне. В контракте не прописывалось ничего особенного — то ли он был на два альбома, то ли на один с возможностью продления, я не помню. Сумма сделки, вместе с авансом группы и бюджетом альбома, составляла пару сотен тысяч долларов.

Должно быть, я связывался с группой через Тома Зутаута и его ассистентку Терезу Энсенат. Каким-то образом парни узнали, что я еще и на гармошке играю, и я стал тусоваться с ними в их доме, где присутствовало все то, о чем ходило столько сплетен: голые девушки, куча героина, громкая музыка, бьющееся стекло, жалобы соседей, копы, которые приезжали, чтобы создать хотя бы видимость порядка. Возможно, мы джемовали во время их репетиции, но в итоге Эксл попросил меня сыграть на гармошке в их песне „Nightrain" на паре концертов. Первый состоялся в „Madam Wong's", потом я вышел с ними на сцену в „Troubadour". После этого они позвали меня сыграть с ними в „Whisky a Go Go".

Так что я поехал в „Whisky". Я жутко нервничал — многим ли юристам доводится поиграть с группой-клиентом? Я поднялся в местную засранную гримерку и нашел там Эксла в компании двух стриптизерш. Он поздоровался со мной и сказал девушкам: „Это наш друг Джефф. Он сегодня будет с нами играть. Я буду вам очень благодарен, если вы отведете его в туалет и поможете ему расслабиться".

Я пошел с этими двумя девушками, и они просто „обслужили" меня — вместе сделав минет. Потом Guns вышли на сцену, и когда началась „Nightrain", они позвали меня, и я сыграл с ними. Аудитория — в основном девчонки — была в восторге. Очуметь можно. Я был старше группы на десять лет, но Guns это только прикалывало — что их юрист способен на такое. Они дали мне сыграть соло на гармошке, как и раньше». Все это было настолько круто, что Джефф Фенстер с трудом мог поверить, что это происходит на самом деле.

Пару недель спустя Эксл позвонил Джеффу и попросил его приехать в студию, чтобы сыграть на гармошке в «Nightrain» для их альбома. Так что как-то вечером после работы Фенстер выехал на шоссе Вентура в сторону Канога-парка и встретился с группой в «Rumbo».

«Там было очень спокойно, — вспоминает Джефф. — „Rumbo" находилась в Долине и представляла собой старую студию, сплошь аналоговую, обитую деревянными панелями. Обстановка там была скорее умиротворяющей, чем декадентской. Они сыграли мне пару песен — думаю, „Welcome to the Jungle" и „Mr. Brownstone" я уже слышал раньше, — и мне ужасно понравилось».

Джефф записал несколько дорожек гармошки для «Nightrain», и дело было сделано. Майк Клинк сказал ему: «Отличная работа. Молодец».

«Майк вел себя очень вальяжно, — рассказывает Джефф. — Такой спокойный, расслабленный. Нужно учитывать, что тогда никто не ждал от альбома чего-то сверхъестественного. Все думали: вот еще одна группа с бульвара Сансет в духе Motley Criie. Кто будет их слушать? Будет ли вообще кто-то их слушать? Никто тогда не знал».

Прошел месяц или около того. Джефф Фенстер не получал никаких вестей от группы. А потом, весной 1987-го, ему позвонил Эксл и попросил приехать в Нью-Йорк, где сводился альбом. Эксл хотел, чтобы Джефф еще раз сыграл партию гармошки для «Nightrain», на этот раз немного по-другому. Фенстер даже не предполагал, что его ждет.